Додд Кристина. Темное прошлое

   – И все же…
   – Хотя мне очень интересно, где же ты был прошлой ночью. А впрочем, не обращай внимания, – Тереза рассмеялась и беззаботно махнула рукой. – Не надо ничего объяснять. Мужчины на всю жизнь остаются мальчишками, и если причина твоего отсутствия не слишком благородна, я ничего не хочу об этом знать.
   Уильям оторопел. Она только что обвинила его в том, что он бесполезный пшют, неспособный обеспечить безопасность собственных владений, и к тому же выдала ему разрешение вести себя непорядочно. И как она посмела предположить такое?
   – Я дворянин, – сухо произнес Уильям.
   – Знаю, знаю, дорогой, – улыбнулась в ответ Тереза.
   И только тут до Уильяма дошло, как высокомерно и помпезно прозвучало его заявление. Будь перед ним Саманта, она наверняка бы пренебрежительно фыркнула. Но Тереза столь усиленно льстила его самолюбию, что Уильям задумался вновь: кем же считает его эта женщина? Пугливым, неуверенным в себе человеком, которого необходимо постоянно подбадривать с помощью лести?
   Ну да. Разумеется. Тереза думала так обо всех мужчинах, поэтому она щедро осыпала их лестью, чтобы добиться своего, и притворялась слабее, чем была на самом деле. Он ведь знал это и раньше, и это вовсе не казалось ему чем-то странным. Но теперь, когда Уильям успел пообщаться несколько дней с откровенной и прямолинейной мисс Прендрегаст, лицемерие Терезы казалось ему почти что аморальным.
   – Но что с тобой, дорогой? Ты выглядишь как-то странно, – Тереза пристально вглядывалась в его лицо.
   Уильям усилием воли отогнал от себя действительно очень странные мысли, крутившиеся в его голове.
   – Все твои новости. Я потрясен.
   А может быть, дело было в весьма удачном «ограблении» Свирепого Пашеньки в хоксмутской гостинице. Граф Гаев оказался нелегкой добычей. Он держал Эвана на мушке, пока Уильям не обрушился на него сзади. Но пистолет успел выстрелить, и пуля слегка оцарапала руку Дункану.
   Бедняга Дункан. Прошедшую ночь он запомнит надолго!
   Все вместе они связали Пашеньку и забрали у него множество ценных вещей, в том числе деньги и письма, зашитые в подкладку его дорожного сюртука. Сейчас эти письма на пути к Трокмортону, а граф Гаев, которому хозяин гостиницы наверняка уже помог освободиться от пут, – на пути в Мейтланд. Что ж, пусть прячется там до приезда лорда и леди Фезерстоунбо.
   Уильяму не нужна была снисходительная жалость Терезы. Близился момент, когда он отомстит наконец за смерть Мэри.
   – Итак, мы устраиваем прием, – оглядев огромный холл, Тереза словно невзначай прижала его руку к своей груди с такой откровенностью, что Уильям предпочел считать, будто она и вправду не понимает или не замечает, что делает. – Я так рада, что ты позвал меня, Уильям!
   – Кого же еще я мог позвать, если не лучшую подругу Мэри? Я приказал накрыть нам завтрак на веранде, – сообщил Уильям, подводя леди Маршан к дверям.
   – Ты такой сильный, дорогой, – произнесла Тереза, снова прижимая к себе его руку.
   Уильям высвободился, чтобы пропустить ее вперед. Он улыбнулся, услышав вздох восхищения, который вырвался у графини при виде открывшейся перед ней роскошной панорамы.
   – Это просто потрясающе! – Тереза подошла к каменным перилам и огляделась вокруг. – И как ты только мог уехать отсюда в Индию!
   – Ты ведь знаешь. Младший сын, военный патент. Никакого выбора. – Он тоже смотрел на горы. Этот пейзаж всегда успокаивал его истерзанную душу. – Но знаешь, я заставил себя полюбить горы Кашмира. Только после смерти Мэри я понял, что должен вернуться домой. Не знаю, как я смог бы пережить ее смерть без видов и запахов Сильвермера. Мне просто необходимо это место.
   Тереза накрыла своей маленькой ручкой его огромную ладонь, лежащую на перилах.
   – Прости меня, мой друг. Я ведь могу считать тебя другом, не правда ли?
   – Разумеется, – он всегда думал, что отлично знает Терезу, но сейчас леди Маршан казалась ему чужой и далекой. Уильям подумал, что ему вовсе не стоило приглашать ее сюда.
   – Спасибо, – явно не замечая, что Уильяму не по себе, Тереза продолжала одаривать его своими фальшивыми улыбками. – Мы все очень любили Мэри, и обстоятельства ее смерти были поистине ужасны, но ее нет с нами уже три года. Пора тебе снять свой траур.
   Уильям натянуто улыбнулся. Слова Терезы резали ему слух. Разумеется, она была первой кандидатурой на роль его жены, но ей, пожалуй, следовало бы научиться деликатности.
   Потерев руки, как делают землекопы, прежде чем взяться за лопату, Тереза спросила:
   – Итак, сколько народу мы ожидаем?
   – Я пригласил около тридцати человек.
   – Тридцать? – Тереза удивленно заморгала своими янтарными глазами. – И ты уже пригласил их? Я думала, ты дашь мне просмотреть список и объяснить тебе… – Тут Тереза, видимо, поняла, что переступила некую черту, потому что она замолчала и через несколько секунд добавила: – Ну что ж. Это ведь твой прием. Я уверена, что все, кого ты пригласил, достойны этого приглашения. – Тереза посмотрела на лакея, стоявшего у покрытого белой скатертью стола, и снова улыбнулась своей тщательно рассчитанной улыбкой. – О, Уильям, какая красивая у тебя веранда! Думаю, мне стоит сделать ее своим штабом и именно здесь продумать детали нашего приема.
   – Как пожелаешь, дорогая, – подведя Терезу к столу, Уильям отодвинул для нее стул. – Мои гости приедут с детьми и слугами.
   Тереза застыла, не успев опуститься на стул.
   – Дети? Ты пригласил… детей?
   – Одна из целей этого приема – научить моих дочерей светским манерам и искусству принимать гостей, – это было неправдой, но не рассказывать же Терезе, что он устраивает прием, чтобы заманить сюда лорда и леди Фезерстоунбо возможностью получить ценную информацию, которая якобы обеспечит им безбедную старость.
   – О да! Оригинальная идея, должна признать. Сколько твоей старшей? Восемь?
   – Агнес уже двенадцать – очень трудный возраст.
   – Уже! Боже! Как летит время! Я ведь помню, как родилась Агнес. Счастливое было время. Индия. Ты и Байрон в военной форме. Она так шла вам обоим. Ах, друг мой, мне так не хватает Байрона! – она промокнула уголки глаз шелковым платком. – А как звали того привлекательного военного, твоего помощника? Того, что запятнал офицерскую честь романом с дочерью лорда Баррет-Дервина?
   Уильям отвел глаза. Ну не странно ли устроен мир? Тереза спрашивает о Дункане после того, как он напал на нее прошлой ночью и она одержала над ним верх.
   – Дункан Монро. Он по-прежнему мой друг. Ты увидишь его вскоре.
   – Вот как? – Тереза улыбнулась какой-то странной улыбкой, улыбкой хищной кошки. – Твоя верность дружбе делает тебе честь, Уильям. Я уже говорила тебе, как потряс меня вид, открывающийся с твоей веранды?
   Откинувшись на спинку стула, Уильям набрал полные легкие свежего утреннего воздуха.
   – Я всегда готов услышать это вновь.
   Тереза тоже глубоко вздохнула:
   – А я готова повторять это вечно.
   – Однако некоторые считают иначе. Некоторым вообще не нравится в деревне. Например, одной юной леди по имени мисс Прендрегаст.
   – Неужели! Не могу себе представить, что этот вид может оставить кого-то равнодушным!
   Уильям чуть не рассмеялся, вспомнив о том, что Саманта уверена, будто по местным лесам бродят свирепые голодные волки и медведи. А как осторожно она ступала по траве, словно все время боялась, что кто-то схватит ее за ногу. Он дорого дал бы за то, чтобы увидеть лицо Саманты в тот момент, когда она нашла ужей в своем столе.
   – Почему ты так странно улыбаешься? – вдруг спросила Тереза.
   Уильям взял со стола салфетку и сделал знак лакею.
   – Ничего такого. Я просто очень голоден.
   Он поел в это утро как следует.
   Тереза же клевала, словно птичка, разбавляя трапезу светской беседой. Когда завтрак был закончен, она оперлась локтями на стол и спросила:
   – Итак, начнем планировать стратегию нашего приема?
   Тут внутри дома раздался топот множества ног по лестнице.
   – Что за какофония? – поморщилась Тереза.
   – Это дети. Наверное, наступил перерыв в уроках.
   – Мужчина вроде тебя не должен заниматься такими вещами, – заметила Тереза. – Ты ведь наверняка даже не умеешь составить правильно расписание занятий.
   – А я думал, мне это удалось.
   – И они придерживаются твоего расписания?
   Уильям едва удержался, чтобы не фыркнуть.
   – У нас новая гувернантка, – сообщил он. – Она обладает потрясающей способностью нарушать расписание и при этом держаться так, будто все идет по плану.
   – Удивляюсь тебе, Уильям! – воскликнула Тереза. – Должно быть, это весьма грозная пожилая особа, если она сумела справиться с тобой.
   Испытывая какое-то странное злорадство, о причинах которого ему не хотелось размышлять, Уильям сказал:
   – Ты сейчас познакомишься с мисс Прендрегаст. Она приведет детей сюда поздороваться.
   Одна за другой девочки вышли на веранду. Они слишком оживленно болтали, что заставило Уильяма нахмуриться, но были построены по росту должным образом, одежда их была в порядке, и все они приветливо улыбались. Все, кроме Агнес, которая выглядела так, будто съела только что лимон. Похоже, это выражение лица становилось для нее привычным.
   Уильям поймал себя на том, что совсем перестал понимать свою старшую дочь. А ведь когда-то они были так близки. В какой же момент Агнес перестала садиться к нему на колени и поверять ему свои детские тайны? Он окинул взглядом фигуру девочки. И когда она успела вырасти так, что теперь уже просто не поместится у него на коленях?
   Первой их заметила Кайла. Малышка остановилась, и на лице ее отразилось подобие отчаяния. Эммелин налетела на Кайлу, Генриетта – на Эммелин, и все остановились.
   Тут из-за двери появилась мисс Прендрегаст, хлопнула в ладоши и объявила:
   – Не останавливаемся, девочки! Мы отправляемся на прогулку. Чтобы Мара смогла прорепетировать в окружении гор, где ничто не… – Саманта осеклась, заметив сидящих за столом Уильяма и Терезу. И на секунду лицо ее стало таким же несчастным, как у Кайлы. Но затем черты ее разгладились, она подошла к Кайле, взяла малышку за руку и повела всех детей к столу поздороваться с отцом и его гостьей.
   Мисс Прендрегаст присела в реверансе. Нижняя губа Агнес опять задрожала.
   Что же происходит с девочкой? С каждым днем она становится все более нервной.
   Не сводя глаз с Агнес, Уильям поднялся, чтобы соблюсти светские формальности.
   – Дети, вы, разумеется, помните графиню Маршан?
   – Да, папа, – хором ответили его дочери, синхронно приседая в реверансе. – Здравствуйте, леди Маршан.
   – Здравствуйте, юные леди. – Тереза откинулась на спинку стула и обратилась к Вивьен: – Итак, ты собираешься петь, Мара?
   – Я не Мара, – ответила Вивьен. – Мара вот, – она указала на сестру. – Она поет, как наша мама.
   Губы Терезы болезненно скривились, и она не стала больше рисковать, обращаясь к девочкам по отдельности.
   – Это просто прекрасно. Я уверена, что каждую из вас господь наделил каким-то талантом.
   – Да, леди Маршан, – снова хором ответили девочки.
   – Леди Маршан, – продолжал Уильям, не спеша сесть. – Позвольте представить вам гувернантку моих дочерей, мисс Прендрегаст.
   Саманта снова присела в реверансе.
   – Большая честь для меня, миледи.
   Тереза окинула Саманту оценивающим взглядом и одарила девушку весьма прохладной улыбкой.
   – Вы ведь не совсем обычная гувернантка. Не так ли?
   Саманта не улыбнулась и не нахмурилась, ее лицо не отражало в этот момент вообще ничего.
   – Я – воспитанница леди Бакнел, – сказала она, словно это должно было объяснить все. – Простите нас, но мы вынуждены откланяться. У нас не так много времени, прежде чем мы должны будем вернуться в класс и заняться…
   – Математикой, мисс Прендрегаст, – подсказала ей Генриетта.
   – Математикой, – повторила Саманта.
   Уильям кивнул, давая понять, что все они свободны, и Саманта повела девочек прочь с веранды, в парк и дальше, в сторону гор. Вскоре они скрылись из виду.
   Тереза сидела, сжав руки в кулаки.
   – Предерзкая особа, – заявила она Уильяму.
   – Ты так думаешь? – Слышала бы она мисс Прендрегаст в день ее приезда!
   Словно осознав вдруг, что выглядит сварливой и вздорной, Тереза расслабилась и снова накрыла ладонью его руку.
   – Но в наши дни так сложно найти хорошую прислугу. По крайней мере, она молода и красива. Это должно нравиться детям.
   Ни одному мужчине еще не удалось понять женщин до конца, но даже Уильям, не слишком сведущий в этом вопросе, понимал, что не стоит слишком уж охотно соглашаться с подобными словами, произнесенными одной женщиной в адрес другой.
   – Да, – кивнул он, стараясь казаться безучастным. – Наверное, им это нравится.
   – Но… вид у нее такой болезненный.
   – А мне казалось, что мисс Прендрегаст успела загореть.
   – Да, но все же цвет лица у нее неважный, – с напускным сочувствием произнесла Тереза. – Впрочем, это вполне естественно. Бедняжке приходится много быть с детьми на воздухе. К тому же мисс Прендрегаст всего лишь гувернантка. И вряд ли стоит ожидать от нее, что она будет выглядеть как леди. Интересно, как она добивается такого цвета волос?
   – Так волосы покрашены?
   Тереза рассмеялась:
   – А ты решил, что цвет натуральный?
   – Я не мог понять. – Черт бы побрал Дункана! Он сказал, что мисс Прендрегаст – натуральная блондинка.
   – Любопытно, какого же цвета на самом деле ее волосы, если она считает нужным их красить? Наверное, какого-нибудь ужасного рыжего, который так вульгарно выглядит. Что ж, не все женщины способны справиться с испытаниями, которые посылает им господь, – Тереза покачала головой. – Да и худая она какая-то. Ты как следует кормишь ее, Уильям?
   – В этом можешь не сомневаться, – Уильям улыбнулся, вспомнив, какое количество пищи способна поглотить мисс Прендрегаст. – Она весьма обильно питается за ужином.
   – Она что – ужинает с тобой? – голос Терезы готов был сорваться на визг.
   – Да. Так же, как и дети, – Уильям улыбнулся Терезе. – А сегодня и ты, надеюсь, почтишь нас своим присутствием.
   – Да… конечно, – Тереза вдруг испуганно заморгала. – Ужинать с детьми? Я всегда говорила, что ты настоящий оригинал, дорогой.
   Интересно, что она имеет в виду?
   Тереза улыбнулась:
   – Может быть, когда ты в следующий раз станешь нанимать гувернантку, мне лучше помочь тебе?
   – Благодарю тебя, Тереза, но мисс Прендрегаст обещала остаться с нами не менее чем на год. И я знаю, что могу на нее положиться, – он поднес к губам руку графини. – Подожди, ты скоро узнаешь ее поближе и поймешь, о чем я.
   – Жду этого с нетерпением, дорогой. Жду с нетерпением.

* * *

   Руперт, граф Фезерстоунбо, ворчал по поводу старого экипажа, дорожной пыли и медленных лошадей до тех пор, пока не довел Валду, леди Фезерстоунбо, до такого состояния, что миледи готова была сорваться на крик. Хотя кричать было совсем не в ее стиле. Сдержавшись, она повернулась к мужу, пытаясь испепелить его взглядом.
   – Может быть, тебе лучше было поехать поездом, дорогой?
   – Это имело бы смысл!
   – Имело бы смысл сделать именно то, чего ожидают от нас в Министерстве иностранных дел? Лишь бы ты мог путешествовать с комфортом? Я слышала разговор этих людей, Руперт! Они идут по нашему следу!
   – Пфф, – граф махнул рукой. – С чего бы, после стольких лет?
   – Потому что до сих пор нам несказанно везло. Это должно было когда-нибудь случиться, – добавила Валда устало и печально.
   – Эта карета растрясет все мои кости, дороги в таком ужасном состоянии! – снова затянул свое Руперт. – Яма на яме. Когда я буду в следующий раз разговаривать с премьер-министром, непременно доведу до его сведения…
   – В следующий раз ты будешь разговаривать с премьер-министром лишь в том случае, если он решит лично зачитать тебе приговор! Нас хотят посадить в тюрьму, Руперт! Нас хотят убить! – она говорила слишком быстро, пытаясь силой собственной воли убедить Руперта. Но с ним это никогда не получалось, поэтому Валда замедлила темп и отчетливо произнесла: – А если нас не убьют англичане, это сделают русские.
   – Ну, дорогая, ты преувеличиваешь, – граф похлопал графиню по затянутой в перчатку руке. – У тебя, должно быть, снова случились эти твои приливы? Леди твоего возраста склонны к депрессиям.
   Ярость охватила Валду, но она постаралась не подать виду.
   – Я не страдаю ни от какой депрессии! Я просто слышала разговор в гостиной юного Трокмортона. Наша карьера закончена. Но я думала об этом моменте с самого начала. Мы покинем Англию, и если все сложится хорошо – а все должно сложиться хорошо, – меньше чем через месяц мы будем жить под вымышленными именами в собственном палаццо в Италии.
   – Могла бы придумать что-нибудь получше. Я не люблю жить у моря! – сложив на груди руки, граф скорчил пренебрежительную гримасу. – К тому же это сейчас не модно.
   Тяжело вздохнув, Валда подумала о том, что, возможно, хорошая истерика с громкими криками все же вполне в ее стиле.

12.

   Легкое поскребывание по двери заставило Саманту поднять голову от плана урока, который она составляла. Кто это в такой час? За окнами стояла тьма, пылавший в камине огонь не мог вполне справиться с прохладой горного вечера, и поэтому Саманта писала, лежа на кровати и укрывшись пледом. Ее белая ночная рубашка из тонкого хлопка была застегнута на все пуговицы, белокурые волосы заплетены в косу, и так не хотелось вылезать из теплой постели, чтобы впустить непрошеного ночного посетителя. Поэтому она крикнула не слишком дружелюбным тоном:
   – Кто там? Заходите, если уж вам так надо.
   Последовала долгая пауза, затем дверь медленно приоткрылась.
   На пороге стояла Агнес, напоминавшая сейчас уменьшенную копию Саманты – точно такая же застегнутая на все пуговицы рубашка, босые ступни, заплетенные в косу волосы. Девочка дрожала всем телом, в больших глазах ее застыл ужас.
   Саманта тут же вскочила с кровати и, уже стоя на ледяном полу, остановилась, засомневавшись, стоит ли ей подбежать к девочке, которая выглядела так, словно вот-вот упадет, или все же подождать, пока Агнес войдет в комнату и подойдет к ней. В конце концов она сняла с плеч шаль и протянула ее Агнес.
   – Иди, согрейся, дорогая, и расскажи, что привело тебя сюда.
   Лицо Агнес перекосила гримаса, она бросилась к гувернантке и разрыдалась у нее на груди, словно Саманта была ее последней надеждой, последним прибежищем.
   Саманта откинула волосы с лица Агнес.
   – Что случилось, милая? Что с тобой?
   Агнес не переставала рыдать.
   – Это… ужасно… Это так… больно. Я не знаю… кому рассказать. Я умираю.
   – Умираешь? – испуганно переспросила Саманта. – Почему ты решила, что умираешь?
   – Потому что я… потому что у меня… – Агнес крепче прижалась к Саманте. – Это так отвратительно!
   Смутные подозрения зашевелились в голове Саманты.
   – Ты умираешь и это отвратительно?
   – Я… я… – продолжала рыдать Агнес, не в силах заставить себя произнести вслух то, что ее беспокоило. Да и зачем ей это делать? Неужели никто не мог объяснить ей все раньше?
   – У тебя идет кровь?
   Агнес посмотрела на нее изумленными глазами. Личико девочки распухло от слез.
   – Откуда вы знаете?
   Саманта подавила в себе возмущение по поводу того, что никто не подготовил Агнес к этому событию в ее жизни, и спокойно произнесла:
   – Потому что так бывает у всех женщин.
   – У всех? – подавив рыдания, переспросила Агнес.
   – У всех.
   – И часто?
   – Каждый месяц.
   Агнес задумалась на секунду, затем снова разразилась потоком слез.
   – Но это же ужасно! – рыдала она.
   – Да, ты права, – вынуждена была согласиться с нею Саманта.
   К тому времени, когда ей удалось успокоить девочку, объяснить ей все необходимые факты и помочь справиться с возникшей проблемой, она успела разозлиться еще больше, но вместе с тем ей стало понятно многое в поведении Агнес. Неудивительно, что девочка была такой агрессивной и легко возбудимой, – приблизившись к порогу взросления, бедняжка оказалась один на один со своими страхами, со своими противоречивыми чувствами и порывами, и никто в доме не счел нужным объяснить ей, что происходит с ее собственным телом.
   – Можно мне лечь спать с вами? – тонким жалобным голосом попросила Агнес.
   «Все дети отправляются в постель ровно в девять. Никаких исключений», – вспомнились Саманте слова полковника. К черту мистера Грегори! Этот человек считает себя непогрешимым, а посмотрите только, до чего он довел собственного ребенка своим невежеством и самоуверенностью! Поднимая одеяло, Саманта сказала:
   – Ну конечно, ты можешь лечь со мной. Мы ведь обе теперь взрослые девочки.
   Агнес быстро забралась в постель.
   – Спасибо, мисс Прендрегаст. Мне очень не хочется возвращаться в ту постель, – она вдруг вздрогнула. – Но утром всем станет известно…
   – И что с того? – успокоила ее Саманта. – Горничные ведь тоже женщины. И будут рады пополнению в своих рядах. Знаешь, все не так уж плохо. Ведь именно благодаря этому ты сможешь однажды прижать к груди собственного ребенка.
   – Тогда это могло бы подождать до моего замужества, – перед Самантой снова была прежняя, язвительная и дерзкая Агнес.
   Саманта едва сдержала улыбку.
   – В любом случае пора поговорить о том, как лучше поднять твои волосы в высокую прическу.
   Агнес села на кровати и обвила руками колени.
   – И я буду носить длинные юбки?
   – Это только когда тебе исполнится пятнадцать. И знаешь, что я тебе скажу. Длинные юбки смотрятся красиво, но они так путаются под ногами! К тому же, представь себе, как неудобно в длинной юбке забираться на дерево!
