Дивайн Тия. Жажда наслаждений

   На ходу она расстегнула ожерелье, сняла с него жемчужину и протянула ему.
   — Я хочу жемчужину.
   — Ты хочешь жемчужину?
   — Я хочу, чтобы ты ее вставил, — прошептала она.
   — Прямо здесь? Ты хочешь жемчужину?
   — Сейчас. Чтобы ее вставил ты.
   — Тогда возьми стул, — бесстрастно сказал он.
   Она нашла один неподалеку и опустилась на него.
   — Подними юбку.
   Она задрала ее до груди, чтобы открыть обнаженное тело.
   — Раздвинь ноги.
   Она положила ноги на подлокотники.
   — Приподними бедра… вот так. — Его пальцы раздвинули ее половые губы, нащупывая клитор.
   И затем она почувствовала, как в нее проскальзывает твердый округлый предмет, и его пальцы вдавливают его в глубь ее влагалища. Ее тело плотно обхватило жемчужину.
   — Теперь жемчужина в тебе.
   Она дала ему время, чтобы хорошо разглядеть ее промежность, скрывающую жемчужину, затем демонстративно сдвинула ноги, опустила юбку и поднялась со стула.
   Вот он, первый всплеск удовольствия между ее ног.
   Она подошла к нему, наслаждаясь ощущением твердой жемчужины, прижавшейся к ее плоти.
   Она обожала такое ощущение, оно быстро приводило ее в состояние крайнего возбуждения.
   — И теперь ты будешь думать о жемчужине и о том, где она находится. И будешь возбуждаться еще больше. — Она обхватила его мошонку и прошлась рукой вдоль его напряженного пениса. — И когда он станет настолько жестким, что будет мешать тебе двигаться, возможно, я позволю тебе взять меня.
   — Когда он станет настолько жестким, дорогая, я не выпущу тебя из постели в течение двух дней.
   — Не могу дождаться такого прекрасного мгновения, — произнесла она. — Когда твой пенис станет жестким, приди и возьми меня. И помни, где я ношу твою жемчужину.
   Ей пришлось оставить его в таком состоянии, потому что Питер собирался скоро отправляться и ждал ее, чтобы она проводила его до станции.
   Внутри ее была жемчужина, но она не чувствовала ни малейших угрызений совести, только растущее возбуждение при мысли о грядущей ночи, когда она сможет остаться одна.
   Нет, не одна…
   Сейчас у нее была жемчужина, а в будущем ждал напряженный пенис Николаса.
   «Соблазни его…»
   «Насколько жестким может становиться пенис?» — подумала она в тот момент, когда прощалась с Питером и желала ему удачного пути.
   Один из конюхов подогнал экипаж к переднему крыльцу, где уже ждали Элизабет, Минна, Питер и Виктор.
   — Постарайся занимать его как можно сильнее, — прошептал Питер ей на ухо, беря ее за руку. — У нас осталось совсем немного времени.
   Сегодня среда, завтра, в четверг, он вернется, в субботу состоится вечеринка, а в промежутке будет одно беспокойство.
   Да. Она будет его занимать, подумала Элизабет и крепче сжала бедра.
   — Он совершенно невозможный человек, — тихо проговорила она.
   Кого она предавала?
   — Не давай своему отцу попасть в неприятности.
   — Неприятности его ждут, только если он начнет говорить.
   — Тогда не позволяй ему говорить, он может проронить неосторожное слово.
   — Ты прав. Не позволю. — Она напрягла мышцы влагалища. О да! Почему он так медлит с отъездом?
   — Тогда мы отправляемся. — Питер присоединился к Виктору, сидящему в экипаже. Кучер щелкнул кнутом, лошади тронулись с места, и до нее донесся голос Питера: — До завтра.
   До завтра пройдет еще не один час…
   Мягкой походкой она направилась к дому.
   Ода.
   И сегодня еще тоже осталось время.
   Стерва. Полная стерва. Потребовала, чтобы он вставил жемчужину, и ушла. Позволила коснуться ее вульвы, а затем сбежала. Оставила его с готовым взорваться пенисом.
   Дьявол.
   Она ходит с жемчужиной внутри.
   Черт. Гладкая круглая штучка вставлена в ее влагалище. Покрыта ее соками. Трется о ее тело, с каждым движением доставляя невыразимое наслаждение.
   Он не поддастся. Ни мысли об этом, ни зову своих чресл, ни жемчужине.
   У него было о чем подумать и что сделать.
   Но… он сам дал ей жемчужину и сам установил правила.
   Проклятие.
   А ее соски…
   И жемчужина — глубоко в ее лоне надавливает на центр удовольствия, доводя ее до изнеможения…
   Черт, она могла достичь оргазма.
   Если простое ношение жемчужины доведет ее до оргазма, вся мощь его пениса окажется ненужной. Одна мысль об этом могла привести его к семяизвержению.
   Как она и приказала ему.
   Проклятие. Он не должен терять себя при мысли о ней. Он не должен терять из виду конечную цель.
   Еще несколько дней, и что-то сломается.
   Он.
   Если он немедленно не найдет ее, не овладеет ею…
   Черт подери…
   Он распахнул смежную дверь между их комнатами.
   Она была обнажена. Сидела на кровати, полностью обнаженная посреди дня. Швырнув ему ожерелье, она сказала:
   — Одень меня.
   — Если тебе нужно, приди ко мне.
   Она одарила его долгим взглядом, затем расслабленно поднялась и прошлась по комнате, понимая, что он помнит об источнике удовольствия между ее ног.
   Там был не его пенис.
   — Поставь одну ногу мне на бедро.
   Она подняла ногу и потерлась ступней о его пенис. Кинув на него мерцающий взгляд, она поставила ступню на его бедро и схватилась руками за его плечи, когда он просунул руку между ее ног.
   — А теперь…
   Она почувствовала, как он нащупал пальцами ее отверстие. А затем всунул по крайней мере три из них.
   — А теперь…
   Непостижимым для нее образом ему удавалось вставлять в нее бусины ожерелья по одной. Он наполнял ее жемчугом, пока почти половина ожерелья не скрылась в ее влагалище.
   — Достаточно. Пусть остальное висит между моих ног. — Она сняла ступню с его бедра и плавно прошлась по комнате, поворачиваясь из стороны в сторону.
   Достигнув кровати, она забралась на нее и расположилась, опираясь на локти и колени, предоставляя ему великолепную возможность во всей красе рассмотреть, с какой жадностью ее тело приняло в себя бусины.
   — Теперь ты можешь взять меня.
   — Теперь я просто хочу получше разглядеть тебя в моем ожерелье.
   Она повиляла бедрами.
   — Твое ожерелье подходит ко всему, — дерзко сказала она, опустившись на локти и высоко подняв зад. — Но особенно хорошо оно подходит к обнаженной промежности, как считаешь?
   Дьявол, черт, проклятие…
   Как же ему устоять перед ней?
   Но сегодня ему не нужно было сражаться со своим естеством.
   Он сделал шаг по направлению к ней, подчиняя свои чувства воле.
   Сначала он вынет из нее ожерелье, а затем будет обладать ею до тех пор, пока она не взмолится о пощаде.
   Ни одна женщина до нее не дразнила мужской член таким образом.
   Он ухватился за ожерелье и начал медленно, со вкусом вытягивать его из влагалища. Элизабет чувствовала каждую выходящую из нее бусину.
   Он не спешил. Ее тело в экстазе расставалось с горячими и влажными жемчужинами.
   Когда все ожерелье целиком оказалось в его руке, он вдохнул в себя запах ее тела, исходящий от бусин.
   Затем он медленно снял с себя одежду, забрался на кровать и вошел в нее.
   — Ты ведь знаешь, что жемчужина все еще во мне. — Она выгнула спину.
   — Да. — Он с трудом сдерживал себя, прижимаясь к изгибу ее ягодиц. Он обхватил ее бедра, пытаясь войти еще глубже.
   — Тебе нравится жемчужина?
   — Да.
   — Тебе нравится, как я ее использую? Она доводила его до исступления, что слишком легко удавалось: он был крайне податлив.
   — Да.
   — Мне понравилось, как ты вставил ее в меня.
   — Да. — Ответ сам пришел откуда-то изнутри, пока он пытался справится со своим непокорным телом.
   — Мне нравится ощущение тебя и ее во мне… — Она прижалась к нему ягодицами. — Она такая твердая, гладкая…
   — Да. — Он даже не сознавал, что произнес, вдавливаясь внутрь ее тела.
   — Она трется внутри меня, и…
   Его тело взяло верх…
   — …я теряю контроль…
   …И он потерял контроль над своим телом, извергнувшим мощный поток семени.
   Что-то изменилось. В суете приготовлений к вечеринке у него даже не было времени поразмыслить об этом. К тому же большую часть времени он проводил между ног у Элизабет.
   Таковы были условия сделки. Вскоре на счету ее отца вновь появятся деньги, чтобы он мог их опять проматывать.
   Они оба не заводили разговора о деньгах, так же как о вечеринке на которой он найдет себе не просто подругу, а спутницу жизни.
   Он лежал на ней, купаясь в море горячего семени, полностью иссушенный, когда вдруг неожиданно встрепенулся:
   — Элизабет…
   — Да? — сонно пробормотала она. — Не шевелись.
   Но ему нужно было пошевелиться. Нужно было войти в нее. Необходимо было ощутить власть над ее обнаженным телом. Сквозь туман желания до него дошла мысль, он уже не мог прожить и половины суток без желания — нет, потребности — овладеть ею.
   У него ведь были и другие дела. Он не мог проводить все время внутри Элизабет.
   Нет, мог. Более того, хотел.
   Он обхватил ладонями ее груди и накрыл губами один из сосков.
   Теперь она проснулась сама, и в ней проснулось желание.
   — Ты ведь любишь, когда я целую твои соски. — Он обвел языком остроконечную вершину. Затем потянул за нее губами, и ее тело выгнулось. — Ты снова готова, моя обладательница твердых сосков?
   Она хитро взглянула на него, отчего его кровь почти вскипела. Он почувствовал напряжение внизу живота, поток соков и, откинув голову назад, жестко и первобытно овладел ею.
   — А где же Элизабет? — спросил у ее отца Питер, когда на следующий вечер они с Виктором вошли в дом.
   — Я ее не видел, — ответил Фредерик. — В течение последних двадцати четырех часов мы с Минной играли в карты и обедали только вдвоем. Николас, похоже, занимается подготовкой вечеринки, а Элизабет ему помогает. Мы уже получили полдюжины ответов на приглашения.
   — Черт побери. Наша поездка оказалась совершенно бесполезной. Совершенно. Я не сумел вытянуть ни слова из нотариуса Гиддонза, и, клянусь тебе, Фредерик, никто из моих знакомых ни разу не слышал о Николасе. Конечно, они знали его отца и мать. Она была графиней, приближенной к императрице, а брат Уильяма был врачом, который лечил ее от болезни и, в конце концов, влюбился в нее. Известно, что у них был ребенок. Но после все следы Николаса обрываются. Его мать умерла не так давно. Вот и все, что о нем известно. Короче, мы только потеряли время.
   — Тогда нам, наверное, конец, — как всегда безнадежным голосом, проговорил Фредерик. — Что еще мы можем сделать?
   — Не знаю, но я что-нибудь придумаю, обещаю тебе. Я не позволю ему привести в Шенстоун новую хозяйку и выгнать Элизабет из ее собственного дома.
   — А Виктор, чего он добился? — полюбопытствовал Фредерик.
   — Как всегда, произнес речь, отдал свой памфлет издателю, кутил со своими друзьями. В конце концов, чем еще занимаются революционеры, кроме как пьют и болтают?
   — А также разыскивают и обезвреживают врагов, — зловеще вставил Виктор. — И разобравшись во всем, я готов к вечеринке.
   — Ты имеешь в виду, что готов выпить, — сказала Элизабет, спускаясь по ступенькам. — Питер! Ты вернулся. Ну, и какие новости?
   — Никаких. А у тебя? Она пожала плечами.
   — Было совсем несложно не отпускать его от себя. — Она чуть не поперхнулась при таких словах. — Мы сошлись на том, что для мероприятия нужно будет открыть гостиную. Бальный зал слишком велик. А в столовой будет стол с легкими закусками, за которым можно будет посидеть в неформальной обстановке.
   — Я смотрю, вы тут решали глобальные проблемы.
   — Питер, осталось всего два дня до того момента, как перед ним будут дефилировать потенциальные невесты.
   — Он не захочет ни одной из них, Элизабет. Я тебя уверяю, после времени, проведенного с тобой…
   С ней… что он хотел сказать? Догадывался ли он о том, что она позволила себе с Николасом абсолютно все задолго до того, как Питер выдал ей карт-бланш?
   Может быть, она источала запах измены?
   — Что ж, позволь рассказать, что завтра мы украшаем комнату цветами. Бедный Уоттон, он столько лет их выращивал. Мы собрали все белье и кружево, которое только смогли найти, а также обнаружили столовый набор на сто персон, о котором не знала даже я. Таким образом, к вечеринке дом перевернут вверх дном.
   — Я слышал, что уже начинают поступать ответы.
   — Да, уже около полудюжины. Николас уверен, что все приглашения будут приняты.
   — Всеми дамами.
   — Особенно дамами, — сказала Элизабет. — У нас будет струнный квартет и, возможно, небольшие танцы. Николас намерен близко сойтись со своими соседями, о чем никогда не заботился Уильям.
   — Возможно, он им даже понравится, но в любом случае пробыть ему здесь осталось недолго, — уверенно заявил Питер.
   Элизабет с сомнением посмотрела на него. Может быть, стоит ему рассказать?
   Она сделала вдох и проглотила слова, готовые сорваться с языка. Сейчас не время и не место. Возможно, она расскажет ему это после вечеринки, когда все бабочки помашут крылышками перед Николасом, но ни одна его не привлечет.
   Возможно, тогда. Возможно.
   — Пока всего лишь пустые слова, — неопределенно проговорила она.
   — Увидим, дорогая Элизабет. Игра еще не окончена.
   Она мысленно согласилась. Игра только началась.
   Меню было уже утверждено. Для начала: устрицы на льду и копченый лосось. Из мяса: ростбиф, ветчина и свинина. Далее: различные соусы и овощи, картофельные крокеты, печеные помидоры, оливки и соленые огурчики, несколько салатов, из латука, огурцов или фруктов. Торты и пирожные. Сыры. Свежие фрукты. Кофе, чай, какао. Вина и другие спиртные напитки.
   — Хватит на целую армию, — проворчал Фредерик.
   — У нас на кухне сейчас куча народу. И все жарят мясо, — сказала Минна. — Я спускалась, чтобы проверить, как идут приготовления. Славная будет вечеринка, как вы считаете? — Она обвела взглядом угрюмые лица присутствующих. — Вы так не думаете?
   Милая Минна, подумала о ней Элизабет. Они тащили в гостиную охапки тканей, которыми будут накрываться столы и пианино, недавно принесенное из кладовой. Все стулья должны быть расставлены вдоль стен. Слуги унесут мебель, которую не удастся придвинуть к стенам. Со столов уберут бьющиеся вещи и заменят медными или оловянными безделушками. Затем нужно будет убедиться в том, что ковры идеально вычищены и на них нет ни соринки.
   Потому что здесь Николас, возможно, найдет свою будущую жену.
   Элизабет с трудом справлялась с мыслью о будущей жене.
   Она готова была назвать любое слово — претендентка, кандидатка, — только не такое суровое, как жена.
   Почему же Минна так и не смогла вспомнить, откуда знает Николаса? Теперь уже слишком поздно. Хотя еще нет, ведь у Элизабет были письма. Поэтому, как только бабочка устроится на плече у Николаса, она сгонит ее с него.
   Почему? Неужели она ревнует?
   Нет, нет. Она просто хочет вернуть себе свой дом, свою жизнь. И необходимые средства для финансирования своего отца.
   Ничего не изменится до тех пор, пока она не примет решения насчет писем.
   Значит, она должна сосредоточиться на грядущих событиях.
   Завтра утром экономка принесет цветы. В полдень в гостиной накроют стол и расставят посуду.
   В начале вечера Николас перельет вино в графины, чтобы оно отдышалось, затем они все поднимутся наверх, чтобы переодеться.
   В пять часов прибудут музыканты. В полшестого слуги начнут расставлять закуски.
   Элизабет нужно будет спуститься, чтобы проследить за всем.
   Нет, пусть следит домоправительница…
   Господи… все происходит так быстро.
   — Минна, дорогая, ты уверена, что не можешь вспомнить, где еще ты могла видеть Николаса?
   — Я чувствую себя такой дурочкой, — прошептала Минна. — Я не могу вспомнить.
   Или не хочет?
   Откуда же подкралась такая коварная мысль? В первый вечер Минна сделала уверенное заявление о том, что знает Николаса, а затем вдруг начала утверждать, что ничего о Николасе не помнит.
   Неужели она тоже везде видела врагов?
   Минна?
   Она знала Минну уже много лет. Она была ежегодной гостьей, эмигрировавшей из России знатной женщиной, у которой не было ни семьи, ни дома. У нее была достаточно романтическая история, благодаря чему Минна обзавелась множеством покровителей, которые обеспечивали ее жильем и пропитанием.
   Минна, Подруга несдержанного Виктора, вместе с ним высмеивающая аристократию, но принимающая ее. Поддерживающая революцию, но живущая на периферии общества, которое Виктор хотел уничтожить.
   Кто на самом деле были Виктор и Минна?
   А Питер? Его жизнь пестра, как шахматная доска, и полна любовниц. Он сохранял связи со своей царской семьей, которая в настоящий момент находилась у власти. Должно быть, ему тяжело, приходясь дядей правителю России, подчиняться его воле.
   Питер всегда был не в ладах с властью. Но Питер был хорош в отстаивании права Элизабет на Шенстоун.
   Все уже почти закончилось. Она либо использует письма, либо нет. И даже если использует, они еще ничего не докажут, являясь лишь маленьким рычажком давления на Николаса вроде упоминания о слухах насчет его происхождения, которое позволило ей остаться в Шенстоуне и продержаться до сих пор.
   Она даже не могла представить, что принесет с собой завтрашний день.
   Возможно, окончание всех мучений.

Глава 18

   Он подобрался к кровати, схватив ее за ноги и положив их на свои плечи.
   В комнате было темно. Она ощущала лишь его возбуждение от того, что он намеревался сделать.
   Он поднял ее еще выше, так что она касалась кровати лишь плечами, выставив ему напоказ свое обнаженное тело. Он притянул ее еще выше, чтобы иметь возможность коснуться языком ее половых губ. И еще выше, чтобы погрузить свой жезл внутрь ее лона.
   Он проникал все глубже, разведывая своим любопытным языком ее таинственные глубины, постигая саму ее суть. Он вынул из нее жемчужину и заменил ее своим языком.
   Истинное наслаждение доставлял ей горячий, дрожащий язык, вонзающийся между ее ног и сосущий ее клитор и губы.
   Он не собирался останавливаться. Она запустила пальцы в его волосы, впилась ими в его плечи. Она изгибалась, ища его язык. Она хотела почувствовать его еще глубже, еще плотнее.
   Еще… еще… и еще… Она надела себя на его язык. Соси меня… еще… Ее тело на мгновение напряглось и затем, подобно стреле, выстрелило к небесам и плавно опустилось на землю.
   Он медленно опустил ее дрожащее тело на кровать и прижал к себе. Она до сих пор находилась во власти ощущений, окутывающих ее мягкими волнами удовольствия.
   Такое удовольствие. Такой бурный ответ на его ласки.
   Только когда она полностью пришла в себя, он взял ее, мягко вводя свой пылающий стержень в ее податливое лоно.
   И отдавалась она ему в последний раз.
   Он искал себе жену и не мог позволить себе во время поисков продолжать овладевать Элизабет. Значит, в последний раз.
   В последний раз он прижал ее к своему телу.
   Она ухватилась за него, сердцем чувствуя, что такое блаженство больше не повторится. После того как он будет окружен бабочками, она уже не сможет быть с ним, больше не будет невыразимого наслаждения, которое он ей дарил.
   Боже, как она будет жить дальше?
   Вечеринка должна состояться сегодня вечером. С бешено бьющимся сердцем она почувствовала, как он уходит. Этим ранним утром Элизабет было совсем одиноко.
   Она поежилась, но не от холода. За дверью уже раздавалась возня слуг.
   Что-то изменилось.
   И когда она наконец огляделась вокруг, она заметила, что ожерелье пропало.
   Мужчины бывают разными. Ушедший мужчина пробудил в ней женщину, любовь к своему телу, умение доставлять и получать необъяснимое наслаждение.
   Черт бы побрал Питера за то, что он подкинул ей мысль опорочить Николаса, чтобы она стала наследницей.
   …Им не обязательно быть наследницами…
   Нет, они должны быть просто милыми и непорочными дочерьми провинциальных сквайров. И способными к размножению.
   Она почувствовала ярость, которой не знала раньше. Зачем Николас так с ней поступил, когда они вроде бы прекрасно ладили?
   Хотя что она знала о Николасе и о его мотивах?
   Она знала о нем только одно, всего одну вещь, и настало время воспользоваться своим знанием. Николас передал ее Питеру. Теперь она не имела никакого права голоса.
   Мужчины бывают разными. Возможно, он отложил все, что связано с Элизабет, в один из уголков своей памяти. Небольшое развлечение графа Шенстоуна, пока он осваивался на новом месте и решал, когда стоит приступить к поискам жены.
   Черт, черт, черт — Николас в постели с другой женщиной проделывает все, что проделывал с ней…
   — Вот мы все и собрались, — воодушевленно сказал отец Элизабет, когда они встретились за завтраком.
   — А где Николас? — поинтересовался Питер. — Его никогда нет там, где он должен быть.
   — Он хотел убедиться, что дорога сюда хорошо освещена, — сказала Минна. — Я так думаю, он поставит вдоль нее нескольких слуг с фонарями.
   — Какой заботливый хозяин, — проговорил Питер, накладывая себе филе сельди. — Сегодня мы поведаем всем одну историю.
   — Что за историю? — язвительным тоном спросил Виктор.
   — Историю о человеке, который является ниоткуда, заявляет права на крупное имение и, подобно сказочному принцу, ищет себе невесту среди простого люда, чтобы продолжить свой род. Вышибает слезу, не так ли?
   — Но ведь, — начал отец Элизабет, — все было признано законным. В личности Николаса не было никаких сомнений. Мы больше ничего не можем сделать.
   «Можем попытаться сделать еще кое-что, — подумала Элизабет. — Но еще рано, еще рано».
   — Мы могли бы убить его, — сказал Питер. — И таким образом навсегда избавиться от всех проблем.
   — Ты шутишь, — сказал Виктор. Последовала затянувшаяся пауза, затем Питер произнес:
   — Я шучу. Я всего лишь забочусь об Элизабет и о ее будущем, когда Николас найдет себе жену.
   — Послушай, — резко оборвала его Элизабет, стремясь предупредить их бесконечные рассуждения, — что произойдет, то произойдет. Процедура поисков жены займет не один день. Он не выкинет нас отсюда. Он предупредит нас заранее и даст время на необходимые приготовления к отъезду. И тогда мы покинем Шенстоун.
   — Однако, — уклончиво проговорил Питер, — у нас еще есть кое-какая надежда.
   — Еще есть, — сказала Элизабет, умалчивая о том, что Николас уже покончил с ней.
   — Отлично. Тогда еще не все потеряно.
   Нет, все только начиналось. Сразу после завтрака приготовления к вечеринке пошли полным ходом.
   Был заново осмотрен и протерт каждый предмет мебели. Ковры были выбиты и подметены целой бригадой слуг.
   В гостиной установили помост для музыкантов, вдоль стен поставили стулья и диваны, а небольшие столики расставили по всему залу для отдыха гостей.
   Все было закончено к полудню, когда в дом внесли огромные охапки цветов.
   По просьбе Николаса за всем процессом наблюдала лично Элизабет. Стол в гостиной украсили вазы с цветами, выгодно оттенявшие позолоченную отделку мебели и изысканную скатерть цвета слоновой кости. Высокие вазы стояли в художественном беспорядке по всей комнате.
   В холле гостей встречала большая цветочная композиция.
   Позади каждого столового прибора, в канделябрах на стенах, везде, где только можно, красовались небольшие букетики, наполняющие нежным ароматом каждую комнату в доме.
   В четыре пополудни слуги начали носить наверх в спальни горячую воду, чтобы обитатели могли принять ванну.
   Снаружи дома люди подметали дорожки и аллеи.
   В пять часов в столовую внесли тщательно отмытый фарфор и расставили его на буфете, разложили серебряные приборы возле каждой тарелки, салфетки сложили и вставили в богато украшенные кольца, во всех залах расставили свечи.
   «Очень скоро, — подумала Элизабет, — я буду знать, что мне делать».
   И вдруг она обнаружила, что смежная дверь между ее спальней и комнатой Николаса была заперта, видимо, в знак его отречения, и она растерялась, ей сначала захотелось плакать, но она пересилила себя.
   Она почувствовала, будто превратилась в камень.
   Совершенно автоматически она облачилась в сизое краповое платье, отделанное черным бархатом, манжеты, вырез и подол которого были украшены нитями черного бисера.
   На сегодня с нее достаточно. Недолго думая, она заколола волосы в свободный узел и вставила в него черный гребень.
   Глядя на свое отражение в зеркале, она решила, что выглядит как образцовая скорбящая вдова, совершенно не готовая к приему гостей.
   И уж конечно, не готовая к общению с Николасом.
   Однако общаться все-таки придется.
   Без десяти шесть она спустилась вниз. Без пяти шесть слуги зажгли свечи и подали блюда на стол.
   В шесть все собрались внизу у входа, включая Николаса. В приглушенном свете люстры он выглядел таким высоким, сильным и могущественным, что Элизабет не знала, как она выдержит прием гостей.
   Она предполагала, что, соглашаясь на любовную связь с ним, ее душа останется незатронутой.
   Питер повернулся к ней, взял ее за руку и обнадеживающе улыбнулся.
   Именно он был тем, кого она хотела и кого любила.
   Было ли так на самом деле? Она отошла за его спину.
   — Рад, что ты сменила черный цвет одежды, — прошептал он.
   — Мы все так изысканно выглядим, — проговорила Минна, смахивая пылинку со своего черного платья.
   В шесть пятнадцать послышался звон кареты, остановившейся у входа.
   Лакей объявил Пэкстонов-Уитби, которые высокомерно прошествовали в вестибюль, и вечеринка началась.