Страница:
– Помоги мне лучше в буфете, милый! – ухватив мужа за шиворот ветхой рубашки, коротко, но убедительно хохотнула Аманда. – Я сама провожу нашу гостью наверх.
Судя по бескомпромиссному командному обращению Аманды со своим мужем, он не был настоящим хозяином мотеля. Настоящим хозяином мотеля была его приветливая «простушка», а в душе железная леди Аманда Хэчт. И это неожиданное открытие искренне порадовало Петти Чарли, с некоторых пор считающей всех мужчин похотливыми эгоистичными козлами и недоумками.
Муж молниеносно растворился за открытой дверью, ведущей в буфет, а Аманда, без лишних церемоний выхватив чемодан из рук Петти, повела ее на второй этаж. Поднимаясь по скрипучей лестнице вслед за грузной хозяйкой, Петти не упустила очередной шанс съязвить по поводу явного запустения мотеля.
– Да, кстати, что-то я не вижу, толпы посетителей, вламывающихся в ваш знаменитый отель! – язвительно заметила она в адрес Аманды.
– Сегодня к нам уже заселились трое посетителей, но на завтра у нас забронированы еще три номера, – не заметив или сделав вид, что не заметила мелкой колкости гостьи, охотно ответила Аманда.
– И где же они, позвольте узнать? – не унималась Петти.
– У вас комната под номером десять, а в девятую заселились двое молодых японцев. Кроме этого в шестую въехал молодой латинос. Да и, насколько мне известно, все трое сейчас на прогулке, – терпеливо огласила Аманда не густой список вновь прибывших.
– Может они предпочли незаметно съехать из вашего уютного гнездышка в соседний мотель? – использовала последнюю ядовитую стрелу из своего богатого арсенала, Петти.
– Что вы, мэм?! – вдруг выронив из рук чемодан, не на шутку возмутилась Аманда. – О чем вы говорите? Спросите у кого угодно в городе, и любой вам скажет, что у Трента Соренсона самая грязная лачуга в штатах. И ее не то, что бы мотелем, сараем для скота назвать трудно!
– Ладно, ладно, Аманда, простите меня за резкость и прямоту. Я совсем не хотела вас обидеть, – почувствовав, что незаслуженно обидела добрую хозяйку, примирительно взяла ее за руку Петти.
– Да ничего, я не обиделась мисс Петти. Просто я хочу вам сказать, да у нас немного дороже проживание и услуги, чем скажем в обычном мотеле, но уже через день вы убедитесь в том, что это того стоило. И пусть у нас отсутствуют в перечне услуг все эти необходимые современные штучки типа Интернета и кабельного ТВ, но зато у нас есть то, чего точно нет у других, – искусно замаскировав досаду, оперативно и самое главное вовремя, развернула Аманда интригующе-заманчивый рекламный project.
– Привидения, я права? – разобрав сквозь прозрачную кальку намеков уже всплывавшую сегодня тему, сразу догадалась Петти.
– Скоро вы сами все узнаете, мисс Петти, – поставив чемодан на пол у двери под номером десять, таинственно прищурила свои темные глаза Аманда. В это мгновение, мелькая распущенными парусами крыльев, по узкому коридору метнулась тень летящей бабочки, после чего круто спикировав, она плавно приземлилась на левое плечо Петти.
– Ой, а Монарха тоже заселять будем? – мгновенно позабыв о продолжении рекламной акции, по-детски восхитилась Аманда.
Петти, ощутив на своем лице бархатную нежность крыльев, блаженно улыбнулась и прошептала:
– Да, крошка прибыла со мной. Надеюсь, вы не будете возражать, если мы поживем с ней вместе в одном номере?
– Что вы, живите сколько вам угодно. У нас в Бэгли Монархов не обижают! – умиленно глядя на колыхающийся небесный цветок на плече Петти, легко согласилась Аманда.
– Спасибо вам за помощь, Аманда! – от души поблагодарила Петти хозяйку мотеля и протянула ей новую пятидолларовую купюру.
– Уберите, мисс Петти, я прошу вас, – протестующим жестом отвергла щедрые «чаевые» Аманда и мягко пожав ее руку чуть выше предплечья, направилась обратно к лестнице.
– Да, мисс Петти, прошу вас, не пропускать утренний завтрак. Ровно в 7-00 я готовлю отличный английский завтрак, – уже сходя вниз по лестнице, выдала Аманда запоздалый рекламный «slogan».
Подождав, когда стихнут грузные шаги услужливой хозяйки мотеля, Петти вставила ключ в замочную скважину и немного помешавшись, отворила дверь своего номера.
Тобари ни
Судя по бескомпромиссному командному обращению Аманды со своим мужем, он не был настоящим хозяином мотеля. Настоящим хозяином мотеля была его приветливая «простушка», а в душе железная леди Аманда Хэчт. И это неожиданное открытие искренне порадовало Петти Чарли, с некоторых пор считающей всех мужчин похотливыми эгоистичными козлами и недоумками.
Муж молниеносно растворился за открытой дверью, ведущей в буфет, а Аманда, без лишних церемоний выхватив чемодан из рук Петти, повела ее на второй этаж. Поднимаясь по скрипучей лестнице вслед за грузной хозяйкой, Петти не упустила очередной шанс съязвить по поводу явного запустения мотеля.
– Да, кстати, что-то я не вижу, толпы посетителей, вламывающихся в ваш знаменитый отель! – язвительно заметила она в адрес Аманды.
– Сегодня к нам уже заселились трое посетителей, но на завтра у нас забронированы еще три номера, – не заметив или сделав вид, что не заметила мелкой колкости гостьи, охотно ответила Аманда.
– И где же они, позвольте узнать? – не унималась Петти.
– У вас комната под номером десять, а в девятую заселились двое молодых японцев. Кроме этого в шестую въехал молодой латинос. Да и, насколько мне известно, все трое сейчас на прогулке, – терпеливо огласила Аманда не густой список вновь прибывших.
– Может они предпочли незаметно съехать из вашего уютного гнездышка в соседний мотель? – использовала последнюю ядовитую стрелу из своего богатого арсенала, Петти.
– Что вы, мэм?! – вдруг выронив из рук чемодан, не на шутку возмутилась Аманда. – О чем вы говорите? Спросите у кого угодно в городе, и любой вам скажет, что у Трента Соренсона самая грязная лачуга в штатах. И ее не то, что бы мотелем, сараем для скота назвать трудно!
– Ладно, ладно, Аманда, простите меня за резкость и прямоту. Я совсем не хотела вас обидеть, – почувствовав, что незаслуженно обидела добрую хозяйку, примирительно взяла ее за руку Петти.
– Да ничего, я не обиделась мисс Петти. Просто я хочу вам сказать, да у нас немного дороже проживание и услуги, чем скажем в обычном мотеле, но уже через день вы убедитесь в том, что это того стоило. И пусть у нас отсутствуют в перечне услуг все эти необходимые современные штучки типа Интернета и кабельного ТВ, но зато у нас есть то, чего точно нет у других, – искусно замаскировав досаду, оперативно и самое главное вовремя, развернула Аманда интригующе-заманчивый рекламный project.
– Привидения, я права? – разобрав сквозь прозрачную кальку намеков уже всплывавшую сегодня тему, сразу догадалась Петти.
– Скоро вы сами все узнаете, мисс Петти, – поставив чемодан на пол у двери под номером десять, таинственно прищурила свои темные глаза Аманда. В это мгновение, мелькая распущенными парусами крыльев, по узкому коридору метнулась тень летящей бабочки, после чего круто спикировав, она плавно приземлилась на левое плечо Петти.
– Ой, а Монарха тоже заселять будем? – мгновенно позабыв о продолжении рекламной акции, по-детски восхитилась Аманда.
Петти, ощутив на своем лице бархатную нежность крыльев, блаженно улыбнулась и прошептала:
– Да, крошка прибыла со мной. Надеюсь, вы не будете возражать, если мы поживем с ней вместе в одном номере?
– Что вы, живите сколько вам угодно. У нас в Бэгли Монархов не обижают! – умиленно глядя на колыхающийся небесный цветок на плече Петти, легко согласилась Аманда.
– Спасибо вам за помощь, Аманда! – от души поблагодарила Петти хозяйку мотеля и протянула ей новую пятидолларовую купюру.
– Уберите, мисс Петти, я прошу вас, – протестующим жестом отвергла щедрые «чаевые» Аманда и мягко пожав ее руку чуть выше предплечья, направилась обратно к лестнице.
– Да, мисс Петти, прошу вас, не пропускать утренний завтрак. Ровно в 7-00 я готовлю отличный английский завтрак, – уже сходя вниз по лестнице, выдала Аманда запоздалый рекламный «slogan».
Подождав, когда стихнут грузные шаги услужливой хозяйки мотеля, Петти вставила ключ в замочную скважину и немного помешавшись, отворила дверь своего номера.
Тобари ни
Войдя внутрь, Петти бросила на пол чемодан и, затворив спиной дверь, оценивающим взглядом «отсканировала» номер. В глубоких озерах ее глаз, словно в зеркале, отразилась гипперболически искривленная в вакууме пространства, клетка, украшенная строгой симметрией японского Востока. Центр этого импровизированного островка Японии венчал круглый стол, покрытый серой льняной скатертью, на котором скромно возвышалась бумажная ваза, заполненная искусственными белыми хризантемами и мелкими разноцветными камешками. Над центром стола низко свешивался японский тетин, прикрепленный к потолку тонкой бамбуковой спиралью. Его красный цилиндрический абажур породил у Петти дымчатую тень аллегории, связанную с куском зимнего солнца, выплывающего из студеного моря ранним утром и дающего своим светом надежду замерзающим в саду камней белым хризантемам.
Слева от стола над широкой двуспальной кроватью треть стены занимал рассыпавшийся полукругом голубой бумажный веер, испещренный черными пауками иероглифов и аскетичным черно-белыми образами суйбокуги. Справа, прямо напротив комода с вертикальной призмой зеркала, стену украшала большая картина, заключенная в бамбуковую желтую рамку. Она была выполнена в лучших традициях стиля укие-э и определенно обладала мощной харизмой, что сразу интуитивно уловило сверхчуткое сознание Петти Чарли. Обойдя гору Фудзияму, увенчанную спящими хризантемами и ткнув пальцем в овальный красный бок спящее зимнее солнце, Петти вплотную приблизилась к картине и с бьющимся от волнения сердцем, принялась жадно слизывать глазами застывшую магму восточной мистики.
Впаянный в клочок полотна сгусток души, сконцентрировался в изображении хрупкой японской девушки, облаченной в траурную мофуку, стянутую красным поясом оби и запахнутую на левую сторону. Ее белое восковое личико хранило отпечаток глубокой тоски и скорби, а маленький рот, похожий на небольшой цветок, надломился в немом плаче. Густо подведенные черной тушью глаза девушки были закрыты, а из их стреловидных уголков непрерывно струились две тонкие красные струйки слез. Сидя на низком деревянном мосту, она купала изящные голые ножки в реке, заполненной темной влагой. За спиной скорбящей девушки, в сполохах молочного тумана бродила полная луна, и ее унылый неподвижный взгляд отражался мерцающими искрами на крыльях, распластанной по фиолетовому небу белой бабочки. Бабочка почти, что сливалась с полотном и на первый взгляд являлась невзрачным фрагментом в сдержанной палитре красок, но в то же самое время, Петти показалось, что минует еще одно мгновение и белая бабочка выпорхнет из застывшего квадрата ночной меланхолии.
Она внезапно почувствовала, как на нее нахлынуло знакомое море волнения, в ядовитых обжигающих водах которого, ей однажды довелось искупаться на выставке работ немецкого экспрессиониста Отто Дикса. Как и тогда, в просторных залах нью-йоркского музея современного искусства, она ощутила безграничную жадную потребность вскрыть набальзамированный специями впечатлений дух застывшей в портрете Вечности. Но ее мимолетный еле различимый голос всего за секунду пронзивший все шесть главных чувств Петти, мгновенно испарился в пространстве, оставив кровоточащий отпечаток на ее изломанной душе. Исторгнув из себя похотливый стон, полный болезненного разочарования, Петти нехотя поднялась со дна ядовитого моря скрытого знания и выползла на серый песок обыденного сознания непосвященных.
И если кто и мог утолить ее интуитивную болезненную жажду к познаниям, то только тот, кто в совершенстве владел техникой перемещения бессмертных душ в художественный материализм японской мистики. Возможно, неизвестный мастер скрыл некую тайну в цепочке черных иероглифов вертикально карабкающихся по правой стороне холста? И Петти лишь оставалось слабо надеяться на то, что в этом намертво впечатанном в первозданную природу «медвежьем углу» чудом всплывет искушенный укротитель черных японских пауков.
Художественный экстаз подобно доброй порции новокаина обдал немым холодом нервные рецепторы Петти, и она ощутила жестокую потребность поскорее выбраться из этой паутины символов и образных значений. Громко скрипя зубами, Петти подалась в сторону брошенного на пол чемодана и с диким остервенением стала рвать на нем металлические застежки молний. В разные стороны полетели скомканные вещи, туалетные принадлежности и мелкие сувениры. Но Петти, уподобившись роющей нору лисе, продолжала копаться в растерзанном желудке чемодана, ища то, что более всего требовала ее душа в этот момент. И вот, когда на дне чемодана не осталось ни одной вещи, Петти, наконец, нашла, то, что искала и, упав на спину, она облегченно рассмеялась. В ее ладони ярко блеснул пузатый пузырек, до половины наполненный белым кристаллическим порошком. Потревоженная ее счастливым смехом, оранжевая бабочка беспорядочно заметалась по всей комнате, ища для себя спокойное место для сна. Наблюдая повеселевшими глазами за перепуганной крылатой подружкой, Петти голосом циркового дрессировщика бросила ей вслед:
– Крошка, хватит мельтешить почем зря. Пойдем, понюхаем мефедрончика.
Бабочка, как будто бы угадав намерение своей диковатой покровительницы, послушно опустилась на красный тетин и, сложив вертикально крылья, принялась начищать передними лапками вздернутые кверху антенны усов.
– Молодец, крошка. Еще пара моих уроков и ты сможешь рассказать мне, в чем заключается секрет магической силы этой картины, – удовлетворенная удивительной смышленостью насекомого, с наигранным пафосом в голосе воскликнула Петти.
Не вставая с пола, Петти извлекла из кармана джинсов пятидолларовую купюру, и быстро скрутив ее в плотную трубочку, перевернулась на живот. Откупорив пластиковую крышку на пузырьке, Петти осторожно высыпала на деревянный пол немного белого порошка, и ловко разделив содержимое ногтем надвое, вставила в нос конец бумажной трубочки. Шумно вдохнув в обе ноздри по порции белого порошка, Петти выронила из пальцев скрученную купюру и, перевернувшись обратно на спину, блаженно простонала:
– Боже, неужели у меня снова вырастут крылья?!
Крылья выросли, но не сразу и были скорее похожи на жалкие куриные перья, но даже краткой пародии на полет над курятником оказалось достаточно для Петти, чтобы ощутить знакомый вкус свободы и надежду на бессмертие. Томно прикрыв глаза, Петти услышала, как быстро забилось в ее груди сердце, с растущей энергией перегоняя через плотину аорты реку, загустевшую крови. Окропленное живительной красной влагой зачахшее древо жизни распрямило свой согбенный стан и жадно потянулось зеленеющими гибкими ветвями к раскаленному диску солнца. Жар его согрел озябшую душу Петти, и она на время позабыла о своей главной роли в трагедии, сотворенной ее же руками.
Прекрасная штука-забвение отдел суетных, ведущих всех нас к общей могиле, но в компании с персональным для каждого одиночеством!
Поймав попутный ветер, Петти с опытностью профессионального дельтапланериста, набрала с места скорость и взмыла над пестрым одеялом земли, заляпанным грязными пятнами городов. Они остались там, внизу и их невыносимый смрад разложения не раздражал больше парящую в небе Петти. Это была всего лишь краткая иллюзия мечты, но кто, побывав здесь хотя бы один раз, не пожелал бы вернуться сюда вновь? Петти многократно испытала на себе это мимолетное, разъедающее душу счастье и уже не раз поплатившись за это жесткими посадками и опустошающими депрессиями, она все же не переставала бредить об очередном полете. И пока продолжался этот головокружительный фантастический полет, Петти жила и без остатка отдавала всю себя капризному и непредсказуемому потоку экзистенции.
Глуповато хихикая, Петти стянула с себя надоевшие узкие джинсы и черные кружевные трусики. Затем, встав на колени, она сдернула через голову помятую белую блузку и сорвала с плеч бретельки бюстгальтера. Томно проведя ладонями по упругим изгибам бедер, Петти запустила нервно подрагивающие пальцы себе в промежность и стала медленно водить ими по набухшим розовым лепесткам. Стон неукротимого вожделения сломал ее красиво очерченный пухлый ротик, а серые миндалевидные глаза налились тьмой сладострастия и муками возрождения. Поглаживая свою высокую белоснежную грудь, облагороженную аккуратными розовыми сосками, Петти стала страстно нашептывать строки из эротической танки Рубоко Шо:
– Боже, как я хочу трахаться. Ну, трахните же меня, кто-нибудь?
Внезапно Петти захотелось остановить безжалостное время и продлить краткие мгновения счастья. Она затаила дыхание и, прикрыв глаза, попыталась представить, как ее разгоряченное тело охватывает приятное оцепенение и она превращается в муху, впаянную в янтарный кристалл воздуха. Но неумолимый шепот секунд, тающих на стрелках настенных часов, не позволил ей приобщиться к обжигающему льду Вечности. Открыв глаза, Петти неподвижным взглядом стала наблюдать, как с траурным шелестом падают с потолка рваные хлопья серого пепла. Капли пепельного дождя смешались с ее солеными слезами и превратились в черную реку отчаяния, утопив очередную надежду Петти на бессмертие после мертвого сезона земной жизни.
– Крошка, где ты? Ты слышишь меня, крошка? – размазывая по щекам чернильные слезы, сиротливо всхлипнула Петти и протянула к сидящей на фонаре бабочке дрожащие ладони. Словно услышав внутреннюю мольбу Петти, бабочка пружинисто оттолкнулась лапками от поверхности остывшей красной планеты и послушно приземлилась на ее влажную ладонь. Петти осторожно приблизила к своим глазам колыхающийся небесный цветок и, обдав его легким дыханием, еле слышно прошептала:
– Как хорошо, что теперь у меня есть ты!
Бабочка ответно пошевелила длинными темными усиками и, взмахнув оранжевыми парусами крыльев, вернулась обратно на красный тетин.
Волшебство завершилось, так и не начавшись. Добрый волшебник спрятал в ящик свой давно обещанный, но так и не показанный сюрприз и, не прощаясь, скрылся в бесформенных складках тумана. И, как обычно, снова было не жаль мириады истлевших в огне времени секунд. И, как обычно, было наплевать на все, и было не страшно умереть. И обида, горькая обида за очередной обман значила больше, чем желание жить. И снова оставалось лишь слепо надеяться на то, что рано или поздно все свершиться и не нужно будет больше умываться пепельными слезами и молить механические часы остановить свой безжалостный бег. Пограничное состояние.
Пепельный дождь… Ожидание… Пограничное состояние. Пепельный дождь.
Ожидание…
Петти нехотя стряхнула с себя остатки наваждения и, встав на ноги, с обреченным видом подошла к зеркалу. Окунувшись взглядом в его разверзнутую вывернутую пасть, она рассмотрела свою искаженное «Я», политое серебряным расплавленным песком. Из потустороннего зеркального мира на нее безразлично глядела вдавленная между двух атомов 02, сероводородная машина с мерно тикающим часовым механизмом в груди. В голове машины нервно пульсировало жидкое серое вещество, источающее непрерывный ток мыслей. Мысли сплетались в шевелящиеся телефонные провода, тянущиеся своими оголенными концами к остывшему красному светилу. Глубоко внутри него, под толстой ледяной корой, что-то жило и шевелилось. Оно не имело голоса и слуха, но все же оно жило. Это что-то и было Петти Чарли: ее сознанием и ее персональной частицей, заключенной в плен обманчивых иллюзий и ложных представлений о ложном мире. Ощущение невыносимого одиночества острым скальпелем полоснуло по сжатому мускулу ее сердца и, не выдержав боли, Петти окунула голову в кипящую поверхность зеркала. Оттуда, из Бездны ей пахнуло в лицо инфернальным холодом и мраком параллельных пространств, дороги к которым еще не нашел ни один смертный. Скользкие тени обитателей здешних мест, почуяв биение часов в груди позабывшей об осторожности, машины, потянулись к ней скрюченными щупальцами. Петти вовремя осознала всю неуместность своего присутствия в зеркальном лабиринте и молниеносно отпрянула назад, усыпав комнату каплями расплавленного серебра. Содрогаясь от болезненных укусов ужаса, она обхватила себя руками за плечи, и дробно постукивая зубками, направилась в душевую.
Упругая струя горячей воды немного привела ее в чувство и освежила затуманенное мефедроном сознание. Омыв свое утомленное после дороги тело, Петти замоталась в широкое розовое полотенце и вышла из душа. Заметив, на подставке в левом углу комнаты громоздкий старый радиоприемник марки Corvette Dash Tube, Петти удивленно усмехнулась и силой мысли заставила его включиться. Раритетная рухлядь, возмущенно прокашлявшись от пыли, забившей динамик, голосом Эми Гудман возвестила начало очередного выпуска передачи Democracy now. Услышав настойчивый голос скандально знаменитой общественной активистки, Петти возмущенно вскрикнула:
– А ну-ка, мистер Radiohead смени быстрее пластинку, пока я не настучала по твоему квадратному лакированному черепу!
Старый радиоприемник, недовольно поскрипев, покопался в американских радиоархивах и, перестроившись на волну Depressive Metal Rock Radio, издал душераздирающий вопль зубодробильного angry-metal.
– Вот, можешь же, когда захочешь, – получив успокоительную звуковую инъекцию от группы Pantera, удовлетворенно хмыкнула Петти. Помимо раритетного радио, Петти обнаружила в номере не менее древний холодильник фирмы Amana-20. Радостно взвизгнув, она с разбегу обняла его руками и смачно поцеловала в обшарпанную дверку. Порыв нежной радости оправдал себя и, отворив запечатанные ворота Рая для земных обжор, Петти обнаружила внутри большую бутылку Coca-cola, две маленькие «минералки», несколько свежих сандвичей, плотно завернутых в пищевую пленку и запечатанный пакет молока. При виде такого богатства Петти почувствовала острый приступ голода и недолго думая, она сграбастала в кучу сандвичи, пачку молока и бухнулась на мягкую поляну кровати. Откупорив пачку с нарисованной мордатой коровой и развернув один из сандвичей, Петти с жадным аппетитом принялась за еду.
– Признаться порадовали вы меня сегодня, ребята! – обращаясь с набитым ртом к ревущему металлической луженой глоткой радиоприемнику и щедрому холодильнику, довольно пробубнила Петти.
Утолив голод, она бросила на пол початую пачку из под молока и, смахнув с прикроватной тумбы кипу пожелтевших от времени газет, без особого интереса развернула одну из них. Это был номер еженедельной газеты St.Paul Pioneer Press за сентябрь 1960 года. Первую полосу газеты занимал жирный заголовок с кричащим названием «Убийца с Христом в руках». Под заголовком шла обширная статья, посвященная священнику англиканской церкви Жаку Лурье. Но более чем достаточно на сегодня наслушавшись о кровавых «подвигах» французского еврея Лурье, Петти не стала читать статью и лишь ненадолго остановила внимание на черно-белой фотографии священника, сделанную незадолго до его исчезновения. С некачественно распечатанного фотопортрета на Петти спокойным уверенным взглядом смотрел сквозь время сорокалетний мужчина в черном галстуке и белой рубашке. В левой руке он сжимал пучок свежесорванных хризантем, а пальцем правой руки, почему-то, показывал наверх. В самой фотографии не было ничего необычного, кроме этого непонятного жеста Лурье, но Петти вдруг явственно ощутила, как внутри нее что-то неприятно зашевелилось. Возможно, это был страх, страх перед неизвестностью и непониманием поступков других людей.
Отложив St.Paul Pioneer Press, Петти взяла очередную газету и, судя по названию, ею оказалась Minneapolis Star Tribune за 1960 год, сентябрьский номер которой также был отчасти посвящен убийце Лурье и кроме этого один лист газеты полностью занимали фотографии из личного архива Лурье. Не зная почему, Петти стала внимательно рассматривать фотографии, пытаясь найти в них нечто необычное. Но нет, это были ничем не примечательные фото разных лет и на каждой из них был запечатлен определенный эпизод из жизни Жака Лурье. На одной из фотографий он был еще совсем младенцем в окружении любящих родителей и друзей семьи. Далее следовала фотография, где он, будучи уже зрелым юношей был запечатлен напротив здания медицинского университета с кипой объемистых книг и тетрадей в руках. И возможно, одна из этих тетрадей и была тем самым дневником, таинственно канувшим в архивах спец. служб. Это была единственная фотография, на которой Жак улыбался. Кто знает, может в этот самый момент он мечтал о поцелуе своей тайной возлюбленной Ариэлы?
Но, пожалуй, самой интересной была фотография времен его службы в американском военно-морском флоте США. На этом фото Жак Лурье в мундире младшего капрала морской пехоты стоял навытяжку перед офицером, вручающим ему Медаль Почета за подвиг, совершенный во время битвы за Иводзиму. Здесь он был уже наполовину тем, каким его помнит большинство до сих пор: Зверем, поднявшимся из Бездны и мрачным творцом Зла, обогатившим красочную палитру мира извращенными сюжетами смерти.
Рассматривая лицо Лурье на фотографии, Петти отметила про себя, что он совсем не был похож на серийного убийцу. Приятная внешность и широкая открытая улыбка делали его похожим на классического американского героя с обложки агитационного плаката. Он и был этим героем, по-крайней мере, в общественной жизни. Бакалавр медицины, боевой «морпех» и самоотверженный миссионер, не побоявшийся уехать в чужую враждебную страну на долгие семь лет. Почему, человек с такой безупречной биографией, как Жак Лурье, превратился в чудовище и стал убивать ни в чем не повинных женщин и девушек? Что случилось с ним в Японии, и кем был тот странный монах, ставший его наставником?
Петти поймала себя на мысли, что слишком много думает о Жаке Лурье и решила положить этому конец. Содрогаясь от омерзения, она скомкала газету в плотный шарик и, не целясь, метнула его в пластиковую корзину, стоявшую у самой двери. Описав дугу, бумажный шарик отрикошетил от квадратного обода ведра и ударился о лакированную панель орущего радиоприемника. Громко поперхнувшись на очередном забойном риффе, старое радио испуганно замолчало. Петти, не ожидавшая такого эффекта от неудавшегося баскетбольного броска, удивленно присвистнула и, спрыгнув с кровати, подобрала лежащий на полу бумажный шарик.
– Извини, приятель, я не специально, – виноватым тоном обратилась она к настороженно молчавшему радиоприемнику и попыталась реанимировать скомканную газету. Но едва она развернула ее, как с помятых страниц ей под ноги посыпались маленькие черные буквы.
– Ой, что за чертовщина! – с изумлением наблюдая, как сыпятся со страниц целые заголовки и статьи, не на шутку всполошилась Петти. Растерянно помяв в руках пустые газетные листы, она крепко зажмурила, а потом снова открыла глаза.
– Какая дрянь оказывается этот мефедрон! Говорила я Келли не покупать всякое дерьмо. Меня ведь даже от кокса так никогда не вставляло! – списав свое нелепое видение на эффект, вызванный применением психостимулятора, ошалело пробормотала Петти. Сбежавшие из популярного «еженедельника» буквы, почувствовав свободу печати, начали быстро расползаться по всей комнате. И вскоре вся эта армия разноцветных закорючек буквально заполонила все пространство комнаты, посеяв кругом анархию и беспорядок. И мало того, каждая буква издавала характерный для ее значения звук. Буква «а», словно заведенная пищала «эй». Буква «д» жужжала, как майский шмель «джи». Буква «г» рычала собакой «р-р-ры». И вся эта многоголосая какофония звуков показалась такой невыносимой для слуха Петти, что она крепко зажав ладонями уши, громко закричала:
– Заткнитесь, маленькие гадкие закорючки! Не то я возьму пылесос и всех вас отправлю в мусорный бак.
Психическая атака Петти возымела положительный эффект и над алфавитной армией закорючек нависла немая напряженная тишина. Обрадованная послушностью букв, Петти добавила мягким голосом:
– Если обещаете впредь слушаться меня, то я разрешу вам жить в шкафу и под кроватью. Но только не смейте снова кричать и бегать по всей комнате. Договорились?
Буквы, молча, выстроились густой колонной и послушно переместились под кровать.
– Вот так вот! – довольно прищелкнула языком Петти. – Надеюсь, мы с вами неплохо поладим.
Слева от стола над широкой двуспальной кроватью треть стены занимал рассыпавшийся полукругом голубой бумажный веер, испещренный черными пауками иероглифов и аскетичным черно-белыми образами суйбокуги. Справа, прямо напротив комода с вертикальной призмой зеркала, стену украшала большая картина, заключенная в бамбуковую желтую рамку. Она была выполнена в лучших традициях стиля укие-э и определенно обладала мощной харизмой, что сразу интуитивно уловило сверхчуткое сознание Петти Чарли. Обойдя гору Фудзияму, увенчанную спящими хризантемами и ткнув пальцем в овальный красный бок спящее зимнее солнце, Петти вплотную приблизилась к картине и с бьющимся от волнения сердцем, принялась жадно слизывать глазами застывшую магму восточной мистики.
Впаянный в клочок полотна сгусток души, сконцентрировался в изображении хрупкой японской девушки, облаченной в траурную мофуку, стянутую красным поясом оби и запахнутую на левую сторону. Ее белое восковое личико хранило отпечаток глубокой тоски и скорби, а маленький рот, похожий на небольшой цветок, надломился в немом плаче. Густо подведенные черной тушью глаза девушки были закрыты, а из их стреловидных уголков непрерывно струились две тонкие красные струйки слез. Сидя на низком деревянном мосту, она купала изящные голые ножки в реке, заполненной темной влагой. За спиной скорбящей девушки, в сполохах молочного тумана бродила полная луна, и ее унылый неподвижный взгляд отражался мерцающими искрами на крыльях, распластанной по фиолетовому небу белой бабочки. Бабочка почти, что сливалась с полотном и на первый взгляд являлась невзрачным фрагментом в сдержанной палитре красок, но в то же самое время, Петти показалось, что минует еще одно мгновение и белая бабочка выпорхнет из застывшего квадрата ночной меланхолии.
Она внезапно почувствовала, как на нее нахлынуло знакомое море волнения, в ядовитых обжигающих водах которого, ей однажды довелось искупаться на выставке работ немецкого экспрессиониста Отто Дикса. Как и тогда, в просторных залах нью-йоркского музея современного искусства, она ощутила безграничную жадную потребность вскрыть набальзамированный специями впечатлений дух застывшей в портрете Вечности. Но ее мимолетный еле различимый голос всего за секунду пронзивший все шесть главных чувств Петти, мгновенно испарился в пространстве, оставив кровоточащий отпечаток на ее изломанной душе. Исторгнув из себя похотливый стон, полный болезненного разочарования, Петти нехотя поднялась со дна ядовитого моря скрытого знания и выползла на серый песок обыденного сознания непосвященных.
И если кто и мог утолить ее интуитивную болезненную жажду к познаниям, то только тот, кто в совершенстве владел техникой перемещения бессмертных душ в художественный материализм японской мистики. Возможно, неизвестный мастер скрыл некую тайну в цепочке черных иероглифов вертикально карабкающихся по правой стороне холста? И Петти лишь оставалось слабо надеяться на то, что в этом намертво впечатанном в первозданную природу «медвежьем углу» чудом всплывет искушенный укротитель черных японских пауков.
Художественный экстаз подобно доброй порции новокаина обдал немым холодом нервные рецепторы Петти, и она ощутила жестокую потребность поскорее выбраться из этой паутины символов и образных значений. Громко скрипя зубами, Петти подалась в сторону брошенного на пол чемодана и с диким остервенением стала рвать на нем металлические застежки молний. В разные стороны полетели скомканные вещи, туалетные принадлежности и мелкие сувениры. Но Петти, уподобившись роющей нору лисе, продолжала копаться в растерзанном желудке чемодана, ища то, что более всего требовала ее душа в этот момент. И вот, когда на дне чемодана не осталось ни одной вещи, Петти, наконец, нашла, то, что искала и, упав на спину, она облегченно рассмеялась. В ее ладони ярко блеснул пузатый пузырек, до половины наполненный белым кристаллическим порошком. Потревоженная ее счастливым смехом, оранжевая бабочка беспорядочно заметалась по всей комнате, ища для себя спокойное место для сна. Наблюдая повеселевшими глазами за перепуганной крылатой подружкой, Петти голосом циркового дрессировщика бросила ей вслед:
– Крошка, хватит мельтешить почем зря. Пойдем, понюхаем мефедрончика.
Бабочка, как будто бы угадав намерение своей диковатой покровительницы, послушно опустилась на красный тетин и, сложив вертикально крылья, принялась начищать передними лапками вздернутые кверху антенны усов.
– Молодец, крошка. Еще пара моих уроков и ты сможешь рассказать мне, в чем заключается секрет магической силы этой картины, – удовлетворенная удивительной смышленостью насекомого, с наигранным пафосом в голосе воскликнула Петти.
Не вставая с пола, Петти извлекла из кармана джинсов пятидолларовую купюру, и быстро скрутив ее в плотную трубочку, перевернулась на живот. Откупорив пластиковую крышку на пузырьке, Петти осторожно высыпала на деревянный пол немного белого порошка, и ловко разделив содержимое ногтем надвое, вставила в нос конец бумажной трубочки. Шумно вдохнув в обе ноздри по порции белого порошка, Петти выронила из пальцев скрученную купюру и, перевернувшись обратно на спину, блаженно простонала:
– Боже, неужели у меня снова вырастут крылья?!
Крылья выросли, но не сразу и были скорее похожи на жалкие куриные перья, но даже краткой пародии на полет над курятником оказалось достаточно для Петти, чтобы ощутить знакомый вкус свободы и надежду на бессмертие. Томно прикрыв глаза, Петти услышала, как быстро забилось в ее груди сердце, с растущей энергией перегоняя через плотину аорты реку, загустевшую крови. Окропленное живительной красной влагой зачахшее древо жизни распрямило свой согбенный стан и жадно потянулось зеленеющими гибкими ветвями к раскаленному диску солнца. Жар его согрел озябшую душу Петти, и она на время позабыла о своей главной роли в трагедии, сотворенной ее же руками.
Прекрасная штука-забвение отдел суетных, ведущих всех нас к общей могиле, но в компании с персональным для каждого одиночеством!
Поймав попутный ветер, Петти с опытностью профессионального дельтапланериста, набрала с места скорость и взмыла над пестрым одеялом земли, заляпанным грязными пятнами городов. Они остались там, внизу и их невыносимый смрад разложения не раздражал больше парящую в небе Петти. Это была всего лишь краткая иллюзия мечты, но кто, побывав здесь хотя бы один раз, не пожелал бы вернуться сюда вновь? Петти многократно испытала на себе это мимолетное, разъедающее душу счастье и уже не раз поплатившись за это жесткими посадками и опустошающими депрессиями, она все же не переставала бредить об очередном полете. И пока продолжался этот головокружительный фантастический полет, Петти жила и без остатка отдавала всю себя капризному и непредсказуемому потоку экзистенции.
Глуповато хихикая, Петти стянула с себя надоевшие узкие джинсы и черные кружевные трусики. Затем, встав на колени, она сдернула через голову помятую белую блузку и сорвала с плеч бретельки бюстгальтера. Томно проведя ладонями по упругим изгибам бедер, Петти запустила нервно подрагивающие пальцы себе в промежность и стала медленно водить ими по набухшим розовым лепесткам. Стон неукротимого вожделения сломал ее красиво очерченный пухлый ротик, а серые миндалевидные глаза налились тьмой сладострастия и муками возрождения. Поглаживая свою высокую белоснежную грудь, облагороженную аккуратными розовыми сосками, Петти стала страстно нашептывать строки из эротической танки Рубоко Шо:
Чем быстрее приближалось извержение пылающего раскаленной страстью вулкана, тем все больше вожделела Петти бесконечности наслаждения и пожара любви. Высунув изо рта змеиный язычок Петти слизала им с губ, струившиеся капли прозрачного пота и не в силах более сдерживать захлестнувшие ее с головой сладостные эмоции, издала протяжный мучительный стон, полный невероятного удовольствия и удовлетворения от свершившегося. Извергнутый ее извивающимся телом терпкий сок любви оросил ладонь Петти и она, с наслаждением размазав его по своим роскошным бедрам и плоскому животику, капризно простонала:
– …В укусах твой рот.
А некогда пышная грудь.
В царапинах от когтей.
Ты вскрикнула, найдя рукою жезл.
И снова тишина.
Глубокая.
Ни звука.
– Боже, как я хочу трахаться. Ну, трахните же меня, кто-нибудь?
Внезапно Петти захотелось остановить безжалостное время и продлить краткие мгновения счастья. Она затаила дыхание и, прикрыв глаза, попыталась представить, как ее разгоряченное тело охватывает приятное оцепенение и она превращается в муху, впаянную в янтарный кристалл воздуха. Но неумолимый шепот секунд, тающих на стрелках настенных часов, не позволил ей приобщиться к обжигающему льду Вечности. Открыв глаза, Петти неподвижным взглядом стала наблюдать, как с траурным шелестом падают с потолка рваные хлопья серого пепла. Капли пепельного дождя смешались с ее солеными слезами и превратились в черную реку отчаяния, утопив очередную надежду Петти на бессмертие после мертвого сезона земной жизни.
– Крошка, где ты? Ты слышишь меня, крошка? – размазывая по щекам чернильные слезы, сиротливо всхлипнула Петти и протянула к сидящей на фонаре бабочке дрожащие ладони. Словно услышав внутреннюю мольбу Петти, бабочка пружинисто оттолкнулась лапками от поверхности остывшей красной планеты и послушно приземлилась на ее влажную ладонь. Петти осторожно приблизила к своим глазам колыхающийся небесный цветок и, обдав его легким дыханием, еле слышно прошептала:
– Как хорошо, что теперь у меня есть ты!
Бабочка ответно пошевелила длинными темными усиками и, взмахнув оранжевыми парусами крыльев, вернулась обратно на красный тетин.
Волшебство завершилось, так и не начавшись. Добрый волшебник спрятал в ящик свой давно обещанный, но так и не показанный сюрприз и, не прощаясь, скрылся в бесформенных складках тумана. И, как обычно, снова было не жаль мириады истлевших в огне времени секунд. И, как обычно, было наплевать на все, и было не страшно умереть. И обида, горькая обида за очередной обман значила больше, чем желание жить. И снова оставалось лишь слепо надеяться на то, что рано или поздно все свершиться и не нужно будет больше умываться пепельными слезами и молить механические часы остановить свой безжалостный бег. Пограничное состояние.
Пепельный дождь… Ожидание… Пограничное состояние. Пепельный дождь.
Ожидание…
Петти нехотя стряхнула с себя остатки наваждения и, встав на ноги, с обреченным видом подошла к зеркалу. Окунувшись взглядом в его разверзнутую вывернутую пасть, она рассмотрела свою искаженное «Я», политое серебряным расплавленным песком. Из потустороннего зеркального мира на нее безразлично глядела вдавленная между двух атомов 02, сероводородная машина с мерно тикающим часовым механизмом в груди. В голове машины нервно пульсировало жидкое серое вещество, источающее непрерывный ток мыслей. Мысли сплетались в шевелящиеся телефонные провода, тянущиеся своими оголенными концами к остывшему красному светилу. Глубоко внутри него, под толстой ледяной корой, что-то жило и шевелилось. Оно не имело голоса и слуха, но все же оно жило. Это что-то и было Петти Чарли: ее сознанием и ее персональной частицей, заключенной в плен обманчивых иллюзий и ложных представлений о ложном мире. Ощущение невыносимого одиночества острым скальпелем полоснуло по сжатому мускулу ее сердца и, не выдержав боли, Петти окунула голову в кипящую поверхность зеркала. Оттуда, из Бездны ей пахнуло в лицо инфернальным холодом и мраком параллельных пространств, дороги к которым еще не нашел ни один смертный. Скользкие тени обитателей здешних мест, почуяв биение часов в груди позабывшей об осторожности, машины, потянулись к ней скрюченными щупальцами. Петти вовремя осознала всю неуместность своего присутствия в зеркальном лабиринте и молниеносно отпрянула назад, усыпав комнату каплями расплавленного серебра. Содрогаясь от болезненных укусов ужаса, она обхватила себя руками за плечи, и дробно постукивая зубками, направилась в душевую.
Упругая струя горячей воды немного привела ее в чувство и освежила затуманенное мефедроном сознание. Омыв свое утомленное после дороги тело, Петти замоталась в широкое розовое полотенце и вышла из душа. Заметив, на подставке в левом углу комнаты громоздкий старый радиоприемник марки Corvette Dash Tube, Петти удивленно усмехнулась и силой мысли заставила его включиться. Раритетная рухлядь, возмущенно прокашлявшись от пыли, забившей динамик, голосом Эми Гудман возвестила начало очередного выпуска передачи Democracy now. Услышав настойчивый голос скандально знаменитой общественной активистки, Петти возмущенно вскрикнула:
– А ну-ка, мистер Radiohead смени быстрее пластинку, пока я не настучала по твоему квадратному лакированному черепу!
Старый радиоприемник, недовольно поскрипев, покопался в американских радиоархивах и, перестроившись на волну Depressive Metal Rock Radio, издал душераздирающий вопль зубодробильного angry-metal.
– Вот, можешь же, когда захочешь, – получив успокоительную звуковую инъекцию от группы Pantera, удовлетворенно хмыкнула Петти. Помимо раритетного радио, Петти обнаружила в номере не менее древний холодильник фирмы Amana-20. Радостно взвизгнув, она с разбегу обняла его руками и смачно поцеловала в обшарпанную дверку. Порыв нежной радости оправдал себя и, отворив запечатанные ворота Рая для земных обжор, Петти обнаружила внутри большую бутылку Coca-cola, две маленькие «минералки», несколько свежих сандвичей, плотно завернутых в пищевую пленку и запечатанный пакет молока. При виде такого богатства Петти почувствовала острый приступ голода и недолго думая, она сграбастала в кучу сандвичи, пачку молока и бухнулась на мягкую поляну кровати. Откупорив пачку с нарисованной мордатой коровой и развернув один из сандвичей, Петти с жадным аппетитом принялась за еду.
– Признаться порадовали вы меня сегодня, ребята! – обращаясь с набитым ртом к ревущему металлической луженой глоткой радиоприемнику и щедрому холодильнику, довольно пробубнила Петти.
Утолив голод, она бросила на пол початую пачку из под молока и, смахнув с прикроватной тумбы кипу пожелтевших от времени газет, без особого интереса развернула одну из них. Это был номер еженедельной газеты St.Paul Pioneer Press за сентябрь 1960 года. Первую полосу газеты занимал жирный заголовок с кричащим названием «Убийца с Христом в руках». Под заголовком шла обширная статья, посвященная священнику англиканской церкви Жаку Лурье. Но более чем достаточно на сегодня наслушавшись о кровавых «подвигах» французского еврея Лурье, Петти не стала читать статью и лишь ненадолго остановила внимание на черно-белой фотографии священника, сделанную незадолго до его исчезновения. С некачественно распечатанного фотопортрета на Петти спокойным уверенным взглядом смотрел сквозь время сорокалетний мужчина в черном галстуке и белой рубашке. В левой руке он сжимал пучок свежесорванных хризантем, а пальцем правой руки, почему-то, показывал наверх. В самой фотографии не было ничего необычного, кроме этого непонятного жеста Лурье, но Петти вдруг явственно ощутила, как внутри нее что-то неприятно зашевелилось. Возможно, это был страх, страх перед неизвестностью и непониманием поступков других людей.
Отложив St.Paul Pioneer Press, Петти взяла очередную газету и, судя по названию, ею оказалась Minneapolis Star Tribune за 1960 год, сентябрьский номер которой также был отчасти посвящен убийце Лурье и кроме этого один лист газеты полностью занимали фотографии из личного архива Лурье. Не зная почему, Петти стала внимательно рассматривать фотографии, пытаясь найти в них нечто необычное. Но нет, это были ничем не примечательные фото разных лет и на каждой из них был запечатлен определенный эпизод из жизни Жака Лурье. На одной из фотографий он был еще совсем младенцем в окружении любящих родителей и друзей семьи. Далее следовала фотография, где он, будучи уже зрелым юношей был запечатлен напротив здания медицинского университета с кипой объемистых книг и тетрадей в руках. И возможно, одна из этих тетрадей и была тем самым дневником, таинственно канувшим в архивах спец. служб. Это была единственная фотография, на которой Жак улыбался. Кто знает, может в этот самый момент он мечтал о поцелуе своей тайной возлюбленной Ариэлы?
Но, пожалуй, самой интересной была фотография времен его службы в американском военно-морском флоте США. На этом фото Жак Лурье в мундире младшего капрала морской пехоты стоял навытяжку перед офицером, вручающим ему Медаль Почета за подвиг, совершенный во время битвы за Иводзиму. Здесь он был уже наполовину тем, каким его помнит большинство до сих пор: Зверем, поднявшимся из Бездны и мрачным творцом Зла, обогатившим красочную палитру мира извращенными сюжетами смерти.
Рассматривая лицо Лурье на фотографии, Петти отметила про себя, что он совсем не был похож на серийного убийцу. Приятная внешность и широкая открытая улыбка делали его похожим на классического американского героя с обложки агитационного плаката. Он и был этим героем, по-крайней мере, в общественной жизни. Бакалавр медицины, боевой «морпех» и самоотверженный миссионер, не побоявшийся уехать в чужую враждебную страну на долгие семь лет. Почему, человек с такой безупречной биографией, как Жак Лурье, превратился в чудовище и стал убивать ни в чем не повинных женщин и девушек? Что случилось с ним в Японии, и кем был тот странный монах, ставший его наставником?
Петти поймала себя на мысли, что слишком много думает о Жаке Лурье и решила положить этому конец. Содрогаясь от омерзения, она скомкала газету в плотный шарик и, не целясь, метнула его в пластиковую корзину, стоявшую у самой двери. Описав дугу, бумажный шарик отрикошетил от квадратного обода ведра и ударился о лакированную панель орущего радиоприемника. Громко поперхнувшись на очередном забойном риффе, старое радио испуганно замолчало. Петти, не ожидавшая такого эффекта от неудавшегося баскетбольного броска, удивленно присвистнула и, спрыгнув с кровати, подобрала лежащий на полу бумажный шарик.
– Извини, приятель, я не специально, – виноватым тоном обратилась она к настороженно молчавшему радиоприемнику и попыталась реанимировать скомканную газету. Но едва она развернула ее, как с помятых страниц ей под ноги посыпались маленькие черные буквы.
– Ой, что за чертовщина! – с изумлением наблюдая, как сыпятся со страниц целые заголовки и статьи, не на шутку всполошилась Петти. Растерянно помяв в руках пустые газетные листы, она крепко зажмурила, а потом снова открыла глаза.
– Какая дрянь оказывается этот мефедрон! Говорила я Келли не покупать всякое дерьмо. Меня ведь даже от кокса так никогда не вставляло! – списав свое нелепое видение на эффект, вызванный применением психостимулятора, ошалело пробормотала Петти. Сбежавшие из популярного «еженедельника» буквы, почувствовав свободу печати, начали быстро расползаться по всей комнате. И вскоре вся эта армия разноцветных закорючек буквально заполонила все пространство комнаты, посеяв кругом анархию и беспорядок. И мало того, каждая буква издавала характерный для ее значения звук. Буква «а», словно заведенная пищала «эй». Буква «д» жужжала, как майский шмель «джи». Буква «г» рычала собакой «р-р-ры». И вся эта многоголосая какофония звуков показалась такой невыносимой для слуха Петти, что она крепко зажав ладонями уши, громко закричала:
– Заткнитесь, маленькие гадкие закорючки! Не то я возьму пылесос и всех вас отправлю в мусорный бак.
Психическая атака Петти возымела положительный эффект и над алфавитной армией закорючек нависла немая напряженная тишина. Обрадованная послушностью букв, Петти добавила мягким голосом:
– Если обещаете впредь слушаться меня, то я разрешу вам жить в шкафу и под кроватью. Но только не смейте снова кричать и бегать по всей комнате. Договорились?
Буквы, молча, выстроились густой колонной и послушно переместились под кровать.
– Вот так вот! – довольно прищелкнула языком Петти. – Надеюсь, мы с вами неплохо поладим.