   – Я спокойно могу долезть до этого окна, держа в руке коробку с ужами, – похвасталась Агнес.
   – О да, я знаю. Но попробуй только проделать это вновь – я обязательно отомщу, – заверила ее Саманта.
   – Я знаю, – кивнула Агнес, и на губах ее заиграла шаловливая улыбка. – Но можно ведь залезть и в спальню госпожи Маршан.
   При мысли об этом сердце Саманты почему-то вдруг радостно подпрыгнуло в груди. Но она не преминула нахмуриться, как подобает в таких случаях истинной гувернантке.
   – Это совершенно недопустимо!
   – Она хочет выйти замуж за папу, – пожаловалась Агнес.
   – Ты не можешь знать этого наверняка, – возразила Саманта.
   Во взгляде Агнес блеснула ненависть.
   – Вы что, не видели ее за обедом? Она же смотрит на папу, как паук на муху!
   Сравнение было очень смешным, но Саманте почему-то вовсе не хотелось смеяться, и это было плохо, очень плохо!
   – Думаю, твой папа вполне способен защитить себя сам.
   – И она сидела за столом на вашем месте!
   Странно, что Агнес заметила это. Саманте и самой не понравилось, что ей приходится теперь сидеть среди детей и она как бы отрезана от взрослых разговоров, в которых отсутствовала теперь тема образования, зато их можно было по праву считать светской беседой. Впрочем, вела эту беседу практически одна госпожа Маршан. Полковник Грегори в основном кивал со смущенной улыбкой.
   – Но это вовсе не мое место, – тем не менее возразила она Агнес. – Леди Маршан исполняет в данный момент роль хозяйки дома по просьбе вашего отца. А хозяйка всегда сидит во главе стола.
   Агнес скрестила руки на груди и опустила голову.
   – Она хочет стать не просто хозяйкой приема, ей надо куда больше.
   Как бы сильно ни хотелось Саманте согласиться с Агнес, надо было помнить свое место. И прислушаться к доводам рассудка.
   – Не может же она заставить вашего папу жениться на себе насильно.
   – Но мне кажется, он сам хочет. По-моему, она ему нравится.
   – Тогда и вы должны радоваться за него. Не может же он всю жизнь оплакивать смерть вашей матушки.
   – Я знаю. И даже не хочу, чтобы так было, – Агнес прикусила губу. – Я отлично помню мамочку. И Вивьен тоже. Нам не надо другой мамы. Но нашим сестрам нужна женщина, которая… которую можно было бы назвать мамой.
   Доводы Агнес были доводами взрослого мудрого человека. И от этого Саманте вдруг захотелось плакать.
   – Но только не леди Маршан, – твердо сказала девочка. – Она не любит нас. Меня и моих сестер. И вы тоже поняли это.
   Не подумав, Саманта выпалила:
   – Лучше бы вы не были девочками. Она видит, что под носом будут расти шесть соперниц. – Саманта осеклась. Как можно было забыть, что Агнес вовсе не ее подруга? Да и возраст разделяет их.
   – Она не может считать нас соперницами. Она старая, – Агнес обхватила руками голову. – А где ваша мама?
   – На небесах.
   – Вместе с моей. Как вы думаете, они там дружат?
   Леди и подметальщица улиц? Саманте почему-то так не казалось.
   – Возможно, – сказала она.
   – Я проснулась однажды утром, и мне сказали, что мама умерла, – на наволочку капнула слезинка, которую тут же стерла Агнес. – А как умерла ваша мама?
   – Она заболела, и у нас не было достаточно пищи, вот она и умерла, – на покрытом тряпками холодном полу, прижимая к себе семилетнюю Саманту.
   – Как это ужасно!
   – Да. Это было ужасно. Моя мама была доброй женщиной и хотела, чтобы я стала такой, как она. Доброй, честной и работящей. Но… – Саманта прервала себя. Вовсе не стоило открывать свое прошлое несчастной плачущей Агнес.