Дилейни Джозеф. Ученик Ведьмака

   Кресло закачалось вновь.
   – Значит, мы все уладили. Подождешь до ужина или будешь есть прямо сейчас?
   – У меня весь день ни крошки во рту не было, мам. Я даже не завтракал.
   – Я готовлю тушеную крольчатину. Замори червячка.
   Я сел за кухонный стол с тяжелым сердцем. Еще никогда не чувствовал такой грусти. Мама суетилась у печки. От кролика шел аппетитный аромат, у меня аж слюнки потекли. Никто не готовит лучше мамы. Хотя бы из-за этого стоило вернуться домой.
   Мама с улыбкой принесла мне большую тарелку с горячим мясом.
   – Пойду приготовлю твою комнату, – сказала она. – Можешь остаться на денек-другой.
   Я пробормотал «спасибо» и тут же принялся за еду. А когда мама ушла наверх, в кухне появилась Элли.
   – Рада видеть тебя снова дома, Том, – улыбнулась она и посмотрела на мою тарелку. – Принести тебе хлеба?
   – Да, пожалуйста, – кивнул я, и Элли намазала маслом три толстых ломтя, а потом села рядом. Я вмиг умял свою порцию и дочиста подобрал подливу куском свежего хлеба.
   – Теперь тебе лучше?
   Я кивнул и слабо улыбнулся, но понял, что это не сработало. Элли вдруг нахмурилась.
   – Я случайно подслушала ваш разговор, – сказала она. – Не думаю, что все так плохо. Просто для тебя эта работа в новинку. Ты скоро привыкнешь. И потом, тебе не обязательно сейчас же возвращаться. Побудешь дома и успокоишься. Тебе здесь всегда будут рады, даже когда ферма перейдет к Джеку.
   – А мне так не показалось. Джек совсем не обрадовался.
   – С чего ты взял? – удивилась Элли.
   – Не очень-то он был приветлив. Не хочет, чтобы я остался.
   – Не расстраивайся из-за своего старшего брата-ворчуна. Я с ним поговорю.
   Теперь я улыбнулся искренне. Как мама говорила, Элли из Джека веревки вьет.
   – На самом деле его беспокоит другое, – Элли погладила ладонью живот. – Моя тетка умерла при родах, и наша семья этого не забывает. Джек нервничает, но мне нисколечко не страшно. Я в надежных руках, твоя мама мне поможет. – Она помолчала. – Правда, есть еще кое-что. Джек озабочен твоей новой работой.
   – Когда я уходил, он вроде радовался за меня, – вставил я.
   – Конечно, ты же его брат, он за тебя переживает. Но работа ведьмака пугает людей. Им неловко и неприятно. Может, если бы ты сейчас ушел, было бы лучше. Джек сказал, что с тех пор, как ты поднялся на холм, собаки стали беспокойными. Они и близко не подходят к северному пастбищу.
   – Джеку кажется, будто ты кого-то разбудил. Наверное, дело все-таки в этом, – продолжила Элли, дотронувшись до животика. – Он старается нас защитить. Он заботится о семье. Не бойся, все уладится само собой.
 
   В конечном итоге я пробыл дома три дня, стараясь не выдавать своей грусти, и потом решил уйти. С мамой я попрощался в последнюю очередь. Мы поговорили на кухне, она обняла меня и сказала, что гордится мной.
   – Ты не просто седьмой сын седьмого сына, – улыбнулась она. – Ты и мой сын тоже и наделен особым даром.
   Я кивнул, потому что не хотел ее расстраивать, но улыбка исчезла с моего лица, как только я вышел за калитку. С нелегким сердцем я потащился назад, полный обиды и разочарования оттого, что мама не разрешила мне остаться.
   Всю дорогу до Чипендена мне вслед лил дождь, я продрог до костей, промок и приуныл. К моему удивлению, щеколда на калитке поднялась сама, я даже не дотронулся. Калитка открылась, и это было что-то вроде приветствия, приглашения войти. Раньше я думал, что такое может только Ведьмак. Возможно, я должен был бы обрадоваться, но мне стало немного жутко.
   Постучав в дверь трижды, я заметил, что в замке торчит ключ. Так как на мой стук никто не отозвался, я повернул ключ и отпер дверь сам.
   Я заглянул во все комнаты на первом этаже, звал на лестнице, но ответа не последовало, и я рискнул заглянуть на кухню.
   В печи пылал огонь, и стол был накрыт на одного. Посредине стояло огромное блюдо с дымящимся картофелем. Я ужасно проголодался и набросился на еду. Только опустошив все тарелки, я заметил записку под солонкой.
 
   Я ушел на Пендл. Там появилась ведьма, так что меня какое-то время не будет. Будь как дома, но не забывай ходить в деревню за провизией. Мой мешок, как обычно, у мясника.
 
   Пендл – это высокий холм, почти гора, на востоке Графства. Тамошняя земля кишмя кишит ведьмами, туда нельзя ходить, особенно в одиночку. Я снова вспомнил о том, как опасна работа ведьмака.
   В то же время меня разбирала досада. Я так ждал, чтобы хоть что-то произошло, а стоило мне уйти, как для Ведьмака нашлась работа!
 
   В ту ночь я спал крепким сном, но не пропустил колокольчик и спустился к завтраку вовремя. За это меня наградили вкуснейшей тарелкой яичницы с беконом. В благодарность, встав из-за стола, я громко произнес то, что обычно говорил отец:
   – Было очень вкусно. Стряпня не знает равных!
   Тут же в камине ярко вспыхнуло пламя и где-то замурлыкал кот. Я его не видел, но он мурлыкал так громко, что даже стекла дрожали, уж поверьте. Видно, мои слова пришлись ему по душе.
   Довольный собой, я отправился в деревню за провизией. На синем безоблачном небе светило солнце, пели птицы, и после вчерашнего дождя весь мир засверкал и заискрился новизной.
   Как всегда, в первую очередь я зашел к мяснику, взял мешок Ведьмака, затем сходил к зеленщику и, наконец, к пекарю. Рядом опять болтались деревенские мальчишки. Их было поменьше, чем в прошлый раз, да и главарь с бычьей шеей тоже куда-то делся.
   Вспомнив слова Ведьмака, я подошел прямо к мальчишкам.
   – Извините меня, – начал я, – я новенький и еще не знаю, как тут заведено. Мистер Грегори сказал, что мне можно угостить вас яблоками и пирожками. – С этими словами я открыл мешок и дал каждому то, что обещал.
   Они дико вытаращили глаза и растерянно поблагодарили меня.
   В конце поляны меня кто-то поджидал. Это была девочка Алиса. Она снова стояла в тени деревьев и не выходила на свет.
   – Если хочешь, я угощу тебя яблоком и пирожками, – сказал я.
   К моему удивлению, она отрицательно покачала головой.
   – Сейчас я не голодна. Но мне от тебя нужно кое-что другое. Твоя помощь.
   Я пожал плечами. Обещал – значит, надо сдержать обещание. Что еще мне оставалось?
   – Скажи, чего ты хочешь, я сделаю, что смогу, – ответил я.
   Ее лицо озарила широкая улыбка. На ней было черное платье и остроносые туфли, но эта улыбка заставила меня позабыть о них. Тем не менее ее следующие слова меня очень обеспокоили и, можно сказать, испортили остаток дня.
   – Пока я тебе не скажу. Приходи вечером, после захода солнца к колоколу старины Грегори. Я позвоню, и ты приходи.
 
   Перед самым закатом я услыхал звон колокола и с тяжелым сердцем спустился по холму к ивовым зарослям. Как-то неправильно звонила Алиса. Не дело это: у нее ведь не было для ведьмака работы. С чего же звон поднимать?
   Где-то надо мной последние лучи солнца купали в своем тепле и оранжевой мгле верхушки холмов. Но там, внизу, среди ив, уже сгущались тени.
   Когда я увидел девочку, меня охватила дрожь. Алиса одной рукой дергала за веревку так сильно, что язычки колокола бешено танцевали. Несмотря на худобу, она, видимо, была очень сильна.
   Как только я показался, она перестала звонить и уперла руки в бока. Ветки продолжали трястись у нее над головой. Мы очень долго стояли и молча смотрели друг на друга, пока мое внимание не привлекла корзина у ног девочки. В корзине что-то лежало, накрытое черной тканью.
   Алиса подняла корзину и протянула ее мне.
   – Что это? – спросил я.
   – Это для тебя. Сдержи свое обещание.
   Я взял корзину, но радости не испытал.
   Желая узнать, что внутри, я сунул руку в корзину.
   – Не трогай! – воскликнула Алиса резко. – На воздухе они испортятся.
   – Что там? – снова спросил я.
   С каждой минутой темнело все больше, и я начинал нервничать.
   – Всего лишь лепешки.
   – Большое спасибо, – поблагодарил я.
   – Они не тебе, – сказала Алиса, и у нее на губах заиграла лукавая улыбка. – Они для старой Мамаши Малкин.
   У меня пересохло в горле, и ледяной холодок пробежал по спине. Мамаша Малкин! Живая ведьма, которую Ведьмак держал в яме у себя в саду!
   – Не думаю, что мистеру Грегори это придется по душе, – произнес я. – Он велел мне держаться от нее подальше.
   – Старина Грегори – очень жестокий человек, – сказала Алиса. – Бедная Мамаша Малкин сидит в этой сырой, темной дыре уже почти тринадцать лет. Разве можно так обращаться со старой женщиной?
   Я пожал плечами. Мне самому не нравилось, как Ведьмак с ней обходился, а он сказал, что на то есть серьезные причины.
   – Слушай, – сказала девочка, – не будет у тебя неприятностей. Зачем старику вообще знать? Ты всего лишь утешишь ее немного. Это же ее любимые лепешки, их ей родные испекли. Ничего тут плохого нет. Просто поддержать ее в тяжелый час. А то она совсем плоха.
   Я снова пожал плечами. С Алисой действительно не поспоришь. Все говорило в ее пользу.
   – В общем, приноси ей каждую ночь по лепешке. Три лепешки на три ночи. Лучше делай это в полночь – тогда она очень голодная. Первую отнеси сегодня же. – Алиса собралась было уйти, но обернулась и с улыбкой добавила: – Мы можем стать хорошими друзьями – ты и я, – потом хихикнула и испарилась во мраке.

ГЛАВА 8
Мамаша Малкин

   Когда я вернулся в домик Ведьмака, мною овладело беспокойство. Но чем дольше я думал, тем более правильным казался мне мой поступок. Я знал, что бы сказал Ведьмак. Он бы выбросил эти лепешки и прочитал мне длинную лекцию о ведьмах и девчонках в остроносых туфлях.
   Но его здесь не было, а значит, решать придется самому. Две причины заставили меня пойти ночью в восточный сад. И первая – это обещание, данное Алисе.
   «Никогда не давай обещания, которого не готов сдержать», – говорил мой отец. Так что выбора у меня не было. Отец разъяснил мне, где зло и где добро, а то, что теперь я стал учеником Ведьмака, ничего не меняло.
   Во-вторых, я и сам не мог смириться с тем, что старую женщину держат в яме, в заточении. Одно дело – мертвая ведьма, но ведь эта – живая. Помню, мне еще пришло в голову: какое же ужасное преступление нужно совершить, чтобы заслужить такую жестокую участь?
   Что плохого в том, если я принесу ей три лепешки? Немного утешения, поддержка семьи в холод и дождь, вот и все. Ведьмак велел мне доверять своим побуждениям. Поэтому, тщательно все взвесив, я решил, что поступаю правильно.
   Меня пугало одно: придется нести лепешки одному, поздно ночью. К полуночи в восточном саду становится очень темно, особенно если на небе нет луны.
 
   Когда я с корзиной пришел в сад, оказалось, что тьма там стояла вовсе не непроглядная. Вероятно, потому, что в темноте у меня обострялось зрение. Мама тоже хорошо видела в темноте, и я, наверное, унаследовал это от нее. К тому же небо было чистое, и луна помогала отыскать дорогу.
   Стоило мне ступить под кроны деревьев, как вокруг стало холоднее, и меня пробила дрожь. К тому времени, как показалась первая могила с каменной оградой и тринадцатью железными прутьями, похолодало еще сильнее. Вот здесь похоронена первая ведьма – слабая, как сказал Ведьмак. Нечего тут бояться, убеждал себя я, всеми силами стараясь в это поверить.
   Поначалу я хотел отнести лепешки Мамаше Малкин днем, пока солнце светит, и сейчас, в полуночном саду, я уже жалел, что передумал. Ведьмак твердил, что после наступления темноты здесь очень опасно. Он несколько раз меня предупреждал. Это было важным правилом, а теперь я его нарушал.
   Повсюду слышались какие-то странные, еле слышные звуки. Шорохи, порхания, поскрипывание веток. Скорее всего, бояться их не стоило – просто маленькие зверушки шебуршали, потревоженные моими шагами. Но все равно каждая из них напоминала, что мне здесь не место.
   По словам Ведьмака, ведьмы были закопаны в двадцати шагах друг от друга. Я внимательно сосчитал шаги и оказался возле второй могилы, точь-в-точь похожей на первую. Для верности я подошел ближе. Там тоже были прутья, а под ними – земля, хорошо утоптанная, без единой травинки. Тут лежала мертвая, но все еще опасная ведьма. Это ее похоронили вниз головой. Значит, где-то под почвой были ее пятки.
   Я присмотрелся к могиле, и мне почудилось какое-то движение. Что-то дернулось. Может, просто воображение разыгралось, может, какой-нибудь зверек – мышь или землеройка. Я быстро отпрянул. А вдруг палец?
   Еще три шага – и вот оно, то место, которое я искал. Здесь тоже была ограда из тринадцати прутьев. Но я заметил три отличия. Во-первых, место было скорее квадратное, чем овальное. Во-вторых, оно было больше: четыре на четыре шага. А в-третьих, под прутьями зияла черная яма, не засыпанная.
   Я остановился и прислушался. Было очень тихо, только шуршали зверьки и дул легкий ветерок. Такой слабый, что я едва его ощущал. Зато заметил, как он прекратился. Вдруг все успокоилось, в лесу стало неестественно тихо.
   Я все время прислушивался, рядом ли ведьма. А теперь почувствовал, что она сама прислушивается ко мне.
   Тишина длилась целую вечность, пока я не понял, что слышу слабое дыхание из ямы. Мне наконец удалось сдвинуться с места, и, сделав пару шагов, я оказался на самом краю ямы, одним сапогом уже касаясь каменного ограждения.
   И в этот самый момент мне вспомнились слова Ведьмака о Мамаше Малкин: «Почти вся ее сила утекла в землю. Но она бы не прочь поживиться мальчонкой вроде тебя».
   Я отпрянул, но не очень далеко. Слова Ведьмака заставили меня призадуматься. А что, если вдруг из ямы покажется рука и схватит меня за лодыжку?
   Надо было поскорее заканчивать с этим. Я тихо позвал в пустоту:
   – Матушка Малкин! Я вам кое-что принес. Это подарок от вашей семьи. Вы здесь? Вы меня слышите?
   Ответа не последовало, но дыхание участилось. Поэтому, не теряя ни минуты и отчаянно мечтая о возвращении в теплый дом Ведьмака, я засунул руку в корзину. Мои пальцы наткнулись на лепешку. Она была какой-то липкой и очень мягкой. Я достал ее и вытянул руку.
   – Это лепешка, – тихо сказал я. – Надеюсь, угощение вас утешит. Завтра принесу еще одну.
   С этими словами я бросил лепешку, и та упала куда-то в темноту.
   Мне надо было немедленно бежать назад в дом, но я задержался на несколько секунд. Уж не знаю, зачем я это сделал, но очень скоро пожалел, что не ушел сразу.
   В яме что-то зашевелилось, будто поползло по земле. А потом я услышал, как ведьма ест лепешку.
   Раньше я думал, что мои братья во время еды слишком громко чавкают. Но ведьма чавкала в сто раз противнее и гаже, чем свиньи, когда они своими рылами роются в помоях. Она сопела, фыркала, жевала и пыхтела одновременно. Не знаю, понравилось ли ей угощение, но шумела она здорово.
 
   В ту ночь мне совсем не спалось. Я все время думал о темной яме и о том, что завтра придется пойти к ней снова.
   К завтраку я спустился вовремя, но почему-то бекон оказался подгорелым, а хлеб зачерствел. Отчего так – не понимаю, ведь я только вчера был у пекаря. Да и молоко прокисло. А может, домовой на меня рассердился? Неужели он знал, что я сделал, и испортил завтрак, чтобы о чем-то предупредить?
   Я привык к тяжелому труду на ферме, а Ведьмак не оставил для меня никаких поручений, и мне нечем было заняться. Я подумал, что он не был бы против, если я почитаю что-нибудь полезное, и поднялся в библиотеку. Но, к сожалению, дверь оказалась заперта.
   Что мне еще оставалось? Я отправился на прогулку, решив осмотреть холмы и в первую очередь взобраться на Клин Парлик. Добравшись до вершины, я сел на пирамиду из камней, чтобы полюбоваться красивым видом.
   Стоял ясный светлый день, и отсюда сверху мне было видно всё Графство, раскинувшееся у меня под ногами. Далеко-далеко на северо-западе манящая, мерцающая голубизна моря сливалась с небом. Холмы тянулись бесконечно, большие и маленькие, с диковинными именами. Чтобы все их изучить, нужна, пожалуй, целая жизнь.
   Недалеко от меня располагался Холм Волка, и я поймал себя на мысли, что там и вправду могут быть волки. Они и так опасны, а зимой, говорят, когда стоит сильный мороз, иногда охотятся целыми стаями. Ну, сейчас была весна, и ничто пока не говорило об их присутствии, но это еще не значит, что волки здесь действительно не водятся. Я пришел к выводу, что на холмах после захода солнца все-таки страшновато.
   Но не так страшно, как необходимость снова накормить Мамашу Малкин. Вскоре солнце начало клониться на запад, и пришлось опять спуститься в Чипенден.
   И вот я снова нес корзину через мрачный сад. На этот раз я решил управиться побыстрее. Не медля ни минуты, я бросил вторую липкую лепешку через прутья прямо в черную яму.
   И только потом, когда уже было поздно, я заметил то, от чего даже сердце оледенело.
   Прутья над ямой были погнуты. Еще прошлой ночью они все лежали идеально прямо – тринадцать параллельных железных прутьев. А теперь в центре было отверстие, достаточно широкое, чтобы просунуть голову.
   Их мог погнуть кто-то снаружи, но я что-то сомневался в этом. Ведьмак говорил мне: дом и сады охраняют и сюда никто чужой не может пробраться. Он, правда, не уточнил, кто именно их охраняет, но я полагал, что это какой-нибудь домовой. Может, даже тот же, какой готовит еду.
   Значит, прутья погнула ведьма. Наверное, она как-то вскарабкалась по стене ямы.
   И тут я осознал, насколько был глуп! Мне вдруг все стало ясно, и горькая правда, как вино, ударила в голову.
   Лепешки возвращали ведьме силу.
   Я слышал, как внизу она начала есть вторую лепешку, издавая те же отвратительные звуки, фыркая, чавкая и сопя. Я стремглав выбежал из сада и бросился к домику. Почему-то я знал, что третья лепешка ей может и не понадобиться.
 
   После еще одной бессонной ночи я решил найти Алису, вернуть ей последнюю лепешку и объяснить, почему не могу сдержать своего обещания.
   Но сначала ее нужно было отыскать. Сразу же после завтрака я отправился в лес, где мы впервые встретились, и обошел его вдоль и поперек. Алиса сказала, что живет там, но никаких домов в лесу не оказалось. Только низкие холмики и долины, а вдалеке – еще леса.
   Решив, что быстрее будет спросить у кого-нибудь дорогу, я пошел в деревню. Там было на удивление пусто, но, как и следовало ожидать, несколько ребят слонялись у булочной. Похоже, это их любимое место. Может, им нравился запах. Мне так точно нравился. Нет на свете запаха лучше аромата свежеиспеченного хлеба.
   Ребята мне вовсе не обрадовались, хоть в прошлый раз я и угостил их яблоками и пирожками. Может, просто из-за того, что сегодня с ними был этот головорез с поросячьими глазками. Они все же выслушали меня. Я особенно не вдавался в подробности и просто попросил помочь мне найти ту девочку, которую мы видели на опушке.
   – Я знаю, где она может быть, – ответил головорез сердито, – но тебе лучше туда не ходить.
   – Почему?
   – Ты что, не слышал? – Парень поднял брови. – Она сказала, что ее тетка – Костлявая Лиззи.
   – А кто такая Костлявая Лиззи?
   Ребята переглянулись и покачали головами, словно я спятил. Почему все о ней знали, а я нет?
   – Лиззи со своей бабкой всю зиму были здесь, пока их Грегори не выгнал, – пояснил мальчишка. – Мой отец даже упоминать о них запрещает. Страшнее ведьм здесь отродясь не видывали. И с ними жил кто-то такой же страшный. Он выглядел как человек, но огромный, и у него зубы во рту не помещались. Это мне отец рассказывал. В ту долгую зиму люди ни за что из дому не выходили, когда стемнеет. Какой же ты ведьмак, если никогда не слыхал о Костлявой Лиззи?
   Мне не понравились эти слова. Я понял, что действительно сглупил. Надо было рассказать Ведьмаку про Алису и то, что Лиззи вернулась. Он бы что-нибудь придумал.
   По словам головореза, Костлявая Лиззи жила на ферме в милях трех к юго-востоку от дома Ведьмака. Ферма много лет стояла заброшенной, и никто туда не ходил. Поэтому ведьма, скорее всего, сейчас тоже была там. И Алиса вроде тоже указывала в ту сторону.
   Пока мы разговаривали, из церкви вышла процессия людей с застывшими, будто каменными, лицами. Они свернули за поворот и направились к холмам. Впереди всех шел деревенский священник. Одеты они были тепло, и у многих были с собой палки.
   – В чем дело? – спросил я.
   – Прошлой ночью пропал ребенок, – ответил один из ребят, ковыряя башмаком булыжник. – Ему всего три года. Люди думают, что он забрел туда. Да он и не первый. Два дня назад с фермы на Долгом Хребте исчез ребенок, который еще даже ходить не умеет. Скорее всего, его украли. Может быть, волки: зима была голодная, иногда они возвращаются.
 
   Мне подробно объяснили дорогу. Даже несмотря на то, что я забежал домой за корзинкой Алисы, меньше чем через час вдали показался дом Лиззи.
   Тогда, еще при свете солнца, я приподнял ткань, чтобы разглядеть последнюю лепешку. Воняло от нее отвратительно, но выглядела она еще хуже. Кажется, она была сделана из кусочков мяса и хлеба и чего-то еще непонятного. Лепешка была мокрая, липкая и почти черная. И все было сырое, только смятое вместе. А потом я заметил, что по лепешке ползают противные маленькие белые личинки.
   Меня всего передернуло, я закрыл корзинку и спустился с холма к очень неухоженной ферме. Ограду давно сломали, хлев стоял почти без крыши, да и животных нигде не было видно.
   И все же кое-что заставило меня заволноваться. Из трубы домика шел дымок. Значит, кто-то был дома. Я вдруг вспомнил про существо, у которого зубы во рту не помещаются.
   А чего еще я ожидал? Будет нелегко. Как же мне поговорить с Алисой и не попасться на глаза ее семейке?
   На склоне холма я замедлил шаги, пытаясь обдумать следующие действия. Но тут все решилось само Собой. С черного хода на улицу вышла худенькая темная фигурка и направилась по холму прямо ко мне. Это была Алиса. Но как она узнала, что я здесь? От фермы меня отделяли деревья, да и окна выходили на другую сторону.
   И все же она не случайно вышла к тому же холму. Алиса подошла прямехонько ко мне и остановилась в пяти шагах.
   – Чего тебе? – зашипела она. – Зря ты сюда пришел. Тебе еще повезло, что остальные спят.
   – Я не могу выполнить твою просьбу, – ответил я, протягивая ей корзинку.
   Алиса скрестила на груди руки и нахмурилась.
   – С какой стати? – сердито спросила она. – Ты же обещал.
   – Ты не сказала, что может случиться, – ответил я. – Мамаша Малкин уже съела две лепешки, и они вернули ей силу. Она погнула прутья над ямой. Еще одна лепешка – и она освободится. Думаю, ты знала об этом с самого начала. Вот в чем все дело, да? – Я разозлился. – Ты меня обманула, поэтому я больше тебе ничем не обязан.
   Алиса сделала шаг вперед, но тут ее гнев сменило что-то другое. Я понял: она напугана.
   – Это не я придумала. Они заставили меня, – сказала девочка, махнув в сторону дома. – Если ты не сделаешь, как я сказала, нам обоим не поздоровится. Давай, отнеси ей третью лепешку. Что тут плохого? Мамаша Малкин уже заплатила за все. Пора ее отпустить. Дай ей последнюю лепешку, мамаша сегодня же выберется оттуда, и ты больше о ней не услышишь.
   – Мне кажется, у мистера Грегори были серьезные причины на то, чтобы посадить ее в ту яму, – ответил я, тщательно подбирая слова. – Я всего лишь его ученик, откуда мне знать, что лучше? Когда он вернется, я расскажу ему обо всем.
   Алиса едва заметно улыбнулась – это была улыбка человека, который знает что-то такое, что неизвестно тебе.
   – Он не вернется, – произнесла она. – Лиззи об этом позаботилась. У Пендла живут ее хорошие друзья. Они сделают все, что она захочет. Они провели старину Грегори. Там он получит свое. Сейчас он, скорее всего, уже мертв и зарыт в земле на глубине шести футов. Подожди, вот увидишь, я права. И тебе скоро тоже станет небезопасно в доме. Однажды ночью они придут за тобой. Если, конечно, ты не поможешь мне сейчас. Тогда, может, над тобой и сжалятся.
   Как только Алиса сказала это, я развернулся и пошел прочь, оставив ее стоять там. Кажется, она окликнула меня несколько раз, но я сделал вид, что не слышу. У меня в голове вертелись ее слова о Ведьмаке.
   Уже потом я понял, что по-прежнему несу в руке корзинку. Я швырнул ее вместе с последней лепешкой в реку. Вернувшись в дом Ведьмака, быстро обдумал случившееся и решил, что буду делать.
   Все было подстроено с начала и до конца. Лиззи и ее сообщники выманили Ведьмака, зная, что его новый ученик еще совсем «зеленый» и его легко обвести вокруг пальца.
   Мне не верилось, что Ведьмака так легко погубить. Иначе он бы не дожил до своих лет. Тем не менее я не мог просто сидеть и надеяться на его возвращение. Нельзя дать Мамаше Малкин выбраться из ямы.
   Мне очень нужна была помощь, и я подумывал о том, чтобы спуститься в деревню. Но ведь помощь можно найти и здесь, в доме. Правда, не совсем обычную. Я пошел в кухню и сел за стол.
   В любой момент можно было получить подзатыльник, так что я говорил быстро. Рассказал все без утайки, что произошло, а потом признал свою вину и попросил о помощи.
   Не знаю, стоило ли мне чего-то ждать. Мне не казалось глупым разговаривать с пустотой: я был страшно расстроен и испуган. Но молчание затягивалось, и я понял, что напрасно теряю время. С чего это домовой станет мне помогать? Насколько я знал, он был пленником, привязанным к дому и саду. Это просто раб, который отчаянно хочет на свободу. Он, наверное, даже рад, что Ведьмак в опасности.
   Я уже было совсем отчаялся и собрался уйти из кухни, как вспомнил, что отец, отправляясь на местный рынок, всегда говорил: «У каждой вещи есть цена. Надо только предложить такую сделку, которая и хозяина устроит, и тебя по карману не ударит».