Страница:
– Эх, жаль. Лампа борщик вылила, – вступил Сережа, – может, он еще и не такой тухлый был.
Лиза и Кирюшка захихикали, Костин сделал вид, что пытается наколоть на вилку скользкий пельмень, а Юля, сердито швырнув в мойку шумовку, рявкнула:
– Ешьте молча, Лампа – тоже человек. Идиотскую историю она выдумала лишь по одной причине, боялась, что мы заорем: «Хватит собак!» Ведь верно, Лампуша?
Я пошла к чайнику. Ладно, господа, не верите мне, и не надо. Тук-тук-тук – донеслось из центра кухни.
Я посмотрела в ту сторону, откуда шел звук, несчастная Ириска в ажиотаже теперь чесалась одновременно четырьмя лапами.
– Никогда не видела собаку в подобной позе! – изумилась Лизавета.
– Если бы тебя паразиты жрали, тоже наизнанку вывернулась бы, – засмеялся Кирюшка.
– Дурак!
– Сама дура!
– Смирно, – гаркнул Костин, – есть молча!
А ты, Лампа, вместо того чтобы Мюнхгаузеном работать, отвези несчастного зверя в лечебницу, вон, как мучается.
– А собачьи блохи на людей перебираются? – заинтересовалась Лиза.
– Только на девчонок, – мигом отреагировал Кирюша.
– Почему? – удивилась Лизавета.
– У них кровь вкусная, в ней сахара много!
– Идиот!
– Сама идиотка!
– Замолчите! – велела Юля.
– А он первый начал!
– Ты меня идиотом обозвала.
– Как вам не стыдно, – укорил Костин, – скоро жениться пора, а деретесь, как детсадовцы.
– Кто ж Лизку в загс поведет? – скривился Кирюшка. – Противная больно!
– Ас тобой даже крыса жить не захочет!
– Лучше уж лягушка, чем ты.
– Bay, нашелся Иван-царевич!
– Кретинка!
– Дебил!
Вечер потек своим чередом. Мирно переругиваясь, дети доели пельмени и убежали к компьютерам. Боже, благослови того, кто придумал Интернет! С тех пор, как мы разорились на два ноутбука, Лиза с Кирюшкой перестали драться постоянно, в Сети у каждого есть свои собственные друзья. В последнее время Лизавета с придыханием говорит о некоем Алексе, студенте пятого курса, а Кирюшка постоянно общается с Зузу, участницей мало кому известной поп-группы.
Костин зевнул и ушел в свою квартиру, Сережка побрел в спальню, Юлечка унеслась в ванную, а я собрала грязные тарелки, запихнула их в посудомоечную машину, потом посмотрела на скребущуюся Ириску, взяла ее на руки и, прижав к себе, тихо сказала:
– Ничего, завтра отыщу Жанну, все ей расскажу, и ты снова встретишься с хозяйкой.
Глава 6
Глава 7
Лиза и Кирюшка захихикали, Костин сделал вид, что пытается наколоть на вилку скользкий пельмень, а Юля, сердито швырнув в мойку шумовку, рявкнула:
– Ешьте молча, Лампа – тоже человек. Идиотскую историю она выдумала лишь по одной причине, боялась, что мы заорем: «Хватит собак!» Ведь верно, Лампуша?
Я пошла к чайнику. Ладно, господа, не верите мне, и не надо. Тук-тук-тук – донеслось из центра кухни.
Я посмотрела в ту сторону, откуда шел звук, несчастная Ириска в ажиотаже теперь чесалась одновременно четырьмя лапами.
– Никогда не видела собаку в подобной позе! – изумилась Лизавета.
– Если бы тебя паразиты жрали, тоже наизнанку вывернулась бы, – засмеялся Кирюшка.
– Дурак!
– Сама дура!
– Смирно, – гаркнул Костин, – есть молча!
А ты, Лампа, вместо того чтобы Мюнхгаузеном работать, отвези несчастного зверя в лечебницу, вон, как мучается.
– А собачьи блохи на людей перебираются? – заинтересовалась Лиза.
– Только на девчонок, – мигом отреагировал Кирюша.
– Почему? – удивилась Лизавета.
– У них кровь вкусная, в ней сахара много!
– Идиот!
– Сама идиотка!
– Замолчите! – велела Юля.
– А он первый начал!
– Ты меня идиотом обозвала.
– Как вам не стыдно, – укорил Костин, – скоро жениться пора, а деретесь, как детсадовцы.
– Кто ж Лизку в загс поведет? – скривился Кирюшка. – Противная больно!
– Ас тобой даже крыса жить не захочет!
– Лучше уж лягушка, чем ты.
– Bay, нашелся Иван-царевич!
– Кретинка!
– Дебил!
Вечер потек своим чередом. Мирно переругиваясь, дети доели пельмени и убежали к компьютерам. Боже, благослови того, кто придумал Интернет! С тех пор, как мы разорились на два ноутбука, Лиза с Кирюшкой перестали драться постоянно, в Сети у каждого есть свои собственные друзья. В последнее время Лизавета с придыханием говорит о некоем Алексе, студенте пятого курса, а Кирюшка постоянно общается с Зузу, участницей мало кому известной поп-группы.
Костин зевнул и ушел в свою квартиру, Сережка побрел в спальню, Юлечка унеслась в ванную, а я собрала грязные тарелки, запихнула их в посудомоечную машину, потом посмотрела на скребущуюся Ириску, взяла ее на руки и, прижав к себе, тихо сказала:
– Ничего, завтра отыщу Жанну, все ей расскажу, и ты снова встретишься с хозяйкой.
Глава 6
Утром я вскочила рано, быстро выгуляла собак, накормила стаю и позвонила в театр «Лео».
– Вас слушають, – ответил старушечий голос.
– Баба Лена?
– Ну я, а это хто?
– Щепкина, – быстро пришла на ум нужная фамилия.
– Ох, Софья Сергевна, – сладко запела баба Лена, – чтой-то у вас голосок хрипит.
– Мяса мороженого поела.
– Ну и шутница! Чего надоть-то?
– У нас есть адрес Кулаковой?
– Как не быть? В книжке записан.
– А телефон?
– Ясное дело, там же накорябан.
– Говори.
– Чаво?
– Координаты Жанны.
– А вам они к чему?
– Что за неуместное любопытство? – Я изобразила гнев. – Раз требую, значит, надо.
– Хорошо, хорошо, ща пороюсь…
В моем ухе раздалось шуршание, царапанье, чавканье, кашель, потом я услышала относительно членораздельную речь.
– Во, пяшите, у меня чисто как в аптеке…
Я стала быстро черкать ручкой по бумаге.
– Усе, – подвела итог баба Лена, – севодни тихо тута, никово и нетуть. Репетиции не будет, только спектакль, в восемнадцать, напоминаю вам.
– Спасибо, – прошипела я, изображая Щепкину.
– Нема за що, – незлобиво ответила баба Лена и отсоединилась.
Я схватила куртку, ключи от машины и выбежала во двор. Оказывается, Жанна живет совсем недалеко от нас.
Жанна дала номер мобильного телефона. Решив не сдаваться, я толкнулась к соседям, хотела поинтересоваться у них, не видели ли они Жанну, но в квартирах справа и слева никого не было, да и понятно почему, нормальные москвичи в десять утра уже тоскуют на службе. Есть, конечно, отдельные счастливые категории граждан, спокойно спящих сейчас под теплыми одеяльцами, но соседи Кулаковой оказались из разряда несчастных работяг.
В подъезде пятиэтажки не было консьержки, плохая погода прогнала с лавочки у дверей местных сплетниц, и никто из молодых матерей не гулял с коляской. Посплетничать о Жанне было решительно не с кем!
Признав свое сокрушительное поражение, я вернулась домой, выпила три чашки кофе и решила собрать информацию в театре. Баба Лена сообщила, что репетиции сегодня нет, а спектакль начнется в шесть вечера. Значит, явлюсь в «Лео» около четырех, благо, повод имеется, Батурин вчера предложил мне место гримера, и осторожно порасспрашиваю народ. Кстати!
Вдруг Жанна заявится на работу, и проблема решится сама собой!
С пола донесся мерный стук, несчастная Ириска продолжала чесаться. Я взяла собачку, завернула ее в шерстяной платок и сказала:
– Ладно, есть время свозить тебя к ветеринару, пусть пропишет лекарство.
Сунув постоянно вздрагивающую Ириску за пазуху, я вышла на улицу, посмотрела на бешено несущийся снег, сугробы, на еле-еле двигающиеся машины и решила ехать на метро.
– На что жалуетесь?
– Блохи нас съели, – ответила я, – странно, откуда они в мороз.
– Ничего непонятного, – отреагировал Олег, – блохи зимуют спокойно у вас в квартире, в ковре кайфуют, на диване, надо дезинфекцию сделать. Сажайте крошку на стол. Так-так.., дас-с.., это не блохи!
– А кто?
– Похоже на чесотку, – протянул доктор, – надо сделать соскоб и анализ крови. У нас компьютер, результат выдаст сразу.
– Классно, – обрадовалась я, – начинайте.
Спустя четверть часа Самойлов снова позвал нас в кабинет.
– Чесотка, стопроцентно.
– Это лечится?
– Жить будет, а летать нет.
– Вы о чем?
Олег улыбнулся:
– Извините, дурацкая шутка. Естественно, лечится.
– Вот здорово, – обрадовалась я, – а то у нас дома другие собаки есть, я боялась, что они блох подцепят.
Самойлов почесал затылок.
– Чесотка очень заразна.
– Да?
– Кто у вас еще живет?
– Четыре мопса, стаф и двортерьер.
– Всех следует обработать препаратом «Брике» [3], купите в аптеке. Людям надо…
– А мы тут при чем?
Олег снова почесался, на этот раз в районе груди.
– Чесотка крайне легко переходит на человека.
– Ой!
– Достаточно разок погладить больное животное.
– Мама!
Доктор поскребся под подбородком, у меня вдруг зазудело за ушами.
– Вот видите, – резюмировал Олег, – кажется, уже подцепили!
Ириска затрясла левой задней лапой, потом правой, затем свалилась на бок и принялась орудовать всеми четырьмя конечностями.
– Давно у вас собака? – осведомился Самойлов, яростно роясь пальцами в волосах.
– Вчера появилась, – ответила я, ощущая немыслимый зуд в спине.
– Попадаются недобросовестные заводчики, – поежился ветеринар, – готовы больное животное всучить, лишь бы денег срубить. Вот вам рецепты, я тут все написал: пледы, подушки, ковры обработать.
Кстати, в отношении игрушек, у ваших животных они есть?
– Да штук тридцать по всей квартире расшвыряны.
– Понимаете, – загудел Олег, не переставая раздирать ногтями кожу на шее, – вещи следует обрабатывать так: сложить каждый предмет в мешок для мусора, напшикать из баллончика лекарство, быстро завязать горловину и выставить на мороз, через полчаса паразиты – возбудители чесотки погибнут. С игрушками сложнее.
– Их тоже свалить в пакет?
– Нет, нельзя, – покачал головой врач, – в игрушках много всяких выпуклостей и швов, где прячутся клещи. Вообще говоря, следует поступить иначе. Вы, простите, про презервативы слышали?
– Да, – слегка покраснела я, – естественно.
– Приобретите в аптеке суперпрочные, – спокойно пояснил ветеринар, – всуньте игрушки внутрь, обработайте спреем – и на балкон. Резина очень плотно облегает всякие там мячики, косточки и фигурки. Понятно?
– Ага, – кивнула я, взяла дергающуюся Ириску и порысила к метро.
Пока мы с собачкой добрались до аптеки, я почти потеряла сознание от зуда, чесалось все, безостановочно.
Как назло, у прилавка змеилась очередь, я пристроилась в хвост, прижалась спиной к витрине и стала осторожно елозить по стеклу. Товар отпускала медлительная девица, двигавшаяся от шкафчика к шкафчику со скоростью беременного ленивца. Я пыталась прекратить почесываться, но это оказалось выше моих сил.
– Мамочка, – звонким голоском сказала девочка, стоявшая около меня, – смотри, какая собачка.
– Очень милая, – улыбнулась молодая симпатичная женщина, почти навалившаяся мне на плечо.
– Ой, она трясется.
– Заболела бедняжка, ей сейчас лекарство купят.
– Ой, и тетя дергается.
– Машенька, – напряглась мать, – отойди подальше, тете тоже нездоровится.
– Хочу погладить собачку!
– Она кусается, – соврала я.
Мамаша схватила девочку за руку и переставила за себя.
– Что вам надо? – спросила у меня провизор.
– Презервативы есть? – смущенно поинтересовалась я.
– Да, какие вам нужны?
– Самые прочные.
– Для анального секса?
Очередь с огромным интересом уставилась на меня.
– Так для анального секса? – громко повторила фармацевт.
– Ага, – еле выдавила я из себя.
– Сколько?
– Тридцать штук!
Парень, стоявший за Машей и ее мамой, присвистнул, а потом с легкой завистью заявил:
– Приятный вечерок намечается.
Я хотела было сказать, что приобретаю изделия № 2 не для себя, но решила не оправдываться перед незнакомым юношей. В конце концов, мы теперь живем в свободной стране, и кому какое дело до чужих пристрастий?
– Мама, а что такое анальный секс? – оживилась Маша.
– Кошечка, – засуетилась мать, – ступай к другому прилавку, купи себе гематоген!
Весело подпрыгивая, девочка удалилась.
– Безобразие, что вы себе позволяете, – зашипела мамаша, – при детях!
Я вжала голову в плечи, поджидая, пока провизортормоз закончит рыться в ящичках.
– Так она в аптеке презервативы просит, а не в школе, – вступился за меня парень.
– Отвратительно, – мигом ожила стоявшая позади старуха, – подобную продукцию надо продавать после одиннадцати вечера, в специально отведенных местах. Сделать в городе одну точку, и хватит, пусть развратники туда стекаются.
– Вы, мамаша, сами деток имеете? – вступил в разговор мужчина с портфелем.
– А как же, – с достоинством ответила бабка, – двоих воспитала, в люди вышли, теперь вот с внуками нянчусь.
– Вы в капусте наследников нашли?
Старушка захлопала глазами.
– Или аист их принес? – подхватил парень.
Бабка стала медленно превращаться в свеклу.
– Вы о чем?
– Сама хороша была, – хором ответили мужчина и юноша.
– Да я лишь с законным мужем! – заорала бабка. – Всего-то пару раз и случилось.
Из очереди донеслось хихиканье.
– Бедный дедушка, – сказал чей-то молодой голос.
– Вот ваши презервативы! – гаркнула фармацевт.
– Еще препарат «Брике», – проблеяла я.
– От вшей, блох или клопов? – проорала провизор.
– Нельзя ли потише? – взмолилась я и стала чесаться.
Очередь шарахнулась назад, между мною и мамой Маши образовалось свободное пространство.
– Вши, блохи или клопы?
– Э.., э.., чесотка.
– Пойдем домой, Машенька! – заорала женщина.
– И мне недосуг, – юркнул к двери парень.
– Есть комплексное средство от кожных паразитов! – визжала провизор.
Не говоря ни слова, старушонка метнулась к выходу, за ней быстрым шагом устремились остальные покупатели, остался лишь дядька с портфелем.
– Давайте, – быстро согласилась я, – еще спрей для обработки одежды и мебели.
Провизорша начала почесывать нос, потом ухо, подбородок, затем повернула голову в сторону служебного помещения и завопила так, что на прилавке зазвякали пузырьки:
– Анна Ивановна!!!
Из глубин аптеки высунулась растрепанная старушка.
– Что случилось?
– Вытрите прилавок и вымойте пол в зале, к нам пришел чесоточный покупатель!
Дядька с портфелем начал скрести шею, потом полез рукой за пазуху, затем отступил к двери и одним прыжком исчез на улице.
– Почему вы так вопите? – возмутилась я.
– Кто вопит? – удивилась продавщица, яростно ковыряя макушку. – Забирайте дезинфекцию, соблюдайте инструкцию, там все четко указано.
Притащив домой большой мешок, набитый баллончиками и тюбиками, я посмотрела на часы и решила быстренько произвести санобработку. Если честно, крохотная, симпатичная Ириска понравилась мне безумно, да и я пришлась собачке по душе, всю дорогу она лизала мою руку и тыкалась в ладонь холодным носом.
Мопсы встретили нас счастливым лаем, я осторожно посадила Ириску на пол, та незамедлительно заработала лапами. Муля понюхала новую подругу, села рядом и тоже затрясла нижней конечностью, дальше, как по команде, то же самое сделали сначала Феня, потом Ада, Капа, за ними Рейчел, лишь Рамик не принял участия в общей забаве, отошел в сторонку, сел у окна и с интересом принялся наблюдать за подругами. Я оцепенела, похоже, зараза распростаняется со скоростью тайфуна. В ту же секунду у меня засвербило между лопатками. Извиваясь как змея, я попыталась дотянуться до нужного места, потерпела неудачу, и сообразила, как нужно действовать. Прижалась спиной к косяку двери и стала сладострастно елозить позвоночником по выступающему углу. Некоторое время в кухне царила полнейшая тишина, прерываемая лишь моими счастливыми стонами и сопением мопсих. Потом мне стало смешно, право, изумительная компания, хозяйка, словно свинка у забора, а собачки ей под стать.
Огромным усилием воли отлепившись от косяка, я воскликнула:
– Сейчас живо избавимся от почесухи, времени мало, нужно торопиться!
Я схватилась за мешок с баллончиками, и через час на нашем балконе выстроились в ряд пластиковые пакеты, набитые пледами, подушками и всякими тряпками. Тяжелее всего пришлось с игрушками, каждую требовалось впихнуть в презерватив, но я была полна желания раз и навсегда избавиться от гадких клещей и четко выполнила все указания ветеринара, не забывая при этом смотреть в инструкцию.
Слегка устав, я выпила чашечку кофе и принялась за собак. Жидкость, которую следовало втирать в их кожу, оказалась маслянистой. И потом, владельцы так называемых гладкошерстных псов меня поймут, как дорыться у этих собак до голой шкуры? Крепкие короткие волоски покрывают тело мопсов, словно панцирь, и я окончательно измучилась, поливая Мулю, Феню, Капу, Аду и Рейчел дезинфекцией. В результате все члены стаи превратились в жирные, масленые оладьи, а Ириска и Рамик походили на грязных баранов, с их спин теперь свисали «сосульки».
– Да уж, – вздохнула я, обозрев результат своего поистине титанического труда. – Эй, Ада, не лижи Мулю! Феня, отойди от Капы.
Куда там, никто не собирался меня слушать, собаки очень хотели как можно быстрее «умыть» друг друга, но ведь на упаковке лекарства стояло четкое предупреждение: «Ядовито. Использовать как наружное средство».
Поколебавшись секунду, я нашла выход из положения. Аду запихнула в комнату к Кирюше, Мулю поместила к Лизе, Рейчел – к Сережке и Юлечке, Феню заперла в гостиной, Капу на кухне, Рамика втолкнула в Катину спальню, а Ириску оттащила к себе. Все двери у нас открываются внутрь комнат, поэтому псы были лишены возможности самостоятельно выбраться из них.
Придя в восторг от собственной сообразительности, я схватила ведро, бросила в воду большую таблетку из упаковки с надписью: «Киллер» – и начала безостановочно чихать. От получившегося раствора интенсивно пахло какой-то гадостью. Но делать нечего, я опустила в жидкость тряпку, но впопыхах забыла надеть резиновые перчатки и, закончив мытье полов, насторожилась: кисти рук стали красными и шершавыми. Я пошла было в ванную за кремом, но тут увидела часы и ахнула, с ума сойти, мне давно следовало быть в театре.
Забыв про крем, я натянула куртку, всунула ноги в сапоги и понеслась к метро, на ходу обдумывая линию поведения.
– Вы куда? – прогудела она.
– К Батурину, – ответила я.
– Зачем?
– На работу наниматься.
Старушка подняла голову, в ее глазах мелькнул неприкрытый испуг.
– Кем?
– Актрисой, – улыбнулась я.
Баба Лена отложила журнал.
– Не ври-ка! А то я не знаю, как девки выглядят, говори правду, вторым вахтером посадить тебя хотять?
Ты лучше сразу уходи! Служба собачья, все вокруг шнырь-шнырь, оруть и визжать. Ни сна ни отдыха, один гундеж, голова потом раскалывается. Зарплата – кот чихнул, я тут почему сижу? Мине два оклада дають, а тебе половину отсыпять…
– Не волнуйтесь, – решила я утешить бабушку, – на ваше место я не претендую, в гримеры нанимаюсь.
– А-а-а, – протянула бабулька, – ступай во вторую комнату, там Батурин сидит – горюет.
– Что-то случилось? – решила я разговорить бабку, но та уже уткнулась в глянцевое издание, забыв обо всем на свете.
– Вас слушають, – ответил старушечий голос.
– Баба Лена?
– Ну я, а это хто?
– Щепкина, – быстро пришла на ум нужная фамилия.
– Ох, Софья Сергевна, – сладко запела баба Лена, – чтой-то у вас голосок хрипит.
– Мяса мороженого поела.
– Ну и шутница! Чего надоть-то?
– У нас есть адрес Кулаковой?
– Как не быть? В книжке записан.
– А телефон?
– Ясное дело, там же накорябан.
– Говори.
– Чаво?
– Координаты Жанны.
– А вам они к чему?
– Что за неуместное любопытство? – Я изобразила гнев. – Раз требую, значит, надо.
– Хорошо, хорошо, ща пороюсь…
В моем ухе раздалось шуршание, царапанье, чавканье, кашель, потом я услышала относительно членораздельную речь.
– Во, пяшите, у меня чисто как в аптеке…
Я стала быстро черкать ручкой по бумаге.
– Усе, – подвела итог баба Лена, – севодни тихо тута, никово и нетуть. Репетиции не будет, только спектакль, в восемнадцать, напоминаю вам.
– Спасибо, – прошипела я, изображая Щепкину.
– Нема за що, – незлобиво ответила баба Лена и отсоединилась.
Я схватила куртку, ключи от машины и выбежала во двор. Оказывается, Жанна живет совсем недалеко от нас.
* * *
Дома Кулаковой не оказалось, я тщетно жала на звонок, никто не спешил крикнуть из квартиры: «Кто там?» Простояв бесцельно под дверью около четверти часа, я попыталась соединиться с Жанной по телефону и услышала равнодушно-вежливое: «Абонент временно недоступен».Жанна дала номер мобильного телефона. Решив не сдаваться, я толкнулась к соседям, хотела поинтересоваться у них, не видели ли они Жанну, но в квартирах справа и слева никого не было, да и понятно почему, нормальные москвичи в десять утра уже тоскуют на службе. Есть, конечно, отдельные счастливые категории граждан, спокойно спящих сейчас под теплыми одеяльцами, но соседи Кулаковой оказались из разряда несчастных работяг.
В подъезде пятиэтажки не было консьержки, плохая погода прогнала с лавочки у дверей местных сплетниц, и никто из молодых матерей не гулял с коляской. Посплетничать о Жанне было решительно не с кем!
Признав свое сокрушительное поражение, я вернулась домой, выпила три чашки кофе и решила собрать информацию в театре. Баба Лена сообщила, что репетиции сегодня нет, а спектакль начнется в шесть вечера. Значит, явлюсь в «Лео» около четырех, благо, повод имеется, Батурин вчера предложил мне место гримера, и осторожно порасспрашиваю народ. Кстати!
Вдруг Жанна заявится на работу, и проблема решится сама собой!
С пола донесся мерный стук, несчастная Ириска продолжала чесаться. Я взяла собачку, завернула ее в шерстяной платок и сказала:
– Ладно, есть время свозить тебя к ветеринару, пусть пропишет лекарство.
Сунув постоянно вздрагивающую Ириску за пазуху, я вышла на улицу, посмотрела на бешено несущийся снег, сугробы, на еле-еле двигающиеся машины и решила ехать на метро.
* * *
В ветеринарной клинике не было очереди, и я сразу попала на прием. Толстый добродушный ветеринар, чей халат был украшен беджиком «Самойлов Олег», спросил:– На что жалуетесь?
– Блохи нас съели, – ответила я, – странно, откуда они в мороз.
– Ничего непонятного, – отреагировал Олег, – блохи зимуют спокойно у вас в квартире, в ковре кайфуют, на диване, надо дезинфекцию сделать. Сажайте крошку на стол. Так-так.., дас-с.., это не блохи!
– А кто?
– Похоже на чесотку, – протянул доктор, – надо сделать соскоб и анализ крови. У нас компьютер, результат выдаст сразу.
– Классно, – обрадовалась я, – начинайте.
Спустя четверть часа Самойлов снова позвал нас в кабинет.
– Чесотка, стопроцентно.
– Это лечится?
– Жить будет, а летать нет.
– Вы о чем?
Олег улыбнулся:
– Извините, дурацкая шутка. Естественно, лечится.
– Вот здорово, – обрадовалась я, – а то у нас дома другие собаки есть, я боялась, что они блох подцепят.
Самойлов почесал затылок.
– Чесотка очень заразна.
– Да?
– Кто у вас еще живет?
– Четыре мопса, стаф и двортерьер.
– Всех следует обработать препаратом «Брике» [3], купите в аптеке. Людям надо…
– А мы тут при чем?
Олег снова почесался, на этот раз в районе груди.
– Чесотка крайне легко переходит на человека.
– Ой!
– Достаточно разок погладить больное животное.
– Мама!
Доктор поскребся под подбородком, у меня вдруг зазудело за ушами.
– Вот видите, – резюмировал Олег, – кажется, уже подцепили!
Ириска затрясла левой задней лапой, потом правой, затем свалилась на бок и принялась орудовать всеми четырьмя конечностями.
– Давно у вас собака? – осведомился Самойлов, яростно роясь пальцами в волосах.
– Вчера появилась, – ответила я, ощущая немыслимый зуд в спине.
– Попадаются недобросовестные заводчики, – поежился ветеринар, – готовы больное животное всучить, лишь бы денег срубить. Вот вам рецепты, я тут все написал: пледы, подушки, ковры обработать.
Кстати, в отношении игрушек, у ваших животных они есть?
– Да штук тридцать по всей квартире расшвыряны.
– Понимаете, – загудел Олег, не переставая раздирать ногтями кожу на шее, – вещи следует обрабатывать так: сложить каждый предмет в мешок для мусора, напшикать из баллончика лекарство, быстро завязать горловину и выставить на мороз, через полчаса паразиты – возбудители чесотки погибнут. С игрушками сложнее.
– Их тоже свалить в пакет?
– Нет, нельзя, – покачал головой врач, – в игрушках много всяких выпуклостей и швов, где прячутся клещи. Вообще говоря, следует поступить иначе. Вы, простите, про презервативы слышали?
– Да, – слегка покраснела я, – естественно.
– Приобретите в аптеке суперпрочные, – спокойно пояснил ветеринар, – всуньте игрушки внутрь, обработайте спреем – и на балкон. Резина очень плотно облегает всякие там мячики, косточки и фигурки. Понятно?
– Ага, – кивнула я, взяла дергающуюся Ириску и порысила к метро.
Пока мы с собачкой добрались до аптеки, я почти потеряла сознание от зуда, чесалось все, безостановочно.
Как назло, у прилавка змеилась очередь, я пристроилась в хвост, прижалась спиной к витрине и стала осторожно елозить по стеклу. Товар отпускала медлительная девица, двигавшаяся от шкафчика к шкафчику со скоростью беременного ленивца. Я пыталась прекратить почесываться, но это оказалось выше моих сил.
– Мамочка, – звонким голоском сказала девочка, стоявшая около меня, – смотри, какая собачка.
– Очень милая, – улыбнулась молодая симпатичная женщина, почти навалившаяся мне на плечо.
– Ой, она трясется.
– Заболела бедняжка, ей сейчас лекарство купят.
– Ой, и тетя дергается.
– Машенька, – напряглась мать, – отойди подальше, тете тоже нездоровится.
– Хочу погладить собачку!
– Она кусается, – соврала я.
Мамаша схватила девочку за руку и переставила за себя.
– Что вам надо? – спросила у меня провизор.
– Презервативы есть? – смущенно поинтересовалась я.
– Да, какие вам нужны?
– Самые прочные.
– Для анального секса?
Очередь с огромным интересом уставилась на меня.
– Так для анального секса? – громко повторила фармацевт.
– Ага, – еле выдавила я из себя.
– Сколько?
– Тридцать штук!
Парень, стоявший за Машей и ее мамой, присвистнул, а потом с легкой завистью заявил:
– Приятный вечерок намечается.
Я хотела было сказать, что приобретаю изделия № 2 не для себя, но решила не оправдываться перед незнакомым юношей. В конце концов, мы теперь живем в свободной стране, и кому какое дело до чужих пристрастий?
– Мама, а что такое анальный секс? – оживилась Маша.
– Кошечка, – засуетилась мать, – ступай к другому прилавку, купи себе гематоген!
Весело подпрыгивая, девочка удалилась.
– Безобразие, что вы себе позволяете, – зашипела мамаша, – при детях!
Я вжала голову в плечи, поджидая, пока провизортормоз закончит рыться в ящичках.
– Так она в аптеке презервативы просит, а не в школе, – вступился за меня парень.
– Отвратительно, – мигом ожила стоявшая позади старуха, – подобную продукцию надо продавать после одиннадцати вечера, в специально отведенных местах. Сделать в городе одну точку, и хватит, пусть развратники туда стекаются.
– Вы, мамаша, сами деток имеете? – вступил в разговор мужчина с портфелем.
– А как же, – с достоинством ответила бабка, – двоих воспитала, в люди вышли, теперь вот с внуками нянчусь.
– Вы в капусте наследников нашли?
Старушка захлопала глазами.
– Или аист их принес? – подхватил парень.
Бабка стала медленно превращаться в свеклу.
– Вы о чем?
– Сама хороша была, – хором ответили мужчина и юноша.
– Да я лишь с законным мужем! – заорала бабка. – Всего-то пару раз и случилось.
Из очереди донеслось хихиканье.
– Бедный дедушка, – сказал чей-то молодой голос.
– Вот ваши презервативы! – гаркнула фармацевт.
– Еще препарат «Брике», – проблеяла я.
– От вшей, блох или клопов? – проорала провизор.
– Нельзя ли потише? – взмолилась я и стала чесаться.
Очередь шарахнулась назад, между мною и мамой Маши образовалось свободное пространство.
– Вши, блохи или клопы?
– Э.., э.., чесотка.
– Пойдем домой, Машенька! – заорала женщина.
– И мне недосуг, – юркнул к двери парень.
– Есть комплексное средство от кожных паразитов! – визжала провизор.
Не говоря ни слова, старушонка метнулась к выходу, за ней быстрым шагом устремились остальные покупатели, остался лишь дядька с портфелем.
– Давайте, – быстро согласилась я, – еще спрей для обработки одежды и мебели.
Провизорша начала почесывать нос, потом ухо, подбородок, затем повернула голову в сторону служебного помещения и завопила так, что на прилавке зазвякали пузырьки:
– Анна Ивановна!!!
Из глубин аптеки высунулась растрепанная старушка.
– Что случилось?
– Вытрите прилавок и вымойте пол в зале, к нам пришел чесоточный покупатель!
Дядька с портфелем начал скрести шею, потом полез рукой за пазуху, затем отступил к двери и одним прыжком исчез на улице.
– Почему вы так вопите? – возмутилась я.
– Кто вопит? – удивилась продавщица, яростно ковыряя макушку. – Забирайте дезинфекцию, соблюдайте инструкцию, там все четко указано.
Притащив домой большой мешок, набитый баллончиками и тюбиками, я посмотрела на часы и решила быстренько произвести санобработку. Если честно, крохотная, симпатичная Ириска понравилась мне безумно, да и я пришлась собачке по душе, всю дорогу она лизала мою руку и тыкалась в ладонь холодным носом.
Мопсы встретили нас счастливым лаем, я осторожно посадила Ириску на пол, та незамедлительно заработала лапами. Муля понюхала новую подругу, села рядом и тоже затрясла нижней конечностью, дальше, как по команде, то же самое сделали сначала Феня, потом Ада, Капа, за ними Рейчел, лишь Рамик не принял участия в общей забаве, отошел в сторонку, сел у окна и с интересом принялся наблюдать за подругами. Я оцепенела, похоже, зараза распростаняется со скоростью тайфуна. В ту же секунду у меня засвербило между лопатками. Извиваясь как змея, я попыталась дотянуться до нужного места, потерпела неудачу, и сообразила, как нужно действовать. Прижалась спиной к косяку двери и стала сладострастно елозить позвоночником по выступающему углу. Некоторое время в кухне царила полнейшая тишина, прерываемая лишь моими счастливыми стонами и сопением мопсих. Потом мне стало смешно, право, изумительная компания, хозяйка, словно свинка у забора, а собачки ей под стать.
Огромным усилием воли отлепившись от косяка, я воскликнула:
– Сейчас живо избавимся от почесухи, времени мало, нужно торопиться!
Я схватилась за мешок с баллончиками, и через час на нашем балконе выстроились в ряд пластиковые пакеты, набитые пледами, подушками и всякими тряпками. Тяжелее всего пришлось с игрушками, каждую требовалось впихнуть в презерватив, но я была полна желания раз и навсегда избавиться от гадких клещей и четко выполнила все указания ветеринара, не забывая при этом смотреть в инструкцию.
Слегка устав, я выпила чашечку кофе и принялась за собак. Жидкость, которую следовало втирать в их кожу, оказалась маслянистой. И потом, владельцы так называемых гладкошерстных псов меня поймут, как дорыться у этих собак до голой шкуры? Крепкие короткие волоски покрывают тело мопсов, словно панцирь, и я окончательно измучилась, поливая Мулю, Феню, Капу, Аду и Рейчел дезинфекцией. В результате все члены стаи превратились в жирные, масленые оладьи, а Ириска и Рамик походили на грязных баранов, с их спин теперь свисали «сосульки».
– Да уж, – вздохнула я, обозрев результат своего поистине титанического труда. – Эй, Ада, не лижи Мулю! Феня, отойди от Капы.
Куда там, никто не собирался меня слушать, собаки очень хотели как можно быстрее «умыть» друг друга, но ведь на упаковке лекарства стояло четкое предупреждение: «Ядовито. Использовать как наружное средство».
Поколебавшись секунду, я нашла выход из положения. Аду запихнула в комнату к Кирюше, Мулю поместила к Лизе, Рейчел – к Сережке и Юлечке, Феню заперла в гостиной, Капу на кухне, Рамика втолкнула в Катину спальню, а Ириску оттащила к себе. Все двери у нас открываются внутрь комнат, поэтому псы были лишены возможности самостоятельно выбраться из них.
Придя в восторг от собственной сообразительности, я схватила ведро, бросила в воду большую таблетку из упаковки с надписью: «Киллер» – и начала безостановочно чихать. От получившегося раствора интенсивно пахло какой-то гадостью. Но делать нечего, я опустила в жидкость тряпку, но впопыхах забыла надеть резиновые перчатки и, закончив мытье полов, насторожилась: кисти рук стали красными и шершавыми. Я пошла было в ванную за кремом, но тут увидела часы и ахнула, с ума сойти, мне давно следовало быть в театре.
Забыв про крем, я натянула куртку, всунула ноги в сапоги и понеслась к метро, на ходу обдумывая линию поведения.
* * *
Баба Лена сидела на своем же месте, уткнув нос в журнал.– Вы куда? – прогудела она.
– К Батурину, – ответила я.
– Зачем?
– На работу наниматься.
Старушка подняла голову, в ее глазах мелькнул неприкрытый испуг.
– Кем?
– Актрисой, – улыбнулась я.
Баба Лена отложила журнал.
– Не ври-ка! А то я не знаю, как девки выглядят, говори правду, вторым вахтером посадить тебя хотять?
Ты лучше сразу уходи! Служба собачья, все вокруг шнырь-шнырь, оруть и визжать. Ни сна ни отдыха, один гундеж, голова потом раскалывается. Зарплата – кот чихнул, я тут почему сижу? Мине два оклада дають, а тебе половину отсыпять…
– Не волнуйтесь, – решила я утешить бабушку, – на ваше место я не претендую, в гримеры нанимаюсь.
– А-а-а, – протянула бабулька, – ступай во вторую комнату, там Батурин сидит – горюет.
– Что-то случилось? – решила я разговорить бабку, но та уже уткнулась в глянцевое издание, забыв обо всем на свете.
Глава 7
Юлий и впрямь выглядел не лучшим образом, под глазами у него темнели круги, верхние веки опухли, под нижними появились «мешки».
– Пришла? – хмуро спросил он.
Я кивнула.
– Готова работать?
– Конечно.
– Документы.
Я положила перед Батуриным паспорт и диплом консерватории.
– А где трудовая книжка и свидетельство об окончании курсов визажистов-гримеров?
– Ой, простите, завтра принесу.
– Ладно, – вдруг подобрел Батурин, – можешь начинать. Условия царские – работаешь каждый день, выходной один, плавающий, оклад семьсот рублей.
– Сколько?!!
Юлий улыбнулся:
– Сказал же, райское место! Целых семь сотен за ерунду, лучше службы не найти. Кстати, в буфете скидка и в твои ящики с косметикой никто не лезет, закупай что надо за наш счет. Согласна?
Если бы я на самом деле решила устроиться визажистом, то моментально унеслась бы прочь из «Лео» с его «царскими» условиями Работать шесть дней в неделю за семьсот рублей в месяц! Ну и ну! Теперь понятно, отчего в театре дефицит гримеров.
– Так как? – весьма недовольно поторопил меня Юлий. – Да – да, нет – нет, поживей определяйся.
– Большое спасибо, я согласна.
Юлий хлопнул кулаком по столу.
– Пиши заявление, заполняй анкету и дуй в девятую комнату, там Галя сидит, завцехом бутафории и реквизита, поступаешь под ее начало.
– Так до июня всего ничего осталось, – улыбнулась я Галя вздохнула, окинула меня настороженным взглядом и поинтересовалась:
– И где ты служила?
– На радио, – брякнула я, – «Бум» называется, там руководство сменилось, нас вон выгнали и новых сотрудников набрали.
– Ладно, – кивнула Галя, совершенно не удивившись тому, что на радиостанции потребовался специалист по макияжу, – на своем работать будешь?
– Вы о чем?
– Косметику принесла?
– Нет.
– Ну тогда бери вон тот чемоданчик и ступай к Щепкиной, – неожиданно весело улыбнулась Галя, – у нас по штату три гримера, реально есть одна Олеся, теперь еще ты. Наши актеры в основном сами справляются, но бывает грим сложный, как в пьесе «Собака – вождь», вообще чума! И, кроме того, есть дамы, не желающие лично прикасаться к краскам Значит, тебе работать со Щепкиной! Сейчас шлепай к Софье, да будь осторожна.
– В каком смысле? – поинтересовалась я, взяв обшарпанный, довольно тяжелый чемоданчик.
– Если не хочешь, чтобы завтра о тебе весь театр судачил, ничего ей о себе не рассказывай, – улыбнулась Галина, – упаси бог хоть слово о семье сказать, пожалеешь потом, да поздно! Ясно?
Я кивнула и отправилась на поиски примы.
Софья, одетая в ярко-красное, расшитое золотом платье, сидела на стуле перед большим зеркалом.
– Вы кто? – недовольно сморщилась она, увидав меня на пороге. – Что за бесцеремонность? Отчего без стука врываетесь?
– Извините, я только что принята на работу гримершей, еще всех порядков не знаю, – потупилась я.
Щепкина закатила глаза.
– О боже, снова новенькая.
– Да, простите.
– Надоело до смерти!
– Понимаю.
– Ну сколько можно сотрудников менять!
– Верно.
– Опять вам все объяснять надо!
– Право, я не виновата.
Софья сказала:
– Ладно, потом убью Батурина. Давайте знакомиться – Щепкина, родственница того самого Щепкина, Михаила Семеновича, отца российского театра!
Слышала, надеюсь, это прославленное имя?
Я закивала.
– Конечно, конечно.
– Ника Оболенская будет вам говорить, что является потомком известных князей, не верьте ей. Фамилия Ники в девичестве Крошкина, Оболенской она по первому мужу стала, нет в ней благородной крови, а вот во мне гены великого трагика, талант в нашей семье переходит по наследству. Чего стоишь столбом? Начинай причесывать и гримировать, не хлопай глазами.
Знаешь, какой спектакль сегодня?
– Нет, – проблеяла я.
– «Анна Фифаль», поняла?
– Э.., э.., ну.., в общем!
Щепкина схватилась тощими ручонками за виски.
– О боги! «Анна Фифаль» – пьеса, рассказывающая о жизни Анны Фифаль. Усекла?
– Да.
– Я играю ее младшую сестру, женщину тридцати лет, я никогда не скрывала своего возраста, честно признаюсь, мне двадцать восемь, поэтому особого грима не понадобится.
Я подавила смешок, кажется, вчера сия мадам называла иную цифру, вроде речь шла о тридцати двух годах.
– Ну, приступай, – заерзала на стуле Софья.
И тут только до меня дошло: сейчас придется гримировать актрису! Но я не умею делать ничего подобного!
– Впрочем, сначала причеши парик, – велела Софья, – а я пока покурю. Ты не против поболтать?
– А где парик? – спросила я.
– Так на болване, – ткнула рукой в сторону подоконника Щепкина и добавила:
– Где-то я тебя встречала… Лицо знакомое!
Я подошла к окну, сняла парик с подставки, схватила расческу и, кое-как приглаживая пряди, ответила:
– Я сидела в гримерке вчера, у Жанны, а вы туда зашли.
Глаза Софьи вспыхнули огнем.
– Значит, знаешь, что у нас случилось?
– Актриса на сцене умерла, – промямлила я, – говорят, сердечный приступ!
Софья заломила руки.
– Сейчас все объясню! Только скажи: ты знакома с Жанной?
– Мы в одном подъезде живем, – соврала я.
– Ага, – подпрыгнула Щепкина, – сейчас про твою соседушку такое тебе сообщу! Она ведь не замужем!
– Точно не знаю.
– Я не спрашиваю, а уточняю: супруга у Жанки нет! Да хватит волосы драть, лучше посиди покури и меня послушай!
Из накрашенного ротика Софьи Сергеевны потоком полились сплетни, я села на квадратную табуретку и превратилась в огромное ухо. Надо же, как мне феерически повезло, Софья относится к породе самозабвенных сплетниц, которым жизненно необходим молча внимающий им индивидуум. От слушателя даже не требуется реакции, любое словечко, оброненное им, обозлит Щепкину до полусмерти, тут главное – кивать и изредка произносить нечто типа:
– Да ну? Не может быть! Вот так ситуация!
То в чашку, из которой по ходу действия должна пить героиня, вместо воды нальют чистый лимонный сок, то поменяют обувь или испачкают костюм. Один раз Лену Ромину заперли в гримерке, и она опоздала на выход. Мелочь, конечно, но радует душу.
Впрочем, делались и более крупные пакости. Очередная постановка Валерия Арнольского была в пух и прах разнесена в газетах критиком Федором Тарасовым.
Ника Оболенская подозревала, что борзописцу заплатила Щепкина, но как доказать сей факт? В общем, не зря иногда театральные коллективы называют клубком целующихся змей.
Жанна по наивности не разобралась в ситуации, она проработала в труппе всего месяц, когда Арнольский начал распределять роли в новой постановке.
Семнадцатилетнюю главную героиню предстояло сыграть Щепкиной, ее двадцатилетнюю подружку – Нике Оболенской, которой, мягко говоря, за сорок, а Жанночке досталась тетушка шестидесяти лет, выходящая на сцену в самом конце спектакля. Кулаковой по роли следовало помахать платком и трагически воскликнуть:
– Пришла? – хмуро спросил он.
Я кивнула.
– Готова работать?
– Конечно.
– Документы.
Я положила перед Батуриным паспорт и диплом консерватории.
– А где трудовая книжка и свидетельство об окончании курсов визажистов-гримеров?
– Ой, простите, завтра принесу.
– Ладно, – вдруг подобрел Батурин, – можешь начинать. Условия царские – работаешь каждый день, выходной один, плавающий, оклад семьсот рублей.
– Сколько?!!
Юлий улыбнулся:
– Сказал же, райское место! Целых семь сотен за ерунду, лучше службы не найти. Кстати, в буфете скидка и в твои ящики с косметикой никто не лезет, закупай что надо за наш счет. Согласна?
Если бы я на самом деле решила устроиться визажистом, то моментально унеслась бы прочь из «Лео» с его «царскими» условиями Работать шесть дней в неделю за семьсот рублей в месяц! Ну и ну! Теперь понятно, отчего в театре дефицит гримеров.
– Так как? – весьма недовольно поторопил меня Юлий. – Да – да, нет – нет, поживей определяйся.
– Большое спасибо, я согласна.
Юлий хлопнул кулаком по столу.
– Пиши заявление, заполняй анкету и дуй в девятую комнату, там Галя сидит, завцехом бутафории и реквизита, поступаешь под ее начало.
* * *
Галя оказалась женщиной необъятной толщины – Хорошо бы ты у нас до лета проработала, – одышливо просопела она.– Так до июня всего ничего осталось, – улыбнулась я Галя вздохнула, окинула меня настороженным взглядом и поинтересовалась:
– И где ты служила?
– На радио, – брякнула я, – «Бум» называется, там руководство сменилось, нас вон выгнали и новых сотрудников набрали.
– Ладно, – кивнула Галя, совершенно не удивившись тому, что на радиостанции потребовался специалист по макияжу, – на своем работать будешь?
– Вы о чем?
– Косметику принесла?
– Нет.
– Ну тогда бери вон тот чемоданчик и ступай к Щепкиной, – неожиданно весело улыбнулась Галя, – у нас по штату три гримера, реально есть одна Олеся, теперь еще ты. Наши актеры в основном сами справляются, но бывает грим сложный, как в пьесе «Собака – вождь», вообще чума! И, кроме того, есть дамы, не желающие лично прикасаться к краскам Значит, тебе работать со Щепкиной! Сейчас шлепай к Софье, да будь осторожна.
– В каком смысле? – поинтересовалась я, взяв обшарпанный, довольно тяжелый чемоданчик.
– Если не хочешь, чтобы завтра о тебе весь театр судачил, ничего ей о себе не рассказывай, – улыбнулась Галина, – упаси бог хоть слово о семье сказать, пожалеешь потом, да поздно! Ясно?
Я кивнула и отправилась на поиски примы.
Софья, одетая в ярко-красное, расшитое золотом платье, сидела на стуле перед большим зеркалом.
– Вы кто? – недовольно сморщилась она, увидав меня на пороге. – Что за бесцеремонность? Отчего без стука врываетесь?
– Извините, я только что принята на работу гримершей, еще всех порядков не знаю, – потупилась я.
Щепкина закатила глаза.
– О боже, снова новенькая.
– Да, простите.
– Надоело до смерти!
– Понимаю.
– Ну сколько можно сотрудников менять!
– Верно.
– Опять вам все объяснять надо!
– Право, я не виновата.
Софья сказала:
– Ладно, потом убью Батурина. Давайте знакомиться – Щепкина, родственница того самого Щепкина, Михаила Семеновича, отца российского театра!
Слышала, надеюсь, это прославленное имя?
Я закивала.
– Конечно, конечно.
– Ника Оболенская будет вам говорить, что является потомком известных князей, не верьте ей. Фамилия Ники в девичестве Крошкина, Оболенской она по первому мужу стала, нет в ней благородной крови, а вот во мне гены великого трагика, талант в нашей семье переходит по наследству. Чего стоишь столбом? Начинай причесывать и гримировать, не хлопай глазами.
Знаешь, какой спектакль сегодня?
– Нет, – проблеяла я.
– «Анна Фифаль», поняла?
– Э.., э.., ну.., в общем!
Щепкина схватилась тощими ручонками за виски.
– О боги! «Анна Фифаль» – пьеса, рассказывающая о жизни Анны Фифаль. Усекла?
– Да.
– Я играю ее младшую сестру, женщину тридцати лет, я никогда не скрывала своего возраста, честно признаюсь, мне двадцать восемь, поэтому особого грима не понадобится.
Я подавила смешок, кажется, вчера сия мадам называла иную цифру, вроде речь шла о тридцати двух годах.
– Ну, приступай, – заерзала на стуле Софья.
И тут только до меня дошло: сейчас придется гримировать актрису! Но я не умею делать ничего подобного!
– Впрочем, сначала причеши парик, – велела Софья, – а я пока покурю. Ты не против поболтать?
– А где парик? – спросила я.
– Так на болване, – ткнула рукой в сторону подоконника Щепкина и добавила:
– Где-то я тебя встречала… Лицо знакомое!
Я подошла к окну, сняла парик с подставки, схватила расческу и, кое-как приглаживая пряди, ответила:
– Я сидела в гримерке вчера, у Жанны, а вы туда зашли.
Глаза Софьи вспыхнули огнем.
– Значит, знаешь, что у нас случилось?
– Актриса на сцене умерла, – промямлила я, – говорят, сердечный приступ!
Софья заломила руки.
– Сейчас все объясню! Только скажи: ты знакома с Жанной?
– Мы в одном подъезде живем, – соврала я.
– Ага, – подпрыгнула Щепкина, – сейчас про твою соседушку такое тебе сообщу! Она ведь не замужем!
– Точно не знаю.
– Я не спрашиваю, а уточняю: супруга у Жанки нет! Да хватит волосы драть, лучше посиди покури и меня послушай!
Из накрашенного ротика Софьи Сергеевны потоком полились сплетни, я села на квадратную табуретку и превратилась в огромное ухо. Надо же, как мне феерически повезло, Софья относится к породе самозабвенных сплетниц, которым жизненно необходим молча внимающий им индивидуум. От слушателя даже не требуется реакции, любое словечко, оброненное им, обозлит Щепкину до полусмерти, тут главное – кивать и изредка произносить нечто типа:
– Да ну? Не может быть! Вот так ситуация!
* * *
Появившись в театре, Жанна, по словам Щепкиной, сразу попыталась отвоевать себе место под солнцем. Но не тут-то было, в «Лео» существуют две враждующие группировки, одна, под руководством Софьи Сергеевны, терпеть не может главного режиссера Валерия Арнольского, другая, где предводительствует Ника Оболенская, ненавидит директора, Юлия Батурина. Только не подумайте, что за кулисами идет война с применением оружия. Нет, все очень красиво, члены коллектива мило улыбаются друг другу, чмокают в щечку, говорят комплименты, но втихаря гадят коллегам в меру фантазии. Шуточки случаются разные.То в чашку, из которой по ходу действия должна пить героиня, вместо воды нальют чистый лимонный сок, то поменяют обувь или испачкают костюм. Один раз Лену Ромину заперли в гримерке, и она опоздала на выход. Мелочь, конечно, но радует душу.
Впрочем, делались и более крупные пакости. Очередная постановка Валерия Арнольского была в пух и прах разнесена в газетах критиком Федором Тарасовым.
Ника Оболенская подозревала, что борзописцу заплатила Щепкина, но как доказать сей факт? В общем, не зря иногда театральные коллективы называют клубком целующихся змей.
Жанна по наивности не разобралась в ситуации, она проработала в труппе всего месяц, когда Арнольский начал распределять роли в новой постановке.
Семнадцатилетнюю главную героиню предстояло сыграть Щепкиной, ее двадцатилетнюю подружку – Нике Оболенской, которой, мягко говоря, за сорок, а Жанночке досталась тетушка шестидесяти лет, выходящая на сцену в самом конце спектакля. Кулаковой по роли следовало помахать платком и трагически воскликнуть: