Дилэни Сэмюель. Хомо Аструм

Дилэни Сэмюэль
Хомо Аструм

   Сэмюэль ДИЛЕНИ
   ХОМО АСТРУМ
   Перевод с английского А.Лидина
   Часть первая
   РАСТИ, ИЛИ УМРЕШЬ
   Глава 1
   Если взять два громадных стекла, насыпать между ними подходящей для жизни роющих созданий земли, а потом добавить несколько длинных полос пластика, то получится настоящий террариум.
   В детстве я держал в таком террариуме колонию муравьев...
   Но вот недавно один из малышей нашей полисемьи (самому старшему из них лет шесть, а самому младшему сравнялось четыре) построил террариум из пластиковых панелей, по шесть футов каждая. Он укрепил их в каркасе из алюминиевых прутьев, а внутрь насыпал песок.
   В одном углу террариума создатель рукотворного мира разместил грязный водоем, и сквозь прозрачный пластик можно было наблюдать за подводной жизнью. Спустя пару дней дождевые черви прорыли в красноватом песке многочисленные ходы, которые просматривались вглубь на несколько дюймов. В горячем воздухе внутри пластиковой коробки по утрам поднимались туманы, а иногда шли дожди. Маленькие круглые листочки на лакмусовых лозах стеклянных растений меняли цвет от синего до пурпурного, точно облака, скользящие по небу. Изменения происходили в соответствии с легко меняющейся кислотностью почвы...
   Дети выбегали еще до зари, плюхались голыми животиками на холодный песок и, подперев подбородки ручонками, в полутьме наблюдали, как красное мельничное колесо Сигмы встает над кроваво-красным морем. В это время суток песок казался темно-красным, а цветы растений-кристаллов искрились словно рубины в тусклом свете далекого солнца. Чуть поодаль от берега о чем-то своем шептали джунгли... Дети хихикали, толкались локтями, но старались держаться вместе.
   Потом Сигма-прим - вторая половина двойной звезды - вспыхивала над водой пылающим термитом, и алые облака белели до цвета коралла, потом персика и наконец превращались в морскую пену. Дети начинали играть, устраивали кучу-малу, и солнечные лучи искрились в их волосах.., даже у маленького Энтони, моего старшего сына, чьи волосы черны и вьются, словно бурлящая нефть (точно так, как у его матери)...
   Дети садились на корточки, опускались на колени, сгибались, замерев в каком-нибудь дюйме от стен, едва не уткнувшись в них носами, и, словно юные волшебники, смотрели, как распускаются растения и растут различные существа, нашедшие приют за пластиковыми стенами. Очарованные собственным сооружением, малыши изучали чудо жизни, наслаждаясь собственным зоологическим музеем...
   Маленькое красное семечко лежало, спрятавшись в трещине на дне лужи-озера. Однажды вечером, когда белая Сигма-прим покинула фиолетовые небеса, семечко раскрылось, выпустив личинку, такую же длинную, как первый сустав большого пальца Энтони. Личинка щелкала жвалами и ползала по грязи несколько дней, потом направилась к ближайшей ветви кристаллического растения, повисла на ней головой вниз, зацепившись за растение кончиками задних лапок. Постепенно ее коричневая плоть затвердела, кожа стала толще. Существо оделось в блестящий черный кокон...
   Однажды утром дети увидели, как ониксовый кристалл кокона треснул и через секунду крылатая ящерка с изумрудными глазами, жужжа, закружила по воздуху, тыкаясь в пластиковые стены.
   - Посмотри, пап! - позвали меня ребятишки. - Она пытается пробить пластик.
   Неугомонное существо билось о пластиковые стены несколько дней. Потом, смирившись со своей участью, стало ползать в тени вокруг широких листьев "пальм".
   ***
   Похолодало. Начались обычные споры с детьми из-за того, что им нужно надеть рубахи. (Они никогда не носили их дольше двадцати минут...).
   От холода драгоценности кристаллического растения подернулись туманной поволокой. Грани кристаллов превратились в шершавые необработанные поверхности, а потом одно из растений рассыпалось на маленькие камешки.
