Но на этом дорожные приключения старлея не закончились. Вскоре колонна въехала в полосу густого тумана, клубившегося в одной из низин среднерусской возвышенности. Сергей с трудом угадывал в молочной пелене габаритные огоньки впереди идущей машины. Несмотря на предельно малую скорость передвижения замыкающего колонну «КРАЗа», огоньки вдруг стали стремительно приближаться к его кабине, и старлей дал команду водителю остановиться. От резкого торможения Сергей едва не достал головой лобового стекла объемной «КРАЗовской» кабины, самортизировав от спинки сидения. «Тьфу ты, дьявол, – подумал Сергей, – забыл совсем, что нельзя военному водителю отдавать таких резких команд, он их так же и выполнит. Учили ведь: включаем сигнал правого поворота, руль чуть вправо, плавненько притормаживаем, останавливаемся». Габаритные огни впереди идущей машины стали удаляться, но как-то неестественно медленно. «Давай за ним, – скомандовал Серега водителю, – подтянись как можно ближе и плавненько остановись, не так как прошлый раз, а то будешь потом мою башку в кювете искать». Водитель, подкравшись как можно ближе к впереди ползущему тихоходу, начал уже было притормаживать, когда Сергей в нетерпении спрыгнул с высокой подножки, чертыхнулся от боли и, прихрамывая, принялся бегом догонять «ползуна». Вскоре причина столь медленного перемещения грозной боевой машины была выяснена. Причина крылась в особенностях личностей, сидевших в кабине военных. Ведь давно уже известно, что причина почти всех злоключений, встречающихся на наших дорогах, заключается в особого рода прокладке. Прокладке между рулем и сиденьем. В этот раз старшим машины был лейтенант Захарук, а водителем ему сегодня был «ниспослан небом» рядовой Заболонник – долговязый, дебильноватого вида деревенский парень, попавший в армию (как потом выяснил Сергей) с удостоверением тракториста-машиниста широкого профиля. И, видимо, профиль его был настолько широк, а дефицит водителей в батальоне настолько очевиден, что ему, ничтоже сумняшись, было доверено вождение боевых машин в колонне («Какое там ГАИ? Кто будет останавливать боевую колонну?») Когда Сергей поравнялся с кабиной «ползуна», его взгляду представилась следующая картина. На расстоянии метров десяти от безжалостного бампера тяжелой машины, часто семеня лосиными конечностями, передвигался лейтенант Захарук, державший над головой карманный фонарь, а за ним крался, слегка надавливая на педаль газа, прилипнув лбом к лобовому стеклу (может оно, стекло, именно поэтому так и называется?) и выпукло тараща глаза на огонек дрожащего впереди фонаря, рядовой Заболонник. На не обезображенной интеллектом морде лица рядового застыло выражение безотчетного ужаса. «Да-а-а, дела! – подумал Серега. – Далеко ли мы так уедем?» Забыв про недолеченные болячки, он быстро вспрыгнул на подножку автомобиля, чем поверг в еще более глубокий шок Заболонника, в панике бросившего было руль. «Спокойно, боец, – как можно безразлично произнес в открытое окно Сергей, – возьмись за руль. Хорошо. Теперь чуть в право. Чуть, я сказал! И теперь полегоньку останавливайся. Хорошо. Молодец боец! Лейтенант, Захарук! Остановитесь же вы наконец! Подойдите живо сюда!» Огонек как всегда о чем-то задумавшегося и уже достаточно далеко ушедшего лейтенанта удивленно вздрогнул и остановился. Через некоторое время огонек начал приближаться.
– А, это вы, товарищ старший лейтенант? А я уж думаю, куда это Вы запропастились. В задние зеркала смотрю – нет Вас. Думал, заблудились Вы уже где-то по-первости.
– Да нет. Картой в свое время научили пользоваться. Пришлось остановиться и «измученных нарзаном» регулировщиков погрузить.
– А-а-а, вот в чем оказывается дело! А я и думаю, что-то как-то странно они себя ведут. Рядовой на дороге качается, а прапор в кустах руками зачем-то размахивает. Думаю: может, вводную какую отрабатывают. И не стал останавливаться.
– Да-да, вводную: отравление нервнопаралитическим газом. Вам и не надо нигде останавливаться, – это не Ваша задача. Ваша задача – норматив по совершению марша в позиционный район выполнять, а вы ползете как черепаха!
– А что я могу сделать? Этот урод уже два раза чуть в кювет не улетел. Не видит, видите ли, он ничего в тумане. Какая-то «туманная слепота» у него. Чуть не угробил машину и экипаж. Полный кунг у меня бойцов и аппаратуры!
– Почему это полный кунг? Должно быть три человека.
– Три экипажа у меня там. Транспортный «Газ-66» не завелся, пришлось его в парке оставить, а бойцов всех сюда засунуть.
– Сплошные нарушения у Вас, товарищ лейтенант. Да и сами бесстрашно так вышагиваете перед пятитонным агрегатом, за рулем которого трясется ополоумевший «слепой» водитель. Он ведь сейчас с перепугу «газ» с «тормозом» перепутает и…: «Напрасно старушка ждет сына домой…». Душераздирающая картина: расплющенное тело лейтенанта ракетных войск, подающее световые сигналы заблудшим в тумане автомобилям и самолетам соотечественников. Какая смерть! Какой высокий подвиг! А самому за руль?! Вас же учили, и права, наверное, выдали?
– Права-то есть, но ведь сдавал я на них еще на втором курсе. Сами знаете. А после этого ни разу за рулем не сидел.
– А почему? Вы уже год в части и за вами аж целых четыре автомобильчика числится! И за руль-то надо бы периодически садиться. Садится и по пустому парку хотя бы иногда нет-нет да и по нескольку кругов так про между прочим нарезать. Но нет, Вы выше этого. А все потому, что забыт старый и верный командирский принцип: «Делай как я!», а Вы, видимо, за порочным современным лозунгом: «Делай как я сказал!» решили отсидется? Ладно, потом разберемся. Сейчас надо норматив выполнить. Я сейчас вас подцеплю и до границы тумана дотащу. Дальше сами.
– Хорошо, Сергей Михалыч.
– Не «хорошо Вася», а: «есть, товарищ старший лейтенант!»
– Есть, товарищ старший лейтенант!
– Вот так-то оно будет лучше. Это за столом, за рюмкой чая мы с Вами однокашники. А здесь я и по должности, и по званию старше Вас. Это понятно?
– Понятно.
– Действуйте. Цепляйте буксировочный трос.
Лейтенант Паша, уныло опустив свой нос-«вопрос», засеменил к своей перегруженной машине, и вскоре туманная округа огласилась его возмущенными воплями. Не вслушиваясь в смысл Пашиных воплей Сергей описанными в Уставе жестами подогнал и поставил перед «ползуном» свой могучий «КРАЗ». Пашины крики все не умолкали, и Сергей вынужден был продолжить свое общение с рассеянным лейтенантом. Подойдя к месту Пашиных возмущений и вникнув в их суть, Сергей едва не лопнул от сдерживаемых приступов смеха. Оказывается, пока Паша уныло брел по туманной дороге с фонариком, простой парень Заболонник, видимо, борясь с никак не отступающим от него стрессом, умудрился «умять» все Пашины пирожки, заботливо испеченные женой и упакованные им в свой «тревожный» чемоданчик. Пирожки были Пашиной страстью и он уминал их с поразительной быстротой, как только для этого выпадала хоть малейшая возможность. Он постоянно таскал их с собой, завернутые в промасленную бумагу и тщательно упаковыванные в то, что хоть как-то приличествовало обстановке. В кожаную папку – если шел на партийное собрание, в брезентовую сумку из под эксплуатационной документации – если шел в парк руководить регламентным обслуживанием техники и т. д. И все всегда было нормально. Хотя окружающим Пашу офицерам не всегда нравились эти его странности. Особенно когда эти окружающие были голодны. Делиться-то Паша никогда не торопился. Только под градом грубых военных насмешек. Но, в любом случае, Паше доставалась львиная доля предметов его обожания. А вот сейчас этого не произошло. Хотя, казалось бы, надежно все упаковал он в «тревожный» свой чемоданчик, защищенный двойной молнией, а трагедия все равно неприминула случиться. Туловище лейтенанта едва не выпрыгивало из сапог: «Вы подлец, Заболонник! Вы вор! Я отдам Вас под суд военного трибунала!» «Да я это… Товарыщ, лытынант… Так пахныт… Думал, чуточки отломаю… А воны кончылысь… Можэ, нэ надо зараз в турму-то? Я вед вирну, мамке зараз напишу она прышлэ». – ковыряя носком сапога асфальт виновато гнусавил еще больше испуганный Заболонник. «Все, хватит! Позже разберемся! – рявкнул справившийся с приступами душившего его смеха Сергей, – Заболонник, цепляйте трос. Куда же ты, балбес? Шпильку в фаркоп вставь. И чтобы держал дистанцию, Заболонник! Иначе ты у меня не в тюрьму попадешь. Убью я тебя, лично убью. Вот этой монтировкой убью. Понял меня? По машинам!» Движение наконец-то было возобновлено. «Скорей бы уже доехать, – думал Серега, – развернуться бы поскорее, войти в связь, да и поспать хоть пару часиков где-нибудь. Кстати, а как у этих «стратегов» организован отдых личного состава в полевых условиях?». Голова его почти бессильно болталась в нахлынувшей полудреме, а полупотухшее сознание подсчитало, что за прошедшие двое суток поспать ему пришлось от силы часа три. «Суточному наряду разрешается спать (отдыхать лежа) не более четырех часов, – пришли на память спутанные строки из Устава, – не более четыре часов… Три часа – это не больше четырех. Так это же за сутки… А у меня третьи уже пошли. Да и не в наряде, вроде как, я…».
Но не надолго сегодня выпало чуть полувздремнуть расслабившемуся было старлею. Не до конца угасшее сознание внезапно просигнализировало о какой-то угрозе. Туловище старлея встрепенулось и привело расслабившееся было сознание в состояние полной боевой готовности. Боеготовое состояние позволило выявить прямо по курсу наступательного передвижения арьергарда двигающейся на учения колонны лениво перебегающего дорогу лося. Лось был едва заметен в рассеивающихся клубах низинного тумана и перебегал он дорогу, скорее всего, не так уж и лениво – шел знакомый всем живым весенний гон и он, как только мог стремился широким шагом куда-то в лесную чащу к призывно голосившей где-то подруге и ничего в округе не замечал. Но этой скорости оказалось недостаточно. Очевидно, не так быстро передвигался он, романтически задрав рогатую свою голову, для того чтобы избежать травмы не совместимой с самоей его жизнью. «Тормози!» – вскинулся старлей. «Вижу!» – коротко бросил за мгновение до команды начавший тормозить водитель. Но было уже поздно. Уйти влево нельзя – по встречной полосе кочегарил клубами солярки такой же «КРАЗ». А справа глубокий кювет и лес с его жесткими даже для тяжелой машины стволами. Резкое торможение, мягкий тычок лосинного тела о бампер (что для многотонного «КРАЗа» два центнера увенчанного рогами лосинного мяса?), и по-предательски жесткий удар сзади заболонниковского «Урала»! «Вот сволочь, – думал Сергей, рассматривая помятый бампер «Урала» и разбитые задние фонари «КРАЗа», – опять все проспал и просрал этот Паша. Недалеко ушел от своего вороватого горе-водителя. Сидят теперь и трясутся оба за потрескавшимся стеклом кабины. Боятся выходить-то гады, но сейчас придется». Сергей уже направился было к кабине, когда заметил испуганное исчезновение в ней двух голов. Головы стремительно обрушились куда-то вниз. «Ну все, обосрались оба окончательно, как вот с такими можно будет воевать и еще побеждать кого-то? – подумал Сергей и только сейчас обнаружил зажатую в ладони большую заводную ручку. – А-а-а, вот в чем дело… Грозился ведь «в случае чего» убить. «В случае чего» наступило. Вот поэтому и трясутся. Они ведь все, не нюхавшие пороху, считают «афганцев» такими чокнутыми «дураками», для которых убить человека – это как, иногда говорится, два пальца под струю. Наверное, так оно и есть. Во всяком случае, пусть боятся дальше. Боятся – значит уважают». Сергей забросил (от греха подальше) заводную ручку в кабину «КРАЗа» и направился к дрожащим на полу кабины трусам. Те, видимо, за ним наблюдали. Отметив отсутствие в руках старлея грозного оружия, головы вновь вынырнули из своего позора и замаячили за треснувшим стеклом «УРАЛа». При этом голова «старшего машины» совершала наступательно клюющие движения уныло повисшим носом в сторону оправдательно кивающей головы «слепого» водителя. «Да-да, Паша, теперь самое время как следует заняться воспитательной работой, – с презрением подумал Сергей и стал внимательно осматривать дорожное полотно. – А где же лось? Что-то нигде его не видно. Может, все-таки выжил, сластолюбец эдакий, и скрылся? Надо как можно быстрее в этом убедиться, либо срочно прятать куда-то его тушу. Иначе от егерей потом не отобьешься. Все денежное содержание уйдет на штрафы». Тушу лося Сергей обнаружил в кювете метрах в сорока от последней машины. Следы внешних повреждений на туше отсутствовали, за исключением обломанного рога. «Видимо, от сотрясения мозга, – подумал Сергей, – надо же, зверь ведь вроде. Зачем, казалось бы, ему мозг? Кору глодать и лосих драть можно, наверное, и без мозгов. Но вот, поди ж ты, тоже без них никак. Сотряслись и – амба». Кусок лосинного рога, напоминающий кусок коры застарелого дерева валялся неподалеку. Дабы замести следы невольного преступления, его пришлось отбросить ударом сапога в глубокий болотистый кювет. В сожалении о незавидной лосинной участи, Сергей дошел до дверей кабины «УРАЛа» и, открыв дверь, приказал растерянно хлопающему веками враз поглупевших глаз Захаруку: «Лейтенант, возьми пару-тройку бойцов из своего преступно переполненного кунга и быстрее тащите лося в мою машину. Лось вон там, в сорока метрах отсюда. Подъезжать не будем, маневрировать уже некогда. Если появится какая машина – лося в кювет и всем изображать коллективное справление малой нужды. И по краю тащите, а то еще бойцов твоих, как лосей, здесь понасшибают. Живо!» Лейтенант Паша суетливо принялся за исполнение приказания, а Сергей пошел к своему «КРАЗу», сметливый водитель которого уже растворил двери кунга для приема очередного «гостя». Уставшие регулировщики отдыхали в тех же позах, в которых их недавно складировали. И ничто не могло нарушить покоя этих беззаветных тружеников автомагистралей. Ни бегающие по проезжей части любвеобильные лоси, ни коварство подлых в подслеповатости своей «заболонников». Свежую тушу остывающего лося быстро уложили рядом со спящими и сразу же тронулись в путь. Нормативы свершения марша трещали по всем швам. До позиционного района по Серегиным подсчетам оставалось километров двадцать, а контрольное время заканчивалось через тридцать минут. Успеть еще было вполне возможно, но с этими «заболонниками»…
Ревущий «КРАЗ» с болтающимся за ним на высоких ухабах «Уралом» ворвался в полевой район за две минуты до окончания нормативного времени. На лице зафиксировавшего этот факт посредника отразилось сожаление, но, заметив мятый бампер и разбитые фонари, штабной чистоплюй разом просветлел и принялся что-то агрессивно черкать в свой погрязший в бюрократизме блокнотик.
В полевом районе полным ходом шло разворачивание боевой техники. Угрожающе раскачиваясь на растяжках, устанавливались мачты антенн, раскидывались лоскутные полотна массетей, повсюду разносились кузнечные звуки многоголосого вбивания кольев заземления, и поначалу на прибывших никто не обратил внимание. Но как только запоздавшая аппаратная снова заняла место в развернутом боевом строю и экипаж приступил к ее разворачиванию, как гриб из под земли перед Сергеем вдруг неожиданно вырос воинственный Пчелкин в съехавшей на бок фуражке-аэродроме, на этот раз полевого фасона:
– Где вас черт носит, Просвиров? Захарук с десятком бойцов исчез куда-то, Вас нет, целый пост регулировщиков – как слизало с дороги! Комбат тут бегает. весь на говно постепенно исходит, а я ни бе, ни ме, ни кукареку ему ответить не могу!
– Это очень плохо, Пчелкин, если Вы до сих пор с ходу правдиво звиздеть начальству не научились. А по поводу того, что меня где-то носит, Вы бы лучше об уровне водительского мастерства своих водителей и старших загодя побеспокоились бы.
– Теперь уже и Ваших, товарищ старший лейтенант!
– Вот я уже и приступил к исправлению пока еще Ваших недоработок. Прошу обратить внимание на результаты выработки у личного состава навыков езды на гибкой сцепке.
– Да-а-а, бампер-то – черт с ним. Пока здесь стоим Заболонник снимет его и отрихтует, он, кроме того что болты крутить и молотком стучать, больше ни на что и не способен. А фонари-то где я Вам тут в лесу достану?
– А где же Ваш запас? ЗИП-то Ваш где?
– Какой еще ЗИП? Вы в своем уме? Тут только и успеваешь, что дыры латать!
– Ну, дыры – это уж совсем… Это уже признак бессилия.
– Ловлю Вас на слове. Как вернемся, так Вы этим бессильем и займетесь. А сейчас ознакомьтесь со схемой организации связи и приступайте к контролю нормативов установления связи.
– Не так быстро, у нас с Вами еще два незавершенных мероприятия.
– ?????
– Извольте пройтись к моему «КРАЗику».
Когда Сергей с «Буонапартом» были уже почти у цели, на них из-за толстого соснового ствола набежал, свирепо вращая глазами, неистовый подполковник Шахрайчук. И без того высокий уровень свирепости которого был существенно повышен тем обстоятельством, что его воинской беззащитностью только что в очередной раз воспользовались в конференцзале командно-штабной машины (КШМ). И воспользовался не кто иной, как какой-то заместитель командира пусть даже и вышестоящей части. А поскольку часть была вышестоящей, этот заместитель являлся для Шахрайчука прямым начальником. Нет-нет, этот заместитель ничего противоправного не совершал, пользуясь своим более высоким положением. Он, всего-то навсего, имел неосторожность предложить бывшему танкисту доложить схему организации связи на предстоящие учения.
– А, это вы, товарищ старший лейтенант? А я уж думаю, куда это Вы запропастились. В задние зеркала смотрю – нет Вас. Думал, заблудились Вы уже где-то по-первости.
– Да нет. Картой в свое время научили пользоваться. Пришлось остановиться и «измученных нарзаном» регулировщиков погрузить.
– А-а-а, вот в чем оказывается дело! А я и думаю, что-то как-то странно они себя ведут. Рядовой на дороге качается, а прапор в кустах руками зачем-то размахивает. Думаю: может, вводную какую отрабатывают. И не стал останавливаться.
– Да-да, вводную: отравление нервнопаралитическим газом. Вам и не надо нигде останавливаться, – это не Ваша задача. Ваша задача – норматив по совершению марша в позиционный район выполнять, а вы ползете как черепаха!
– А что я могу сделать? Этот урод уже два раза чуть в кювет не улетел. Не видит, видите ли, он ничего в тумане. Какая-то «туманная слепота» у него. Чуть не угробил машину и экипаж. Полный кунг у меня бойцов и аппаратуры!
– Почему это полный кунг? Должно быть три человека.
– Три экипажа у меня там. Транспортный «Газ-66» не завелся, пришлось его в парке оставить, а бойцов всех сюда засунуть.
– Сплошные нарушения у Вас, товарищ лейтенант. Да и сами бесстрашно так вышагиваете перед пятитонным агрегатом, за рулем которого трясется ополоумевший «слепой» водитель. Он ведь сейчас с перепугу «газ» с «тормозом» перепутает и…: «Напрасно старушка ждет сына домой…». Душераздирающая картина: расплющенное тело лейтенанта ракетных войск, подающее световые сигналы заблудшим в тумане автомобилям и самолетам соотечественников. Какая смерть! Какой высокий подвиг! А самому за руль?! Вас же учили, и права, наверное, выдали?
– Права-то есть, но ведь сдавал я на них еще на втором курсе. Сами знаете. А после этого ни разу за рулем не сидел.
– А почему? Вы уже год в части и за вами аж целых четыре автомобильчика числится! И за руль-то надо бы периодически садиться. Садится и по пустому парку хотя бы иногда нет-нет да и по нескольку кругов так про между прочим нарезать. Но нет, Вы выше этого. А все потому, что забыт старый и верный командирский принцип: «Делай как я!», а Вы, видимо, за порочным современным лозунгом: «Делай как я сказал!» решили отсидется? Ладно, потом разберемся. Сейчас надо норматив выполнить. Я сейчас вас подцеплю и до границы тумана дотащу. Дальше сами.
– Хорошо, Сергей Михалыч.
– Не «хорошо Вася», а: «есть, товарищ старший лейтенант!»
– Есть, товарищ старший лейтенант!
– Вот так-то оно будет лучше. Это за столом, за рюмкой чая мы с Вами однокашники. А здесь я и по должности, и по званию старше Вас. Это понятно?
– Понятно.
– Действуйте. Цепляйте буксировочный трос.
Лейтенант Паша, уныло опустив свой нос-«вопрос», засеменил к своей перегруженной машине, и вскоре туманная округа огласилась его возмущенными воплями. Не вслушиваясь в смысл Пашиных воплей Сергей описанными в Уставе жестами подогнал и поставил перед «ползуном» свой могучий «КРАЗ». Пашины крики все не умолкали, и Сергей вынужден был продолжить свое общение с рассеянным лейтенантом. Подойдя к месту Пашиных возмущений и вникнув в их суть, Сергей едва не лопнул от сдерживаемых приступов смеха. Оказывается, пока Паша уныло брел по туманной дороге с фонариком, простой парень Заболонник, видимо, борясь с никак не отступающим от него стрессом, умудрился «умять» все Пашины пирожки, заботливо испеченные женой и упакованные им в свой «тревожный» чемоданчик. Пирожки были Пашиной страстью и он уминал их с поразительной быстротой, как только для этого выпадала хоть малейшая возможность. Он постоянно таскал их с собой, завернутые в промасленную бумагу и тщательно упаковыванные в то, что хоть как-то приличествовало обстановке. В кожаную папку – если шел на партийное собрание, в брезентовую сумку из под эксплуатационной документации – если шел в парк руководить регламентным обслуживанием техники и т. д. И все всегда было нормально. Хотя окружающим Пашу офицерам не всегда нравились эти его странности. Особенно когда эти окружающие были голодны. Делиться-то Паша никогда не торопился. Только под градом грубых военных насмешек. Но, в любом случае, Паше доставалась львиная доля предметов его обожания. А вот сейчас этого не произошло. Хотя, казалось бы, надежно все упаковал он в «тревожный» свой чемоданчик, защищенный двойной молнией, а трагедия все равно неприминула случиться. Туловище лейтенанта едва не выпрыгивало из сапог: «Вы подлец, Заболонник! Вы вор! Я отдам Вас под суд военного трибунала!» «Да я это… Товарыщ, лытынант… Так пахныт… Думал, чуточки отломаю… А воны кончылысь… Можэ, нэ надо зараз в турму-то? Я вед вирну, мамке зараз напишу она прышлэ». – ковыряя носком сапога асфальт виновато гнусавил еще больше испуганный Заболонник. «Все, хватит! Позже разберемся! – рявкнул справившийся с приступами душившего его смеха Сергей, – Заболонник, цепляйте трос. Куда же ты, балбес? Шпильку в фаркоп вставь. И чтобы держал дистанцию, Заболонник! Иначе ты у меня не в тюрьму попадешь. Убью я тебя, лично убью. Вот этой монтировкой убью. Понял меня? По машинам!» Движение наконец-то было возобновлено. «Скорей бы уже доехать, – думал Серега, – развернуться бы поскорее, войти в связь, да и поспать хоть пару часиков где-нибудь. Кстати, а как у этих «стратегов» организован отдых личного состава в полевых условиях?». Голова его почти бессильно болталась в нахлынувшей полудреме, а полупотухшее сознание подсчитало, что за прошедшие двое суток поспать ему пришлось от силы часа три. «Суточному наряду разрешается спать (отдыхать лежа) не более четырех часов, – пришли на память спутанные строки из Устава, – не более четыре часов… Три часа – это не больше четырех. Так это же за сутки… А у меня третьи уже пошли. Да и не в наряде, вроде как, я…».
Но не надолго сегодня выпало чуть полувздремнуть расслабившемуся было старлею. Не до конца угасшее сознание внезапно просигнализировало о какой-то угрозе. Туловище старлея встрепенулось и привело расслабившееся было сознание в состояние полной боевой готовности. Боеготовое состояние позволило выявить прямо по курсу наступательного передвижения арьергарда двигающейся на учения колонны лениво перебегающего дорогу лося. Лось был едва заметен в рассеивающихся клубах низинного тумана и перебегал он дорогу, скорее всего, не так уж и лениво – шел знакомый всем живым весенний гон и он, как только мог стремился широким шагом куда-то в лесную чащу к призывно голосившей где-то подруге и ничего в округе не замечал. Но этой скорости оказалось недостаточно. Очевидно, не так быстро передвигался он, романтически задрав рогатую свою голову, для того чтобы избежать травмы не совместимой с самоей его жизнью. «Тормози!» – вскинулся старлей. «Вижу!» – коротко бросил за мгновение до команды начавший тормозить водитель. Но было уже поздно. Уйти влево нельзя – по встречной полосе кочегарил клубами солярки такой же «КРАЗ». А справа глубокий кювет и лес с его жесткими даже для тяжелой машины стволами. Резкое торможение, мягкий тычок лосинного тела о бампер (что для многотонного «КРАЗа» два центнера увенчанного рогами лосинного мяса?), и по-предательски жесткий удар сзади заболонниковского «Урала»! «Вот сволочь, – думал Сергей, рассматривая помятый бампер «Урала» и разбитые задние фонари «КРАЗа», – опять все проспал и просрал этот Паша. Недалеко ушел от своего вороватого горе-водителя. Сидят теперь и трясутся оба за потрескавшимся стеклом кабины. Боятся выходить-то гады, но сейчас придется». Сергей уже направился было к кабине, когда заметил испуганное исчезновение в ней двух голов. Головы стремительно обрушились куда-то вниз. «Ну все, обосрались оба окончательно, как вот с такими можно будет воевать и еще побеждать кого-то? – подумал Сергей и только сейчас обнаружил зажатую в ладони большую заводную ручку. – А-а-а, вот в чем дело… Грозился ведь «в случае чего» убить. «В случае чего» наступило. Вот поэтому и трясутся. Они ведь все, не нюхавшие пороху, считают «афганцев» такими чокнутыми «дураками», для которых убить человека – это как, иногда говорится, два пальца под струю. Наверное, так оно и есть. Во всяком случае, пусть боятся дальше. Боятся – значит уважают». Сергей забросил (от греха подальше) заводную ручку в кабину «КРАЗа» и направился к дрожащим на полу кабины трусам. Те, видимо, за ним наблюдали. Отметив отсутствие в руках старлея грозного оружия, головы вновь вынырнули из своего позора и замаячили за треснувшим стеклом «УРАЛа». При этом голова «старшего машины» совершала наступательно клюющие движения уныло повисшим носом в сторону оправдательно кивающей головы «слепого» водителя. «Да-да, Паша, теперь самое время как следует заняться воспитательной работой, – с презрением подумал Сергей и стал внимательно осматривать дорожное полотно. – А где же лось? Что-то нигде его не видно. Может, все-таки выжил, сластолюбец эдакий, и скрылся? Надо как можно быстрее в этом убедиться, либо срочно прятать куда-то его тушу. Иначе от егерей потом не отобьешься. Все денежное содержание уйдет на штрафы». Тушу лося Сергей обнаружил в кювете метрах в сорока от последней машины. Следы внешних повреждений на туше отсутствовали, за исключением обломанного рога. «Видимо, от сотрясения мозга, – подумал Сергей, – надо же, зверь ведь вроде. Зачем, казалось бы, ему мозг? Кору глодать и лосих драть можно, наверное, и без мозгов. Но вот, поди ж ты, тоже без них никак. Сотряслись и – амба». Кусок лосинного рога, напоминающий кусок коры застарелого дерева валялся неподалеку. Дабы замести следы невольного преступления, его пришлось отбросить ударом сапога в глубокий болотистый кювет. В сожалении о незавидной лосинной участи, Сергей дошел до дверей кабины «УРАЛа» и, открыв дверь, приказал растерянно хлопающему веками враз поглупевших глаз Захаруку: «Лейтенант, возьми пару-тройку бойцов из своего преступно переполненного кунга и быстрее тащите лося в мою машину. Лось вон там, в сорока метрах отсюда. Подъезжать не будем, маневрировать уже некогда. Если появится какая машина – лося в кювет и всем изображать коллективное справление малой нужды. И по краю тащите, а то еще бойцов твоих, как лосей, здесь понасшибают. Живо!» Лейтенант Паша суетливо принялся за исполнение приказания, а Сергей пошел к своему «КРАЗу», сметливый водитель которого уже растворил двери кунга для приема очередного «гостя». Уставшие регулировщики отдыхали в тех же позах, в которых их недавно складировали. И ничто не могло нарушить покоя этих беззаветных тружеников автомагистралей. Ни бегающие по проезжей части любвеобильные лоси, ни коварство подлых в подслеповатости своей «заболонников». Свежую тушу остывающего лося быстро уложили рядом со спящими и сразу же тронулись в путь. Нормативы свершения марша трещали по всем швам. До позиционного района по Серегиным подсчетам оставалось километров двадцать, а контрольное время заканчивалось через тридцать минут. Успеть еще было вполне возможно, но с этими «заболонниками»…
Ревущий «КРАЗ» с болтающимся за ним на высоких ухабах «Уралом» ворвался в полевой район за две минуты до окончания нормативного времени. На лице зафиксировавшего этот факт посредника отразилось сожаление, но, заметив мятый бампер и разбитые фонари, штабной чистоплюй разом просветлел и принялся что-то агрессивно черкать в свой погрязший в бюрократизме блокнотик.
В полевом районе полным ходом шло разворачивание боевой техники. Угрожающе раскачиваясь на растяжках, устанавливались мачты антенн, раскидывались лоскутные полотна массетей, повсюду разносились кузнечные звуки многоголосого вбивания кольев заземления, и поначалу на прибывших никто не обратил внимание. Но как только запоздавшая аппаратная снова заняла место в развернутом боевом строю и экипаж приступил к ее разворачиванию, как гриб из под земли перед Сергеем вдруг неожиданно вырос воинственный Пчелкин в съехавшей на бок фуражке-аэродроме, на этот раз полевого фасона:
– Где вас черт носит, Просвиров? Захарук с десятком бойцов исчез куда-то, Вас нет, целый пост регулировщиков – как слизало с дороги! Комбат тут бегает. весь на говно постепенно исходит, а я ни бе, ни ме, ни кукареку ему ответить не могу!
– Это очень плохо, Пчелкин, если Вы до сих пор с ходу правдиво звиздеть начальству не научились. А по поводу того, что меня где-то носит, Вы бы лучше об уровне водительского мастерства своих водителей и старших загодя побеспокоились бы.
– Теперь уже и Ваших, товарищ старший лейтенант!
– Вот я уже и приступил к исправлению пока еще Ваших недоработок. Прошу обратить внимание на результаты выработки у личного состава навыков езды на гибкой сцепке.
– Да-а-а, бампер-то – черт с ним. Пока здесь стоим Заболонник снимет его и отрихтует, он, кроме того что болты крутить и молотком стучать, больше ни на что и не способен. А фонари-то где я Вам тут в лесу достану?
– А где же Ваш запас? ЗИП-то Ваш где?
– Какой еще ЗИП? Вы в своем уме? Тут только и успеваешь, что дыры латать!
– Ну, дыры – это уж совсем… Это уже признак бессилия.
– Ловлю Вас на слове. Как вернемся, так Вы этим бессильем и займетесь. А сейчас ознакомьтесь со схемой организации связи и приступайте к контролю нормативов установления связи.
– Не так быстро, у нас с Вами еще два незавершенных мероприятия.
– ?????
– Извольте пройтись к моему «КРАЗику».
Когда Сергей с «Буонапартом» были уже почти у цели, на них из-за толстого соснового ствола набежал, свирепо вращая глазами, неистовый подполковник Шахрайчук. И без того высокий уровень свирепости которого был существенно повышен тем обстоятельством, что его воинской беззащитностью только что в очередной раз воспользовались в конференцзале командно-штабной машины (КШМ). И воспользовался не кто иной, как какой-то заместитель командира пусть даже и вышестоящей части. А поскольку часть была вышестоящей, этот заместитель являлся для Шахрайчука прямым начальником. Нет-нет, этот заместитель ничего противоправного не совершал, пользуясь своим более высоким положением. Он, всего-то навсего, имел неосторожность предложить бывшему танкисту доложить схему организации связи на предстоящие учения.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента