В мозгу, в душе, в центре вселенной, в физическом теле, внутри своего сознания? Любое слово выделяет, отграничивает какой-то объект. И если я называю что-то, то, тем самым, ставлю границу между этим объектом и тем, что этим объектом не является.
   Вспомним нашего друга, товарища и брата Кощея Бессмертного. Куда он спрятал свою жизнь? В иглу, иглу в яичко, яичко в утку, утку в зайца, зайца в шкатулку, шкатулка подвешена на дереве, дерево находится на острове в море-океане. Он окружил собственное Я такими границами, что, казалось, достичь его было невозможно. Но именно потому, что к любой границе есть ключик, известные персонажи добрались до его жизни.
   Что останется, если убрать, сбросить все границы? Представим, что мы раскрываем все оболочки, как матрешки, и доходим до последней. Что внутри нее? Пустота. Но эта пустота является основой всей жизни. Оболочки, в которые мы себя одели, случайны, эфемерны и взаимозаменяемы. Но то, что находится внутри — нетленно и неприкосновенно. Все мои внешние и внутренние обозначения — это только упаковки моего вечного, глубинного, беспредельного Я.
   Подытожить приведенные рассуждения можно классическим высказыванием.
   Есть нечто бесформенное, прежде неба и земли существующее, беззвучное, бескачественное, ни от чего независящее, неизменное, всепроникающее, неизбывное. Его можно назвать матерью всего, что существует под небом. Истинного имени его мы не знаем.
   Это определение, принадлежащее классику даосизма Лао-Цзы, достаточно наглядно и убедительно, хотя оно и состоит из слов. Мы не можем назвать то, что неназываемо. Мы не можем употребить ни одно понятие, ни одно определение, тем самым не поставив очередную границу.
   Упаковки, оболочки легко обнаруживаются, а то, что находится внутри них, выскальзывает как мыло. Едва мы попытаемся это обозначить, оно тотчас улетучивается. Нельзя познать то, что непознаваемо. Возможный выход — это отделаться безобидной шуткой.
   Поэтому назовем это СИМОРОН. Безобидно. И ничего не значит, ничего не определяет. Вы можете назвать его Петя Рыбкин, или матрос Васькин, или Моськин кот, зная прекрасно, что это все ярлыки, за которыми не стоит ничего. Ибо мои внешние и внутренние обозначения — это границы, это оболочки, это упаковки того Симорона, о котором мы сейчас говорили. В дальнейшем мы иногда будем называть Симорон — Степанычем, подчеркивая наш шутливый, игровой подход. Ну как можно поклоняться какому-то Степанычу?!

ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПРАВ

   Чтобы оказаться в нигде и взойти на этот трон бесконечной свободы и счастья, достаточно убрать то единственное пространство, которое еще остается, то есть то, где вы видите меня и себя самого. Что и пытаются сделать мои подопечные. Но шансов у них мало, и через какое-то время им приходится повторять унылый круг существования. Так почему бы вам не оказаться в «нигде» при жизни… Вы, наверно, любите метафоры — так вот, это то же самое, что взять и выписаться из дома умалишенных.
Барон Юнгерн, Командующий Особым Полком Тибетских Казаков.


   — Ничего не поделаешь — возразил Кот. — Все мы здесь не в своем уме — и ты, и я!
   — Откуда вы знаете, что я не в своем уме? — спросила Алиса.
   — Конечно, не в своем — ответил Кот. — Иначе как бы ты здесь оказалась?
Л. Кэрролл. «Приключения Алисы в Стране Чудес».

   Теперь мы можем ответить на вопрос об утере природных прав. Они теряются в самозащите, в утверждении своих оболочек, начиная от самой дальней и заканчивая самой ближней. Как только я говорю, что это — мое, а то — чужое, то немедленно возникает оболочка. Закрывается глубинное Я, которому и принадлежит все. Отсюда напрашивается простой вывод — для восстановления своих прав достаточно освободиться от системы упаковок.
   Упаковки, оболочки, любые законы, любые правила, все, придуманное человеком, — это просто попытка обозначить как-то границы. И они работают в пределах тех игр, которые я признаю действующими. Но за пределами этих игр они не работают. И тогда находится Ньютон, устанавливающий законы. Затем Эйнштейн развивает идеи Ньютона, а вслед за Эйнштейном кто-нибудь уточнит идеи Эйнштейна. И так границы раздвигаются все время, и этот процесс бесконечен.
   Разбив клювом дверцу, птица вылетела из клетки, думая, что освободилась. Она не видит, что находится вместе с прежней клеткой в клетке большего размера, а та в следующей клетке, и так до бесконечности. Аналогично, мы, постигая те или иные законы, натыкаемся клювом на очередную дверцу, которую надо открыть. Смысл нашего освобождения не в том, чтобы дверцы снимать, а в том, чтобы заглянуть туда, где создаются все дверцы и все клетки. Тогда и дверцами заниматься не надо будет, тогда окажется, что мы изначально свободны, но не умеем этой свободой пользоваться. Если мы заглянем в себя, то найдем там Симорон, найдем могущественную искорку творения, которая создала нас и все остальное. Чем отличается мой персональный Симорон от вашего? Есть ли у него индивидуальные черты?
   Когда-то до революции был вертеп. Кукловод выходил на площадь, в одной руке у него была кукла Петрушка, а в другой — жандарм или царь. Они выясняли отношения. Но, в принципе, их отношения были отношениями кукол. Кукловод — Симорон, куклы — упаковки, матрешки. Я добрался до серединки, до своего истинного Я (Симорона), одного Я на всех. Это Я неизмеримо глубже, чем то, что мы называем личностью, которая состоит из физического тела, ощущений, эмоций, мыслей, прошлого опыта. Это Я разлито по личностям, сосудам, упаковкам. Каждый объект в мире — тот же Симорон, запечатанный в другие сосуды, в другие матрешки.
   Есть одна старая притча. Слепые наткнулись на слона. Один взялся за хобот и решил, что это змея, другой прислонился к боку и подумал, что это стена, третий прислонился к ноге и принял ее за колонну. Каждый из них отстаивал собственную позицию. Предположим, что каждый отстаивал бы ее до конца и собрал бы единомышленников. Образовались бы государство хоботистов, нация ножистов. Они пошли бы друг на друга войной и уничтожали бы друг друга. Примерно так, как в путешествии Гулливера лилипуты дрались с соседями по поводу того, что одни разбивали яйцо с острой стороны, а другие с тупой, и столетиями проливали кровь на этой почве. Все наши сражения — битвы этих слепых. Но, к сожалению, в подобных сражениях мы теряем всю жизнь. Когда я отстаиваю свои принципы, я сражаюсь с собой.
   Если я вижу сражение упаковок и всерьез сочувствую одной из них, то становлюсь соучастником этой баталии и утрачиваю связь с Симороном. Так я теряю природные права в бессмысленном укреплении своих границ. Упаковки условны и действуют только в режиме моей поддержки. Стоит мне лишить их этой поддержки, т.е. перестать подпитывать их своими мыслями, желаниями, и они тут же слетают с меня как шелуха.

ИЛЛЮЗОРНОСТЬ МИРА. СИМОРОН — ТЕАТР АБСУРДА

   Реальность воображаема, а воображаемое — реально!
В. Соло. «Начало магии».


   Мир, где мы живем — просто коллективная визуализация, делать которую нас обучают с рождения. Собственно говоря, это то единственное, что одно поколение передает другому.
В. Пелевин. «Чапаев и Пустота».

