Страница:
– Птички! Пошли скорей, Жозе не терпится похвастаться!
Я покорно потопала в вольер, который был устроен в специальном помещении. Жозя очень любит пернатых, в доме у нее всегда жили канарейки, простые воробьи, попугаи. Каким-то образом дама умеет договариваться с крылатыми – те порхали свободно по квартире, но гадили только в клетках, не портили мебель и вели себя весьма пристойно. Видно, птичкам было хорошо у Жози, и потому они постоянно пели. А на фазенде свекровь Данки держала кур, и местные бабы обивали ее порог, прося рассказать, чем та кормит несушек. Ну по какой причине у них цыпы от ветра дохнут и откладывают мелкие, абсолютно невкусные яйца, а у Жози на насесте гордо восседают красавицы, выдающие по утрам яйца размером с кулак?
– Да нет у меня никаких особых секретов! – отбивалась Жозя. – Просто кур любить надо. Утром поздороваться с ними, с каждой поболтать, о петухах посплетничать, вечером колыбельную спеть, вот и все дела…
Крестьянки вертели пальцем у виска и уходили. Окончательно считать горожанку сумасшедшей им мешал цветущий вид обитателей ее курятника. В общем, местные кумушки пришли к выводу, что Жозя прикидывается дурой, а на самом деле подсыпает-таки в корм некую чудо-добавку и просто не желает делиться секретом.
– А вот и птичник, – сказала Данка, распахивая дверь.
На секунду я оглохла и ослепла. В просторной комнате стояла жара, со всех сторон неслось оглушительное чириканье, с потолка и стен били лучи мощных ламп, в многочисленных клетках порхали разноцветные птахи.
– О! Вы пришли! – обрадовалась Жозя, сидевшая на диванчике с книгой в руках.
Оставалось лишь удивляться, коим образом пожилая дама могла отдыхать в такой обстановке. И в птичнике странно пахло – нет, не отходами жизнедеятельности разномастной стаи, а чем-то вроде лекарств.
– Смотри, Виолочка, – начала экскурсию Жозя, – вон там у меня австралийские птицы. Очень редкие! Знаешь, мне в зоопарке не поверили, когда я сообщила, что мои питомцы вывели птенцов, заявили, мол, в неволе они не размножаются. Ха! У меня самка яйца отложила и высидела их замечательно! Нравится?
– Очень, – покривила я душой, потому что чувствовала себя здесь отчего-то неважно. – А кстати, у вас ведь еще собака была, Линда…
– Да, – грустно ответила Данка, – умерла моя девочка.
– Не расстраивайся! – воскликнула Жозя. – А вот тут «гости» из Африки…
– Вы теперь увлекаетесь экзотами? – поддержала я разговор, очень надеясь, что экскурсия вот-вот завершится.
– А ну перестань! – вдруг воскликнула Жозя и бросилась к одной из клеток. – Только вчера приехал, а уже хамит! У нас так в семье не принято, изволь жить со всеми в мире!
Неожиданно мне стало совсем плохо – в носу защипало, в горле запершило, и, что называется, в зобу дыханье сперло.
– Ты как? – шепотом спросила Данка.
Я попыталась ответить, но не сумела выдавить из себя ни звука. Гарибальди быстро выволокла меня из птичника в прихожую и живо распахнула входную дверь.
– Спасибо, – пролепетала я, хватая ртом воздух. А когда я пришла в себя и смогла говорить, то заволновалась: – Наверное, Жозя обиделась!
– Да нет, не переживай, – улыбнулась Данка. – Она как ребенок! Ей новую птичку привезли, а та оказалась с тяжелым характером. Мама вчера весь вечер сокрушалась, до чего конфликтный экземпляр прибыл.
– Где же она берет всех этих экзотов? – запоздало удивилась я.
– Был бы купец, а товар найдется, – усмехнулась Дана. – Птиц я покупаю. Сначала имела дело с частными торговцами, но, понимаешь, пернатые прибывают в ужасном состоянии, чаще всего больные либо донельзя истощенные. Привезешь клетку домой, а ее обитатель через сутки покойник. Жозя так плакала! И денег, конечно, отданных нечистоплотному торгашу, жаль. В общем, я нашла в Интернете сайт и заказываю по каталогу из Германии всяких там дроздов и синиц. Знаешь, я хоть и живу в доме с вольером, но так и не научилась разбираться в пернатых, а вот Жозя у нас – профессор! Она выбирает нужный экземпляр, я оплачиваю, и новый обитатель доставляется самолетом из Франкфурта.
– Скажи пожалуйста! – восхитилась я. – Так просто!
– Да, – согласилась подруга, – теперь стало просто: прикатываешь в аэропорт, демонстрируешь бумаги и везешь домой здорового птенчика. Кстати, ты спрашивала про мою собаку…
– Извини, – быстро сказала я, – не хотела причинить тебе боль, не знала о смерти Линды.
– Ей исполнилось пятнадцать лет, – грустно сообщила Дана, – она умерла от старости. Но я через тот же Интернет нашла щенка, завтра должен в Москву прилететь. Цвергшнауцер.
– Кто? – не поняла я. – Извини, я не очень в породах псов понимаю.
– Есть просто шнауцер, – охотно пояснила Дана, – есть ризеншнауцер, здоровенный такой, лохматый. Пожалуй, повыше стола будет…
– Господи! Зачем тебе такой мамонт? – невоспитанно перебила я подругу. Но тут же спохватилась и решила обратить некорректное замечание в шутку: – Хотя… сможешь на нем в магазин верхом ездить. Впрочем, если на полном серьезе, то охранный пес в деревне совсем не лишний.
– У нас спокойно, – отмахнулась Дана, – до сих пор двери не запираем. Но ты, как всегда, не дослушала меня. Я ведь вела речь не о великане-шнауцере, а о цверге. Ну-ка, переведи с немецкого!
– Гном, – автоматически ответила я. И засмеялась: – Гном-шнауцер. Карликовый вариант.
– Верно, – кивнула Дана, – маленький, меньше кошки. Такой славный! Вот завтра его привезу, и увидишь. Ты же можешь у нас пару дней пожить?
Я глубоко вздохнула и внезапно ощутила полнейший душевный комфорт. Давно мне не было так хорошо, ни одна будоражащая нервы мысль не лезла в голову. Рукопись я сдала, никаких обязательств не имею, в доме у Гарибальди тепло, уютно, замечательно пахнет свежими булочками и кофе, а мой мобильник молчит…
– Мы с тобой, несмотря на дружбу, ни разу не говорили о твоем творчестве, а тут я прочитала в журнале статью про Виолову, – вдруг тихо продолжила Дана, оглядываясь на плотно закрытую дверь гостиной. – Там говорилось, что ты сначала лично раскрываешь преступление, а уж потом пишешь книгу. Скажи, это правда?
– Ну, в принципе да, – кивнула я. – Иногда мне, правда, кажется, что сюжеты лучше придумывать, но господь обделил меня фантазией. А вот рассказать о реальном случае получается очень здорово.
Данка встала, приоткрыла дверь, заглянула в коридор, потом осторожно захлопнула дверь и заговорила, еще больше понизив голос:
– Боюсь, Жозя услышит, еще волноваться начнет. Тут беда приключилась!
– С тобой? – насторожилась я.
Данка помотала головой.
– Знаешь, иногда происходит цепь случайностей, а потом соображаешь: их судьба специально подстроила. Понимаешь?
– Пока нет, – удивленно ответила я.
Дана села в кресло и поджала ноги. Голос ее стал непривычно серьезным.
– Мы с тобой в последнее время мало общались, даже звонить друг другу перестали, а тут еду в метро, гляжу, девчонка книгу читает, на обложке фото писательницы, написано – «Арина Виолова», и я сразу узнала тебя. Мне так интересно стало! Когда вышла на улицу, к лотку с газетами и книгами побежала, а там несколько твоих детективов продается. Купила из любопытства и, что называется, подсела. Все позвонить тебе собиралась, высказать восхищение, да дела мешали. Магазин, мастерицы… Аксессуарами сейчас многие торгуют, надо крутиться, чтобы выжить. Знаешь, какую я феньку придумала? Украшение из птичьих перьев! Но не о бизнесе речь. Видишь, как получилось: сначала я твои книги приобрела, потом газету о тебе прочитала, а вчера по телику увидела. Тут я и поняла: не случайно все это, надо к тебе обратиться. Ты же мне поможешь, а?
– Непременно, если сумею понять, в чем проблема, – так же шепотом ответила я. – Ты расскажи все по порядку…
Глава 3
Глава 4
Я покорно потопала в вольер, который был устроен в специальном помещении. Жозя очень любит пернатых, в доме у нее всегда жили канарейки, простые воробьи, попугаи. Каким-то образом дама умеет договариваться с крылатыми – те порхали свободно по квартире, но гадили только в клетках, не портили мебель и вели себя весьма пристойно. Видно, птичкам было хорошо у Жози, и потому они постоянно пели. А на фазенде свекровь Данки держала кур, и местные бабы обивали ее порог, прося рассказать, чем та кормит несушек. Ну по какой причине у них цыпы от ветра дохнут и откладывают мелкие, абсолютно невкусные яйца, а у Жози на насесте гордо восседают красавицы, выдающие по утрам яйца размером с кулак?
– Да нет у меня никаких особых секретов! – отбивалась Жозя. – Просто кур любить надо. Утром поздороваться с ними, с каждой поболтать, о петухах посплетничать, вечером колыбельную спеть, вот и все дела…
Крестьянки вертели пальцем у виска и уходили. Окончательно считать горожанку сумасшедшей им мешал цветущий вид обитателей ее курятника. В общем, местные кумушки пришли к выводу, что Жозя прикидывается дурой, а на самом деле подсыпает-таки в корм некую чудо-добавку и просто не желает делиться секретом.
– А вот и птичник, – сказала Данка, распахивая дверь.
На секунду я оглохла и ослепла. В просторной комнате стояла жара, со всех сторон неслось оглушительное чириканье, с потолка и стен били лучи мощных ламп, в многочисленных клетках порхали разноцветные птахи.
– О! Вы пришли! – обрадовалась Жозя, сидевшая на диванчике с книгой в руках.
Оставалось лишь удивляться, коим образом пожилая дама могла отдыхать в такой обстановке. И в птичнике странно пахло – нет, не отходами жизнедеятельности разномастной стаи, а чем-то вроде лекарств.
– Смотри, Виолочка, – начала экскурсию Жозя, – вон там у меня австралийские птицы. Очень редкие! Знаешь, мне в зоопарке не поверили, когда я сообщила, что мои питомцы вывели птенцов, заявили, мол, в неволе они не размножаются. Ха! У меня самка яйца отложила и высидела их замечательно! Нравится?
– Очень, – покривила я душой, потому что чувствовала себя здесь отчего-то неважно. – А кстати, у вас ведь еще собака была, Линда…
– Да, – грустно ответила Данка, – умерла моя девочка.
– Не расстраивайся! – воскликнула Жозя. – А вот тут «гости» из Африки…
– Вы теперь увлекаетесь экзотами? – поддержала я разговор, очень надеясь, что экскурсия вот-вот завершится.
– А ну перестань! – вдруг воскликнула Жозя и бросилась к одной из клеток. – Только вчера приехал, а уже хамит! У нас так в семье не принято, изволь жить со всеми в мире!
Неожиданно мне стало совсем плохо – в носу защипало, в горле запершило, и, что называется, в зобу дыханье сперло.
– Ты как? – шепотом спросила Данка.
Я попыталась ответить, но не сумела выдавить из себя ни звука. Гарибальди быстро выволокла меня из птичника в прихожую и живо распахнула входную дверь.
– Спасибо, – пролепетала я, хватая ртом воздух. А когда я пришла в себя и смогла говорить, то заволновалась: – Наверное, Жозя обиделась!
– Да нет, не переживай, – улыбнулась Данка. – Она как ребенок! Ей новую птичку привезли, а та оказалась с тяжелым характером. Мама вчера весь вечер сокрушалась, до чего конфликтный экземпляр прибыл.
– Где же она берет всех этих экзотов? – запоздало удивилась я.
– Был бы купец, а товар найдется, – усмехнулась Дана. – Птиц я покупаю. Сначала имела дело с частными торговцами, но, понимаешь, пернатые прибывают в ужасном состоянии, чаще всего больные либо донельзя истощенные. Привезешь клетку домой, а ее обитатель через сутки покойник. Жозя так плакала! И денег, конечно, отданных нечистоплотному торгашу, жаль. В общем, я нашла в Интернете сайт и заказываю по каталогу из Германии всяких там дроздов и синиц. Знаешь, я хоть и живу в доме с вольером, но так и не научилась разбираться в пернатых, а вот Жозя у нас – профессор! Она выбирает нужный экземпляр, я оплачиваю, и новый обитатель доставляется самолетом из Франкфурта.
– Скажи пожалуйста! – восхитилась я. – Так просто!
– Да, – согласилась подруга, – теперь стало просто: прикатываешь в аэропорт, демонстрируешь бумаги и везешь домой здорового птенчика. Кстати, ты спрашивала про мою собаку…
– Извини, – быстро сказала я, – не хотела причинить тебе боль, не знала о смерти Линды.
– Ей исполнилось пятнадцать лет, – грустно сообщила Дана, – она умерла от старости. Но я через тот же Интернет нашла щенка, завтра должен в Москву прилететь. Цвергшнауцер.
– Кто? – не поняла я. – Извини, я не очень в породах псов понимаю.
– Есть просто шнауцер, – охотно пояснила Дана, – есть ризеншнауцер, здоровенный такой, лохматый. Пожалуй, повыше стола будет…
– Господи! Зачем тебе такой мамонт? – невоспитанно перебила я подругу. Но тут же спохватилась и решила обратить некорректное замечание в шутку: – Хотя… сможешь на нем в магазин верхом ездить. Впрочем, если на полном серьезе, то охранный пес в деревне совсем не лишний.
– У нас спокойно, – отмахнулась Дана, – до сих пор двери не запираем. Но ты, как всегда, не дослушала меня. Я ведь вела речь не о великане-шнауцере, а о цверге. Ну-ка, переведи с немецкого!
– Гном, – автоматически ответила я. И засмеялась: – Гном-шнауцер. Карликовый вариант.
– Верно, – кивнула Дана, – маленький, меньше кошки. Такой славный! Вот завтра его привезу, и увидишь. Ты же можешь у нас пару дней пожить?
Я глубоко вздохнула и внезапно ощутила полнейший душевный комфорт. Давно мне не было так хорошо, ни одна будоражащая нервы мысль не лезла в голову. Рукопись я сдала, никаких обязательств не имею, в доме у Гарибальди тепло, уютно, замечательно пахнет свежими булочками и кофе, а мой мобильник молчит…
– Мы с тобой, несмотря на дружбу, ни разу не говорили о твоем творчестве, а тут я прочитала в журнале статью про Виолову, – вдруг тихо продолжила Дана, оглядываясь на плотно закрытую дверь гостиной. – Там говорилось, что ты сначала лично раскрываешь преступление, а уж потом пишешь книгу. Скажи, это правда?
– Ну, в принципе да, – кивнула я. – Иногда мне, правда, кажется, что сюжеты лучше придумывать, но господь обделил меня фантазией. А вот рассказать о реальном случае получается очень здорово.
Данка встала, приоткрыла дверь, заглянула в коридор, потом осторожно захлопнула дверь и заговорила, еще больше понизив голос:
– Боюсь, Жозя услышит, еще волноваться начнет. Тут беда приключилась!
– С тобой? – насторожилась я.
Данка помотала головой.
– Знаешь, иногда происходит цепь случайностей, а потом соображаешь: их судьба специально подстроила. Понимаешь?
– Пока нет, – удивленно ответила я.
Дана села в кресло и поджала ноги. Голос ее стал непривычно серьезным.
– Мы с тобой в последнее время мало общались, даже звонить друг другу перестали, а тут еду в метро, гляжу, девчонка книгу читает, на обложке фото писательницы, написано – «Арина Виолова», и я сразу узнала тебя. Мне так интересно стало! Когда вышла на улицу, к лотку с газетами и книгами побежала, а там несколько твоих детективов продается. Купила из любопытства и, что называется, подсела. Все позвонить тебе собиралась, высказать восхищение, да дела мешали. Магазин, мастерицы… Аксессуарами сейчас многие торгуют, надо крутиться, чтобы выжить. Знаешь, какую я феньку придумала? Украшение из птичьих перьев! Но не о бизнесе речь. Видишь, как получилось: сначала я твои книги приобрела, потом газету о тебе прочитала, а вчера по телику увидела. Тут я и поняла: не случайно все это, надо к тебе обратиться. Ты же мне поможешь, а?
– Непременно, если сумею понять, в чем проблема, – так же шепотом ответила я. – Ты расскажи все по порядку…
Глава 3
Не сразу, но мне удалось разобраться в ситуации. К сожалению, Данка не умеет говорить кратко и емко, поэтому пришлось потратить много времени, задавая подруге вопросы. Но в конце концов в темном тоннеле забрезжил свет, картина произошедшего стала проясняться.
Гарибальди живет в деревне. Да, да, в прямом смысле слова – дом стоит не в охраняемом поселке, а в самом обычном селе. Если вы купили себе коттедж за общим забором, то очутитесь в компании людей примерно одного с вами достатка. А вот в деревне классовое расслоение крайне велико. Данка со своим свежеотремонтированным домом, худо-бедно вертящимся бизнесом и иномаркой считалась в Евстигнеевке ну очень богатой. Местные бабы улыбались Дане, а за глаза шипели, исходя ядом:
– Везет же некоторым! Ни черта не делает, а рубли в таз сгребает. Лишь о себе заботится – сын за границей, мужа нет, живет вдвоем с бабкой. Повозилась бы, как мы, на огороде с утра до ночи, попряталась бы от мужика-алкоголика в овраге, потащила бы на горбу пятерых детишек…
Тем не менее бабы частенько прибегали к Гарибальди с просьбами:
– Даночка, дай сотенку до зарплаты, мой ирод детское пособие пропил!
Дана, почему-то испытывавшая чувство вины перед селянками, охотно вытаскивала кошелек. А попрошайки, живо сообразив, что она не только обеспеченна, но и глупа, увеличили размер кредитов. Счет пошел уже не на сотни, а на тысячи.
Через некоторое время Дана поняла: ее попросту используют. И деньги просят, и охотно приходят в гости с голодными отпрысками – поужинать, и никогда не возвращают долгов. Прозрению способствовал разговор, свидетельницей которого Дана стала совершенно случайно, решив зайти в местный магазин за хлебом. До того дня Гарибальди никогда не заглядывала в сельпо, привозила продукты из Москвы, но в тот вторник она забыла купить в городе хлеб и, подумав, что местный «нарезной» тоже сойдет, поспешила в лавку.
Дело было летом, Дана побежала за покупкой, нацепив босоножки на каблуках. Каблуком зацепилась о какой-то камень да шлепнулась прямо под открытым окном продмага. Она не ушиблась, улыбнулась лишь своей неловкости, начала подниматься, коря себя за то, что надела неуместную в деревне обувь, и тут из окна до нее донеслись голоса.
– Бери колбасу, – хрипло предложила продавщица, – свежая, утром привезли.
– Не надо, – ответила Таня Ларюхина, главная местная сплетница. – Макарон насыпь!
– Чегой-то ты перестала «Докторскую» брать? Вегетарианкой заделалась? Здоровенькой помереть решила? – засмеялась торговка.
– Да не! Зайду к этой дуре Гарибальди и пожру сервелату, – объяснила Ларюхина. – Чего зря деньги тратить, когда у ней задарма угоститься можно! Я и конфеты детям теперь не беру. Едва завоют: «Мамка, сладкого хочем», – отправляю их к Данке. Ступайте, мол, ребята, к соседке, у ней и трескайте шоколадки.
– Ваще денег не считает! – подхватила лавочница. – В долг дает по первой просьбе!
– Видать, средств много, раз не жаль, – отметила Татьяна. – Харитоновы за ее счет давно бухают.
– Вот идиотка!
– Ваще без ума!
– А уж страшная!
– Потому и мужика потеряла.
– Говорят, сын ее бросил, не захотел с матерью-транжирой жить.
– Да ты че?! Вот интересно! Откуда ж у ней бабки?
– Хрен ее знает! Наверняка ворует. По-честному таких денег не заработать, – подвела итог беседе продавщица.
Хлеба Данка в тот день не купила. Вернулась домой и сразу полезла под душ – ей захотелось отмыться от грязи. Едва она вышла из ванной, как в дверь позвонила Ларюхина и, как всегда, мило улыбаясь, проворковала:
– Даночка, чего поделываешь? Пусти сериальчик по хорошему телику поглядеть, на большом экране лучше, чем по спичечному коробку.
Гарибальди прищурилась:
– Наверное, и от бутерброда с колбаской не откажешься?
– Если угостишь, то с удовольствием, – согласилась сплетница.
– Деток дома оставила? – усмехнулась Дана. – Как же они без шоколадных конфеток спать пойдут?
Лицо Ларюхиной вытянулось.
– Ты о чем?
– Надоело вас кормить! – рявкнула Дана. – Больше не шляйтесь! Придется тебе самой колбасу покупать, на меня больше не рассчитывай, пришел конец лафе. И остальным передай: банк закрыт, а долги пора возвращать!
Узнав, что дойная корова перестала давать сливочки, местные жители обозлились и принялись мстить. Сначала в саду у Гарибальди оборвали цветы, потом некто вывалил ей под дверь тачку с навозом… Вот после этого случая в село приехала милиция и арестовала за хулиганство Петра, сына Ларюхиной.
– Я ничего не делал! – орал парень, когда его тащили в отделение.
– Надо Данке стекла камнями побить! Красного петуха пустить! Черепицу расколотить! – возмущались приятели Пети.
Но потом в село вернулась заплаканная Танька, побежала по соседям, и народ попритих. Идиотка Дана оказалась вовсе не дурой. По периметру ее участка и над входом в дом, как выяснилось, установлены видеокамеры, и Ларюхиной продемонстрировали «кино»: Петя выливает на ступени коровье дерьмо.
– А еще есть записи, как Дана деньги в долг давала, – всхлипывала Татьяна. – Ейный адвокат сказал: «Теперь никто не отвертится, вернете все до копеечки». О как! А еще она вчера оружием обзавелась, оформила по закону. Если кого во дворе без приглашения увидит – пристрелит, и будет вроде права. Нарушение границ частной собственности!
Петр получил два года условно, местное население притихло, к Данке и Жозе больше никто не лез. Более того, все стали невероятно вежливы с ними, но ни молодая, ни пожилая хозяйка уже не желали ни с кем дружить. Исключение было сделано только для Насти – учительницы местной школы и жены ее директора. Милая, интеллигентная, легко краснеющая даже от намека на грубое слово Анастасия частенько прибегала к Дане почаевничать.
Некоторое время назад Гарибальди заметила, что та плохо выглядит, похудела и осунулась. Не выдержала, спросила:
– Ты не заболела?
– Нет, все нормально, – вяло ответила Настенька.
– Худеть решила? – не отставала Данка. – Вот глупость – диетами себя мучить!
– Да не до диеты мне, – вымученно улыбнулась Настя.
– А юбки сваливаются! – воскликнула Гарибальди. – И от торта отказалась, а он домашний, мой фирменный.
– Меня от сладкого тошнит, – призналась подруга.
– Ой! Ты беременна! – подскочила Дана.
Настя молча опустила голову. И тут Гарибальди, не являющаяся образцом тактичности, решила пошутить и ляпнула:
– А кто папочка младенца? Он знает о твоем положении?
Дане вопрос казался «юморным», она ожидала, что Анастасия рассмеется и ответит: «Ну ты даешь! Ясное дело, дед Сергей! Я давно состою в связи с местным бомжом, обожаю пьяниц и придурков!»
Но Настя отреагировала иначе. Глаза ее мгновенно наполнились слезами, она прижала руку ко рту, потом сдавленно прошептала:
– А ты откуда знаешь? Уже в деревне болтают?
– О чем? – изумилась Дана.
– Ну… обо мне… и… вообще… – мямлила учительница.
Дана изумилась:
– Погоди, ты что имеешь в виду?
Настя разрыдалась и рассказала невероятную историю. Они с Леонидом, едва поженившись, стали мечтать о ребенке, но малыш никак не получался. Супруги испробовали народные средства, помогающие зачатию, затем обратилась в медцентр. Специалисты провели множество анализов и вынесли вердикт: здоровы оба. Вопрос: «Почему же тогда Настя не беременеет?» – повис в воздухе.
Два месяца назад Леонид уехал в Москву и задержался там на три дня. Настя решила съездить к супругу, благо это недалеко. Хорошо проведя время в столице, она села на последнюю электричку и отправилась домой в Евстигнеевку.
Когда она сошла в Манихине, уже стемнело. Рейсовый автобус вечером не ходит, и Настя побежала напрямик через лес. Тут-то на нее и напали, стукнули по голове. Учительница упала, потеряла сознание, а когда очнулась, поняла: у нее не только украли сумочку и пакеты с покупками, но еще и изнасиловали.
В полном шоке Настя добралась домой, проревела до утра и решила никому не сообщать о случившемся. В деревне люди памятливые, сто лет пройдет, а внуки местных кумушек будут повторять: «Это случилось в тот год, когда чужой мужик над учительницей надругался».
Поэтому, чтобы не стать притчей во языцех, Настя решила все скрыть.
– Дурочка! – вспылила Данка. – А милиция на что?
Настя безнадежно махнула рукой:
– Наш участковый под каблуком у жены, а его Наташка в магазине за прилавком стоит. Только я принесу заявление, сплетни птицами полетят.
– А Леня о том случае знает?
– Нет, – прошептала Настя. – Мужчины ведь ревнивы… Вдруг еще уйдет от меня? Со всех сторон тридцать восемь получается! Если обращусь в милицию – в школе проблемы начнутся, родители будут кляузы в район строчить, что-нибудь про развратную училку писать, Леня обозлится. Нет, я воды в рот набрала. А месяц назад поняла, что беременна…
– Здорово! – обрадовалась Дана. – Вы же так хотели малыша! Наверное, Леонид на седьмом небе.
– Он не в курсе, – шмыгнула носом Настя.
– Ты не сообщила о беременности мужу?
– Нет!
– Ничего не понимаю, – растерялась Гарибальди.
Настя посмотрела на нее исподлобья.
– Мы долго лечились, но результаты – ноль. А потом меня изнасиловали и… По срокам получается, что отец не Леня.
– Вау! – выпалила Данка. – Слушай, наплюй! Родится ребеночек, станете жить счастливо.
– Сначала я тоже так подумала, – пролепетала Настя, – но вскоре другие мысли в голову полезли. Мы с мужем похожи – оба светловолосые, голубоглазые, невысокие.
– И что? – перебила ее Гарибальди.
– Тут повсюду стройки… – продолжила Настя. – Кто меня мог изнасиловать? Местные жители? Маловероятно, здесь спокойно. К тому же наши парни в основном по водке специализируются, нажрутся – и спать. А вот гастарбайтеры… Если это был какой-нибудь выходец из Средней Азии, то на свет родится смуглый ребенок восточного типа, у них генетика сильная. Что Леня подумает?
– М-да… – крякнула Дана. – Подожди, ведь вполне вероятно, что отец украинец или белорус, их тут теперь тоже масса.
– Вот я все и сомневаюсь… – Настя заплакала. – Я теперь понимаю – проблема была в Лене. Представляешь его реакцию? Если жена от другого забеременела, а от него не могла, значит, он с дефектом. И еще: вдруг это мой единственный шанс стать матерью?
– Ну и дела… – протянула Данка.
А Настя вытерла глаза рукавом платья, открыла сумочку, вытащила из ее недр листок и молча протянула Дане.
– Что это такое? – изумилась та и развернула бумажку.
«Знаю все. Молчание стоит пять тысяч долларов. Если через неделю не получим деньги, о вашей тайне узнают все».
– Ужас, да? – прошептала Настя. – Кто-то в курсе!
– Ни в коем случае не плати! – взвилась Дана. – Иначе никогда не избавишься от шантажиста!
– Нет, лучше отдам то, что он требует, – не согласилась учительница.
– Пойми, гад не успокоится, пока не вытащит из тебя все до копейки, – справедливо заметила Гарибальди. – Сделай аборт и, если сукин сын сообщит Леониду правду, спокойно возражай: «Вокруг полно сумасшедших, я не беременна».
– Лишиться долгожданного малыша?! – с ужасом спросила учительница.
– Тогда расскажи обо всем мужу. Ты же не изменяла ему, стала жертвой насилия.
– Потерять Леню? – заплакала Настя. – Он ведь меня бросит!
– Так что делать? – воскликнула Гарибальди.
– Одолжи мне денег, – попросила Настя. – Я верну. Накоплю и отдам.
– Ну уж нет! – топнула ногой Данка. – Ради твоего же блага не дам! Объяснись с Леней!
– Спасибо за совет, – кивнула та, – непременно обдумаю его.
После ухода подруги Дана так и не сумела уснуть. С одной стороны, она была уверена, что поступила совершенно правильно: если протянешь шантажисту палец, он не только руку, но и полтуловища отхапает. С другой – Настя уходила крайне удрученной. С третьей – пять тысяч долларов большая сумма, а у Гарибальди средства вложены в бизнес. С четвертой – Анастасии следовало помочь. С пятой…
Впрочем, вполне хватило и уже перечисленных причин, чтобы всю ночь провертеться под одеялом. Слегка вздремуть Дане удалось лишь под утро, но забытье оказалось недолгим. Над Евстигнеевкой полетели вопли, истеричный женский плач, визг.
Уж на что Дана не желала связываться с соседями, но даже она выскочила на улицу и спросила у местных баб, толпившихся на дороге:
– Что случилось?
– Настя повесилась! – заголосили тетки. – Училка наша, директорская жена! В сарае удавилась, оставила записку: «Прости, милый, никому не верь, я любила одного тебя». Ой, говорят, она мужика завела! А Леонид Палыч их застукал!
Дане стало дурно. Держась за забор, она вернулась домой и упала на кровать. Ну что мешало ей вчера пообещать подруге денег.
Анастасия бы успокоилась. А Гарибальди без промедления следовало кидаться к Леониду и объяснить ситуацию, в которую попала его супруга. Леня интеллигентный, мягкий человек, он бы все правильно понял! А так получается, что Дана толкнула подругу в петлю…
– Ты не виновата! – быстро сказала я. – И вовсе не обязана брать на себя ответственность за чужую судьбу.
– Настя просила помощи, а я не смогла дать ей нужный совет!
– Она хотела не совета, а денег. Кстати, совсем не маленьких. У тебя их могло и не быть, – решила я утешить Дану.
– Надо было отправиться в банк и взять ссуду, – мрачно возразила она, – а я прочитала ей лекцию и спокойно отпустила домой.
– Ты не виновата!
Дана отвернулась к окну.
– Ты абсолютно не виновата! – с жаром повторила я. – Кто-то узнал об изнасиловании. Может, подглядывал из кустов… Хотя вполне вероятно, что в шантаже замешан сам насильник. Сначала надругался над учительницей, а потом, сообразив, что она боится поднять шум, решил еще и руки нагреть. Вот гад! Думаю, он из местных. Гастарбайтеры на такое не пойдут, они пугливы. Даже если кто-то из них изнасиловал женщину, просто убежал бы, и все. Шантажировать не стал бы, побоялся. Да и текст записки явно написан человеком, для которого русский язык родной. Нет, здесь точно поработал кто-то свой…
– И мне очень хочется его найти, – перебила меня Дана, – может, поможешь?
Гарибальди живет в деревне. Да, да, в прямом смысле слова – дом стоит не в охраняемом поселке, а в самом обычном селе. Если вы купили себе коттедж за общим забором, то очутитесь в компании людей примерно одного с вами достатка. А вот в деревне классовое расслоение крайне велико. Данка со своим свежеотремонтированным домом, худо-бедно вертящимся бизнесом и иномаркой считалась в Евстигнеевке ну очень богатой. Местные бабы улыбались Дане, а за глаза шипели, исходя ядом:
– Везет же некоторым! Ни черта не делает, а рубли в таз сгребает. Лишь о себе заботится – сын за границей, мужа нет, живет вдвоем с бабкой. Повозилась бы, как мы, на огороде с утра до ночи, попряталась бы от мужика-алкоголика в овраге, потащила бы на горбу пятерых детишек…
Тем не менее бабы частенько прибегали к Гарибальди с просьбами:
– Даночка, дай сотенку до зарплаты, мой ирод детское пособие пропил!
Дана, почему-то испытывавшая чувство вины перед селянками, охотно вытаскивала кошелек. А попрошайки, живо сообразив, что она не только обеспеченна, но и глупа, увеличили размер кредитов. Счет пошел уже не на сотни, а на тысячи.
Через некоторое время Дана поняла: ее попросту используют. И деньги просят, и охотно приходят в гости с голодными отпрысками – поужинать, и никогда не возвращают долгов. Прозрению способствовал разговор, свидетельницей которого Дана стала совершенно случайно, решив зайти в местный магазин за хлебом. До того дня Гарибальди никогда не заглядывала в сельпо, привозила продукты из Москвы, но в тот вторник она забыла купить в городе хлеб и, подумав, что местный «нарезной» тоже сойдет, поспешила в лавку.
Дело было летом, Дана побежала за покупкой, нацепив босоножки на каблуках. Каблуком зацепилась о какой-то камень да шлепнулась прямо под открытым окном продмага. Она не ушиблась, улыбнулась лишь своей неловкости, начала подниматься, коря себя за то, что надела неуместную в деревне обувь, и тут из окна до нее донеслись голоса.
– Бери колбасу, – хрипло предложила продавщица, – свежая, утром привезли.
– Не надо, – ответила Таня Ларюхина, главная местная сплетница. – Макарон насыпь!
– Чегой-то ты перестала «Докторскую» брать? Вегетарианкой заделалась? Здоровенькой помереть решила? – засмеялась торговка.
– Да не! Зайду к этой дуре Гарибальди и пожру сервелату, – объяснила Ларюхина. – Чего зря деньги тратить, когда у ней задарма угоститься можно! Я и конфеты детям теперь не беру. Едва завоют: «Мамка, сладкого хочем», – отправляю их к Данке. Ступайте, мол, ребята, к соседке, у ней и трескайте шоколадки.
– Ваще денег не считает! – подхватила лавочница. – В долг дает по первой просьбе!
– Видать, средств много, раз не жаль, – отметила Татьяна. – Харитоновы за ее счет давно бухают.
– Вот идиотка!
– Ваще без ума!
– А уж страшная!
– Потому и мужика потеряла.
– Говорят, сын ее бросил, не захотел с матерью-транжирой жить.
– Да ты че?! Вот интересно! Откуда ж у ней бабки?
– Хрен ее знает! Наверняка ворует. По-честному таких денег не заработать, – подвела итог беседе продавщица.
Хлеба Данка в тот день не купила. Вернулась домой и сразу полезла под душ – ей захотелось отмыться от грязи. Едва она вышла из ванной, как в дверь позвонила Ларюхина и, как всегда, мило улыбаясь, проворковала:
– Даночка, чего поделываешь? Пусти сериальчик по хорошему телику поглядеть, на большом экране лучше, чем по спичечному коробку.
Гарибальди прищурилась:
– Наверное, и от бутерброда с колбаской не откажешься?
– Если угостишь, то с удовольствием, – согласилась сплетница.
– Деток дома оставила? – усмехнулась Дана. – Как же они без шоколадных конфеток спать пойдут?
Лицо Ларюхиной вытянулось.
– Ты о чем?
– Надоело вас кормить! – рявкнула Дана. – Больше не шляйтесь! Придется тебе самой колбасу покупать, на меня больше не рассчитывай, пришел конец лафе. И остальным передай: банк закрыт, а долги пора возвращать!
Узнав, что дойная корова перестала давать сливочки, местные жители обозлились и принялись мстить. Сначала в саду у Гарибальди оборвали цветы, потом некто вывалил ей под дверь тачку с навозом… Вот после этого случая в село приехала милиция и арестовала за хулиганство Петра, сына Ларюхиной.
– Я ничего не делал! – орал парень, когда его тащили в отделение.
– Надо Данке стекла камнями побить! Красного петуха пустить! Черепицу расколотить! – возмущались приятели Пети.
Но потом в село вернулась заплаканная Танька, побежала по соседям, и народ попритих. Идиотка Дана оказалась вовсе не дурой. По периметру ее участка и над входом в дом, как выяснилось, установлены видеокамеры, и Ларюхиной продемонстрировали «кино»: Петя выливает на ступени коровье дерьмо.
– А еще есть записи, как Дана деньги в долг давала, – всхлипывала Татьяна. – Ейный адвокат сказал: «Теперь никто не отвертится, вернете все до копеечки». О как! А еще она вчера оружием обзавелась, оформила по закону. Если кого во дворе без приглашения увидит – пристрелит, и будет вроде права. Нарушение границ частной собственности!
Петр получил два года условно, местное население притихло, к Данке и Жозе больше никто не лез. Более того, все стали невероятно вежливы с ними, но ни молодая, ни пожилая хозяйка уже не желали ни с кем дружить. Исключение было сделано только для Насти – учительницы местной школы и жены ее директора. Милая, интеллигентная, легко краснеющая даже от намека на грубое слово Анастасия частенько прибегала к Дане почаевничать.
Некоторое время назад Гарибальди заметила, что та плохо выглядит, похудела и осунулась. Не выдержала, спросила:
– Ты не заболела?
– Нет, все нормально, – вяло ответила Настенька.
– Худеть решила? – не отставала Данка. – Вот глупость – диетами себя мучить!
– Да не до диеты мне, – вымученно улыбнулась Настя.
– А юбки сваливаются! – воскликнула Гарибальди. – И от торта отказалась, а он домашний, мой фирменный.
– Меня от сладкого тошнит, – призналась подруга.
– Ой! Ты беременна! – подскочила Дана.
Настя молча опустила голову. И тут Гарибальди, не являющаяся образцом тактичности, решила пошутить и ляпнула:
– А кто папочка младенца? Он знает о твоем положении?
Дане вопрос казался «юморным», она ожидала, что Анастасия рассмеется и ответит: «Ну ты даешь! Ясное дело, дед Сергей! Я давно состою в связи с местным бомжом, обожаю пьяниц и придурков!»
Но Настя отреагировала иначе. Глаза ее мгновенно наполнились слезами, она прижала руку ко рту, потом сдавленно прошептала:
– А ты откуда знаешь? Уже в деревне болтают?
– О чем? – изумилась Дана.
– Ну… обо мне… и… вообще… – мямлила учительница.
Дана изумилась:
– Погоди, ты что имеешь в виду?
Настя разрыдалась и рассказала невероятную историю. Они с Леонидом, едва поженившись, стали мечтать о ребенке, но малыш никак не получался. Супруги испробовали народные средства, помогающие зачатию, затем обратилась в медцентр. Специалисты провели множество анализов и вынесли вердикт: здоровы оба. Вопрос: «Почему же тогда Настя не беременеет?» – повис в воздухе.
Два месяца назад Леонид уехал в Москву и задержался там на три дня. Настя решила съездить к супругу, благо это недалеко. Хорошо проведя время в столице, она села на последнюю электричку и отправилась домой в Евстигнеевку.
Когда она сошла в Манихине, уже стемнело. Рейсовый автобус вечером не ходит, и Настя побежала напрямик через лес. Тут-то на нее и напали, стукнули по голове. Учительница упала, потеряла сознание, а когда очнулась, поняла: у нее не только украли сумочку и пакеты с покупками, но еще и изнасиловали.
В полном шоке Настя добралась домой, проревела до утра и решила никому не сообщать о случившемся. В деревне люди памятливые, сто лет пройдет, а внуки местных кумушек будут повторять: «Это случилось в тот год, когда чужой мужик над учительницей надругался».
Поэтому, чтобы не стать притчей во языцех, Настя решила все скрыть.
– Дурочка! – вспылила Данка. – А милиция на что?
Настя безнадежно махнула рукой:
– Наш участковый под каблуком у жены, а его Наташка в магазине за прилавком стоит. Только я принесу заявление, сплетни птицами полетят.
– А Леня о том случае знает?
– Нет, – прошептала Настя. – Мужчины ведь ревнивы… Вдруг еще уйдет от меня? Со всех сторон тридцать восемь получается! Если обращусь в милицию – в школе проблемы начнутся, родители будут кляузы в район строчить, что-нибудь про развратную училку писать, Леня обозлится. Нет, я воды в рот набрала. А месяц назад поняла, что беременна…
– Здорово! – обрадовалась Дана. – Вы же так хотели малыша! Наверное, Леонид на седьмом небе.
– Он не в курсе, – шмыгнула носом Настя.
– Ты не сообщила о беременности мужу?
– Нет!
– Ничего не понимаю, – растерялась Гарибальди.
Настя посмотрела на нее исподлобья.
– Мы долго лечились, но результаты – ноль. А потом меня изнасиловали и… По срокам получается, что отец не Леня.
– Вау! – выпалила Данка. – Слушай, наплюй! Родится ребеночек, станете жить счастливо.
– Сначала я тоже так подумала, – пролепетала Настя, – но вскоре другие мысли в голову полезли. Мы с мужем похожи – оба светловолосые, голубоглазые, невысокие.
– И что? – перебила ее Гарибальди.
– Тут повсюду стройки… – продолжила Настя. – Кто меня мог изнасиловать? Местные жители? Маловероятно, здесь спокойно. К тому же наши парни в основном по водке специализируются, нажрутся – и спать. А вот гастарбайтеры… Если это был какой-нибудь выходец из Средней Азии, то на свет родится смуглый ребенок восточного типа, у них генетика сильная. Что Леня подумает?
– М-да… – крякнула Дана. – Подожди, ведь вполне вероятно, что отец украинец или белорус, их тут теперь тоже масса.
– Вот я все и сомневаюсь… – Настя заплакала. – Я теперь понимаю – проблема была в Лене. Представляешь его реакцию? Если жена от другого забеременела, а от него не могла, значит, он с дефектом. И еще: вдруг это мой единственный шанс стать матерью?
– Ну и дела… – протянула Данка.
А Настя вытерла глаза рукавом платья, открыла сумочку, вытащила из ее недр листок и молча протянула Дане.
– Что это такое? – изумилась та и развернула бумажку.
«Знаю все. Молчание стоит пять тысяч долларов. Если через неделю не получим деньги, о вашей тайне узнают все».
– Ужас, да? – прошептала Настя. – Кто-то в курсе!
– Ни в коем случае не плати! – взвилась Дана. – Иначе никогда не избавишься от шантажиста!
– Нет, лучше отдам то, что он требует, – не согласилась учительница.
– Пойми, гад не успокоится, пока не вытащит из тебя все до копейки, – справедливо заметила Гарибальди. – Сделай аборт и, если сукин сын сообщит Леониду правду, спокойно возражай: «Вокруг полно сумасшедших, я не беременна».
– Лишиться долгожданного малыша?! – с ужасом спросила учительница.
– Тогда расскажи обо всем мужу. Ты же не изменяла ему, стала жертвой насилия.
– Потерять Леню? – заплакала Настя. – Он ведь меня бросит!
– Так что делать? – воскликнула Гарибальди.
– Одолжи мне денег, – попросила Настя. – Я верну. Накоплю и отдам.
– Ну уж нет! – топнула ногой Данка. – Ради твоего же блага не дам! Объяснись с Леней!
– Спасибо за совет, – кивнула та, – непременно обдумаю его.
После ухода подруги Дана так и не сумела уснуть. С одной стороны, она была уверена, что поступила совершенно правильно: если протянешь шантажисту палец, он не только руку, но и полтуловища отхапает. С другой – Настя уходила крайне удрученной. С третьей – пять тысяч долларов большая сумма, а у Гарибальди средства вложены в бизнес. С четвертой – Анастасии следовало помочь. С пятой…
Впрочем, вполне хватило и уже перечисленных причин, чтобы всю ночь провертеться под одеялом. Слегка вздремуть Дане удалось лишь под утро, но забытье оказалось недолгим. Над Евстигнеевкой полетели вопли, истеричный женский плач, визг.
Уж на что Дана не желала связываться с соседями, но даже она выскочила на улицу и спросила у местных баб, толпившихся на дороге:
– Что случилось?
– Настя повесилась! – заголосили тетки. – Училка наша, директорская жена! В сарае удавилась, оставила записку: «Прости, милый, никому не верь, я любила одного тебя». Ой, говорят, она мужика завела! А Леонид Палыч их застукал!
Дане стало дурно. Держась за забор, она вернулась домой и упала на кровать. Ну что мешало ей вчера пообещать подруге денег.
Анастасия бы успокоилась. А Гарибальди без промедления следовало кидаться к Леониду и объяснить ситуацию, в которую попала его супруга. Леня интеллигентный, мягкий человек, он бы все правильно понял! А так получается, что Дана толкнула подругу в петлю…
– Ты не виновата! – быстро сказала я. – И вовсе не обязана брать на себя ответственность за чужую судьбу.
– Настя просила помощи, а я не смогла дать ей нужный совет!
– Она хотела не совета, а денег. Кстати, совсем не маленьких. У тебя их могло и не быть, – решила я утешить Дану.
– Надо было отправиться в банк и взять ссуду, – мрачно возразила она, – а я прочитала ей лекцию и спокойно отпустила домой.
– Ты не виновата!
Дана отвернулась к окну.
– Ты абсолютно не виновата! – с жаром повторила я. – Кто-то узнал об изнасиловании. Может, подглядывал из кустов… Хотя вполне вероятно, что в шантаже замешан сам насильник. Сначала надругался над учительницей, а потом, сообразив, что она боится поднять шум, решил еще и руки нагреть. Вот гад! Думаю, он из местных. Гастарбайтеры на такое не пойдут, они пугливы. Даже если кто-то из них изнасиловал женщину, просто убежал бы, и все. Шантажировать не стал бы, побоялся. Да и текст записки явно написан человеком, для которого русский язык родной. Нет, здесь точно поработал кто-то свой…
– И мне очень хочется его найти, – перебила меня Дана, – может, поможешь?
Глава 4
На следующее утро, около восьми, в комнату, где я спала, вошла, держась за голову, Дана.
– Вилка, дрыхнешь?.. – протянула она. – Впрочем, прости за идиотский вопрос. О, как мне плохо!
Подруга со стоном рухнула в стоящее у стены кресло.
Я села и участливо спросила:
– Мигрень?
– Ужасная, – прошептала Данка.
Потом вдруг резко вскочила, кинулась к окну, распахнула его и перегнулась через подоконник. По моим ногам побежал холодный ветер. По утрам в сентябре зябко, да еще сегодня моросил мелкий противный дождь.
– Осторожно, не упади, – сказала я.
– Мы на первом этаже, – уже нормальным голосом ответила Дана, – лететь недалеко.
– Все равно не следует висеть вниз башкой, – не успокаивалась я, – только хуже станет, иди ляг в кровать. Погода меняется, вот твои сосуды и отреагировали.
Данка закрыла окно и упала в кресло.
– От воздуха легче. В моей спальне дышать нечем, я себе после ремонта комнату в мансарде оборудовала.
– Под крышей? – удивилась я. – На втором этаже у вас пустая спальня.
– Хотела тишины, – призналась подруга. – И потом… э… пойми меня правильно… на второй этаж ведет широкая, удобная деревянная лестница, а выше – винтовая.
– И что? – не поняла я.
Дана схватила со спинки салфетку, накинула ее себе на лицо.
– Свет резкий, – пожаловалась она. – Жозе по отвесным ступенькам туда не залезть. Ее комната внизу, у нее ноги болят и с равновесием плохо, на второй этаж старушка еще залезает, а дальше никак. У Жози была подруга, Люся, та в семьдесят сломала шейку бедра и скончалась. У мамы с той поры страх, она уверена, что такая травма смертельна, хоть я ей и повторяю: нынче просто сустав заменяют, через месяц после хирургического вмешательства старички сайгаками скачут. Не верит. Я очень люблю Жозю, встаю ежедневно в шесть, чтобы в магазин к открытию прирулить, пробки же на дорогах. Выспаться удается только в понедельник, в мой выходной. А Жозя вскакивает с птичками в пять, и ей ничего не стоит пришлепать в мою спальню – на циферблат она не смотрит – и с самыми лучшими побуждениями объявить:
«Я кофе сварила. Хочешь чашечку?»
Жозя беспокоится о моем здоровье. Я люблю утром пить кофе с молоком, а вечером какао. Только из города приеду, возьмусь за банку, а она тут как тут, с заявлением: «Какао плохо для твоей головы!» Вот я и нашла выход. Оборудовала себе спальню в мансарде и там же некое подобие кухоньки устроила: чайник, небольшой холодильник, шкафчик с запасами. Только пойми меня правильно! Я очень, очень люблю Жозю, она мне как мать и…
– Можешь не продолжать, – усмехнулась я, – ты в поисках покоя устроилась на самом верху, куда по винтовой лестнице старушке не добраться.
– Да, – глухо ответила Дана и сняла салфетку. – Фу, как мне плохо. Извини, только-только жаловалась на Жозю, а сама выдернула тебя из-под теплого одеяла на заре.
– Ерунда, – покривила я душой, – я уже проснулась. Чем могу помочь? Хочешь, сделаю завтрак? Только честно предупреждаю, повариха из меня никудышная, яйца всмятку не заказывай! Еще ни разу, даже если стою над кастрюлей с часами в руках, не удалось получить твердый белок и жидкий желток. Отчего-то постоянно выходит наоборот!
– Это же невозможно, – неожиданно улыбнулась Дана, – белок всегда сварится раньше.
– Вилка, дрыхнешь?.. – протянула она. – Впрочем, прости за идиотский вопрос. О, как мне плохо!
Подруга со стоном рухнула в стоящее у стены кресло.
Я села и участливо спросила:
– Мигрень?
– Ужасная, – прошептала Данка.
Потом вдруг резко вскочила, кинулась к окну, распахнула его и перегнулась через подоконник. По моим ногам побежал холодный ветер. По утрам в сентябре зябко, да еще сегодня моросил мелкий противный дождь.
– Осторожно, не упади, – сказала я.
– Мы на первом этаже, – уже нормальным голосом ответила Дана, – лететь недалеко.
– Все равно не следует висеть вниз башкой, – не успокаивалась я, – только хуже станет, иди ляг в кровать. Погода меняется, вот твои сосуды и отреагировали.
Данка закрыла окно и упала в кресло.
– От воздуха легче. В моей спальне дышать нечем, я себе после ремонта комнату в мансарде оборудовала.
– Под крышей? – удивилась я. – На втором этаже у вас пустая спальня.
– Хотела тишины, – призналась подруга. – И потом… э… пойми меня правильно… на второй этаж ведет широкая, удобная деревянная лестница, а выше – винтовая.
– И что? – не поняла я.
Дана схватила со спинки салфетку, накинула ее себе на лицо.
– Свет резкий, – пожаловалась она. – Жозе по отвесным ступенькам туда не залезть. Ее комната внизу, у нее ноги болят и с равновесием плохо, на второй этаж старушка еще залезает, а дальше никак. У Жози была подруга, Люся, та в семьдесят сломала шейку бедра и скончалась. У мамы с той поры страх, она уверена, что такая травма смертельна, хоть я ей и повторяю: нынче просто сустав заменяют, через месяц после хирургического вмешательства старички сайгаками скачут. Не верит. Я очень люблю Жозю, встаю ежедневно в шесть, чтобы в магазин к открытию прирулить, пробки же на дорогах. Выспаться удается только в понедельник, в мой выходной. А Жозя вскакивает с птичками в пять, и ей ничего не стоит пришлепать в мою спальню – на циферблат она не смотрит – и с самыми лучшими побуждениями объявить:
«Я кофе сварила. Хочешь чашечку?»
Жозя беспокоится о моем здоровье. Я люблю утром пить кофе с молоком, а вечером какао. Только из города приеду, возьмусь за банку, а она тут как тут, с заявлением: «Какао плохо для твоей головы!» Вот я и нашла выход. Оборудовала себе спальню в мансарде и там же некое подобие кухоньки устроила: чайник, небольшой холодильник, шкафчик с запасами. Только пойми меня правильно! Я очень, очень люблю Жозю, она мне как мать и…
– Можешь не продолжать, – усмехнулась я, – ты в поисках покоя устроилась на самом верху, куда по винтовой лестнице старушке не добраться.
– Да, – глухо ответила Дана и сняла салфетку. – Фу, как мне плохо. Извини, только-только жаловалась на Жозю, а сама выдернула тебя из-под теплого одеяла на заре.
– Ерунда, – покривила я душой, – я уже проснулась. Чем могу помочь? Хочешь, сделаю завтрак? Только честно предупреждаю, повариха из меня никудышная, яйца всмятку не заказывай! Еще ни разу, даже если стою над кастрюлей с часами в руках, не удалось получить твердый белок и жидкий желток. Отчего-то постоянно выходит наоборот!
– Это же невозможно, – неожиданно улыбнулась Дана, – белок всегда сварится раньше.