Дмитрий Мережковский. Полное собрание стихотворений

Все, что было мне мило, умчится назад,
Я забыться хочу в этом вихре движенья!
 
 
Дальше, дальше!.. В лучах заходящего дня
Широко предо мною мой путь золотится...
Ни вражда, ни любовь не удержат меня, —
Я лечу, я лечу, как свободная птица!
 
   1886

«Пощады я молю! Не мучь меня, Весна…»

 
Пощады я молю! Не мучь меня, Весна,
Не подходи ко мне с болезненною лаской
И сердца не буди от мертвенного сна
Своей младенческой, но трогательной сказкой.
 
 
Ты видишь, как я слаб, – о сжалься надо мной!
Меня томит и жжет твой ветер благовонный.
Я дорого купил забвенье и покой, —
Оставь же их душе, страданьем утомленной...
 

   1886

«Сегодня в заговор вступили ночь и розы…»

 
Сегодня в заговор вступили ночь и розы,
И звезды бледные, смеясь, мне говорят:
«Ты, гордый человек, не верующий в грезы,
Зачем пришел ты к нам в душистый темный сад?
За лампою, меж книг, беседуя с друзьями,
Не ты ли сам шутил, оратор молодой,
Над пеньем соловья и глупыми стихами,
Над вздохами любви и девственной луной...
Теперь ты – здесь, меж нас; но где твое бесстрастье?
Безумец, в эту ночь попробуй не любить
И жажду красоты рассудком победить,
Попробуй не мечтать, не тосковать о счастье!
Дитя, ты помнишь ли советы умных книг?
Так смейся же теперь, не веря нашей власти.
Но что с тобой? О чем ты плачешь? Бледный лик
Зачем на грудь твою в отчаянье поник?
Ужель твой гордый ум под жгучим вихрем страсти
Дрожит и зыблется, как сломанный тростник!..»
 

   1887

«Черные сосны на белый песок…»

 
Черные сосны на белый песок
Кинули странные тени;
Знойные крылья сложил ветерок,
Полон задумчивой лени.
 
 
Море чуть дышит... В объятьях волны
Небо таинственно дремлет;
И дуновенью святой тишины
Сердце усталое внемлет.
 

   1887

«По ночам ветерок не коснется чела…»

 
По ночам ветерок не коснется чела,
На балконе свеча не мерцает,
И меж белых гардин темно-синяя мгла
Тихо первой звезды ожидает.
 
 
По утрам открываю окно и гляжу,
Распустились ли гроздья сирени;
И без дела в полях целый день я брожу,
Полон кроткой, чарующей лени.
 
 
Словно с кем-то живым говорю я в лесах,
Непонятной тоской опьяненный,
И в моих одиноких безумных мечтах
Без любви – я живу как влюбленный...
 

   1887

«Ласковый вечер с землею прощался…»

 
Ласковый вечер с землею прощался,
Лист шелохнуться не смел в ожиданье.
Грохот телеги вдали раздавался...
Звезды, дрожа, выступали в молчанье.
 
 
Синее небо – глубоко и странно;
Но не смотри ты в него так пытливо,
Но не ищи в нем разгадки желанной, —
Синее небо, – как гроб, молчаливо.
 

   1887

«Задумчивый Сентябрь роскошно убирает…»

 
Задумчивый Сентябрь роскошно убирает
Леса, увядшие багряною листвой;
Так мертвое дитя для гроба украшает
Рыдающая мать цветами и парчой.
Гляжу на бледные, лазуревые своды
Безжизненных небес и чувствую в тиши
Согласье тайное измученной души
И умирающей природы.
 

   1887

«Кроткий вечер тихо угасает…»

 
Кроткий вечер тихо угасает
И пред смертью ласкою немой
На одно мгновенье примиряет
Небеса с измученной землей.
 
 
В просветленной, трогательной дали,
Что неясна, как мечты мои, —
Не печаль, а только след печали,
Не любовь, а только тень любви.
 
 
И порой в безжизненном молчанье,
Как из гроба, веет с высоты
Мне в лицо холодное дыханье
Безграничной, мертвой пустоты...
 

   26 августа 1887, на Каме

«В сиянье бледных звезд, как в мертвенных очах…»

 
В сиянье бледных звезд, как в мертвенных очах —
Неумолимое, холодное бесстрастье;
Последний луч зари чуть брезжит в облаках,
Как память о минувшем счастье.
Безмолвным сумраком полна душа моя:
Ни страсти, ни любви с их сладостною мукой, —
Все замерло в груди... лишь чувство бытия
Томит безжизненною скукой.
 

   Сентябрь 1887

«В этот вечер, горячий, немой и томительный…»

 
В этот вечер, горячий, немой и томительный,
Не кричит коростель на туманных полях;
Знойный воздух в бреду засыпает мучительно,
И болезненной сыростью веет в лесах;
 
 
Там растенья поникли с неясной тревогою,
Словно бледные призраки в дымке ночной...
Промелькнет только жаба над мокрой дорогою,
Прогудит только жук на опушке лесной.
 
 
В душном мертвенном небе гроза собирается,
И боится природа, и жаждет грозы.
Непонятным предчувствием сердце сжимается
И тоскует, и ждет благодатной слезы...
 

   1887

«Природа говорит мне с царственным презреньем…»

 
Природа говорит мне с царственным презреньем:
«Уйди, не нарушай гармонии моей!
Твой плач мне надоел, не оскорбляй мученьем
Спокойствия моих лазуревых ночей.
 
 
Я все тебе дала – жизнь, молодость, свободу, —
Ты все, ты все отверг с бессмысленной враждой,
И дерзким ропотом ты оскорбил природу,
Ты мать свою забыл – уйди, ты мне чужой!
 
 
Иль мало для тебя на небе звезд блестящих,
Немого сумрака в задумчивых лесах,
И чудной музыки в волнах моих шумящих,
И дикой красоты в заоблачных горах?
 
 
Я все тебе дала, – и в этом чудном мире
Ты не сумел хоть раз счастливым быть, как все:
Как счастлив зверь в лесу и ласточка в эфире,
И дремлющий цветок в серебряной росе.
 
 
Ты радость бытия сомненьем разрушаешь:
Уйди! Ты гадок мне, бессильный и больной...
Пытливым разумом и гордою душой
Ты счастья без меня ищи себе, как знаешь!»
 

   1887

«Здесь, в теплом воздухе, пропитанном смолою…»

 
Здесь, в теплом воздухе, пропитанном смолою,
Грибов и сырости, и блеклого листа
Сильнее запах пред грозою,
И нитки паутин над влажною травою
Окрашены пестрей в блестящие цвета,
Томительней пчелы полдневное жужжанье,
Тяжеле аромат от липовых цветов,
И ландышей лесных нежней благоуханье,
И ярче белизна березовых стволов.
Здесь все еще полно неясною тревогой...
Но тени грозные над нивою скользят,
И пыль уже взвилась над знойною дорогой,
И скоро под дождем колосья зашумят.
 

   1887

Родина

 
Над немым пространством чернозема,
Словно уголь, вырезаны в тверди
Темных изб подгнившая солома,
Старых крыш разобранные жерди.
 
 
Солнце грустно в тучу опустилось,
Не дрожит печальная осина,
В мутной луже небо отразилось,
И на всем – знакомая кручина...
 
 
Каждый раз, когда смотрю я в поле,
Я люблю мою родную землю;
Хорошо и грустно мне до боли, —
Словно тихой жалобе я внемлю.
 
 
В сердце – мир, печаль и безмятежность,
Умолкает жизненная битва...
А в груди – задумчивая нежность
И простая детская молитва.
 

   1887

На Волге

 
Река блестит, как шелк лазурно-серебристый;
В извилинах луки белеют паруса.
Сквозь утренний туман каймою золотистой
Желтеет отмели песчаная коса.
Невозмутимый сон – над Волгою могучей;
Порой лишь слышен плеск рыбачьего весла.
Леса на Жигулях синеют грозной тучей,
Раскинулись плоты деревнею плавучей,
И тянется дымок далекого села...
Как много воздуха, и шири, и свободы!..
А людям до сих пор здесь душно, как в тюрьме.
И вот в какой стране, среди какой природы
Отчизна рабским сном глубоко спит во тьме...
…………………………………………………..
 

   12 апреля 1887, Самара

Часть III

   Душа, сожженная любовью,
   для вечности, как феникс, возродится.

Микеланджело

Из Альфреда Мюссэ

 
Ты, бледная звезда, вечернее светило,
В дворце лазуревом своем,
Как вестница встаешь на своде голубом.
Зачем же к нам с небес ты смотришь так уныло?
Гроза умчалася, и ветра шум затих,
Кудрявый лес блестит росою, как слезами,
Над благовонными лугами
Порхает мотылек на крыльях золотых.
Чего же ищет здесь, звезда, твой луч дрожащий?..
Но ты склоняешься, ты гаснешь – вижу я —
С улыбкою бежишь, потупив взор блестящий,
Подруга кроткая моя!
Слезинка ясная на синей ризе ночи,
К холму зеленому сходящая звезда,
Пастух, к тебе подняв заботливые очи,
Ведет послушные стада.
Куда ж стремишься ты в просторе необъятном?
На берег ли реки, чтоб в камышах уснуть,
Иль к морю дальнему направишь ты свой путь
В затишье ночи благодатном,
Чтоб пышным жемчугом к волне упасть на грудь?
О, если умереть должна ты, потухая,
И кудри светлые сокрыть в морских струях, —
Звезда любви, молю тебя я:
Перед разлукою, последний луч роняя,
На миг остановись, помедли в небесах!
 

   Март 1882

«Я никогда так не был одинок…»

 
Я никогда так не был одинок,
Как на груди твоей благоуханной,
Где я постиг невольно и нежданно,
Как наш удел насмешливо-жесток:
Уста к устам, в блаженстве поцелуя,
Ко груди грудь мы негою полны,
А между тем, по-прежнему тоскуя,
Как у врагов, сердца разлучены.
Мы далеки, мы чужды друг для друга:
Душе с душой не слиться никогда,
И наш восторг, как смутный жар недуга,
Как жгучий бред, исчезнет без следа.
Мне за тебя невыразимо грустно,
Ты тихо взор склонила предо мной,
И, нашу боль скрывая неискусно,
Мой бедный друг, как жалки мы с тобой…
 

   1883

Эрот

 
Молнию в тучах Эрот захватил, пролетая;
Так же легко, как порой дети ломают тростник,
В розовых пальцах сломал он, играя, стрелу Громовержца:
«Мною Зевес побежден!» – дерзкий шалун закричал,
Взоры к Олимпу подняв, с вызовом в гордой улыбке.
 

   1883

В сумерки

 
Был зимний день; давно уже стемнело,
Но в комнату огня не приносили;
Глядело в окна пасмурное небо,
Сырую мглу роняя с вышины,
И в стекла ударяли хлопья снега,
Подобно стае белых мотыльков;
В вечерней мгле багровый свет камина
Переливался теплою волной
На золотой парче японских ширм,
Где выступал богатый арабеск
Из райских птиц, чудовищных драконов,
Летучих рыб и лилий водяных.
И надо всем дыханье гиацинтов
В таинственной гармонии слилось
С бледно-лазуревым отцветом шелка
На мебели причудливо роскошной;
И молча ты лежала предо мной,
И, уронив любимый том Кольриджа
На черный мех пушистого ковра,
Вся бледная, но свежая, как ландыш,
Вся в кружево закутанная, грелась
Ты в розовом мерцании камина;
И я шептал, поникнув головой:
«О для чего нам не шестнадцать лет,
Чтоб мы могли обманывать друг друга
Надеждами на вечную любовь!
О для чего я в лучшие мгновенья
Так глубоко, так больно сознаю,
Что этот луч открывшегося неба,
Как молния, потухнет в море слез!
Ты так умна: к чему же лицемерить?
Нам не помогут пламенные клятвы.
Мы сблизились на время, как и все,
Мы, как и все, случайно разойдемся:
Таков судьбы закон неумолимый.
День, месяц, год, – каков бы ни был срок, —
Любовь пришла, любовь уйдет навеки...
Увы, я знаю все, я все предвижу,
Но отвратить удара не могу, —
И эта мысль мне счастье отравляет.
Нет, не хочу я пережить мгновенье,
Что навсегда должно нас разлучить.
Ты все простишь, ты все поймешь – я знаю, —
Услышь мою безумную мольбу!..»
Тогда с порывом ласки материнской
К себе на грудь меня ты привлекла
И волосы так нежно целовала,
И гладила дрожащею рукой.
И влага слез, твоих горячих слез,
Как теплый дождь, лицо мне орошала,
И говорил я в страстном забытье:
«Услышь мою безумную мольбу:
В урочный миг, как опытный художник,
Ты заверши трагедию любви,
Чтоб кончилась она не пошлым фарсом,
Но громовым, торжественным аккордом:
Лишь только тень тоски и пресыщенья
В моих чертах заметишь ты впервый, —
Убей меня, но так, чтоб без боязни,
С вином в бокале, весело шутя,
Из милых рук я принял яд смертельный.
И на твоей груди умру я тихо,
Усну навек, беспечно, как дитя,
И перелью в последнее лобзанье
Последний пламень жизни и любви!..»
………………………………………….
 

   1884

Осень
(Из Бодлэра)

 
Я люблю ваши нежно-зеленые глазки;
Но сегодня я горьким предчувствием полн:
Ни камин в будуаре, ни роскошь, ни ласки
Не заменят мне солнца, лазури и волн.
Но каков бы я ни был, как мать, пожалейте
И простите меня, будьте милой сестрой
И угрюмого, злого любовью согрейте,
Как осеннее небо вечерней зарей.
Труд недолгий... Я знаю: могила немая
Ждет... О, дайте же, дайте под желтым лучом
Сентября золотого, про май вспоминая,
Мне на ваши колени поникнуть челом.
 

   1884

Из Бодлэра

 
Голубка моя,
Умчимся в края,
Где всё, как и ты, совершенство,
И будем мы там
Делить пополам
И жизнь, и любовь, и блаженство.
Из влажных завес
Туманных небес
Там солнце задумчиво блещет,
Как эти глаза,
Где жемчуг-слеза,
Слеза упоенья трепещет.
 
 
Это мир таинственной мечты,
Неги, ласк, любви и красоты.
 
 
Вся мебель кругом
В покое твоем
От времени ярко лоснится.
Дыханье цветов
Заморских садов
И веянье амбры струится.
Богат и высок
Лепной потолок,
И там зеркала так глубоки;
И сказочный вид
Душе говорит
О дальнем, о чудном Востоке.
 
 
Это мир таинственной мечты,
Неги, ласк, любви и красоты.
 
 
Взгляни на канал,
Где флот задремал:
Туда, как залетная стая,
Свой груз корабли
От края земли
Несут для тебя, дорогая.
Дома и залив
Вечерний отлив
Одел гиацинтами пышно,
И теплой волной,
Как дождь золотой,
Лучи он роняет неслышно.
 
 
Это мир таинственной мечты,
Неги, ласк, любви и красоты.
 

   1885

«Меня ты, мой друг, пожалела…»

 
Меня ты, мой друг, пожалела;
Но верить ли ласке твоей?
От этой случайной улыбки
На сердце – еще холодней:
 
 
Бездомный, голодный бродяга
Избитый мотив пред тобой
Играет на ветхой шарманке
Дрожащей, неверной рукой;
 
 
И жалко его, и досадно,
И песня знакома давно;
Чтоб прочь уходил он, монету
Ему ты бросаешь в окно.
 

   1885

«...Потух мой гнев, безумный, детский гнев…»

 
...Потух мой гнев, безумный, детский гнев:
Все время я себя обманывал напрасно:
Я вновь у ног твоих, – и радостный напев
Из груди просится так пламенно и страстно.
Наперекор всему, в проклятии моем
Тебе, всесильная, одна любовь звучала,
И даже в злобный миг при имени твоем
Мятежная душа от счастья трепетала.
И вот – я снова твой... Зачем таить любовь?
Как будто не о том я день и ночь мечтаю,
Когда и где, и как тебя я повстречаю,
Как будто не тебе отдам я жизнь и кровь;
Как будто в серой мгле под бременем страданья
Влачу я темный век не для тебя одной;
Когда гляжу я вдаль с улыбкой упованья,
Как будто не тебя я вижу пред собой...
Ты – вдохновение, ты – творческая сила,
Ты – все: полна тобой полуночная тишь,
В благоуханье роз со мной ты говоришь,
И сумрак дней моих ты светом напоила...
 

   1885

Франческа Римини

 
Порой чета голубок над полями
Меж черных туч мелькнет перед грозою,
Во мгле сияя белыми крылами;
 
 
Так в царстве вечной тьмы передо мною
Сверкнули две обнявшиеся тени,
Озарены печальной красотою.
 
 
И в их чертах был прежний след мучений,
И в их очах был прежний страх разлуки,
И в грации медлительных движений,
 
 
В том, как они друг другу жали руки,
Лицом к лицу поникнув с грустью нежной,
Былой любви высказывались муки.
 
 
И волновалась грудь моя мятежно,
И я спросил их, тронутый участьем,
О чем они тоскуют безнадежно,
 
 
И был ответ: «С жестоким самовластьем
Любовь, одна любовь нас погубила,
Не дав упиться мимолетным счастьем;
 
 
Но смерть – ничто, ничто для нас – могила,
И нам не жаль потерянного рая,
И муки в рай любовь преобразила.
 
 
Завидуют нам ангелы, взирая
С лазури в темный ад на наши слезы,
И плачут втайне, без любви скучая.
 
 
О, пусть Творец нам шлет свои угрозы,
Все эти муки – слаще поцелуя,
Все угли ада искрятся, как розы!»
 
 
«Ho где и как, – страдальцам говорю я, —
Впервый меж вами пламень страстной жажды
Преграды сверг, на цепи негодуя?»
 
 
И был ответ: «Читали мы однажды
Наедине о страсти Ланчелотта^[2],
Но о своей лишь страсти думал каждый.
 
 
Я помню книгу, бархат переплета,
Я даже помню, как в заре румяной
Заглавных букв мерцала позолота.
 
 
Открыты были окна, и туманный,
Нагретый воздух в комнату струился;
Ронял цветы жасмин благоуханный.
 
 
И мы прочли, как Ланчелотт склонился
И, поцелуем скрыв улыбку милой,
Уста к устам, в руках ее забылся.
 
 
Увы! нас это место погубило,
И в этот день мы больше не читали,
Но сколько счастья солнце озарило!..»
 
 
И тень умолкла, полная печали.
 

   1885

Признание

 
На что мне чудеса волшебной красоты,
На что мне глетчеров безмолвная громада
И в радужной пыли над пеной водопада
Из тонких проволок сплетенные мосты,
Туннели грозные, где в сумраке вагона
Лазурной молнией врывается простор
Сверкающих озер, —
Обломков бирюзы, упавшей с небосклона
В кольцо жемчужно-белых гор?
На что мне цветники в задумчивых аллеях,
На что мне полутьма таинственных дубров,
И краски панорам блестящих городов,
И тысячи картин в старинных галереях,
На что мне океан и башня маяка,
Как уголь черная, на пурпуре заката,
И свежий запах волн, и песня рыбака,
И вьющийся дымок далекого фрегата?
На что мне вся земля и свет, и жизнь? На что
Весь мир великий, мир ничтожный?
Мне сердце говорит: «Не то, не то!»
И дальше я бегу с мечтой моей тревожной:
Не нужно мне дворцов, благоуханных роз
И чуждых берегов, и моря, и простора!
Я жажду долгого, мерцающего взора,
Простых и тихих слов, простых и теплых слез, —
Немного ласки и участья,
Одной улыбки милых глаз,
Немного сумрака в глубоко мирный час
И капли, только капли счастья!..
 

   1886

«Мы идем по цветущей дороге…»

 
Мы идем по цветущей дороге,
И над нами сияет весна...
Мы блаженны, мы сильны, как боги,
Наша жизнь – глубока и полна.
 
 
Прочь, боязнь!.. Упивайся мечтою,
И не думай о завтрашнем дне,
И живи, и люби всей душою,
И отдайся могучей весне!
 
 
Нам не страшны ни муки, ни беды,
Наша молодость чудо свершит
И рыдания – в песни победы,
И печаль в красоту превратит!
 
 
Да! Над миром мы властны, как боги,
Вся природа для нас создана...
Так вперед же, вперед – без тревоги
По широкой, цветущей дороге!
Здравствуй, жизнь и любовь, и весна!
 

   1886

«Ты читала ль преданья, как жгли христиан…»

 
Ты читала ль преданья, как жгли христиан,
Как за Бога они умирали
И с восторгом молили, не чувствуя ран,
Чтоб сильней палачи их терзали?
 
 
Так за имя твое прикажи умереть, —
И на смерть я пойду, дорогая:
Буду громко «осанна!», как мученик, петь,
Буду славить любовь, умирая.
 

   1886

«О дитя, живое сердце…»

 
О дитя, живое сердце
Ты за мячик приняла:
Этим мячиком играешь,
Беззаботно весела.
 
 
Ты, резвясь, кидаешь сердце
То к лазури, то во прах
С тем же хохотом беспечным
На пленительных устах.
 

   1886

«По дебрям усталый брожу я в тоске…»

 
По дебрям усталый брожу я в тоске,
Рыдает печальная осень;
Но вот огонек засиял вдалеке
Меж диких, нахмуренных сосен.
 
 
За ним я с надеждой кидаюсь во мрак,
И сил мне последних не жалко:
Мне грезится комнатка, светлый очаг
И милая Гретхен за прялкой;
 
 
Мне грезится бабушка с книгой в руках
И внуков румяные лица;
Там утварь сияет в дубовых шкапах
И суп ароматный дымится.
 
 
Все дальше во мрак я бегу за мечтой;
Откуда-то сыростью веет...
Зачем колыхнулась земля под ногой,
И в жилах вся кровь леденеет?
 
 
Болото!.. Так вот, что готовил мне рок:
Блуждая во мраке ненастья,
Я принял болотный лесной огонек
За пламень надежды и счастья!
 
 
И тина влечет мое тело ко дну,
Она задушить меня хочет.
Я в смрадном болоте все глубже тону,
И громко русалка хохочет...
 

   1886

«Не думала ли ты, что, бледный и безмолвный…»

 
Не думала ли ты, что, бледный и безмолвный,
Я вновь к тебе приду, как нищий, умолять,
Тобой отвергнутый, тобою вечно полный,
Чтоб ты позволила у ног твоих рыдать?
Напрасная мечта! Слыхала ль ты порою,
Что в милой праздности не все, как ты, живут,
Что где-то есть борьба и мысль, и честный труд
И что пред ними ты – ничто с твоей красою?
Смотри, – меня зовет огромный светлый мир:
Есть у меня бессмертная природа
И молодость, и гордая свобода,
И Рафаэль, и Данте, и Шекспир!
И думать ты могла, что я томиться буду
Или у ног твоих беспомощно рыдать?
Нет, стыдно пред тобой мне слезы расточать, —
Забудь меня скорей, как я тебя забуду!
О, неразумное, прелестное дитя,
Ты гнева моего, поверь, не заслужила, —
Но если б ты могла понять, какая сила
Была у ног твоих, когда со мной, шутя,
Играла ты в любовь и все потом разбила, —
Тогда лицо твое зарделось бы стыдом,
И над поруганной любовью, над мечтами,
Что ты разрушила своими же руками,
Не я, а ты в отчаянье немом
Рыдала бы теперь горючими слезами!
 

   1886

«Давно ль желанный мир я звал к себе, тоскуя…»

 
Давно ль желанный мир я звал к себе, тоскуя,
Любил и проклинал любви святую власть,
Давно ли из цепей я рвался, негодуя, —
И цепи порвались, и миновала страсть.
 
 
Любовь – побеждена, – но сердце недовольно.
О чем оно грустит, чего ему так жаль?
Ужели с муками душе расстаться больно,
Ужель так дороги ей слезы и печаль?
 
 
Свобода без любви – угрюмая темница:
Отдам я все, – и жизнь, и радость, и покой,
Но только б вновь любить с безумною тоской,
Страдать, как я страдал, и плакать, и томиться!
 

   1886

«Ищи во мне не радости мгновенной…»

 
Ищи во мне не радости мгновенной.
Люби меня не для себя одной;
Как Беатриче образ вдохновенный,
Ты к небесам мне светлый путь открой.
Склонясь ко мне с пленительной заботой,
Ты повторяй: «Будь добрым для меня,
Иди в борьбу, и мысли, и работай,
Вперед, за мной, – я поведу тебя!»
И каждой ласке, каждому упреку
Заставь меня ты радостно внимать;
Как женщина, ревнуй меня к пороку
И береги, как любящая мать.
 

   1886

Ариванза

 
Милый друг, я тебе рассказать не могу,
Что за пламень сжигает мне грудь:
Запеклись мои губы, дышать тяжело,
Посмотрю ль я на солнце – мне больно:
Мое солнце, мой свет, моя жизнь
Для меня никогда не блеснут.
Я дрожу, я слабею, увы, —
Как мы жалки – бессильные девы!
Я себе говорила: мой путь лучезарен,
Он усеян гирляндами лотосов белых, —
Но под лотосом белым – о горе! – таилось
Ядовитое жало змеи,
И была та змея – роковая любовь!
Не лучи ли далекой луны,
Что бесстрастно-холодным сияньем
Так чаруют, так нежат,
Не они ль эту страсть
В моем сердце зажгли?
Мне сегодня вечерней прохлады
Ветерок не принес:
Отягчен ароматом цветов,
Как огонь, он обжег мне лицо...
Ты, один только ты, мой владыка,
Покорил мою волю, наполнил мне душу,
Победил, обессилил меня!
Что мне делать?.. Едва на ногах я стою...
Вся дрожу, помутилось в очах...
И мне страшно, мне тяжко, как будто пред смертью!..
 

   1886

Поэмы и легенды

Протопоп Аввакум

I

   Свят Христос был тих и кроток <…>

 
………………………………………………………….
 
 
Горе вам, Никониане! Вы глумитесь над Христом, —
Утверждаете вы церковь пыткой, плахой да кнутом!
………………………………………………………….
 
 
Горе вам: полна слезами и стенаньями полна
Опозоренная вами наша бедная страна.
 
 
Но Господь за угнетенных в гневе праведном восстал,
И прольется над землею Божьей ярости фиал.
 
 
Нашу светлую Россию отдал дьяволу Господь:
Пусть же выкупят отчизну наши кости, кровь и плоть.
 
 
Знайте нас, Никониане! Мир погибший мы спасем;
Мы столетние вериги на плечах своих несем.
 
 
За Христа – в огонь и пытку!.. Братья, надо пострадать
За отчизну дорогую, за поруганную мать!
 

II