Доценко Виктор. След Бешенного

   Пошел Аркан по старым знакомым и с большим трудом разыскал одного бывшего наркомана Леху-Хохла, которому, к огромному удивлению Аркана, удалось завязать с "ширевом". В то время, когда Аркан с ним познакомился, Леха-Хохол "ширялся по-черному", причем довел дозу до такого объема, что для другого она была бы роковой. То есть он был из тех, кого наркоторговцы называли временным клиентом.
   Судьба Лехи-Хохла была трагической: за пару лет до этого он жил в благополучной семье с любящими родителями и безумно обожаемой им младшей сестренкой Галей. И все оборвалось в тот страшный день, когда родители с сестрой отправились на дачу на служебной "Волге" отца, работавшего управляющим строительным трестом. Пьяный водитель самосвала с бетоном врезался в их машину. Родители и их водитель погибли мгновенно, и лишь каким-то чудом или при Божьем вмешательстве, потеряв одну ногу по бедро, другую - по колено, да еще и одну почку, осталась в живых его младшенькая сестренка, которой не исполнилось и пятнадцати.
   Лехе-Хохлу был тогда двадцать один год, и он учился на третьем курсе экономического факультета Харьковского университета. Эта трагедия настолько подкосила Леху, причем не столько, как ни странно, потеря родителей, сколько то, что любимая сестренка стала калекой, что он поначалу запил, потом приобщился к наркотикам. Нет, он не бросил сестру, не отдал ее в детдом, как предлагал собес. Он заботился о ней, обязательно добывал деньги на продукты, чтобы ее кормить. Но все чаще и чаще наркотики брали свое, и он забывал обо всем на свете.
   Сестренка с малых лет обожала своего брата и прощала ему все и во всем оправдывала, обвиняя во всех бедах злую судьбу. Она не обижалась на него даже тогда, когда он по нескольку дней не приходил в себя, оставляя ее голодной. И простила ему даже то, что он, в наркотической горячке, однажды взял и изнасиловал ее. А когда очнулся и увидел ее в крови, а в глазах ни капли упрека, Леха завыл по-звериному и принялся биться головой об стену.
   - Не нужно, Лешенька! Не нужно, милый! - со слезами на глазах умоляла Галина, подставляя свои ладони между его головой и стенкой. - Родной мой, любимый, не терзайся, мне совсем уже не больно!
   Ее слова врезались в его мозг, терзали душу еще больше. Его охватил такой стыд, что он не мог его больше терпеть: вскочив с кровати, Леха бросился вон. Несколько дней он не в силах был показаться на глаза своей любимой сестренке, проклиная себя на чем свет стоит и дав клятву, что бросит наркотики. Наконец, взяв себя в руки, он занял денег, не стал колоться, а накупил всяких вкусностей и отправился к сестренке.
   - Сестренка моя! Галочка! - войдя в дом, весело крикнул он. - Твоя мама пришла, молочка принесла!
   Он вошел в ее комнату, и все пакеты посыпались из его рук: на кровати, с широко раскрытыми глазами, которые, как ему казалось, глядели на него, на белоснежной простыне лежала его любимая сестренка, раскинув в стороны руки со вскрытыми венами. Крови вылилось столько, что она просочилась сквозь пуховый матрац и лужей застыла на полу.
   - Галочка, как ты могла так поступить со мной? - взревел он, падая перед ней на колени и прижимаясь губами к ее уже холодной руке.
   Несколько часов простоял на коленях Леша, что-то шепча ей, словно вымаливая прощение. Потом встал, прикрыл ей глаза и только тогда увидел на тумбочке листок бумаги. Он сразу понял, что это последнее обращение сестры к нему. Леша медленно поднял отяжелевшую руку, взял листок и раскрыл его.
   Любимый мой Лешенька! Представляю, как тебя разозлит мой поступок. Наверняка будешь укорять и винить во всем себя. Нет, родной мой братишка, ты ни в чем не виноват! Запомни: ни в чем! Я сознательно ухожу из жизни, чтобы снять обузу, свалившуюся на тебя по вине пьяной сволочи. Ты молодой, красивый парень, и у тебя вся жизнь еще впереди. Зачем тебе такой обрубок, как я? И не жалей ты меня, пожалуйста! Я же и так была не жилец! Сколько мне осталось бы жить при одной почке и отбитой селезенке? Полгода, год? Я давно все взвесила и решила, но долго собиралась с духом. Ты меня прости, братишка, но я тайком уменьшала твои дозы, а чтобы ты не заметил, подсыпала в порошок сахарную пудру. Сначала, чтобы постараться уберечь тебя от пропасти, а потом стала колоться сама. Как это было здорово! У меня снова появлялись ноги, исчезали все боли, и я даже летала! Не веришь? И зря! Вчера кончился героин и меня немного ломало, сейчас все прошло, и наконец появилось твердое решение освободить тебя, чтобы ты смог жить дальше. Представляю, сколько будет крови... Но прошу тебя выполнить одну мою просьбу. Приготовь меня к похоронам сам: обмой, приодень, наложи косметику. Родной мой, не хочу, чтобы чужие руки прикасались ко мне, чужие глаза видели меня, калеку, мне стыдно... Ты сделаешь это для меня?.. Вот спасибо, дорогой мой Лешенька! Так хочется расцеловать тебя за это! А потому прошу поцеловать меня в губы! Кстати, не вини себя за ТОТ случай! Я тебе благодарна, что ухожу ТУДА взрослой!..
   Прощай, мой любимый брат!
   Вспоминай меня, но без горечи и вины!
   Навсегда твоя Галочка...
   Дочитав ее письмо до конца, Алексей взвыл по-волчьи и проплакал всю ночь. Только теперь он понял, почему его не ломает: сестра, постепенно уменьшая его дозу, предоставила ему шанс избавиться от наркотической зависимости. Сколько же времени она вынашивала это письмо, проникнутое заботой о нем. Даже упомянув о насилии, Галочка, понимая, что это письмо могут прочесть и сотрудники милиции, написала так, чтобы понял только он сам. Рано утром, взяв себя в руки и перестав плакать, Алексей принялся исполнять ее последнюю волю. И только тогда, когда его сестра лежала на чистой кровати, одетая в свое лучшее платье, а лицо ее было так им подкрашено, что казалось, она спит, Леша позвонил в милицию и в "Скорую помощь"...
   Во время похорон у могилы своей сестры Алексей поклялся навсегда завязать с наркотиками...
   Взяв под квартиру, единственную свою ценность, ссуду, он решил заняться мелкой торговлей. Экономические знания пригодились, и вскоре он сумел вернуть ссуду и остаться при этом с прибылью. Пора было открывать свой ларек, но одному это сделать было трудно. Как раз в это время вернулся из зоны его старый приятель Аркан, которому он и предложил поработать вместе.
   Аркану совсем не хотелось работать, но жить-то где-то надо было, и он согласился без каких-либо колебаний. Торговля шла ни шатко ни валко, но кое-какая прибыль, благодаря оборотистости Лехи-Хохла, оставалась, и через пару лет они подумали, что им пора расширяться. Зная всю историю жизни своего партнера, Аркан поначалу щадил его щепетильность и потому сам решал возникающие проблемы с конкурентами: кого запугивал, у кого уничтожал товар, а одного и просто закопал в лесу, задушив петлей из гитарной струны.
   Расширение требовало надежного помощника, а тут, совсем кстати, из колонии, в которой сидел Аркан, вернулся один из тех, кого он пригрел в своем "козлятнике". Семен Коровянко, по кличке Сема-Кара. Тот самый Сема-Кара, который сидел за изнасилование иностранца.
