Дилэни Сэмюель. Хомо Аструм

   Золотистые.., не от мира сего.., терпящие...
   Слово "некоторые" было явным преувеличением. Только один человек на тридцать четыре тысячи мог оказаться золотистым. А появление пары - девочки и старика - встряхнуло все галактические институты, занимающиеся проблемами человеческого разума. Особенности психологии такого человека и его эндокринной системы были совершенно особыми. Но вскоре восхищение, удивление, радостные предчувствия, надежды, восхищенные слова о тех, кто мог покинуть нашу галактику, остались в прошлом...
   ***
   - Золотистые? - удивился Ратлит, когда я спросил его.
   Он очень напоминал обезьянку, покрытую толстым слоем смазки, а работал он далеко от Звездной Ямы у одной польской дамы по фамилии Полоски. - Мы-то родились с этим словом, выросли с ним. Но увы, я не оказался золотистым...
   Помню, когда мне было около шести, моих родителей убили, а я с другими малышами прятался в разрушенном кратере, превращенном в склад. Мы тогда оказались на поле военных действий. Помните руины на Гелиосе, что в системе Кретона-семь?.. Кажется, я родился именно там... Во время ядерного удара погибла большая часть города, но мы прятались на продуктовом складе и от голода не страдали. Вместе с нами там прятался один старик. Обычно он садился на стене нашего кратера, колотил пятками по алюминиевым защитным плитам и рассказывал нам истории про звезды. Носил он лохмотья, стянутые проволокой... У него не хватало двух пальцев... На шее его болталась полоска выделанной кожи с огромными когтями... И еще он любил трепаться о межгалактических перелетах. Особенно когда я спрашивал: "А кто такие золотистые?" После такого вопроса он нагибался, лицо багровело и по цвету начинало напоминать красное дерево, и он начинал говорить грубым, хриплым голосом: "Они-то могут отправиться за пределы галактики. Это я тебе, парень, точно скажу. Повидали они побольше, чем ты или я... Люди и нелюди одновременно... Хоть их матери были женщинами, а отцы - мужчинами, они презрели род человеческий и живут по собственным законам! У них свой путь развития..."
   Ратлит и я сидели под фонарем, свесив ноги через край Ямы. В этом месте изгородь была разрушена, искореженные перила напоминали языки огня на ветру. Единственная серьга Ратлита сверкала в тусклом свете. Россыпи звезд равнодушно искрились у нас под ногами. Нас обдувал легкий ветерок неотъемлемая часть защитного силового поля, не дающего воздуху станции превратиться в облако сверкающих кристаллов. Этот ветерок мы называем "ветром мира".
   Он никогда не бывает ни холодным, ни горячим. С ним ничего нельзя сравнить... Так вот от этого ветерка черная рубаха Ратлита пузырем вздулась на спине, прилипнув ко впалой груди. Мы сидели, глядели вниз и любовались галактической ночью.
   - Я решил, что непременно вернусь туда, пока идет Вторая Кибервойна, наконец закончил Ратлит.
   - Кибервойна? - удивился я. - Что это такое?
   Мой собеседник лишь пожал плечами.
   - Я только знаю, что началась она из-за спора по поводу пары тонн ди-аллиума. Это поляризованный элемент, который золотистые привезли из галактики Люпе. В этой войне использовали корабли У-адна. И это хуже всего... Все получилось еще хуже, чем обычно.
   - У-адна? Я ничего не знаю о таком типе двигателей.
   - Кто-то из золотистых раздобыл чертежи этих чудовищных машин у цивилизации Маггеланова облака - девять.
   - Ого! - только и оставалось мне сказать. - А при чем тут "кибер"?
   - Так называлось какое-то оружие - помесь пушки с роботом. Золотистые притащили их с планеты, крутящейся в межгалактической бездне неподалеку от созвездия Андромеды. Смертоносная штучка. Только эти золотистые сдуру притащили и антитоксин...
   - Так ты считаешь золотистых придурками?
   - Конечно. Вы что, ничего не знаете о золотистых, а, Вим? Я хочу сказать, о том, откуда взялось это слово. Я-то узнал об этом случайно у своего издателя. На самом деле все это семантическая чепуха...
   - В самом деле? - удивился я. - Но ведь слово-то прижилось...
   ***
   У меня выдался тяжелый, тяжелый день. Я устанавливал двигатель на транспорте с квантовым приводом. А корпус был слишком маленьким для этой модели. Золотистый, заказавший эту работу, все время стоял у меня над душой и постоянно давал какие-то новые инструкции, отчего работать становилось просто невыносимо. Но я сделал все как положено. Золотистый заплатил мне наличными и, даже не поблагодарив, полез в корабль, а через две минуты, когда я еще смывал топливную смазку, проклятая пятитонная туша со свистом начала подниматься.
   Санди - юноша, который уже три месяца работал у меня помощником (за все это время он так и не дал мне причины для недовольства), быстро убрал леса и скрылся в комнате для наблюдений, когда трехсотметровое чудовище, сорвавшись с места, рвануло вперед, сметая все на своем пути.
   Обычно Санди, как и большинство молодых людей, часто менявших место работы, вел себя вежливо, молчал, но в этот раз он раскричался во все горло:
   - ..Две тысячи тонн металлолома!., разнес, все на хер!.. я не пустое место, и мне плевать, что!., золотистые, придурки!..
   А корабль золотистых умчался туда, куда могли летать только золотистые. Я повесил на двери ангара табличку "Не открывать" и не стал даже счищать остатки смазки. Ушел из ангара, отправился на поиски Ратлита.
   Вот так мы - я и Ратлит - очутились под тусклым фонарем на краю Звездной Ямы, омываемые легким ветерком.
   ***
   - Золотистые. (Мне показалось, что Ратлит скривился, произнося это слово.) Их намного легче понять, если вдуматься в грамматическое содержание этого названия: золото - его мало, следовательно, и золотистых - единицы. Ты считай про себя: один - золотой, два - золотой.
   - А их женщин тоже называют золотистыми? - поинтересовался я.
   - Скорее всего. Хотя "золотистый" - не прилагательное, это существительное. Мой издатель рассказал мне, что это еще не устоявшееся прозвище, оно сейчас формируется, чтобы занять определенное место в нашем языке. Некоторые до сих пор стараются подобрать вторую часть прозвища, чтобы точно определить мерзкую сущность этих людей.
   И тогда я вспомнил о том, как мучился, устанавливая двигатель. Нелегкая работенка... А если и правда задуматься. Золотистые.., и что? Люди рядом с ними чувствуют себя неуютно. И все же, почему их называют золотистыми? Может, правда тут все дело в золотых? Один золотой.., второй золотой...
   - Подумайте об этом, Вим. Тут все дело в "золотых".
   - Да, тут есть о чем подумать, парень, - ответил я...
   Ратлит едва не погиб во время Первой Кибервойны. Он всегда говорил честно и прямо. Прибавьте к этому юношеский максимализм. Ратлит! Рисковый парень, и даже больше... Мне нравились такие люди, и я нравился им. Возможно, в свои сорок два я оставался еще слишком молодым.
   А Ратлит стал взрослым, когда ему исполнилось тринадцать...
   - К тому же золотистые не участвуют в войне, - заметил Ратлит.
   - Они ни в одной войне не участвуют. - Я посмотрел, как хитро мальчишка сплел пальцы...
   ***
   После двух разводов моя мать убежала с торговцем, оставив меня и четырех других детей (моих братьев и сестру) с теткой-алкоголичкой. Однако они до сих пор живут в обществе, где есть разводы, моногамные браки и все такое... Так вот, именно в таком обществе я и был рожден. Если честно, я оставил свой дом в пятнадцать лет, собственноручно выбрав свой путь. Я изучил достаточно для того, чтобы заставлять разбитые корабли снова подниматься в космос.., и после неудачной женитьбы (в течение семи лет я был членом полисемьи) обзавелся собственным ремонтным ангаром возле Звездной Ямы.
   По сравнению с Ратлитом у меня было спокойное детство.
   Это верно. Он потерял родителей, когда ему было всего шесть лет. По крайней мере, так считал он сам. В семь лет он совершил свое первое преступление. Тогда он только сбежал с Кретона-семь. Часть его детства прошла в больнице, часть в школе-интернате, часть в колонии. Многие воспоминания стерлись из его памяти.
   - Иногда вспоминаешь отдельные эпизоды... В те годы я никак не мог научиться толком читать.
   Потом года два Ратлит переходил от одной группы воспитателей к другой. Когда ему исполнилось одиннадцать, какой-то парень забрал его в космос. Мальчишка тогда жил на обочине шоссе, питаясь объедками "хот-доггов" и продавая сувениры.
   - Жирный был парень. Курил ароматические сигары.
   А звали его... Вивиан, что ли?..
   И тут у мальчика прорезался дар рассказчика. Три месяца, пока они болтались в космосе, Ратлит занимался любовью с Вивианом и диктовал ему роман.
   - До сих пор воспоминания об этом времени греют меня, - признался Ратлит. - Но тогда мне просто нужно было придумать хоть что-то, чтобы разнообразить бесконечные часы полета.
   Вивиан же обработал фантазии мальчика и издал книгу тиражом в несколько сотен тысяч экземпляров. Ее продавали, как творение молодого, не по годам развитого гения. Но Ратлит не пошел по этому пути. Литературная карьера ничуть его не прельщала. Несколько лет он провел, занимаясь чем-то нелегальным. Он так никогда и не рассказал мне о том, чем же все-таки там занимался. Хотя как-то признался:
   - Могу поспорить, Вим, что в те годы я заработал миллион! Ну уж просадил-то миллион точно.
   Возможно, все так и было.
   В тринадцать, несмотря на вышедший роман, подписанный его именем, Ратлит еще толком не умел писать и читать, но за время своих многочисленных путешествий научился в совершенстве говорить на трех языках...
   ***
   Ратлит уперся локтями в колени, подпер подбородок руками.
   - Вим, это стыдно.
   - Что стыдно, парень?
   - Подрабатывать подмастерьем в моем-то возрасте, после того как передо мной открывались такие перспективы... Да!
   Но тем не менее так оно и есть.
   А потом он снова заговорил о золотистых.
   - Но ведь и у тебя до сих пор есть шанс отправиться к звездам, - пожал я плечами. - Большинство детей не знает, золотистые они или нет, пока не достигнут половой зрелости.
   Мальчишка склонил голову набок и внимательно посмотрел на меня.
   - Я созрел, когда мне исполнилось девять.
   - Извини.
   - Я давно смирился с этим, Вим. Когда я понял, что стал мужчиной, я сразу побежал на обследование.
   - Было время, когда все люди были пленниками одной-единственной планеты, - задумчиво проговорил я. - Они были обречены всю жизнь ползать по поверхности. А ты в детстве облетел всю галактику.. Ты увидел много миров.
   - Но ведь где-то там лежат биллионы иных галактик.
   Я хочу увидеть их. Ведь среди наших звезд так и не нашли принципиально иную жизнь, основанную не на кремние и углероде... Как-то в баре я слышал разговор двух золотистых. Где-то далеко-далеко, в какой-то галактике, они нашли разумное существо размером со звезду. Тварь была ни живой, ни мертвой. Она пела! Вим, я хочу услышать ее песни!
   - Но ведь ты не можешь отправиться туда, Ратлит!..
   - Ох.., сколько сейчас времени!.. Пора идти спать. - И тут он откинул голову назад. - Как стать золотистым? Если нужна какая-то комбинация психологических и физических характеристик.., то какая?
   - Это своеобразный сорт гормонального дисбаланса. Только находясь в этом состоянии, можно пересечь межгалактическую бездну.
   - Конечно, конечно. - Голова моего собеседника поникла. - Я знаю, что Х-хромосомная наследственность - теория, которую выдвинули ученые, попытавшись все объяснить несколько лет назад, - чепуха. Золотистые могут спокойно совершать путешествия из галактики в галактику, в то время как я и ты, Вим, если удалимся больше чем на двадцать тысяч световых лет от ее края, погибнем.
   - Безумие наступает еще до этой отметки, - поправил я. - А при двадцати пяти - смерть.
   - Какая разница! - Мальчишка широко открыл глаза.
   Они были большими, зелеными и чуть влажными. - Знаешь, я однажды украл пояс золотистого. Снял у одного, завалившегося в бар. Он перепил и валялся в дальнем углу. А я отправился по галактике, оказался на Калле-один, где меня никто не знает. Там я надел его и ходил с ним несколько часов. Мне было интересно, почувствую я себя как-то по-другому или нет.
   - И почувствовал?
   Все-таки Ратлит отважный парень. Ему удалось поразить меня во второй раз.
   - Я - нет. А люди вокруг меня - да. Пока я носил пояс, никто не мог сказать, что я не золотистый. Для того чтобы узнать об обмане, нужно было или заговорить со мной, или провести гормональные тесты. И только надев и поносив этот пояс, я понял, как люди ненавидят золотистых. Неожиданно я увидел ненависть в глазах всех тех, кто попадался мне на пути. Они ненавидели меня, считая золотистым. Потом я выбросил пояс, сбросил в Яму. Неожиданно он усмехнулся. - Может быть, я украду еще один.
   - Ты и в самом деле так ненавидишь их, Ратлит?
   Мальчишка прищурился и посмотрел на меня с превосходством.
   - Да, я говорю о золотистых, - продолжал я. - Ведь иногда и они страдают. Они ведь не виноваты в том, что мы не можем летать между галактиками.
   - Если честно, во многом я все еще ребенок, - равнодушно объяснил он. - Мне тяжело быть благоразумным... Я ненавижу их. - Тут он снова уставился в бескрайнюю космическую ночь. - Разве ты не чувствуешь себя пойманным в ловушку, а, Вим?
   Когда он сказал это, мне вспомнились три эпизода моей жизни.
   ***
   Первый:
   Я стоял у перил набережной Восточной Реки - руины за моей спиной некогда были городом Нью-Йорком. Была полночь, и я смотрел на подсвеченного дракона - Манхэттенский мост, повисший над водой. За мостом сверкали огни индустриального района - туманного Бруклина. Тускло светились овалы ночных фонарей за моей спиной. Их неестественный, мертвенный свет выбелил игровую площадку и большую часть Ходсон-стрит. Отблески на воде напоминали изломанную фольгу. А над головой раскинулось ночное небо.
   Оно было не черным, а мертвенно-розовым, без звезд. Сверкающий мир людей превратил небо в крышу, которая, казалось, должна была вот-вот обрушиться. От этого мне хотелось кричать... А на следующую ночь я оказался в двадцати семи световых годах от Солнца, совершив свой первый межзвездный бросок.
   Второй:
   После года отсутствия я вернулся домой повидать маму.
   Мне что-то понадобилось, и я заглянул в кладовку. И тут странное сооружение из пластиковых ремней и пряжек упало мне на голову.
   - Что это, мам?
   Она улыбнулась. Во взгляде ее читалась ностальгия.
   - Это твоя упряжь, Вими. Твой первый отец и я брали тебя с собой на пикники в Медвежьи горы. Мы клали тебя в это сооружение и привязывали к дереву. Веревка была десяти футов длиной, так, чтобы ты не испугался высоты...
   Остальной части рассказа матери я не слышал, потому что неожиданно меня затопила волна ужаса. Я представил себя висящим на дереве в этом сооружении.
   Ладно.
   Когда я приехал к матери, мне было двадцать и я только вступил в одну прекрасную полисемью на Сигме. Я гордился тем, что стал отцом троих малышей и ожидал еще парочку.
   В нашей полисемье было сто шестьдесят три человека, и нам отдали все побережье, девять миль джунглей и склон горы...
   А в тот миг мне представилось, что где-то там в джунглях в такой же упряжи привязан к дереву Энтони. Он висит и раскачивается, пытаясь поймать птицу, жука или солнечный зайчик.., на веревке в десять футов длиной...
   Обычно я надевал одежду, только когда отправлялся на работу, а дома (на Земле) вынужден был носить ее непрерывно. Я хотел как можно поскорее удрать из невероятного места, где вырос, называемого квартирой, убежать от этих жен, мужей, детей - от цивилизации. Все это казалось мне слишком ужасным.
   Третий:
   После того как я оставил свою полисемью - бежал от них, вина и смущение мои были безмерны. До сих пор раз в месяц я вижу во сне кошмары и просыпаюсь с криком. Часто думаю о том, что случилось с детьми, хотя и знаю, что для групповой семьи потеря одного, двух, трех родителей не слишком сильная травма...
   До сих пор удивляюсь, как мне удалось избежать ошибки моих родителей и я не стал надеяться на то, что и мое потомство станет всегда поступать правильно или, еще хуже того, превратится в детей, о которых иногда можно прочитать в газетах (юных гениях, вроде Ратлита, хотя я о нем в газетах никогда не читал). Но меня постоянно мучает ужасное подозрение, что, как бы я ни старался, мои дети повторят многие из моих ошибок...
   Так или иначе, я оказался на корабле, который отвез меня к Звездной Яме. И я заговорил с золотистой - обычной милой девушкой. Мы беседовали про вне- и внутригалактические двигатели. Она была потрясена обширностью моих знаний. На меня произвело впечатление то, что она с легкостью пользуется этими двигателями, а знает о них так мало. Выглядела она очень женственно а я? Здоровяк ростом шесть футов четыре дюйма, весом двести десять фунтов. Механикремонтник с обломанными, грязными ногтями. А она? Стройная дама с янтарными глазами. С обзорной палубы мы наблюдали за громадным таинственным диском Пересадочной Станции.
   Потом она повернулась ко мне и спросила. В голосе ее не было ни капли насмешки:
   - А отправиться дальше ты не можешь, ведь так?
   Тогда я испугался и не стал отвечать, потому что знал ответ.
   ***
   - Знаю, о чем вы думаете, - неожиданно заявил Ратлит.
   До этого мы несколько минут просидели молча, и я слишком глубоко задумался. В таком состоянии я мог, не замечая, наболтать ему невесть что. - Мне-то все давно ясно... Я тоже чувствую себя словно в западне!
   Я засмеялся, и Ратлит показался мне совсем зеленым и глупым.
   - Пойдем, - предложил он мне. - Давай-ка прогуляемся.
   - Конечно.
   Он встал. Ветер растрепал его волосы.
   - Хочу прогуляться, заглянуть к Алегре.
   - Только ненадолго. Я хочу пораньше лечь спать.
   - Интересно, что Алегра думает обо всех этих делах?
   Мне нравится болтать с ней, - задумчиво произнес он. - Она не подавляет, но ее жизненный опыт много больше, чем ваш.
   И она имеет на все свою точку зрения. К тому же она старше меня.
   В этом весь Ратлит. Алегре-то было всего пятнадцать.
   - Я не думаю, что существо, попавшее "в западню", заинтересует ее, заметил я. - Если только она не захочет преподнести тебе урок.
   ***
   Ратлит считал, что мне есть чему поучиться у Алегры.
   В мою молодость дети начинали принимать наркотики лет с десяти. Алегра с самого рождения принимала триста миллиграммов в день, привыкнув к странному наркотику - комбинации психоделических элементов и сильных галлюциногенов. Она перемежала их с сильным подавителем. Я мог только посочувствовать. Мать Алегры была наркоманкой, и наркотики попадали в зародыш, проходя вместе с кровяной плазмой через стенки матки. Так что Алегра с самого рождения нуждалась в наркотической подпитке. Зато она оказалась выдающимся передающим телепатом. Она запомнила ужасы своего рождения, великолепие мира новорожденного - галлюцинации, созданные докторами. Ведь ей с самого рождения давали наркотики. И с тех пор она продолжала принимать их и с помощью своих способностей превратила свое жилище в удивительную психоделическую вселенную.
   Однажды я спросил Алегру, когда она впервые услышала про золотистых. И тогда она рассказала мне ужасную историю.
   Многие золотистые возвращались с Тибера - сорок четыре в почти невменяемом состоянии. Видимо, там существовал некий пространственный поток, плохо влияющий на людей, а душевное состояние золотистых вещь и вовсе очень деликатная. Так вот, одно межзвездное правительство, которому поручили спонсировать вывоз микрохирургического оборудования с Тибера, защищая свои интересы, наняли Алегру, когда ей было всего восемь лет, как терапевта-психиатра.
   - Я конкретизировала фантазии больных золотистых и помогала им избавиться от этих мыслей. За какую-нибудь пару часов они приходили в себя. А ведь некоторые из них были совершенно сумасшедшими, когда их приводили ко мне.
   Тогда у юной Алегры оказалось слишком много работы.
   Такие телепаты, как она, редкость. Чтобы еще больше развить ее таланты, врачи стали постепенно уменьшать порции наркотиков, а потом разом дали ей огромную дозу...
   - Больно они тогда переусердствовали, - рассказала мне она. - Конечно, я могла отказаться... Но не сделала этого.
   А когда пришла в себя, узнала, что мне увеличили дозу вдвое. Оказалось, что врачи таким образом протолкнули меня через ту грань, которая обычно смертельна для людей...
   Теперь я могу есть тараканью отраву вместо слабительного.
   Но ведь я могла отказаться, Вим.
   Все правильно. Тогда Алегре было восемь лет.
   Наркотики поставляли золотистые. Они везли их с Рака-девять, и большая часть их груза проходила через Пересадочную Станцию. Алегра поселилась здесь, потому что тут легче было заниматься нелегальным бизнесом. Легче не придумаешь, стоит только захотеть.
   Кстати, сами золотистые не принимают наркотиков.
   ***
   Ветерок стих, когда Ратлит и я отошли от края. Ратлит начал насвистывать. В одном из коридоров часть фонарей оказалась разбита, так что довольно значительный участок улицы превратился в черный туннель.
   - Ратлит! - позвал я. - Как думаешь, где ты будешь, скажем, через пять лет?
   - В гробу, - ответил он. - А пока я хочу добраться до конца этой улицы, не набив себе шишек. Если в ближайшие пять минут со мной ничего плохого не случится, то тогда стоит задуматься о том, что пройдет в следующие пять лет.
   И тут он начал что-то насвистывать себе под нос.
   - Шишки?.. Налететь на что-то?..
   - Я ориентируюсь по эху, - объяснил он и продолжал насвистывать.
   Я вытянул руки вперед и пошел за Ратитом, который был словно летучая мышь. Потом случилась катастрофа. Хотя сперва я и не понял этого, В другом конце улицы в круге света, очерченном одиноким целым фонарем, появился золотистый.
   Он закрывал руками лицо и смеялся. Звонкий смех эхом разносился по улице. Он так хохотал, что его пояс готов был вот-вот лопнуть, и тогда штаны его непременно соскользнули бы с бедер...
   Его внешний вид поразил меня. Он походил на Санди, моего механика, двадцатичетырехлетнего коротышку, мускулистого, словно обезьяна. Санди носил драную рабочую одежду даже в выходные. ("Я хочу вовремя сделать всю работу, босс. Мне вовсе не светит торчать на этой Станции. При первой возможности я рвану в центр галактики. Торчать тут все равно что лежать в могиле". Потом Санди долго стоял, глядя через отверстие в крыше ангара. Там не было ни облаков, ни звезд. "Конечно. Я хотел бы как можно скорее смыться отсюда". Тогда я мог лишь пожалеть его. "Расслабься, малыш".
   Этот разговор происходил три месяца назад. Однако Санди до сих пор работает со мной. Трудолюбивый малый. Этим он и выделялся из остальной массы рабочих. Но поговорим о Санди в другой раз...) С другой стороны, лицо Санди точно так же было усыпано прыщами, как и физиономия этого золотистого. И волосы торчали ежиком. Но в некоторых деталях тот золотистый представлял собой полную противоположность Санди. Было у него что-то от золотистого...
   Так вот золотистый зашатался, все еще хохоча, опустился на колени, потом рухнул лицом вниз. К тому времени, как мы с Ратлитом подошли к нему, он уже замолчал. Носком ботинка мальчик слегка толкнул руку золотистого, отодвинул ее от пряжки пояса.
   Межгалактический бродяга уронил руку на мостовую, ладонь раскрылась. Ноготь на мизинце золотистого был в три четверти фута длиной. (У золотистых такая мода.) - Странно все это, - пробормотал Ратлит, покачав головой. Что станем с ним делать, а, Вим?
   - Ничего, - объявил я. - Пусть себе спит.
   - Оставить его здесь? Но ведь кто-нибудь может, проходя мимо, украсть его пояс! - воскликнул Ратлит.
   - Ты же только что говорил мне, что ненавидишь золотистых?
   - Я ненавижу их! И готов украсть пояс сам. Думаю, нет никого, кто ненавидел бы их сильнее, чем я...
   - Пошли, Ратлит. Оставь его в покое.
   Но мальчишка уже наклонился и тряхнул золотистого за плечо.
   - Давай оттащим его к Алегре и узнаем, в чем тут дело.
   - Да он просто пьян.
   - Нет, - возразил Ратлит. - От него не пахнет спиртным.
   - Посмотрим. Пошли назад. - Я поднял золотистого к перебросил через плечо, словно был пожарным спасателем. - Пошли, пошли. - Я подтолкнул Ратлита. - Думаю, парень просто спятил.
   Ратлит усмехнулся.
   - Спасибочки. Может, он будет благодарен и заплатит мне за то, что мы убрали его с улицы.
   - Ты не знаешь золотистых, - возразил я. - Но если тебе что-то перепадет, поделишься со мной.
   - Это уж точно.
   Пройдя два квартала, мы оказались возле домика Алегры.
   (Ну вам-то я честно признаюсь: Санди был пропорционально сложен и весил меньше. Его-то я мог таскать на себе сколько угодно, не то что этого золотистого.) Когда мы уже подходили к жилищу Алегры, Ратлит объявил: