Страница:
Теперь характер стонов Лялечки изменился. Родителей она моментально канонизировала и, забыв о том, как самозабвенно жаловалась на них, стала без конца рассказывать про маму и папу, вздыхая и повторяя при этом:
– Да уж, вот кто меня бы никогда в обиду не дал! Милые, любимые, ну почему они этот свет покинули?
Я, честно говоря, не очень верила Белкиной. Точнее, не то чтобы не верила, нет, Оля искренне убивается по рано ушедшим на тот свет Анне Семеновне и Григорию Павловичу. Просто Белкина человек, полностью оправдывающий пословицу «что имеем, не храним, потерявши – плачем». А еще ей постоянно требуется повод, для того чтобы напоминать окружающим: она, Лялечка Белкина, очень несчастна, ее следует постоянно жалеть. Ну согласитесь, что звание сироты вызывает у многих людей желание посочувствовать человеку. Оля не умеет быть счастливой. Привычнее всего она ощущает себя, заливаясь слезами и издавая стоны.
Выйдя замуж за Гену, Лялячка получила новый повод для страданий. Теперь она оказалась глубоко несчастной женой, горе выливалось из нее потоком. Гена мало зарабатывает, Ляля голодает. Естественно, это было неправдой. Генка приносит в дом нормальные деньги, но, сколько бы он ни притащил в клювике, его женушка морщила нос и бормотала:
– Мало, надо больше.
Гениальная фраза! Если Генка сидит дома – он лентяй. Коли носится по городу – негодяй, который бросил жену. Идет с Ольгой в театр – принуждает усталую супругу сопровождать его, отказывается посетить концерт – лишает несчастную Лялечку единственной радости в жизни. Ест ужин – потакает нездоровому чревоугодию, удерживается от приема пищи – ведет себя омерзительно: Лялечка готовила – и каков результат.
На мой взгляд, Гена просто святой, потому как на все Ольгины закидоны он реагирует одинаково, ласково улыбается и, сказав:
– Конечно, дорогая, ты права, – утыкается носом в очередную книгу.
Его неконфликтность Ляля гневно называет пофигизмом, мягкость характера больше всего злит Ольгу, она готова растоптать того, кто не вступает с ней в прения или спор. Впрочем, стоит наорать на Лялю, как та делается с вами надолго, если не навсегда, шелковой.
Один раз, когда Ляля уж слишком распоясалась, Володя Костин сочувственно сказал:
– Слышь, Генаша, раньше у мужиков на видном месте в избах вожжи висели!
Генка ответил:
– Олечка замечательный человек, просто мы с ней по темпераменту не совпадаем.
– Белкиной достался бриллиант, – не выдержала Юлечка, – она его не заслужила!
– Да уж! – подхватил Сережка, и минут пять вся наша семья с упоением осуждала Ляльку и давала советы Генке, каким образом следует бороться со сварливостью жены.
Я участия в забаве не принимала. Мне жалко было Ольгу, она не умеет жить счастливо, проводит дни так, словно у нее на спине лежит бетонная плита. Конечно, никакой тяжести и в помине нет, Леля сама придумывает себе неприятности, но ведь от этого ей не легче. Иногда мне кажется, что, если, не дай бог, с Генкой приключится несчастье и Белкина останется одна, то плохой сейчас во всех отношениях муж мигом станет святым, и следующий супруг Ольги будет обречен до конца дней выслушивать рассказы о том, каким замечательным, красивым, умным, богатым, талантливым, работоспособным был Генчик и насколько он, новый супруг, далек от идеала.
Но Генка, слава богу, жив и здоров, и конфликтов с Ольгой у него не бывало. А уж когда жена забеременела, он и вовсе начал баловать ее безмерно. Впрочем, вначале, когда Ольга объявила о том, что скоро станет матерью, мне показалось, что Белкина изменилась, но потом все началось заново, и сейчас, на мой взгляд, ее поведение не укладывается ни в какие рамки. Раз в два дня она устраивает Гене страшный скандал и с воплем:
– Все! Закончено! Делаю аборт, – прибегает к нам.
Мы поим ее чаем, выслушиваем стенания, укладываем спать, а поздно вечером приезжает Генка и, присюсюкивая:
– Лялюсик, мой дорогой, ты уже успокоился? – увозит истеричку домой.
Поняв, что мне предстоит опять наблюдать за беснующейся Белкиной, я велела:
– Иди на кухню.
– Лучше в гостиную, – уперлась Ляля, – там диван есть, на стуле мне тяжело сидеть!
– Хорошо, – кивнула я, – ты ложись отдыхать, а мне надо борщ варить.
– Ага, – скуксилась Ляля, – вот ты какая! Я пришла в слезах, а у мадам Романовой суп на уме. Ладно, так и быть, буду мучиться на кухне.
Глава 3
Глава 4
– Да уж, вот кто меня бы никогда в обиду не дал! Милые, любимые, ну почему они этот свет покинули?
Я, честно говоря, не очень верила Белкиной. Точнее, не то чтобы не верила, нет, Оля искренне убивается по рано ушедшим на тот свет Анне Семеновне и Григорию Павловичу. Просто Белкина человек, полностью оправдывающий пословицу «что имеем, не храним, потерявши – плачем». А еще ей постоянно требуется повод, для того чтобы напоминать окружающим: она, Лялечка Белкина, очень несчастна, ее следует постоянно жалеть. Ну согласитесь, что звание сироты вызывает у многих людей желание посочувствовать человеку. Оля не умеет быть счастливой. Привычнее всего она ощущает себя, заливаясь слезами и издавая стоны.
Выйдя замуж за Гену, Лялячка получила новый повод для страданий. Теперь она оказалась глубоко несчастной женой, горе выливалось из нее потоком. Гена мало зарабатывает, Ляля голодает. Естественно, это было неправдой. Генка приносит в дом нормальные деньги, но, сколько бы он ни притащил в клювике, его женушка морщила нос и бормотала:
– Мало, надо больше.
Гениальная фраза! Если Генка сидит дома – он лентяй. Коли носится по городу – негодяй, который бросил жену. Идет с Ольгой в театр – принуждает усталую супругу сопровождать его, отказывается посетить концерт – лишает несчастную Лялечку единственной радости в жизни. Ест ужин – потакает нездоровому чревоугодию, удерживается от приема пищи – ведет себя омерзительно: Лялечка готовила – и каков результат.
На мой взгляд, Гена просто святой, потому как на все Ольгины закидоны он реагирует одинаково, ласково улыбается и, сказав:
– Конечно, дорогая, ты права, – утыкается носом в очередную книгу.
Его неконфликтность Ляля гневно называет пофигизмом, мягкость характера больше всего злит Ольгу, она готова растоптать того, кто не вступает с ней в прения или спор. Впрочем, стоит наорать на Лялю, как та делается с вами надолго, если не навсегда, шелковой.
Один раз, когда Ляля уж слишком распоясалась, Володя Костин сочувственно сказал:
– Слышь, Генаша, раньше у мужиков на видном месте в избах вожжи висели!
Генка ответил:
– Олечка замечательный человек, просто мы с ней по темпераменту не совпадаем.
– Белкиной достался бриллиант, – не выдержала Юлечка, – она его не заслужила!
– Да уж! – подхватил Сережка, и минут пять вся наша семья с упоением осуждала Ляльку и давала советы Генке, каким образом следует бороться со сварливостью жены.
Я участия в забаве не принимала. Мне жалко было Ольгу, она не умеет жить счастливо, проводит дни так, словно у нее на спине лежит бетонная плита. Конечно, никакой тяжести и в помине нет, Леля сама придумывает себе неприятности, но ведь от этого ей не легче. Иногда мне кажется, что, если, не дай бог, с Генкой приключится несчастье и Белкина останется одна, то плохой сейчас во всех отношениях муж мигом станет святым, и следующий супруг Ольги будет обречен до конца дней выслушивать рассказы о том, каким замечательным, красивым, умным, богатым, талантливым, работоспособным был Генчик и насколько он, новый супруг, далек от идеала.
Но Генка, слава богу, жив и здоров, и конфликтов с Ольгой у него не бывало. А уж когда жена забеременела, он и вовсе начал баловать ее безмерно. Впрочем, вначале, когда Ольга объявила о том, что скоро станет матерью, мне показалось, что Белкина изменилась, но потом все началось заново, и сейчас, на мой взгляд, ее поведение не укладывается ни в какие рамки. Раз в два дня она устраивает Гене страшный скандал и с воплем:
– Все! Закончено! Делаю аборт, – прибегает к нам.
Мы поим ее чаем, выслушиваем стенания, укладываем спать, а поздно вечером приезжает Генка и, присюсюкивая:
– Лялюсик, мой дорогой, ты уже успокоился? – увозит истеричку домой.
Поняв, что мне предстоит опять наблюдать за беснующейся Белкиной, я велела:
– Иди на кухню.
– Лучше в гостиную, – уперлась Ляля, – там диван есть, на стуле мне тяжело сидеть!
– Хорошо, – кивнула я, – ты ложись отдыхать, а мне надо борщ варить.
– Ага, – скуксилась Ляля, – вот ты какая! Я пришла в слезах, а у мадам Романовой суп на уме. Ладно, так и быть, буду мучиться на кухне.
Глава 3
Сунув грудинку в кастрюлю, я безнадежно поинтересовалась:
– Что на этот раз?
Ляля зарыдала, сквозь слезы и сопли стали прорываться слова:
– Генка уехал в Лапин! На машине!
– И что?
– Как это? Бросил меня! А вдруг я рожу завтра?
– У тебя срок еще через две недели!
– Все равно! Вот он какой! Вышвырнул жену.
Я порезала лук и пожала плечами.
– Успокойся. Выполнит дела и вернется.
– Нельзя оставлять беременную жену.
– Но ведь Гена на работе!
– Нет! У него три свободных дня!
– Да? Зачем же он отправился в Лапин?
– Вчера позвонила тетка, которая следит за могилой папочки. На кладбище вандалы поработали, надгробную плиту исписали, – вопила Ольга, – Гена поехал ее в порядок приводить! Меня кинул! Укатил и не звонит! Не волнуется о супруге.
Я принялась шинковать капусту. Никакого желания утешать Ольгу у меня не появилось.
– Сделаю аборт! – злилась Белкина. – Все! Так ему и надо! Не получит ребенка!
Стараясь сохранять спокойствие, я схватила терку. Нет, теперь поздно думать о прерывании беременности. Даже если вызвать искусственные роды, младенец появится на свет вполне жизнеспособным.
Впрочем, равнодушно на заявление об аборте прореагировали и все прибежавшие вечером домочадцы. Ни Катя, ни Сережа, ни Юля ничего не сказали Оле. Я же, утомленная целым днем общения с Белкиной, ощущала себя словно выжатая тряпка. Поэтому, едва семья расселась за столом, у меня вырвалось:
– Очень голова болит.
– Иди, Лампудель, полежи, – сочувственно сказал Сережка.
– Ага, – мигом отреагировала Оля, – а мне-то как плохо…
Не желая слушать очередную порцию жалоб, я убежала к себе и рухнула в кровать. Вот странность, вроде я ничего не делала, успела лишь сноситься на рынок и сварить борщ, все оставшееся до вечера время прошло в праздности, потому что ноющая Белкина требовала к себе внимания. Но почему же я устала так, словно пару раз взобралась на вершину Останкинской телебашни, таща на плечах мешок с кирпичами? Вернее, не так! Бегая по ступенькам, утомишься физически, а я убита морально. Наверное, глупо звучит, но это так.
А еще меня душит жаба. Пару дней назад Белкина взяла у меня большую сумму в долг, ей хотелось купить себе новое колье. У Гены же тощий карман, и он предложил жене скромную цепочку. Олечка сначала устроила мужу скандал, потом принеслась ко мне и вытянула почти все подкожные, пообещав:
– К Новому году отдам.
Белкина умеет добиваться своего. Я дала ей целых три тысячи долларов и вот теперь мучаюсь жадностью. Я очень хорошо понимаю: долг вернется не скоро. В этом вся Белкина, она всегда получает то, чего хочет, попросту «ломает» человека.
Темноту прорезал громкий, надрывный крик. Я вскочила, не поняв спросонья, кто это визжит. В коридоре поднялась суматоха.
– А-а-а!
– Лялечка! Тише.
– Скорей, воды!
– Юля, неси шприц.
– А-а-а!
– Позовите Костина!
– Вовка-а-а! Скорей!
– Лизавета, таз!
– Несите ее в комнату.
– А-а-а!
Нашарив ногами тапки, я вылетела из спальни и столкнулась с Вовкой.
– Что? – нервно спросил майор. – Кому плохо?
– Не знаю!
Из ванной выбежал Кирюша с большим полотенцем.
– Гена умер, – закричал он, – Оле только что на мобильный позвонили.
Я схватилась за стену и машинально глянула на часы. Всего лишь десять вечера. Я заснула от усталости, вот и показалось, что уже глубокая ночь.
– Как умер? От чего?
– В аварию попал, – бормотнул мальчик, – никаких подробностей не знаю! Мама Лялю сейчас в свою больницу повезет, в отделение, где беременность сохраняют.
– На машине разбился! – ахнула я.
Костин быстрым шагом двинулся по коридору, я осталась стоять у косяка, пытаясь справиться с головокружением.
Гена попал в аварию? Он умер? Нет, такого просто не может быть! Произошла ошибка, кто-то просто по-идиотски пошутил.
Но, увы, я ошибалась. На следующий день мы уже знали всю правду. Гена, очень аккуратный, всегда трезвый водитель, по непонятной причине не справился с управлением, причем на самом опасном участке. На трассе Москва – Лапин есть одно место, где дорога сначала делает резкий поворот, а потом сразу отвесно идет вниз. Выкрутив руль, водитель должен мгновенно начинать тормозить, впереди маячит мост через довольно глубокую реку. Сколько народу разбилось на этом отрезке, и не сосчитать. ГАИ повесила соответствующие знаки, но все равно кое-кто из водителей, проигнорировав сообщение о крутом повороте, вылетает за пределы дороги, далее варианты разнятся. Одним везет, они не добираются до моста, оказываются в овраге и имеют шансы выжить. Другие же, проломив хлипкое ограждение, летят с приличной высоты в воду. В случае с Геной события развивались по второму сценарию, причем приняли они самый худший оборот.
Авария произошла под утро, шоссе в этот час практически пусто. Только в восемь водитель грузовика, следовавшего в Москву, заметил проломленное ограждение и сообщил о неприятности на пост ДПС. Отчего остальные шоферы равнодушно проносились мимо – непонятно. Может, они полагали, что милиция уже в курсе произошедшего и не стоит лишний раз дергаться? Не знаю, эти или какие другие мысли бродили в головах у людей, мирно уносящихся прочь от места трагедии, но факт остается фактом: только к полудню на берегу реки оказались водолазы и необходимая техника. Машину довольно быстро выволокли на берег, по номеру установили владельца, связались с Москвой. В общем, тягомотина длилась до позднего вечера. Ляле позвонили в двадцать два часа. В тот день, когда она, прибежав ко мне, жаловалась на невнимательного мужа, бросившего на пару дней жену, чтобы привести в порядок могилу тестя, Гена уже был давно мертв.
Самое ужасное, что тело его обнаружили не сразу. Водолазы методично обшаривали дно, но труп, простите за дурацкий каламбур, словно в воду канул. То ли его унесло течением, то ли затянуло в омут. И лишь когда уже было принято решение прекратить поиски, тело Геннадия нашлось.
Лялю Катя поместила в клинику. Правды Белкиной мы не рассказали. Задержку с похоронами Костин объяснил просто:
– Олечка, Гена-то погиб не в Москве, надо соблюсти кучу формальностей, они занимают не один день.
Ничего не понимающая Белкина только кивала. Больше всего я боялась, что тело не обнаружат и придется сообщить Ляльке истину. Но потом из Лапина последовал звонок, и у меня отлегло от сердца.
Хоронили то, что осталось от Гены, в закрытом, цинковом гробу. На кладбище приехали все коллеги Гены, его любили и уважали на работе, а еще у могилы собрались многочисленные друзья, мы в том числе. Не было лишь Ляли. Накануне похорон она родила мальчика, сразу названного Геной. И большинство участников скорбной церемонии тупо повторяло фразу:
– Ну вот жизнь какая штука! Смерть и рождение рядом, один Гена ушел, другой появился на свет.
Но лично меня создавшаяся ситуация нисколько не радовала. Лялька находилась не в лучшем состоянии, хорошо еще, что младенец не пострадал. Геночка родился здоровеньким, крепеньким и, явись он на свет при других обстоятельствах, стал бы поводом для обильных возлияний и веселья.
Из роддома Лялю выписали через две недели, и мы привезли ее к нам. Когда Белкина вошла в квартиру, Катя ловко выхватила у нее сверток с ребенком и велела:
– Иди ложись, я займусь малышом.
– Куда? – тихо спросила Оля.
– Ко мне в комнату, – затарахтела Лиза, – не сомневайся, там очень удобно, два окна, светло, тепло, вещи твои разложены, кровать мы Геночке купили, коляску тоже, приданое собрали.
– А ты где спать будешь? – по-прежнему тихо осведомилась Ляля.
Я тяжело вздохнула. Надо же, как ее ушибло. Раньше Белкиной бы и в голову не пришло задать подобный вопрос. Еще в начале сентября Ляля абсолютно искренне считала, что люди созданы для того, чтобы о ней заботиться.
– Не волнуйся, – махнула рукой Лизавета, – поживу вместе с Лампой, нам очень хорошо вместе, правда?
Я быстро закивала.
– Конечно, ступай, Лялечка, отдохни!
Белкина, поддерживаемая Юлей и Кирюшей, побрела по коридору.
– Что же теперь делать станем? – растерянно спросил Вовка, вслушиваясь в негодующий крик голодного младенца.
– Воспитывать Гену, – отчеканила Лизавета. – Или прикажешь их с Олей выгнать?
– Белкина не справится с ребенком, – заявил Сережка, – никаких родственников у нее нет.
– А я разве против? – испуганно попятился Костин. – И вообще, вы меня не так поняли. Я совсем другое спрашивал: что делать? За памперсами ехать, фрукты покупать?
– Пока все есть, – вздохнул Сережка, – а там поглядим.
Первую неделю Ляля просто спала, просыпалась она лишь для того, чтобы поесть и принять прописанные доктором лекарства. Молока у нее не было совсем, поэтому Геночку я кормила из бутылочки, умиляясь его бодрому почавкиванию. Кроватка малыша стояла около моей постели. Катюше каждый день надо ходить на работу, ее служба связана с большой ответственностью. Дрогнет у невыспавшегося хирурга рука со скальпелем – и случится непоправимое. Мне же, сотруднице радиостанции «Бум», на службу надо ходить всего пару раз в неделю, по-этому могу придавить подушку и днем. А еще я очень надеялась, что Ляля, придя в себя, займется мальчиком. Правда, сонливость Белкиной стала меня пугать.
Три дня назад я подошла к Кате и спросила:
– Что за таблетки пьет Оля? Такие длинные, желатиновые капсулы?
– Ей доктор прописал, – ответила Катюша, – витамины специальные, для недавно родивших женщин.
– Они со снотворным?
– Нет, конечно.
– А почему Ольга постоянно спит?
Катя вздохнула.
– Роды тяжелое испытание. Многие женщины потом впадают в депрессию, идет мощная гормональная перестройка организма, не всякой по плечу выдержать ее без проблем. Прибавь к этому стресс от случившегося с мужем. Сон – просто защитная реакция организма, надо подождать. Если через некоторое время Лялечка не начнет вести себя адекватно, тогда будем беспокоиться.
Но в понедельник, словно услыхав наш разговор, Оля неожиданно вошла в мою спальню со словами:
– Покажи, как правильно пеленать ребенка.
Я обрадовалась и стала демонстрировать недавно полученные навыки.
Во вторник мне предстояло пойти на работу. Дома не было никого. Кирюшка и Лизавета учились, остальные сидели на службе.
– Справишься одна? – спросила я у Ляли.
– Конечно, – храбро ответила Белкина, – особых трудностей нет, поменять памперс да накормить, а выкупаем его, когда Лизавета придет.
– Вот и отлично, – обрадовалась я и побежала к лифту.
Ольга высунулась на лестничную клетку.
– Лампуша, купи черепашкам, наконец, аквариум, им в банке плохо.
– Может, привезти из твоей квартиры их прежний? – предложила я, быстро подсчитывая в уме предстоящие расходы.
Не сочтите меня жадной, но новорожденный – это дорогое, в прямом смысле этого слова, удовольствие. Кроватка, коляска, всякие бутылочки, соски, распашонки, пеленки, ползунки, погремушки, памперсы… Я уже истратила все «подкожные», покупка аквариума пробьет брешь в семейном бюджете. А у Оли в квартире стоит замечательный дом для черепах, его следует просто доставить к нам.
– Нет, – закричала Ольга, – я не могу войти в ту квартиру, ни за что! Никогда! Там вещи Гены!
Я вздрогнула. Действительно. В суматохе, связанной с похоронами, рождением ребенка и болезнью Оли, мы начисто забыли о всяких хозяйственных хлопотах. Кому-то надо все же поехать домой к Белкиной и навести там порядок.
– Купи новый! – зарыдала Оля. – Не дам ключи! Нет! Не могу!
Я испугалась.
– Конечно! Прямо сейчас еду в зоомагазин!
– Можно завтра, – всхлипнула Ляля.
– Хорошо, как скажешь!
Белкина вытерла ладонью глаза.
– Извини, Лампуша, справиться с собой никак не могу. Господи, какого мужа потеряла! Лучшего на свете! Золотого, тихого, никогда он со мной не спорил, права не качал, зарабатывал отлично, заботливый, умный, красивый, чуткий…
Я грустно смотрела на Белкину. Ну вот, началось. Я предвидела подобный вариант развития событий. Очень скоро в комнате Оли возникнет портрет погибшего мужа, около него в вазе всегда будут стоять живые цветы, и Олечка неустанно примется рассказывать окружающим о том, каким необыкновенно прекрасным человеком был ее трагически ушедший из жизни супруг. Только Генке от таких речей сейчас ни холодно, ни жарко. Ну отчего Ляля в свое время не сказала мужу всех приятных слов, почему самозабвенно грызла супруга? Отчего она, только потеряв человека, начинает понимать его истинную ценность?
– Жаль только, что сын такой получился, – вдруг довольно сердито заявила Ольга.
Я вздрогнула.
– Ты о ком?
– У меня много детей?
– Нет, один Гена.
– Вот о нем и речь!
– Чем же младенец тебе не угодил?
Ляля закатила глаза.
– О-о-о! Кричит целый день!
– Понятное дело, он крошка.
– Ночь не спит!
– Случается и такое.
– Постоянно писается.
– Это хорошо, почки нормально работают.
– Ест часто.
– Многие мамочки тебе позавидуют в подобной ситуации.
– Фу! Ужасный характер, – не успокаивалась Ляля, – совершенно непослушный! Одеваю его – орет. Сказала: замолчи! И не думает слушаться! Интересно, когда его можно в угол поставить, а? Говорят, правильное воспитание следует начинать прямо сразу, а то потом сладу не будет. Вон Кирюша какой получился! Двоечник, разгильдяй, болтун. Мне такого сына не надо. Мой должен стать иным. Да! Я не пожалею оплеух! Ребенка можно лишь при помощи страха в узде держать!
– Странно слышать подобные заявления из твоих уст, – рявкнула я, – насколько я знаю, Анна Семеновна и Григорий Павлович тебя пальцем никогда не тронули!
– Так и не за что было! – вскинула голову Оля.
– Да ну? А кто в восьмом классе в году три двойки имел?
– Ко мне учитель придирался, – возмутилась Белкина, – пришлось в другую школу уходить.
– А…
– Хватит, – обозлилась Ляля, – у младенца гадкий характер, сразу видно. Так когда его в угол поставить можно?
– В угол ты его сейчас сумеешь только положить, – сурово ответила я, – не пори чушь. Все новорожденные ведут себя так же.
– Нет, – уперлась Оля, – вот беда где! Мне досталось невесть что! Ни сна, ни отдыха, ни покоя…
Я схватила сумку.
– Хочешь, чтобы Гена поспал?
– Да.
– Тогда вывези его на свежий воздух. Во время прогулки малыши дремлют.
– Попробую, – мрачно ответила Белкина, – несчастная я, сирота безмужняя. Никто мне не поможет, не пожалеет, не пригреет, не скажет доброго слова…
Я шагнула в лифт и молча нажала кнопку с цифрой «1». Все понятно. Бедный малыш! Вот уж кому нелегко придется, так это ему. Ляля затюкает ребенка, и я никак не сумею помешать процессу «воспитания».
Около станции метро мне попался лоток с детскими вещами.
– Сколько стоит вот эта шапочка? – спросила я у продавщицы.
– Пятьсот рублей, – зевнула тетка.
– Почему так дорого? – удивилась я. – Ей красная цена пятьдесят «деревянных».
Торгашка хмыкнула.
– Эксклюзив, бери, второй такой в Москве не найдешь.
– Да ну? – улыбнулась я. – Кто же шапчонку смастерил? Лучшие модельеры мира? А может, английская королева лично ее каменьями расшивала?
– Не нравится, не бери, – меланхолично ответила торгашка, – только это и впрямь штучная вещь. Соседка у меня есть, родила от испанца, он ей теперь шмотки из дома привозит. В последний раз припер чемодан, да ошибся. Ой, мужики, дубье железное! Снял мерку с ребятенка и уволокся, приехал через три месяца, а прикиды по тому, старому размеру припер. Ну не идиот ли?
– Неразумный поступок, – согласилась я.
– Вот Ленка и попросила продать. Одна шапка и осталась. Все мигом расхватали. Гляди, какая удобная, платочка под низ не надо, ушки прикроет, сбоку липучки, а на макушке буква вышита «G». Это «Г» по-нашему. Твоего как зовут?
– Гена.
– О! В самый раз! Бери, не пожалеешь. Сегодня и обновишь, вон ветер какой задувает, – тарахтела торговка. – Ладно, скину, четыреста пятьдесят. И чего сомневаешься? Для мальчика лучше нет! Голубая! Буква твоя! А еще вон, на боку, мишка вышит, один глаз красный, другой синий, ну прикольно же! Неужто на мальца денег жаль? Зачем их рожать, коли не баловать?
Я вытащила кошелек.
– Заворачивай.
Обрадованная тетка сунула крошечную шапочку в пакетик.
– Носите с удовольствием.
Я повертела в руках покупку, глянула на серое от туч небо, потом бросила взгляд на часы, рысью сносилась домой и отдала шапочку Ляле со словами:
– Если гулять с Геночкой надумаешь, надень обновку, там сильный ветер.
Оля кивнула, я развернулась и почапала к метро, сейчас опоздаю на службу, мало не покажется.
– Что на этот раз?
Ляля зарыдала, сквозь слезы и сопли стали прорываться слова:
– Генка уехал в Лапин! На машине!
– И что?
– Как это? Бросил меня! А вдруг я рожу завтра?
– У тебя срок еще через две недели!
– Все равно! Вот он какой! Вышвырнул жену.
Я порезала лук и пожала плечами.
– Успокойся. Выполнит дела и вернется.
– Нельзя оставлять беременную жену.
– Но ведь Гена на работе!
– Нет! У него три свободных дня!
– Да? Зачем же он отправился в Лапин?
– Вчера позвонила тетка, которая следит за могилой папочки. На кладбище вандалы поработали, надгробную плиту исписали, – вопила Ольга, – Гена поехал ее в порядок приводить! Меня кинул! Укатил и не звонит! Не волнуется о супруге.
Я принялась шинковать капусту. Никакого желания утешать Ольгу у меня не появилось.
– Сделаю аборт! – злилась Белкина. – Все! Так ему и надо! Не получит ребенка!
Стараясь сохранять спокойствие, я схватила терку. Нет, теперь поздно думать о прерывании беременности. Даже если вызвать искусственные роды, младенец появится на свет вполне жизнеспособным.
Впрочем, равнодушно на заявление об аборте прореагировали и все прибежавшие вечером домочадцы. Ни Катя, ни Сережа, ни Юля ничего не сказали Оле. Я же, утомленная целым днем общения с Белкиной, ощущала себя словно выжатая тряпка. Поэтому, едва семья расселась за столом, у меня вырвалось:
– Очень голова болит.
– Иди, Лампудель, полежи, – сочувственно сказал Сережка.
– Ага, – мигом отреагировала Оля, – а мне-то как плохо…
Не желая слушать очередную порцию жалоб, я убежала к себе и рухнула в кровать. Вот странность, вроде я ничего не делала, успела лишь сноситься на рынок и сварить борщ, все оставшееся до вечера время прошло в праздности, потому что ноющая Белкина требовала к себе внимания. Но почему же я устала так, словно пару раз взобралась на вершину Останкинской телебашни, таща на плечах мешок с кирпичами? Вернее, не так! Бегая по ступенькам, утомишься физически, а я убита морально. Наверное, глупо звучит, но это так.
А еще меня душит жаба. Пару дней назад Белкина взяла у меня большую сумму в долг, ей хотелось купить себе новое колье. У Гены же тощий карман, и он предложил жене скромную цепочку. Олечка сначала устроила мужу скандал, потом принеслась ко мне и вытянула почти все подкожные, пообещав:
– К Новому году отдам.
Белкина умеет добиваться своего. Я дала ей целых три тысячи долларов и вот теперь мучаюсь жадностью. Я очень хорошо понимаю: долг вернется не скоро. В этом вся Белкина, она всегда получает то, чего хочет, попросту «ломает» человека.
Темноту прорезал громкий, надрывный крик. Я вскочила, не поняв спросонья, кто это визжит. В коридоре поднялась суматоха.
– А-а-а!
– Лялечка! Тише.
– Скорей, воды!
– Юля, неси шприц.
– А-а-а!
– Позовите Костина!
– Вовка-а-а! Скорей!
– Лизавета, таз!
– Несите ее в комнату.
– А-а-а!
Нашарив ногами тапки, я вылетела из спальни и столкнулась с Вовкой.
– Что? – нервно спросил майор. – Кому плохо?
– Не знаю!
Из ванной выбежал Кирюша с большим полотенцем.
– Гена умер, – закричал он, – Оле только что на мобильный позвонили.
Я схватилась за стену и машинально глянула на часы. Всего лишь десять вечера. Я заснула от усталости, вот и показалось, что уже глубокая ночь.
– Как умер? От чего?
– В аварию попал, – бормотнул мальчик, – никаких подробностей не знаю! Мама Лялю сейчас в свою больницу повезет, в отделение, где беременность сохраняют.
– На машине разбился! – ахнула я.
Костин быстрым шагом двинулся по коридору, я осталась стоять у косяка, пытаясь справиться с головокружением.
Гена попал в аварию? Он умер? Нет, такого просто не может быть! Произошла ошибка, кто-то просто по-идиотски пошутил.
Но, увы, я ошибалась. На следующий день мы уже знали всю правду. Гена, очень аккуратный, всегда трезвый водитель, по непонятной причине не справился с управлением, причем на самом опасном участке. На трассе Москва – Лапин есть одно место, где дорога сначала делает резкий поворот, а потом сразу отвесно идет вниз. Выкрутив руль, водитель должен мгновенно начинать тормозить, впереди маячит мост через довольно глубокую реку. Сколько народу разбилось на этом отрезке, и не сосчитать. ГАИ повесила соответствующие знаки, но все равно кое-кто из водителей, проигнорировав сообщение о крутом повороте, вылетает за пределы дороги, далее варианты разнятся. Одним везет, они не добираются до моста, оказываются в овраге и имеют шансы выжить. Другие же, проломив хлипкое ограждение, летят с приличной высоты в воду. В случае с Геной события развивались по второму сценарию, причем приняли они самый худший оборот.
Авария произошла под утро, шоссе в этот час практически пусто. Только в восемь водитель грузовика, следовавшего в Москву, заметил проломленное ограждение и сообщил о неприятности на пост ДПС. Отчего остальные шоферы равнодушно проносились мимо – непонятно. Может, они полагали, что милиция уже в курсе произошедшего и не стоит лишний раз дергаться? Не знаю, эти или какие другие мысли бродили в головах у людей, мирно уносящихся прочь от места трагедии, но факт остается фактом: только к полудню на берегу реки оказались водолазы и необходимая техника. Машину довольно быстро выволокли на берег, по номеру установили владельца, связались с Москвой. В общем, тягомотина длилась до позднего вечера. Ляле позвонили в двадцать два часа. В тот день, когда она, прибежав ко мне, жаловалась на невнимательного мужа, бросившего на пару дней жену, чтобы привести в порядок могилу тестя, Гена уже был давно мертв.
Самое ужасное, что тело его обнаружили не сразу. Водолазы методично обшаривали дно, но труп, простите за дурацкий каламбур, словно в воду канул. То ли его унесло течением, то ли затянуло в омут. И лишь когда уже было принято решение прекратить поиски, тело Геннадия нашлось.
Лялю Катя поместила в клинику. Правды Белкиной мы не рассказали. Задержку с похоронами Костин объяснил просто:
– Олечка, Гена-то погиб не в Москве, надо соблюсти кучу формальностей, они занимают не один день.
Ничего не понимающая Белкина только кивала. Больше всего я боялась, что тело не обнаружат и придется сообщить Ляльке истину. Но потом из Лапина последовал звонок, и у меня отлегло от сердца.
Хоронили то, что осталось от Гены, в закрытом, цинковом гробу. На кладбище приехали все коллеги Гены, его любили и уважали на работе, а еще у могилы собрались многочисленные друзья, мы в том числе. Не было лишь Ляли. Накануне похорон она родила мальчика, сразу названного Геной. И большинство участников скорбной церемонии тупо повторяло фразу:
– Ну вот жизнь какая штука! Смерть и рождение рядом, один Гена ушел, другой появился на свет.
Но лично меня создавшаяся ситуация нисколько не радовала. Лялька находилась не в лучшем состоянии, хорошо еще, что младенец не пострадал. Геночка родился здоровеньким, крепеньким и, явись он на свет при других обстоятельствах, стал бы поводом для обильных возлияний и веселья.
Из роддома Лялю выписали через две недели, и мы привезли ее к нам. Когда Белкина вошла в квартиру, Катя ловко выхватила у нее сверток с ребенком и велела:
– Иди ложись, я займусь малышом.
– Куда? – тихо спросила Оля.
– Ко мне в комнату, – затарахтела Лиза, – не сомневайся, там очень удобно, два окна, светло, тепло, вещи твои разложены, кровать мы Геночке купили, коляску тоже, приданое собрали.
– А ты где спать будешь? – по-прежнему тихо осведомилась Ляля.
Я тяжело вздохнула. Надо же, как ее ушибло. Раньше Белкиной бы и в голову не пришло задать подобный вопрос. Еще в начале сентября Ляля абсолютно искренне считала, что люди созданы для того, чтобы о ней заботиться.
– Не волнуйся, – махнула рукой Лизавета, – поживу вместе с Лампой, нам очень хорошо вместе, правда?
Я быстро закивала.
– Конечно, ступай, Лялечка, отдохни!
Белкина, поддерживаемая Юлей и Кирюшей, побрела по коридору.
– Что же теперь делать станем? – растерянно спросил Вовка, вслушиваясь в негодующий крик голодного младенца.
– Воспитывать Гену, – отчеканила Лизавета. – Или прикажешь их с Олей выгнать?
– Белкина не справится с ребенком, – заявил Сережка, – никаких родственников у нее нет.
– А я разве против? – испуганно попятился Костин. – И вообще, вы меня не так поняли. Я совсем другое спрашивал: что делать? За памперсами ехать, фрукты покупать?
– Пока все есть, – вздохнул Сережка, – а там поглядим.
Первую неделю Ляля просто спала, просыпалась она лишь для того, чтобы поесть и принять прописанные доктором лекарства. Молока у нее не было совсем, поэтому Геночку я кормила из бутылочки, умиляясь его бодрому почавкиванию. Кроватка малыша стояла около моей постели. Катюше каждый день надо ходить на работу, ее служба связана с большой ответственностью. Дрогнет у невыспавшегося хирурга рука со скальпелем – и случится непоправимое. Мне же, сотруднице радиостанции «Бум», на службу надо ходить всего пару раз в неделю, по-этому могу придавить подушку и днем. А еще я очень надеялась, что Ляля, придя в себя, займется мальчиком. Правда, сонливость Белкиной стала меня пугать.
Три дня назад я подошла к Кате и спросила:
– Что за таблетки пьет Оля? Такие длинные, желатиновые капсулы?
– Ей доктор прописал, – ответила Катюша, – витамины специальные, для недавно родивших женщин.
– Они со снотворным?
– Нет, конечно.
– А почему Ольга постоянно спит?
Катя вздохнула.
– Роды тяжелое испытание. Многие женщины потом впадают в депрессию, идет мощная гормональная перестройка организма, не всякой по плечу выдержать ее без проблем. Прибавь к этому стресс от случившегося с мужем. Сон – просто защитная реакция организма, надо подождать. Если через некоторое время Лялечка не начнет вести себя адекватно, тогда будем беспокоиться.
Но в понедельник, словно услыхав наш разговор, Оля неожиданно вошла в мою спальню со словами:
– Покажи, как правильно пеленать ребенка.
Я обрадовалась и стала демонстрировать недавно полученные навыки.
Во вторник мне предстояло пойти на работу. Дома не было никого. Кирюшка и Лизавета учились, остальные сидели на службе.
– Справишься одна? – спросила я у Ляли.
– Конечно, – храбро ответила Белкина, – особых трудностей нет, поменять памперс да накормить, а выкупаем его, когда Лизавета придет.
– Вот и отлично, – обрадовалась я и побежала к лифту.
Ольга высунулась на лестничную клетку.
– Лампуша, купи черепашкам, наконец, аквариум, им в банке плохо.
– Может, привезти из твоей квартиры их прежний? – предложила я, быстро подсчитывая в уме предстоящие расходы.
Не сочтите меня жадной, но новорожденный – это дорогое, в прямом смысле этого слова, удовольствие. Кроватка, коляска, всякие бутылочки, соски, распашонки, пеленки, ползунки, погремушки, памперсы… Я уже истратила все «подкожные», покупка аквариума пробьет брешь в семейном бюджете. А у Оли в квартире стоит замечательный дом для черепах, его следует просто доставить к нам.
– Нет, – закричала Ольга, – я не могу войти в ту квартиру, ни за что! Никогда! Там вещи Гены!
Я вздрогнула. Действительно. В суматохе, связанной с похоронами, рождением ребенка и болезнью Оли, мы начисто забыли о всяких хозяйственных хлопотах. Кому-то надо все же поехать домой к Белкиной и навести там порядок.
– Купи новый! – зарыдала Оля. – Не дам ключи! Нет! Не могу!
Я испугалась.
– Конечно! Прямо сейчас еду в зоомагазин!
– Можно завтра, – всхлипнула Ляля.
– Хорошо, как скажешь!
Белкина вытерла ладонью глаза.
– Извини, Лампуша, справиться с собой никак не могу. Господи, какого мужа потеряла! Лучшего на свете! Золотого, тихого, никогда он со мной не спорил, права не качал, зарабатывал отлично, заботливый, умный, красивый, чуткий…
Я грустно смотрела на Белкину. Ну вот, началось. Я предвидела подобный вариант развития событий. Очень скоро в комнате Оли возникнет портрет погибшего мужа, около него в вазе всегда будут стоять живые цветы, и Олечка неустанно примется рассказывать окружающим о том, каким необыкновенно прекрасным человеком был ее трагически ушедший из жизни супруг. Только Генке от таких речей сейчас ни холодно, ни жарко. Ну отчего Ляля в свое время не сказала мужу всех приятных слов, почему самозабвенно грызла супруга? Отчего она, только потеряв человека, начинает понимать его истинную ценность?
– Жаль только, что сын такой получился, – вдруг довольно сердито заявила Ольга.
Я вздрогнула.
– Ты о ком?
– У меня много детей?
– Нет, один Гена.
– Вот о нем и речь!
– Чем же младенец тебе не угодил?
Ляля закатила глаза.
– О-о-о! Кричит целый день!
– Понятное дело, он крошка.
– Ночь не спит!
– Случается и такое.
– Постоянно писается.
– Это хорошо, почки нормально работают.
– Ест часто.
– Многие мамочки тебе позавидуют в подобной ситуации.
– Фу! Ужасный характер, – не успокаивалась Ляля, – совершенно непослушный! Одеваю его – орет. Сказала: замолчи! И не думает слушаться! Интересно, когда его можно в угол поставить, а? Говорят, правильное воспитание следует начинать прямо сразу, а то потом сладу не будет. Вон Кирюша какой получился! Двоечник, разгильдяй, болтун. Мне такого сына не надо. Мой должен стать иным. Да! Я не пожалею оплеух! Ребенка можно лишь при помощи страха в узде держать!
– Странно слышать подобные заявления из твоих уст, – рявкнула я, – насколько я знаю, Анна Семеновна и Григорий Павлович тебя пальцем никогда не тронули!
– Так и не за что было! – вскинула голову Оля.
– Да ну? А кто в восьмом классе в году три двойки имел?
– Ко мне учитель придирался, – возмутилась Белкина, – пришлось в другую школу уходить.
– А…
– Хватит, – обозлилась Ляля, – у младенца гадкий характер, сразу видно. Так когда его в угол поставить можно?
– В угол ты его сейчас сумеешь только положить, – сурово ответила я, – не пори чушь. Все новорожденные ведут себя так же.
– Нет, – уперлась Оля, – вот беда где! Мне досталось невесть что! Ни сна, ни отдыха, ни покоя…
Я схватила сумку.
– Хочешь, чтобы Гена поспал?
– Да.
– Тогда вывези его на свежий воздух. Во время прогулки малыши дремлют.
– Попробую, – мрачно ответила Белкина, – несчастная я, сирота безмужняя. Никто мне не поможет, не пожалеет, не пригреет, не скажет доброго слова…
Я шагнула в лифт и молча нажала кнопку с цифрой «1». Все понятно. Бедный малыш! Вот уж кому нелегко придется, так это ему. Ляля затюкает ребенка, и я никак не сумею помешать процессу «воспитания».
Около станции метро мне попался лоток с детскими вещами.
– Сколько стоит вот эта шапочка? – спросила я у продавщицы.
– Пятьсот рублей, – зевнула тетка.
– Почему так дорого? – удивилась я. – Ей красная цена пятьдесят «деревянных».
Торгашка хмыкнула.
– Эксклюзив, бери, второй такой в Москве не найдешь.
– Да ну? – улыбнулась я. – Кто же шапчонку смастерил? Лучшие модельеры мира? А может, английская королева лично ее каменьями расшивала?
– Не нравится, не бери, – меланхолично ответила торгашка, – только это и впрямь штучная вещь. Соседка у меня есть, родила от испанца, он ей теперь шмотки из дома привозит. В последний раз припер чемодан, да ошибся. Ой, мужики, дубье железное! Снял мерку с ребятенка и уволокся, приехал через три месяца, а прикиды по тому, старому размеру припер. Ну не идиот ли?
– Неразумный поступок, – согласилась я.
– Вот Ленка и попросила продать. Одна шапка и осталась. Все мигом расхватали. Гляди, какая удобная, платочка под низ не надо, ушки прикроет, сбоку липучки, а на макушке буква вышита «G». Это «Г» по-нашему. Твоего как зовут?
– Гена.
– О! В самый раз! Бери, не пожалеешь. Сегодня и обновишь, вон ветер какой задувает, – тарахтела торговка. – Ладно, скину, четыреста пятьдесят. И чего сомневаешься? Для мальчика лучше нет! Голубая! Буква твоя! А еще вон, на боку, мишка вышит, один глаз красный, другой синий, ну прикольно же! Неужто на мальца денег жаль? Зачем их рожать, коли не баловать?
Я вытащила кошелек.
– Заворачивай.
Обрадованная тетка сунула крошечную шапочку в пакетик.
– Носите с удовольствием.
Я повертела в руках покупку, глянула на серое от туч небо, потом бросила взгляд на часы, рысью сносилась домой и отдала шапочку Ляле со словами:
– Если гулять с Геночкой надумаешь, надень обновку, там сильный ветер.
Оля кивнула, я развернулась и почапала к метро, сейчас опоздаю на службу, мало не покажется.
Глава 4
Если работаешь в прямом эфире, то, естественно, выключаешь мобильный. Завершив передачу, я пошла в буфет: страстно захотелось кофе. Понимаю, конечно, что капуччино не следует употреблять вечером, но отчего-то организм требовал сей бодрящий напиток.
Сотовый я включила, лишь заказав вторую чашку. Моментально раздалось мерное попискиванье, потом оно повторилось, раз, другой, третий. Я схватила телефон и испугалась: десять «писем». Знаете, я вовсе не принадлежу к людям, чей номер известен всему свету, на мой мобильный звонит малое количество народу, в основном лишь члены семьи да близкие подруги, и, если сейчас аппарат перегрелся, принимая смс-сообщения, значит, у нас случилось нечто экстраординарное.
Я ткнула пальцем в кнопки и соединилась с Лизаветой.
– Что произошло?
Из наушника донеслись рыдания, мне стало совсем плохо.
– Живо рассказывай, с кем беда? Катя? Юля? Вовка? Сережа?
– Нет, – всхлипнула Лизавета, – и мы с Кирюшкой в порядке!
– Собаки!!!
– Оля…
Понимаю, что вы меня сейчас осудите, но сердце стало биться ровней. Так, значит, Белкина снова изобразила нечто, дабы ее пожалели. Небось, придумала себе некую болезнь!
– Лизавета, – прервала я девочку, – теперь спокойно изложи ситуацию, без истерики и воплей.
– Сейчас, – всхлипнула девочка, – значит, так…
Когда смысл сказанного начал доходить до меня, я вцепилась рукой в столик, чтобы ненароком не свалиться со стула. Увы, на этот раз Ольга ничего не нафантазировала, с ней на самом деле случилась беда. Если очень долго прикидываться несчастной, то в конце концов таковой и станешь.
Вкратце, события разворачивались так. Первой домой после работы прибежала Юлечка, она ринулась на кухню, быстро поужинала и хотела рухнуть в кресло у телика. Но тут ее глаз зацепился за батарею чистых бутылочек на кухонном столике. Гена, как я уже упоминала, «искусственник», поэтому я поступаю просто: емкости, в которые наливают смесь, стерилизую один раз в сутки, в специальной кастрюле. Потом расставляю их на столешнице, где они и тоскуют, дожидаясь своего часа. Использованные складываю назад в стерилизатор, чтобы случайно не перепутать с чистыми. О заведенном порядке знают все, поэтому Юля впала в крайнее изумление. Сейчас, в самом конце дня, у стены должно было стоять всего две «стекляшки» с сосками, остальным предписывалось уже находиться в кастрюльке. Но под крышкой оказалось лишь две бутылочки. Выходило, что младенца покормили только утром и в полдень, а потом за весь день он не получил ни капли еды. Затем Юлечка сообразила, что в квартире стоит абсолютная тишина, а у двери нет прогулочной коляски.
Удивившись еще больше, Сережкина жена побежала в комнату к Оле, но там оказалось пусто. Испуганная Юлечка отправила мне сообщение: «Где Белкина?» Но я сидела в эфире, и мобильный был выключен.
Мало-помалу домой подтянулись остальные члены семьи и начали строить предположения, куда могла подеваться Белкина. Ушла гулять? На целый день, не покормив ребенка! Уехала в гости? Но близких подруг у Ольги нет, во всяком случае мы о них ничего не знаем, и, опять же, она не взяла с собой бутылочку со смесью! Перебралась на свою квартиру? Обиделась на нас за что-то и решила жить самостоятельно?
Последнее предположение звучало совсем уж фантастично, но Сережка мгновенно съездил в дом Белкиной и вернулся назад со словами:
Сотовый я включила, лишь заказав вторую чашку. Моментально раздалось мерное попискиванье, потом оно повторилось, раз, другой, третий. Я схватила телефон и испугалась: десять «писем». Знаете, я вовсе не принадлежу к людям, чей номер известен всему свету, на мой мобильный звонит малое количество народу, в основном лишь члены семьи да близкие подруги, и, если сейчас аппарат перегрелся, принимая смс-сообщения, значит, у нас случилось нечто экстраординарное.
Я ткнула пальцем в кнопки и соединилась с Лизаветой.
– Что произошло?
Из наушника донеслись рыдания, мне стало совсем плохо.
– Живо рассказывай, с кем беда? Катя? Юля? Вовка? Сережа?
– Нет, – всхлипнула Лизавета, – и мы с Кирюшкой в порядке!
– Собаки!!!
– Оля…
Понимаю, что вы меня сейчас осудите, но сердце стало биться ровней. Так, значит, Белкина снова изобразила нечто, дабы ее пожалели. Небось, придумала себе некую болезнь!
– Лизавета, – прервала я девочку, – теперь спокойно изложи ситуацию, без истерики и воплей.
– Сейчас, – всхлипнула девочка, – значит, так…
Когда смысл сказанного начал доходить до меня, я вцепилась рукой в столик, чтобы ненароком не свалиться со стула. Увы, на этот раз Ольга ничего не нафантазировала, с ней на самом деле случилась беда. Если очень долго прикидываться несчастной, то в конце концов таковой и станешь.
Вкратце, события разворачивались так. Первой домой после работы прибежала Юлечка, она ринулась на кухню, быстро поужинала и хотела рухнуть в кресло у телика. Но тут ее глаз зацепился за батарею чистых бутылочек на кухонном столике. Гена, как я уже упоминала, «искусственник», поэтому я поступаю просто: емкости, в которые наливают смесь, стерилизую один раз в сутки, в специальной кастрюле. Потом расставляю их на столешнице, где они и тоскуют, дожидаясь своего часа. Использованные складываю назад в стерилизатор, чтобы случайно не перепутать с чистыми. О заведенном порядке знают все, поэтому Юля впала в крайнее изумление. Сейчас, в самом конце дня, у стены должно было стоять всего две «стекляшки» с сосками, остальным предписывалось уже находиться в кастрюльке. Но под крышкой оказалось лишь две бутылочки. Выходило, что младенца покормили только утром и в полдень, а потом за весь день он не получил ни капли еды. Затем Юлечка сообразила, что в квартире стоит абсолютная тишина, а у двери нет прогулочной коляски.
Удивившись еще больше, Сережкина жена побежала в комнату к Оле, но там оказалось пусто. Испуганная Юлечка отправила мне сообщение: «Где Белкина?» Но я сидела в эфире, и мобильный был выключен.
Мало-помалу домой подтянулись остальные члены семьи и начали строить предположения, куда могла подеваться Белкина. Ушла гулять? На целый день, не покормив ребенка! Уехала в гости? Но близких подруг у Ольги нет, во всяком случае мы о них ничего не знаем, и, опять же, она не взяла с собой бутылочку со смесью! Перебралась на свою квартиру? Обиделась на нас за что-то и решила жить самостоятельно?
Последнее предположение звучало совсем уж фантастично, но Сережка мгновенно съездил в дом Белкиной и вернулся назад со словами: