Глава 6

   Ночью мне не спалось. Сначала почему-то, несмотря на пышущие жаром батареи, меня бил озноб, потом, наоборот, стало душно, воздух будто исчез из комнаты.
   Я встала и распахнула окно. Нет, все-таки хорошо жить за городом. И ведь у меня имелась подобная возможность! Может, надо было закрыть глаза на некоторые обстоятельства, простить Олега, перешагнуть через обиду, ложь, забыть предательство и оставить все как есть? Что я выиграла, закусив удила? Одиночество? По телу пробежал сырой ветерок. Я захлопнула раму, потом осторожно приоткрыла дверь и, не надев тапочки, босиком пошла на кухню. Если сон покинул вас, бесполезно ворочаться под одеялом. Лучше выпить какао.
   Стараясь не шуметь, я порылась в шкафчиках на кухне, но так и не обнаружила банку с порошком. Потом засунула нос в холодильник. Ну надо же! Молока тоже нет! Однако странно, что у Даны не оказалось в запасе пакета, она постоянно пьет молоко. И тут мне вспомнились ее слова: «Оборудовала себе спальню в мансарде и там же некое подобие кухоньки устроила».
   Я на цыпочках пошла к лестнице. Уж там-то, в личных покоях хозяйки, точно найдутся и пакеты с молоком, и банка с какао.
   Подкрышное пространство оказалось неожиданно большим и уютным, Дана устроила норку по своему вкусу. На полу лежит толстый ковер, угол занимает роскошная белая кровать, рядом с королевским ложем возвышалась позолоченная тумбочка. На ней стояла пустая чашка, и я машинально понюхала ее. Кофе! Вернее, в емкости было то, что Данка называет арабикой. Подруга делает очень оригинальный «капучино» – наливает в чашку двадцать миллиграммов ароматного напитка, а затем добавляет до краев сливки. В результате о кофе напоминает лишь запах.
   Бедная Дануша! Наверное, ей сейчас так плохо! Надеюсь, Гарибальди вкололи в больнице обезболивающее. Ну зачем она так вывесилась из окна?! Хотя мигрень коварная штука, могла на пару секунд лишить ее сознания, и короткого мгновения хватило, чтобы та свалилась вниз.
   Я обежала взглядом комнату. Заметила на столе зарядку от мобильного Даны – ярко-красную, украшенную стразами. Сбоку на ней выбиты цифры. Наверное, серийный номер.
   Внезапно я ощутила тревогу. Что-то было не так, какая-то деталь заставила меня насторожиться. Чашка из-под кофе! Я уставилась на пустую посуду.
   Дана очень аккуратна. Альберт в свое время обожал рассказывать «бородатый» анекдот про развод некой пары.
   Муж жалуется судье:
   – Сил больше нет! Жена замучила, слишком уж аккуратная.
   – Неряха намного хуже, – совершенно справедливо возразил представитель закона.
   – Да, ваша честь, – согласился муж. – Но если я ночью встаю в туалет, то возвращаюсь к идеально убранной постели!
   Выдав в очередной раз сию историю, Альберт начинал противно ржать, а потом не забывал добавить:
   – Это как раз про Дану. Впрочем, моя жена переплюнула бабу из анекдота – она требует раскладывать тапочки по размерам!
   Самое интересное, что отменный лгун Алик сейчас не врал. Дабы навести порядок в небольшой прихожей, моя подруга оборудовала калошницу. Из-за отсутствия места полки в ней оказались разной ширины, и Дана просила домашних:
   – Алик, ставь свои ботинки на первой полке, твоя обувь сорок пятого размера только там уместится, Андре предназначена вторая, ну а мне третья. Пожалуйста, не перепутайте!
   Дана не вредничала, ей хотелось избежать горы штиблет в холле, но Алик постоянно издевался над ней и запихивал свои «лыжи» куда ни попадя. Данка вечно прибирала за ним, ставила его здоровущие ботинищи на место, иначе шкафчик не закрывался. Мне до сих пор кажется, что Алик нарочно засовывал туфли не туда, ему нравилось дразнить жену.
   У Даны всегда и везде царил идеальный порядок.
   – Совсем нетрудно снять свитерок и аккуратно положить его на место, – поучала она, например, меня, разгильдяйку. – Потратишь всего пару минут, зато гардероб не стыдно открыть!
   Я кивала, соглашаясь. Конечно, Дана совершенно права, но мне отчего-то лень думать о судьбе снятого с себя пуловера, вот я и запихиваю его комком на полку.
   К чему вдруг мне все это вспомнилось? А вот к чему: Дана никогда бы не оставила грязную чашку на тумбочке! Она непременно отнесла бы ее вниз и поставила в мойку. Хотя… У нее ведь страшно болела голова, и вряд ли бы она поползла вниз…
   Я быстро открыла дверь в ванную. Так и есть! Помещение большое, метров пятнадцать, с окном. На широком подоконнике оборудована «кухня». Там стоит электрочайник, а чуть левее выстроились три кружки разных размеров, все повернуты ручками в одну сторону, в каждой виднеется ложечка. В углу крохотный холодильник, над ним шкафчик. Как я и ожидала, в холодильнике стояла пара пакетов жирного, шестипроцентного, молока. Другое Дана не пьет, «нулевое» она называет помоями. Гарибальди не особо заморачивается правильным питанием, спокойно лопает колбасу, сыр, чипсы, вот только сахар не любит. Вернее, никогда не кладет его в напитки, считает, что он портит вкус чая или кофе, а вот конфеты, кексы, тортик Дана съест с превеликим удовольствием.
   В шкафчике нашлись банки с кофе и какао, жестянка с чайной заваркой, вазочка с трюфелями и «Мишками», печенье курабье, мармелад и клубничное варенье.
   Я в задумчивости вернулась в спальню и опустилась в большое кресло. Конечно, Дана очень любит Жозю, считает ее матерью, но даже от самого близкого человека порой хочется отдохнуть. Гарибальди много работает, устает, а старушка целые дни проводит с птичками да перед экраном телевизора. Хорошо, что у нее есть хобби, но пернатые не умеют разговаривать. Поэтому, когда невестка возвращается со службы, свекровь спешит к ней – поболтать.
   Вот Дана и спряталась на третий этаж, оборудовала там гнездышко, окружила себя милыми сердцу мелочами, предусмотрела все, чтобы не спускаться лишний раз вниз. Небось, поужинав с Жозей, она ласково говорила: «Мамуля, спать хочу», – и убегала к себе, заваривала чай-кофе и пила его с конфетами, тихо радуясь тишине и одиночеству. В мансарде царит нужный ей для душевного комфорта порядок, чашки ждут хозяйку, как солдаты маршала на параде: чинно стоят, повернутые ручками в одну сторону. Так почему же сегодня Дана не помыла чашку? Она никак не могла оставить ее на тумбочке. Ну не в характере Гарибальди лечь и смотреть на грязную посуду! У нее от подобного зрелища мигрень еще сильнее разыграется.
   Мой взгляд упал на красную лаковую балетку, валявшуюся у подоконника. Еще одна странная деталь!
   Забыв обо всем, я схватила мобильный и набрала номер.
   – Алло, – недовольно ответил мужской голос.
   – Глеб?
   – Угу.
   – Это Виола Тараканова.
   – Кто? – не понял участковый.
   – Писательница Арина Виолова.
   – А! Здрассти, – ответил милиционер.
   – Я заметила нечто странное в спальне Даны.
   – Чего?
   – Чашку из-под кофе! Она не вымыта! И еще туфелька валяется!
   Глеб со смаком зевнул:
   – И что?
   Я попыталась объяснить ему суть дела, через пять минут лейтенант не выдержал:
   – На часы глянь – полвторого ночи! – буркнул он. – И потом, ты ерунду несешь. Подумаешь, не помыла посуду! У меня дома тарелки потолок подперли. А у нее ботинок с ноги упал, когда она из окна перевесилась. А это доказательство того, что из той комнаты она и грохнулась. Лучше ложись спать! Гарибальди случайно вывалилась. Это несчастный случай. Гуд-бай!
   Из трубки полетели частые гудки, я сунула мобильный в карман.
   Но чем дольше я смотрела на грязную чашку, тем большее волнение испытывала. Во время мигрени Дану тошнит, она даже воду не пьет, не говоря уж о кофе. Значит, если она полакомилась арабикой, головная боль уже отступила. Но тогда у Даны не было необходимости высовываться из окна – удушье у нее бывало только во время приступа…
   Я прикусила губу и еще раз внимательно осмотрела комнату. В спальне царит абсолютный порядок. Книги на полке подобраны по авторам, кровать застелена серым пушистым пледом, на подушках расправлены наволочки с кружевами, на краю сложена теплая пижамка, голубая, со смешным рисунком. Дана уверяет, что она помогает ей при болезни. Гарибальди обожает красивое белье, но в момент недуга надевает фланелевую рубашку с мишками, старую, застиранную. Когда-то мы вместе купили ее на вещевом рынке. Помнится, я приобрела розовый халат с кошками, а Данка… Минуточку!
   Я вскочила из кресла. Как же я ошиблась! Дана, одетая в пижаму, должна была лежать в кровати. Именно так она пережидает мигрень. Когда моя подруга ощутила приступ удушья, она доползла до окна, распахнула его, высунулась, на секунду потеряла сознание и упала вниз. Если ситуация складывалась подобным образом, то вопросов нет. Но пижама сложена, постель заправлена. Может, события развивались иначе? Дана начала задыхаться, но, будучи человеком патологически аккуратным, она предварительно заправила койку, переоделась, сложила пижаму, расправила кружевную кайму у наволочек, добрела до окна, потеряла сознание и вывалилась в сад… Но почему, успев навести везде порядок, она не помыла чашку из-под кофе, а?
   Я схватила телефон. Нечего Глебу спать! Преступление расследуют по горячим следам, через сутки теряется большая часть улик! Пусть участковый вылезает из своей уютной постельки и топает сюда!
   – Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети, – сообщил равнодушный женский голос.
   Я чуть не швырнула сотовый о пол. Вот противный мужик! Специально отключил телефон! Конечно, намного проще объявить случившееся элементарным несчастным случаем, чем искать человека, задумавшего убийство. Но Дана жива, она придет в себя и расскажет, что случилось в мансарде.
   Я подошла к окну и начала внимательно осматривать подоконник. Нет, царапин, сколов, отломов или каких-либо следов борьбы не видно… Кто и зачем мог пытаться убить Дану? Альберт? Муж хотел получить наследство, дачу? Просторный, хорошо отремонтированный дом с прилегающим к нему большим участком, да еще неподалеку от Москвы, стоит сейчас целое состояние. Но Алик давно перешел в разряд бывших мужей и, насколько я знаю, не имеет права претендовать на наследство от прежней супруги. Нет, Алик отпадает. Тогда кто?
   Я взяла грязную чашку, спустилась в свою спальню, упаковала ее в чистый целлофановый пакет и легла в кровать, приготовившись к бессоннице. Но неожиданно веки сомкнулись, а из головы вылетели все мысли.
   На следующее утро, около восьми, я вошла в кухню и спросила Жозю:
   – Если я отъеду в город, не побоишься одна остаться?
   – Нет, – удивленно ответила старушка. – Кого тут опасаться?
   – Все-таки запри дверь на замок, – приказала я.
   – Хорошо, – пообещала Жозя. – А ты куда, на работу?
   – Нет, в больницу к Дане, – пояснила я.
   В глазах пожилой дамы промелькнула растерянность.
   – В клинику? – переспросила она. – Зачем?
   Мне стало не по себе – Жозя забыла о вчерашнем несчастье. Очевидно, у нее начался старческий маразм. И как мне быть?
   – Где Дана? – заволновалась Жозя, беспомощно оглядываясь.
   – Э… э… – протянула я, – ну… э… э…
   Внезапно она схватилась за голову.
   – Господи, Дана же вчера разбилась! Ну как я могла забыть!
   – От стресса иногда пропадает память, – сказала я, – не переживай.
   – Надо немедленно ехать в медцентр! – засуетилась Жозя. – Так, что взять? Халат, тапочки, книги-газеты…
   – Думаю, пока ничего этого ей не понадобится, – я попыталась урезонить Жозю, – врачи не разрешат ей читать.
   – Тогда соберу покушать! – воскликнула она и рванула к холодильнику.
   Чтобы не разочаровывать и не пугать пожилую даму, я взяла собранный ею пакет с харчами и спросила:
   – Ты не будешь против, если я воспользуюсь машиной Даны?
   – Глупый вопрос! – фыркнула Жозя. – Конечно, пользуйся.
   – Вот тут номер моего мобильного, – сказала я и прилепила на стене у холодильника листок с цифрами. – Если что-то случится, немедленно звони.
   – Да, да, – закивала Жозя.
   – Дверь запри, – напомнила я.
   – Непременно.
   – Окна не открывай.
   – Не буду.
   – Я скоро вернусь.
   – Хорошо, – сказала Жозя. – Не волнуйся, я привыкла. Дана обычно на целый день в магазин уезжает. Ой!
   – Что? – Я сделала стойку.
   – Надо же сообщить ее подчиненным о беде… – протянула Жозя. – Секундочку!
   Не успела я моргнуть, как старушка вытащила из кармана мобильный и нажала на одну кнопку.
   – Память у меня иногда барахлит, – пожаловалась она. – Впрочем, я и в молодости с цифрами не дружила. Матвей Витальевич, отец Алика, вечно надо мною подшучивал. А Дана купила мне аппарат. Сначала я рассердилась, это очень дорого, но потом оценила приобретение: теперь ничего записывать не надо. Если хочу связаться с Даной, нажимаю на кнопку два, и номер сам набирается. Поликлиника на третьей клавише… Ой, почему она выключила телефон? Дана не отвечает, там автомат бормочет.
   – Она в больнице, – со вздохом напомнила я, – а ты хотела позвонить ей на работу, наверное, нажала не на ту кнопку.
   – Я не идиотка! – обиделась Жозя. – Всегда сюда тычу, и девочка мне непременно отвечает. Где бы ни находилась, трубку она берет.
   – Ясно, – вздохнула я. – А как называется магазин?
   – Не знаю, это просто лавка с бусами и браслетами.
   – И где же лавка находится?
   – В хорошем месте, – уверенно заявила Жозя. – Даже Алик, когда узнал, где Даночка арендовала помещение, воскликнул: «Это круто!»
   – Можешь улицу назвать?
   – Тверская, – без былой уверенности ответила Жозя. – Там еще аэродром рядом, много людей.
   – Спасибо, – заулыбалась я. – В вольерной не очень утруждайся.
   Жозя кивнула. Я вышла во двор и двинулась к гаражу. На Тверской нет аэродромов, Жозю опять подвела память.

Глава 7

   В больнице меня встретили неприветливо. Лечащий врач, толстая баба, назвавшаяся Вероникой Матвеевной, сухо обронила:
   – Гарибальди находится в отделении интенсивной терапии, посещения запрещены.
   – Неужели одним глазком нельзя посмотреть на Дану?
   – Зачем? – сурово перебила меня Вероника Матвеевна.
   – Ну… удостовериться… – растерялась я.
   Реаниматолог нахмурилась:
   – Даже не пытайтесь подкупить медсестру и пробраться в палату вечером. Был у нас дикий случай: к умирающему мужу жена с видеокамерой рвалась, хотела запечатлеть для детей уход отца из жизни.
   – Я похожа на сумасшедшую?
   – Все родственники со сдвинутой психикой, – не дрогнула она, – вот мы и приняли меры безопасности. Дверь в отделение интенсивной терапии открывается особым ключом, он есть лишь у врача, медсестры не выходят во время своей смены в общий коридор. На посту охрана, любой посторонний будет схвачен в два счета. Еду, одежду и все остальное мы не принимаем. Я ясно объяснила? Приезжать вам сюда не следует, «одним глазком посмотреть» не удастся, сведения о состоянии больной получите по телефону.
   – А как ее самочувствие? Можно надеяться на скорое выздоровление? – не отставала я.
   – Состояние тяжелое, но стабильное, что радует, – неожиданно почти с сочувствием ответила Вероника Матвеевна.
   – Не вижу повода для радости, – не сдержалась я.
   Доктор окинула меня презрительным взглядом, каким обычно профессионалы смотрят на дилетантов.
   – В случае Гарибальди не наблюдается отрицательной динамики, ухудшения состояния не происходит.
   – Значит, ей лучше! – обрадовалась я.
   – Нет, но и не хуже, – терпеливо объяснила врачиха.
   – Она поправится?
   – Прогнозы делать рано.
   – Но вы же опытный специалист, – я попыталась к ней подольститься, – много знаете, видели таких больных не раз.
   – Каждый случай уникален, – с каменным лицом заявила реаниматолог, – давайте радоваться тому, что имеем, и не будем загадывать вперед.
   – Ей что-нибудь нужно? – не успокаивалась я. – Лекарства?
   – Слава богу, мы всем обеспечены.
   – Скажите, в травмах Даны нет ничего особенного?
   Доктор пожала плечами:
   – Насколько я поняла, падение было горизонтальным. Оно менее тяжелое и напоминает транспортную травму. Очевидно, потерпевшая выпала с относительно небольшой высоты, примерно этаж второй, удар пришелся на спину.
   – На спину? – переспросила я.
   – Ну да, – кивнула Вероника Матвеевна. – А что?
   – Дана рухнула, перевесившись через подоконник, значит, должна была упасть на голову!
   Доктор сложила руки на груди.
   – Я не эксперт, но знаю, что на голову человек приземляется в двадцати пяти процентах случаев. Что же касается вашего предположения, то в полете возможна перемена положения, переворот, кувырок.
   – Из мансарды? Если учесть, что здание не сталинской эпохи, а дача, думаю, Дане сложно было сделать сальто, – заметила я.
   – Милиция непременно разберется, – мягко остановила меня врач, – дилетанту не надо лезть в профессиональную епархию, это глупо. Основной причиной повреждений при падении с высоты является удар при соприкосновении с грунтом. Тем не менее различают фазы: первичные прямые повреждения, первичные непрямые и вторичные при падении тела уже после приземления. К первичным непрямым относятся оскольчатые переломы голени и нижней трети бедра, вколоченный перелом головки бедренной кости по краю вертлужной впадины таза, компрессионные переломы поясничных и нижнегрудных позвонков, кольцевидные переломы вокруг большого затылочного отверстия черепа от внедрения первого шейного позвонка…
   – Спасибо, хватит, – прошептала я. – А где вещи Даны? В чем ее привезли?
   Вероника Матвеевна ткнула пальцем в селектор на столе:
   – Лена, подойди!
   Тут же дверь кабинета распахнулась и появилась худенькая девочка, почти подросток.
   – Пришла родственница Гарибальди. Где одежда больной? – поинтересовалась врач.
   Лена моргнула и ответила:
   – Так на складе! Мы инструкцию знаем, опись составили и сдали. Забрать хотите?
   Я кивнула.
   – Пошли. – Медсестра сделала приглашающий жест.
   Мы вместе покинули кабинет доктора, и тут Лена, понизив голос, призналась:
   – Извините, я сказала неправду.
   – Вещей нет?
   – В целости и сохранности лежат, – заверила меня она, – просто на склад их не отнесли. Они в кладовке.
   – Какая разница, где их держат, – легкомысленно отмахнулась я.
   – Вам это по фигу, – поджала губы девчонка, – а нам геморрой. Если человека по «Скорой» без сопровождающего лица привезли, надо опись составить в присутствии свидетелей, печать шлепнуть, пакет заклеить и на склад отнести. Не знаю, чего в других клиниках придумано, а у нас главный так требует. А то некоторые, слишком ушлые, выздоравливают и вместо «спасибо» заявы строчат, дескать, у них в карманах миллион лежал, а медсестры его стырили. Мы не воровки! Вот «Скорая» может поживиться, в особенности если понимает, что до приемного покоя человека живым не довезут. Мы же ничего не берем! Вчера в ночь Ирка Лапшина дежурила, одна, потому что Варька Коткина заболела и на смену не вышла. Так и чего ей, разорваться? Игнатову плохо стало, Табакину стошнило, да еще и вашу раздевать позвали. Склад у нас знаете где? Через всю территорию бежать, километра два намотаешь. Ирка уйти не могла и мешок с одеждой в нашей кладовке оставила. Это нарушение, вы можете скандал устроить, и ей вломят. В общем, если хотите лаяться, никто вам не запрещает, правда на вашей стороне, но по совести – возьмите одежонку молча. Не последняя же она у больной! Да и разрезали небось тряпки, когда ее раздевали.
   – Я не имею ни малейшего желания нападать на вашу Иру, – заверила я, – просто решила взять мобильный Даны и вещи.
   – Вот, получите, тут все! – немного успокоившись, сказала Лена и распахнула дверцу кладовки.
   – Давайте вместе посмотрим, – предложила я.
   – Ладно, – с неохотой согласилась Лена. – Только лично я ничегошеньки не паковала и ответственности не несу.
   Я кивнула и открыла бумажный пакет. Внутри оказались разрезанные по швам джинсы, розовый, красивый, но крайне грязный свитер, маленькие трусики и кружевной бюстгальтер.
   – Белье дорогое, – с завистью отметила Лена, – больная на себе не экономит.
   – А где мобильный? – спросила я.
   – Я без понятия, – огрызнулась медсестра. – Говорила уже, не в мою смену вашу родственницу привезли, в Иркину, ей и отвечать!
   – Значит, аппарата нет, – констатировала я. – Дана хорошо зарабатывает, модно одевается, имеет собственный бизнес, общается с клиентами, а люди очень внимательны, оценят и стоимость украшений и телефона. У Даны была недешевая трубка – красная, с отделкой из натуральной кожи, вся в стразах.
   – Ваша родственница из окна сиганула, а вы о сотовом волнуетесь! – звенящим голосом воскликнула Лена.
   – Молодец, – кивнула я, – лучшая защита – нападение. Я сейчас, по-твоему, должна устыдиться и молча уйти? Не надейся. Мобильный вещь нужная, в нем хранится масса номеров, книжка с контактами. Ну-ка, посмотри на ремень брюк. Что видишь?
   – Хрень какая-то железная и кусок цепочки, – без прежней уверенности в голосе отметила Лена.
   – Дана часто теряла телефоны, – объяснила я, – и несколько лет назад, посеяв очередной, она купила специальное напоясное крепление и держала мобильный только в нем. Выработала у себя привычку, перешедшую в рефлекс: поболтала с кем хотела – и всунула аппарат в держатель. Телефон всегда был на цепочке, даже если она выпускала его из рук, трубка не падала, висла на ремне. Дана не изменила привычке. Смотри: телефона нет, а цепь разорвана! Так где найти Иру?
   – Она в общежитии живет, – сникла Лена, – тут рядом, за углом, комната десять. У нее соседка – Надя Рычагова из гинекологии.
   – Показывай дорогу!
   – Я здесь ни при чем, – заныла Лена, – не брала чужого. Ирка тоже не возьмет: она на голову долбанутая, с принципами. Типа, не ворует!
   – К тебе у меня претензий нет, – заверила я. – Так где общага?
   Ира не ожидала никаких неприятностей. Едва я забарабанила в тонкую створку, как изнутри донеслось:
   – Входите.
   Я пнула дверь, влетела в комнату и замерла. Что ожидаете увидеть вы в помещении, где обитают две незамужние девушки? Кровати, покрытые яркими пледами, постеры на стенах, полки с плюшевыми игрушками и горой косметики, плеер, телик, видеомагнитофон, DVD-диски с сериалом «Секс в большом городе» или записи романтических комедий, может, дешевый компьютер. Вот книги вряд ли обнаружите, их заменят глянцевые журналы.
   Но сейчас перед моим взором развернулась необычная картина. Правда, койки были, но смахивали они на спальные места курсантов военной академии – вместо цветных покрывал серые одеяла. Никакой аудио– или видеотехники не было и в помине, отсутствовало даже радио, зато на полке, тянувшейся почти по всему периметру стен, теснились книги, в углу я увидела иконостас с лампадой, а в небольшом кресле у окна сидела полная девушка в скромном коричневом платье. Ее волосы были заплетены в простую косу.
   Увидав меня, хозяйка отложила толстый том, взяла с ручки кресла косынку, быстро прикрыла ею голову и вежливо спросила:
   – Вы ко мне?
   – Да, – растерянно ответила я. И тут же уточнила: – Я ищу Ирину Лапшину.
   – Слушаю.
   – Мне надо поговорить с вами.
   – Садитесь, – вежливо предложила девушка. – Но предупреждаю сразу: если хотите нанять ежедневную сиделку, я вынуждена отказаться. Могу ходить за больным только два дня через три, в свободное от основной работы время.
   – Вы вчера дежурили в клинике?
   – Да, – безо всякого волнения ответила Ирина.
   – Тяжелые сутки выдались?
   – Как обычно.
   – Помните Дану Гарибальди?
   Ирина слегка нахмурилась:
   – Женщину, которая из окна выпала? Да.
   – Мне сказали, что ваша коллега вчера не вышла на службу.
   – Она заболела, – кротко подтвердила Ира.
   – Я родственница Даны, пришла за ее вещами.
   Медсестра опустила глаза.
   – Виновата, не отнесла их на склад, оставила в кладовке, хоть это и не положено. Просто у меня не было времени. Вам отдадут одежду, не волнуйтесь.
   – Я уже ее получила.
   Ирина с недоумением посмотрела мне в лицо:
   – Зачем тогда вы пришли?
   – Вам не трудно ответить на несколько вопросов?
   – Пожалуйста, спрашивайте.
   – Дана разговаривала?
   – Конечно нет! При подобной травме речь отсутствует либо пострадавший бредит.
   – Что она говорила?
   – Ничего связного, отдельные слова.
   – Какие?
   Ирина сцепила пальцы в замок.
   – Сначала стонала, я попыталась снять с нее брюки, но не получилось, поэтому спросила: «Можно, я штанину разрежу?» Глупый вопрос, пострадавшая не могла адекватно ответить, но я всегда с больными беседую, как с нормальными, думаю, им от этого легче.
   – Может, вы и правы, – тихо сказала я. – Значит, Дана только стонала?
   – Нет, еще я услышала слово «забор». И вроде «птица», – уточнила Ира.
   – Ясно, – вздохнула я, – это она старушку Жозю вспомнила, та разводит пернатых. Все?
   – Да.
   – Больше ничего?
   – Увы, нет.
   – Ни имен, ни фамилий?
   – Нет, нет.
   – Вы не могли не услышать?
   Ирина скрестила руки на груди.
   – Я раздела больную, и ее тут же увезли в операционную.
   – Может, Дана говорила там?
   Ира улыбнулась: