Страница:
Мы ушли из деревни и продолжили путь на юг. На самой окраине, где мощеная улица переходила в вязкую тропку, расположилась маленькая церквушка. Выглядела она ветхой: шифера кое-где не хватало, на дверях облупилась краска. Мы никого не видели с тех пор, как оставили дом, но у церкви стоял человек. Еще издали я заметил, что его седые волосы сальные и нечесаные.
По темной одежде я понял, что это священник, но, когда мы подошли ближе, меня удивило выражение его лица. Священника будто перекосило, он сердито нахмурился, а потом, приподнявшись на цыпочки, размашисто перекрестил воздух. Я и раньше видел, как священники крестились, но они никогда не делали это так напыщенно, так отчаянно. И его злость была обращена на нас.
Наверное, он таил обиду на моего учителя, а может, и на всех его собратьев. Это ремесло многим не по душе, но мне не приходилось еще видеть, чтоб люди так странно вели себя при виде ведьмака.
– Что это с ним? – спросил я, когда мы прошли мимо и он уже не мог нас слышать.
– Священники! – резко огрызнулся Ведьмак. – Всё знают и ничего не видят! А этот хуже прочих. Мой брат.
Мне хотелось узнать больше, но я почувствовал, что лучше не задавать много вопросов. В прошлом Ведьмака еще много тайн, однако я понимал, что сейчас он мне их не откроет. Поэтому я просто пошел с ним на юг, взвалив на плечо его большой мешок и думая о мамином письме. Она не умела хвалиться и ничего не обещала зря. Мама говорила только правду и отвечала за каждое слово. Ведьмак сказал, что с неупокоенными душами нельзя справиться, а ведь однажды мама их утихомирила.
Быть седьмым сыном седьмого сына в этой работе – обычное дело. Иначе Ведьмак не возьмет тебя в ученики. Но было что-то еще, чем я отличался от остальных.
Я ведь и мамин сын.
ГЛАВА 5
ГЛАВА 6
По темной одежде я понял, что это священник, но, когда мы подошли ближе, меня удивило выражение его лица. Священника будто перекосило, он сердито нахмурился, а потом, приподнявшись на цыпочки, размашисто перекрестил воздух. Я и раньше видел, как священники крестились, но они никогда не делали это так напыщенно, так отчаянно. И его злость была обращена на нас.
Наверное, он таил обиду на моего учителя, а может, и на всех его собратьев. Это ремесло многим не по душе, но мне не приходилось еще видеть, чтоб люди так странно вели себя при виде ведьмака.
– Что это с ним? – спросил я, когда мы прошли мимо и он уже не мог нас слышать.
– Священники! – резко огрызнулся Ведьмак. – Всё знают и ничего не видят! А этот хуже прочих. Мой брат.
Мне хотелось узнать больше, но я почувствовал, что лучше не задавать много вопросов. В прошлом Ведьмака еще много тайн, однако я понимал, что сейчас он мне их не откроет. Поэтому я просто пошел с ним на юг, взвалив на плечо его большой мешок и думая о мамином письме. Она не умела хвалиться и ничего не обещала зря. Мама говорила только правду и отвечала за каждое слово. Ведьмак сказал, что с неупокоенными душами нельзя справиться, а ведь однажды мама их утихомирила.
Быть седьмым сыном седьмого сына в этой работе – обычное дело. Иначе Ведьмак не возьмет тебя в ученики. Но было что-то еще, чем я отличался от остальных.
Я ведь и мамин сын.
ГЛАВА 5
Ведьмы и домовые
Мы отправились в так называемый «зимний дом» Ведьмака.
Пока мы шли, последние утренние облака растаяли, и я вдруг увидел, что солнце стало каким-то особенным. Даже в Графстве оно иногда светит зимой (зато зимой дождя не бывает), но каждый год наступает минута, когда в первый раз ощущаешь его тепло. Такое чувство, словно старый друг вернулся.
Ведьмак, должно быть, думал о том же, потому что внезапно остановился и одарил меня улыбкой, на которые он щедр не был.
– Сегодня первый день весны, парень, – произнес он. – Поэтому мы идем в Чипенден.
Ничего не понятно. Он всегда уходит в Чипенден с началом весны? А если так, то почему? Я решился спросить и услышал:
– Летнее жилище. Мы зимуем на границе торфяника Англезарки, а лето проводим в Чипендене.
– Никогда не слышал об Англезарки. А где это? – поинтересовался я.
– На юге Графства. Там я родился и жил, пока отец не решил перебраться в Хоршоу.
Ну о Чипендене я все-таки слышал. От этой мысли мне стало легче. Я понял, что как ученик Ведьмака буду много путешествовать и мне придется изучить дороги в округе.
Сказано – сделано. Мы сменили направление и пошли на северо-восток, к дальним холмам. Я больше не задавал вопросов. Ночью, когда мы снова остановились в холодном хлеву и в качестве ужина я опять получил несколько кусочков сыра, мой желудок, наверное, решил, что у меня горло отрезали, – так я проголодался.
Интересно, где именно мы станем жить в Чипендене, а главное – будет ли там нормальная еда? Я не знал никого, кто бывал там, но слышал, что это отдаленное, глухое место где-то высоко на седых и пурпурных холмах, которые едва виднелись с отцовской фермы. Мне они всегда казались огромными спящими чудовищами. Правда, в этом скорее был виноват мой дядька, который рассказывал всякие байки. Он говорил, будто по ночам эти чудища ходят с места на место и иногда к утру с лица земли пропадают целые деревни, раздавленные тяжестью холмов.
На следующее утро солнце вновь скрылось за серыми тучами. Стало ясно, что второго дня весны еще придется подождать. Поднялся ветер, он теребил нашу одежду и подбрасывал птиц высоко в небо. Тучи, обгоняя друг друга, мчались на восток, чтобы укрыть вершины холмов.
Мы потихоньку поднимались вверх и, к счастью, шли очень медленно. Я уже натер большие мозоли на обеих ногах. Когда вдали показался Чипенден, перевалило далеко за полдень.
Близился закат, но ветер по-прежнему не затихал. Небо прояснилось, и пурпурные холмы врезались в небосклон. Ведьмак почти все время в дороге молчал. А теперь, когда он принялся рассказывать о каждом холме, его голос даже повеселел. Странные имена были у холмов: Клин Парлик (ближайший от Чипендена), Бугор Меллора, Седловина и Холм Волка.
Я спросил учителя, водятся ли на Холме Волка волки, и он угрюмо улыбнулся:
– Все здесь быстро меняется, парень. Но мы все равно должны быть начеку.
Скоро завиднелись крыши деревенских домов, и Ведьмак указал на узкую тропинку, которая сворачивала в сторону и, извиваясь, бежала вдоль бурливой речки.
– Там мой дом, – сказал Ведьмак. – Идти немного дольше, но зато деревню минуем. Я предпочитаю обходить тамошних жителей стороной. Они меня тоже.
Я вспомнил слова Джека, и у меня екнуло в груди. Брат был прав. Это одинокая жизнь. Всегда работаешь один.
На берегах речки росли чахлые низкорослые деревца; укрываясь от ветра, они льнули к склонам холма. И вдруг впереди я увидел целый лес ясеня и тутовой смоковницы. Туда даже ветер не забредал. Вскоре я начал догадываться, что не только ветер.
Я и раньше иногда замечал, что одни деревья постоянно шелестят, скрипят ветвями, в то время как другие стоят бесшумно. Над головой я слышал далекое дыхание ветра, но в лесу стояла полная тишина. Было так тихо, что у меня по спине пробежали мурашки. Мне даже показалось, что деревья прислушиваются к нам.
Затем мы вышли на опушку и увидели дом. Его окружала высокая живая изгородь из кустов боярышника, и из-за нее были видны только верхний этаж и крыша. Из трубы струился белый дымок, который поднимался высоко над деревьями, пока ветер не прогонял его на восток.
Дом и сад расположились во впадине на склоне холма. Казалось, некий гигант любезно вычерпал рукой землю, чтобы было где построить жилье.
Мы шли вдоль ограды, пока не оказались у железной калитки. Она едва доходила мне до пояса и была выкрашена в ярко-зеленый цвет, причем совсем недавно. Ведьмак потянулся к щеколде, и я даже подумал, а не испачкается ли он в краске?
И тут случилось такое, от чего у меня перехватило дыхание. Прежде чем Ведьмак дотронулся до щеколды, она поднялась, и калитка медленно открылась сама.
– Спасибо, – услышал я голос Ведьмака. С входной дверью этого не случилось, потому что сначала ее нужно было отпереть большим ключом, который Ведьмак достал из кармана. Ключ был точь-в-точь как тот, что от дома в Блеклом переулке.
– Это тот же ключ? – спросил я.
– Ага, – ответил Ведьмак и толкнул дверь. – Его дал мне мой брат, слесарь. Этот ключ открывает почти все замки, без чего в нашей работе не обойтись.
Дверь подалась с громким скрежетом и протяжным стоном. Ведьмак провел меня в маленький темный коридор. Направо вела крутая лестница, а налево – узкий коридор, выложенный плиткой.
– Оставь вещи у лестницы, – произнес Ведьмак. – Пошли, нечего мешкать. Не люблю, когда обед стынет!
Я бросил его мешок и свой узелок на пол и следом за хозяином пошел по коридору навстречу аппетитным ароматам, доносившимся из кухни.
Я не разочаровался. Кухня напоминала мамину. На широком подоконнике в больших горшках росли травы. Заходящее солнце бросало по комнате пятнышки теней. В дальнем углу полыхал жаркий очаг, наполняя комнату теплом, а прямо посредине стоял огромный дубовый стол. На нем мы увидели две громадные пустые тарелки и пять блюд, полных доверху, а еще кувшин с горячей подливкой.
– Садись и ешь, – пригласил Ведьмак.
Меня не понадобилось долго упрашивать.
Я положил себе два больших куска цыпленка и баранины, так что на тарелке едва хватило места для холмика печеной картошки и овощей. Потом я полил все это сверху подливой. Вкуснее была только мамина стряпня.
Мне стало интересно, куда подевалась кухарка и как она узнала, что мы придем именно сейчас. У меня было полно вопросов, но я так устал, что решил поберечь силы для обеда. Когда я проглотил последний кусок, тарелка Ведьмака уже была пуста.
– Понравилось? – спросил он.
Я кивнул: объелся настолько, что не мог разговаривать. Ужасно хотелось спать.
– После того как поживешь на одном только сыре, приятно вернуться домой к горячей пище, – сказал Ведьмак. – Здесь мы едим вдоволь – за все то время, пока работаем.
Я опять кивнул и начал зевать.
– Завтра много дел, так что отправляйся спать. Твоя комната – с зеленой дверью, на втором этаже сразу у лестницы. Высыпайся, но не броди ночью по дому. Когда завтрак будет готов, зазвонит колокольчик. Сразу же спускайся: когда кто-то приготовил для тебя что-то вкусное, он может разозлиться, если блюдо остынет. Но и не приходи слишком рано – будет еще хуже.
Я кивнул, поблагодарил учителя за трапезу и спустился в главную часть дома. Мешок Ведьмака и свои вещи я не нашел и, не зная, кто мог их унести, поднялся в свою спальню.
Моя новая комната мне показалась очень просторной. В доме у родителей я делил спальню с двумя братьями. Здесь же помещались и кровать, и маленький стол со свечой, и стул, и туалетный столик – и все равно еще оставалось место. И как раз на туалетном столике меня дожидались мои пожитки.
Прямо напротив двери было большое подъемное окно, разделенное на восемь стеклышек, таких толстых и шершавых, что сквозь водоворот света и завитки узоров я не видел ничего снаружи. И не похоже, что окно давно не открывали. Кровать была придвинута очень близко к стене под самым окном, так что я стянул сапоги, залез на стеганое одеяло и попробовал открыть окно. Оно поддалось неожиданно легко, хотя и было довольно плотно закрыто. Я потянул за шнурок, поднял нижнюю половинку окна и высунул голову, чтобы лучше оглядеться вокруг.
Подо мной лежала широкая лужайка, разрезанная пополам тропинкой из белой гальки. Дорожка уходила вдаль и пропадала среди деревьев. Над кронами справа виднелись холмы. Один из них был так близко, что казалось: протяни руку – и дотронешься. Я полной грудью вдохнул прохладного и свежего воздуха, пахнущего травой, а потом слез с кровати. Развернул свой узелок. Все вещи уместились в верхнем ящике стола. Закрывая его, я вдруг заметил надписи на дальней стене, где внизу у кровати их скрывала тень.
Стена была покрыта именами, и все они были нацарапаны черными чернилами на голой штукатурке. Некоторые имена были крупнее других. Я даже подумал, что те, кто их написал, наверное, много мнили о себе. Некоторые надписи выцвели от времени. Может, это имена других учеников, что спали в этой комнате? Мне тоже надо добавить свое или подождать до конца месяца, когда меня, вероятно, возьмут на постоянное обучение? У меня не было ни пера, ни чернил, так что я решил подумать об этом позднее и просто стал изучать стену более пристально, пытаясь понять, чья надпись самая свежая.
Наверное, это БИЛЛИ БРЕДЛИ – нацарапано четче остальных в уголке в самом низу. Мне вдруг стало любопытно, где же сейчас этот Билли и что он делает. Только усталость мешала мыслям.
Кровать манила свежими простынями, и я не стал долго раздумывать. Разделся и, как только голова коснулась подушки, заснул крепким сном.
Открыв глаза, я увидел, что в окно уже льются лучи солнца. Меня разбудил какой-то звук. Наверное, колокольчик.
Тогда я забеспокоился. Это правда был звонок, зовущий меня к завтраку, или мне просто приснилось? Я не мог сказать точно. И что же делать? Кухарка разозлится, если спущусь слишком рано или поздно. В конце концов я решил, что все-таки слышал звонок колокольчика, оделся и бросился вниз.
На лестнице я услыхал звон посуды из кухни, но, когда открыл дверь, там никого не оказалось.
Значит, ошибся. Надо было тут же вернуться наверх, потому что завтрак, очевидно, еще не приготовили. С прошлого ужина помыли тарелки, но стол был пуст, а в очаге лежала груда холодной золы. В кухне было холодно и, что еще хуже, – становилось все холоднее с каждой секундой.
Подходить к столу уж совсем не следовало. Стоило мне сделать шаг, как что-то позади меня злобно зашипело прямо под ухом. Так близко, что я даже почувствовал его дыхание.
Ведьмак же предупреждал: не спускаться рано. Я вдруг понял, что у меня неприятности.
Как только мне в голову пришла эта мысль, что-то резко ударило меня по затылку. Я пошатнулся и чуть не потерял равновесие.
Второго предупреждения не потребовалось. Я бросился прочь из кухни. Но на полпути застыл как вкопанный. Кто-то стоял на верхней ступеньке. Чей-то угрожающе высокий силуэт выделялся на фоне зеленой двери.
Я остановился, не зная, куда деваться, но меня успокоил знакомый голос. Это был Ведьмак.
Я впервые видел его без длинного черного плаща. На нем был черный жакет и серые штаны. Несмотря на высокий рост и широкие плечи, Ведьмак был очень худощавым – скорее всего оттого, что все время питался одним сыром. Он походил на лучших рабочих с фермы: когда они стареют, то некоторые, конечно, жиреют, но у большинства (именно таких отец нанимал для сбора урожая с тех пор, как братья покинули дом) худые, гибкие тела. «Чем худее, тем они более приспособленные», – всегда говорил отец. Взглянув на Ведьмака, я теперь понял, почему он с легкостью преодолевал зыбкие болотистые тропы и долго держался на ногах.
– Я же тебя предупреждал, – сказал Ведьмак тихо. – У тебя, похоже, уши заложило. Это будет тебе уроком, парень. В следующий раз пощады не жди.
– Мне показалось, я слышал колокольчик, – ответил я. – Наверное, приснилось.
Ведьмак засмеялся:
– Первое и самое важное, чему тебе придется научиться в нашем ремесле, – не путать, где явь, а где сон. Некоторым так и не удается научиться различать их.
Учитель покачал головой, шагнул ко мне и похлопал по плечу:
– Пошли, я покажу тебе сад. Надо же с чего-то начать, да и завтрак еще не готов.
Ведьмак вывел меня из дома через заднюю дверь, и я увидел сад – очень большой, намного больше, чем казалось из-за ограды.
Мы пошли на восток, щурясь от утреннего солнца, и скоро очутились на широкой лужайке. Вчера я подумал, что весь сад окружен оградой, но теперь понял, что был не прав. В ограде виднелись щели, а за ними – лес. Лужайку делила пополам тропка из гальки, потом она терялась среди деревьев.
– На самом деле здесь не один сад, – сказал Ведьмак. – К каждому из них ведет вот такая тропинка. Сначала мы заглянем в восточный сад. Когда солнце взойдет, там вполне безопасно, но никогда не ходи туда после наступления темноты. По крайней мере без уважительной на то причины, и уж конечно не в одиночку.
Я в волнении последовал за Ведьмаком. На границе лужайки трава была гуще и выше, повсюду росли колокольчики. Вообще-то я люблю колокольчики: они зацветают весной и предвещают наступление лета. Но сейчас я лишь мельком взглянул на них. Утреннее солнце скрылось за деревьями, и воздух почему-то стал холоднее, как недавно на кухне.
В этой части леса было что-то пугающее и странное. Чем дальше мы продвигались, тем холоднее становилось вокруг.
Высоко над нами висели грачиные гнезда, и от птичьих криков мне стало еще больше не по себе. Эти крики были не более мелодичными, чем пение моего отца, когда он доил коров. Если молоко скисало, мама знала, кого винить.
Ведьмак остановился и указал на землю в пяти шагах от нас.
– Что это? – спросил он шепотом.
Трава там не росла, и посреди голой земли стоял могильный камень. Он немного перекосился вправо, а перед ним шесть футов земли были огорожены маленькими камешками. Еще более странным было то, что этот клочок земли сверху накрывали тринадцать толстых железных прутьев, привинченных к камням болтами.
Я сосчитал еще раз для верности: ровно тринадцать.
– Ну, давай, парень. Я же задал вопрос. Что это такое?
У меня во рту так пересохло, что я едва мог вымолвить слово, но сумел выжать из себя целых два:
– Это могила…
– Правильно. Догадливый. Видишь что-нибудь необычное?
Теперь я уже совсем не мог говорить. И просто кивнул.
Ведьмак улыбнулся и потрепал меня по плечу.
– Здесь нечего бояться. Это просто мертвая ведьма, причем очень слабая. Ее похоронили на неосвященной земле за церковным двором неподалеку отсюда. Но она рвалась наружу. Я говорил с ней, но она и слушать меня не хотела. Пришлось перенести ее сюда. Людям от этого лучше, спокойнее. Не желают они думать о таких вещах. А для нас это работа.
Я еще раз кивнул и, только теперь заметив, что вообще не дышу, глубоко вздохнул. Сердце, как молоток, колотилось о ребра, грозясь проломить их в любую минуту, и я весь дрожал.
– Да нет, сейчас она не опасна, – продолжил Ведьмак. – Время от времени, при полной луне, слышно, как она шевелится, но ей не хватает сил, чтобы выбраться наружу, да и железные прутья все равно ее остановят. Там за деревьями есть вещи похуже. – Он указал костлявым пальцем на восток. – Двадцать шагов – и ты на месте.
Хуже? Что может быть еще хуже? Я знал, что Ведьмак все равно расскажет, хочу я того или нет.
– Здесь еще две ведьмы: мертвая и живая. Мертвую похоронили торчком, вниз головой, но даже несмотря на это раз или два в год приходится выпрямлять прутья. После наступления темноты держись отсюда как можно дальше.
– А почему она похоронена вниз головой? – спросил я.
– Хороший вопрос, – ответил Ведьмак. – Видишь ли, о духе мертвой ведьмы обычно говорят, что он «привязан к костям». Он, как в ловушке, закован в кости, и некоторые из ведьм даже не понимают, что мертвы. Сначала мы хороним их вверх головой, и для большинства этого хватает. Все ведьмы разные, но попадаются очень упрямые. Привязанная к костям ведьма пытается вернуться в мир, как будто хочет родиться заново. Мы усложняем ей задачу, похоронив вверх ногами. Так выбраться труднее. Но она все равно опасна, так что не подходи близко. А живую вообще обходи стороной. Она была бы опаснее мертвой, чем живой, потому что такой могущественной ведьме не составит труда воскреснуть. Поэтому мы держим ее в яме. Это Мамаша Малкин, и она часто разговаривает сама с собой. На самом деле это, конечно, просто шепот. Злее Мамаши ведьмы не найти, но она уже давно в яме, и большая часть ее силы иссякла, уйдя в землю. И все же она бы с удовольствием поживилась мальчонкой вроде тебя. Так что будь осторожен. Пообещай сейчас же, что не подойдешь близко. Говори…
– Обещаю не подходить близко, – прошептал я.
Мне было очень не по себе. По-моему, это ужасно – держать живое существо, пусть даже ведьму, в земле. Вряд ли бы это понравилось маме.
– Хорошо, парень. Надеюсь, такого же, как утром, не случится. Есть вещи страшнее, чем когда уши закладывает. Гораздо страшнее.
Я поверил ему на слово. Совсем не хотелось услышать подробности. И Ведьмак еще многое должен был мне показать, так что я успею испугаться. Он вывел меня из леса, и мы пошли к другой поляне.
– Это южный сад, – сказал Ведьмак. – Сюда тоже не приходи затемно.
Солнце скрылось за плотной стеной деревьев, и воздух становился прохладнее, поэтому я понял: приближается что-то недоброе. Ведьмак остановился в десяти шагах от большого камня, который лежал на земле рядом с корнями дуба. Камень закрывал побольше площади, чем нужно для одной могилы, и, судя по его наземной части, был очень большим.
– Как думаешь, что здесь похоронено? – спросил меня Ведьмак.
Я попробовал ответить уверенно:
– Еще одна ведьма?
– А вот и нет. Для ведьмы такой камень не требуется. Хватает железа. Но то, что лежит здесь, в мгновение ока протиснется сквозь прутья. Присмотрись. Видишь, что выдолблено на камне?
Я узнал букву, но не знал, что все это значит.
– Это греческая буква «бета», – пояснил Ведьмак. – Она обозначает домового. Косая черта значит, что здесь его искусственно связали, под буквой – имя того, кто это сделал. Справа внизу – римская цифра «один». То есть это домовой первой степени и очень опасный. Как я уже говорил, мы используем десять степеней. Помни об этом – однажды это может спасти тебе жизнь. Имеющий десятую степень настолько слаб, что люди его даже не заметят. Имеющий первую с легкостью тебя убьет. Мне многого стоило притащить сюда этот камень, но теперь домовой связан. Он искусственно связан и останется здесь до скончания века. Тебе еще много нужно узнать о домовых, парень, и я начну урок сразу после завтрака. Есть большая разница между связанными и свободными домовыми. Свободный может передвигаться очень далеко от своего дома, а значит, творить зло, сколько ему вздумается. Если с домовым трудно справиться словами, нужно бороться иначе. Это называется «искусственно связать». Тогда он не сможет двигаться. Хотя сказать легче, чем сделать.
Ведьмак вдруг нахмурился, как будто вспомнил что-то неприятное.
– Один мой ученик как-то попал в беду, не справившись с домовым. – Ведьмак печально покачал головой. – Но сегодня твой первый день, так что не будем об этом.
И как раз в эту минуту из дома послышался звон колокольчика. Ведьмак улыбнулся.
– Это явь или сон? – спросил он.
– Явь.
– Точно?
Я кивнул.
– В таком случае пойдем завтракать. На сытый желудок я покажу тебе другой сад.
Пока мы шли, последние утренние облака растаяли, и я вдруг увидел, что солнце стало каким-то особенным. Даже в Графстве оно иногда светит зимой (зато зимой дождя не бывает), но каждый год наступает минута, когда в первый раз ощущаешь его тепло. Такое чувство, словно старый друг вернулся.
Ведьмак, должно быть, думал о том же, потому что внезапно остановился и одарил меня улыбкой, на которые он щедр не был.
– Сегодня первый день весны, парень, – произнес он. – Поэтому мы идем в Чипенден.
Ничего не понятно. Он всегда уходит в Чипенден с началом весны? А если так, то почему? Я решился спросить и услышал:
– Летнее жилище. Мы зимуем на границе торфяника Англезарки, а лето проводим в Чипендене.
– Никогда не слышал об Англезарки. А где это? – поинтересовался я.
– На юге Графства. Там я родился и жил, пока отец не решил перебраться в Хоршоу.
Ну о Чипендене я все-таки слышал. От этой мысли мне стало легче. Я понял, что как ученик Ведьмака буду много путешествовать и мне придется изучить дороги в округе.
Сказано – сделано. Мы сменили направление и пошли на северо-восток, к дальним холмам. Я больше не задавал вопросов. Ночью, когда мы снова остановились в холодном хлеву и в качестве ужина я опять получил несколько кусочков сыра, мой желудок, наверное, решил, что у меня горло отрезали, – так я проголодался.
Интересно, где именно мы станем жить в Чипендене, а главное – будет ли там нормальная еда? Я не знал никого, кто бывал там, но слышал, что это отдаленное, глухое место где-то высоко на седых и пурпурных холмах, которые едва виднелись с отцовской фермы. Мне они всегда казались огромными спящими чудовищами. Правда, в этом скорее был виноват мой дядька, который рассказывал всякие байки. Он говорил, будто по ночам эти чудища ходят с места на место и иногда к утру с лица земли пропадают целые деревни, раздавленные тяжестью холмов.
На следующее утро солнце вновь скрылось за серыми тучами. Стало ясно, что второго дня весны еще придется подождать. Поднялся ветер, он теребил нашу одежду и подбрасывал птиц высоко в небо. Тучи, обгоняя друг друга, мчались на восток, чтобы укрыть вершины холмов.
Мы потихоньку поднимались вверх и, к счастью, шли очень медленно. Я уже натер большие мозоли на обеих ногах. Когда вдали показался Чипенден, перевалило далеко за полдень.
Близился закат, но ветер по-прежнему не затихал. Небо прояснилось, и пурпурные холмы врезались в небосклон. Ведьмак почти все время в дороге молчал. А теперь, когда он принялся рассказывать о каждом холме, его голос даже повеселел. Странные имена были у холмов: Клин Парлик (ближайший от Чипендена), Бугор Меллора, Седловина и Холм Волка.
Я спросил учителя, водятся ли на Холме Волка волки, и он угрюмо улыбнулся:
– Все здесь быстро меняется, парень. Но мы все равно должны быть начеку.
Скоро завиднелись крыши деревенских домов, и Ведьмак указал на узкую тропинку, которая сворачивала в сторону и, извиваясь, бежала вдоль бурливой речки.
– Там мой дом, – сказал Ведьмак. – Идти немного дольше, но зато деревню минуем. Я предпочитаю обходить тамошних жителей стороной. Они меня тоже.
Я вспомнил слова Джека, и у меня екнуло в груди. Брат был прав. Это одинокая жизнь. Всегда работаешь один.
На берегах речки росли чахлые низкорослые деревца; укрываясь от ветра, они льнули к склонам холма. И вдруг впереди я увидел целый лес ясеня и тутовой смоковницы. Туда даже ветер не забредал. Вскоре я начал догадываться, что не только ветер.
Я и раньше иногда замечал, что одни деревья постоянно шелестят, скрипят ветвями, в то время как другие стоят бесшумно. Над головой я слышал далекое дыхание ветра, но в лесу стояла полная тишина. Было так тихо, что у меня по спине пробежали мурашки. Мне даже показалось, что деревья прислушиваются к нам.
Затем мы вышли на опушку и увидели дом. Его окружала высокая живая изгородь из кустов боярышника, и из-за нее были видны только верхний этаж и крыша. Из трубы струился белый дымок, который поднимался высоко над деревьями, пока ветер не прогонял его на восток.
Дом и сад расположились во впадине на склоне холма. Казалось, некий гигант любезно вычерпал рукой землю, чтобы было где построить жилье.
Мы шли вдоль ограды, пока не оказались у железной калитки. Она едва доходила мне до пояса и была выкрашена в ярко-зеленый цвет, причем совсем недавно. Ведьмак потянулся к щеколде, и я даже подумал, а не испачкается ли он в краске?
И тут случилось такое, от чего у меня перехватило дыхание. Прежде чем Ведьмак дотронулся до щеколды, она поднялась, и калитка медленно открылась сама.
– Спасибо, – услышал я голос Ведьмака. С входной дверью этого не случилось, потому что сначала ее нужно было отпереть большим ключом, который Ведьмак достал из кармана. Ключ был точь-в-точь как тот, что от дома в Блеклом переулке.
– Это тот же ключ? – спросил я.
– Ага, – ответил Ведьмак и толкнул дверь. – Его дал мне мой брат, слесарь. Этот ключ открывает почти все замки, без чего в нашей работе не обойтись.
Дверь подалась с громким скрежетом и протяжным стоном. Ведьмак провел меня в маленький темный коридор. Направо вела крутая лестница, а налево – узкий коридор, выложенный плиткой.
– Оставь вещи у лестницы, – произнес Ведьмак. – Пошли, нечего мешкать. Не люблю, когда обед стынет!
Я бросил его мешок и свой узелок на пол и следом за хозяином пошел по коридору навстречу аппетитным ароматам, доносившимся из кухни.
Я не разочаровался. Кухня напоминала мамину. На широком подоконнике в больших горшках росли травы. Заходящее солнце бросало по комнате пятнышки теней. В дальнем углу полыхал жаркий очаг, наполняя комнату теплом, а прямо посредине стоял огромный дубовый стол. На нем мы увидели две громадные пустые тарелки и пять блюд, полных доверху, а еще кувшин с горячей подливкой.
– Садись и ешь, – пригласил Ведьмак.
Меня не понадобилось долго упрашивать.
Я положил себе два больших куска цыпленка и баранины, так что на тарелке едва хватило места для холмика печеной картошки и овощей. Потом я полил все это сверху подливой. Вкуснее была только мамина стряпня.
Мне стало интересно, куда подевалась кухарка и как она узнала, что мы придем именно сейчас. У меня было полно вопросов, но я так устал, что решил поберечь силы для обеда. Когда я проглотил последний кусок, тарелка Ведьмака уже была пуста.
– Понравилось? – спросил он.
Я кивнул: объелся настолько, что не мог разговаривать. Ужасно хотелось спать.
– После того как поживешь на одном только сыре, приятно вернуться домой к горячей пище, – сказал Ведьмак. – Здесь мы едим вдоволь – за все то время, пока работаем.
Я опять кивнул и начал зевать.
– Завтра много дел, так что отправляйся спать. Твоя комната – с зеленой дверью, на втором этаже сразу у лестницы. Высыпайся, но не броди ночью по дому. Когда завтрак будет готов, зазвонит колокольчик. Сразу же спускайся: когда кто-то приготовил для тебя что-то вкусное, он может разозлиться, если блюдо остынет. Но и не приходи слишком рано – будет еще хуже.
Я кивнул, поблагодарил учителя за трапезу и спустился в главную часть дома. Мешок Ведьмака и свои вещи я не нашел и, не зная, кто мог их унести, поднялся в свою спальню.
Моя новая комната мне показалась очень просторной. В доме у родителей я делил спальню с двумя братьями. Здесь же помещались и кровать, и маленький стол со свечой, и стул, и туалетный столик – и все равно еще оставалось место. И как раз на туалетном столике меня дожидались мои пожитки.
Прямо напротив двери было большое подъемное окно, разделенное на восемь стеклышек, таких толстых и шершавых, что сквозь водоворот света и завитки узоров я не видел ничего снаружи. И не похоже, что окно давно не открывали. Кровать была придвинута очень близко к стене под самым окном, так что я стянул сапоги, залез на стеганое одеяло и попробовал открыть окно. Оно поддалось неожиданно легко, хотя и было довольно плотно закрыто. Я потянул за шнурок, поднял нижнюю половинку окна и высунул голову, чтобы лучше оглядеться вокруг.
Подо мной лежала широкая лужайка, разрезанная пополам тропинкой из белой гальки. Дорожка уходила вдаль и пропадала среди деревьев. Над кронами справа виднелись холмы. Один из них был так близко, что казалось: протяни руку – и дотронешься. Я полной грудью вдохнул прохладного и свежего воздуха, пахнущего травой, а потом слез с кровати. Развернул свой узелок. Все вещи уместились в верхнем ящике стола. Закрывая его, я вдруг заметил надписи на дальней стене, где внизу у кровати их скрывала тень.
Стена была покрыта именами, и все они были нацарапаны черными чернилами на голой штукатурке. Некоторые имена были крупнее других. Я даже подумал, что те, кто их написал, наверное, много мнили о себе. Некоторые надписи выцвели от времени. Может, это имена других учеников, что спали в этой комнате? Мне тоже надо добавить свое или подождать до конца месяца, когда меня, вероятно, возьмут на постоянное обучение? У меня не было ни пера, ни чернил, так что я решил подумать об этом позднее и просто стал изучать стену более пристально, пытаясь понять, чья надпись самая свежая.
Наверное, это БИЛЛИ БРЕДЛИ – нацарапано четче остальных в уголке в самом низу. Мне вдруг стало любопытно, где же сейчас этот Билли и что он делает. Только усталость мешала мыслям.
Кровать манила свежими простынями, и я не стал долго раздумывать. Разделся и, как только голова коснулась подушки, заснул крепким сном.
Открыв глаза, я увидел, что в окно уже льются лучи солнца. Меня разбудил какой-то звук. Наверное, колокольчик.
Тогда я забеспокоился. Это правда был звонок, зовущий меня к завтраку, или мне просто приснилось? Я не мог сказать точно. И что же делать? Кухарка разозлится, если спущусь слишком рано или поздно. В конце концов я решил, что все-таки слышал звонок колокольчика, оделся и бросился вниз.
На лестнице я услыхал звон посуды из кухни, но, когда открыл дверь, там никого не оказалось.
Значит, ошибся. Надо было тут же вернуться наверх, потому что завтрак, очевидно, еще не приготовили. С прошлого ужина помыли тарелки, но стол был пуст, а в очаге лежала груда холодной золы. В кухне было холодно и, что еще хуже, – становилось все холоднее с каждой секундой.
Подходить к столу уж совсем не следовало. Стоило мне сделать шаг, как что-то позади меня злобно зашипело прямо под ухом. Так близко, что я даже почувствовал его дыхание.
Ведьмак же предупреждал: не спускаться рано. Я вдруг понял, что у меня неприятности.
Как только мне в голову пришла эта мысль, что-то резко ударило меня по затылку. Я пошатнулся и чуть не потерял равновесие.
Второго предупреждения не потребовалось. Я бросился прочь из кухни. Но на полпути застыл как вкопанный. Кто-то стоял на верхней ступеньке. Чей-то угрожающе высокий силуэт выделялся на фоне зеленой двери.
Я остановился, не зная, куда деваться, но меня успокоил знакомый голос. Это был Ведьмак.
Я впервые видел его без длинного черного плаща. На нем был черный жакет и серые штаны. Несмотря на высокий рост и широкие плечи, Ведьмак был очень худощавым – скорее всего оттого, что все время питался одним сыром. Он походил на лучших рабочих с фермы: когда они стареют, то некоторые, конечно, жиреют, но у большинства (именно таких отец нанимал для сбора урожая с тех пор, как братья покинули дом) худые, гибкие тела. «Чем худее, тем они более приспособленные», – всегда говорил отец. Взглянув на Ведьмака, я теперь понял, почему он с легкостью преодолевал зыбкие болотистые тропы и долго держался на ногах.
– Я же тебя предупреждал, – сказал Ведьмак тихо. – У тебя, похоже, уши заложило. Это будет тебе уроком, парень. В следующий раз пощады не жди.
– Мне показалось, я слышал колокольчик, – ответил я. – Наверное, приснилось.
Ведьмак засмеялся:
– Первое и самое важное, чему тебе придется научиться в нашем ремесле, – не путать, где явь, а где сон. Некоторым так и не удается научиться различать их.
Учитель покачал головой, шагнул ко мне и похлопал по плечу:
– Пошли, я покажу тебе сад. Надо же с чего-то начать, да и завтрак еще не готов.
Ведьмак вывел меня из дома через заднюю дверь, и я увидел сад – очень большой, намного больше, чем казалось из-за ограды.
Мы пошли на восток, щурясь от утреннего солнца, и скоро очутились на широкой лужайке. Вчера я подумал, что весь сад окружен оградой, но теперь понял, что был не прав. В ограде виднелись щели, а за ними – лес. Лужайку делила пополам тропка из гальки, потом она терялась среди деревьев.
– На самом деле здесь не один сад, – сказал Ведьмак. – К каждому из них ведет вот такая тропинка. Сначала мы заглянем в восточный сад. Когда солнце взойдет, там вполне безопасно, но никогда не ходи туда после наступления темноты. По крайней мере без уважительной на то причины, и уж конечно не в одиночку.
Я в волнении последовал за Ведьмаком. На границе лужайки трава была гуще и выше, повсюду росли колокольчики. Вообще-то я люблю колокольчики: они зацветают весной и предвещают наступление лета. Но сейчас я лишь мельком взглянул на них. Утреннее солнце скрылось за деревьями, и воздух почему-то стал холоднее, как недавно на кухне.
В этой части леса было что-то пугающее и странное. Чем дальше мы продвигались, тем холоднее становилось вокруг.
Высоко над нами висели грачиные гнезда, и от птичьих криков мне стало еще больше не по себе. Эти крики были не более мелодичными, чем пение моего отца, когда он доил коров. Если молоко скисало, мама знала, кого винить.
Ведьмак остановился и указал на землю в пяти шагах от нас.
– Что это? – спросил он шепотом.
Трава там не росла, и посреди голой земли стоял могильный камень. Он немного перекосился вправо, а перед ним шесть футов земли были огорожены маленькими камешками. Еще более странным было то, что этот клочок земли сверху накрывали тринадцать толстых железных прутьев, привинченных к камням болтами.
Я сосчитал еще раз для верности: ровно тринадцать.
– Ну, давай, парень. Я же задал вопрос. Что это такое?
У меня во рту так пересохло, что я едва мог вымолвить слово, но сумел выжать из себя целых два:
– Это могила…
– Правильно. Догадливый. Видишь что-нибудь необычное?
Теперь я уже совсем не мог говорить. И просто кивнул.
Ведьмак улыбнулся и потрепал меня по плечу.
– Здесь нечего бояться. Это просто мертвая ведьма, причем очень слабая. Ее похоронили на неосвященной земле за церковным двором неподалеку отсюда. Но она рвалась наружу. Я говорил с ней, но она и слушать меня не хотела. Пришлось перенести ее сюда. Людям от этого лучше, спокойнее. Не желают они думать о таких вещах. А для нас это работа.
Я еще раз кивнул и, только теперь заметив, что вообще не дышу, глубоко вздохнул. Сердце, как молоток, колотилось о ребра, грозясь проломить их в любую минуту, и я весь дрожал.
– Да нет, сейчас она не опасна, – продолжил Ведьмак. – Время от времени, при полной луне, слышно, как она шевелится, но ей не хватает сил, чтобы выбраться наружу, да и железные прутья все равно ее остановят. Там за деревьями есть вещи похуже. – Он указал костлявым пальцем на восток. – Двадцать шагов – и ты на месте.
Хуже? Что может быть еще хуже? Я знал, что Ведьмак все равно расскажет, хочу я того или нет.
– Здесь еще две ведьмы: мертвая и живая. Мертвую похоронили торчком, вниз головой, но даже несмотря на это раз или два в год приходится выпрямлять прутья. После наступления темноты держись отсюда как можно дальше.
– А почему она похоронена вниз головой? – спросил я.
– Хороший вопрос, – ответил Ведьмак. – Видишь ли, о духе мертвой ведьмы обычно говорят, что он «привязан к костям». Он, как в ловушке, закован в кости, и некоторые из ведьм даже не понимают, что мертвы. Сначала мы хороним их вверх головой, и для большинства этого хватает. Все ведьмы разные, но попадаются очень упрямые. Привязанная к костям ведьма пытается вернуться в мир, как будто хочет родиться заново. Мы усложняем ей задачу, похоронив вверх ногами. Так выбраться труднее. Но она все равно опасна, так что не подходи близко. А живую вообще обходи стороной. Она была бы опаснее мертвой, чем живой, потому что такой могущественной ведьме не составит труда воскреснуть. Поэтому мы держим ее в яме. Это Мамаша Малкин, и она часто разговаривает сама с собой. На самом деле это, конечно, просто шепот. Злее Мамаши ведьмы не найти, но она уже давно в яме, и большая часть ее силы иссякла, уйдя в землю. И все же она бы с удовольствием поживилась мальчонкой вроде тебя. Так что будь осторожен. Пообещай сейчас же, что не подойдешь близко. Говори…
– Обещаю не подходить близко, – прошептал я.
Мне было очень не по себе. По-моему, это ужасно – держать живое существо, пусть даже ведьму, в земле. Вряд ли бы это понравилось маме.
– Хорошо, парень. Надеюсь, такого же, как утром, не случится. Есть вещи страшнее, чем когда уши закладывает. Гораздо страшнее.
Я поверил ему на слово. Совсем не хотелось услышать подробности. И Ведьмак еще многое должен был мне показать, так что я успею испугаться. Он вывел меня из леса, и мы пошли к другой поляне.
– Это южный сад, – сказал Ведьмак. – Сюда тоже не приходи затемно.
Солнце скрылось за плотной стеной деревьев, и воздух становился прохладнее, поэтому я понял: приближается что-то недоброе. Ведьмак остановился в десяти шагах от большого камня, который лежал на земле рядом с корнями дуба. Камень закрывал побольше площади, чем нужно для одной могилы, и, судя по его наземной части, был очень большим.
– Как думаешь, что здесь похоронено? – спросил меня Ведьмак.
Я попробовал ответить уверенно:
– Еще одна ведьма?
– А вот и нет. Для ведьмы такой камень не требуется. Хватает железа. Но то, что лежит здесь, в мгновение ока протиснется сквозь прутья. Присмотрись. Видишь, что выдолблено на камне?
Я узнал букву, но не знал, что все это значит.
– Это греческая буква «бета», – пояснил Ведьмак. – Она обозначает домового. Косая черта значит, что здесь его искусственно связали, под буквой – имя того, кто это сделал. Справа внизу – римская цифра «один». То есть это домовой первой степени и очень опасный. Как я уже говорил, мы используем десять степеней. Помни об этом – однажды это может спасти тебе жизнь. Имеющий десятую степень настолько слаб, что люди его даже не заметят. Имеющий первую с легкостью тебя убьет. Мне многого стоило притащить сюда этот камень, но теперь домовой связан. Он искусственно связан и останется здесь до скончания века. Тебе еще много нужно узнать о домовых, парень, и я начну урок сразу после завтрака. Есть большая разница между связанными и свободными домовыми. Свободный может передвигаться очень далеко от своего дома, а значит, творить зло, сколько ему вздумается. Если с домовым трудно справиться словами, нужно бороться иначе. Это называется «искусственно связать». Тогда он не сможет двигаться. Хотя сказать легче, чем сделать.
Ведьмак вдруг нахмурился, как будто вспомнил что-то неприятное.
– Один мой ученик как-то попал в беду, не справившись с домовым. – Ведьмак печально покачал головой. – Но сегодня твой первый день, так что не будем об этом.
И как раз в эту минуту из дома послышался звон колокольчика. Ведьмак улыбнулся.
– Это явь или сон? – спросил он.
– Явь.
– Точно?
Я кивнул.
– В таком случае пойдем завтракать. На сытый желудок я покажу тебе другой сад.
ГЛАВА 6
Девочка в остроносых туфлях
С моего последнего визита кухня заметно изменилась. В камине горел огонь, а на столе нас ждали две тарелки с яичницей и беконом, свежеиспеченный хлеб и большой кружочек сбитого масла.
– Налетай, пока не остыло, – позвал Ведьмак.
Я тут же принялся за завтрак, и мы быстро опустошили обе полные тарелки и съели половину буханки хлеба. Потом Ведьмак откинулся на спинку стула, почесал бороду и задал мне серьезный вопрос.
– Тебе не кажется, – спросил он, глядя прямо мне в глаза, – что лучшей яичницы с беконом ты в жизни не пробовал?
Я не мог с ним согласиться. Завтрак был отличный, не чета кусочку сыра, но мне приводилось пробовать и получше. Каждый день – дома. Моя мама готовила в сто раз вкуснее. Но я подумал, что Ведьмаку вряд ли придется по душе такое сравнение. Поэтому я солгал, сказал неправду, ту, от которой вреда точно не будет, а радость – может быть.
– Да, – ответил я, – это был лучший завтрак, который я когда-либо ел. И мне жаль, что я спустился слишком рано. Обещаю, этого не повторится.
От моих слов Ведьмак так широко улыбнулся, что я подумал, как бы уголки рта у него на затылке не сошлись. Потом он похлопал меня по спине и снова повел в сад.
Только там его улыбка исчезла.
– Молодец, парень, – произнес он. – Домовые и женщины на лесть падки. Всегда верят.
В кухне ничто не говорило о присутствии женщины, и это подтвердило мои подозрения: пищу для нас готовил домовой. Я удивился, если не сказать больше. Многие думают, что ведьмак держит домовых в рабстве или, по крайней мере, делает их безвредными. Но кто же поверит, что домовой у него по хозяйству хлопочет?
– Это западный сад, – начал Ведьмак, когда мы пошли вдоль третьей тропинки под хруст гальки. – Здесь безопасно и днем и ночью. Я сам часто прихожу сюда, если мне нужно хорошенько подумать.
Мы миновали еще одну зеленую ограду, и я тут же почувствовал разницу. Деревья легко покачивались от утреннего ветра, пели птицы. Это было доброе и счастливое место.
Мы шли, пока не вышли на опушку с видом на холмы. Небо было такое чистое, что я мог разглядеть каменные стены, которые разделяли склоны на поля и отмечали границы каждой фермы. Видно было даже вершину ближайшего холма.
Ведьмак указал на деревянную скамью слева:
– Садись.
Я сел, и какое-то время Ведьмак просто пристально смотрел на меня сверху вниз своими зелеными глазами. Потом принялся вышагивать взад-вперед возле скамейки, не говоря ни слова. Он больше не смотрел в мою сторону, словно забыл обо мне и унесся мыслями куда-то далеко-далеко. Ведьмак отбросил за спину свой длинный плащ, засунул руки в карманы… и вдруг сел рядом со мной.
– Как думаешь, сколько видов домовых существует?
Я и понятия не имел.
– Я знаю уже два: свободные и связанные. Какие еще – не представляю.
– Замечательно, парень. Ты запоминаешь то, что я говорю, и не строишь пустых догадок. Видишь ли, домовые так же отличаются друг от друга, как люди. У каждого свой характер. Несмотря на это, некоторых можно распознать и дать им имя. В зависимости от облика, который они принимают, поведения или поступков.
Он полез в карман и вынул маленькую книжицу в черном кожаном переплете.
– Возьми, теперь она твоя, – сказал он, вручая ее мне. – Береги и не теряй, что бы ни случилось.
Книжка, видимо, была совсем новой, потому что сильно пахла кожей. Но меня разочаровало то, что страницы в ней оказались абсолютно чистыми. Я-то думал, в ней полно секретов мастерства. Очевидно, мне придется записать их самому, потому что вслед за книжкой Ведьмак протянул мне перо и чернильницу.
– Приготовься записывать, – сказал учитель, вставая, и снова принялся бродить туда-сюда. – И не пролей чернила, они ведь не капают из коровьего вымени.
Мне кое-как удалось очень осторожно открыть баночку. Я обмакнул перо и открыл книжку на первой странице.
А Ведьмак уже начал урок. И говорил очень быстро.
– Во-первых, бывают волосатые домовые, которые принимают облик животных. Обычно собак, но бывают и кошки, и козлы. И не забудь про лошадей – они запросто тебя обманут. Независимо от облика, волосатые домовые бывают враждебные, дружелюбные и – так, серединка на половинку.
– Налетай, пока не остыло, – позвал Ведьмак.
Я тут же принялся за завтрак, и мы быстро опустошили обе полные тарелки и съели половину буханки хлеба. Потом Ведьмак откинулся на спинку стула, почесал бороду и задал мне серьезный вопрос.
– Тебе не кажется, – спросил он, глядя прямо мне в глаза, – что лучшей яичницы с беконом ты в жизни не пробовал?
Я не мог с ним согласиться. Завтрак был отличный, не чета кусочку сыра, но мне приводилось пробовать и получше. Каждый день – дома. Моя мама готовила в сто раз вкуснее. Но я подумал, что Ведьмаку вряд ли придется по душе такое сравнение. Поэтому я солгал, сказал неправду, ту, от которой вреда точно не будет, а радость – может быть.
– Да, – ответил я, – это был лучший завтрак, который я когда-либо ел. И мне жаль, что я спустился слишком рано. Обещаю, этого не повторится.
От моих слов Ведьмак так широко улыбнулся, что я подумал, как бы уголки рта у него на затылке не сошлись. Потом он похлопал меня по спине и снова повел в сад.
Только там его улыбка исчезла.
– Молодец, парень, – произнес он. – Домовые и женщины на лесть падки. Всегда верят.
В кухне ничто не говорило о присутствии женщины, и это подтвердило мои подозрения: пищу для нас готовил домовой. Я удивился, если не сказать больше. Многие думают, что ведьмак держит домовых в рабстве или, по крайней мере, делает их безвредными. Но кто же поверит, что домовой у него по хозяйству хлопочет?
– Это западный сад, – начал Ведьмак, когда мы пошли вдоль третьей тропинки под хруст гальки. – Здесь безопасно и днем и ночью. Я сам часто прихожу сюда, если мне нужно хорошенько подумать.
Мы миновали еще одну зеленую ограду, и я тут же почувствовал разницу. Деревья легко покачивались от утреннего ветра, пели птицы. Это было доброе и счастливое место.
Мы шли, пока не вышли на опушку с видом на холмы. Небо было такое чистое, что я мог разглядеть каменные стены, которые разделяли склоны на поля и отмечали границы каждой фермы. Видно было даже вершину ближайшего холма.
Ведьмак указал на деревянную скамью слева:
– Садись.
Я сел, и какое-то время Ведьмак просто пристально смотрел на меня сверху вниз своими зелеными глазами. Потом принялся вышагивать взад-вперед возле скамейки, не говоря ни слова. Он больше не смотрел в мою сторону, словно забыл обо мне и унесся мыслями куда-то далеко-далеко. Ведьмак отбросил за спину свой длинный плащ, засунул руки в карманы… и вдруг сел рядом со мной.
– Как думаешь, сколько видов домовых существует?
Я и понятия не имел.
– Я знаю уже два: свободные и связанные. Какие еще – не представляю.
– Замечательно, парень. Ты запоминаешь то, что я говорю, и не строишь пустых догадок. Видишь ли, домовые так же отличаются друг от друга, как люди. У каждого свой характер. Несмотря на это, некоторых можно распознать и дать им имя. В зависимости от облика, который они принимают, поведения или поступков.
Он полез в карман и вынул маленькую книжицу в черном кожаном переплете.
– Возьми, теперь она твоя, – сказал он, вручая ее мне. – Береги и не теряй, что бы ни случилось.
Книжка, видимо, была совсем новой, потому что сильно пахла кожей. Но меня разочаровало то, что страницы в ней оказались абсолютно чистыми. Я-то думал, в ней полно секретов мастерства. Очевидно, мне придется записать их самому, потому что вслед за книжкой Ведьмак протянул мне перо и чернильницу.
– Приготовься записывать, – сказал учитель, вставая, и снова принялся бродить туда-сюда. – И не пролей чернила, они ведь не капают из коровьего вымени.
Мне кое-как удалось очень осторожно открыть баночку. Я обмакнул перо и открыл книжку на первой странице.
А Ведьмак уже начал урок. И говорил очень быстро.
– Во-первых, бывают волосатые домовые, которые принимают облик животных. Обычно собак, но бывают и кошки, и козлы. И не забудь про лошадей – они запросто тебя обманут. Независимо от облика, волосатые домовые бывают враждебные, дружелюбные и – так, серединка на половинку.