   ***
   Еще в террариуме жили четыре маленьких ленивца, размером с кулачок шестилетнего малыша. На лапках у них были огромные присоски. Большую часть времени они проводили, прижавшись бархатистыми телами к стенам, глядя куда-то вдаль искрящимися выпуклыми глазками. Недели через три двое из них начали пухнуть. Сначала все подумали, что ленивцы заболели. Но однажды вечером таинственные существа неожиданно "похудели", и в террариуме появилась пара крошечных белых бархатистых шариков. Они прятались под нижними листьями "пальм". Их родители висели рядом и не отлучались от своих детишек.
   Кроме лужи в террариуме был обломок камня, изображавший скалу. Он лежал, наполовину погрузившись в лужу, и, насколько я помню, порос тем, что я называл горчичным мхом. Его много на побережье. Однажды на прогулке я заметил какой-то белый клок, вырвал его и принес малышам.
   А на следующий день дети прибежали ко мне. Они собрали у террариума всех взрослых, кто в это время был в поселке.
   - Посмотрите! Папы, мамы, посмотрите!..
   Клок мха, оторванный мной, окончательно отделился от основной массы и теперь волосатиком бродил вдоль края лужицы, вдоль полоски липкой грязи.
   ***
   Я оставил работу и отправился на Тау Кита, заказал запчасти для двигателей. Вернулся я дней через пять.
   К тому времени волосатик пустил корни, нити стали гуще и уже выпустили маленькие круглые листики на лакмусовых стебельках. Среди этих новых ростков, пробившихся на его спине, было нечто напоминавшее клешни и глаза, затянутые мутной пеленой. А еще через день волосатик выпустил полупрозрачные крылышки. Он тоже оказался летающей ящерицей, но совсем другого вида. Ее жемчужное горлышко все время пульсировало, но стоило мне остановиться и внимательнее посмотреть на ящерицу, она замирала. Перед тем как умереть (им отведен очень краткий срок жизни), ящерица облазила весь террариум, а потом исчезла в луже, разбросав вдоль всего берега красные семена.
   Глава 2
   Помню, я вернулся домой с работы. Тогда я занимался техническим обслуживанием челноков на Пересадочной станции - кольце, кружащемся вокруг планеты в системе Альдебарана. Дома я не был довольно долго. И вот я вышел с причального комплекса и побрел по зарослям высокой прибрежной травы. Никто меня не встречал.
   Это меня обрадовало, потому что вечером накануне я сильно перебрал. А утром еще сделал пару глотков из фляги, спасаясь от похмелья, но уже на поверхности планеты...
   Свист ветра в ветвях напоминал свист кнута. Солнце, повиснув над песками, вытянуло пурпурные пальцы. Его свет слепил. Я радовался тому, что никто не заметил посадки модуля. Ведь соскучившиеся дети облепили бы меня, начали бы задавать вопросы, а мне не хотелось ломать голову над ответами. Взрослые никогда не задают таких трудных вопросов, как дети.
   Но вот, уничтожив идиллию, пронзительно закричал ребенок. Он закричал еще раз... И потом выскочил из самых густых зарослей и помчался ко мне. Это оказался Энтони. Он то бежал, то мчался на четвереньках. Подскочив, он повис на мне, обхватив мою ногу.
   - Ой, пап! Пап! Ведь это ты? Ты, пап?
   Я сбросил ботинки, зашвырнул рубашку на перила веранды ближайшего дома, но оставил рабочие штаны, хотя обычно дома мы все ходим голые. Энтони крепко сжал в кулачках их ткань и не выпускал.
   - Эй, малыш. В чем дело?
   Когда наконец я усадил его себе на плечо, он уткнулся заплаканным, мокрым лицом в мои волосы.
   - Ах, пап! Все не так, не так!
   - Что не так, малыш? Расскажи папочке.
   Энтони заплакал мне в ухо. Он хотел, чтобы я пошел вместе с ним к пластиковому террариуму на берегу.
   Дело в том, что малыши вставили маленькую дверцу в одну из стен и снабдили ее замком с комбинацией из двух цифр, чтобы не случилось какого несчастья. Я решил, что Энтони узнал комбинацию, подглядывая за другими детьми, а может, просто подобрал ее.
   Теперь же дверца была открыта, один из юных ленивцев выбрался из террариума и отполз фута на три в нашу сторону.
   - Посмотри, пап! Он сошел с ума, он укусил меня! Пап, он укусил меня! - Рыдания Энтони превратились в сопение, и он показал мне распухший, посиневший синяк на запястье, его пересекал полумесяц розовых точек. Потом Энтони пальцем указал на существо.
   Ленивец дрожал всем телом. Кровавая пена выступила в уголках его губ. Он тщетно разгребал песок неуклюжими присосками, выпучив крошечные глазки. Неожиданно пушистый зверек повалился набок, задергал ногами. Дыхание с шипением вырывалось из его глотки, как из пробитого клапана.
   - Ленивец не выносит такой жары, - объяснил я Энтони и помог зверьку подняться на ноги.
   Он попытался укусить меня, но я вовремя отдернул руку.
   - У него солнечный удар, малыш. Вот он и сошел с ума.
   Неожиданно ленивец широко открыл рот, разом выдохнул весь воздух и больше не сделал ни одного вдоха.
   - Теперь все будет в порядке, - тихо проговорил я.
   Еще два ленивца толкались у дверцы, не решаясь вылезти на песок. Над присосками сверкали яркие черные глазки, Я затолкнул их назад кусочком ракушки и закрыл дверцу.
   Энтони по-прежнему смотрел на белый меховой шар на песке.
   - А теперь он перестал сходить с ума?
   - Он мертв, - объяснил я малышу.
   - Мертв, потому что вышел наружу, да, пап?
   Я кивнул.
   - А отчего он сошел с ума? - Малыш сжал кулак и размазал слезу по верхней губе.
   Я решил изменить тему разговора. Мы подошли к тому, о чем говорить с маленьким ребенком мне вовсе не хотелось.
   - - У тебя-то все в порядке? - поинтересовался я. - Ты, малыш, сегодня дал маху. Ну, да ладно... Иди и приведи в порядок свою руку. Парни в твоем возрасте должны сами уметь это делать. - Одновременно обернувшись, мы посмотрели назад, на поселок.
   Такие маленькие ранки, как у Энтони, легко инфицировались. Они уже вспухли.
   - А почему ленивец сошел с ума? Почему он умер, когда оказался снаружи, а, пап?
   - Он не вынес прямого солнечного света, - стал объяснять я малышу, когда мы направились в сторону джунглей. - Такие животные большую часть жизни проводят в тени. Пластиковые стенки и крышка террариума задерживают ультрафиолетовые лучи точно так же, как листва в глубине джунглей. А свет Сигмы-прим насыщен ультрафиолетом. Кстати, именно благодаря ультрафиолету ты так замечательно выглядишь, малыш. Кажется, твоя мама говорила мне, что нервная система у этих пушистиков очень чувствительна и под воздействием ультрафиолета нервные окончания быстро разрушаются... Ты понимаешь, о чем я говорю?
   - Угу, - кивнул Энтони. Потом он чуть замялся. - Это ведь нехорошо, пап... - он не останавливаясь рассматривал свой укус, - если они окажутся снаружи.., несколько из них?
   Тут я остановился.
   Солнце искрилось в волосах малыша. От окружавшей зелени (к тому времени мы уже оказались на окраине джунглей) на загорелые щечки мальчика легли зеленоватые тени.
   Он усмехался едва заметно, и было в этой улыбке больше удивления, чем насмешки. Если я и злился на него, моя ярость мгновенно испарилась, сменившись нежностью. Она затопила меня словно поток пыли, и мне захотелось обнять, прижать к себе сына.
   - Я не знаю, что случится, малыш.
   - Почему?
   И снова я не ответил.
   - Плохо может стать и тем существам, которые остались внутри террариума, - сказал я ему. - Но это случится не сразу, а через какое-то время.
   - Почему? - повторил малыш.
   - Пошли, малыш. Держи себя в руках, и все будет в порядке.
   Когда мы пришли, я вытер грязь с лица малыша, потом дал ему антибиотиков.
   - Ты забавно пахнешь, пап.
   Никогда не думал о том, как я пахну.
   - Давай выйдем на свежий воздух, - предложил я и слишком быстро поставил свою чашечку кофе. Мне показалось, спиртное взбунтовалось в желудке. Я попытался игнорировать тошноту и огляделся. До сих пор я не видел никого из домашних, кроме Энтони. Безумие какое-то! Конечно, малыш был самостоятельным, весь в меня. Но куда делись все остальные?
   Вернувшись на берег, мы зарыли мертвого зверька в песок.
   Потом я показал на новые сверкающие стебли крошечных, кристаллических растений. На дне пруда, в желеобразной массе яиц, просматривались уже шевелящиеся головастики.
   Оранжевые пушистые подводные грибки вытянули побеги почти на десяток дюймов, а ведь две недели назад было всего лишь несколько бурых спор на груде желтых листьев.
   - Растут. - Энтони уперся носиком и кулаками в пластик. - Все растут и растут.
   - Точно.
   Малыш усмехнулся.
   - Я тоже расту!
   - Точно!
   - А ты растешь? - Не дожидаясь моего ответа, малыш дважды покачал головой, сам отвечая на свой вопрос. Первый раз он покачал головой, говоря "нет", а второй раз, чтобы откинуть волосы со лба. Энтони слишком зарос. Нет, ты не растешь. Ты не можешь стать еще больше... А почему ты не растешь?
   - Я расту! - наигранно негодующе возмутился я. - Только очень медленно.
   Энтони отвернулся от террариума, стал водить ногой по песку (я так делать не умею), не глядя на меня.
   - Ты можешь расти всю жизнь, - продолжал я. - Только при этом необязательно становиться больше ростом. Ты можешь расти умом, малыш. Для нас, людей, это самое главное. Иначе и быть не может. Ты всю жизнь растешь, малыш, или умираешь. Тебе предстоит расти всю жизнь.
   Энтони снова посмотрел на меня через плечо.
   - Значит, и ленивцы все время растут, даже если не могут выбраться наружу.
   - Конечно, - согласился я, и снова мне стало неудобно; я стал стягивать свои рабочие штаны. - Даже... - молния застряла, - черт побери.., если мы не можем выбраться наружу.
   Зр-р-р-р-р-р-р - и молния раскрылась.
   ***
   Остальные члены нашей полисемьи вернулись назад этим вечером. Оказывается, они все вместе отправились на прогулку вокруг подножия горы. Я окликнул их, чтобы они знали, где я. Мне не хотелось разбираться, почему они оставили Энтони одного. Это не принесло бы ничего хорошего. Вы знаете, как все это происходит:
   - Он не хотел идти. Мы никого не хотели принуждать...
   - Ну что из того? Энтони уже взрослый. Он ведь может делать что хочет...
   - Да вы посмотрите...
   - Но ведь такие походы очень полезны. Разве вы не хотите, чтобы мальчик рос здоровым...
   - Однако...
   - Я был бы рад, если бы он прошел этот период своей жизни без психологических травм. Но ведь вы не оставили ему ни пищи, ни медикаментов...
   - Блок обслуживания полон пищи. Он знает, как пользоваться...
   Посмотрим, что будет, когда я приду домой, держа Энтони за руку!
   Прежде чем подойти к родным, я прошелся туда-сюда, так что Энтони оказался в центре внимания. Когда же мы подошли к группе взрослых, мальчик сильно сконфузился и сказал:
   - Папа пахнет хорошо. Когда он возвращается домой, от него всегда хорошо пахнет.
   Все молчали. А потом кто-то сказал:
   - Вим, ты и домой нормально вернуться не можешь!
   Хотя бы перед детьми...
   Я сказал, что сильно огорчен, и пошел по берегу.., решил побродить в одиночестве.
   ***
   Иногда я приезжаю с работы домой. Зачем? Экология?
   Я решил, что возвращаюсь сюда, чтобы побыть в одиночестве.
   Получается так, что иногда я целые недели вкалываю без отдыха. Я ремонтирую военные корабли, которые потрошат где-то в Ауриге. Только попав сюда, я отдыхаю по-настоящему. А вся эта война, ее подробности.., слишком быстро там все меняется. Не хочу об этом... Так что я ссорился, лгал, хмурясь бродил среди рабочих, которые обслуживали космическую ремонтную станцию, переламывал себя, заставляя работать. Да и остальные механики с военных кораблей, потерпевших фиаско, выглядели ничуть не лучше... В тот раз я попытался получше запомнить первый день моего возвращения, потому что "хорошо пахнул"...
   А в следующий раз на неделю задержался с возвращением на Сигму. И дело было не в том, что у меня не было денег оплатить перелет. Я тогда дожидался одного пилота, который отвез меня домой бесплатно. Ведь я заново собрал ему двигатель.
   Мы уже час как вылетели, и я следил за контрольными показателями, когда начались неприятности. Мы едва не протаранили другой корабль. Если учесть, сколько пустого пространства вокруг, шансы на подобный инцидент очень малы.
   И к тому же каждый корабль все время посылает вперед по курсу широкий сканирующий луч.
   Большое грушеподобное межгалактическое судно золотистых проскользнуло слишком близко, и я смог отлично рассмотреть его через смотровой экран. Наша энергосистема сошла с ума. Мы проскочили через газовые вихри дюз этого корабля. Испугавшись, я ударил по выключателю интеркома и, переполненный ненависти к золотистому, заорал что есть сил:
   - Ты, придурок.., кретин...
   В тот момент пилот межгалактического корабля казался мне настоящим сумасшедшим, золотистым. В первый момент я даже и слов подобрать не мог, как его назвать.
   Мне казалось, корабль золотистых смотрит на меня с экрана с чувством досады, что у него есть лицо с еще более негроидными чертами, чем мое, отвратительная оттопыренная нижняя губа и нос с выкрученными ноздрями.
   Конечно, наша маленькая "Серпантина" не могла причинить ему никакого вреда. А вот если бы мы оказались на несколько сотен метров ближе, то превратились бы в облачко ионизированной пыли. Второй пилот завывая вышел из отсека для отдыха и обрушился на меня, ругая на чем свет стоит.
   - Черт побери, - огрызнулся я. - Это был один из... - тут я еще раз повторил все известные мне эпитеты, - золотистых.
   - Так далеко от края галактики? Пусть убирается в межгалактические пустыни. Небось теперь месяцами станет шастать вокруг Пересадочной Станции!
   - Мы попали в его выхлоп, - заявил я. - Он проскочил прямо перед нами.
   Я замер, потому что контрольная рукоять дрожала в моей руке.
   Вы знаете, что такое датчики у корабля типа "Серпантины"? Они располагаются в углу обзорного экрана над головой, среди контрольных кнопок. Так вот, тогда я застыл, вжав палец в одну из кнопок, крепко-накрепко придавив ее пальцем.
   А когда мы сели, я сразу отправился в бар, чтобы немного охладиться. И ввязался в какую-то драку. Когда я добрался до берега, где жила моя семья, у меня был разбит нос, меня тошнило и я был в ярости.
   Солнце как раз садилось, дети столпились вокруг террариума. И тут одна маленькая девочка (я так и не узнал ее) подбежала ко мне и дернула за рукав.
   - Ах, пап! Пойдем, посмотришь! Эти существа...
   И тогда я оттолкнул ее. Удивленная, она шлепнулась на песок.
   Я хотел подойти к морю, омыть лицо холодной водой.
   Синяки и ссадины сильно жгло. Но тут целая гроздь ребятишек повисла на мне, крича:
   - Пап, пап.., посмотри, пап!
   Они тянули меня к террариуму.
   Вначале я сделал два шага, подчиняясь их желанию. Потом я широко развел руки. Я не издал ни звука, только облокотился о пластиковые стены террариума, повесив голову. Дети закричали. Алюминий начал гнуться, пластик затрещал, и все сооружение развалилось. Тяжелыми ботинками я пинал и пинал красную землю и песок. Кристаллические растения разбились, словно стеклянные, когда на них обрушились куски пластика. Испуганные ящерицы разлетелись во все стороны и кружились у меня над головой.
   Помню, я застыл, глядя, как вода вытекает на песок из крошечного озерка. Потом она впиталась в песок, оставив влажный треугольник, широкой частью вытянувшийся вдоль разрушенной стенки террариума. И вот я повернулся и увидел, что все дети убежали, плача и крича. Испуганные, они сбились в кучу вокруг матери Энтони в поисках защиты. Она подошла прямо ко мне. Наверное, она сделала так потому, что была женщиной, а это были ее дети. Но я увидел следы страха и на ее лице. Энтони сидел на ее плече. Другие, что постарше, столпились у нее за спиной.
   Мать Энтони была биологом, и я думаю, это она подсказала детям идею террариума. Когда она посмотрела на его обломки, я понял, что разрушил что-то и в ее душе. Странное выражение появилось на ее лице. Помню, оно было так красиво. Но в то мгновение ее лицо превратилось в маску Смерти смесь сострадания и страха.
   - Хорошо поработал, Вим, - объявила она, но негромко. - Но ведь не ты вырастил все это!
   Я открыл рот, но все, что я хотел сказать, застряло у меня в горле.
   - Вырастил? - повторил Энтони и потянулся к ящерице, жужжавшей у него над головой. - Теперь они больше не будут расти? - Потом он снова посмотрел на руины, которые я устроил. - Все поломано. Все зверушки разбежались.
   - Вим не хотел ломать террариум, - объяснила детям моя жена, потом одним взглядом остановила благодарности, готовые сорваться с моего языка. Мы восстановим его.
   Она поставила Энтони на песок и подняла одну из стенок террариума.
   Дети стали восстанавливать террариум. Большая часть растений погибла. Спасти удалось только взрослых ленивцев. Летающие ящерицы давно разлетелись. Я решил, что ничем не смогу помочь детям. Я даже не сказал им слов сожаления.
   Но дети собрали всех существ, принесли даже маленьких ящериц, еще не научившихся летать. Всех, кроме ленивцев.
   Их дети не смогли найти. Они искали их очень долго.
   Солнце давно уже зашло, так что маленькие ленивцы не должны были погибнуть. Однако они не успели бы добраться до джунглей. К тому же на песке не осталось никаких следов, ничего. Мы даже просеяли песок, но ничего не нашли.
   И только лет через десять я догадался, куда подевались эти существа...
   В тот вечер я попытался успокоить Энтони.
   - Скорее всего, они все-таки добрались до леса.
   Вскоре после этого я оставил детей, занимающихся восстановительными работами. Погубленное однажды нелегко восстановить. И еще я хотел сказать Энтони, что ты или растешь, или умираешь. А в тот день я не умер.
   Я еще много раз возвращался домой.
   А потом случилась еще одна война, и больше возвращаться стало некуда. Некоторые из детей, восстанавливавших в тот вечер террариум, погибли. Но Энтони и его мать остались в живых. И планета тоже погибла. На ней не осталось ни капли воды.
   Часть вторая
   ЗОЛОТИСТЫЕ
   Глава 3
   А когда я сам подошел к краю Звездной Ямы, я уже не пил несколько лет.
   Работа на пересечении торговых путей галактики была как раз для меня. Эта работа помогала мне расти точно так, как я когда-то рассказывал Энтони.
   Раз это происходило со мной, то неудивительно, что это происходило и с Ратлитом, и остальными. (Я на, всю жизнь запомнил тот разговор с Энтони и черноглазого ленивца, прижавшегося к пластиковой стене, вглядывающегося в бесконечную песчаную равнину.) Нравится вам это или нет, но Закон Роста существует и работает.
   Но причиной того, что я оказался возле Звездной Ямы, был золотистый.
   Золотистый?..
   Я еще нигде не работал, когда услышал о них...
   Мне было шестнадцать, и я учился на втором курсе в Лунном Профессиональном Училище. Дело в том, что я родился в городе Нью-Йорке, на планете, называемой Земля.
   А Луна - ее единственный спутник. Уверен, вы слышали об этой системе. Ведь наши предки родом оттуда. И еще несколько фактов об этой системе всем хорошо известны. Если же вы занимаетесь антропологией, то, без сомнения, побывали там. Но эта система лежит в стороне от основных торговых маршрутов галактики. Земля хороша своей примитивностью. Я был главным механиком на учебном корабле. Я хорошо учился. Каждое утро в Лунном Профессиональном Училище (нелепое название для нелепого учебного заведения, думал я тогда) мы собирали и разбирали по винтику двигатели галактических кораблей. Как я проклинал своего учителя за все эти десятки спиральных выключателей и сверхинерционные датчики. Тогда я думал, как и все остальные в моем классе: "Неужели эти развалины могут летать от одной галактики до другой? Никто не сможет так далеко улететь на них".
   В те дни я часто лежал на кровати в общей спальне, вычищая графитную смазку из-под ногтей уголком моего удостоверения механика, и читал журнал "Юный техник", точнее, рассматривал картинки и читал подписи.
   Вот тогда я и узнал о дурацком случае, породившем золотистых. Случайно нашли двоих людей, которые не погибли, оказавшись в двадцати тысячах световых годах у края галактики. Они единственные остались в живых из двадцати пяти тысяч. И оба были психологическими уродами, с каким-то невероятным гормональным дисбалансом; маленькая девочка-азиатка и старик-северянин, светловолосый, с широкой костью, выходец с холодной планеты, кружащейся вокруг Бета Лебедя. Оба несчастных выглядели угрюмыми, словно побывали в самых глубинах ада.
   В журналах того времени было множество статей, картинок, писем студентов, комментариев социологов, официальных бюллетеней, посвященных различным вопросам, от сводки столкновений на лунных трассах до научно-фантастических рассказов - и все о зарождающейся межгалактической торговле. И одна из этих статей начиналась так:
   "Хотя люди могли совершать межгалактические путешествия уже три столетия назад, межгалактическая торговля была невозможна, не из-за механических повреждений, а потому что существовали определенные барьеры, которые мы до сих пор не могли преодолеть. Психологический шок поражал людей, доводил их до безумия, портились чувствительные машины и компьютеры, стоило только отдалиться более чем на двадцать тысяч световых лет от края галактики.
   Потом наступала психологическая смерть, уничтожались все базы данных компьютеров, которые могли бы вернуть домой команду. Ученые давно нашли объяснение этому феномену.
   Проблема оказалась в следующем: так как природа пространства и времени неразрывно связана с концентрацией материи, внутри галактики природа управляется одними и теми же законами. Но все меняется, стоит немного отдалиться от галактики. Средняя масса всех звезд в нашей галактике контролирует "действительность" - законы нашего микросектора вселенной. Но как только корабль покидал край галактики, "действительность" менялась. Это становилось причиной безумия и оборачивалось смертью для команды. Мы до сих пор не разобрались в тонкостях механизма этого воздействия... Кроме нескольких варварских экспериментов, проходивших с использованием наркотических средств на заре космических путешествий, никаких попыток пересечь космические бездны не предпринималось. Мы не имеем даже слова, обозначающего эту "действительность". Однако, как только мы оказывались лицом к лицу перед черной пропастью межгалактического пространства и яркие звездочки сверкали лишь у нас за спиной, мы сходили с ума. Некоторые из нас, чье ощущение "действительности" побеждает безумие, фобии детства и предродовую травму - все то, что создает психологическую ориентацию нашего общества, - все это делает нашу жизнь в межзвездном обществе болезненным, практически невозможным процессом... Однако некоторые могут пересечь межзвездные просторы и вернуться. Мы называем их золотистыми..."