— Если это так важно, я могу ответить: да.
   — Я вам верю. Слушайте. — Он перешел на шепот: — Я не Фернан, и мне грозит опасность…
   Мы долго молчали, разглядывая друг друга. Он смотрел мне прямо в глаза, и в них я не находил ничего, кроме искренности…
   — Кто же вы тогда? — прошептал я.
   — Вы это узнаете в свое время. Но я не немец. И не француз…
   — Пойдемте в рентгеновский кабинет. Там можно запереться и поговорить, чтобы нас никто не услышал, — прервал его я.
   Мы прошли в рентгеновскую лабораторию, и я включил установку. В комнате стало шумно. Фернан наклонился ко мне и сказал:
   — Я приехал сюда по документам некоего Роберта Фернана из Мюнхенского исследовательского центра. После войны этого Фернана приговорили к пожизненной каторге за медицинские и биологические опыты над военнопленными. Однако с помощью своих западных коллег он вскоре оказался на свободе и занял важное положение медицинского советника при нынешнем правительстве в Бонне…
   — Да, ну, а вы…
   — Я недаром спросил, любите ли вы свою родину. Дело в том, что моя родина — здесь…
   — Здесь? В Африке?
   — Да, здесь, на этой самой земле. Нас давно уже тревожит то, что тут окопались немцы. Им в этом помогли заокеанские друзья нашего нынешнего правительства. Но с этим пора кончать.
   Последние слова Фернан произнес решительно, как призыв, и выпрямился во весь рост. Мне вдруг стало стыдно за то, что я европеец.
   — Постойте, одну секунду, Фернан… или как вас… Но ведь, насколько я знаю, Грабер ведет лишь научные исследования.
   — Научные? — Он резко наклонился к самому моему лицу. — Роберт Фернан проводил над людьми тоже так называемые научные исследования. Он замораживал их живыми, он вливал им в вены растворы солей свинца, чтобы получить уникальные рентгеновские снимки, он…
   — Неужели и Грабер?.. — в ужасе воскликнул я.
   — Н-не знаю, не знаю… Собственно, я здесь был для того, чтобы все узнать. В нашем народе ходят кое-какие слухи…
   — Какие?
   — Не буду их повторять. Нужно точно проверить.
   — Чем я могу вам помочь? — спросил я, взяв его за руку. Мысль об античеловеческом характере работы института Грабера приходила мне в голову очень часто, но я гнал ее от себя, не веря, что в наше время наука может заниматься чем-то мерзким и преступным. Теперь, когда эту мысль Фернан выразил четко и ясно, я понял, что обязательно стану его помощником, если не хочу стать соучастником преступления.
   — Чем я могу быть для вас полезен? — снова спросил я.
   — Хорошо, слушайте, — прошептал он. — Скоро для инспектирования института Грабера приедет группа военных из Объединенного штаба. Кроме военных, там будут представители двух исследовательских фирм: американской «Уэстерн биокемикал сервис» и немецкой «Хемише Централь». Собственно, это одна и та же фирма. Свою деятельность у нас они начали с того, что стали ввозить мыло и леденцы. И то и другое появлялось в одной и той же упаковке, но с надписями то на английском, то на немецком языках. Так вот, представители этих двух фирм приедут осматривать и одновременно показывать генералам свое, так сказать, африканское хозяйство, знакомиться с успехами и достижениями доктора Грабера. Нужно попасть на испытания.
   — Какие испытания?
   — Грабер будет демонстрировать результаты своей работы.
   — Где?
   — Наверно, в парке, за стеной.
   — Так что же нужно сделать?
   — Нужно, чтобы на испытания попали вы.
   — Я? Вы смеетесь! Они меня из этого барака выпускают три раза в день на прогулку: пятьдесят шагов вправо от двери и пятьдесят влево. Вы же знаете, что территория просматривается часовыми.
   — Да, — он тяжело вздохнул, — я знаю. И тем не менее это нужно сделать.
   Я вспомнил о своем путешествии под землей в «оазис алых пальм», и у меня шевельнулась смутная надежда.
   — Ну, допустим, я что-нибудь придумаю. Может быть, свершится чудо и мне удастся попасть на эти испытания, хотя я даже не знаю, где они будут. Ну, а вы? Ведь вам нужно скрыться. Вам нужно бежать. Если приедут представители фирмы и увидят, что вы не Фернан…
   Он медленно покачал головой:
   — Я не могу бежать. Я должен не попадаться им на глаза. Даже если меня и потребуют, хотя я надеюсь, что во мне никакой нужды не будет.
   Мы долго молчали. Затем я спросил:
   — Вы, кажется, довольно свободно перемещаетесь по территории?
   — Да. Относительно.
   — Куда вам разрешается ходить?
   — Всюду, за исключением резиденции Грабера и этого странного парка за стеной.
   — Вы имеете в виду «оазис алых пальм»?
   — Алых? Почему алых? Эти пальмы грязно-песочного цвета.
   Я засмеялся:
   — Это я придумал название. В день моего приезда они были окрашены лучами заходящего солнца в ярко-красный цвет.
   — За ограду я доступа не имею, хотя моя лаборатория примыкает к стене, за которой находится оазис.
   Я удивился. Неужели Пуассон не имел прямого доступа в оранжерею, в которой я побывал? Впрочем…
   — Слушайте, — сказал я, — есть план. Вы можете попасть в сад. Но учтите: постройка за стеной обитаема и я не знаю, кто там живет. За время, оставшееся до приезда военных, вы должны хорошенько все разведать. Если вам удастся выяснить, где будут демонстрироваться достижения Грабера, я попытаюсь что-нибудь сделать.
   — А как я смогу попасть в оазис?
   Я выключил рентгеновский аппарат, и мы вышли в лабораторию.
   — Кстати, как ваше настоящее имя? — спросил я.
   — Называйте меня пока Фернаном, — ответил он улыбаясь.
   Я устыдился своей наивности.
   Мы подошли к висевшему на стене ящику, на крышке которого были изображены череп и две кости, перечеркнутые красной молнией.
   — У вас в лаборатории это есть? — спросил я. Он кивнул головой.
   Я подошел к спектрографу, вытащил из-под рельсы ключ, открыл ящик. Фернан заглянул внутрь и легонько свистнул.
   — Ясно? — спросил я. Он кивнул головой.
   — Только учтите вот что.
   Я запер дверь, подвел его к стене и поднял край линолеума. Он увидел металлические контакты и быстро закивал.
   — Это я знаю, — прошептал, он. — Это во всех помещениях, где работают иностранцы.
   — Но ведь Пуассон…
   — Когда Пуассон бежал, он где-то повредил сигнализацию. С моим приездом ее решили не восстанавливать.
   — Откуда вы все это знаете? — удивился я.
   — У нас здесь есть еще один друг…
   — Кто?
   — После. А сейчас давайте ключ.
   Я передал ему ключ, и он крепко пожал мне руку.
   — Итак, если вы хотите, чтобы я вам помог, узнайте обо всем как можно больше. Окончательный план действий мы разработаем накануне испытаний.
   — До свиданья.
   — До свиданья, господин Фернан.
   Через день после моего разговора с Фернаном мне перестали приносить пищу, Ни утром, ни днем, ни вечером не появился араб с термосами, и я, совершенно изголодавшийся, позвонил фрау Айнциг. Ответа долго не было, а когда она взяла трубку, ее голос был резким и раздражительным. Она опередила мой вопрос:
   — Не умрете, Мюрдаль! Мы все в таком положении. Мне есть хочется не меньше, чем вам, ждите.
   Вместо ужина я вышел на свою «прогулку», раздумывая над тем, почему вдруг институт Грабера оказался без еды. Пройдя к бараку Шварца, я хотел было войти, чтобы поговорить с доктором о таком неожиданном повороте дел, как вдруг дверь открылась и на песок выскочил Джованни Сакко, итальянец-синтетик. Его черные глаза выражали ярость.
   — Синьор, вы тоже голодаете? — спросил я. Сакко оглянулся по сторонам и сделал мне едва заметный знак подойти поближе.
   — Голод — это еще полбеды. Скоро нам придется умирать от жажды…
   — Почему? Разве перестали возить воду? Он криво улыбнулся.
   — В том-то и дело, что нет. С водой все в порядке. Но только пить ее…
   — Что?
   Джованни пожал плечами. Затем он заговорил быстро-быстро, путая французские и итальянские слова;
   — Все дело в воде… Мне так кажется… Эти арабы давно ее здесь не пьют… Иначе зачем бы они отсюда бежали… А теперь здесь нет ни одного туземца… Все проклинают воду… Все дело в ней…
   Я в недоумении смотрел на итальянца. Вдруг его лицо перекосилось, и он, круто повернувшись, скрылся за дверью. Сзади послышалось шуршание песка. Ко мне быстрыми шагами подходил доктор Шварц.
   — Разве вам не сообщили, что прогулки отменены? — бросил он мне.
   — Нет. А почему?
   — Не задавайте вопросов, и марш к себе! — скомандовал он.
   Я возмутился:
   — Послушайте, доктор! Я, кажется, не ваш соотечественник и не солдат, и вы не имеете права отдавать мне приказания. Я здесь по вольному найму. Не захочу быть у вас, и все тут!
   Шварц презрительно улыбнулся;
   — У меня, к сожалению, нет времени сейчас объяснять вам, каким правом вы пользуетесь. Делайте то. что вам приказано. Пока что мы здесь командуем.
   На слове «мы» он сделал выразительное ударение.
   — Надолго ли? — не выдержав, съязвил я,
   — Об этом как-нибудь в другой раз. Марш в свой барак!
   В лаборатории я много думал о том, что мне успел сказать Джованни. Часов в десять вечера открылась дверь, и в ней появился Фернан, улыбающийся, с большим пакетом в руках.
   — Еще живы? — спросил он весело и подмигнул мне.
   — Еле-еле. Съел последнюю корку хлеба.
   — Вот, насыщайтесь. Мне поручили принести вам сухой паек. Горячая пища будет не скоро.
   Он положил сверток на стол, а сам зашагал по лаборатории, тихонько насвистывая популярную песенку.
   Я с жадностью накинулся на сухие галеты и копченую колбасу. Проглотив несколько кусков, я спросил:
   — Чему вы так радуетесь?
   — Как — чему? Тому, что началось!
   — Что началось?
   — То, что рано или поздно должно было начаться. Рабочие Грабера разбежались. Нет ни поваров, ни прислуги, ни носильщиков, ни истопников. Ушли шоферы, кроме немца-водовоза. Хозяйству профессора местные жители объявили бойкот. Началась забастовка!
   — И с чего это вдруг?
   Фернан подошел ко мне и, сощурив глаза, сказал:
   — Шварц уверял меня, что все дело в суеверии. Но я знаю, что это не так.
   Я перестал жевать и уставился на нею. Он присел на краешек стула и закурил.
   — Говорят, среди местных арабов разнесся слух, что живущие за этой стеной европейцы ниспосланы на землю самим дьяволом! Жить и работать вместе с белыми людьми за стеной — все равно что поносить аллаха. Вот они и ушли.
   — Это вам так рассказал Шварц?
   Фернан кивнул головой.
   — Врет. Не верьте ни единому слову.
   — А я и не верю.
   — Между прочим, только что итальянец Сакко из барака доктора Шварца намекнул мне что-то насчет воды. Знаете, был такой случай. Когда я ехал сюда через пустыню, я предложил шоферу стакан воды. Он отказался, да еще с таким негодованием!
   Фернан задумался.
   — Вода или не вода, а здесь что-то неладное. Все выяснится тогда, когда вы побываете на испытаниях.
   — Вы не отказались от этой идеи?
   — Наоборот. Я пришел к вам, чтобы уточнить наш план. Давайте думать, как вам пробраться на испытания.
   Я улыбнулся. Этот человек говорил со мной так, как будто был в институте по крайней мере столько же, сколько и я. А ведь он жил здесь всего несколько дней!
   — Я вас слушаю.
   — Так вот, я вчера днем побывал в вашем «оазисе алых пальм». Вы знаете, что это такое?
   Я кивнул головой.
   — Вы там тоже были?
   — Был.
   — Прекрасно. Тогда вам легче будет объяснить. Вход в оазис лежит через кухню…
   — Какую кухню?
   — Ту, посредине которой стоит печь, огромная печь, — пояснил Фернан.
   — А почему вы думаете, что это кухня?
   — Потому что я сам видел, как какой-то неуклюжий, широкоплечий верзила варил в котлах еду и затем увозил котлы за изгородь справа. Это шагов пятьдесят от кухни.
   — А я кухню принял за оранжерею! — признался я смущенно.
   — Она немного напоминает оранжерею. Там действительно расставлены кадки и горшки с окаменевшими растениями, но основное назначение этого помещения — кухня.
   — И вы видели, как там варится и жарится пища? — засмеялся я.
   — Представьте себе, да. Повар, или как его, какое-то неуклюжее глухое и немое существо. Мне было не очень трудно, приоткрыв дверь трансформаторного ящика, следить, как и что он делает. Я видел, как он готовил мясное блюдо. Он рубил кривым стальным палашом тушу не то свиньи, не то барана, вымоченного в чане с густой черной жидкостью. Когда его варево закипело, помещение наполнилось таким смрадом, что мне пришлось закрыть дверь и спуститься на несколько ступеней вниз…
   Мы замолчали. Фернан прочитал в моих глазах вопрос и ответил на него легким пожатием плеч. Действительно, разве можно было сказать, для кого готовилась еда?
   — Когда повар, нагруженный котлами, покинул помещение, я вышел из своего укрытия и провел разведку. Теперь мне ясно, как проникнуть на испытательный полигон, туда, где находятся главные объекты опытов Грабера.
   — Как?
   — Шагах в тридцати от ворот растет пальма, прямо у стены. Ее крона возвышается высоко над проволочными заграждениями, а ветки простираются на запретную территорию. Нужно влезть на эту пальму и спрыгнуть вниз…
   — Ограда имеет высоту около семи метров. Крона возвышается на высоту около десяти метров. Не кажется ли вам такой метод проникновения несколько рискованным?
   Фернан улыбнулся:
   — Нет, не кажется, если учесть, что песок здесь глубокий и мягкий. Нужно только суметь спружинить ногами и сразу упасть на бок. Вы когда-нибудь прыгали с парашютом?
   Я покачал головой.
   — Нет. Но это неважно. Я сделаю так, как вы предлагаете.
   — Другого пути нет.
   — Значит, будем действовать по-вашему.
   — Теперь самое главное. Я уверен, что в день приезда военных вас никто тревожить не будет. Не думаю, чтобы эти солдафоны интересовались, как вы выполняете свои спектральные и рентгеновские анализы. Их, конечно, будет интересовать главный результат исследований Грабера.
   — Какой?
   — Не знаю. Это вы должны увидеть собственными глазами. Так вот, в день приезда начальника Грабера вы должны сидеть возле окна и внимательно смотреть в сторону моей лаборатории.
   Фернан взял меня за руку и подвел к окну.
   — Там, на самом крайнем окне, я поставлю тигель и зажгу в нем кусок бумаги. Как только вы увидите пламя, спускайтесь в ящик и что есть мочи ползите по трубе к алым пальмам. Я вас встречу в тамбуре под кухней.
   Я спросил:
   — А откуда вам будет известно, что мне пора?
   — Из своей лаборатории мне лучше видно, что делает Грабер. Я буду знать, когда он начнет приготовления на испытательном участке для приема высоких гостей.
   — Ну что ж, понятно, — сказал я. — Только боюсь, что план может провалиться, и тогда несдобровать ни мне, ни вам.
   Фернан положил мне руку на плечо и сказал:
   — Вы не должны думать о поражении. Вы должны думать только о победе. Это ваш долг. Могу вас заверить: в борьбе против Грабера мы не одни…
   Я горько усмехнулся и прошептал:
   — Никто ничего о нем не знает… Фернан тихонько засмеялся:
   — Ох, не думайте так! Не забывайте, местные жители от Грабера бежали! Мне что-то не верится, что они так просто согласятся на то, чтоб на их родной земле поселился дьявол. Аллаху такое не очень нравится! — добавил он весело.

Глава 8
«БУДЬТЕ ВЫ ПРОКЛЯТЫ!»

   Рано утром я уселся у окна своей спальни и стал смотреть на черную полоску асфальтовой дороги, которая протянулась вдоль восточной ограды. Кругом как будто бы все вымерло. Даже часовые куда-то исчезли. Из труб резиденции Грабера не валил дым, как обычно.
   Когда солнце поднялось высоко над пальмами, я увидел, как по асфальтовой дороге быстро прокатила закрытая автомашина, за ней — вторая. Оба автомобиля обогнули кирпичное здание резиденции Грабера и скрылись за углом. Через минуту я поднял телефонную трубку.
   — Да, — раздался резкий и сердитый голос фрау Айнциг.
   — Будьте добры, соедините меня с господином Фернаном, — попросил я.
   — Ни с кем я вас соединять сейчас не буду. И вообще прошу вас, Мюрдаль, сегодня никого звонками не тревожить.
   — Почему? — удивленно спросил я. — Разве сегодня воскресенье?
   — Не задавайте глупых вопросов. Таково распоряжение.
   Она повесила трубку, и я облегченно вздохнул. Значит, время действовать наступило. Только бы не проглядеть сигнал.
   Около десяти часов я увидел в окне барака, где находился Фернан, ярко-оранжевое пламя. Оно появилось на несколько секунд и тут же исчезло. Через несколько минут оно появилось вновь, и я решительно пересек комнату. Возле бетонной тумбы спектрографа я поднял линолеум и положил под него кусок жести. После этого я лег плашмя на пол и стал ждать. Это продолжалось минут пять. Звонка не было. Значит, сигнализация замкнута надежно.
   Как и прежде, я подполз к металлическому ящику с изображением черепа и влез в подземелье. На этот раз я проделал весь путь до оазиса значительно быстрее, чем раньше. Теперь я хорошо знал, как нужно ползти, чтобы одежда не цеплялась за кабельные крючки. Я всячески старался экономить силы и поэтому не делал никаких лишних движений. Я дышал глубоко и ритмично. Вскоре впереди заблестел огонек. В конце пути меня ждал Фернан.
   — Поднимайтесь. Здесь можно встать на ноги, — сказал он шепотом.
   Он помог мне, и мы несколько секунд молчали.
   — Пока все идет хорошо, — прошептал он наконец. — Минут десять назад вся компания во главе с доктором Грабером отправилась на испытательный участок. В оранжерее никого нет. Так что идите туда. Когда вы окажетесь в саду, старайтесь идти за первым рядом грядок. Там растут какие-то кустарники, и в случае необходимости за ними можно будет спрятаться. Ну, а что касается ваших действий на испытательном участке, то это зависит от вас. Что и как там расположено, я не знаю…
   — Хорошо. Что я должен делать?
   — Смотреть. Только смотреть. Если вам все станет ясно, ищите путь к отступлению.
   Он крепко пожал мне руку и легонько толкнул в плечо.
   — Пора, — сказал он. — Плохо, что смотр они затеяли днем.
   — Да, ночью было бы проще.
   — Кстати, имейте в виду, что сегодня должно произойти еще одно важное событие. Оно нам на пользу…
   — Событие? Какое?
   — Об этом после. Итак, вперед.
   Фернан осветил крутую лестницу в оранжерею, а когда я приоткрыл дверь, он выключил свет и, пригнувшись, скользнул в углубление направо.
   В оранжерее я несколько минут стоял ослепленный. Затем, когда глаза привыкли к яркому свету, я увидел, что на столах, и вдоль окон, и рядом с огромной печкой стоят кадки с растениями, листья которых имеют бледно-желтый цвет. По форме листьев я сразу узнал лимоны, банановую пальму, кусты помидор. Плоды имели грязно-серый оттенок. Солнце стояло высоко, и эта фантастическая оранжерея была залита пыльным светом. В дальнем углу находились баки с отвратительной бурой жидкостью. Песок в кадках был влажный, по краям виднелись пятна какого-то белого налета. Очевидно, растения поливали не обычной водой, а каким-то раствором.
   Я вышел в сад и перебежал за первый ряд прямоугольных могил.
   Оазис был огорожен, как и вся территория института, высокой глиняной стеной. Справа от кухни стена была много выше, и в углу, где она упиралась в западную ограду, виднелись небольшие ворота.
   Я направился к этим воротам, временами оглядываясь по сторонам. Кругом царило безмолвие, такое, какого никогда не бывает в настоящем саду, с зелеными растениями и деревьями. Солнце пекло беспощадно.
   Обходя одну из песчаных могил, усаженных бледно-желтыми кустами, я заметил, что над уровнем песка возвышаются металлические трубы, изъеденные ржавчиной. Трубы торчали на всех грядках. Видимо, с их помощью поливали всю эту странную растительность.
   Чем?
   Я просунул палец в трубу, извлек каплю мутной жидкости и попробовал на язык. Рот обожгло чем-то горьким и жгучим.
   «Щелочь! Концентрированная щелочь? Наверно, едкий калий…» — подумал я, сплевывая горько-соленую слюну.
   Я уже приготовился перебежать следующий промежуток между грядками, когда из-за ворот послышались голоса. Кто-то громко разговаривал, и разговор иногда прерывался взрывами смеха. Что было мочи я устремился к пальме у стены и спрятался за ее ствол. Через минуту калитка отворилась, и в сад вышло шесть человек.
   Во главе компании выступал небольшого роста мужчина с непокрытой головой, в белых брюках и легкой рубашке с широко распахнутым воротом. Рядом с ним шагал высокий немец в офицерской форме, в котором я сразу узнал доктора Шварца. Затем я увидел женщину в очках, в широкополой шляпе и еще четырех человек, двоих в американской военной форме и двоих в штатском.
   Мужчина с непокрытой головой и в распахнутой рубашке был доктор Грабер. Я об этом сразу догадался: он уверенно шагал меж грядок и по-английски давал объяснения своим спутникам.
   — Вот этим мы их и кормим. Ситуация получается сложная. Оказывается, мало переделать их. Нужно переделать всю природу — растения, животных, все! — для их питания! Диета должна соответствовать новой биохимической организации.
   Один из офицеров сорвал огурец с грядки и откусил.
   — Черт возьми, ведь он горький! И твердый, как подметка! — закричал он, отплевываясь.
   — Конечно. Но это как раз то, что им нужно. Если их посадить на обычную диету, их придется отправить в музей…
   — И долго вам пришлось разводить это хозяйство? — спросил американский полковник.
   — Да. Почти пять лет. К моему удивлению, после введения катализатора в корневую систему пальмы превратились в кремнийорганические всего за два года. Нам пришлось повозиться с их подкормкой. Теперь они дают очень хорошие кокосовые орехи и бананы. Мы сервируем их на десерт.
   Все опять засмеялись.
   — Вон там помещается кухня. Одного из них мы сделали поваром, и он справляется со своей задачей блестяще. По совместительству он исполняет обязанности садовника.
   — Они что же, все вегетарианцы? Или вы иногда кормите их и каменным мясом, или как оно там называется…
   — Да, они получают силикатные белки. Для этого мы держим кроликов, овец, кое-какую птицу… Правда, с этим материалом возни очень много. Каждую особь приходится переделывать отдельно… Если мне удастся решить проблему кремнийнуклеиновых кислот…
   — Ну что ж, ясно, господин Грабер, — сказал американский полковник. — Пойдемте обратно. Там, видимо, все уже готово. Значит, решение проблемы наследственности упирается в кремнийнуклеиновые кислоты, которые пока что не получаются, так?
   Все скрылись за стеной, и я не расслышал продолжения разговора. Я был основательно встревожен, но еще не очень хорошо себе представлял, что меня встревожило.
   Когда голоса стихли, я обхватил ствол пальмы руками и стал медленно карабкаться вверх. Дерево было покрыто толстым слоем каменистой коры, о которую было легко опираться ногами. С каждой секундой я поднимался все выше и выше, пока не оказался на уровне стены. По стене проходили два ряда колючей проволоки. Наконец я добрался до кроны. Жесткие листья царапали лицо.
   За стеной стояли два строения, похожие не то на гаражи, не то на ангары. В большой ангар вошли все, кроме Грабера. Он повернул назад и скрылся в малом ангаре. Вскоре оттуда медленной, грузной походкой потянулись какие-то люди. Они шли гуськом, друг за другом, едва передвигая ноги. У них был очень странный вид. Их плечи были непомерно широки, шли они с низко опущенной головой. Создавалось впечатление, будто эти люди были высечены из тяжелого камня. Сбоку шеренги шагал Грабер с длинной тростью и попеременно тыкал ею то в одного, то в другого. Иногда он выкрикивал какие-то гортанные слова, но странные люди не обращали на него внимания. Они шли и шли, скрываясь за широкой дверью большого ангара. Их было человек пятнадцать, все в светлых штанах, оголенные до пояса.
   Увидев это шествие, я вдруг все понял. У меня дыхание захватило от ярости. Забыв об опасности, по жесткой, как металл, пальмовой ветке я прополз над стеной и спрыгнул вниз на глубокий мягкий песок.
   Несколько секунд я лежал неподвижно, затем ползком пробрался ко входу в большой ангар. Помещение было освещено только небольшими окнами под самой крышей, и после яркого солнечного света я в первую минуту ничего не видел. Были слышны гулкие голоса, затем я разглядел кучу каких-то ящиков в углу и спрятался за ними,
   — Первое испытание не такое уж и показательное, — громко говорил Грабер. — Прошу вас, мистер Улбри, возьмите этот металлический прут и бейте любого из них.
   Странные люди стояли в одну шеренгу перед небольшим бассейном посредине ангара. Их лица были бесцветны, бессмысленны. Это были не люди, а каменные статуи, грузные мумии, созданные бесчеловечным гением доктора Грабера. Мое сердце бешено колотилось. Но я еще не понимал, для чего был поставлен этот чудовищный эксперимент.
   — Прямо так и бить? — удивился Улбри, взвешивая в руке тяжелую металлическую палку.
   — Конечно. Представьте себе, что перед вами обыкновенное деревянное бревно. Давайте я вам покажу.
   Грабер взял у мистера Улбри прут, подошел к шеренге, замахнулся и ударил одного из людей по плечу. До боли в глазах я сжал веки. Послышался сухой стук, будто удар пришелся не по человеческому телу, а по чему-то твердому…
   — Теперь дайте попробую я.
   Послышалось несколько ударов. Я приоткрыл глаза и увидел, как гости по очереди брали железный прут и били по неподвижно стоявшим людям-статуям.