Страница:
– Сколько времени вы с ним говорили?
– Долго.
– Долго – это как?
– Что-то около восемнадцати – двадцати часов. Оба охрипли от крика, и я сказал ребятам, чтобы принесли пару этих самых мобильных телефонов. – Шериф рассмеялся. – Мне, прежде чем пользоваться, еще пришлось прочитать инструкцию. Понимаете, я не хотел подгонять к сараю патрульный автомобиль и говорить по радио или через мегафон. Решил: чем меньше он будет видеть копов, тем лучше.
– И оставались с ним все это время?
– Конечно. Как говорится, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Пару раз отходил, ну, понимаете, по естественной нужде. И еще раз – выпить чашечку кофе. И при этом ужасно боялся.
– Чем кончилось дело?
Шериф снова пожал плечами.
– Он вышел. Сдался.
– А сыновья? – поинтересовался Поттер.
– С ними все обошлось. Если, конечно, не считать, что на их глазах зарезали мать. Но с этим мы уж ничего не могли поделать.
– Позвольте, шериф, задать вам один вопрос. Вам не приходило в голову предложить себя вместо мальчиков?
– Нет. Ничего подобного, – смутился Стиллуэл.
– Почему?
– Мне казалось, что это только усилит его внимание к малышам. А я хотел, чтобы он забыл о них и думал только о нас двоих.
– И застрелить его вы не пытались. Разве он не представлял собой хорошую мишень?
– Думал об этом сто раз. Но мне казалось, что это самое последнее дело – не хотелось, чтобы кто-то пострадал: я, он, мальчики…
– Верный ответ, шериф. Вы будете моим помощником по оцеплению. Согласны?
– Хорошо, сэр. Сделаю все, что смогу. И буду гордиться, если сумею помочь.
Поттер посмотрел на недовольных офицеров полиции.
– Вы и ваши люди будете подчиняться шерифу.
– Постойте, сэр, – начал Бадд, толком не зная, как продолжить. – Шериф отличный парень. Мы друзья и все такое. Вместе ходим на охоту. Но… это технический вопрос. Понимаете, он выбран от города, работает от муниципалитета, а мы – полиция штата. Нельзя ставить нас под его начало. Требуется чья-то санкция или нечто подобное.
– Я даю такую санкцию, – ответил Поттер. – Считайте, что шериф Стиллуэл служит на федеральном уровне. Назначен мною.
Лебоу недоуменно посмотрел на коллегу, но Поттер только пожал плечами. Ни один из них понятия не имел о какой-либо процедуре, которая позволяла бы производить представителей местных правоохранительных органов в ранг федеральных агентов.
Теперь улыбался только Питер Хендерсон. Поттер повернулся к нему.
– Кстати, Пит, вас это тоже касается. Все агенты, не занятые в сборе информации, мероприятиях судебной экспертизы, не связанные с группой спасения, подчиняются шерифу Стиллуэлу.
Хендерсон кивнул.
– Можно переговорить с вами, Арт?
– У нас мало времени.
– Всего минуту.
Поттер, зная, какой разговор предстоит, и понимая, что он не должен произойти на глазах у остальных начальников, кивнул:
– Хорошо, отойдем. Что скажете?
В тени фургона Хендерсон прошептал:
– Прошу прощения, Артур. Мне известна ваша репутация, но я не отдам своих людей под командование деревенщины.
– Моя репутация, Пит, ни при чем. Важно то, что я обладаю властью.
Хендерсон снова рассудительно кивнул. Его безукоризненно накрахмаленная рубашка и серый костюм открыли бы ему вход в любой ресторан на милю в округе Капитолийского холма.
– Артур, я должен играть в этом деле более активную роль. Ведь я знаю этого Хэнди.
– Откуда? – удивился Поттер.
– Мои агенты присутствовали при его аресте в ссудо-сберегательном банке. Я допрашивал его после задержания. Помогал Генеральному прокурору собирать доказательства по делу. Мои люди занимались экспертизой, и благодаря этому удалось упрятать его за решетку.
Хэнди взяли на месте преступления, свидетели дали показания, поэтому экспертиза была формальностью. В самолете Поттер читал протокол допроса, который, судя по всему, вел сам Хендерсон. Арестованный на все вопросы отвечал одно: «Да пошел ты…»
– Все, что вы нам о нем расскажете, будет очень ценно, – проговорил Поттер. – Но у вас нет опыта, который нужен для изоляции преступников.
– А у Стиллуэла есть?
– У него подходящий для этого характер. И рассудительность. Он отнюдь не ковбой.
«И не бюрократ, – подумал Портер, – что так же плохо, если не хуже».
Хендерсон потупился и проворчал:
– Черт бы все побрал, Поттер! Я торчу в этой дыре неизвестно сколько времени. Здесь ничего не происходит, кроме мелкого воровства и краж диктофонов с авиабазы. Да еще индейцы, будь они неладны, писают в ракетные шахты «минитменов». Я хочу заняться делом.
– У вас нет опыта действий во время кризисов с заложниками, Пит. По дороге сюда я читал ваше досье.
– У меня гораздо больше опыта работы в правоохранительных органах, чем у этого Гомера Пайла[11], которому вы отдали предпочтение. Господи, да у меня же диплом юриста Джорджтаунского университета!
– Назначаю вас отвечать за тыл. Будете координировать все, что касается медицины, связи с прессой, обеспечения родственников заложников, боевой группы и группы спасения заложников, когда она прибудет сюда.
Хендерсон молчал и смотрел на коллегу из ФБР, лишь несколькими годами старше его, сначала с немым изумлением, затем с презрением. Овладев собой, он холодно улыбнулся.
– Черт вас возьми, Поттер! Мне известно о вас и другое. Вы ведь показушник. Работаете на публику.
– Тыл – очень важный аспект, – продолжил Поттер, словно не слыша его. – На этом месте вы будете особенно полезны.
– Святоша вы наш… А ведь лицемерите, не можете без лучей славы. Боитесь, как бы кто-нибудь не оказался ярче и не сыграл лучше вас перед камерой?
– Вы прекрасно знаете, что я руководствуюсь другими мотивами.
– Знаю? Ничего я не знаю, кроме того, что вы по высочайшему благословению ворвались в этот город и отставили нас от дела, приказав заваривать вам кофе. А после перестрелки, в которой могут погибнуть дюжина полицейских и заложников, соберете пресс-конференцию, все лавры присвоите себе, а во всех просчетах обвините нас. Потом слиняете. А кому расхлебывать здешнее дерьмо? Мне!
– Если вам больше нечего сказать…
Хендерсон застегнул пиджак.
– Не беспокойтесь, найдется. – Он пошел прочь, игнорируя рекомендацию Поттера не становиться мишенью для стрелков из здания бойни.
Войдя в фургон, Артур Поттер почувствовал, как настороженно следят за ним глаза собравшихся, и подумал, уж не подслушивали ли люди его разговор с Хендерсоном.
– Ну вот, – начал он, – переходим к правилам операции.
Он вынул из кармана факс. Во время полета из Гленвью Поттер проговорил по конференц-связи с директором ФБР, его заместителем по уголовному розыску и Фрэнком Данжело, командиром группы ФБР по спасению заложников, и записал правила операции в Вороньей Гряде. Этот процесс занял большую часть полета, и его результатом стал документ на двух страничках в один интервал, который предусматривал любую вероятность и давал Поттеру конкретные указания, как действовать в сложившейся ситуации. Текст был составлен с большой осмотрительностью. Бюро по контролю за соблюдением законов об алкогольных напитках, табачных изделиях, огнестрельном оружии и взрывчатых веществах, а также ФБР учли критику своих действий во время кризиса с сектой Д. Кореша «Ветвь Давидова» в Уэйко и порицания за операцию девяносто второго года с Рэндэлом Уивером[12], когда ее правила были прописаны настолько широко, что снайперы решили, будто имеют право стрелять в любого совершеннолетнего с оружием, если он окажется хорошей мишенью. В результате стрелок ФБР убил по ошибке жену Уивера.
Начиная свою речь, Поттер смотрел в основном на шерифа Стиллуэла.
– Ваша задача – изолировать преступников. Это боевая функция, но совершенно пассивная. Мы не собираемся предпринимать какую бы то ни было попытку захвата.
– Есть, сэр.
– Вы будете держать преступников внутри того периметра, который я вам укажу. Это может быть сама бойня или линия в ста ярдах от здания. Где бы ни проходила граница, они не должны пересечь ее живыми. Если это случится – не важно, будут с ними заложники или нет, – вашим людям дается зеленый свет. Вы понимаете, что это значит?
– Они получают разрешение стрелять.
– Правильно. И стреляют на поражение. Не пытаются ранить или только напугать. Не делают предупредительных выстрелов. Либо убивают, либо не открывают огня.
– Есть, сэр.
– Никакой стрельбы в окна и двери без приказа одного из членов группы чрезвычайного реагирования, даже если вы увидите, что заложнику угрожает опасность.
Поттер заметил, что при этих словах у Бадда потемнело лицо.
– Ясно, – ответил Стиллуэл.
Другие командиры нехотя кивнули.
– Если обстреляют вас, вы занимаете укрытие и ждете разрешения на ответный огонь. Но если вам или другому полицейскому угрожает опасное для жизни насилие, вы вправе, защищая себя или другого человека, ответить таким же насилием. Однако лишь в том случае, если действительно уверены, что имеет место реально существующая опасность.
– Реально существующая опасность, – насмешливо повторил один из полицейских.
«Они воображают, что пришли пострелять, как на охоте», – подумал Поттер и, взглянув на часы на компьютере Лебоу, сказал:
– Примерно через пять минут мы установим с ними контакт. Я объявлю преступникам о периметре и дам вам, шериф, знать, что они предупреждены. И с этого момента вы будете держать их внутри, как я объяснил.
– Есть, сэр, – спокойно ответил Стиллуэл и пригладил пятерней копну волос, отчего те встали дыбом.
– На данный момент зона поражения будет соответствовать любому месту вне здания. После того как кто-нибудь из них появится, чтобы взять телефон, следующий выход возможен только под белым флагом.
Шериф кивнул. Поттер продолжил инструктаж:
– Генри будет снабжать вас важной для проведения операции информацией. О типах оружия, местонахождении преступников и заложников, путях их предполагаемых отходов и так далее. И никаких контактов между вами и бандитами. Не прислушивайтесь к тому, о чем я говорю с Хэнди.
– Понятно. А почему?
– Потому что я намерен установить с ним взаимопонимание и постараюсь быть убедительным. Вы не должны проникнуться к нему сочувствием, поскольку в следующий момент можете получить разрешение на стрельбу.
– Ясно.
– И без неожиданностей. Капитан Бадд уже объявил о том, чтобы все разрядили патронники. Так? И снайперы в том числе.
Бадд кивнул и недовольно поджал губы. Поттер понял, что злится, и подумал: до того как все закончится, он еще не раз выйдет из себя.
– У моих людей, – сухо заметил один из полицейских, – пальцы на спусковых крючках не зудят.
– Сейчас не зудят, а потом начнут. Через десять часов станете коситься на собственную тень. И вот еще что, Дин: возможно, заметив в здании вспышки отражения света, вы решите, что это оптические прицелы, а это просто зеркала. Те, кто отбывал срок, научились этой уловке в тюрьме. Так что скажите людям, чтобы не паниковали.
– Есть, сэр, – ответил медленно, как всегда, шериф.
– Несколько слов в заключение. – Поттер обвел глазами собравшихся. – Как правило, легче договориться с теми, у кого есть криминальное прошлое. Они не то что террористы – не ставят перед собой цели кого-то убить. У них одно намерение – скрыться. И если дать им достаточно времени, они начинают понимать, что заложники – большая обуза. А мертвые заложники – это одни неприятности. Но психология момента такова, что в данное время они здраво не рассуждают. Возбуждены выбросом адреналина. Напуганы и сбиты с толку.
Необходимо разрядить ситуацию – убедить Хэнди, что он останется в живых, если будет вести себя разумно. Время работает на нас. Мы не устанавливаем временных лимитов. Пусть все длится столько, сколько мы способны выдержать. А затем еще. И еще. Когда сюда прибудет группа спасения заложников, мы подготовимся к боевому решению вопроса, но это наш крайний выход. И пока Хэнди соглашается на переговоры с нами, попытки захвата не будет. Мы называем такой подход к освобождению заложников «тянуть жилы из свиньи». – Поттер улыбнулся шерифу Стиллуэлу. – Суть игры в проволочках. Преступники изматываются, им все надоедает, они сближаются с заложниками.
– Стокгольмский синдром, – заметил кто-то из полицейских.
– Именно.
– Что это такое? – спросил другой.
Поттер кивнул Лебоу.