   Мы выяснили, что Симорон запрятан в систему упаковок, которые имеют названия и составляют модель мира (ср. «описание мира» у К. Кастанеды). Эта модель мира есть иллюзия, которую личность воспринимает как реальность, оживляя ее своим воображением.
   Приведем известную метафору из индийской философии. Возьмем светящуюся точку, маленький горящий уголек. Это — начало мира, это — Симорон. Она не имеет ни длины, ни толщины, ни глубины, ее нельзя взвесить. Посмотрим, что будет происходить, когда эта точка начинает расти. Как она может расти, если в мире есть одна эта точка и ничего больше? Единственным образом — если она будет повторять саму себя. Прикладывая точку к самой себе, мы получим светящуюся линию, светящийся луч. Обратите внимание — он иллюзорен, он так же неизмерим, как неизмерима породившая его точка. Начните раскручивать эту линию. Вы увидите светящийся круг. Он иллюзорен, он нереален, однако мы его видим. Из круга получается светящийся шар, объем, которого в реальности не существует, а существует только породившая его светящаяся точка. Если мы вытянем из этого шара лучики и будем их вращать, то получим то, в чем существуем, в чем живем — мы получим мир.
   Он голографичен, иллюзорен. Почему мы этого не видим? Да потому, что сами как личности являемся голограммами. Голограмма голограмму видит издалека! Итак, мы имеем дело с многократным воспроизведением Симороном самого себя — основным принципом миростроительства.
   Можно ли всерьез относиться к набору упаковок, матрешек? Система Симорон также является упаковкой или, лучше сказать, театром. Этот театр учитывает собственную иллюзорность. Поэтому он комедийный, шутовской, театр абсурда, в отличие от драматических театров, в которые так любит играть человечество. Основой симоронского искусства является улыбка, чувство юмора. Не принимать всерьез свою проблему — это способ выхода из нее. Если я улыбнусь, увидев себя в цепях, — цепи ослабнут, если буду продолжать улыбаться — они совсем спадут. Иногда хохот на симоронском семинаре можно услышать за несколько кварталов. Обучение на семинаре больше напоминает непринужденную детскую игру (в волшебников), чем привычный академический процесс.

ОСНОВНАЯ МЕТАФОРА СИСТЕМЫ СИМОРОН

   Я был вчера в огромном городе,
   Где совершенно нет людей.
   И в каждом доме вместо окон
   Я видел только зеркала.
 
   Когда я просто улыбался,
   То улыбался мне весь город.
   И если я кивал кому-то,
   То все кивали мне в ответ.
 
   Иногда казалось мне, что город жив,
   И что вокруг миллион людей.
   И вновь, и вновь не мог поверить я, что я один,
   И что вокруг лишь зеркала.
А. Макаревич «Хрустальный город».

   Мы достаточно подготовили читателя, чтобы привести базовую метафору системы Симорон. Все симоронские приемы и техники предназначены для того, чтобы как можно глубже осознать эту метафору.
   Представьте себе планетарий. В центре планетария находится шар с дырочками, внутри которого расположена яркая лампа. Когда лампа включается, из всех дырочек наружу пробиваются лучики света, которые на темном куполе планетария превращаются в светящиеся точки, изображающие звездное небо. Мы имеем полиэкранную систему: внутри шара расположен источник света — Симорон; шар — как первый экран на пути этого света; купол планетария является вторым экраном на пути света. Источником является лампа. Выключите лампу — погаснет первый экран, исчезнет и второй. Включите лампу — оживут все экраны.
   Симоронисты считают, что эта модель в точности соответствует процессу, в который мы вовлечены от рождения. Сила, выпустившая меня (или любой объект мироздания) в жизнь, находится не вне меня, а — внутри. Этот источник света и называется Симороном. Вокруг него — шар, в этом качестве выступает моя личность. Если я пропускаю излучение, которое меня выпустило в мир, дальше, то вне меня будет выписано мое продолжение. Этим продолжением является весь видимый, проявленный мир. Такой аналог звездного неба называется вторым экраном. Каждый человек, растение, животное, камень, каждый предмет видимого мира является моей проекцией, укрупненным продолжением меня самого. В тот момент, когда я бросаю взгляд на какой-то предмет, я выпускаю луч и выписываю вне себя свое продолжение, соответствующее дырочке, сквозь которую я выпустил этот луч. Дырочки разной формы, соответственно, и проекции разные.
   Итак, включилась внутренняя лампа. Она начинает освещать, транслировать животворящее излучение. Вообразите, что в тот момент, когда вы родились на белый свет, вас поместили в барокамеру, и вы ни с чем не познакомились. И до сего дня вы бы пребывали в абсолютной пустоте и полагали, что в мире существуете лишь вы, потому что другой информации у вас бы не было. Если вы сейчас закроете глаза, уши, ноздри, выключите накопленный личный опыт, то сможете почувствовать, что в мире присутствуете только вы, присутствует начало, выпустившее вас в жизнь — Симорон.
   На пути излучения возникает первый экран — шар-личность, дальше которого лучи могут и не пройти. В шаре дырочки — это каналы жизненных устремлений личности, ее чаяний, замыслов, планов. Первый экран — это первый слой оболочек, в которые запакован Симорон: это я со всей психофизической начинкой, мое тело, инстинкты, ощущения, эмоции, мысли.
   Вторым экраном будет то, что находится за пределами первого: внешняя среда, внешний по отношению к личности мир. Многообразные объекты второго экрана расположены кто ближе к первому экрану, кто дальше, — однородными слоями, и таких слоев будет три.
   Прежде всего, это — личностное окружение: мои вещи, предметы обихода, мой огород, домашние растения и животные, окружающие меня люди, родственники, друзья, те, с которыми я в постоянном контакте. Я их узнаю, они меня узнают.
   Далее располагается окололичностное окружение — все, что попадает в поле моего непосредственного восприятия, но не является моей собственностью. Это предметы, помещения, растения, животные, люди, временно оказавшиеся в поле моего зрения. Все, что временно примыкает к моему личностному окружению, а потом уходит из него, мы называем окололичностным окружением. Когда мы движемся по улице, путешествуем, куда-то переходим, мы входим в контакт с окололичностным окружением. Оно более скоротечно, более кратковременно, чем личностное окружение.
   Последний слой второго экрана — дальнее окружение. Это — комплекс объектов второго экрана, с которым я практически не пересекаюсь, но знаю о его существовании. Я никогда не был в Амстердаме или на Бетельгейзе, но я знаю об их существовании.
   Таким образом, мы разделили упаковки Симорона на четыре слоя: личность, личностное окружение, окололичностное окружение и дальнее окружение.

ВЫВОДЫ ИЗ МОДЕЛИ ПЛАНЕТАРИЯ

   — Что случилось? … Вы укололи палец?
   — Еще не уколола, — сказала Королева, — но сейчас уколю! А-а-а!
   — Когда вы собираетесь сделать это? — спросила Алиса, с трудом сдерживая смех.
   — Сейчас буду закалывать шаль и уколю, — простонала бедная Королева… острие соскользнуло, и Королева уколола себе палец.
Л. Кэрролл «Алиса в Зазеркалье».

   Рассмотрим, какие выводы следуют из модели планетария. Я испускаю луч творения и тем самым создаю внешнюю среду. Значит, окружающий мир является моим прямым продолжением, моим порождением, он зависит исключительно от меня. Что я излучу, что я создам, то и будет вокруг меня. Я и только я (это может сказать о себе каждый человек) порождаю внешнюю среду, картину на втором экране.
   Симорон или творящее начало, находящееся в каждом из нас и создающее миры, напоминает жонглера, который берет части своей личности и перекидывает из одной руки в другую. Мы перебрасываем природное, творящее Я друг другу, и в результате возникает продуктивный обмен, который способствует утверждению жизни на земле. Если жонглер будет не перебрасывать, а забирать из одной руки в другую, то, в конечном счете, возникнет дисбаланс, и какая-то рука окажется пустой или менее наполненной, чем другая. Наблюдая в частных проявлениях природы катастрофы, аварии, беды, мы видим именно эту картину — из одной руки взято слишком много.
   Если я вместо трансляции животворящей энергии буду забирать ее из мира, из другой руки жонглера, то я пострадаю в большей степени, чем мир. Что произойдет с шаром в модели планетария, если заткнуть все дырочки, ничего не транслировать во вне? Он просто расплавится! Затыкание дырочек — это копание в себе, это желание получить, ничего не дав взамен. В Симороне заинтересованность своей персоной, первым экраном, называется пупосмотрением, то есть заглядыванием себе в область пупа и в запупное пространство. Если я занимаюсь исключительно самосовершенствованием, первым экраном, то на втором экране возникает все больше безобразий. Чем больше я увлекаюсь самоспасением, тем вернее я уничтожаю и себя, и других.
   В рамках модели планетария понятия эгоизма и альтруизма сливаются в одно: мне выгодно транслировать благо, творить добро моим проекциям, в этом — мой «шкурный» интерес.
   Личности напичканы нашим опытом, знанием мира, жизненными устремлениями, мыслями и отличаются друг от друга. Следовательно, первый экран является трафареткой, которая определяет картину на втором экране. Каждый по-своему видит, но только то, что пропускает фильтр первого экрана. Личность представляет существенное отличие от универсальной проекции, которую транслирует Симорон. Симорон один на всех. На каком этапе искажается универсальная информация, которую он дает? На личностном экране.
   Пример такого первоэкранного искажения описан в романе К. Саймака «Обмен разумом». Герой путешествовал по разным мирам, перемещая сознание в черепную коробку инопланетян. Погуляв достаточно много, он возвратился на Землю. Дырочки на его первоэкранном фильтре оказались основательно запечатаны впечатлениями, которые он приобрел в других мирах. Наслаждаясь видом стада, идущего на водопой, он так и не понял, что любуется на стадо крыс.
   Мы сплошь да рядом смотрим на крыс, а видим в них овечек, или наоборот. Вот что представляет собой загрязненный нашим мирским опытом, «знанием», первоэкранный фильтр. И то, чем мы его засоряем, то и увидим на втором экране. Если мой жизненный опыт построен в основном на болевых ощущениях, то я страдаю, я болею. И во внешней среде я увижу ту же картину, которую наблюдаю в себе. Вне себя я буду замечать больных людей, картины разрушения, все, что связано с болевыми ощущениями. Я буду непроизвольно видеть болезни там, где их в помине нет. Если я пострадал оттого, что мне наносили удары, то я буду ожидать повторения этого «удовольствия». И, глядя на других, буду высматривать в них потенциальных бандитов, буду как бы притягивать их.
   У одного симорониста был эпизод в жизни, когда на него напали и сильно избили. Он месяц ходил с железной палкой, завернутой в газету, чтобы никто не заметил. Он ждал следующего нападения. Он вольно или невольно представлял себе, хотел видеть продолжение ситуации, которая на первом экране у него была нарисована.
   Если я засорен страхом, я увижу на втором экране опасность, идущую от других, либо увижу других, которые одержимы опасностью. Хотя, скорее всего, мое воображение само рисует эти картины.
   Итак, я лично ответственен за то, что происходит в поле моего зрения. И если вне меня картинка не соответствует моим ожиданиям — что-то разрушительное, какая-то беда, несчастье, — то кто это мог сделать, кроме меня? «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива». Поскольку я это сделал, я могу это исправить. Поэтому симоронист, прежде всего, пытается перестать играть в игру под названием «Кто виноват?», в которую играет почти все человечество.

СИМОРОНСКИЕ ПРИНЦИПЫ РАБОТЫ С СИГНАЛАМИ

   — Воин недоступен. Он никогда не стоит посреди дороги, ожидая, пока что-нибудь его пришибет. Он сводит к минимуму возможность возникновения непредвиденных ситуаций. Того, что люди называют случайностями, почти всегда можно легко избежать. Обычно такие вещи происходят с дураками, вся жизнь которых — сплошное разгильдяйство.
   — Но ведь невозможно двадцать четыре часа в сутки думать и жить стратегически, — сказал я. — Представь, например, что кто-то поджидает тебя с мощной винтовкой…
   — Если кто-нибудь будет ждать меня, вооружившись мощной винтовкой с оптическим прицелом, то меня просто там не окажется.
К. Кастанеда. «Отдельная реальность».

   На начальной стадии системы Симорон изучаются простейшие способы коррекции внешней среды как зеркала, отражающего меня — личность. Если я корректирую то, что находится вне меня, то, само собой разумеется, что я исправляю себя. Если я вижу вне себя болезнь, это как бы укрупненное изображение того, что гнездится во мне. Потому что породить болезнь мог только я, протранслировав ее на второй экран, пропустив ее через несовершенную дырочку. Я в себе, быть может, не заметил эту болезнь, так как она едва зарождается. Я еще не знаю, что мне предстоят радости, но я вижу, как кто-то радуется. Стало быть, во мне зарождается радость, и второй экран сообщает об этом.
   Картины на втором экране для меня как для личности являются предупреждающими сигналами о том, что может со мною случиться через некоторое время. Глядя на них, я заблаговременно распознаю, что меня ожидает через минуту, через секунду. Я работаю с картинами на втором экране, порожденными мною, как с предупреждающими сигналами. Это одно из наиболее существенных наблюдений симоронской школы.
   Видя вне себя болезнь, изменяя ее на здоровье, я профилактически работаю с собой, корректирую и меняю себя, устраняю возможность собственного заболевания. Симоронист не занимается своей личностью, он занимается собою исключительно в своих проекциях, в отражении на внешнем экране.
   Сигналы могут быть и положительными, свидетельствующими о том, что я угоден природе, что я гармоничен. Тогда — это сигналы удачи, сигналы поддержки. Что бы я ни делал, мне везет, я вижу вне себя успех, радость. Это значит, что я гармоничен сам, что мои дырочки на внутреннем шаре не забиты пробками, и я через них излучаю природную силу. Это и есть состояние парения. Если сигналы говорят о противоположном, то я себя закрыл, поставил пробки личной заинтересованности, и моя задача заключается в том, чтобы вытащить эти пробки, корректируя вне себя внешнюю среду. Высшее наслаждение для симоронавта — это отсутствие себя полностью и наблюдение себя исключительно во внешних проявлениях. Когда я творю жизнь, у меня не возникает никакой мысли, никакой эмоции или ощущения, потому что я весь распространен вне себя.
* * *
   Если передо мной появилась деструктивная проекция, то я закрыл какие-то дырочки на первом экране. Значит, оставил часть симоронского излучения внутри шара, а на втором экране образовался дефицит этого излучения. Моя задача — протранслировать луч на второй экран и именно той проекции, которая сейчас передо мной. Как это сделать? Я пытаюсь понять, чего не достает моей проекции. Ей не достает того, чего она пытается лишить меня как личности. Какие ценности есть у личности, если убрать второй экран? То есть, если убрать объекты материального мира? В системе Симорон считается, что у личности существует четыре основные ценности: здоровье, смелость или спокойствие, душевный комфорт (эмоциональное равновесие), уверенность(.
   Если я попытаюсь удовлетворить проекцию обычными человеческими способами, то она предъявит мне громадный список объектов второго экрана, которые хочет иметь. А на первом экране список сокращается до четырех позиций. Когда я удовлетворю истинные требования проекции на первом экране, я осуществлю ее запросы и на втором.
   Догадаться, чего от меня хочет проекция, не всегда просто. Вор забрался в квартиру, намеревается унести все мои сбережения. Отдать их ему с легкой душой? Но разве он покушается на них? Нет, на первом экране меня собираются лишить уверенности в себе, в будущем. Собственно в этом нуждается злоумышленник, аккурат это ему и следует вручить. Бюрократ терзает меня из-за отсутствия каких-то бумажек. Чего ему не хватает? Благодушия, спокойствия. Проекция может покушаться сразу на несколько ценностей личности. Попытка изнасилования. Дать на истерзание собственное тело? Но в этом ли потребность насильника? У меня хотят забрать спокойствие, душевный комфорт, уверенность, а, может быть, и здоровье. Если я не удовлетворю свою проекцию, она появится вновь под другой маской.
* * *
   Сформулируем следующий фундаментальный принцип системы Симорон. В любой проекции (даже самой разрушительной) всегда находится элемент созидания, зернышко, из которого можно вырастить могучее дерево. В каждом разрушительном явлении, с которым я сталкиваюсь, можно найти искру надежды, положительный элемент в нем самом, потому что эта искра создана мною, Симороном. Разрушая, я одновременно заложил там искорку возрождения, восстановления. Если я нахожу эту искорку вне себя, я наращиваю её и автоматически включаю в себе прибор трансляции жизненности. В результате я помогу и самому себе.
   В даосском знаке Инь-Янь две рыбки, черная и белая, сплелись друг с другом. В белой рыбке — черный глазик, а в черной рыбке — белый глазик. В каждой бочке меда есть ложка дегтя, и в каждой бочке дегтя есть ложка меда. Симоронист старается найти светлый глазик везде, старается поддержать в своих проекциях самое лучшее, что в них есть, утверждает, укрепляет их природную силу.