   На зоне вначале его звали Коро, от его фамилии, потом Каро, как бы помоднее, но однажды Аркадий, увидев, как мощный Семен проломил кулаком череп одному "нарушителю распорядка", присвоил ему новую кличку - Кара, которая настолько прилипла к нему, что никто уже и не помнил его фамилии.
   Жизнь Семена Коровянко тоже была не из легких, причем с самого рождения. Его отец, сельский кузнец Никита, один из самых сильных людей в округе, был большим ходоком по женской части и, коли глаз на кого положил, очень уж не любил отказа. Однажды к ним в деревню приехала погостить из города родственница его соседей: семнадцатилетняя длинноногая красавица Валентина. Избалованная донельзя, своенравная, строптивая, самолюбивая, мечтающая выйти замуж за богатого иностранца, в худшем случае за очень богатого начальника.
   И вот такая девица столкнулась с местным кузнецом Никитой, который по каким-то делам был вызван к начальству, а посему одет был в дорогой костюм, да еще и "Волга" его ждала. Увидев перед собой мощного красавца, к тому же, по всему видать, богатенького, Валентина и разомлела. Да и Никите она сразу пришлась по душе.
   - Меня Никитой зовут, а тебя как? - спросил он.
   - Валентиной. - Она смущенно опустила глаза, уже усвоив, как положительно парни реагируют на этот признак застенчивости.
   - Сегодня, когда стемнеет, приходи на берег, к реке! - сказал Никита и, не дожидаясь от нее ответа, сел в "Волгу", которая тут же сорвалась с места.
   Несколько минут постояв неподвижно, находясь под впечатлением от столь удивительной встречи, Валентина наконец пришла в себя и бросилась к своей троюродной сестре.
   - Маша, я тут встретилась с Никитой, не скажешь, что он из себя представляет? - нетерпеливо спросила она.
   - Никита самый богатый у нас мужчина! - ответила та, что действительно соответствовало правде. - Только будь с ним поосторожнее: ходок он! - честно предупредила она, что тоже было истиной правдой.
   Тем не менее Валентина услышала только одно заветное для нее слово: "богатый", да еще и с весомым дополнением - "самый". Как тут устоять, если все ее мечты могут решиться именно здесь, а возможно, и в эту ночь. Самый богатый, да еще к тому же сильный и красавец. Не об этом ли она всегда мечтала?
   С трудом дождавшись назначенного часа, Валентина бросилась на берег. Но Никиты там не было: он просто забыл о ней. А когда вспомнил спустя два часа, идти было поздно, но он на всякий случай все-таки пошел прогуляться. К своему удивлению, он обнаружил Валентину, взбешенную донельзя, она ждала его, сидя на зеленой травке.
   - Господи! Разве можно так долго заставлять ждать девушку? - едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на него с кулаками, воскликнула Валентина.
   У Никиты действительно были золотые руки, и свое мастерство он использовал для покорения сердец. Сделает какое-нибудь удивительной красоты колечко из бронзы или латуни, подарит очередной избраннице, и та уже не в силах ему сопротивляться.
   - Прости, душенька, дела завертели, но в знак примирения прими мой подарок. - Он достал колечко, украшенное изящной розой, и надел его на пальчик пораженной девушке.
   - Золотое? - остолбенело спросила Валентина.
   - Оно дороже золота! - искренне ответил он.
   - В таком случае прощаю! - ответила девушка и сама приникла к его губам.
   Валентина, разгоряченная и хмельная от свалившегося на нее счастья, даже не заметила, как очутилась в стогу сена, совсем раздетая. Мощные руки Никиты ласкали ее мгновенно набухшие соски, а его губы страстно исследовали все ее тело. Не в силах больше сдерживаться, Валентина раздвинула ноги.
   - Ну, давай же, милый! - прошептала она.
   Никиту дважды просить было не нужно, он решительно раздвинул ее бедра еще шире и медленно отправил своего приятеля в ее недра. В какой-то момент девушка томно вскрикнула, и он подумал, что это от страсти, и потому, не желая ее дальше мучить, резко двинул вперед свою вздыбившуюся плоть.
   - А-а-а! - громко застонала Валентина, царапая ногтями его спину.
   - Господи, да у тебя же это в первый раз! - воскликнул удивленный кузнец, растерянно замирая над ней и не зная, как ему поступать дальше.
   - Конечно, ты у меня первый! А ты как думал? - всхлипнула она, но ее уже охватила страсть, а боль куда-то ушла. - Ну, что же ты остановился? выкрикнула Валентина и сама дернулась ему навстречу.
   Удивляясь ее поведению, Никита все еще пребывал в рас-терянности, но его плоть, подталкиваемая девушкой к действию, заставила его отбросить все сомнения и "заняться делом". Эта ночь была настолько упоительной для обоих, что и он и она несколько раз достигали вершины страсти...
   А ранним утром, когда еще не запели деревенские петухи, Никита признался ей в любви и предложил выйти за него замуж.
   - Правда, ты привыкла к городской жизни, но у нас красивые места, у меня есть дом, две коровы, свиньи, куры, своя кузница... Тебе понравится здесь, вот увидишь! - говорил и говорил Никита, лаская ее тело своими грубыми руками и нежно прикасаясь губами к ее губам, плечам, груди...
   - Какие коровы? Какие свиньи? - взвизгнула Валентина, до которой наконец дошло, о чем говорит ее "принц". - Ты чем занимаешься?
   - Я? Работаю кузнецом!
   - Кузнецом? Простым кузнецом? - еще громче крикнула она.
   - Ну почему простым? - обиделся Никита. - Я лучший кузнец в области! - с гордостью добавил он.
   - А чья это была "Волга"?
   - Так начальство за мною посылало, - ответил он, и тут его осенило. - Так ты, выходит, на богатство мое позарилась! - Никита зло рассмеялся. - Вот мое богатство! - Он растопырил перед ней свои огромные мозолистые ладони.
   Никита молча и быстро оделся, хотел так же молча уйти, но остановился, взглянул на нее исподлобья и тихо буркнул:
   - Прокололась ты по своей вине, но я не подонок: захочешь штамп получить в паспорте, приходи...
   В этот же день, устроив истерику родственникам, Валентина вернулась в город и через некоторое время осознала, что капитально залетела и о поисках "принца" придется временно забыть. Боясь остаться навсегда бездетной, она не пошла на аборт, но твердо решила отказаться от младенца. Беременность протекала ровно и без каких-либо осложнений, но живот у нее был таких размеров, что некоторые, не веря докторам, поговаривали о двойняшках.
   Все сомнения разрешились в день родов: мальчик оказался таким огромным, что ей пришлось делать надрезы в промежности, хотя и это мало помогло, потому что голова младенца оказалась очень большой. Валентина кричала так громко (а рожала она ночью), что вся больница не спала. В какой-то момент, желая ускорить и облегчить роды бедной девушке, акушерка с силой обхватила головку младенца и выдернула его на свет. Это насилие не прошло даром для пацана: его голова сильно деформировалась, и акушерка, пытаясь исправить содеянное, стала руками выправлять головку.
   Когда Галине показали шестикилограммового новорожденного, она категорически заявила:
   - Уберите с моих глаз этого урода! Я никогда не хочу его больше видеть!
   Выписавшись из больницы и оставив отказное заявление, Галина навсегда исчезла с пути своего сына, которого назвали Семеном и которому взяли с потолка фамилию - Коровянко. Вполне возможно, потому, что он был вспоен коровьим молоком.
   Деформация черепа у маленького Семы была настолько сильной, что его сочли дебилом, и парнишку стали гонять по спецгруппам для умственно отсталых детей. Когда же он достиг двенадцатилетнего возраста, очередное исследование врачей установило, что его голова постепенно стала нормальной, а он никакой не дебил и не олигофрен и вполне адекватно отвечает на вопросы. Просто у него заторможенное развитие. Его отправили в обычный детский дом. Как известно, новичков мало где нормально принимают в спаянные коллективы, тем более в детских домах, где у детей ярко выражена повышенная возбудимость. Естественно, на него начались наезды.
   А Сема был добрым по природе, и в его мозгу самостоятельно никогда не возникала потребность причинять кому-то вред или боль. Вместе с тем он легко поддавался постороннему влиянию, если начинал испытывать чувства любви или благодарности к кому-нибудь. Когда дети убедились, что новичок не реагирует на любые обиды, щипки, издевательства, им стало скучно и неинтересно продолжать все это, и в конце концов они оставили его в покое.
   С грехом пополам Семену удалось окончить семь классов, после чего его устроили на завод грузчиком. Это уже был восьмипудовый молодой парень с такими кулачищами, что мало кому хотелось даже в шутку задевать его. Он играючи таскал стокилограммовые мешки, без труда перегонял груженый вагон с места на место, и когда пришло время, его с удовольствием взяли в армию, причем в морскую пехоту.
   Попадись на его пути хороший наставник, Семен стал бы отличным солдатом, а то и сержантом, но... судьба свела его с самым наглым солдатом в роте, Курыгиным. Быстро разобравшись в душе Семена, Курыгин приблизил его к себе, стал подкармливать и влюбил в себя настолько, что те, кто пытался осадить наглеца, не раз попадали в больницу после знакомства с мощными кулаками Семена. И поэтому Курыгин наглел все больше и больше, и это добром явно не могло кончиться. Однажды, когда Семен стоял на посту, Курыгину решили устроить "темную". К сожалению, казарма находилась недалеко от того поста, где стоял Семен, и он услышал крик своего покровителя. Бросив пост, Семен устремился на помощь, и когда Курыгин, увидев его, крикнул: "Стреляй!" - он дал очередь из автомата.
   К счастью, он никого не убил, но троих ранил, причем одного настолько тяжело, что того даже комиссовали. Суд, дисбат. Отмучился в дисбате, вернулся дослуживать, и однажды тот же самый Курыгин спровоцировал его на самоволку. Во время этой самоволки они познакомились с одним голландцем, который кормил и поил их, а потом пригласил к себе в номер гостиницы. Вот там-то Курыгин и надоумил Семена:
   - Давай, трахни его, Сема! Они ж без этого жить не могут!
   - Мне кажется, он не захочет, - засомневался Семен.
   - Еще как захочет! Ему просто неудобно знаками показывать это, а сказать по-русски не знает как! Какой же ты неблагодарный, Семен, человек же кормил тебя, поил, а ты?
   - Почему, я благодарный! - возразил Семен и спокойно начал раздевать вяло сопротивлявшегося голландца...
   Вполне возможно, что все бы обошлось без последствий, если бы не нагрянули менты, которым позвонила дежурная по этажу. Ее беспокойство вызвали странные крики бедного голландца. Ничего не понимающего Семена с трудом скрутили аж восемь человек. Если бы он не сопротивлялся, то отделался бы легче, потому что иностранец неожиданно встал на его защиту: ничего, мол, не было и они с Семеном просто так шутили - этот эксцесс мог погубить его карьеру, - однако сломанная рука и пара разбитых ментовских носов обошлись Семе в четыре года общего режима.
   Аркан настолько обрадовался появлению Семы-Кары, что отметил его освобождение по-царски: ресторан, девочки. А после трех дней возлияний и насыщения плоти предложил ему влиться в их команду. Здесь нужно заметить, что у Семы-Кары в голове после специнтернатов, дисбата и зоны остались лишь три извилины: одна отвечала за обильное питание, другая - за сон, а третья руководила его непомерной силой.
   Как было уже сказано, Сема-Кара был удивительно добродушным человеком, но если кого-то полюбил, а полюбить он мог только того, кто обеспечивал его пищей, а уж если еще предоставлял и ложе, да еще и бабу, то его преданность не знала границ: этот человек мог приказать что угодно, хоть убить, - он выполнил бы приказ, даже не задумываясь.
   При появлении Семы-Кары их дела пошли еще успешнее: физически устранив нескольких самых несговорчивых конкурентов и запугав других, они уже владели тремя продовольственными магазинами и одной сауной с люкс-обслуживанием, то есть, кроме массажного кабинета, двух бассейнов и бара, посетители могли заказать девочку любого возраста. С единственным ограничением, как смеялся Аркаша, она не должна весить меньше "хорошего барана", то есть меньше сорока килограммов.
   Все у них шло нормально до тех пор, пока Аркаша не рискнул сунуться в бензиновый бизнес и не приобрел автозаправочную станцию. Не соображая, что эта ниша давно занята и что после приобретения одной автозаправки к нему просто присматривались, а потому и не трогали, Аркан попытался и в этой сфере расшириться и через пару месяцев подал заявку на приобретение второй автозаправки. С этого момента и начались все их несчастья...
   На следующий день после подачи заявки (а было это уже в девяносто девятому году) в его офис заявились трое элегант-но одетых парней, руки которых находились в карманах. Один из них, видимо старший, начал спокойно говорить:
   - Послушай, Аркан, нам было наплевать на то, что ты натворил в зоне: это нас не касается потому, что ты бодался там с москалями, мы тебя не трогали, пока ты не пересекался с нашим бизнесом и как умел решал продовольственную программу, но сейчас ты сунул свой нос в нашу кормушку... - Парень многозначительно замолчал и вопросительно уставился на него.
   - И что дальше? - нагло усмехнулся Аркан, незаметно нажимая кнопку под крышкой стола.
   - Если и дальше хочешь жить спокойно и заниматься своим бизнесом, то ты сейчас же напишешь дарственную на бензозаправочную станцию и выложишь сто пудов зеленых, типа налог за наглость! - не обращая внимания на усмешку Аркадия, ответил старший. - Вот на эти реквизиты... - Он положил перед ним небольшую карточку, покрытую пластиком.
   - А ху-ху не хо-хо?! - громко воскликнул Аркан, что было знаком для его партнеров, и в кабинет из одной двери тут же ворвался Сема-Кара, а из другой Леха-Хохол, и в считанные секунды они расстреляли всю троицу из автоматов. Сема-Кара наклонился над трупами и пошарил в их карманах.
   - Ты посмотри, Аркан: кажный за пистолет держался, даже с предохранителя сняты были... Ну и нюх у тебя, Аркан! - восхищенно воскликнул Сема-Кара, потом добавил: - Как у той ищейки, что была у нас в детдоме: ты только подумаешь, куда бы спрятать косточку, а Жучка уже в том месте вертится и хвостом виляет...
   - Куда этих мертвяков, шеф? - спросил Леха-Хохол, чтобы прервать рассказ Семы-Кары, почувствовав, что от этих воспоминаний Аркана начало корчить.
   - В жопу! - недовольно воскликнул Аркан и подхватил пластиковую карточку со стола. - Кого напугать захотели, щенки! Папу своего нужно было пугать! Чего стоите? Зовите наших, пусть почистят здесь все, а трупы... забыл, что ли, Хохол? Договорись с Зямой из крематория... - сказал он, тем не менее пластиковую карточку на всякий случай спрятал в сейф...
   С Зямой из крематория Аркан познакомился несколько лет назад: обеспечив ему ложное алиби и тем самым избавив от приличного срока, он с тех пор стал пользоваться его "услугами", подкидывая за каждого нелегального "клиента" штуку баксов.
   Через неделю, спокойно и без "шухера" избавившись от назойливых посетителей, Аркан снова попытался приобрести вторую бензозаправочную станцию, выставленную, кстати, на аукцион. На этот раз к нему лично никто не приходил, но в эту же ночь все три его магазина одновременно загорелись, а его бензозаправочную станцию обстреляли из автоматов из двух легковых машин.
   Погибло шестеро сотрудников Аркана, а убыток их фирмы более чем вдвое превысил стоимость конкурсной бензиновой "игрушки". И во всех четырех случаях не оказалось ни одного свидетеля.
   Аркан продолжал раздумывать, пока не попытались взорвать его собственную машину и одновременно машину его заместителя по финансам. Аркан чудом остался в живых, а того, что осталось от заместителя, с трудом набрали на литровую баночку, чтобы было что хоронить. Только после этого Аркан понял, что столкнулся с большей силой, чем мог предположить.
   Вспомнив о пластиковой карточке, он отыскал ее в сейфе и вскоре, выяснив по своим каналам, как связаться с этим человеком, позвонил ему, понимая, что это наверняка подставное лицо, от которого мало что зависит:
   - Иван Степанович? Это Аркан звонит!
   - Какой Аркан? - спросил удивленный голос. - Мы знакомы?
   - Мы - нет! - отрезал он. - Но передайте своим хозяевам, что Аркан хочет поговорить...
   - Я не знаю... право... оставьте ваш телефон, может, мне и удастся найти того, кого вы разыскиваете...
   Звонок раздался через сорок минут.
   - Это Аркан?
   - Да, кто со мной говорит?
   - Не важно, кто говорит, но важно, что скажет! - ответил грубый голос. Тем более что ты сам хотел поговорить со мной! Не так ли?
   - Так... Где? Когда?
   - Нигде и никогда! Ты уже договорился до того, что тебя пора убирать! Но я решил дать тебе еще один шанс: оформишь дарственную на все свои магазины и станцию на те реквизиты, которые ты, на свое счастье, все-таки сохранил, а кроме того, запиши счет... - Он продиктовал. - Записал?
   - Записал, но для чего?
   - Перечислишь на этот счет те самые сто штук баксов, которые не перечислил в тот раз, плюс сто тысяч сверху... Понял за что? Объяснять не надо?
   - Не надо! - сквозь зубы процедил Аркан.
   - Это еще не все... - Голос был спокойным, но волевым, таким, что спорить совсем не хотелось. - На этот же счет перечислишь еще триста штук: по сто за каждого моего человека, убитого тобой... Компенсация семьям...
   - Но где я возьму столько? - завопил Аркан, проклиная себя за то, что сунулся в бензиновые дела.
   - Кроме того, за оставляемую нами тебе в собственность сауну будешь сбрасывать по пять штук в месяц, на этот же счет, - никак не реагируя на его вопль, сказал голос и добавил: - Возразишь еще раз, совсем голым останешься, а то и к своему Зяме отправишься... на последнее свидание!.. Ты все понял?
   - Я все понял!.. - обреченно проговорил Аркан.
   Положив трубку на аппарат, он подумал: "Слава богу, что хоть сауну не тронули, а то действительно голым мог остаться!"
   Но вскоре Аркан понял, что на сауну наложили такой ежемесячный "налог", что она стала работать в "минус". И нужно было срочно от нее избавляться. Пока нашелся покупатель, накопились долги, которые и покрылись деньгами от продажи заведения.
   Подсчитав всю оставшуюся наличность и обнаружив, что у них, учитывая все заначки, а также некоторые мелкие долги, могло набраться не более пяти тысяч долларов, Аркадий предложил побыстрее выбить из должников оставшиеся деньги и "рвать когти" в Москву.
   Вначале его партнеры, а точнее, один из них - Леха-Хохол, не очень воодушевились этой идеей, но когда Аркадий намекнул, что в Москве у него есть очень надежная крыша в лице начальника одного из отделений РУБОПа, Леха-Хохол поднял руки: