Дилейни Джозеф. Ученик Ведьмака

   – Голова кружится?
   Я помотал головой. Хотел дать отдых руке, да подумал, что опустить его мешок в грязь вряд ли было хорошей идеей.
   – Ладно, – сказал Ведьмак со слабой улыбкой. С его капюшона прямо на бороду стекали капли дождя. – Никогда не доверяй человеку, у которого кружится голова. Запомни это.
   – Ничего у меня не кружится, – возразил я.
   – Точно? – Ведьмак поднял свои густые брови. – Значит, все дело в сапогах. Плоховаты будут для такой работы.
   У меня были такие же сапоги, как у отца и Джека, – вполне крепкие и удобные для ходьбы по грязи и навозу на ферме. Правда, к таким надо было долго привыкать. От новой пары на две недели мозоли вылезают, пока разносишь.
   Я посмотрел на обувь Ведьмака. Его сапоги были из прочной, хорошей кожи, на толстой подошве. Стоят, наверное, целое состояние. Зато для того, кто много ходит, они, конечно, бесценны. Когда Ведьмак шел, сапоги пружинили: сразу видно, что были они очень удобными с самой первой минуты.
   – Хорошие сапоги в нашем деле очень важны, – сказал Ведьмак. – Ни человек, ни зверь не доставит нас туда, куда мы идем. Надейся только на свои ноги, они не подведут. Так что, если ты мне подойдешь, достану тебе сапоги, как у меня. А пока обходись тем, что имеешь.
   В полдень мы остановились на привал и спрятались от дождя в заброшенном хлеву. Ведьмак достал из кармана какой-то сверток. Внутри оказался ломоть желтого сыра.
   Учитель отломил кусочек и протянул мне. Я видал и похуже, к тому же тогда был страшно голоден, поэтому жадно проглотил сыр. Сам Ведьмак съел совсем чуть-чуть, а остальное завернул и сунул обратно в карман.
   Когда мы спрятались от дождя, он опустил капюшон, и я впервые смог как следует его разглядеть. Помимо густой бороды и холодных, как у палача, глаз нельзя было не обратить внимание на нос – острый, с бороздкой, как будто птица поклевала. Рот почти совсем скрывали усы и борода. Сама борода сначала казалась просто седой, но, если присмотреться (я делал это украдкой, чтобы он не заметил), можно было увидеть в ней чуть ли не все цвета радуги. Там были оттенки красного, черного, коричневого и, разумеется, много серого. Как я позже понял, это зависело от освещения.
   Мой отец всегда говорил: «Слабая челюсть – слабый характер». Он считал, что некоторые люди носят бороду, чтобы скрыть этот недостаток. Но у Ведьмака подбородок выдавался вперед, а когда он открывал рот, виднелись острые желтые зубы, больше подходящие для того, чтобы грызть мясо, чем клевать сыр.
   Я вдруг вздрогнул, осознав, кого мне напоминает Ведьмак – волка. Не только внешне. Он походил на хищника, потому что охотился во мраке. Наверное, если питаться только сыром, станешь очень голодным и суровым. Интересно, а я, когда выучусь, буду таким же?
   – Все еще голоден, парень? – спросил Ведьмак и надолго впился в меня зелеными глазами, пока мне не стало худо от этого взгляда.
   На мне сухого места не осталось, болели ноги, но больше всего донимал голод. Я кивнул в надежде на добавку, но Ведьмак отрицательно покачал головой и что-то пробормотал себе под нос. Потом опять посмотрел прямо на меня.
   – К голоду тебе тоже придется привыкнуть, – сказал он. – Когда работаем, мы много не едим, а если работа трудна, то ни крошки в рот не берем до самого конца. Так что промедление – наш враг. Поэтому лучше попривыкни сейчас, а когда мы доберемся до Хоршоу, я устрою тебе испытание. Ты проведешь ночь в доме с привидениями. Совсем один. А я посмотрю, из чего ты сделан!

ГЛАВА 3
Блеклый переулок, 13

   В Хоршоу нас встретил звон церковного колокола. Было уже семь часов, и начинали сгущаться сумерки. Прямо в лицо брызгал мелкий дождь. Но даже в потемках я сумел разглядеть достаточно, чтобы понять, что вряд ли захотел бы жить в таком месте. Сюда лучше вообще не приходить.
   Хоршоу черным пятном выделялся на фоне зеленых полей. Это была мрачная, гадкая деревушка из пары дюжин захудалых домишек, жмущихся друг к другу. Большинство из них сгрудилось на южном склоне сырого, открытого ветрам и дождю холма. Вся долина была испещрена шахтами, а Хоршоу находился посредине. Высоко над поселком возвышалась большая груда выгарков, которыми был помечен вход в шахту. За этой грудой хранились залежи угля, которого хватило бы, чтобы согреть крупнейшие города Графства в самые холодные зимы.
   Вскоре мы уже медленно брели вдоль узких, мощенных булыжником улиц, прижимаясь к темным стенам, чтобы пропустить повозки, нагруженные глыбами мокрого угля. Лошади с трудом тянули постромки, сгибаясь под тяжестью груза, и едва не поскальзывались на гладких булыжниках.
   Людей почти не было видно. В домах, мимо которых мы проходили, иногда дергались кружевные занавески, но никто не показывался. Лишь раз нам навстречу попалась группа суровых рудокопов, которые поднимались на холм, чтобы сменить своих товарищей. Они громко разговаривали, но, увидев нас, внезапно замолкли и обошли стороной, стараясь держаться подальше. Один даже перекрестился.
   – Привыкай к этому, парень, – пробурчал Ведьмак. – Мы нужны людям, но нам редко рады. Везде встречают по-разному.
   В конце концов мы свернули за угол и оказались на самой узенькой и паршивой улочке. Сразу было видно: здесь никто не живет. В некоторых окнах стекла были выбиты, другие забиты досками, и ни в одном не горел свет. В конце улицы стоял заброшенный склад торговца зерном. Тяжелые деревянные двери свешивались с ржавых петель.
   Ведьмак остановился у последнего дома, возле склада. На этом доме висела металлическая табличка с номером 13. Тринадцать – самое несчастливое число на свете. Прямо над номером раскачивалась на единственной ржавой петле доска с названием улицы: «Блеклый переулок».
   В этом доме стекла были, а занавески висели желтые, в паутине. «Наверное, это и есть тот дом с привидениями, о котором говорил учитель», – подумал я.
   Ведьмак вынул из кармана ключ, отпер дверь и завел меня внутрь. Сначала я даже обрадовался тому, что можно скрыться от дождя. Но когда учитель зажег свечу и поставил ее на пол посреди маленькой передней, я понял, что даже в давешнем заброшенном хлеву было куда уютнее. Мебель отсутствовала – голый пол да куча грязной соломы под окном, вот и все. В комнате было сыро и холодно, и при свете свечи я видел собственное дыхание.
   То, что я услышал, понравилось мне еще меньше увиденного.
   – Что ж, парень, у меня есть здесь свои дела, поэтому я ухожу, но скоро вернусь. Ты знаешь, что нужно делать?
   – Нет, сэр, – ответил я, наблюдая за мерцающим огоньком свечи, который вот-вот мог погаснуть.
   – Я же говорил об этом. Ты разве не слушал? Будь начеку, не спи. В общем-то, ничего сложного, – объяснил Ведьмак, почесав бороду, как будто в ней что-то ползало. – Нужно всего лишь провести здесь одну ночь. Я привожу сюда всех своих учеников, чтобы выяснить, из какого теста они сделаны. Да, и еще. В полночь спустишься в подпол. Что бы там ни было, ты должен с этим справиться, иначе я не возьму тебя на обучение. Вопросы есть?
   Вопросы были, но я был слишком напуган, поэтому просто помотал головой, всеми силами стараясь не показывать, что у меня дрожат губы.
   – А как ты узнаешь, что уже полночь? – спросил он.
   Я пожал плечами. По положению солнца или звезд мне легко удавалось угадать время. Просыпаясь среди ночи, я почти всегда знал, который час. Но здесь… Кто знает, в некоторых местах время идет медленнее, и я не сомневался, что в этом старом доме так оно и есть.
   Вдруг я вспомнил про церковный колокол.
   – Недавно пробило семь часов, – сказал я. – Я буду ждать двенадцати ударов.
   – Ну, хоть сейчас не спишь на ходу, и то хорошо, – скупо улыбнулся Ведьмак. – Когда часы пробьют двенадцать, возьми огарок свечи и спускайся в подпол. А пока спи, если сможешь. Но запомни три вещи. Не открывай никому дверь, как бы сильно ни стучали, и не опаздывай в подпол.
   Он шагнул к двери.
   – А третья? – спохватился я в последнюю секунду.
   – Свеча. Что бы ни случилось, не давай ей погаснуть…
   И он ушел, закрыв за собой дверь. Я остался один. Осторожно подняв свечу, подошел к кухонной двери и заглянул внутрь. Там было пусто, не считая каменного умывальника. Черный ход был закрыт, но под дверь дуло. Справа я увидел еще две двери. Через одну из них, приоткрытую, я смог разглядеть деревянные ступеньки, которые вели наверх, в спальню. Другая дверь была заперта.
   Что-то в ней меня насторожило, но я все же решился украдкой заглянуть. Взялся за ручку и потянул изо всех сил. Дверь поддавалась с трудом, и мне на секунду почудилось, что кто-то держит ее изнутри. Я потянул сильнее – дверь скрипнула и неожиданно поддалась, так что я едва не потерял равновесие. Я отшатнулся назад и чуть не уронил свечу.
   Каменные ступени, черные от угольной пыли, вели во мрак и сворачивали куда-то направо, поэтому я не мог заглянуть в подпол. Но оттуда повеяло ледяной сыростью, и даже огонек свечи заплясал, собираясь погаснуть. Я быстро закрыл дверь и вернулся в переднюю.
   Чтобы свеча не перевернулась и не погасла, я поставил ее в дальний угол, подальше от двери и окна. Теперь нужно было решить, где я буду спать. Большого выбора не было. Но не спать же на мокрой соломе? В итоге я улегся на пол в центре комнаты.
   Плитки на полу были жесткими и холодными, но я постарался закрыть глаза и задремать. По крайней мере, на время этот старый мрачный дом исчезнет, а полночь проспать я не боялся: знал, что проснусь вовремя.
   Обычно я засыпаю быстро, но здесь вышло иначе. Меня знобило, ветер сотрясал стекла. За стенами что-то постоянно шуршало и бегало. Я пытался успокоить себя, что это всего лишь мыши. На ферме их полно. Но потом откуда-то из недр погреба послышались новые звуки, которые не давали заснуть.
   Сначала они были слабыми (пришлось навострить уши, чтобы разобрать), но потом стали раздаваться громче и громче, пока у меня не осталось никаких сомнений, что мне не мерещится. Внизу в погребе происходило недоброе. Кто-то рыл землю острой железной лопатой. Сначала я слышал, как лопата ударяется о камень, а затем – как с хлюпаньем она разрывает тяжелую глину.
   Это продолжалось несколько минут, пока шум не прекратился так же внезапно, как начался. Все затихло. Даже мыши шуршать перестали. Словно все в доме затаило дыхание. Я-то уж точно затаил.
   Тишину прервал громкий стук. Затем еще несколько, в одном темпе. Стук становился громче. Громче… И ближе…
   Кто-то поднимался из погреба.
   Я схватил свечу и отпрянул в дальний угол. Топ, топ, – все ближе и ближе шаги тяжелых башмаков. Кто там рыл землю в темноте? И кто теперь поднимался по лестнице?
   Хотя, может, не кто, а что…
   Я услышал, как распахнулась дверь погреба, а потом шаги продолжились в кухне. Я вжался в угол, пытаясь спрятаться, и ждал, когда откроется дверь кухни.
   И она отворилась – очень медленно, с громким скрежетом. Что-то вошло в комнату. И тогда я почувствовал холодок. Нет, настоящий холод. Тот, каким веет от существ не из нашего мира. Похоже на то, что я чувствовал на Холме Палача, только гораздо хуже.
   Я поднял с пола свечу. Ее дрожащее пламя бросало жуткие тени, которые плясали на стенах и потолке.
   – Кто здесь? – спросил я. – Кто здесь? – Мой голос дрожал еще больше, чем рука со свечой.
   Ответа не последовало. Даже ветер за окном притих.
   – Кто здесь? – еще раз спросил я.
   Снова никакого ответа, но по плитам заскрипели чьи-то невидимые грузные башмаки и двинулись ко мне. Все ближе и ближе, и наконец я услышал дыхание. Тяжелое дыхание. Дышал кто-то большой. Или что-то большое. Как будто кляча, тащившая ношу вверх по крутому склону.
   В самый последний момент башмаки изменили направление и остановились у окна. Я затаил дыхание, а существо у окна дышало за нас обоих, вбирая в легкие воздух большими глотками и не в силах насытиться.
   Когда мне уже было невмоготу, существо шумно, почти устало и печально вздохнуло. Невидимые башмаки еще раз скрипнули на плитках, и тяжелые шаги двинулись обратно к двери. Когда они стали удаляться в сторону погреба, я наконец-то снова смог дышать.
   Мое сердце перестало колотиться, руки больше не тряслись, и я немного успокоился. Надо было взять себя в руки. От страха душа ушла в пятки, но если это самое страшное, что должно было случиться этой ночью, то я прошел первое испытание. Я стану учеником Ведьмака, значит, надо привыкать к подобным местам, вроде этого дома с привидениями. Такая уж работа.
   Минут через пять мне полегчало. Я даже подумал: а не попытаться ли еще раз заснуть? Мой отец говорил: «Зло не дремлет». В общем, не знаю, что я такого сделал, но мне помешал новый неожиданный звук.
   Сначала он был слабый и слышался в отдалении. Кто-то стучал в дверь. Тишина – и снова стук. Три отчетливых удара, но теперь ближе. Пауза – и еще три удара.
   Я быстро сообразил, в чем дело. Кто-то отчаянно колотил во все дома на улице, приближаясь к тринадцатому. В мою дверь постучали с такой силой, что можно было и мертвого разбудить. А вдруг существо из погреба выйдет на зов? Я не знал, чего бояться больше: того, что просилось внутрь, или того, что сидело внизу и жаждало освободиться.
   А потом все вдруг прояснилось. Я узнал голос того, кто стоял за дверью.
   – Том! Том! Открой! Впусти меня!
   Это был голос мамы. Я так обрадовался, что ринулся к входной двери, не раздумывая. Снаружи лил дождь, и она, наверное, промокла.
   – Скорее, Том, скорее! – звала мама. – Я не могу ждать.
   Я уже взялся за задвижку, когда вспомнил предупреждение Ведьмака: «Не открывай никому дверь, как бы сильно они ни стучали…»
   Но как я мог оставить маму мокнуть снаружи в темноте?
   – Впусти же меня, Том! – снова позвал голос.
   Помня слова Ведьмака, я глубоко вздохнул и попытался все обдумать. Здравый смысл говорил мне, что это не может быть мама. Зачем ей идти за мной следом? Откуда она знает, куда мы направились? И вряд ли бы мама пустилась в путь одна – отец или Джек пошли бы с ней.
   Нет, это что-то другое. И у него не было рук, хотя оно продолжало стучать. А еще у него не было ног, чтобы стоять на тротуаре.
   Но оно колотило в дверь все сильнее.
   – Прошу тебя, впусти меня, Том, – просил голос. – Не будь таким черствым и жестоким! Мне холодно, я устала и промокла.
   И она заплакала. Тогда я точно уверился, что это не мама. Мама – сильная женщина. Она никогда не плакала, что бы ни случилось.
   Спустя некоторое время стук стал тише, а потом и вовсе прекратился. Я улегся на пол и снова попытался заснуть. Все время ворочался с боку на бок, но никак не мог сомкнуть глаз. Ветер колотил в окна еще сильнее, и каждые полчаса бил церковный колокол, приближая полночь.
   Чем меньше оставалось у меня времени, тем больше я нервничал. Мне очень хотелось пройти испытание Ведьмака, но… оказаться бы сейчас в своей теплой постели, дома, где нечего бояться!
   И вот, стоило часам пробить половину двенадцатого, в погребе снова кто-то начал копать…
   Я опять услышал медленные шаги тяжелых башмаков на ступенях погреба. Опять открылась дверь, и невидимые ноги шагнули в комнату. К этому моменту во мне шевелилось только сердце, которое стучало так сильно, что готово было разорвать грудь. Но на этот раз башмаки не свернули к окну. Они продолжали идти. Топ! Топ! Топ! – прямо ко мне.
   Я почувствовал, как меня грубо схватили за волосы на затылке – так кошка носит котят за шкирку. Затем невидимая рука обхватила меня, сжав за бока. Я с трудом пытался втянуть в легкие воздух, но это было невозможно. Мою грудь почти раздавили.
   Меня потащили к погребу. Я не видел, что именно это было, и слышал только его хриплое дыхание. В панике я вырывался, потому что откуда-то знал, что происходит. Меня тащили вниз, в темноту, где ждет могила, в которой я буду заживо похоронен.
   Я так испугался, что пробовал кричать, но безуспешно: меня словно парализовало и ни один мускул не двигался.
   И тут я начал падать…
   Опомнившись, я увидел, что стою на четвереньках в нескольких дюймах от верхней ступеньки и смотрю на открытую дверь погреба. От ужаса сердце колотилось так бешено, что сосчитать удары было невозможно. Я вскочил на ноги и захлопнул дверь погреба. Меня еще била дрожь, но я вернулся в переднюю и увидел, что нарушил один из наказов Ведьмака.
   Свеча погасла…
   Когда я подошел к окну, комнату внезапно озарила яркая вспышка. За ней последовал громкий раскат грома где-то прямо над головой. В стены дома барабанил дождь, он стучал в стекла, от него входная дверь скрипела и стонала, как будто что-то рвалось внутрь.
   Я пристально смотрел в окно несколько минут, наблюдая за вспышками молнии. Ужасная ночь. И пусть молния меня пугала, я бы тогда все отдал, чтобы выйти на улицу и не встречаться с тем существом из погреба.
   Где-то вдалеке забил церковный колокол. Я посчитал удары – ровно двенадцать. Пора идти в погреб.
   И тут, когда очередная молния осветила комнату, я заметил большие следы на полу. Сначала я решил, что они принадлежат Ведьмаку. Но следы были черными, как будто ботинки того, кто здесь прошел, испачкались угольной пылью. Следы шли от кухонной двери, доходили почти до окна, а потом возвращались обратно. Вниз, в темноту, куда мне придется идти!
   Еле заставив себя сдвинуться с места, я нашарил на полу огарок свечи и охапку со своими пожитками. Среди вещей была завернута трутница отца.
   Я на ощупь вытряхнул горсть трута на пол и попытался высечь искру сталью и кремнем. Кучка опилок загорелась, и я успел зажечь свечу. Вряд ли отец догадывался, что его маленький подарок так скоро мне пригодится.
   Я открыл дверь погреба, и весь дом затрясся от вспышки новой молнии и внезапного раската грома, звук которого отозвался дрожью в ступеньках. Руки у меня тоже тряслись, и огарок свечи пританцовывал, отбрасывая причудливые тени.
   Мне совсем не хотелось спускаться туда, но если я не выдержу испытание Ведьмака, то уже на рассвете отправлюсь восвояси. И как же мне будет стыдно рассказывать обо всем маме!
   Восемь ступенек – и я свернул за угол. Теперь был виден погреб – не очень большой, но по углам бродили черные тени, и свеча не могла их прогнать. С потолка хрупкими грязными занавесками свисала паутина. По земляному полу был разбросан уголь, повсюду валялись большие деревянные корзины. Рядом с пивной бочкой стоял старый стол. Я обошел бочку и заметил что-то в дальнем углу, прямо за корзинами. Оно так меня напугало, что я выронил свечу.
   Его темные очертания больше напоминали груду тряпья, но существо издавало какие-то звуки. Слабые и равномерные, похожие на дыхание.
   Я сделал шаг вперед. Потом еще один, собрав всю волю в кулак, чтобы заставить ноги двигаться. И когда до него было рукой подать, существо вдруг выросло. Из тени на полу оно превратилось в нечто огромное.
   Я едва не бросился бежать. Оно было высокое, черное, в капюшоне, из-под которого смотрели зеленые огоньки глаз.
   И тут я заметил в его левой руке посох.
   – Почему так долго? – требовательно спросил Ведьмак. – Ты почти на пять минут опоздал!

ГЛАВА 4
Письмо

   – Я жил в этом доме, когда был маленьким, – сказал Ведьмак, – и видел такое, от чего у тебя бы волосы дыбом встали. Но дело в том, что видел это я один, и отец всегда бил меня за ложь. Что-то поднималось из погреба. С тобой случилось то же самое, верно?
   Я кивнул.
   – Бояться тут нечего, парень. Еще одна мятежная душа, не нашедшая покоя. Этот человек не смог расстаться со своими грехами, и теперь заточен там навечно.
   – А что он совершил? – спросил я, и мой голос эхом отскочил от потолка.
   Ведьмак печально покачал головой:
   – Это рудокоп. Его легкие были так засорены, что он больше не мог работать. День и ночь он кашлял, вырывая у жизни каждый вдох. Его жена тянула на себе их обоих. Она работала в пекарне, но, к несчастью, была очень красивой женщиной. Мало кому из женщин можно доверять, а уж красивым тем более. Рудокоп был очень ревнив, и из-за болезни его нрав стал еще хуже. Однажды вечером его жена долго не возвращалась домой, а он все бродил у окна и злился, так как думал, что она сейчас с другим мужчиной. И когда она наконец вернулась, он так разъярился, что раздробил ей голову большим куском угля и оставил умирать на полу, а сам пошел в погреб вырыть могилу. Она еще дышала, когда он закончил, но не могла ни двигаться, ни кричать. Это ее страх охватил тебя, потому что она слышала, как муж роет могилу, и знала кому.
   – Той же ночью рудокоп покончил с собой. Грустная история. Теперь они оба лежат в земле, но его неупокоенная душа продолжает жить вместе с последними воспоминаниями жены. Мы же видим то, чего другие не могут. Это и дар, и проклятие, но в нашем деле без него не обойтись.
   Я содрогнулся. Мне было так жаль бедную жену и рудокопа, который убил ее. Мне даже было жаль Ведьмака. Как можно было жить в таком доме?
   Я опустил глаза и увидел, что свеча на столе почти сгорела до конца и ее огонек начал последний мерцающий танец. Но Ведьмак и не собирался покидать погреб. Не нравились мне тени на его лице. Оно постепенно менялось, словно у Ведьмака росло рыло или что-то в этом роде.
   – Знаешь, как я преодолел свой страх? – спросил он.
   – Нет, сэр.
   – Однажды ночью я так испугался, что не выдержал и закричал, перебудив весь дом. Отец разозлился, поднял меня за шиворот и потащил в погреб. Потом он взял большой молоток и заколотил дверь, оставив меня тут. Мне было тогда не больше семи. Я вскарабкался по ступенькам и начал скрестись в дверь, колотить и кричать до изнеможения. Но мой отец был очень суровым человеком. Он не выпустил меня, и мне пришлось просидеть тут много часов. Спустя какое-то время я успокоился, и знаешь, что потом сделал?
   Я мотнул головой, стараясь не смотреть ему в лицо. Его глаза ярко горели, и теперь он был похож на волка.
   – Я спустился по лестнице и сел. Три раза вздохнул и смело встретил свой страх. Я встретил темноту, хуже которой ничего нет, особенно для таких, как мы, потому что в темноте к нам приходят тени, которые видим только мы. Но я встретил их, и, когда покинул подвал, худшее было позади.
   Вдруг свеча оплыла и погасла, оставив нас в полной темноте.
   – Вот оно, парень, – сказал Ведьмак. – Только ты, я и темнота. Если можешь это выдержать, то подойдешь мне в ученики.
   Его голос теперь звучал как-то по-другому, более низко и очень странно. Мне представилось, как он стоит на четвереньках, его лицо обросло шерстью, изо рта торчат клыки. Я дрожал и не мог даже слова вымолвить, пока не сделал три глубоких вдоха. И только тогда ответил – словами отца, когда ему приходилось делать что-то трудное или неприятное:
   – Кто-то же должен это делать. Так почему бы не я?
   Ведьмаку мои слова, наверное, показались смешными, потому что он разразился звучным хохотом, который заполнил погреб и загрохотал по ступенькам навстречу новому раскату грома.
   – Почти тринадцать лет назад, – произнес Ведьмак, – я получил письмо с печатью. Письмо краткое и по делу, на греческом. Его послала твоя мать. Ты знаешь, что она написала?
   – Нет, – тихо ответил я, дожидаясь, что же он скажет дальше.
   – Она написала: «Я только что родила ребенка, он седьмой сын седьмого сына. Его зовут Томас Дж. Уорд, и это мой дар Графству. Когда он подрастет, мы позовем тебя. Обучи его, и он станет твоим лучшим и последним учеником». Наше дело – не магия, – сказал Ведьмак почти шепотом. – Главное – это здравый смысл, смелость и точные записи всего, что происходит, чтобы накапливать опыт. Мы не верим в пророчества и в то, что будущее предопределено. Написанное твоей матерью – правда только потому, что мы сделали это возможным. Понял?
   В его голосе слышались злые нотки, но я знал: он зол не на меня. И я просто кивнул, хоть он и не мог меня видеть.
   – Что же до дара твоей матери Графству, то каждый из моих учеников был седьмым сыном седьмого сына. Не думай, что ты особенный. Тебе еще многому надо учиться.
   – Семья может стать помехой, – помолчав, продолжил Ведьмак тише и спокойнее. – У меня осталось только два брата. Один – слесарь, и мы хорошо ладим, но другой не разговаривает со мной вот уже сорок лет, хотя по-прежнему живет в Хоршоу.
 
   К тому времени, как мы покинули дом, буря утихла и на небо выглянула луна. Когда Ведьмак закрыл входную дверь, я впервые увидел, что было вырезано по дереву:
 

 
   Ведьмак кивнул в сторону надписи:
   – Так я предостерегаю тех, кто понимает эти знаки. Я иногда ставлю их на случай, если память подводит. Узнаешь греческую букву «гамма»? Она обозначает одновременно и привидение, и неупокоенную душу. Крест справа внизу – это римская цифра «десять», самая низшая степень. Все, что больше шести, – это неупокоенная душа. В этом доме нечего бояться, если ты достаточно смелый. Помни, темные силы живут за счет твоего страха. Не бойся, и неупокоенная душа не причинит тебе вреда.
   Знать бы мне это с самого начала!
   – Не вешай нос, парень, – сказал Ведьмак. – А то скоро уткнешься лицом в ноги!.. Может, хоть это тебя развеселит. – Он достал из кармана кусок желтого сыра, отломил немного и протянул мне. – Ешь. Только не глотай все мигом.
   Я пошел вслед за ним по булыжной мостовой. В воздухе стояла сырость, но, по крайней мере, дождь прекратился. На западе небо покрылось рваными облаками, похожими на овечью шерсть.