Страница:
— Всё в порядке, Миша! Двигай к себе и смотри, не спеши там. Из РПГ дальше пятисот метров стрелять тяжело, а я отсюда смогу их ПТУРСом взять за три километра и орудием почти за полтора.
— Знаю, — отвечает Микеле, — Ну, держись тут. С нами Время!
Заряжаю орудие и пулемёт, устанавливаю ПТУРС в боевое положение. Машина готова к бою.
Вылезаю наверх и усаживаюсь на нагретую солнцем броню, свесив ноги в башню. Еще раз осматриваю поле. Да, позиция прочная. Обойти её с флангов затруднительно, практически, невозможно. Справа широкая река с крутыми берегами, слева её приток. Речка не широкая, возможно даже мелкая, берег низкий, но основательно заболоченный.
Реки сливаются в нескольких километрах сзади нас. Вдоль берега реки идёт железнодорожная колея. Как раз на ней и занял позицию Андрей. В двухстах метрах правее колеи — просёлочная дорога. Её перерезает линия наших окопов. Сзади, в двух километрах, разъезд. Оборачиваюсь и пытаюсь разглядеть вагоны с плутонием. Их не видно, скрыты лесом.
— Андрей, по-моему, они уже идут, — слышу в наушниках голос Андрея.
Я присматриваюсь. Вроде бы вдоль дороги вьётся пыль. Опускаю светофильтр-бинокль. Так и есть, что-то движется. Ныряю в машину, пробираюсь на место командира и приникаю к прибору наблюдения. Точно, четыре танка. Идут походной колонной. Определяю расстояние: три тысячи двести. Пора. Возвращаюсь в боевое отделение и ловлю в прицел головной танк. Из-под сидения выдвигаю пульт управления и нажимаю кнопку готовности. А сам смотрю в прицел.
Три тысячи. Рано. Две восемьсот… Две пятьсот. Пора! Левой рукой нащупываю ручку управления, а правой жму кнопку «Пуск». Никакого эффекта. Что за черт?
Смотрю вниз, на пульте горит красный сигнал: ПТУРС к пуску не готов. Я что-то пропустил или не так сделал? Осматриваюсь и лихорадочно вспоминаю порядок подготовки ПТУРСа к пуску. Идиот! Люк не закрыт и заслонку на прицел не опустил. Быстро закрываю люк и нажимаю педаль, опускающую на наружный «глаз» прицела заслонку-светофильтр. Красный сигнал гаснет, и загорается зелёный: «Изделие установлено». Слава Времени! А танки уже в двух километрах.
С грохотом срывается с направляющей и уходит вверх ПТУРС. А, Дьявол! Вояки хреновы! Не могли догадаться обложить бруствер капонира дёрном! И я хорош! Куда смотрел? Хоть бы водой полил. Реактивная струя снаряда подняла тучу пыли, которая не только выдаёт место пуска, но и мешает мне прицелиться, как следует. И так теперь будет при каждом выстреле.
Но делать нечего, ПУРС уже в полёте. Поднимаю заслонку прицела и лёгкими движениями ручки успокаиваю раскачку снаряда. Завожу его влево на головной танк, а сам вслух отсчитываю секунды полёта. Секунда — сто метров. Похоже, что танкисты ещё не заметили опасности. Тем лучше. Пятнадцать секунд, до танка — шестьсот метров. Опускаю ПТУРС к земле, выравниваю и совмещаю огонь двигателя снаряда с силуэтом движущегося танка. Только бы вниз не качнуть! Нет, ПТУРС идёт над землёй ровненько, не раскачиваясь.
Девятнадцать… Есть! Под башней танка вспыхивает взрыв, из люков выбивает пламя и дым. Готов! В наушниках слышу голос Микеле:
— Молодчина, Андрей! Один — ноль!
Но мне не до эмоций. Сбрасываю опустевшую направляющую и устанавливаю второй ПТУРС. Но в этом уже нет необходимости. Оставшиеся три танка разворачиваются и уходят, выстрелив в мою сторону по два раза.
— Мужики! — зову я, — Быстренько, пока есть время, ищите какие-нибудь ёмкости и — бегом за водой. Надо срочно полить бруствер.
Сам я резаком срезаю верхнюю часть пустой канистры и бегу к речке. Следом за мной скачет Микеле с помятым ведром. Андрей тоже нашел пустую канистру. Слава Времени! Хотя меня уже засекли, но хоть эта пыль мне самому мешать не будет. Успели мы вовремя. Только ребята разбежались по своим местам, как снова поднялось облако пыли, и донеслось урчание моторов. Теперь облако расползается вширь. Сморю в прибор. Восемь танков и бронетранспортёры. Они уже развернулись в боевую линию.
На этот раз я пускаю ПТУРС на предельной дистанции, с трёх километров. Как и в предыдущий раз, танкисты его не замечают. Но они знают, где примерно я сижу, и с ходу постреливают в мою сторону.
Двадцать восемь секунд, и ещё один танк сначала вспыхивает ярким пламенем, а потом пускает к небу жирный, черный дым.
Пускаю последний снаряд. На этот раз танкисты засекли и ПТУРС, и место пуска. К ПТУРСу тянутся пулемётные трассы, в мою сторону летят снаряды, танкисты интенсивно маневрируют. Но всё это бесполезно. ПТУРС как привязанный следует за выбранным мной и фактически уже обреченным танком. Взрыв, и ещё один фонтан огня и дыма украшает поле. Три ноль!
Но ПТУРСы у меня кончились. Мой расчет на то, что они, потеряв три машины, отступят, не оправдался. Они словно знают, что у меня больше нет управляемых снарядов, и продолжают двигаться вперёд. Они непрерывно ведут огонь, но я не отвечаю. Мне надо дождаться, когда они подойдут на прицельную дальность моего орудия: тысячу триста метров. Танковые снаряды проносятся надо мной или вздымают столбы земли на недолётах. Не так-то просто попасть, даже с лазерным прицелом, в башенку БМП, которая возвышается над бруствером всего на сорок сантиметров.
Ребята пока молчат и ничем не выдают своего присутствия. Я непрерывно замеряю расстояние до танков. Они приближаются, но стрельба становится менее интенсивной. Так как я молчу, у них могло сложиться впечатление, что они меня накрыли. Пусть тешат себя иллюзиями. Жаль, что здесь только одна БМП, а не взвод с полным комплектом управляемых снарядов. Дальше того места, где они сейчас находятся, эти ребята не прошли бы.
Полторы тысячи. Ловлю на нижнюю марку прицельной сетки крайний справа танк. Он уже идёт не маневрируя. А зря! Тысяча триста. Жму на гашетку. Резкий звук выстрела звонко отдаётся в тесном пространстве машины. Открывается клин-затвор вылетает стартовый заряд и с лязгом падает в сборник. А граната, обозначая себя огнём работающего маршевого двигателя, летит к танку. Есть! Еще один готов!
Вентилятор высасывает из башни едкий пороховой дым, а я уже вновь зарядил орудие кумулятивным выстрелом и ловлю на прицел второй справа танк. Они ещё не врубились, а я снова жму на гашетку. Еще один готов!
Скорее, скорее, пока они не опомнились! Скорострельность орудия на много выше, чем ПТУРСами. Правда, расстояние маловато, они уже совсем рядом. Они маневрируют, ведут по мне интенсивный огонь и прикрываются дымами. Несколько моих выстрелов пропадает даром. Загорается ещё один танк и два бронетранспортера. Но и меня припекает.
Танки сместились влево и оттуда продолжают меня обстреливать. Нет, ребятки, не так-то просто попасть в зарытую в землю БМП.
Мне до них далековато, да и пехота уже на подходе, а у неё есть и гранатомёты. Открываю огонь из пулемёта. Пехота залегла и начинает двигаться перебежками. Но ближе трёхсот метров они подойти не могут. Слева их во фланг «причесывает» Андрей. Один из танков разворачивается и идёт на него, но тут же вспыхивает, пораженный из гранатомёта Микеле.
Оставшиеся танки откатываются назад, но продолжают вести огонь, поддерживая свою пехоту. Что-то он больно смелые? Пехота залегла и постреливает из автоматов и пулемётов. Мы с Андреем не даём ей подняться. Странно, по всем канонам, встретив такое сопротивление, они должны отступить, но эти начинают окапываться. В чем дело? БТРы тоже не рискуют идти вперёд и лишь посылают в нашу сторону длинные крупнокалиберные трассы.
Неожиданно вокруг моей машины вспыхивает несколько разрывов. Вот в чем дело! Пока мы занимались пехотой, подошло ещё шесть танков. Они, правда, не рискуют идти вперёд, опасаются моих ПТУРСов. Остановившись на дистанции около двух тысяч метров, они, медленно перемещаясь, бьют по мне беглым огнём. Снаряды ложатся всё ближе. Отвечать мне им нечем. Они за пределами моей прицельной дальности. Надо менять позицию. Еще пара минут, и они накроют меня.
Перебираюсь на место механика-водителя. Взявшись за штурвал, выжимаю педаль главного фрикциона, чтобы врубить заднюю передачу и выехать из капонира. В ответ слышится жалобный визг. Теперь понятно, почему машина брошена. Неумелый механик-водитель спалил главный фрикцион — один из основных узлов трансмиссии. Машина лишена хода. Жалко машинку, но оставаться в ней — смерти подобно.
Включаю систему термодымопуска. Из выхлопа валит густой дым, который ветром относится влево и прикрывает меня от противника. Я пробираюсь в боевое отделение, вытаскиваю из пулемётного магазина приличный кусок ленты и обматываю его вокруг пояса. Забираю автомат и пулемёт. Вспомнив о «мухах», беру из правого «десанта» две штуки и оставляю машину.
Перебежками, лавируя между разрывами, перебираюсь в окоп. Но и здесь снаряды ложатся весьма густо. Тогда я перебираюсь через бруствер и, прикрываясь дымом, делаю рывок вперёд, метров на сто. Там я занимаю позицию в одной из воронок. А танки продолжают вести огонь по капониру.
Наконец, один из снарядов попадает в несчастную машину. Во мне всё отдаётся болью, словно это в меня попали. А ведь я провоевал-то в ней всего около часа.
Ободрённая гибелью БМП, пехота поднимается и с криками «Ура!» устремляется в атаку. Сзади её нагоняют танки. Но пехота тут же напарывается на меткие очереди и снова начинает топтаться на месте. С танков и БТР по мне и Андрею бьют пулемёты и орудия. Но мы часто меняем позиции и вновь режем пытающуюся подняться пехоту. Они видят, что по ним работают только два, пусть метких, но только два пулемёта. И они перегруппировываются, перебежками, медленно, но верно приближаются к нам. Уцелевшие от первой волны танки, экипажи которых забыли о судьбе своих товарищей, снова выскакивают вперёд и идут на Андрея. Но Микеле далеко их не пускает и останавливает один из них выстрелом из гранатомёта.
Однако те танки, что разбили мою БМП, уже близко. За ними вплотную идут БТРы. Ободрённая пехота весь огонь сосредотачивает на позиции Микеле. Очень надеюсь, что он догадался её сменить после последнего выстрела. Достаётся и нам с Андреем. Теперь уже мне трудно поднять голову. Пули свистят вплотную, густо чмокают в землю. Разрывы снарядов ложатся совсем рядом. Сменив позицию, я успеваю дать не больше двух длинных очередей. Снова приходится прижиматься к земле, выжидать и снова менять позицию.
Пуль в воздухе больше, чем пчел на пасеке в погожий день. Земля от них буквально дымится. Боюсь, что долго мы так не продержимся. Всему есть предел. Я уже потерял чувство времени. Впечатление такое, что бой идёт уже много часов.
Вот один из танков вырывается вперёд и тут же напарывается на гранату Микеле. И снова по его позиции сосредотачивается весь огонь. Пользуясь моментом, перемещаюсь вправо и оттуда длинной очередью укладываю поднявшуюся, было, пехоту.
— Всё, ребята! Дело сделано! — «звучит» в голове голос Магистра, — Домой! Быстро домой!
Это легко сказать, но нелегко сделать. Тем не менее, откуда-то, из глубины поднимается небывалое ликование. Ай да, мы! Втроём полтора часа сдерживали две пехотные и одну танковую роту! Вот что значит, хроноагенты!
— Миша! — кричу я, — Отходи первым, мы тебя прикроем!
Я открываю огонь и боковым зрением замечаю, как Микеле, перебежками добирается до траншеи.
— Я на месте! — докладывает он, — Давайте вы, а я вас от танков прикрою.
— Андрей! — слышу я товарища, — Я прикрываю, ты перебегай, Потом — наоборот.
— Идёт, — соглашаюсь я, — Делай!
С левого фланга длинной очередью бьёт пулемёт, а я, пригибаясь к земле, стремительно перебегаю к воронке, что поближе к траншее. Падаю в неё и открываю огонь. Пулемёт на левом фланге замолкает. Меня начинает «припекать». В это время открывает огонь Андрей. Снова перебегаю. Микеле расстреливает свои последние гранаты по танкам, которые буквально уже нависают над нами.
Последний рывок, и я буду в траншее. Но добежать до неё мне не дают. Справа и слева под ногами поднимаются две пыльные дорожки. Очередь сверлит воздух прямо над головой. Прыгаю в свежую воронку, из которой поднимается желтоватый дымок.
Глава XIV
Тишина после грохота разрывов, свиста пуль, треска очередей и рёва танковых моторов такая вязкая, что её хочется потрогать. Примерно с минуту я обалдело сижу и никак не могу понять, где я. Я точно помню, что прыгал в воронку и готовился открыть огонь.
А теперь я сижу во дворе пятиэтажного кирпичного дома, в детской песочнице, между двумя мальчишками лет пяти-шести. Они, забыв обо всём, смотрят на меня ошалелыми глазами. А у меня глаза, наверное, нисколько не лучше. В руках у меня дымящийся пулемёт с раскалённым стволом, за спиной висит автомат, вокруг пояса — пулемётная лента, словом, есть на что поглазеть. Я сижу и тихо балдею.
Великое Время! Куда подевались танки и наседающая пехота? Почему я здесь, в этой песочнице с мальчишками? Как я сюда попал? Может быть, меня убили, и я в раю, в специальном отделении для отважных воинов, где они своим героическим видом вдохновляют молодёжь? А может быть я успел свихнуться, и у меня глюки? И пока я здесь обалдело гляжу на этих мальчишек, сейчас на меня накатится многотонная махина, и захрустят мои косточки?
Тут мне вспоминается, что когда я прыгал в воронку, из неё поднимался желтоватый дым, и мне хочется заорать, завыть от злости и выпустить в кого-то все оставшиеся патроны. В кого-то? Не в кого-то, я точно знаю, в кого! Достал! Достал, сволочь! Достал-таки Старый Волк! Какой там Волк?! Пёс! Шакал! Попадись ты мне! Да ещё какой издевательский переход подсунул. Это же надо! Из-под танков, из-под огня, да в детскую песочницу! Наверняка, падла, рассчитывал, что я от такого резкого перепада умом тронусь. И ведь верно рассчитал. Едва-едва не тронулся.
Осторожно осматриваюсь. Интересно, кто, кроме этих малышей, обнаружил моё появление здесь? Во дворе пусто. Только у подъезда сидят три старушки и что-то оживлённо обсуждают. Меня они пока не заметили. И хорошо. Появление до зубов вооруженного вояки, наверняка, вызовет панику.
— Дядя! — подаёт голос один из мальчишек, — Вы ведь из телевизера?
— Да-да, мальчик, из него самого, из телевизера, — отвечаю я, а сам смотрю на искатель перехода.
В самом деле, не сидеть же мне в песочнице с пулемётом, держа оборону неизвестно против кого. Луч показывает направление на гаражи, стоящие вдоль забора. Горят цифры «1.5»: сто пятьдесят метров. Хорошо, что не полтора километра. Интересно бы я выглядел, пробираясь днём через оживлённый город.
— А он у вас взаправдашний? — снова спрашивает мальчишка, робко трогая висящий за спиной автомат.
— Взаправдашний, — отвечаю я, понимаясь на ноги.
— Вот, видишь, Витька, а ты говорил, что в телевизере всё понарошку! — торжествует мальчишка и снова спрашивает, — А вы назад, в телевизер пошли?
— Да, мальчик, во вторую серию, — отвечаю я, не оборачиваясь.
Переход оказался между двумя гаражами. Из него я выхожу на опушку редкого леса. Так. Началось. Вот уж, действительно, вторая серия. Прошлый раз мне повезло, я выбрался. Может быть, и на этот раз повезёт? Везёт же дуракам и пьяницам. Хотя, во-первых, я себя ни к тем, ни к другим не причисляю (а выпить сейчас было бы в самый раз!), а во-вторых… Тогда я шёл по спонтанным переходам, а сейчас эти переходы наверняка создаёт для меня и куда-то по ним ведёт Гнусный Пёс.
Присаживаюсь на траву, достаю из кармана пачку сигарет и закуриваю. Попробуем оценить положение, Андрей Николаевич, и поискать выход из него. Выход всегда есть. Только куда?
Собственно, сейчас у меня только два варианта. Первый: послать в Схлопку этого Вшивого Шакала и остаться на месте. То есть, не играть в его игру. Пусть лопнет от злости. Но что это мне даст? Очень сильно я сомневаюсь, что меня быстро найдут. Да и станут ли искать вообще? Кто знает, сколько секунд просуществовал этот переход? Успели его засечь или нет? Может быть, наши считают, что я погиб от разрыва снаряда? Но, допустим на минуту, что переход засекли. Что это даёт? Легче найти иголку в стоге сена, чем человека, затерявшегося в безднах пространства-времени. Меня могли бы неизвестно сколько искать в той песочнице. А ведь я ещё и оттуда ушел по переходу. Значит, процедура поиска усложнилась во много раз. Таким образом, первый вариант категорически отпадает. Сидеть здесь и ждать, пока меня найдут, можно не только до Второго Пришествия, но и в пять раз дольше.
Остаётся второй вариант: двигаться по той системе переходов, которую мне предлагают. То есть, сделать вид, что я принял игру, но, по ходу дела, искать способ взять инициативу в свои руки и навязать свои условия игры. Это, конечно, крайне не просто. Но простые решения бывают только у простых задач. Итак, решено. Я вновь пускаюсь в «хождение по Фазам». Но на это раз, я уверен, что этот путь рано или поздно закончится. Только вот где, и чем? И что ждёт меня на этом пути?
Смотрю на ИП-2. Луч показывает направление на ближайший переход. До него четыре километра с небольшим. Но прежде чем пускаться в путь, полный всевозможных неожиданностей, надо проверить, чем я располагаю.
В пулемётной ленте осталось восемь патронов. Сматываю с пояса ленту, которую я забрал из БМП, присоединяю её к остатку и заправляю в опустевшую коробку. Автоматом и пистолетом я не пользовался. Их боекомплекты в сохранности. Гранаты тоже на месте и, плюс к ним, две «мухи». Огневая мощь у меня серьёзная.
Что ещё? Две пачки сигарет, из которых одна початая. Придётся экономить. Универсальная аптечка с «микродоктором». Пригодится. Чем Время не шутит, пока Схлопка спит.
Это что за пакет? Ого! Я вспоминаю, как Андрей отмахивался, но Магистр силком сунул эти пакеты нам в карманы. Месячный паёк космодесанта. По крайней мере, с голоду не помру. Правда, есть проблема. Чтобы эти микроскопические таблетки и порошки превратились в питательные продукты, нужна вода и, желательно, горячая. Сделать её горячей, нет проблемы. В пакете лежат пластиковые ампулы. Достаточно одну из них сдавить пальцами и бросить в воду, и через минуту получишь литр кипящей воды. Только вот в чем эту процедуру проделывать? Придётся, на первых порах, есть из шлема. А там какой-нибудь сосуд раздобуду.
Ну что, Андрей Николаевич, двинемся в путь. Закидываю ремень пулемёта на плечо и шагаю в направлении, которое показывает луч. Иду речной долиной. Никаких признаков цивилизации, дикая природа. Впрочем, зверей и их следов тоже не видно. Только птицы щебечут и кружатся над головой. Хорошо еще, что здесь лето. Я вспоминаю Фазу Ядерной Зимы, и у меня «холодок бежит за ворот». Впрочем, моя экипировка позволяет мне выдержать любой мороз. Мелтан защищает не только от пуль и осколков, но и от холода. Ботинки на толстой подмётке, с обогревом. Перчатки из синей кожи на взгляд хоть и тонкие, но тоже обогреваются. Так что, я готов к любым превратностям судьбы.
Переход нахожу легко. Между двумя берёзами клубится желтый туман. Перед тем как войти в него, беру автомат на изготовку и снимаю предохранитель. Нет, ничего особенного. Здесь осенний вечер. Я стою у подножья какой-то горы. Тут и там из травы торчат каменные глыбы, почти скалы, частично поросшие мхом. Следующий переход в полутора километрах, по направлению к вершине горы. Закидываю автомат за спину, но через сто метров останавливаюсь как вкопанный.
Возле одного из камней лежит человеческий скелет. Череп его разрублен топором или мечем. Так. Здесь имеют обыкновение рубить головы острыми предметами. Привожу пулемёт в боевое положение, вешаю его на правое плечо и осторожно двигаюсь вперёд, руководствуясь указаниями луча. Когда до перехода остаётся не более ста метров, ухо улавливает шум. Впереди, прямо по моему пути, за камнями слышится какой-то гомон. Похоже, что там люди. Кто они?
Судя по разрубленному черепу, от них можно ждать любых сюрпризов. Вряд ли они встретят меня с хлебом и солью. Это был бы самый неожиданный сюрприз. Лучше всего было бы вообще с ними не встречаться, обойти стороной. Но луч ИП-2 показывает прямо на них. Снимаю пулемёт с предохранителя и вхожу в проход между камнями.
Луч указывает прямо на пещеру. Перед пещерой горит большой костёр, над которым подвешен соразмерный котёл. Вокруг костра сидят человек около пятидесяти и возбуждённо галдят, передавая по кругу глиняные оплетённые бутыли. Одеты они кто во что горазд: кто в шкуры, кто в какие-то дерюжные лохмотья, кто в кожаные куртки и плащи. Общее у них одно: все они обриты наголо. Я даже не вижу у них бровей.
Поодаль лежит человек пять. Они совершенно голые и связаны по рукам и ногам. Все они с ужасом смотрят на костёр и веселящуюся компанию. С другой стороны костра я замечаю кучу костей. Приглядевшись, убеждаюсь, что это кости человеческие. Здорово, Андрей Николаевич! Вы вышли прямо на стоянку каннибалов. Но деваться мне некуда. Луч показывает прямо на пещеру. Надо как-то пробираться туда.
Не тут-то было. Меня уже заметили. Один из пирующих вскакивает и, радостно крича, показывает в мою сторону. Гомон смолкает, каннибалы оборачиваются ко мне, вскакивают и хватаются за оружие. Вооружены они тоже, кто чем. Здесь и луки, и пращи, и топоры, и дротики, и даже несколько примитивных ружей. Они направляются ко мне с явным намерением пополнить своё меню.
Отступаю на пару шагов и даю поверх их голов короткую очередь. Это не производит на них ни малейшего впечатления. Зато в скалу за моей спиной ударяют несколько камней, стрел и две пули.
Ах, так! Положив ствол пулемёта на высокий камень, выпускаю длинную очередь прямо по толпе каннибалов. Вопли, визги, несколько человек падает, но остальные не отказываются от своей затеи. Они разбиваются на группы и пытаются атаковать меня с разных сторон. Ну и наивный народец! Они просто не знают, на что способен пулемёт Калашникова в умелых руках. Группы тают одна за другой. Стреляю, не целясь. С такого расстояния, при такой скорострельности и убойной силе, каждая пуля поражает не менее двух каннибалов.
Последние шесть человек, поняв, что с пулемётом шутки плохи, бросаются ко входу в пещеру, чтобы укрыться там. А вот это меня не устраивает, пещера нужна мне самому. Швыряю им вслед гранату. Всё, путь свободен.
Но сначала я подхожу к пленникам. Они смотрят на меня с не меньшим ужасом, чем на людоедов. При виде обнажаемого резака они в страхе зажмуриваются. Перерезаю их путы и направляюсь в пещеру, переступая через мёртвые тела. В глубине длинного, узкого и извилистого грота мерцает желтый свет. Без малейшего колебания покидаю Мир людоедов.
Темно. Ноги утопают в песке. Сильный ветер валит с ног и прямо в лицо швыряет песок, смешанный со снегом. Опускаю светофильтр и включаю прибор ночного видения. Передо мной безжизненная, гладкая пустыня. Однако холодно. Включаю обогрев и пытаюсь сориентироваться. Переход есть, но до него около семнадцати километров, и идти надо против ветра. Далековато и тяжеловато, но не оставаться же здесь! Через пять с лишним часов добираюсь до перехода. За всё время пути характер местности совершенно не изменился. И никаких признаков жизни.
Выхожу в какой-то степи, поросшей густой коричневой травой. Зеленоватое небо почти сплошь покрыто тучами цвета охры. По-моему, я явно не на Земле. До перехода восемь километров. Присаживаюсь на траву. Надо отдохнуть после тяжелого перехода по пустыне. И есть хочется. Надо бы где-нибудь найти воду. Раз есть трава, должна быть и вода. Хотя, Время его знает, что здесь за вода. Впрочем, у меня в аптечке есть «микродоктор», сделаю анализ. Отдохнув и выкурив сигарету, пускаюсь в путь. Очень скоро нахожу ручей. «Микродоктор» показывает, что вода пригодна для питья. Быстро готовлю обед и, подкрепившись, продолжаю путь.
Километра через два моё внимание привлекает постепенно вырастающее из-за холма, по склону которого я поднимаюсь, коническое образование желтовато-коричневого цвета. Иду и гадаю: что бы это могло быть? Одновременно ухо улавливает не слишком громкие, но многочисленные однообразные звуки. Впечатление такое, что большая толпа быстро-быстро рвёт на мелкие кусочки лоскутки ткани, жуёт их и сплёвывает. На всякий случай снимаю пулемёт с плеча и привожу его к бою.
Поднимаюсь на вершину холма, и моим глазам открывается картина, от которой у меня кровь холодеет в жилах. Прямо передо мной, метрах в трёхстах, высится огромный конус неправильной формы, высотой около пятнадцати метров. А по склону холма снуют и стригут коричневые лопухи желтые муравьи размером с крупную овчарку. Их великое множество, как и должно быть в хорошем муравейнике, и все они заняты делом. Впрочем, не все. Два десятка, растянувшись в цепь, неподвижно стоят по периметру муравьиной стаи. Похоже, что это — охранники.
Меня заметили. Несколько охранников бросились в стаю, а около десятка особей устремилось в мою сторону. Мне это не нравится. Луч искателя показывает направление прямо на эту муравьиную колонию. А в паре километров справа, слева и ещё чуть подальше виднеются такие же конуса. К переходу мне надо добираться как раз между ними.
Охранники уже добрались до стаи. Там происходит интенсивное шевеление, муравьи бросают свои лопухи, разворачиваются «все вдруг» и устремляются в мою сторону. Похоже, что они горят желанием поохотиться на меня. Я — против. Даю длинную очередь, стараясь прежде всего поразить тех охранников, которые первыми бросились ко мне. От муравьев летят клочья, и в их волне образуется брешь. Но она тут же заполняется новыми особями. Впечатление такое, что убийственная пулемётная очередь произвела на них впечатления не больше, чем шлепок ладонью на тучу комаров, решивших полакомиться вашей кровушкой.
— Знаю, — отвечает Микеле, — Ну, держись тут. С нами Время!
Заряжаю орудие и пулемёт, устанавливаю ПТУРС в боевое положение. Машина готова к бою.
Вылезаю наверх и усаживаюсь на нагретую солнцем броню, свесив ноги в башню. Еще раз осматриваю поле. Да, позиция прочная. Обойти её с флангов затруднительно, практически, невозможно. Справа широкая река с крутыми берегами, слева её приток. Речка не широкая, возможно даже мелкая, берег низкий, но основательно заболоченный.
Реки сливаются в нескольких километрах сзади нас. Вдоль берега реки идёт железнодорожная колея. Как раз на ней и занял позицию Андрей. В двухстах метрах правее колеи — просёлочная дорога. Её перерезает линия наших окопов. Сзади, в двух километрах, разъезд. Оборачиваюсь и пытаюсь разглядеть вагоны с плутонием. Их не видно, скрыты лесом.
— Андрей, по-моему, они уже идут, — слышу в наушниках голос Андрея.
Я присматриваюсь. Вроде бы вдоль дороги вьётся пыль. Опускаю светофильтр-бинокль. Так и есть, что-то движется. Ныряю в машину, пробираюсь на место командира и приникаю к прибору наблюдения. Точно, четыре танка. Идут походной колонной. Определяю расстояние: три тысячи двести. Пора. Возвращаюсь в боевое отделение и ловлю в прицел головной танк. Из-под сидения выдвигаю пульт управления и нажимаю кнопку готовности. А сам смотрю в прицел.
Три тысячи. Рано. Две восемьсот… Две пятьсот. Пора! Левой рукой нащупываю ручку управления, а правой жму кнопку «Пуск». Никакого эффекта. Что за черт?
Смотрю вниз, на пульте горит красный сигнал: ПТУРС к пуску не готов. Я что-то пропустил или не так сделал? Осматриваюсь и лихорадочно вспоминаю порядок подготовки ПТУРСа к пуску. Идиот! Люк не закрыт и заслонку на прицел не опустил. Быстро закрываю люк и нажимаю педаль, опускающую на наружный «глаз» прицела заслонку-светофильтр. Красный сигнал гаснет, и загорается зелёный: «Изделие установлено». Слава Времени! А танки уже в двух километрах.
С грохотом срывается с направляющей и уходит вверх ПТУРС. А, Дьявол! Вояки хреновы! Не могли догадаться обложить бруствер капонира дёрном! И я хорош! Куда смотрел? Хоть бы водой полил. Реактивная струя снаряда подняла тучу пыли, которая не только выдаёт место пуска, но и мешает мне прицелиться, как следует. И так теперь будет при каждом выстреле.
Но делать нечего, ПУРС уже в полёте. Поднимаю заслонку прицела и лёгкими движениями ручки успокаиваю раскачку снаряда. Завожу его влево на головной танк, а сам вслух отсчитываю секунды полёта. Секунда — сто метров. Похоже, что танкисты ещё не заметили опасности. Тем лучше. Пятнадцать секунд, до танка — шестьсот метров. Опускаю ПТУРС к земле, выравниваю и совмещаю огонь двигателя снаряда с силуэтом движущегося танка. Только бы вниз не качнуть! Нет, ПТУРС идёт над землёй ровненько, не раскачиваясь.
Девятнадцать… Есть! Под башней танка вспыхивает взрыв, из люков выбивает пламя и дым. Готов! В наушниках слышу голос Микеле:
— Молодчина, Андрей! Один — ноль!
Но мне не до эмоций. Сбрасываю опустевшую направляющую и устанавливаю второй ПТУРС. Но в этом уже нет необходимости. Оставшиеся три танка разворачиваются и уходят, выстрелив в мою сторону по два раза.
— Мужики! — зову я, — Быстренько, пока есть время, ищите какие-нибудь ёмкости и — бегом за водой. Надо срочно полить бруствер.
Сам я резаком срезаю верхнюю часть пустой канистры и бегу к речке. Следом за мной скачет Микеле с помятым ведром. Андрей тоже нашел пустую канистру. Слава Времени! Хотя меня уже засекли, но хоть эта пыль мне самому мешать не будет. Успели мы вовремя. Только ребята разбежались по своим местам, как снова поднялось облако пыли, и донеслось урчание моторов. Теперь облако расползается вширь. Сморю в прибор. Восемь танков и бронетранспортёры. Они уже развернулись в боевую линию.
На этот раз я пускаю ПТУРС на предельной дистанции, с трёх километров. Как и в предыдущий раз, танкисты его не замечают. Но они знают, где примерно я сижу, и с ходу постреливают в мою сторону.
Двадцать восемь секунд, и ещё один танк сначала вспыхивает ярким пламенем, а потом пускает к небу жирный, черный дым.
Пускаю последний снаряд. На этот раз танкисты засекли и ПТУРС, и место пуска. К ПТУРСу тянутся пулемётные трассы, в мою сторону летят снаряды, танкисты интенсивно маневрируют. Но всё это бесполезно. ПТУРС как привязанный следует за выбранным мной и фактически уже обреченным танком. Взрыв, и ещё один фонтан огня и дыма украшает поле. Три ноль!
Но ПТУРСы у меня кончились. Мой расчет на то, что они, потеряв три машины, отступят, не оправдался. Они словно знают, что у меня больше нет управляемых снарядов, и продолжают двигаться вперёд. Они непрерывно ведут огонь, но я не отвечаю. Мне надо дождаться, когда они подойдут на прицельную дальность моего орудия: тысячу триста метров. Танковые снаряды проносятся надо мной или вздымают столбы земли на недолётах. Не так-то просто попасть, даже с лазерным прицелом, в башенку БМП, которая возвышается над бруствером всего на сорок сантиметров.
Ребята пока молчат и ничем не выдают своего присутствия. Я непрерывно замеряю расстояние до танков. Они приближаются, но стрельба становится менее интенсивной. Так как я молчу, у них могло сложиться впечатление, что они меня накрыли. Пусть тешат себя иллюзиями. Жаль, что здесь только одна БМП, а не взвод с полным комплектом управляемых снарядов. Дальше того места, где они сейчас находятся, эти ребята не прошли бы.
Полторы тысячи. Ловлю на нижнюю марку прицельной сетки крайний справа танк. Он уже идёт не маневрируя. А зря! Тысяча триста. Жму на гашетку. Резкий звук выстрела звонко отдаётся в тесном пространстве машины. Открывается клин-затвор вылетает стартовый заряд и с лязгом падает в сборник. А граната, обозначая себя огнём работающего маршевого двигателя, летит к танку. Есть! Еще один готов!
Вентилятор высасывает из башни едкий пороховой дым, а я уже вновь зарядил орудие кумулятивным выстрелом и ловлю на прицел второй справа танк. Они ещё не врубились, а я снова жму на гашетку. Еще один готов!
Скорее, скорее, пока они не опомнились! Скорострельность орудия на много выше, чем ПТУРСами. Правда, расстояние маловато, они уже совсем рядом. Они маневрируют, ведут по мне интенсивный огонь и прикрываются дымами. Несколько моих выстрелов пропадает даром. Загорается ещё один танк и два бронетранспортера. Но и меня припекает.
Танки сместились влево и оттуда продолжают меня обстреливать. Нет, ребятки, не так-то просто попасть в зарытую в землю БМП.
Мне до них далековато, да и пехота уже на подходе, а у неё есть и гранатомёты. Открываю огонь из пулемёта. Пехота залегла и начинает двигаться перебежками. Но ближе трёхсот метров они подойти не могут. Слева их во фланг «причесывает» Андрей. Один из танков разворачивается и идёт на него, но тут же вспыхивает, пораженный из гранатомёта Микеле.
Оставшиеся танки откатываются назад, но продолжают вести огонь, поддерживая свою пехоту. Что-то он больно смелые? Пехота залегла и постреливает из автоматов и пулемётов. Мы с Андреем не даём ей подняться. Странно, по всем канонам, встретив такое сопротивление, они должны отступить, но эти начинают окапываться. В чем дело? БТРы тоже не рискуют идти вперёд и лишь посылают в нашу сторону длинные крупнокалиберные трассы.
Неожиданно вокруг моей машины вспыхивает несколько разрывов. Вот в чем дело! Пока мы занимались пехотой, подошло ещё шесть танков. Они, правда, не рискуют идти вперёд, опасаются моих ПТУРСов. Остановившись на дистанции около двух тысяч метров, они, медленно перемещаясь, бьют по мне беглым огнём. Снаряды ложатся всё ближе. Отвечать мне им нечем. Они за пределами моей прицельной дальности. Надо менять позицию. Еще пара минут, и они накроют меня.
Перебираюсь на место механика-водителя. Взявшись за штурвал, выжимаю педаль главного фрикциона, чтобы врубить заднюю передачу и выехать из капонира. В ответ слышится жалобный визг. Теперь понятно, почему машина брошена. Неумелый механик-водитель спалил главный фрикцион — один из основных узлов трансмиссии. Машина лишена хода. Жалко машинку, но оставаться в ней — смерти подобно.
Включаю систему термодымопуска. Из выхлопа валит густой дым, который ветром относится влево и прикрывает меня от противника. Я пробираюсь в боевое отделение, вытаскиваю из пулемётного магазина приличный кусок ленты и обматываю его вокруг пояса. Забираю автомат и пулемёт. Вспомнив о «мухах», беру из правого «десанта» две штуки и оставляю машину.
Перебежками, лавируя между разрывами, перебираюсь в окоп. Но и здесь снаряды ложатся весьма густо. Тогда я перебираюсь через бруствер и, прикрываясь дымом, делаю рывок вперёд, метров на сто. Там я занимаю позицию в одной из воронок. А танки продолжают вести огонь по капониру.
Наконец, один из снарядов попадает в несчастную машину. Во мне всё отдаётся болью, словно это в меня попали. А ведь я провоевал-то в ней всего около часа.
Ободрённая гибелью БМП, пехота поднимается и с криками «Ура!» устремляется в атаку. Сзади её нагоняют танки. Но пехота тут же напарывается на меткие очереди и снова начинает топтаться на месте. С танков и БТР по мне и Андрею бьют пулемёты и орудия. Но мы часто меняем позиции и вновь режем пытающуюся подняться пехоту. Они видят, что по ним работают только два, пусть метких, но только два пулемёта. И они перегруппировываются, перебежками, медленно, но верно приближаются к нам. Уцелевшие от первой волны танки, экипажи которых забыли о судьбе своих товарищей, снова выскакивают вперёд и идут на Андрея. Но Микеле далеко их не пускает и останавливает один из них выстрелом из гранатомёта.
Однако те танки, что разбили мою БМП, уже близко. За ними вплотную идут БТРы. Ободрённая пехота весь огонь сосредотачивает на позиции Микеле. Очень надеюсь, что он догадался её сменить после последнего выстрела. Достаётся и нам с Андреем. Теперь уже мне трудно поднять голову. Пули свистят вплотную, густо чмокают в землю. Разрывы снарядов ложатся совсем рядом. Сменив позицию, я успеваю дать не больше двух длинных очередей. Снова приходится прижиматься к земле, выжидать и снова менять позицию.
Пуль в воздухе больше, чем пчел на пасеке в погожий день. Земля от них буквально дымится. Боюсь, что долго мы так не продержимся. Всему есть предел. Я уже потерял чувство времени. Впечатление такое, что бой идёт уже много часов.
Вот один из танков вырывается вперёд и тут же напарывается на гранату Микеле. И снова по его позиции сосредотачивается весь огонь. Пользуясь моментом, перемещаюсь вправо и оттуда длинной очередью укладываю поднявшуюся, было, пехоту.
— Всё, ребята! Дело сделано! — «звучит» в голове голос Магистра, — Домой! Быстро домой!
Это легко сказать, но нелегко сделать. Тем не менее, откуда-то, из глубины поднимается небывалое ликование. Ай да, мы! Втроём полтора часа сдерживали две пехотные и одну танковую роту! Вот что значит, хроноагенты!
— Миша! — кричу я, — Отходи первым, мы тебя прикроем!
Я открываю огонь и боковым зрением замечаю, как Микеле, перебежками добирается до траншеи.
— Я на месте! — докладывает он, — Давайте вы, а я вас от танков прикрою.
— Андрей! — слышу я товарища, — Я прикрываю, ты перебегай, Потом — наоборот.
— Идёт, — соглашаюсь я, — Делай!
С левого фланга длинной очередью бьёт пулемёт, а я, пригибаясь к земле, стремительно перебегаю к воронке, что поближе к траншее. Падаю в неё и открываю огонь. Пулемёт на левом фланге замолкает. Меня начинает «припекать». В это время открывает огонь Андрей. Снова перебегаю. Микеле расстреливает свои последние гранаты по танкам, которые буквально уже нависают над нами.
Последний рывок, и я буду в траншее. Но добежать до неё мне не дают. Справа и слева под ногами поднимаются две пыльные дорожки. Очередь сверлит воздух прямо над головой. Прыгаю в свежую воронку, из которой поднимается желтоватый дымок.
Глава XIV
Вдоль дороги лес густой,
С бабами-ягами,
А в конце дороги той
Плаха с топорами.
В.С.Высоцкий
Тишина после грохота разрывов, свиста пуль, треска очередей и рёва танковых моторов такая вязкая, что её хочется потрогать. Примерно с минуту я обалдело сижу и никак не могу понять, где я. Я точно помню, что прыгал в воронку и готовился открыть огонь.
А теперь я сижу во дворе пятиэтажного кирпичного дома, в детской песочнице, между двумя мальчишками лет пяти-шести. Они, забыв обо всём, смотрят на меня ошалелыми глазами. А у меня глаза, наверное, нисколько не лучше. В руках у меня дымящийся пулемёт с раскалённым стволом, за спиной висит автомат, вокруг пояса — пулемётная лента, словом, есть на что поглазеть. Я сижу и тихо балдею.
Великое Время! Куда подевались танки и наседающая пехота? Почему я здесь, в этой песочнице с мальчишками? Как я сюда попал? Может быть, меня убили, и я в раю, в специальном отделении для отважных воинов, где они своим героическим видом вдохновляют молодёжь? А может быть я успел свихнуться, и у меня глюки? И пока я здесь обалдело гляжу на этих мальчишек, сейчас на меня накатится многотонная махина, и захрустят мои косточки?
Тут мне вспоминается, что когда я прыгал в воронку, из неё поднимался желтоватый дым, и мне хочется заорать, завыть от злости и выпустить в кого-то все оставшиеся патроны. В кого-то? Не в кого-то, я точно знаю, в кого! Достал! Достал, сволочь! Достал-таки Старый Волк! Какой там Волк?! Пёс! Шакал! Попадись ты мне! Да ещё какой издевательский переход подсунул. Это же надо! Из-под танков, из-под огня, да в детскую песочницу! Наверняка, падла, рассчитывал, что я от такого резкого перепада умом тронусь. И ведь верно рассчитал. Едва-едва не тронулся.
Осторожно осматриваюсь. Интересно, кто, кроме этих малышей, обнаружил моё появление здесь? Во дворе пусто. Только у подъезда сидят три старушки и что-то оживлённо обсуждают. Меня они пока не заметили. И хорошо. Появление до зубов вооруженного вояки, наверняка, вызовет панику.
— Дядя! — подаёт голос один из мальчишек, — Вы ведь из телевизера?
— Да-да, мальчик, из него самого, из телевизера, — отвечаю я, а сам смотрю на искатель перехода.
В самом деле, не сидеть же мне в песочнице с пулемётом, держа оборону неизвестно против кого. Луч показывает направление на гаражи, стоящие вдоль забора. Горят цифры «1.5»: сто пятьдесят метров. Хорошо, что не полтора километра. Интересно бы я выглядел, пробираясь днём через оживлённый город.
— А он у вас взаправдашний? — снова спрашивает мальчишка, робко трогая висящий за спиной автомат.
— Взаправдашний, — отвечаю я, понимаясь на ноги.
— Вот, видишь, Витька, а ты говорил, что в телевизере всё понарошку! — торжествует мальчишка и снова спрашивает, — А вы назад, в телевизер пошли?
— Да, мальчик, во вторую серию, — отвечаю я, не оборачиваясь.
Переход оказался между двумя гаражами. Из него я выхожу на опушку редкого леса. Так. Началось. Вот уж, действительно, вторая серия. Прошлый раз мне повезло, я выбрался. Может быть, и на этот раз повезёт? Везёт же дуракам и пьяницам. Хотя, во-первых, я себя ни к тем, ни к другим не причисляю (а выпить сейчас было бы в самый раз!), а во-вторых… Тогда я шёл по спонтанным переходам, а сейчас эти переходы наверняка создаёт для меня и куда-то по ним ведёт Гнусный Пёс.
Присаживаюсь на траву, достаю из кармана пачку сигарет и закуриваю. Попробуем оценить положение, Андрей Николаевич, и поискать выход из него. Выход всегда есть. Только куда?
Собственно, сейчас у меня только два варианта. Первый: послать в Схлопку этого Вшивого Шакала и остаться на месте. То есть, не играть в его игру. Пусть лопнет от злости. Но что это мне даст? Очень сильно я сомневаюсь, что меня быстро найдут. Да и станут ли искать вообще? Кто знает, сколько секунд просуществовал этот переход? Успели его засечь или нет? Может быть, наши считают, что я погиб от разрыва снаряда? Но, допустим на минуту, что переход засекли. Что это даёт? Легче найти иголку в стоге сена, чем человека, затерявшегося в безднах пространства-времени. Меня могли бы неизвестно сколько искать в той песочнице. А ведь я ещё и оттуда ушел по переходу. Значит, процедура поиска усложнилась во много раз. Таким образом, первый вариант категорически отпадает. Сидеть здесь и ждать, пока меня найдут, можно не только до Второго Пришествия, но и в пять раз дольше.
Остаётся второй вариант: двигаться по той системе переходов, которую мне предлагают. То есть, сделать вид, что я принял игру, но, по ходу дела, искать способ взять инициативу в свои руки и навязать свои условия игры. Это, конечно, крайне не просто. Но простые решения бывают только у простых задач. Итак, решено. Я вновь пускаюсь в «хождение по Фазам». Но на это раз, я уверен, что этот путь рано или поздно закончится. Только вот где, и чем? И что ждёт меня на этом пути?
Смотрю на ИП-2. Луч показывает направление на ближайший переход. До него четыре километра с небольшим. Но прежде чем пускаться в путь, полный всевозможных неожиданностей, надо проверить, чем я располагаю.
В пулемётной ленте осталось восемь патронов. Сматываю с пояса ленту, которую я забрал из БМП, присоединяю её к остатку и заправляю в опустевшую коробку. Автоматом и пистолетом я не пользовался. Их боекомплекты в сохранности. Гранаты тоже на месте и, плюс к ним, две «мухи». Огневая мощь у меня серьёзная.
Что ещё? Две пачки сигарет, из которых одна початая. Придётся экономить. Универсальная аптечка с «микродоктором». Пригодится. Чем Время не шутит, пока Схлопка спит.
Это что за пакет? Ого! Я вспоминаю, как Андрей отмахивался, но Магистр силком сунул эти пакеты нам в карманы. Месячный паёк космодесанта. По крайней мере, с голоду не помру. Правда, есть проблема. Чтобы эти микроскопические таблетки и порошки превратились в питательные продукты, нужна вода и, желательно, горячая. Сделать её горячей, нет проблемы. В пакете лежат пластиковые ампулы. Достаточно одну из них сдавить пальцами и бросить в воду, и через минуту получишь литр кипящей воды. Только вот в чем эту процедуру проделывать? Придётся, на первых порах, есть из шлема. А там какой-нибудь сосуд раздобуду.
Ну что, Андрей Николаевич, двинемся в путь. Закидываю ремень пулемёта на плечо и шагаю в направлении, которое показывает луч. Иду речной долиной. Никаких признаков цивилизации, дикая природа. Впрочем, зверей и их следов тоже не видно. Только птицы щебечут и кружатся над головой. Хорошо еще, что здесь лето. Я вспоминаю Фазу Ядерной Зимы, и у меня «холодок бежит за ворот». Впрочем, моя экипировка позволяет мне выдержать любой мороз. Мелтан защищает не только от пуль и осколков, но и от холода. Ботинки на толстой подмётке, с обогревом. Перчатки из синей кожи на взгляд хоть и тонкие, но тоже обогреваются. Так что, я готов к любым превратностям судьбы.
Переход нахожу легко. Между двумя берёзами клубится желтый туман. Перед тем как войти в него, беру автомат на изготовку и снимаю предохранитель. Нет, ничего особенного. Здесь осенний вечер. Я стою у подножья какой-то горы. Тут и там из травы торчат каменные глыбы, почти скалы, частично поросшие мхом. Следующий переход в полутора километрах, по направлению к вершине горы. Закидываю автомат за спину, но через сто метров останавливаюсь как вкопанный.
Возле одного из камней лежит человеческий скелет. Череп его разрублен топором или мечем. Так. Здесь имеют обыкновение рубить головы острыми предметами. Привожу пулемёт в боевое положение, вешаю его на правое плечо и осторожно двигаюсь вперёд, руководствуясь указаниями луча. Когда до перехода остаётся не более ста метров, ухо улавливает шум. Впереди, прямо по моему пути, за камнями слышится какой-то гомон. Похоже, что там люди. Кто они?
Судя по разрубленному черепу, от них можно ждать любых сюрпризов. Вряд ли они встретят меня с хлебом и солью. Это был бы самый неожиданный сюрприз. Лучше всего было бы вообще с ними не встречаться, обойти стороной. Но луч ИП-2 показывает прямо на них. Снимаю пулемёт с предохранителя и вхожу в проход между камнями.
Луч указывает прямо на пещеру. Перед пещерой горит большой костёр, над которым подвешен соразмерный котёл. Вокруг костра сидят человек около пятидесяти и возбуждённо галдят, передавая по кругу глиняные оплетённые бутыли. Одеты они кто во что горазд: кто в шкуры, кто в какие-то дерюжные лохмотья, кто в кожаные куртки и плащи. Общее у них одно: все они обриты наголо. Я даже не вижу у них бровей.
Поодаль лежит человек пять. Они совершенно голые и связаны по рукам и ногам. Все они с ужасом смотрят на костёр и веселящуюся компанию. С другой стороны костра я замечаю кучу костей. Приглядевшись, убеждаюсь, что это кости человеческие. Здорово, Андрей Николаевич! Вы вышли прямо на стоянку каннибалов. Но деваться мне некуда. Луч показывает прямо на пещеру. Надо как-то пробираться туда.
Не тут-то было. Меня уже заметили. Один из пирующих вскакивает и, радостно крича, показывает в мою сторону. Гомон смолкает, каннибалы оборачиваются ко мне, вскакивают и хватаются за оружие. Вооружены они тоже, кто чем. Здесь и луки, и пращи, и топоры, и дротики, и даже несколько примитивных ружей. Они направляются ко мне с явным намерением пополнить своё меню.
Отступаю на пару шагов и даю поверх их голов короткую очередь. Это не производит на них ни малейшего впечатления. Зато в скалу за моей спиной ударяют несколько камней, стрел и две пули.
Ах, так! Положив ствол пулемёта на высокий камень, выпускаю длинную очередь прямо по толпе каннибалов. Вопли, визги, несколько человек падает, но остальные не отказываются от своей затеи. Они разбиваются на группы и пытаются атаковать меня с разных сторон. Ну и наивный народец! Они просто не знают, на что способен пулемёт Калашникова в умелых руках. Группы тают одна за другой. Стреляю, не целясь. С такого расстояния, при такой скорострельности и убойной силе, каждая пуля поражает не менее двух каннибалов.
Последние шесть человек, поняв, что с пулемётом шутки плохи, бросаются ко входу в пещеру, чтобы укрыться там. А вот это меня не устраивает, пещера нужна мне самому. Швыряю им вслед гранату. Всё, путь свободен.
Но сначала я подхожу к пленникам. Они смотрят на меня с не меньшим ужасом, чем на людоедов. При виде обнажаемого резака они в страхе зажмуриваются. Перерезаю их путы и направляюсь в пещеру, переступая через мёртвые тела. В глубине длинного, узкого и извилистого грота мерцает желтый свет. Без малейшего колебания покидаю Мир людоедов.
Темно. Ноги утопают в песке. Сильный ветер валит с ног и прямо в лицо швыряет песок, смешанный со снегом. Опускаю светофильтр и включаю прибор ночного видения. Передо мной безжизненная, гладкая пустыня. Однако холодно. Включаю обогрев и пытаюсь сориентироваться. Переход есть, но до него около семнадцати километров, и идти надо против ветра. Далековато и тяжеловато, но не оставаться же здесь! Через пять с лишним часов добираюсь до перехода. За всё время пути характер местности совершенно не изменился. И никаких признаков жизни.
Выхожу в какой-то степи, поросшей густой коричневой травой. Зеленоватое небо почти сплошь покрыто тучами цвета охры. По-моему, я явно не на Земле. До перехода восемь километров. Присаживаюсь на траву. Надо отдохнуть после тяжелого перехода по пустыне. И есть хочется. Надо бы где-нибудь найти воду. Раз есть трава, должна быть и вода. Хотя, Время его знает, что здесь за вода. Впрочем, у меня в аптечке есть «микродоктор», сделаю анализ. Отдохнув и выкурив сигарету, пускаюсь в путь. Очень скоро нахожу ручей. «Микродоктор» показывает, что вода пригодна для питья. Быстро готовлю обед и, подкрепившись, продолжаю путь.
Километра через два моё внимание привлекает постепенно вырастающее из-за холма, по склону которого я поднимаюсь, коническое образование желтовато-коричневого цвета. Иду и гадаю: что бы это могло быть? Одновременно ухо улавливает не слишком громкие, но многочисленные однообразные звуки. Впечатление такое, что большая толпа быстро-быстро рвёт на мелкие кусочки лоскутки ткани, жуёт их и сплёвывает. На всякий случай снимаю пулемёт с плеча и привожу его к бою.
Поднимаюсь на вершину холма, и моим глазам открывается картина, от которой у меня кровь холодеет в жилах. Прямо передо мной, метрах в трёхстах, высится огромный конус неправильной формы, высотой около пятнадцати метров. А по склону холма снуют и стригут коричневые лопухи желтые муравьи размером с крупную овчарку. Их великое множество, как и должно быть в хорошем муравейнике, и все они заняты делом. Впрочем, не все. Два десятка, растянувшись в цепь, неподвижно стоят по периметру муравьиной стаи. Похоже, что это — охранники.
Меня заметили. Несколько охранников бросились в стаю, а около десятка особей устремилось в мою сторону. Мне это не нравится. Луч искателя показывает направление прямо на эту муравьиную колонию. А в паре километров справа, слева и ещё чуть подальше виднеются такие же конуса. К переходу мне надо добираться как раз между ними.
Охранники уже добрались до стаи. Там происходит интенсивное шевеление, муравьи бросают свои лопухи, разворачиваются «все вдруг» и устремляются в мою сторону. Похоже, что они горят желанием поохотиться на меня. Я — против. Даю длинную очередь, стараясь прежде всего поразить тех охранников, которые первыми бросились ко мне. От муравьев летят клочья, и в их волне образуется брешь. Но она тут же заполняется новыми особями. Впечатление такое, что убийственная пулемётная очередь произвела на них впечатления не больше, чем шлепок ладонью на тучу комаров, решивших полакомиться вашей кровушкой.