основании слов какого-то дикого пограничника?
Амос замолчал. Он стоял неподвижно, свирепо глядя на Влачека.
- Садись, Влачек, - тихо, но властно скомандовал Амос, и Влачек
подчинился. - Я не виню тебя. Я тебя прощаю. Нам всем приходится тяжело
сейчас. Мы испытываем чудовищное напряжение. Но мы его выдержим. Мы
передадим этого смутьяна адмиралу Руну, мы отречемся от Плеяд, от
колонистов-недочеловеков, которые не дают молдогам покоя.
Он повернулся к облаченным в черные мундиры сержантам Всемирной
полиции, которые крепко держали Калли, заломив ему руки за спину.
- Уведите арестованного, - спокойно распорядился он. - Заприте его
где-нибудь неподалеку, не спускайте с него глаз. Но позаботьтесь, чтобы у
него было все необходимое... в разумных пределах.
Он посмотрел на Калли.
- Извини, мой мальчик, - печально сказал он. - Мне в самом деле жаль
тебя, Калли. Когда-то ты был для меня как сын... и до сих пор я думаю о
тебе как о сыне. Но мы должны быть готовы на жертвы... даже если это наши
сыновья, даже если это наши собственные жизни... во имя человечества!
Амос медленно опустился в кресло.
- Уведите его, - вновь приказал он полицейским.
Полицейские вывели Калли из кабинета, они прошли по коридору, вышли в
центральный холл. Люди бросали удивленные взгляды на странную троицу:
полицейские продолжали держать Калли за руки, заломив их за спину.
Спустившись лифтом на несколько этажей, миновав несколько коридоров, они
втолкнули Калли в какую-то комнату с видеоэкраном на стене.
Они раздели и тщательно обыскали его. Потом они унесли его одежду,
даже туфли, выдав взамен душевые шлепанцы, казенное белье, спортивные
брюки и свитер. Только после этого с него сняли кляп.
- Так намного лучше, - прокомментировал Калли, растирая губы и
подбородок.
Полицейские ничего не сказали в ответ. Калли почувствовал, что руки
его свободны, услышал звук удаляющихся шагов, потом стук двери.
Обернувшись, он увидел, что его оставили одного. Единственная панель
освещения в центре потолка бросала тусклый свет на жесткую койку, стол,
стул и небольшой шкаф с ящиками. За ширмой имелся санузел.
Калли присел на койку, потом перевернулся на спину. Он задумчиво
уставился в потолок. Где-то в комнате должны быть потайные видеокамеры. Но
ему было плевать на них, он постарался полностью расслабиться. Амос сделал
ровно столько, сколько Калли от него ожидал, - не больше и не меньше. И
тем самым Амос бросил в почву семена собственного краха. Сейчас он, должно
быть, отдает приказ держать присутствие Калли на Земле в секрете. Но
секрет уже наверняка просочился за пределы здания Совета.
Калли закрыл глаза и вскоре заснул крепким сном.
Разбудил его металлический стук: дверь открыли, потом закрыли. Он
приподнялся, опираясь на локоть, увидел, что у порога на полу стоит поднос
с тарелками. Поднявшись с койки, Калли взял поднос и занялся едой.
Покончив с обедом, Калли прошелся по комнате, опытным взглядом
бывалого арестованного отыскивая слабые места своей очередной темницы.
Вдруг ему удастся бежать?
Но комната представляла собой просто металлический ящик. На экране
тянулись к облакам башни Нью-Йоркского мегаполиса. Очевидно, комната
находилась на одном из верхних этажей здания Совета - в случае, если экран
показывал то, что окружало здание, а не картинку. Мебель состояла из
стальной рамы-койки с матрасом из пенорезины, постельное белье - бумажное,
одноразовое. Единственный стул из металлических трубок, крошечный
металлический столик дополняли обстановку. Ничего такого, что можно было
бы использовать вместе ломика или отмычки, чтобы открыть замок или пробить
дыру в двери. Камера освещалась посредством энергопанели, расположенной на
потолке.
На выяснение всех этих деталей Калли понадобилось всего полминуты. В
течение следующих двух часов, он лежал на койке, глядя на гладки потолок с
молочно-белой светящейся панелью. Оставалось, конечно, очень слабая
надежда вывести из строя охранника - или охранников? - когда ему принесут
еду.
Но когда принесли ужин, надежда развеялась, как дым. Двое полицейских
держали Калли под прицелом лазерных пистолетов, а третий внес в комнату
поднос и поставил его на столик. Потом, захватив пустой поднос, охрана
удалилась. Попытка Калли завязать разговор наткнулась на холодное
молчание. Четыре часа спустя - в девять по часам Калли. - Панель в потолке
потускнела. Комната погрузилась в полумрак до семи часов утра.
Завтрак был подан в восемь. Калли съел его, но больше из чувства
долга перед своим организмом. Потом, охваченный апатией, он снова прилег
на койку и принялся рассчитывать заново этапы грядущих событий.
Амос сказал, что Рун должен вернуться на Землю через восемь дней,
проведя переговоры с командирами боевого флота молдогов. Один день на
всякий случай можно вычеркнуть. Вычеркнем еще один - для гарантии.
Следовательно, остается шесть дней. Через шесть дней, самое большее, Калли
должен быть на свободе и начать действовать.
Теоретически Листром вполне может выручить его до конца шестидневного
срока. Калли хорошо знал своих людей и достаточно точно мог прогнозировать
ход событий в Пограничье после того, как он и Листром расстались в точке
связи.
Когда это было? Двенадцать дней они пробирались к Коронному миру, два
дня ушло на похищение принцев, десять дней на возвращение, плюс еще один
день - всего получается двадцать три. Итак, что могло произойти на
Калестине за эти двадцать три дня?
Один день понадобился Листрому на возвращение и посадку в верхней
фермерской зоне и не более чем полдня, чтобы отыскать Эмили Хазека и
вытащить его на свет божий. Затем - довольно сложный период. Эмили
потребовалось, очевидно, дней пять, чтобы собрать вооруженных людей и
двинуться на штурм Калестин-сити, который находился в руках головорезов
Ройса. То есть, шесть дней из двадцати трех.
За один день отряд Эмили должен был достичь столицы. Еще один день -
чтобы взять ее под контроль, не больше. Головорезы Ройса хороши в уличных
драках, но для боя им не хватает ни умения, ни желания. Два плюс шесть -
восемь из двадцати трех.
После этого снова наступает затяжной период. Эмили должен был выслать
корабли на планету Даннена, на Казимир-3 и остальные миры Пограничья. Там,
в свою очередь, пришлось потратить время на сбор отрядов. В самом лучшем
случае Листром получил флот лишь недели две спустя. Четырнадцать дней и
восемь - получается двадцать два. То есть, самое раннее, Листром мог
выступить в поход только вчера.
Для такого многочисленного отряда кораблей потребуется дня четыре на
переход от Калестина к Солнечной системе - даже принимая во внимание
преимущества навигации на хорошо изученной трассе. Следовательно, Листром
достигнет окраин Солнечной системы не раньше, чем послезавтра. Нужно дать
ему еще два дня - на контакт с Лунной базой, на переговоры с Нью-Йорком.
Лишь после этого он, быть может, станет спасителем Калли.
Калли должен пробыть в заключении еще шесть дней. Четыре из них
пройдут без всякой надежды на помощь со стороны Листрома.
Судя по всему, ему придется выбираться из этой металлической коробки
собственными силами.
Пока ему оставалось одно - сидеть тихо и не терять надежды. Надежды
на то, что он верно оценил нынешний характер Амоса Брайта, верно понял
состояние общественного мнения людей на Старых мирах, сформированного тем
же Брайтом. Тот прежний Амос, которого Калли знал на Калестине, не сделал
бы такой ошибки: он не поместил бы Калли под замок, стремясь изолировать
опасный вирус. Он понял бы, что тем самым, учитывая почти стопроцентную
вероятность того, что слухи все-таки будут просачиваться за пределы здания
Совета, он помешает вирус в инкубатор, где тот успеет вызреть.
Но от прежнего Амоса, кажется, мало что осталось. И если сведения об
опросах общественного мнения верны и восемьдесят процентов избирателей
поддерживают Брайта, то и большинство населения Старых миров изменилось не
меньше, и притом не в лучшую сторону. Болезнь зашла далеко. Охранники,
которые приносят еду, станут для Калли лакмусовой бумажкой. Их реакция
скажет, какие именно перемены происходят снаружи. Если таковые происходят,
конечно. Калихэн О'Рурк Уэн, явившийся защищать Старые миры от
надвигавшегося боевого флота молдогов, арестован, посажен под замок по
приказу Амоса Брайта! И слух об этом неминуемо просочится наружу, если уже
не просочился.
"Кто посеет ветер, пожнет бурю, - старая пословица верна", невесело
подумал Калли. Амос, отравленный честолюбием, уже несколько лет
манипулировал Старыми мирами, используя два кнута, два страха людей: страх
перед молдогами и страх перед пограничниками - Монстрами и недочеловеками,
безумными выродками. И если люди Трехпланетья окажутся между Сциллой ли
Харибдой, между угрозой вторжения инопланетян и путчем, переходом власти к
Пограничью, что выберут они, зараженные космофобией люди Старых миров?
В этой схеме имелся слабый элемент, - напомнил себе Калли. Люди
должны сделать выбор вовремя, чтобы у них оставалась возможность спасти
себя. Сейчас время было на вес золота для всех, кроме Калли.
Ему лично предстояло убить шесть дней вынужденного безделья. Калли
спокойно растянулся на койке, заставив себя не думать о нынешних
проблемах, направив мысли в прошлое, к дням своей юности, когда он
только-только покинул особняк губернатора Брайта и отправился в
калестинский буш, чтобы стать траппером.
Воспоминания потекли, как река. Его первая охотничья вылазка, первые
несколько дней в дикой, нетронутой цивилизацией стране - калестинском
буше. Сознание его тогда не успело перестроиться, и грубая трапперская
куртка все еще пахла городской гарью.
Ощущение времени как потока частиц, бесценных минут, часов, дней,
которые он не имел права растратить напрасно, заставляло Калли ускорять
шаги, гнало дальше и дальше, в чашу буша. Отягощенный и замученный тяжелым
переходом, он с вожделением вспоминал о прямых улицах и высоких стенах,
сомневаясь, не слишком ли дорогой ценой достанутся добытые им шкурки.
Несколько дней он чувствовал себя на чужой территории, был непрошенным
гостем среди скал, деревьев, узких тропинок перевалов и белоснежных горных
пиков.
Но, подобно запаху городской гари, который постепенно выветривался,
начали через несколько дней исчезать и психологические препятствия. С
каждым новым утром, когда он просыпался под открытым небом, с каждым
ночным костром, Калли внутренне изменялся. Уже к концу четвертого дня он
слился с первозданной природой, вернее, был поглощен ею. Он больше не
воспринимал время, как череду минут и часов, он плыл сквозь него,
спокойно, естественно, подобно планете, совершающей годовой круг своей
орбиты.
Длительный переход от одного горного кряжа к другому, темно-синему и
туманному на фоне голубого неба, казался ему одним великанским шагом,
который он сделал лениво, переступив сразу через целую череду восходов и
закатов. Ноги его научились шагать автоматически, самостоятельно.
Ему уже нипочем были лишения, он перестал ощущать вес рюкзака и
винтовки. И мысли становились неторопливыми и тягучими, как переход от
одной гряды к другой...
Погрузившись в воспоминания, Калли почти не заметил, как прошли пять
следующих дней. Едва ли заметил он также, что дверь комнаты теперь
открывалась ли закрывалась с почтительной осторожностью, а еда стала
вкуснее и разнообразнее. Но однажды наступило утро, и внутренние часы
Калли подали тревожный сигнал. Он вернулся к реальности - наступил шестой
день, время ожидания истекло, а Листром не появился. Калли сел, принялся
за только что принесенный завтрак. Он чувствовал, что засиделся, и
перспектива активных действий очень привлекала его. Позавтракав, он с
необыкновенной энергией принялся умываться и бриться. Потом присел на
койку, мысленно пробежался по всем этапам и поворотам своего плана, сличая
все расчеты и выводы, словно боец, который проверяет состояние оружия,
прежде чем броситься в сражение.
Наконец, удовлетворенный, - кажется, ничего не пропущено, - он
подошел к двери и застучал в нее кулаком.
Казалось, стука никто не слышит, хотя Калли барабанил в дверь изо
всех сил.
- Охрана! - гаркнул Калли. - Охрана! Откройте! Мне нужно поговорить!
За дверью послышались голоса, но дверь не открылась. Постучав еще
немного, Калли вернулся к койке, присел и стал ждать.
Минуты три спустя щелкнул замок, дверь распахнулась. В дверном проеме
стояла обычная троица охранников. Тот, у которого на рукаве были
сержантские нашивки, тяжело дышал, словно ему пришлось пробежать изрядное
расстояние, чтобы присоединиться к остальным двум. Все трое смотрели на
Калли.
- Что... - Сержант перевел дыхание. - Что случилось, господин Уэн?
Его вежливый тон очень сильно отличался от той оскорбительной
пренебрежительности, с какой полицейские относились к Калли в первые дни.
"Слухи - отметил про себя Калли, - в самом деле начинают просачиваться!".
Он сказал сердито:
- По-вашему, я должен сидеть и смотреть на голые стены? Неужели
нельзя принести мне что-нибудь почитать... или еще что-нибудь, чтобы
занять время?
Сержант к этому времени успел отдышаться.
- Все что угодно, сэр. Таков приказ. Все, что угодно... в разумных
пределах. Вы только скажите, что вам принести...
- Несколько кассет для чтения и просматриватель, - сухо распорядился
Калли. - И колоду карт - это можно устроить? Я бы сам с собой поиграл в
пограничный бридж, если уж больше делать нечего.
- Конечно! Непременно! - заверил его сержант, достав из нагрудного
кармана черный служебный блокнот и стило. - В конце есть чистые страницы.
Вырвите и запишите все, что вы хотели бы получить. Мне придется утвердить
ваш список - но этой займет лишь пару лишних минут.
Калли поднялся, взял стило и блокнот, вырвал полдесятка частых
листочков, составил список, включавший в себя несколько книг, колоду карт,
потом, словно только что вспомнив, добавил просьбу о свежих выпусках
новостей. Листочек он вручил сержанту вместе с блокнотом, при этом Калли
остался сидеть у стола.
- Я пометил там... колода должна быть в шестьдесят карт, такие делают
у нас, в Пограничье. В Нью-Йоркском комплексе когда-то был магазин
импортных товаров, там такие колоды продавались. Чтобы играть одному,
нужно четыре джокера разных цветов. Смотрите, чтобы мне не всучили ваши
земные карты, мне они ни к чему.
- Если список будет передан вниз, вы получите именно то, что нужно,
господин Уэн.
Сержант вышел в коридор, дверь была закрыта и заперта. Калли снова
сел на койку и принялся ждать.
Минут двадцать спустя он услышал щелчок замка - дверь отпирали.
Теперь сержант пришел один.
- Вот, пожалуйста, сэр. Прошу прощения... сводку новостей принести не
разрешили. Это от меня не зависит...
Он передал Калли четыре кассеты-книги и просматриватель, а также
колоду карт в пластиковой упаковке.
- Спасибо, - поблагодарил Калли. - Закройте на минутку дверь, я хочу
кое-что вам сказать.
Немного помявшись, сержант затворил дверь.
- Спасибо, - тихо сказал Калли. - Я решил воспользоваться случаем и
заверить вас в том, что лично к вам у меня претензий нет, - в глазах
сержанта мелькнула искра благодарности.
- И против Амоса Брайта тоже, - продолжил Калли, - полагаю, вам
известно, что калестине я по существу был его приемным сыном.
Амос был тогда великим человеком.
- Он и сейчас... великий человек. - В голосе сержанта звучала слабая,
но заметная нерешительность.
- Вы верите в это? - Калли пристально посмотрел на него.
- Конечно... - Снова чуть заметная пауза. - Ведь он единственный в
Совете знает обе стороны, - я хочу сказать, он знает Старые миры и
Пограничье, одинаково. Более того, - сержант заговорил увереннее, - он
десять лет провел в Пограничье и смог вернуться... - Он запнулся
смутившись.
- В своем уме? Неизменившийся? - подсказал Калли.
- Ну, в общем... да.
- Это интересно. - Калли откинулся на стену (он сидел на койке) и
улыбнулся уголком рта. - А если с ним все-таки произошла перемена? А если
он тихо свихнулся, пока находился на Калестине, - только этого никто не
заметил.
- Но как это возможно? - Голос сержанта был тверд.
- Странно, странно... только он один... из тысяч людей... нисколько
не изменился под влиянием Пограничья. Из всех жителей Пограничья - только
он. Все спятили, а он сохранил ясность рассудка!
- Потому он и великий человек. - Сержант сделал шаг назад, потянулся
к дверной ручке. - Если вам больше ничего не нужно, господин Уэн, я
вернусь и...
- Но если жизнь в Пограничье не прошла для Амоса бесследно, он лишь
скрывал этот факт, то многие люди, узнав теперь об этом, начнут по-другому
к нему относиться, верно?
Сержант бросил на Калли удивленный взгляд.
- Вы имеете в виду... - Он замолчал.
- Что? Что вы хотели спросить? - Калли с невинным видом посмотрел в
глаза сержанту.
- Нет, ничего. - Сержант повернулся и вышел.
Калли проводил его взглядом. Щелкнул замок. Калли печально покачав
головой - он знал, что скрытые видеообъективы передадут это движение тем,
кто сейчас наблюдал за комнатой. Потом он принялся с рассеянным видом
осматривать свои приобретения.
Одну за одной он вставлял кассеты фильмокниг в просматриватель. Потом
небрежно взял колоду карт.
Пластиковая оболочка была гладкой и прозрачной. С этикетки на Калли
смотрели слова: "Пограничный импорт. 60 карт". Калли одобрительно кивнул.
Это была настоящая колода из тех, которым пользовались в свое время
космические угонщики - взрывной инструмент, который Калли описывал Майку
Бурджва и его товарищам по оружию на борту преследовавшего молдогский
корабль с заложниками "Нанш Ракха".
Как он и надеялся, нынешние владельцы магазина сохранили несколько
старых колод, не подозревая об их истинной сущности. Только пограничник
мог попросить такую колоду, если она не лежала на витрине. А наличие
шестидесятикартовой колоды было зарегистрировано в памяти магазинного
компьютера. Теперь у Калли имелся инструмент, который мог быть использован
как оружие. Он перевернул колоду, чтобы осмотреть красную
печатку-наклейку, одновременно служившую запалом и реле времени.
Но наклейки там не оказалось!
Калли тупо смотрел на колоду, на то место, где должна была быть
печатка. Потом он понял, что произошло. Колоду уже вскрывали. Охрана,
выполняя предписания устава, открыла колоду, проверила, не спрятано ли
между картами что-нибудь полезное для арестованного и опасное для охраны.
Ничего подозрительного не обнаружив, они запечатали колоду, используя
кусочек клейкой ленты.
Потенциально эта игрушка вполне могла взорваться, но без запала она
была не опаснее самой обыкновенной карточной колоды. Калли, задумавшись,
отодвинул карты, кассеты фильмокниг и все остальное в сторону, прилег на
койку, закрыл глаза.
Он немного подремал... Потом вскочил, вызвал охранника.
- Слушаю вас, господин Уэн?
- Знаете... - Калли дружелюбно улыбнулся. - Нельзя ли какое-нибудь
растение сюда поставить? Чтобы не так мрачно было. Какой-нибудь цветок в
горшочке, что-нибудь в этом роде...
- Я узнаю.
Дверь захлопнулась. Но меньше, чем через час она была вновь
распахнута и охранник внес герань с розовыми цветочками в тяжелом
керамическом горшке.
Прекрасно, спасибо! - поблагодарил его Калли. - Поставьте вот туда,
на столик.
Сам он тем временем продолжал раскладывать карты на койке, готовясь к
партии в пограничный бридж. Дверь со звоном захлопнулась. Калли втянул
носом воздух, одобрительно кивнул - пряный запах герани уже наполнял
комнату.
Остаток дня он провел за игрой в карты и чтением. Когда осветительная
панель померкла, он отложил карты и лег спать.
Карты были разбросаны по всей койке. Калли небрежно смахнул их на
пол, так что карты упали в узкий промежуток между койкой и столиком, потом
разделся, залез под простыню, натянул ее до самого подбородка и повернулся
лицом к прикроватному столику. Примерно полчаса он никак не мог
успокоиться, ерзал и ворочался. Наконец дыхание его стало ровным, он
перестал шевелиться.
Весь остаток ночи, - с точки зрения тайного наблюдателя, следившего
за Калли, - арестованный спал сладким сном, лежа на боку лицом к столику у
кровати. Несколько раз он поднимался, набирал в стакан воды и выпивал,
снова набирал и относил к кровати, где ставил на пол, в промежуток между
кроватью и столиком. Время от времени он шевелился, что явно указывало на
новый приступ жажды, которую он утолял водой из приготовленного стакана.
Все это мог видеть тайный наблюдатель. На самом же деле, под
прикрытием столика, Калли работал, не покладая рук. Начал он часа через
три после того, как якобы заснул. Стараясь не выдать себя лишним
движением, он принялся отвинчивать металлическую ножку столика - ту, что
была ближе к кровати.
Первая ножка упорно сопротивлялась попыткам Калли открутить ее, но
постепенно, делая вид, что он тревожно шевелится во сне, Калли удалось
сдвинуть дело с мертвой точки. Потом все пошло легко - нужно было лишь
терпеливо, дюйм за дюймом, поворачивать ножку.
Освободив ее, он осторожно, чтобы не нарушить равновесие столика,
балансировавшего на трех оставшихся ножках, упер конец ножки в изгиб
локтя, прижал к полу противоположный конец, с помощью правой руки и зубов
он терпеливо трудился над колодой карт.
Медленно и аккуратно он разорвал карты на мелкие кусочки, пропитал
каждый кусочек водой из стакана. Когда картон разбух, он начал засовывать
кусочки в отвинченную трубку, перемежая их с порциями земли, которую он
позаимствовал из горшка с геранью, и остатками ужина, наполовину
пережеванными.
На то, чтобы заполнить трубку, ушла почти вся ночь. Это была нелегкая
работа. Когда в трубке больше не оставалось места, почти вся колода была
использована - лишними оказались пять карт. Он начал осторожно
привинчивать ножку на место, спрессовывая начинку, пока кашица не
выдавилась темным ободком вокруг гнезда. Потом он подобрал прозрачную
пластиковую обертку колоды, сунул в нее оставшиеся карты и положил в
нагрудный карман рубашки - со стороны колода казалась полной. После чего
он заснул с чувством исполненного долга.
Часа три спустя принесли завтрак, и Калли был разбужен.
Он заставил себя встать, поковырял яичницу с ветчиной, выпил кофе.
Потом потер покрасневшие глаза, отправился к умывальнику. Он умылся,
почистил зубы, побрился и, придя таким образом, в более бодрое состояние,
присел - на этот раз на стул. Он протянул руку к столику, ладонь его легла
на просматриватель для фильмокниг и одну из кассет. Он взял
просматриватель, без особого интереса вставил в него кассету. Но мысли его
были сосредоточены на металлической ножке стола, которую он за ночь
превратил в бомбу.
Это в самом деле была бомба. Нитроцеллюлоза, смешанная с массой,
богатой органическими элементами, возгорится сама собой через несколько
часов.
Калли не мог точно рассчитать время - он был не настолько хорошим
химиком. С подобными смесями он не раз имел дело в годы Восстания и не
сомневался: при нормальной комнатной температуре смесь достигнет точки
самопроизвольного возгорания - и взрыва! - еще до обеда.
Оставалось сделать две вещи. Поместить ножку стола как можно ближе к
той стороне двери, где находился замок, и найти наиболее безопасную
позицию для себя.
Для этого Калли изобрел достаточно убедительный предлог. Сначала он
так долго смотрел в окуляры просматривателя, что наблюдателю это наверняка
до смерти надоело. Потом узник решил заняться уборкой камеры. Он обвязал
полотенце вокруг талии и с помощью простыни тщательно вымыл пол, а грязную
простыню положил мокнуть в раковину. Потом снял с кровати все остальное
белье. Для этого пришлось отодвинуть столик, теперь он частично перекрывал
дверной проем, начиненная импровизированной взрывчаткой ножка оказалась
как раз вплотную к засову замка. Белье он отнес к умывальнику, где и
оставил.
Наконец, он решился даже на такую крайность, как перенос матраца за
ширму. Там он прислонил матрац к металлическому листу перегородки. Теперь
между пространством за ширмой и дверью был толстый пенорезиновый матрац и
тонкая сталь перегородки. Он приготовил набор сердитых и путаных доводов -
на случай, если охрана, встревоженная странными маневрами Калли, поспешит
задать несколько вопросов относительно причин его необычного поведения. Но
охрана признаков беспокойства не выказывала, и он занялся стиркой, чтобы
убить медленно тянувшиеся утренние часы.
Стирая белье, он под воздействием однообразной работы впал в
полудремотное состояние, из которого был вырван громом взрыва. Годами
выработанные рефлексы бросили Калли на пол, он накрыл голову руками,
прижался к матрацу. Но он так и не почувствовал удара взрывной волны. И
лишь секунду спустя до Калли дошло, что слышал он взрыв вне своей
самодельной бомбы.
Он заглянул в комнату и нашел ее в прежнем состоянии. Все пребывало
на старых местах, в целости и сохранности. Снова донесся громовой раскат.
И снова. Гремела металлическая дверь камеры под ударами кулаков - или даже
прикладов?
- Калли? Ты здесь? - Это был голос Листрома. - Отойди подальше от
двери. Мы тебя через минуту вытащим.
Амос замолчал. Он стоял неподвижно, свирепо глядя на Влачека.
- Садись, Влачек, - тихо, но властно скомандовал Амос, и Влачек
подчинился. - Я не виню тебя. Я тебя прощаю. Нам всем приходится тяжело
сейчас. Мы испытываем чудовищное напряжение. Но мы его выдержим. Мы
передадим этого смутьяна адмиралу Руну, мы отречемся от Плеяд, от
колонистов-недочеловеков, которые не дают молдогам покоя.
Он повернулся к облаченным в черные мундиры сержантам Всемирной
полиции, которые крепко держали Калли, заломив ему руки за спину.
- Уведите арестованного, - спокойно распорядился он. - Заприте его
где-нибудь неподалеку, не спускайте с него глаз. Но позаботьтесь, чтобы у
него было все необходимое... в разумных пределах.
Он посмотрел на Калли.
- Извини, мой мальчик, - печально сказал он. - Мне в самом деле жаль
тебя, Калли. Когда-то ты был для меня как сын... и до сих пор я думаю о
тебе как о сыне. Но мы должны быть готовы на жертвы... даже если это наши
сыновья, даже если это наши собственные жизни... во имя человечества!
Амос медленно опустился в кресло.
- Уведите его, - вновь приказал он полицейским.
Полицейские вывели Калли из кабинета, они прошли по коридору, вышли в
центральный холл. Люди бросали удивленные взгляды на странную троицу:
полицейские продолжали держать Калли за руки, заломив их за спину.
Спустившись лифтом на несколько этажей, миновав несколько коридоров, они
втолкнули Калли в какую-то комнату с видеоэкраном на стене.
Они раздели и тщательно обыскали его. Потом они унесли его одежду,
даже туфли, выдав взамен душевые шлепанцы, казенное белье, спортивные
брюки и свитер. Только после этого с него сняли кляп.
- Так намного лучше, - прокомментировал Калли, растирая губы и
подбородок.
Полицейские ничего не сказали в ответ. Калли почувствовал, что руки
его свободны, услышал звук удаляющихся шагов, потом стук двери.
Обернувшись, он увидел, что его оставили одного. Единственная панель
освещения в центре потолка бросала тусклый свет на жесткую койку, стол,
стул и небольшой шкаф с ящиками. За ширмой имелся санузел.
Калли присел на койку, потом перевернулся на спину. Он задумчиво
уставился в потолок. Где-то в комнате должны быть потайные видеокамеры. Но
ему было плевать на них, он постарался полностью расслабиться. Амос сделал
ровно столько, сколько Калли от него ожидал, - не больше и не меньше. И
тем самым Амос бросил в почву семена собственного краха. Сейчас он, должно
быть, отдает приказ держать присутствие Калли на Земле в секрете. Но
секрет уже наверняка просочился за пределы здания Совета.
Калли закрыл глаза и вскоре заснул крепким сном.
Разбудил его металлический стук: дверь открыли, потом закрыли. Он
приподнялся, опираясь на локоть, увидел, что у порога на полу стоит поднос
с тарелками. Поднявшись с койки, Калли взял поднос и занялся едой.
Покончив с обедом, Калли прошелся по комнате, опытным взглядом
бывалого арестованного отыскивая слабые места своей очередной темницы.
Вдруг ему удастся бежать?
Но комната представляла собой просто металлический ящик. На экране
тянулись к облакам башни Нью-Йоркского мегаполиса. Очевидно, комната
находилась на одном из верхних этажей здания Совета - в случае, если экран
показывал то, что окружало здание, а не картинку. Мебель состояла из
стальной рамы-койки с матрасом из пенорезины, постельное белье - бумажное,
одноразовое. Единственный стул из металлических трубок, крошечный
металлический столик дополняли обстановку. Ничего такого, что можно было
бы использовать вместе ломика или отмычки, чтобы открыть замок или пробить
дыру в двери. Камера освещалась посредством энергопанели, расположенной на
потолке.
На выяснение всех этих деталей Калли понадобилось всего полминуты. В
течение следующих двух часов, он лежал на койке, глядя на гладки потолок с
молочно-белой светящейся панелью. Оставалось, конечно, очень слабая
надежда вывести из строя охранника - или охранников? - когда ему принесут
еду.
Но когда принесли ужин, надежда развеялась, как дым. Двое полицейских
держали Калли под прицелом лазерных пистолетов, а третий внес в комнату
поднос и поставил его на столик. Потом, захватив пустой поднос, охрана
удалилась. Попытка Калли завязать разговор наткнулась на холодное
молчание. Четыре часа спустя - в девять по часам Калли. - Панель в потолке
потускнела. Комната погрузилась в полумрак до семи часов утра.
Завтрак был подан в восемь. Калли съел его, но больше из чувства
долга перед своим организмом. Потом, охваченный апатией, он снова прилег
на койку и принялся рассчитывать заново этапы грядущих событий.
Амос сказал, что Рун должен вернуться на Землю через восемь дней,
проведя переговоры с командирами боевого флота молдогов. Один день на
всякий случай можно вычеркнуть. Вычеркнем еще один - для гарантии.
Следовательно, остается шесть дней. Через шесть дней, самое большее, Калли
должен быть на свободе и начать действовать.
Теоретически Листром вполне может выручить его до конца шестидневного
срока. Калли хорошо знал своих людей и достаточно точно мог прогнозировать
ход событий в Пограничье после того, как он и Листром расстались в точке
связи.
Когда это было? Двенадцать дней они пробирались к Коронному миру, два
дня ушло на похищение принцев, десять дней на возвращение, плюс еще один
день - всего получается двадцать три. Итак, что могло произойти на
Калестине за эти двадцать три дня?
Один день понадобился Листрому на возвращение и посадку в верхней
фермерской зоне и не более чем полдня, чтобы отыскать Эмили Хазека и
вытащить его на свет божий. Затем - довольно сложный период. Эмили
потребовалось, очевидно, дней пять, чтобы собрать вооруженных людей и
двинуться на штурм Калестин-сити, который находился в руках головорезов
Ройса. То есть, шесть дней из двадцати трех.
За один день отряд Эмили должен был достичь столицы. Еще один день -
чтобы взять ее под контроль, не больше. Головорезы Ройса хороши в уличных
драках, но для боя им не хватает ни умения, ни желания. Два плюс шесть -
восемь из двадцати трех.
После этого снова наступает затяжной период. Эмили должен был выслать
корабли на планету Даннена, на Казимир-3 и остальные миры Пограничья. Там,
в свою очередь, пришлось потратить время на сбор отрядов. В самом лучшем
случае Листром получил флот лишь недели две спустя. Четырнадцать дней и
восемь - получается двадцать два. То есть, самое раннее, Листром мог
выступить в поход только вчера.
Для такого многочисленного отряда кораблей потребуется дня четыре на
переход от Калестина к Солнечной системе - даже принимая во внимание
преимущества навигации на хорошо изученной трассе. Следовательно, Листром
достигнет окраин Солнечной системы не раньше, чем послезавтра. Нужно дать
ему еще два дня - на контакт с Лунной базой, на переговоры с Нью-Йорком.
Лишь после этого он, быть может, станет спасителем Калли.
Калли должен пробыть в заключении еще шесть дней. Четыре из них
пройдут без всякой надежды на помощь со стороны Листрома.
Судя по всему, ему придется выбираться из этой металлической коробки
собственными силами.
Пока ему оставалось одно - сидеть тихо и не терять надежды. Надежды
на то, что он верно оценил нынешний характер Амоса Брайта, верно понял
состояние общественного мнения людей на Старых мирах, сформированного тем
же Брайтом. Тот прежний Амос, которого Калли знал на Калестине, не сделал
бы такой ошибки: он не поместил бы Калли под замок, стремясь изолировать
опасный вирус. Он понял бы, что тем самым, учитывая почти стопроцентную
вероятность того, что слухи все-таки будут просачиваться за пределы здания
Совета, он помешает вирус в инкубатор, где тот успеет вызреть.
Но от прежнего Амоса, кажется, мало что осталось. И если сведения об
опросах общественного мнения верны и восемьдесят процентов избирателей
поддерживают Брайта, то и большинство населения Старых миров изменилось не
меньше, и притом не в лучшую сторону. Болезнь зашла далеко. Охранники,
которые приносят еду, станут для Калли лакмусовой бумажкой. Их реакция
скажет, какие именно перемены происходят снаружи. Если таковые происходят,
конечно. Калихэн О'Рурк Уэн, явившийся защищать Старые миры от
надвигавшегося боевого флота молдогов, арестован, посажен под замок по
приказу Амоса Брайта! И слух об этом неминуемо просочится наружу, если уже
не просочился.
"Кто посеет ветер, пожнет бурю, - старая пословица верна", невесело
подумал Калли. Амос, отравленный честолюбием, уже несколько лет
манипулировал Старыми мирами, используя два кнута, два страха людей: страх
перед молдогами и страх перед пограничниками - Монстрами и недочеловеками,
безумными выродками. И если люди Трехпланетья окажутся между Сциллой ли
Харибдой, между угрозой вторжения инопланетян и путчем, переходом власти к
Пограничью, что выберут они, зараженные космофобией люди Старых миров?
В этой схеме имелся слабый элемент, - напомнил себе Калли. Люди
должны сделать выбор вовремя, чтобы у них оставалась возможность спасти
себя. Сейчас время было на вес золота для всех, кроме Калли.
Ему лично предстояло убить шесть дней вынужденного безделья. Калли
спокойно растянулся на койке, заставив себя не думать о нынешних
проблемах, направив мысли в прошлое, к дням своей юности, когда он
только-только покинул особняк губернатора Брайта и отправился в
калестинский буш, чтобы стать траппером.
Воспоминания потекли, как река. Его первая охотничья вылазка, первые
несколько дней в дикой, нетронутой цивилизацией стране - калестинском
буше. Сознание его тогда не успело перестроиться, и грубая трапперская
куртка все еще пахла городской гарью.
Ощущение времени как потока частиц, бесценных минут, часов, дней,
которые он не имел права растратить напрасно, заставляло Калли ускорять
шаги, гнало дальше и дальше, в чашу буша. Отягощенный и замученный тяжелым
переходом, он с вожделением вспоминал о прямых улицах и высоких стенах,
сомневаясь, не слишком ли дорогой ценой достанутся добытые им шкурки.
Несколько дней он чувствовал себя на чужой территории, был непрошенным
гостем среди скал, деревьев, узких тропинок перевалов и белоснежных горных
пиков.
Но, подобно запаху городской гари, который постепенно выветривался,
начали через несколько дней исчезать и психологические препятствия. С
каждым новым утром, когда он просыпался под открытым небом, с каждым
ночным костром, Калли внутренне изменялся. Уже к концу четвертого дня он
слился с первозданной природой, вернее, был поглощен ею. Он больше не
воспринимал время, как череду минут и часов, он плыл сквозь него,
спокойно, естественно, подобно планете, совершающей годовой круг своей
орбиты.
Длительный переход от одного горного кряжа к другому, темно-синему и
туманному на фоне голубого неба, казался ему одним великанским шагом,
который он сделал лениво, переступив сразу через целую череду восходов и
закатов. Ноги его научились шагать автоматически, самостоятельно.
Ему уже нипочем были лишения, он перестал ощущать вес рюкзака и
винтовки. И мысли становились неторопливыми и тягучими, как переход от
одной гряды к другой...
Погрузившись в воспоминания, Калли почти не заметил, как прошли пять
следующих дней. Едва ли заметил он также, что дверь комнаты теперь
открывалась ли закрывалась с почтительной осторожностью, а еда стала
вкуснее и разнообразнее. Но однажды наступило утро, и внутренние часы
Калли подали тревожный сигнал. Он вернулся к реальности - наступил шестой
день, время ожидания истекло, а Листром не появился. Калли сел, принялся
за только что принесенный завтрак. Он чувствовал, что засиделся, и
перспектива активных действий очень привлекала его. Позавтракав, он с
необыкновенной энергией принялся умываться и бриться. Потом присел на
койку, мысленно пробежался по всем этапам и поворотам своего плана, сличая
все расчеты и выводы, словно боец, который проверяет состояние оружия,
прежде чем броситься в сражение.
Наконец, удовлетворенный, - кажется, ничего не пропущено, - он
подошел к двери и застучал в нее кулаком.
Казалось, стука никто не слышит, хотя Калли барабанил в дверь изо
всех сил.
- Охрана! - гаркнул Калли. - Охрана! Откройте! Мне нужно поговорить!
За дверью послышались голоса, но дверь не открылась. Постучав еще
немного, Калли вернулся к койке, присел и стал ждать.
Минуты три спустя щелкнул замок, дверь распахнулась. В дверном проеме
стояла обычная троица охранников. Тот, у которого на рукаве были
сержантские нашивки, тяжело дышал, словно ему пришлось пробежать изрядное
расстояние, чтобы присоединиться к остальным двум. Все трое смотрели на
Калли.
- Что... - Сержант перевел дыхание. - Что случилось, господин Уэн?
Его вежливый тон очень сильно отличался от той оскорбительной
пренебрежительности, с какой полицейские относились к Калли в первые дни.
"Слухи - отметил про себя Калли, - в самом деле начинают просачиваться!".
Он сказал сердито:
- По-вашему, я должен сидеть и смотреть на голые стены? Неужели
нельзя принести мне что-нибудь почитать... или еще что-нибудь, чтобы
занять время?
Сержант к этому времени успел отдышаться.
- Все что угодно, сэр. Таков приказ. Все, что угодно... в разумных
пределах. Вы только скажите, что вам принести...
- Несколько кассет для чтения и просматриватель, - сухо распорядился
Калли. - И колоду карт - это можно устроить? Я бы сам с собой поиграл в
пограничный бридж, если уж больше делать нечего.
- Конечно! Непременно! - заверил его сержант, достав из нагрудного
кармана черный служебный блокнот и стило. - В конце есть чистые страницы.
Вырвите и запишите все, что вы хотели бы получить. Мне придется утвердить
ваш список - но этой займет лишь пару лишних минут.
Калли поднялся, взял стило и блокнот, вырвал полдесятка частых
листочков, составил список, включавший в себя несколько книг, колоду карт,
потом, словно только что вспомнив, добавил просьбу о свежих выпусках
новостей. Листочек он вручил сержанту вместе с блокнотом, при этом Калли
остался сидеть у стола.
- Я пометил там... колода должна быть в шестьдесят карт, такие делают
у нас, в Пограничье. В Нью-Йоркском комплексе когда-то был магазин
импортных товаров, там такие колоды продавались. Чтобы играть одному,
нужно четыре джокера разных цветов. Смотрите, чтобы мне не всучили ваши
земные карты, мне они ни к чему.
- Если список будет передан вниз, вы получите именно то, что нужно,
господин Уэн.
Сержант вышел в коридор, дверь была закрыта и заперта. Калли снова
сел на койку и принялся ждать.
Минут двадцать спустя он услышал щелчок замка - дверь отпирали.
Теперь сержант пришел один.
- Вот, пожалуйста, сэр. Прошу прощения... сводку новостей принести не
разрешили. Это от меня не зависит...
Он передал Калли четыре кассеты-книги и просматриватель, а также
колоду карт в пластиковой упаковке.
- Спасибо, - поблагодарил Калли. - Закройте на минутку дверь, я хочу
кое-что вам сказать.
Немного помявшись, сержант затворил дверь.
- Спасибо, - тихо сказал Калли. - Я решил воспользоваться случаем и
заверить вас в том, что лично к вам у меня претензий нет, - в глазах
сержанта мелькнула искра благодарности.
- И против Амоса Брайта тоже, - продолжил Калли, - полагаю, вам
известно, что калестине я по существу был его приемным сыном.
Амос был тогда великим человеком.
- Он и сейчас... великий человек. - В голосе сержанта звучала слабая,
но заметная нерешительность.
- Вы верите в это? - Калли пристально посмотрел на него.
- Конечно... - Снова чуть заметная пауза. - Ведь он единственный в
Совете знает обе стороны, - я хочу сказать, он знает Старые миры и
Пограничье, одинаково. Более того, - сержант заговорил увереннее, - он
десять лет провел в Пограничье и смог вернуться... - Он запнулся
смутившись.
- В своем уме? Неизменившийся? - подсказал Калли.
- Ну, в общем... да.
- Это интересно. - Калли откинулся на стену (он сидел на койке) и
улыбнулся уголком рта. - А если с ним все-таки произошла перемена? А если
он тихо свихнулся, пока находился на Калестине, - только этого никто не
заметил.
- Но как это возможно? - Голос сержанта был тверд.
- Странно, странно... только он один... из тысяч людей... нисколько
не изменился под влиянием Пограничья. Из всех жителей Пограничья - только
он. Все спятили, а он сохранил ясность рассудка!
- Потому он и великий человек. - Сержант сделал шаг назад, потянулся
к дверной ручке. - Если вам больше ничего не нужно, господин Уэн, я
вернусь и...
- Но если жизнь в Пограничье не прошла для Амоса бесследно, он лишь
скрывал этот факт, то многие люди, узнав теперь об этом, начнут по-другому
к нему относиться, верно?
Сержант бросил на Калли удивленный взгляд.
- Вы имеете в виду... - Он замолчал.
- Что? Что вы хотели спросить? - Калли с невинным видом посмотрел в
глаза сержанту.
- Нет, ничего. - Сержант повернулся и вышел.
Калли проводил его взглядом. Щелкнул замок. Калли печально покачав
головой - он знал, что скрытые видеообъективы передадут это движение тем,
кто сейчас наблюдал за комнатой. Потом он принялся с рассеянным видом
осматривать свои приобретения.
Одну за одной он вставлял кассеты фильмокниг в просматриватель. Потом
небрежно взял колоду карт.
Пластиковая оболочка была гладкой и прозрачной. С этикетки на Калли
смотрели слова: "Пограничный импорт. 60 карт". Калли одобрительно кивнул.
Это была настоящая колода из тех, которым пользовались в свое время
космические угонщики - взрывной инструмент, который Калли описывал Майку
Бурджва и его товарищам по оружию на борту преследовавшего молдогский
корабль с заложниками "Нанш Ракха".
Как он и надеялся, нынешние владельцы магазина сохранили несколько
старых колод, не подозревая об их истинной сущности. Только пограничник
мог попросить такую колоду, если она не лежала на витрине. А наличие
шестидесятикартовой колоды было зарегистрировано в памяти магазинного
компьютера. Теперь у Калли имелся инструмент, который мог быть использован
как оружие. Он перевернул колоду, чтобы осмотреть красную
печатку-наклейку, одновременно служившую запалом и реле времени.
Но наклейки там не оказалось!
Калли тупо смотрел на колоду, на то место, где должна была быть
печатка. Потом он понял, что произошло. Колоду уже вскрывали. Охрана,
выполняя предписания устава, открыла колоду, проверила, не спрятано ли
между картами что-нибудь полезное для арестованного и опасное для охраны.
Ничего подозрительного не обнаружив, они запечатали колоду, используя
кусочек клейкой ленты.
Потенциально эта игрушка вполне могла взорваться, но без запала она
была не опаснее самой обыкновенной карточной колоды. Калли, задумавшись,
отодвинул карты, кассеты фильмокниг и все остальное в сторону, прилег на
койку, закрыл глаза.
Он немного подремал... Потом вскочил, вызвал охранника.
- Слушаю вас, господин Уэн?
- Знаете... - Калли дружелюбно улыбнулся. - Нельзя ли какое-нибудь
растение сюда поставить? Чтобы не так мрачно было. Какой-нибудь цветок в
горшочке, что-нибудь в этом роде...
- Я узнаю.
Дверь захлопнулась. Но меньше, чем через час она была вновь
распахнута и охранник внес герань с розовыми цветочками в тяжелом
керамическом горшке.
Прекрасно, спасибо! - поблагодарил его Калли. - Поставьте вот туда,
на столик.
Сам он тем временем продолжал раскладывать карты на койке, готовясь к
партии в пограничный бридж. Дверь со звоном захлопнулась. Калли втянул
носом воздух, одобрительно кивнул - пряный запах герани уже наполнял
комнату.
Остаток дня он провел за игрой в карты и чтением. Когда осветительная
панель померкла, он отложил карты и лег спать.
Карты были разбросаны по всей койке. Калли небрежно смахнул их на
пол, так что карты упали в узкий промежуток между койкой и столиком, потом
разделся, залез под простыню, натянул ее до самого подбородка и повернулся
лицом к прикроватному столику. Примерно полчаса он никак не мог
успокоиться, ерзал и ворочался. Наконец дыхание его стало ровным, он
перестал шевелиться.
Весь остаток ночи, - с точки зрения тайного наблюдателя, следившего
за Калли, - арестованный спал сладким сном, лежа на боку лицом к столику у
кровати. Несколько раз он поднимался, набирал в стакан воды и выпивал,
снова набирал и относил к кровати, где ставил на пол, в промежуток между
кроватью и столиком. Время от времени он шевелился, что явно указывало на
новый приступ жажды, которую он утолял водой из приготовленного стакана.
Все это мог видеть тайный наблюдатель. На самом же деле, под
прикрытием столика, Калли работал, не покладая рук. Начал он часа через
три после того, как якобы заснул. Стараясь не выдать себя лишним
движением, он принялся отвинчивать металлическую ножку столика - ту, что
была ближе к кровати.
Первая ножка упорно сопротивлялась попыткам Калли открутить ее, но
постепенно, делая вид, что он тревожно шевелится во сне, Калли удалось
сдвинуть дело с мертвой точки. Потом все пошло легко - нужно было лишь
терпеливо, дюйм за дюймом, поворачивать ножку.
Освободив ее, он осторожно, чтобы не нарушить равновесие столика,
балансировавшего на трех оставшихся ножках, упер конец ножки в изгиб
локтя, прижал к полу противоположный конец, с помощью правой руки и зубов
он терпеливо трудился над колодой карт.
Медленно и аккуратно он разорвал карты на мелкие кусочки, пропитал
каждый кусочек водой из стакана. Когда картон разбух, он начал засовывать
кусочки в отвинченную трубку, перемежая их с порциями земли, которую он
позаимствовал из горшка с геранью, и остатками ужина, наполовину
пережеванными.
На то, чтобы заполнить трубку, ушла почти вся ночь. Это была нелегкая
работа. Когда в трубке больше не оставалось места, почти вся колода была
использована - лишними оказались пять карт. Он начал осторожно
привинчивать ножку на место, спрессовывая начинку, пока кашица не
выдавилась темным ободком вокруг гнезда. Потом он подобрал прозрачную
пластиковую обертку колоды, сунул в нее оставшиеся карты и положил в
нагрудный карман рубашки - со стороны колода казалась полной. После чего
он заснул с чувством исполненного долга.
Часа три спустя принесли завтрак, и Калли был разбужен.
Он заставил себя встать, поковырял яичницу с ветчиной, выпил кофе.
Потом потер покрасневшие глаза, отправился к умывальнику. Он умылся,
почистил зубы, побрился и, придя таким образом, в более бодрое состояние,
присел - на этот раз на стул. Он протянул руку к столику, ладонь его легла
на просматриватель для фильмокниг и одну из кассет. Он взял
просматриватель, без особого интереса вставил в него кассету. Но мысли его
были сосредоточены на металлической ножке стола, которую он за ночь
превратил в бомбу.
Это в самом деле была бомба. Нитроцеллюлоза, смешанная с массой,
богатой органическими элементами, возгорится сама собой через несколько
часов.
Калли не мог точно рассчитать время - он был не настолько хорошим
химиком. С подобными смесями он не раз имел дело в годы Восстания и не
сомневался: при нормальной комнатной температуре смесь достигнет точки
самопроизвольного возгорания - и взрыва! - еще до обеда.
Оставалось сделать две вещи. Поместить ножку стола как можно ближе к
той стороне двери, где находился замок, и найти наиболее безопасную
позицию для себя.
Для этого Калли изобрел достаточно убедительный предлог. Сначала он
так долго смотрел в окуляры просматривателя, что наблюдателю это наверняка
до смерти надоело. Потом узник решил заняться уборкой камеры. Он обвязал
полотенце вокруг талии и с помощью простыни тщательно вымыл пол, а грязную
простыню положил мокнуть в раковину. Потом снял с кровати все остальное
белье. Для этого пришлось отодвинуть столик, теперь он частично перекрывал
дверной проем, начиненная импровизированной взрывчаткой ножка оказалась
как раз вплотную к засову замка. Белье он отнес к умывальнику, где и
оставил.
Наконец, он решился даже на такую крайность, как перенос матраца за
ширму. Там он прислонил матрац к металлическому листу перегородки. Теперь
между пространством за ширмой и дверью был толстый пенорезиновый матрац и
тонкая сталь перегородки. Он приготовил набор сердитых и путаных доводов -
на случай, если охрана, встревоженная странными маневрами Калли, поспешит
задать несколько вопросов относительно причин его необычного поведения. Но
охрана признаков беспокойства не выказывала, и он занялся стиркой, чтобы
убить медленно тянувшиеся утренние часы.
Стирая белье, он под воздействием однообразной работы впал в
полудремотное состояние, из которого был вырван громом взрыва. Годами
выработанные рефлексы бросили Калли на пол, он накрыл голову руками,
прижался к матрацу. Но он так и не почувствовал удара взрывной волны. И
лишь секунду спустя до Калли дошло, что слышал он взрыв вне своей
самодельной бомбы.
Он заглянул в комнату и нашел ее в прежнем состоянии. Все пребывало
на старых местах, в целости и сохранности. Снова донесся громовой раскат.
И снова. Гремела металлическая дверь камеры под ударами кулаков - или даже
прикладов?
- Калли? Ты здесь? - Это был голос Листрома. - Отойди подальше от
двери. Мы тебя через минуту вытащим.