– Психологический процесс, в результате которого возникает симпатия между жертвой и агрессором, – начал объяснять тот. – Термин возник примерно двадцать лет назад после ограбления банка в Стокгольме. Преступник вынудил четырех служащих банка спуститься в хранилище. Позже к нему присоединился его сокамерник. Они провели вместе с захваченными служащими банка больше пяти дней, а когда наконец сдались, оказалось, что некоторые заложники испытывают к ним симпатию и считают, будто зло не они, а полиция. Бандиты, в свою очередь, тоже привязались к заложникам и не помышляли причинить им вред.
– Пора браться за дело, – объявил Поттер. – Шериф, приступайте к мероприятиям по изоляции. А я установлю первый контакт с преступниками.
Дин Стиллуэл смущенно обратился к полицейским:
– Ребята, может, выйдем и там распределим ваших людей вокруг здания? Если не возражаете. Ну как?
– Бекон. – Это был единственный ответ, но прозвучал он очень тихо, и Поттер надеялся, что шериф не услышал.
Вода лилась сверху, как из душа, серебряные потоки падали из дыр в высоком потолке – наверное, просачивались из луж на крыше, оставшихся после дождей.
Капли стекали по ржавым крюкам для мяса, резиновой ленте конвейера и разобранным механизмам снаружи зала забоя, где сидела Мелани Черрол и присматривала за девочками. К ней жались семилетние близняшки Анна и Сузи. Беверли Клемпер откидывала длинные светлые волосы с лица, еще по-детски пухлого, хотя ей было уже четырнадцать, и судорожно втягивала воздух. Остальные собрались в дальнем конце зала забоя. Десятилетняя Эмили Стоддард яростно терла ржавое пятно на белых колготках, и слезы катились по ее щекам.
Мелани посмотрела на миссис Харстрон и Сьюзан Филлипс – они сидели рядом, вжавшись в пол, и переговаривались отрывистыми знаками. Обрамленное жесткими волосами бледное лицо девочки пылало яростью. И Мелани внезапно поняла, что у нее темные глаза настоящего бойца. Они говорили об ученицах.
– Боюсь, как бы они не ударились в панику, – предостерегла Сьюзан учительницу. – Надо держать их вместе. Не дай Бог, кто-нибудь побежит, эти гады ведь застрелят.
– Надо бежать! – заявила с отвагой восьмилетнего ребенка Киэл Стоун. – Нас больше, чем их. Мы вырвемся.
Сьюзан и миссис Харстрон не обратили на нее внимания, и в серых глазах девочки вспыхнула злость.
А Мелани мучила мысль: «Я не знаю, что делать, не знаю».
Мужчины не обращали на них внимания. Она встала и подошла к двери. Бандиты вытаскивали из полотняных мешков одежду. Брут стянул с себя майку и, покосившись на нее, встал под струю воды. Ощутив, как вода стекает по его телу, поднял лицо к потолку и закрыл глаза. Мелани видела, какое у него жилистое безволосое тело с десятком багровых шрамов. Другие двое с сомнением посмотрели на него и продолжили переодеваться. Когда они сняли робы, Мелани прочитала на майках имена. Горностай оказался С. Уилкоксом, а Медведь – Р. Боннером. Но, глядя на жирное тело Медведя и худощавое – Горностая, она продолжала думать о них как о животных, названия которых безотчетно пришли ей на ум.
Вглядевшись в застывшее выражение веселой злобы на лице того, кто, подобно Христу, стоял, раскинув руки, под струями воды, поняла, что имя Брут подходит ему гораздо больше, чем Л. Хэнди.
Он вышел из-под воды, обтерся старой майкой и надел другую, темно-зеленую, фланелевую. Достал пистолет из бочки для нефтепродуктов, посмотрел с любопытством на пленниц и присоединился к товарищам. Они стали осторожно выглядывать из передних окон.
«Этого не может быть, – твердила себе Мелани. – Невозможно». Ее ждали. Родители. Дэнни завтра предстоит операция. После каждой из полудюжины операций, которые брату делали в прошлом году, она приходила к нему в послеоперационную палату. У Мелани возникло бредовое желание попросить бандитов отпустить их. Она не могла огорчить брата.
Еще было ее выступление в Топике.
И другие планы.
Попросить его. Вот сейчас. Умолять отпустить малышей. Хотя бы близняшек. Или Киэл и Шэннон. Эмили.
Беверли, которую мучила астма.
«Иди, сделай это».
Мелани поднялась, затем оглянулась. Все пленницы в зале забоя смотрели на нее. Сьюзан, несколько мгновений не сводившая с нее глаз, показала знаком, чтобы она вернулась. Мелани послушалась.
– Не волнуйтесь, – показала Сьюзан девочкам и притянула к себе каштановые головки хрупких близняшек. Улыбнулась. – Они скоро уйдут. И отпустят нас. Опоздаем в Топику, вот и все. Что вы хотите делать после того, как выступит Мелани? Рассказывайте!
«Она с ума сошла, – подумала Мелани. – Какая там Топика?» А потом догадалась, что Сьюзан делала это, чтобы успокоить остальных, и была права. Какое имеет значение, что происходит на самом деле? Только бы не паниковала малышня и не давала поводов мужчинам приближаться. Мелани с ужасом вспомнила, как Медведь стиснул груди Сьюзан и как прижимал Шэннон к своему жирному телу.
Но никто не поддержал игру, пока Мелани не предложила:
– Пойдем куда-нибудь пообедать?
– Сейчас бы сыграть в аркаду! – встрепенулась Шэннон. – В «Смертельную битву»!
– А я хочу в настоящий ресторан. – Киэл выпрямилась. – Съела бы среднепрожаренный бифштекс с картошкой и пирог.
– Целый пирог? – Сьюзан изобразила насмешливое удивление.
Борясь с желанием расплакаться, Мелани вздохнула и наконец сделала слабый жест.
– Да, по целому пирогу для каждой!
Девочки посмотрели на нее, но тут же снова перевели взгляды на Сьюзан.
– Животы разболятся, – нарочито нахмурилась миссис Харстрон.
– Нет! – возразила Киэл. – По целому пирогу – это обжорство. – Она возмущенно посмотрела на Сьюзан. – Только филистеры едят по целому пирогу. А мы закажем по кусочку. И я хочу еще кофе.
– Нам не дают кофе. – Чтобы прожестикулировать это, Джойслин даже перестала утирать слезы.
– Я пью. Черный, – отрезала Шэннон.
– Со сливками, – продолжила Киэл. – Мама всегда наливает кофе в стеклянную чашку и добавляет сливки, которые клубятся, как облако. Я хочу выпить кофе в настоящем ресторане.
– Может, лучше кофейное мороженое? – Беверли судорожно пыталась вздохнуть.
– С карамельными крошками, – предложила Сузи.
– С карамельными крошками и ореховыми пастилками, – эхом ответила Анна своей младшей на тридцать с чем-то секунд сестре. – Как в кафе-мороженом «Френдлиз».
И опять Мелани не нашла что сказать.
– Я не такой ресторан имела в виду. Фантастический ресторан. – Киэл не понимала, почему никого не вдохновило ее предложение.
Сьюзан широко улыбнулась.
– Решено: идем в фантастический ресторан. Всем бифштекс, пирог, черный кофе. Филистерам вход воспрещен.
Внезапно двенадцатилетняя Джойслин истерически разрыдалась и вскочила на ноги. Миссис Харстрон тут же поднялась, обняла толстушку, прижала к себе. Девочка постепенно успокоилась. Мелани вскинула руки, собираясь сказать что-то ободряющее и остроумное.
– Всем на пирог взбитые сливки.
Сьюзан поглядела на нее.
– Вы все еще готовы выйти на сцену?
Молодая учительница, посмотрев на ученицу, улыбнулась и кивнула.
Миссис Харстрон метнула беспокойный взгляд в сторону главного помещения бойни, где стояли мужчины и, склонив друг к другу головы, о чем-то совещались.
– Может, Мелани еще раз прочитает свои стихотворения?
Мелани кивнула, но вдруг поняла, что все позабыла. Она готовилась прочитать со сцены два десятка стихов, но в голове осталось только первое четверостишие ее «Птиц на проводах». Она снова подняла руки.
Девочка вытерла лицо рукавом широкой блузки и кивнула.
– Я тоже пишу стихи! – воскликнула Киэл. – У меня их пятьдесят, нет, даже больше. Про Чудо-женщину и Человека-паука. Про Людей Икс, Джин Грей и циклопов. Шэннон читала их.
Шэннон кивнула. На ее левом предплечье красовалась татуировка, сделанная фломастером: девочка изобразила Гамбита, одного из Людей Икс.
– Прочитай нам что-нибудь, – попросила Сьюзан.
Киэл, немного подумав, призналась, что ее стихотворения еще нуждаются в доработке.
– Почему в вашем стихотворении птички серые? – поинтересовалась Беверли, жестикулируя так порывисто, словно хотела высказаться прежде, чем ее настигнет новый приступ астмы.
– Потому что в каждой из нас есть немного серого. – Мелани изумляло, что девочки общаются друг с другом, будто забыв о том, какой ужас окружает их.
– Если это о нас, я бы хотела быть красивой птичкой, – проговорила Сузи, и ее сестра кивнула.
– Могли бы сделать нас красными, – предложила Эмили, более женственная, чем другие ученицы. На ней было платье в цветочек от Лоры Эшли.
К удивлению девочек, ей ответила Сьюзан, более осведомленная во всем, чем даже Мелани. Круглая отличница, она собиралась на следующий год поступить в колледж Галлодета[13]. Она объяснила, что у птичек-кардиналов самцы красные, а самочки – коричневато-серые.
– Так ваши птички – кардиналы? – спросила Киэл, но так как Мелани промолчала, похлопала ее по плечу и повторила вопрос.
– Да, – ответила молодая учительница. – Речь, конечно, о кардиналах. Вы все – стайка очаровательных кардиналов.
– А не архиепископов? – Миссис Харстрон закатила глаза. Сьюзан рассмеялась. Джойслин кивнула, но явно расстроилась, что опять не она оказалась первой.
Сорванец Шэннон, любительница книг Кристофера Пайка[14], спросила, почему Мелани не сделала птиц ястребами с длинными серебристыми клювами и когтями, с которых капает кровь.
– Так это стихотворение о нас? – удивилась Киэл.
– Может быть.
– Но нас с вами девять, – заметила Сьюзан с неотразимой логикой подростка. – А с миссис Харстрон – десять.
– Правильно, – отозвалась Мелани. – Я могу поменять слова. – А про себя подумала: «Делай же что-нибудь! Сбитые сливки на пирог? Чушь! Бери инициативу на себя! Не сиди просто так. Поговори с Брутом».
Мелани поднялась, подошла к двери и выглянула из зала. Затем обернулась к Сьюзан.
– Что вы делаете? – знаками спросила та.
Мелани снова посмотрела на мужчин и подумала: «Нет, девочки, не полагайтесь на меня. Это заблуждение. Я не тот человек. Миссис Харстрон старше, Сьюзан сильнее. Когда она что-то говорит – слышащим или глухим, – к ней всегда прислушиваются. А я не могу. Можешь!»
Мелани ступила в основное помещение здания, и ее обдали брызги воды с полотка. Обойдя свисающий крюк для туш, она приблизилась к мужчинам. «Попрошу только о близняшках и Беверли. Кто откажется отпустить семилетних девочек? Кто не проникнется состраданием, узнав, что подросток мучается из-за приступов астмы?»
Медведь поднял глаза и, увидев ее, осклабился. Остриженный под ежик Горностай засовывал в портативный телевизор батарейки и не обращал внимания на девушку. Брут отошел от них и смотрел в окно.
Мелани постояла и обернулась назад, на зал забоя. Сьюзан хмурилась и снова спрашивала ее руками:
– Что вы делаете?
Почувствовав в ее словах осуждение, учительница ощутила себя школьницей.
«Только попрошу. Напишу слова: «Пожалуйста, отпустите малышек».
Ее руки дрожали, сердце замирало от страха. Медведь что-то сказал, и она ощутила вибрацию. Брут повернулся, посмотрел на нее и тряхнул сырыми волосами.
Мелани, перехватив его взгляд, знаком выразила желание что-то написать. Он подошел к ней, взял за руку, посмотрел на ногти, на маленькое серебряное колечко. Отпустил, взглянул Мелани в лицо и рассмеялся. Потом возвратился к товарищам и отвернулся от девушки, словно ее здесь не было.
И от этого Мелани стало хуже, чем если бы он ударил ее.
Слишком напуганная, чтобы снова подойти к нему, слишком пристыженная, чтобы вернуться к своим, Мелани стояла и смотрела в окно на патрульные машины, на пригнувшиеся фигурки полицейских и колышущуюся на ветру взлохмаченную траву.
– Долго.
– Долго – это как?
– Что-то около восемнадцати – двадцати часов. Оба охрипли от крика, и я сказал ребятам, чтобы принесли пару этих самых мобильных телефонов. – Шериф рассмеялся. – Мне, прежде чем пользоваться, еще пришлось прочитать инструкцию. Понимаете, я не хотел подгонять к сараю патрульный автомобиль и говорить по радио или через мегафон. Решил: чем меньше он будет видеть копов, тем лучше.
– И оставались с ним все это время?
– Конечно. Как говорится, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Пару раз отходил, ну, понимаете, по естественной нужде. И еще раз – выпить чашечку кофе. И при этом ужасно боялся.
– Чем кончилось дело?
Шериф снова пожал плечами.
– Он вышел. Сдался.
– А сыновья? – поинтересовался Поттер.
– С ними все обошлось. Если, конечно, не считать, что на их глазах зарезали мать. Но с этим мы уж ничего не могли поделать.
– Позвольте, шериф, задать вам один вопрос. Вам не приходило в голову предложить себя вместо мальчиков?
– Нет. Ничего подобного, – смутился Стиллуэл.
– Почему?
– Мне казалось, что это только усилит его внимание к малышам. А я хотел, чтобы он забыл о них и думал только о нас двоих.
– И застрелить его вы не пытались. Разве он не представлял собой хорошую мишень?
– Думал об этом сто раз. Но мне казалось, что это самое последнее дело – не хотелось, чтобы кто-то пострадал: я, он, мальчики…
– Верный ответ, шериф. Вы будете моим помощником по оцеплению. Согласны?
– Хорошо, сэр. Сделаю все, что смогу. И буду гордиться, если сумею помочь.
Поттер посмотрел на недовольных офицеров полиции.
– Вы и ваши люди будете подчиняться шерифу.
– Постойте, сэр, – начал Бадд, толком не зная, как продолжить. – Шериф отличный парень. Мы друзья и все такое. Вместе ходим на охоту. Но… это технический вопрос. Понимаете, он выбран от города, работает от муниципалитета, а мы – полиция штата. Нельзя ставить нас под его начало. Требуется чья-то санкция или нечто подобное.
– Я даю такую санкцию, – ответил Поттер. – Считайте, что шериф Стиллуэл служит на федеральном уровне. Назначен мною.
Лебоу недоуменно посмотрел на коллегу, но Поттер только пожал плечами. Ни один из них понятия не имел о какой-либо процедуре, которая позволяла бы производить представителей местных правоохранительных органов в ранг федеральных агентов.
Теперь улыбался только Питер Хендерсон. Поттер повернулся к нему.
– Кстати, Пит, вас это тоже касается. Все агенты, не занятые в сборе информации, мероприятиях судебной экспертизы, не связанные с группой спасения, подчиняются шерифу Стиллуэлу.
Хендерсон кивнул.
– Можно переговорить с вами, Арт?
– У нас мало времени.
– Всего минуту.
Поттер, зная, какой разговор предстоит, и понимая, что он не должен произойти на глазах у остальных начальников, кивнул:
– Хорошо, отойдем. Что скажете?
В тени фургона Хендерсон прошептал:
– Прошу прощения, Артур. Мне известна ваша репутация, но я не отдам своих людей под командование деревенщины.
– Моя репутация, Пит, ни при чем. Важно то, что я обладаю властью.
Хендерсон снова рассудительно кивнул. Его безукоризненно накрахмаленная рубашка и серый костюм открыли бы ему вход в любой ресторан на милю в округе Капитолийского холма.
– Артур, я должен играть в этом деле более активную роль. Ведь я знаю этого Хэнди.
– Откуда? – удивился Поттер.
– Мои агенты присутствовали при его аресте в ссудо-сберегательном банке. Я допрашивал его после задержания. Помогал Генеральному прокурору собирать доказательства по делу. Мои люди занимались экспертизой, и благодаря этому удалось упрятать его за решетку.
Хэнди взяли на месте преступления, свидетели дали показания, поэтому экспертиза была формальностью. В самолете Поттер читал протокол допроса, который, судя по всему, вел сам Хендерсон. Арестованный на все вопросы отвечал одно: «Да пошел ты…»
– Все, что вы нам о нем расскажете, будет очень ценно, – проговорил Поттер. – Но у вас нет опыта, который нужен для изоляции преступников.
– А у Стиллуэла есть?
– У него подходящий для этого характер. И рассудительность. Он отнюдь не ковбой.
«И не бюрократ, – подумал Портер, – что так же плохо, если не хуже».
Хендерсон потупился и проворчал:
– Черт бы все побрал, Поттер! Я торчу в этой дыре неизвестно сколько времени. Здесь ничего не происходит, кроме мелкого воровства и краж диктофонов с авиабазы. Да еще индейцы, будь они неладны, писают в ракетные шахты «минитменов». Я хочу заняться делом.
– У вас нет опыта действий во время кризисов с заложниками, Пит. По дороге сюда я читал ваше досье.
– У меня гораздо больше опыта работы в правоохранительных органах, чем у этого Гомера Пайла[11], которому вы отдали предпочтение. Господи, да у меня же диплом юриста Джорджтаунского университета!
– Назначаю вас отвечать за тыл. Будете координировать все, что касается медицины, связи с прессой, обеспечения родственников заложников, боевой группы и группы спасения заложников, когда она прибудет сюда.
Хендерсон молчал и смотрел на коллегу из ФБР, лишь несколькими годами старше его, сначала с немым изумлением, затем с презрением. Овладев собой, он холодно улыбнулся.
– Черт вас возьми, Поттер! Мне известно о вас и другое. Вы ведь показушник. Работаете на публику.
– Тыл – очень важный аспект, – продолжил Поттер, словно не слыша его. – На этом месте вы будете особенно полезны.
– Святоша вы наш… А ведь лицемерите, не можете без лучей славы. Боитесь, как бы кто-нибудь не оказался ярче и не сыграл лучше вас перед камерой?
– Вы прекрасно знаете, что я руководствуюсь другими мотивами.
– Знаю? Ничего я не знаю, кроме того, что вы по высочайшему благословению ворвались в этот город и отставили нас от дела, приказав заваривать вам кофе. А после перестрелки, в которой могут погибнуть дюжина полицейских и заложников, соберете пресс-конференцию, все лавры присвоите себе, а во всех просчетах обвините нас. Потом слиняете. А кому расхлебывать здешнее дерьмо? Мне!
– Если вам больше нечего сказать…
Хендерсон застегнул пиджак.
– Не беспокойтесь, найдется. – Он пошел прочь, игнорируя рекомендацию Поттера не становиться мишенью для стрелков из здания бойни.
Войдя в фургон, Артур Поттер почувствовал, как настороженно следят за ним глаза собравшихся, и подумал, уж не подслушивали ли люди его разговор с Хендерсоном.
– Ну вот, – начал он, – переходим к правилам операции.
Он вынул из кармана факс. Во время полета из Гленвью Поттер проговорил по конференц-связи с директором ФБР, его заместителем по уголовному розыску и Фрэнком Данжело, командиром группы ФБР по спасению заложников, и записал правила операции в Вороньей Гряде. Этот процесс занял большую часть полета, и его результатом стал документ на двух страничках в один интервал, который предусматривал любую вероятность и давал Поттеру конкретные указания, как действовать в сложившейся ситуации. Текст был составлен с большой осмотрительностью. Бюро по контролю за соблюдением законов об алкогольных напитках, табачных изделиях, огнестрельном оружии и взрывчатых веществах, а также ФБР учли критику своих действий во время кризиса с сектой Д. Кореша «Ветвь Давидова» в Уэйко и порицания за операцию девяносто второго года с Рэндэлом Уивером[12], когда ее правила были прописаны настолько широко, что снайперы решили, будто имеют право стрелять в любого совершеннолетнего с оружием, если он окажется хорошей мишенью. В результате стрелок ФБР убил по ошибке жену Уивера.
Начиная свою речь, Поттер смотрел в основном на шерифа Стиллуэла.
– Ваша задача – изолировать преступников. Это боевая функция, но совершенно пассивная. Мы не собираемся предпринимать какую бы то ни было попытку захвата.
– Есть, сэр.
– Вы будете держать преступников внутри того периметра, который я вам укажу. Это может быть сама бойня или линия в ста ярдах от здания. Где бы ни проходила граница, они не должны пересечь ее живыми. Если это случится – не важно, будут с ними заложники или нет, – вашим людям дается зеленый свет. Вы понимаете, что это значит?
– Они получают разрешение стрелять.
– Правильно. И стреляют на поражение. Не пытаются ранить или только напугать. Не делают предупредительных выстрелов. Либо убивают, либо не открывают огня.
– Есть, сэр.
– Никакой стрельбы в окна и двери без приказа одного из членов группы чрезвычайного реагирования, даже если вы увидите, что заложнику угрожает опасность.
Поттер заметил, что при этих словах у Бадда потемнело лицо.
– Ясно, – ответил Стиллуэл.
Другие командиры нехотя кивнули.
– Если обстреляют вас, вы занимаете укрытие и ждете разрешения на ответный огонь. Но если вам или другому полицейскому угрожает опасное для жизни насилие, вы вправе, защищая себя или другого человека, ответить таким же насилием. Однако лишь в том случае, если действительно уверены, что имеет место реально существующая опасность.
– Реально существующая опасность, – насмешливо повторил один из полицейских.
«Они воображают, что пришли пострелять, как на охоте», – подумал Поттер и, взглянув на часы на компьютере Лебоу, сказал:
– Примерно через пять минут мы установим с ними контакт. Я объявлю преступникам о периметре и дам вам, шериф, знать, что они предупреждены. И с этого момента вы будете держать их внутри, как я объяснил.
– Есть, сэр, – спокойно ответил Стиллуэл и пригладил пятерней копну волос, отчего те встали дыбом.
– На данный момент зона поражения будет соответствовать любому месту вне здания. После того как кто-нибудь из них появится, чтобы взять телефон, следующий выход возможен только под белым флагом.
Шериф кивнул. Поттер продолжил инструктаж:
– Генри будет снабжать вас важной для проведения операции информацией. О типах оружия, местонахождении преступников и заложников, путях их предполагаемых отходов и так далее. И никаких контактов между вами и бандитами. Не прислушивайтесь к тому, о чем я говорю с Хэнди.
– Понятно. А почему?
– Потому что я намерен установить с ним взаимопонимание и постараюсь быть убедительным. Вы не должны проникнуться к нему сочувствием, поскольку в следующий момент можете получить разрешение на стрельбу.
– Ясно.
– И без неожиданностей. Капитан Бадд уже объявил о том, чтобы все разрядили патронники. Так? И снайперы в том числе.
Бадд кивнул и недовольно поджал губы. Поттер понял, что злится, и подумал: до того как все закончится, он еще не раз выйдет из себя.
– У моих людей, – сухо заметил один из полицейских, – пальцы на спусковых крючках не зудят.
– Сейчас не зудят, а потом начнут. Через десять часов станете коситься на собственную тень. И вот еще что, Дин: возможно, заметив в здании вспышки отражения света, вы решите, что это оптические прицелы, а это просто зеркала. Те, кто отбывал срок, научились этой уловке в тюрьме. Так что скажите людям, чтобы не паниковали.
– Есть, сэр, – ответил медленно, как всегда, шериф.
– Несколько слов в заключение. – Поттер обвел глазами собравшихся. – Как правило, легче договориться с теми, у кого есть криминальное прошлое. Они не то что террористы – не ставят перед собой цели кого-то убить. У них одно намерение – скрыться. И если дать им достаточно времени, они начинают понимать, что заложники – большая обуза. А мертвые заложники – это одни неприятности. Но психология момента такова, что в данное время они здраво не рассуждают. Возбуждены выбросом адреналина. Напуганы и сбиты с толку.
Необходимо разрядить ситуацию – убедить Хэнди, что он останется в живых, если будет вести себя разумно. Время работает на нас. Мы не устанавливаем временных лимитов. Пусть все длится столько, сколько мы способны выдержать. А затем еще. И еще. Когда сюда прибудет группа спасения заложников, мы подготовимся к боевому решению вопроса, но это наш крайний выход. И пока Хэнди соглашается на переговоры с нами, попытки захвата не будет. Мы называем такой подход к освобождению заложников «тянуть жилы из свиньи». – Поттер улыбнулся шерифу Стиллуэлу. – Суть игры в проволочках. Преступники изматываются, им все надоедает, они сближаются с заложниками.
– Стокгольмский синдром, – заметил кто-то из полицейских.
– Именно.
– Что это такое? – спросил другой.
Поттер кивнул Лебоу.
– Психологический процесс, в результате которого возникает симпатия между жертвой и агрессором, – начал объяснять тот. – Термин возник примерно двадцать лет назад после ограбления банка в Стокгольме. Преступник вынудил четырех служащих банка спуститься в хранилище. Позже к нему присоединился его сокамерник. Они провели вместе с захваченными служащими банка больше пяти дней, а когда наконец сдались, оказалось, что некоторые заложники испытывают к ним симпатию и считают, будто зло не они, а полиция. Бандиты, в свою очередь, тоже привязались к заложникам и не помышляли причинить им вред.
– Пора браться за дело, – объявил Поттер. – Шериф, приступайте к мероприятиям по изоляции. А я установлю первый контакт с преступниками.
Дин Стиллуэл смущенно обратился к полицейским:
– Ребята, может, выйдем и там распределим ваших людей вокруг здания? Если не возражаете. Ну как?
– Бекон. – Это был единственный ответ, но прозвучал он очень тихо, и Поттер надеялся, что шериф не услышал.
Вода лилась сверху, как из душа, серебряные потоки падали из дыр в высоком потолке – наверное, просачивались из луж на крыше, оставшихся после дождей.
Капли стекали по ржавым крюкам для мяса, резиновой ленте конвейера и разобранным механизмам снаружи зала забоя, где сидела Мелани Черрол и присматривала за девочками. К ней жались семилетние близняшки Анна и Сузи. Беверли Клемпер откидывала длинные светлые волосы с лица, еще по-детски пухлого, хотя ей было уже четырнадцать, и судорожно втягивала воздух. Остальные собрались в дальнем конце зала забоя. Десятилетняя Эмили Стоддард яростно терла ржавое пятно на белых колготках, и слезы катились по ее щекам.
Мелани посмотрела на миссис Харстрон и Сьюзан Филлипс – они сидели рядом, вжавшись в пол, и переговаривались отрывистыми знаками. Обрамленное жесткими волосами бледное лицо девочки пылало яростью. И Мелани внезапно поняла, что у нее темные глаза настоящего бойца. Они говорили об ученицах.
– Боюсь, как бы они не ударились в панику, – предостерегла Сьюзан учительницу. – Надо держать их вместе. Не дай Бог, кто-нибудь побежит, эти гады ведь застрелят.
– Надо бежать! – заявила с отвагой восьмилетнего ребенка Киэл Стоун. – Нас больше, чем их. Мы вырвемся.
Сьюзан и миссис Харстрон не обратили на нее внимания, и в серых глазах девочки вспыхнула злость.
А Мелани мучила мысль: «Я не знаю, что делать, не знаю».
Мужчины не обращали на них внимания. Она встала и подошла к двери. Бандиты вытаскивали из полотняных мешков одежду. Брут стянул с себя майку и, покосившись на нее, встал под струю воды. Ощутив, как вода стекает по его телу, поднял лицо к потолку и закрыл глаза. Мелани видела, какое у него жилистое безволосое тело с десятком багровых шрамов. Другие двое с сомнением посмотрели на него и продолжили переодеваться. Когда они сняли робы, Мелани прочитала на майках имена. Горностай оказался С. Уилкоксом, а Медведь – Р. Боннером. Но, глядя на жирное тело Медведя и худощавое – Горностая, она продолжала думать о них как о животных, названия которых безотчетно пришли ей на ум.
Вглядевшись в застывшее выражение веселой злобы на лице того, кто, подобно Христу, стоял, раскинув руки, под струями воды, поняла, что имя Брут подходит ему гораздо больше, чем Л. Хэнди.
Он вышел из-под воды, обтерся старой майкой и надел другую, темно-зеленую, фланелевую. Достал пистолет из бочки для нефтепродуктов, посмотрел с любопытством на пленниц и присоединился к товарищам. Они стали осторожно выглядывать из передних окон.
«Этого не может быть, – твердила себе Мелани. – Невозможно». Ее ждали. Родители. Дэнни завтра предстоит операция. После каждой из полудюжины операций, которые брату делали в прошлом году, она приходила к нему в послеоперационную палату. У Мелани возникло бредовое желание попросить бандитов отпустить их. Она не могла огорчить брата.
Еще было ее выступление в Топике.
И другие планы.
Попросить его. Вот сейчас. Умолять отпустить малышей. Хотя бы близняшек. Или Киэл и Шэннон. Эмили.
Беверли, которую мучила астма.
«Иди, сделай это».
Мелани поднялась, затем оглянулась. Все пленницы в зале забоя смотрели на нее. Сьюзан, несколько мгновений не сводившая с нее глаз, показала знаком, чтобы она вернулась. Мелани послушалась.
– Не волнуйтесь, – показала Сьюзан девочкам и притянула к себе каштановые головки хрупких близняшек. Улыбнулась. – Они скоро уйдут. И отпустят нас. Опоздаем в Топику, вот и все. Что вы хотите делать после того, как выступит Мелани? Рассказывайте!
«Она с ума сошла, – подумала Мелани. – Какая там Топика?» А потом догадалась, что Сьюзан делала это, чтобы успокоить остальных, и была права. Какое имеет значение, что происходит на самом деле? Только бы не паниковала малышня и не давала поводов мужчинам приближаться. Мелани с ужасом вспомнила, как Медведь стиснул груди Сьюзан и как прижимал Шэннон к своему жирному телу.
Но никто не поддержал игру, пока Мелани не предложила:
– Пойдем куда-нибудь пообедать?
– Сейчас бы сыграть в аркаду! – встрепенулась Шэннон. – В «Смертельную битву»!
– А я хочу в настоящий ресторан. – Киэл выпрямилась. – Съела бы среднепрожаренный бифштекс с картошкой и пирог.
– Целый пирог? – Сьюзан изобразила насмешливое удивление.
Борясь с желанием расплакаться, Мелани вздохнула и наконец сделала слабый жест.
– Да, по целому пирогу для каждой!
Девочки посмотрели на нее, но тут же снова перевели взгляды на Сьюзан.
– Животы разболятся, – нарочито нахмурилась миссис Харстрон.
– Нет! – возразила Киэл. – По целому пирогу – это обжорство. – Она возмущенно посмотрела на Сьюзан. – Только филистеры едят по целому пирогу. А мы закажем по кусочку. И я хочу еще кофе.
– Нам не дают кофе. – Чтобы прожестикулировать это, Джойслин даже перестала утирать слезы.
– Я пью. Черный, – отрезала Шэннон.
– Со сливками, – продолжила Киэл. – Мама всегда наливает кофе в стеклянную чашку и добавляет сливки, которые клубятся, как облако. Я хочу выпить кофе в настоящем ресторане.
– Может, лучше кофейное мороженое? – Беверли судорожно пыталась вздохнуть.
– С карамельными крошками, – предложила Сузи.
– С карамельными крошками и ореховыми пастилками, – эхом ответила Анна своей младшей на тридцать с чем-то секунд сестре. – Как в кафе-мороженом «Френдлиз».
И опять Мелани не нашла что сказать.
– Я не такой ресторан имела в виду. Фантастический ресторан. – Киэл не понимала, почему никого не вдохновило ее предложение.
Сьюзан широко улыбнулась.
– Решено: идем в фантастический ресторан. Всем бифштекс, пирог, черный кофе. Филистерам вход воспрещен.
Внезапно двенадцатилетняя Джойслин истерически разрыдалась и вскочила на ноги. Миссис Харстрон тут же поднялась, обняла толстушку, прижала к себе. Девочка постепенно успокоилась. Мелани вскинула руки, собираясь сказать что-то ободряющее и остроумное.
– Всем на пирог взбитые сливки.
Сьюзан поглядела на нее.
– Вы все еще готовы выйти на сцену?
Молодая учительница, посмотрев на ученицу, улыбнулась и кивнула.
Миссис Харстрон метнула беспокойный взгляд в сторону главного помещения бойни, где стояли мужчины и, склонив друг к другу головы, о чем-то совещались.
– Может, Мелани еще раз прочитает свои стихотворения?
Мелани кивнула, но вдруг поняла, что все позабыла. Она готовилась прочитать со сцены два десятка стихов, но в голове осталось только первое четверостишие ее «Птиц на проводах». Она снова подняла руки.
– Правда, красиво? – спросила Сьюзан, глядя на Джойслин.
Восемь серых птичек сидят на проводах в темноте.
Ветер холодный – разве это хорошо?
Расправили птички крылья
И взмыли к клубящимся облакам.
Девочка вытерла лицо рукавом широкой блузки и кивнула.
– Я тоже пишу стихи! – воскликнула Киэл. – У меня их пятьдесят, нет, даже больше. Про Чудо-женщину и Человека-паука. Про Людей Икс, Джин Грей и циклопов. Шэннон читала их.
Шэннон кивнула. На ее левом предплечье красовалась татуировка, сделанная фломастером: девочка изобразила Гамбита, одного из Людей Икс.
– Прочитай нам что-нибудь, – попросила Сьюзан.
Киэл, немного подумав, призналась, что ее стихотворения еще нуждаются в доработке.
– Почему в вашем стихотворении птички серые? – поинтересовалась Беверли, жестикулируя так порывисто, словно хотела высказаться прежде, чем ее настигнет новый приступ астмы.
– Потому что в каждой из нас есть немного серого. – Мелани изумляло, что девочки общаются друг с другом, будто забыв о том, какой ужас окружает их.
– Если это о нас, я бы хотела быть красивой птичкой, – проговорила Сузи, и ее сестра кивнула.
– Могли бы сделать нас красными, – предложила Эмили, более женственная, чем другие ученицы. На ней было платье в цветочек от Лоры Эшли.
К удивлению девочек, ей ответила Сьюзан, более осведомленная во всем, чем даже Мелани. Круглая отличница, она собиралась на следующий год поступить в колледж Галлодета[13]. Она объяснила, что у птичек-кардиналов самцы красные, а самочки – коричневато-серые.
– Так ваши птички – кардиналы? – спросила Киэл, но так как Мелани промолчала, похлопала ее по плечу и повторила вопрос.
– Да, – ответила молодая учительница. – Речь, конечно, о кардиналах. Вы все – стайка очаровательных кардиналов.
– А не архиепископов? – Миссис Харстрон закатила глаза. Сьюзан рассмеялась. Джойслин кивнула, но явно расстроилась, что опять не она оказалась первой.
Сорванец Шэннон, любительница книг Кристофера Пайка[14], спросила, почему Мелани не сделала птиц ястребами с длинными серебристыми клювами и когтями, с которых капает кровь.
– Так это стихотворение о нас? – удивилась Киэл.
– Может быть.
– Но нас с вами девять, – заметила Сьюзан с неотразимой логикой подростка. – А с миссис Харстрон – десять.
– Правильно, – отозвалась Мелани. – Я могу поменять слова. – А про себя подумала: «Делай же что-нибудь! Сбитые сливки на пирог? Чушь! Бери инициативу на себя! Не сиди просто так. Поговори с Брутом».
Мелани поднялась, подошла к двери и выглянула из зала. Затем обернулась к Сьюзан.
– Что вы делаете? – знаками спросила та.
Мелани снова посмотрела на мужчин и подумала: «Нет, девочки, не полагайтесь на меня. Это заблуждение. Я не тот человек. Миссис Харстрон старше, Сьюзан сильнее. Когда она что-то говорит – слышащим или глухим, – к ней всегда прислушиваются. А я не могу. Можешь!»
Мелани ступила в основное помещение здания, и ее обдали брызги воды с полотка. Обойдя свисающий крюк для туш, она приблизилась к мужчинам. «Попрошу только о близняшках и Беверли. Кто откажется отпустить семилетних девочек? Кто не проникнется состраданием, узнав, что подросток мучается из-за приступов астмы?»
Медведь поднял глаза и, увидев ее, осклабился. Остриженный под ежик Горностай засовывал в портативный телевизор батарейки и не обращал внимания на девушку. Брут отошел от них и смотрел в окно.
Мелани постояла и обернулась назад, на зал забоя. Сьюзан хмурилась и снова спрашивала ее руками:
– Что вы делаете?
Почувствовав в ее словах осуждение, учительница ощутила себя школьницей.
«Только попрошу. Напишу слова: «Пожалуйста, отпустите малышек».
Ее руки дрожали, сердце замирало от страха. Медведь что-то сказал, и она ощутила вибрацию. Брут повернулся, посмотрел на нее и тряхнул сырыми волосами.
Мелани, перехватив его взгляд, знаком выразила желание что-то написать. Он подошел к ней, взял за руку, посмотрел на ногти, на маленькое серебряное колечко. Отпустил, взглянул Мелани в лицо и рассмеялся. Потом возвратился к товарищам и отвернулся от девушки, словно ее здесь не было.
И от этого Мелани стало хуже, чем если бы он ударил ее.
Слишком напуганная, чтобы снова подойти к нему, слишком пристыженная, чтобы вернуться к своим, Мелани стояла и смотрела в окно на патрульные машины, на пригнувшиеся фигурки полицейских и колышущуюся на ветру взлохмаченную траву.