Донцова Дарья. Лампа разыскивает Алладина

   – Никого нет, над дверью лампочка горит, охрана не нарушена.
   Потом всем одновременно в голову пришла дикая мысль: Лампа взяла их с собой на радио! Озвучила предположение Катюша. И мой телефон принялись засыпать сообщениями. Но я, не подозревая ни о чем, мирно работала, запихнув отключенный от сети мобильник поглубже в сумочку.
   В конце концов вернулся со службы Костин. Выслушав перебивающих друг друга Катю, Юлю, Сережу, Лизу и Кирюшку, он помрачнел и пошел к телефону. И скоро стала известна правда: на Олю напал грабитель, избил ее и бросил. Дело происходило на улице, не очень далеко от Садового кольца. Вроде шумное место, но уголовник затащил Ольгу в маленький, полукруглый дворик. Вход в него ведет через арку, никому из посторонних прохожих не придет в голову просто так заглянуть в крохотное пространство. Никакие жильцы там не ходят, потому что в двух домах – небольших постройках начала двадцатого века – расположена пейджинговая компания «Ом», там сидят операторы, передающие сообщения. Вообще говоря, в связи с повсеместным распространением и техническим усовершенствованием мобильных телефонов золотой век пейджеров закончился, но еще много людей пользуются этими устройствами.
   Оля должна была погибнуть – открытая черепно-мозговая травма, да еще бедная Белкина упала прямо в лужу, в Москве сегодня лил с самого утра весьма холодный дождь. Наверное, преступник рассчитывал на то, что ограбленная им женщина скончается, а может, просто хотел по-тихому обстряпать черное дело, но, услыхав вопли Ольги, стукнул ее по голове и удрал, не забыв прихватить ценности.
   Но Белкиной повезло: спустя короткое время после произошедшего в укромное местечко заглянул мужик, решивший использовать тихий дворик в качестве бесплатного туалета. Увидав окровавленную женщину, дядька не удрал, а развил бешеную активность: вызвал «Скорую», которая привезла Лялю в институт Склифосовского.
   – Мы сейчас все здесь, – бубнила Лиза, – стоим, ждем Катю, она с врачами разговаривает.
   – Еду, – закричала я и, горько сожалея о том, что не взяла сегодня свою машину, понеслась на улицу ловить такси.
 
   Юля и Лиза сидели на жесткой скамейке в пустом коридоре.
   – Где Гена? – закричала я, увидав их. – С мальчиком все в порядке?
   Лизавета заморгала.
   – Его нет, – прошептала Юля.
   Мои ноги внезапно подогнулись как пластилиновые.
   – Он умер! – вырвалось у меня.
   – Всегда надо надеяться на лучшее, – выдавила из себя Лиза.
   Я уставилась на девочку.
   – Лизавета! О каком «лучшем» может идти речь, если младенец скончался.
   – Мы не знаем точно, что с ним, – прошелестела Юля.
   – Как это? – вздрогнула я.
   – Гена исчез!
   – Что?! Но это невозможно!
   – Олю привезли сюда одну, – стала объяснять Лиза, – Гены при ней не было. Сейчас Володя пытается реконструировать ситуацию. Лёня…
   – Кто это? – перебила я девочку.
   – Леонид Майский, мужчина, который нашел Олю.
   – Ясно, продолжай!
   – Он ничего не знал о младенце, в непосредственной близости малыша не было, – зачастила Лизавета, – ну откуда Леониду знать, что Ляля недавно родила? «Скорая» привезла сюда ее одну!
   Я схватилась за сердце.
   – Боже мой! Мальчик остался там! Один! В коляске!
   – Нет, – мрачно ответила Юля, – во дворе никого нет! Кирюшка каждую травинку просмотрел. Только узнал, что Ляля без мальчика, всех опросил, откуда ее привезли, и ринулся в тот двор!
   – Где же Геночка? – в полном изнеможении выдохнула я. – Куда он подевался?
   Юля зарыдала, а Лизавета фальшиво-бодро воскликнула:
   – Ну, у Володи родилась совершенно правильная идея. Скорей всего, дело обстояло так! Коляска стояла в самой глубине двора, там есть такой куст, раскидистый. Закатила Лялечка туда Гену, а сама отошла покурить, нехорошо ведь, когда на малыша дым валит! А тут грабитель! Оля упала и осталась лежать. Затем пришел Леонид, который попросту не заметил коляски. Геночка тихо спал, когда «Скорая» увозила мать. В конце концов он проснулся, заплакал и кто-то обнаружил ребенка. Вот Костин сейчас и проверяет, вызывалась ли во двор вновь милиция и в какую детскую больницу отправили Гену. Его найдут и отдадут нам.
   – Ты полагаешь? – перестала плакать Юля.
   – Конечно, – с жаром воскликнула Лиза, – стопудово! Лампа, скажи?
   Я кивнула, хотя больше всего на свете мне хотелось воскликнуть: «Ну и глупость! Эта версия не выдерживает элементарной критики!»
   Стоит лишь призадуматься, как возникает множество вопросов. С какой стати Оля поехала в район Садового кольца? Зачем она прихватила Гену? Если Белкиной требовалось с кем-то встретиться, отчего она не сделала это в другой день, я охотно вожусь с малышом, мне совершенно нетрудно покараулить его, пока Ляля будет носиться по городу. Леонид не увидел коляску? Ну, такое вполне могло быть, ладно, допустим на минутку, что он близорук. Но ведь после того, как Лялю увезли, на место происшествия прибыли милиционеры. Они тоже не заметили коляску с младенцем? Потоптались две секунды во дворике и отбыли восвояси? Ну… бывает! Почему Оля убежала из дома в спешке, не прихватив бутылочки с едой? Настолько торопилась, что забыла о молоке? Да ни одна мать в здравом рассудке не поступит так. Хотя Белкина практически не занималась ребенком, все хлопоты о нем лежали на наших плечах. Ну с какого ляду она отправилась в центр?
   Поняв, что начинаю ходить по кругу, я вздрогнула и моментально ощутила прилив жара к лицу. Коляска! Все, кто имеет младенца, знают, что путешествие по Москве с экипажем для новорожденного – это настоящее испытание, проверка вашей физической подготовки и моральной закалки. Столица совершенно не приспособлена для молодых мамочек. У тротуаров, как правило, высокие бордюрные камни, намучаешься, пока станешь вталкивать и сталкивать колеса, в метро с «повозкой» не зайти. Во-первых, она едва пройдет в дверь, во-вторых, на эскалаторе ее трудно удержать, в-третьих, народ в вагоне начнет ворчать: «Нарожали кучу и с собой таскают», «Люди с работы едут, час пик, а эта дура столько места заняла», «Девушка, подвиньтесь», «Женщина, чего расклячилась», «Тетка, убери спиногрыза». Наслушаешься добра полные уши. Лучше вызвать такси.
   Наверное, Оля так и сделала. Хотя погрузка коляски в салон еще то удовольствие. Проще было взять запеленутого Гену на руки. Но коляски дома нет, следовательно, Белкина прихватила ее с собой, влезла в авто или спустилась в подземку и полетела к центру Москвы. Бог мой, зачем? Только не уверяйте меня, что все это делалось для того, чтобы потом поставить доставленную с трудом коляску под куст и выкурить сигаретку! Под дождем! Минуточку! Ляля не курит! Ну с какой стати ее поволокло на Садовое кольцо?!
 
   Через два часа мы узнали неутешительную правду: ни в одну больницу Москвы не поступал крохотный ребенок, доставленный с улицы. Гена исчез.
   Костин, сообщивший нам сию информацию, много болтать не стал, на мой робкий вопрос: «Ты хорошо все проверил?» – Вовка рявкнул: «Да» – и повесил трубку.
   Юля и Лиза прижались друг к другу и схватились за руки. Горе их было так велико, что слез не нашлось. Кирюша отвернулся от меня и уставился на стену, а я почувствовала невероятную жажду, какую испытывает, наверное, человек, месяц шедший через Сахару. Еле передвигая ноги, я побрела по коридору в поисках туалета. В мозгу билась лишь одна мысль: пить, пить, пить.
   В конце концов я уперлась в дверь, над которой горела тревожно-красная надпись «Реанимация». Жажда трансформировалась в тошноту. Понимая, что мне срочно нужно отыскать унитаз, я дрожащей рукой толкнула дверь и увидела стол, на котором лежали очки. Медсестра отсутствовала. Из глубины отделения не доносилось ни звука, я сделала шаг и увидела слева на одной из двери букву «Ж».
   Чувствуя, что сейчас упаду в обморок, я доплелась до комнаты и огляделась. Маленькое помещение оказалось палатой. У стены стояла железная кровать, на ней, полуприкрытое зелено-желтой, будто брезентовой простыней, лежало тело. У изголовья моргали лампочки и гудело несколько аппаратов, какие-то трубочки тянулись от приборов и убегали под простыню.
   Я попятилась и в то же мгновение увидела на щиколотке ноги, высунутой из-под покрывала, довольно толстую золотую цепочку, в виде змеи. Хвост пресмыкающегося исчезал у него во рту.
   Тошнота и жажда пропали так же быстро, как и появились. Я кинулась к койке.
   – Олечка! Тебе плохо?
   Белкина не ответила, я посмотрела на ее лицо и прикусила язык. Отчего-то принято считать, что человек, находящийся между жизнью и смертью, должен быть бледным до синевы, но Лялина кожа имела странный желтовато-серый оттенок. Всегда короткий нос казался длинным, а закрытые глаза походили на черные ямы. Ляля не слышала меня.
   – Что вы здесь делаете? – прозвучал гневный голос.
   Я обернулась, на пороге стояла полная женщина в просторной, светло-зеленой хирургической пижаме, точь-в-точь такую надевает на работе Катюша.
   – Кто вас сюда пустил? – негодовала она.
   – Извините… там буква «Ж», я искала туалет, а…
   – Это не «Ж», – возмутилась медсестра, – а знак для персонала, говорящий… Да какая разница! Не вам адресовано! Сортир! В реанимации! Немедленно убирайтесь! Вперлась в стерильное помещение, без бахил и халата!
   – Извините, ей совсем плохо?
   – Нет, очень хорошо, – окрысилась незнакомка, – еще чего поглупей спросите. Убирайтесь.
   – Она умирает?
   – Типун тебе на язык!
   – Скажите правду!
   Внезапно женщина перестала злиться.
   – Она тебе кто?
   – Родственница, близкая.
   – А-а. Состояние тяжелое, но пока стабильное.
   – Это плохо?
   – Могло быть хуже. Если стабильное, уже приятно, не утяжеляется, значит, усекла?
   – Выздоровеет?
   Незнакомка нахмурилась.
   – Тут не бюро прогнозов. Мы делаем все от нас зависящее.
   – Она меня слышит?
   – Аллочка, – крикнули из коридора, – восьмой где?
   – В седьмой, – откликнулась Алла и повернулась ко мне. – Говорят, что в таком состоянии человек не воспринимает окружающий мир. Только…
   – Что? Ну скажите, – взмолилась я.
   Алла посмотрела на Лялю.
   – Сколько лет в реанимации работаю, а привыкнуть не могу. Другие спокойные, обращаются с больным словно с табуреткой. А я не научилась, жалко всех до слез. Это очень плохое качество, оно в нашем отделении лишь мешает. Слышит ли она тебя? Если почитать учебник, то там написано: нет. Но ведь не все же тут умирают, кое-кто выкарабкивается и потом о своих ощущениях рассказывает. Знаешь, часто говорят: «Лежу, пошевелиться не могу, руки-ноги не действуют, глаза не видят, но уши слышат». А еще у нас доктора первоклассные, в особенности один, Алексей Иванович. Знаешь, что он родственникам предлагает, когда больной в себя не приходит?
   «Сядьте, – говорит, – около, возьмите за руку и просите: «Мама, папа, бабушка, любимый, дорогая, не уходите от меня, не бросайте…» Раньше говорили «отмолить» несчастного у бога, а вы упрашивайте человека вернуться. Если захочет – останется!»
   – И срабатывает? – прошептала я.
   Алла кивнула.
   – Случается. Иной раз такие встают, только диву даешься. Живого места не было, надежды никакой, а выкарабкался. Наверное, и впрямь слышат.
   – Можно мне с Олей поговорить?
   Алла качнула головой, потом открыла шкаф, стоявший у двери, вытащила оттуда бахилы, круглую шапочку из прессованной бумаги и довольно длинный халат из такого же материала.
   – На. Только надолго не оставлю.
   Я нацепила одеяние, пододвинула к койке железную табуретку, выкрашенную белой краской, взяла Олю за тонкую руку и вздрогнула. Кожа у Ляли оказалась холодной, липкой, словно чешуя заснувшей рыбы.
   – Олечка! Очнись! Пожалуйста, посмотри на меня!
   Серо-желтое лицо осталось неподвижным.
   – Лялечка, ты нужна нам!
   Никакой реакции.
   – И Гене, – вырвалось у меня, – ну как он без тебя жить станет? Маленький, беспомощный, такому мама просто необходима, да и взрослому она понадобится.
   Губы Оли дернулись.
   – Ты меня слышишь?
   Ноздри тонкого носа вздрогнули.
   – Все будет хорошо. Тебя лечат лучшие врачи. А Гена дома, – бойко частила я, – он совершенно здоров, веселый, счастливый. Геночка ждет маму, ты обязана поправиться, Генуся…
   – Лампуша, – прошелестел тихий голос Кати, – не надо, она в коме.
   Я повернула голову.
   – Нет, Оля слышит, у нее губы шевелятся.
   – Это рефлекторные подергивания.
   – Ты не права! Ляля реагирует на имя Гена.
   – Поехали домой!
   – Мы оставим ее тут? Одну?
   – Лампуша! Олечка в реанимации, здесь круглосуточный уход, – ласково сказала Катя.
   – Но…
   – Увы, помочь мы ей ничем не сможем.
   – Она меня слышит!
   – Нет.
   Я повернулась к кровати и тихо сказала:
   – Лялечка, не волнуйся, Геночка в кроватке, спит спокойно.
   Веки несчастной вдруг распахнулись, и на меня глянули огромные, бездонные, отчего-то не голубые, а черные глаза.
   – Вот! – закричала я. – Катя! Она видит!
   Подруга быстрым шагом подошла к изголовью.
   – Глаза закрыты.
   – Но только что они глядели!!!
   – Пошли, – потащила меня Катюша, – ты просто переутомилась.
   Я попыталась сопротивляться, но на помощь почти бестелесной Катюше пришла Аллочка. Крепкими руками она схватила меня и тотчас же выставила в коридор.

Глава 5

   В машине я талдычила словно заведенная:
   – Она слышит! Да! Точно!
   Лиза, Юля и Кирюша молчали, Катя тоже беззвучно управляла машиной. За всю дорогу никто из них не произнес ни слова.
   – Вещи возьмите, – отмерла Катя у дома.
   – Какие? – прошелестела я.
   – Вон пакет, в больнице дали, там одежда Оли.
   Я взяла полиэтиленовую сумку.
   Обнаружив на кухне Костина, я налетела на него.
   – Ну что?
   – Ты о чем? – буркнул Вовка.
   – Гену нашли?
   – Нет.
   – А уголовника?
   – Какого? – мрачно осведомился Костин.
   – Того, ударившего Лялю.
   – Нет!
   Я стукнула кулаком по столу.
   – Безобразие! Чем только ты занимался!
   Вовка покраснел, потом посинел, затем, глубоко вздохнув, велел:
   – Сядь.
   Я плюхнулась на стул.
   – Ну.
   – Похоже на то, что Лялю ударил наркоман, человек, который ради очередной дозы готов на все. В большом городе много людей, сидящих на игле, и если у них начинается ломка, то все. Тормоза сносит сразу. В подобный момент «торчок» способен убить мать, отца, своего ребенка, не говоря о чужой бабе, которая, как на грех, попалась ему на пути. Выдернул сережки из ушей, сорвал цепочку с кулоном и был таков.
   – Прекрасная версия, – обрадовалась я, – давай, начинай рыть.
   – Где?
   – В среде наркоманов, переберешь всех и найдешь!
   Вовка хмыкнул.
   – Лампа, их тысячи, на учете у врачей единицы, остальные либо не лечатся, либо пытаются скрыть пагубное пристрастие. Наркоманом может быть добропорядочный служащий, который на полчаса превратился в неуправляемого зверя. Достал дозу и снова имеет вполне приличный вид. Убийца Оли…
   – Она жива!
   Вовка крякнул, я вцепилась пальцами в стол.
   – Оля выздоровеет!
   Костин вытащил сигареты.
   – Выйдет из больницы, – продолжала я, – подойдет к тебе и скажет: «Володя! Ты не сумел установить личность, которая чуть было не отправила меня на тот свет. Ладно, в конце концов это, может, и неважно. Но где мой сын? Что случилось с Геночкой? Как мне жить теперь, потеряв ребенка?»
   Вовка швырнул пачку на пол и, наступив на нее ногой, заорал:
   – Хватит! Ты слышала когда-нибудь о похищении младенцев?
   – Конечно.
   – Знаешь статистику? Из десяти украденных детей находят одного! Очень повезет, если двух! Причем это не только у нас, но и в Англии, Франции или Германии! А если малыш не умеет разговаривать, шансы отыскать его падают до нуля.
   – Ты полагаешь, что Гену украли?
   – Не знаю!
   – Но зачем?
   – Не знаю!
   – С какой целью?
   Костин встал и пошел к двери.
   – Вовка! – заорала я.
   – Что?
   – Гену будут искать?
   – Ну… Нужно заявление.
   – Какое?
   – О пропаже ребенка.
   – Сейчас напишу.
   – Это должна написать мать.
   – Она же в реанимации.
   – Тогда отец.
   – Костин! Очнись! Гена погиб в катастрофе.
   – Бабушка, дедушка, – тупо перечислял Володя.
   Я подлетела к нему, вцепилась в рубашку и принялась трясти.
   – Приди в себя! У Геночки никого, кроме Ляли и нас, нет!
   Майор ловко вывернулся из моих рук.
   – Лампа! Я…
   – Ты просто превратился в мента! – заорала я, понимая, что у меня самая настоящая истерика. – Перешел в худшую категорию! Стал тупорылым идиотом кретинским, омерзительным сотрудником МВД, который хочет лишь одного: избавиться от навязываемых забот, отшвырнуть дело ногами. Его не волнуют ни слезы матери, ни…
   Костин выбежал из кухни, со всей силой шандарахнув дверью о косяк. Большая керамическая ваза, которую Лиза подарила мне на день рождения, покачнулась на подоконнике и потом вдруг совершенно неожиданно развалилась на две половины.
   Глотая потекшие по лицу слезы, я собрала останки ни в чем не повинного сосуда, выбросила их в помойку и пошла в спальню. Взгляд упал на пустую, неубранную кроватку со скомканными простынками. Неожиданно истерика прекратилась. Я села в кресло. Хорошо, я сама найду того, кто задумал преступление. Наркоман! Как бы не так. Тут действовал человек, отлично срежиссировавший ситуацию. Скорей всего, он позвонил Оле и обманом выманил ее из дома. Почему Белкина взяла коляску? Не знаю. По какой причине взяла Гену? Нет ответа и на сей вопрос. Но я обязательно докопаюсь до правды, отыщу малыша, отниму его у киднеперов и вручу Оле. Лялечка непременно выздоровеет и снова начнет жаловаться на жизнь, а Геночка будет быстро расти. Все у нас наладится. Никто и ничто не помешает Лампе осуществить задуманное! Не следовало меня злить! И совершенно зря ты, Володя, похоронил Лялю. Я очень хорошо знаю, что она не нравится тебе до тошноты, я, кстати, сама отношусь к Белкиной с прохладцей, но ведь ей никто, кроме нас, не поможет, мы знаем друг друга много лет, а в такой момент следует забыть о всех неприятных ситуациях, связанных с Олей, и протянуть ей руку дружбы.
   Честно говоря, я надеялась на Вовку, но если он повел себя подобным образом, начал требовать официальных заявлений от родственников и разводить бюрократию, то мне придется действовать в одиночку.
   Внезапно тишину прорезал телефонный звонок.
   – Алло, – тихо сказала я.
   – Здрассти, – защебетал веселый, молодой, звонкий голос, – меня зовут Неля Гречникова. Можно Олю? Мы с ней в одной палате после родов лежали. Вот, хотела узнать, как там Белкина? Как мальчик? Ой, наверное, уже поздно…
   Слезы полились у меня из глаз.
   – С Олей несчастье!
   – Что случилось?
   Я быстро пересказала события.
   – Какой кошмар, – залепетала девушка, – она выздоровеет?
   – Обязательно, – заявила я, решив не травмировать незнакомку, – все будет хорошо!
   Но на следующий день приступить к поискам Гены мне не удалось, на шею навалилось слишком много других дел. Лишь в среду я смогла начать расследование, завела будильник, чтобы не проспать. Времени мало, следует торопиться.
   Около семи утра меня разбудило попискивание, и, чтобы не потревожить мирно сопящую на диване Лизавету, не включая свет, я выбралась в коридор. Сон бесследно испарился, голова, несмотря на ранний час, была совершенно ясной. Очень осторожно, на цыпочках, я прокралась на кухню и включила чайник. Через полминуты раздался тихий щелчок, вода вскипела, и тут же по плитке зацокали когти. Вот еще одна загадка. Ну каким образом наши собаки, спящие в разных местах большой квартиры, слышат звук выключающегося электроприбора и понимают, что на кухне появились люди? Ведь двигалась я сейчас словно паучок, тише тихого, и тем не менее – здравствуй, мама, мы не прочь подкрепиться.
   Мопсы сели рядком у балконной двери. Муля меланхолично отвернула морду в сторону, весь ее вид говорил:
   – Я тут ни при чем! Но не спать же спокойно, когда все несутся хомякать.
   Ада, ровесница Мульяны, тоже изображала спокойствие, зато Феня и Капа, бойкие щенки, вертели скрученными, толстыми хвостами и преданно глядели на меня черными глазами. Через пару мгновений Феня стала тихонько поскуливать, а Капа принялась мерно лаять.
   Чтобы она не разбудила домашних, я быстро сунула мопсенку строго-настрого запрещенное ветеринаром печенье.
   – На, только замолчи.
   Схватив лакомство, Капуля заметалась по кухне. Ее нервозность можно было понять: сейчас товарищи изловчатся и отнимут добычу. Впрочем, ни стаффордшириха Рейчел, ни двортерьер Рамик, ни Мулечка с Адюсей не занимаются мародерством. Самозабвенный экспроприатор у нас Феня. Быстро опустошив свою миску, она подбирается к Капе и легко оттесняет более мелкую сестрицу от кормушки. К остальным Феня не привязывается, они ведь могут и отпор дать. А выхватить изо рта Капуси пряник, ириску или хлебную палочку – плевое дело. Хитрая, излишне умная для щенка Феня не начинает драку. Она просто подходит к товарке и спокойно откусывает ту часть вкусного, которая торчит из Капиной пасти. Бедная Капуся потом очень удивляется. Вроде дали такую длинную-предлинную, ну просто замечательную ванильную соломку, и где она теперь? Остался лишь крохотный кусочек, куда же подевалось остальное?
   Впрочем, месяцам к восьми Капуся скумекала, что к чему, и теперь, получив сладкий кусочек, начинает спешно искать укрытие, такое, куда не проберется Феня. Капе нельзя отказать в сообразительности, она поняла, что сестрица много больше ее, поэтому не всегда может протиснуться в щель. Вот по этой причине Капа сейчас молнией метнулась к дивану, распласталась и, превратившись в блинчик, оказалась под ним. Учтите, что, проделывая маневр, она не потеряла печенья и ухитрилась не уронить ни крошечки. Вот это высший пилотаж.
   Поняв, что курабье не отбить, Феня обиженно взвыла, я моментально сунула ей не менее запрещенный кексик. Блаженно закрыв глаза, Феня отошла к плите и стала наслаждаться. Ада шумно вздохнула, Муля громко, с чавканьем сглотнула слюну. Рейчел и Рамик с укоризной покосились на меня. Я оглядела стол. Печенья нет, кексов тоже, зато имеется два кусочка сыра.
   – Так и быть! Держите, – воскликнула я.
   Резко оживившись, Муля и Ада ринулись на зов. Кусочки замечательно вкусного сыра исчезли так быстро, что я не успела даже моргнуть. Рейчел и Рамик превратились в статуи. На их мордах застыло выражение обиды пополам с отчаянием.
   Делать нечего, пришлось вытаскивать из холодильника батон докторской колбасы. Как только я отрезала первый кусочек, к столу мгновенно принеслись все члены стаи.
   – Э нет, наглые мопсы, – усмехнулась я, – вы уже получили свое, кто печенье, кто сыр, а кто кексик. Вот эта вкуснейшая колбаска достанется интеллигентным Рейчел и Рамику, которые не выпрашивали подачку, не затевали свар и скандалов, а спокойно сидели в сторонке. А терпение всегда вознаграждается, и сейчас…
   В этот момент звякнул дверной звонок. Испугавшись, что непрошеный гость разбудит домашних, я бросилась в прихожую и, забыв спросить: «Кто там?», распахнула дверь. В полумраке лестничной клетки маячила невысокая коренастая фигура.
   – Здравствуйте, – вежливо сказала она, – мне бы Олю Белкину.
   Я попятилась.
   – Э… э… – промычала я.
   – Не бойтесь, – прогудела незнакомка, – меня Геночка прислал!
   Огромное, всеобъемлющее чувство радости охватило меня. Гена нашелся! Кто-то заметил во дворе младенца и забрал его к себе домой, а потом узнал наш адрес.
   – Входите скорей, – вскрикнула я.
   Незнакомка нагнулась, расстегнула стоящий у ее ног клетчатый баул, вытащила оттуда пакет серого цвета, из него кулек, из последнего сверток, развернула его, вынула тапочки, очень аккуратно поставила их в коридоре нашей квартиры, потом ловко выскользнула из уличной обуви, всунула ноги в бахилы и, держа в руках ботинки, попросила:
   – Тряпочку дайте.
   – Какую?
   – Подметки протереть.
   – Так ставьте, – отмахнулась я.
   – Нельзя, – ответила гостья.
   Я внимательно оглядела незнакомку. Лет ей, наверное, около шестидесяти. Седые волосы аккуратно уложены в старомодную прическу, небось дама спит в бигудях. Лицо покрыто пудрой, на губах помада. Нет, никакой яркой краски на вошедшей не было, но рот ее был аккуратно обведен специальным карандашом, а брови слегка подкрашены. Пахло от незваной гостьи смесью детского мыла и чего-то кулинарного, вроде корицы.
   – Вот здесь обувь бросьте, – ткнула я пальцем туда, где в беспорядке валялись наши туфли.
   – Без протирки?
   – Да.
   – Ну… хорошо, – промямлила дама, – если так хотите, то пожалуйста. Тогда дайте тряпочку.
   Я вздохнула и повторила:
   – Обувь можно поместить так.
   – Речь идет о сумке.
   Мои брови полезли вверх.
   – О чем?
   – Баульчик на лестнице стоит, дно испачкалось.
   И тут мое терпение лопнуло.
   – Послушайте, – рявкнула я, – у нас не реанимация, в дом можно войти без бахил, спецодежды и душа из хлорки. Лучше скажите скорей, где Гена?
   – В Лапине, – ответила дама.
   – Как он туда попал?
   – Насколько я знаю, на машине приехал, – принялась обстоятельно объяснять женщина, – он мне перед отъездом позвонил и сказал: «Верушка, я ненадолго».
   – Кто позвонил? – в изнеможении спросила я.
   – Гена.
   – Этого не может быть!
   – Почему?
   – Геночка не умеет разговаривать, он еще маленький!