— Лучше бы мы вам заплатили. Пара листочков, которые сгорели, стоили в сто раз дороже вашей цены.
Вот так. А он говорит — сварка. Глядя на хмурого блюстителя нравственности, Иван взял свой чемоданчик.
— Пошли.
Сел он в машину. Хозяина, понятно, не пустил. Пусть на улице постоит, нечего глазеть, как замочки ломают. Такие-то запросто открываются. Надо с Петровичем продолжить занятия по шифровикам. Мало практики. Вот и все, забирай свое оружие.
— Уже?
— А ты как думал?
— Я считал, что у нас только Кленов старый медвежатник.
— Правильно думал. И никому не рассказывай.
— Ну Иван! Как тебя отблагодарить?
— Только не презервативами. Я знаю, что у вас в отделе этого добра как на резиновом заводе. Вот что, отвези-ка ты меня к Петровичу домой. Пропал старик. Вторые сутки не выходит и по телефону не отвечает.
Кленов был одиноким. Они с Иваном похожи судьбами. Тот тоже по молодости встал, как говорят, на неправедную дорожку. Втянули его в воровство. Только раз рассказал Ивану по пьянке, как бомбил сейфы с зарплатами. Попался, отсидел и завязал. Видно, немало он взял ящичков. Срок был большим. Значит, эксперты могли изучить его почерк. Поэтому возвращаться к старому было бы опасно. Моментально вычислят. Эта причина, или то, что в религию ударился, или нахапал столько, что до сих пор хватает на жизнь, но больше Петрович не медвежатничал. Другой профессии у него не было. И не надо. С такими уникальными знаниями можно прожить. Работу ему предложили сразу, как только освободился. Говорил, что не успел стакан принять в родном городе, как явились из угрозыска.
— Архип Петрович Кленов?
— ???
— Собирайтесь.
— За что?! Вот справка об освобождении...
— Давай, давай, нам некогда.
— Только с дороги, не евши...
— Ничего, накормим. Стаканчик можешь выпить, не больше.
Петрович удивился, хватанул, раз разрешили. Он их встретил со стаканом в руке, думал, кореша пришли. Привезли его на Литейный к какому-то важняку. Елки-моталки! Им замочек надо было открыть! Он-то думал... что ту, славную, кражу во Пскове раскопали...
Пригляделся к полковнику. Рожа знакомая. Изменился Зименко. В каком чине он брал Кленова? Вроде, капитаном был. А теперь во какой, не иначе начальник отдела. Или всего розыска. Нет, Кленов на него не в обиде. Такая работа — воров ловить.
— Узнал?
Кленов молчал. Вспомнил тебя, начальник, вспомнил. Обниматься не будем. Зименко засмеялся.
— Архип, надо театру помочь. У них через три часа спектакль, а билеты и все документы в сейфе заперты. Ключа, понятно, нема. Нам названивают, медвежатника просят.
Кленов ни на следствии, ни в суде вину не признавал, о таланте своем не распространялся. На зоне его уважали, обхаживали, паханы надеялись, что по выходу они с ним будут дела делать. Но Петрович был иного мнения. С самого ареста к замкам не подступался, как ни просили. Один кум все подкатывался, даже ударил разок, когда от бухгалтерии ключи потеряли. Но Петрович выдержал, не раскололся. И правильно сделал. Его корешок по зоне, Вершинин, поплатился за то, что проболтался о своих познаниях в технике. Даже ученика там завел, Плоткина. А молодой-то и сдал своего наставника. Когда Вершинин надумал бежать с помощью самодельного минивертолета. Разбился, потому, что не успел аппарат довести до ума .
— Кто вам сказал, что я медвежатник?
Кленов поваляет дурочку. Много их, хитрожопых, а он один. Неча ловить на мякине. Полковник Зименко все смеется.
— Ты чего, Архип? Уж кому-кому, а мне ли тебя не знать? Тебя подельники сдали с потрохами именно мне. И «учителя» твоего знаю. И про Псков, который тебе не успел навесить. Удивлен?
Удивлен. Значит, плакали брюлики из коллекционерского сейфа. Еще больше удивился, что Зименко не стал развивать эту тему, а предложил конкретную халтуру:
— Ладно, ты нары до дыр протер. Я за это же время успел по званию до потолка дорасти, видишь погоны? Так вот, садись в мою «волгу» и дуй к директору театра открывать сейф. Он мой приятель. Твой инструмент на столе.
Полковник смотрит победителем и благодетелем. Кленов сразу, как вошел, обратил внимание на этот открытый чемоданчик. Защемило в груди. Знакомые цацки, которыми сто лет не пользовался. У него были похожие. Эти лучше. Совершенствуется медвежатное дело. Теперь и сейфы есть со всякими, пока не известными еще Кленову, премудрыми защитами.
— Давай, давай, Архип, время идет. Потом поговорим. Ты мне и дальше будешь нужен. Воровать тебе больше не дам, но без куска хлеба тоже не оставлю.
Медвежатник внимательно смотрел на полковника. Он не знает, что такое удовлетворение от победы над каждым замочком. Это же соревнование. Какой-нибудь мудрец выдумывает запорное устройство, гордится своим произведением, а он, Петрович, бац по этой гордости. Сверлом и с помощью какой-то богоматери. Хорошо! Приятно! И этого объехал! Следующий!
Ладно, отопрет он билеты, пусть люди посмотрят спектакль, и он посмотрит. Сто лет в театре не был.
— Какой театр?
— Кировский. Тебя балерины будут на руках носить.
Кленов взял чемоданчик с инструментом. Он так потом и остался у Петровича. Железный коробок в театре открыл. Директор расшаркался, восхищался, предложил свою ложу на вечерний спектакль. Петрович вернулся к Зименко и принял предложение работать в ментовке.
— Ты пойми, таких случаев, как сегодня, не так много. Между ними будешь дурака валять или халтурить. Тебе в театре отстегнули? Нет? Отстегнут. Я позвоню. И дальше будет халтура, а на работе будешь открывать запоры за зарплату.
— Я что, полковником стану?
— У нас есть вольнонаемные. Оформим каким-нибудь электриком, а работать будешь при мне. Никто не додумался держать штатного медвежатника. Это моя идея. Есть в тебе нужда. Соглашайся.
Кленов уткнулся взглядом в портрет Дзержинского. Он завязал. Но надо было как-то легализоваться, чтобы не цеплялись на какие средства живет. Судимых кадровики предприятий стараются не брать. А тут и просить, и искать не надо. И будет любимым, знакомым делом заниматься. Легально! И от прежних дружков в случае необходимости Зименко его отмажет. Так Петрович и попал в Подвал. Там собрались подобные ему граждане-рецидивисты, твердо стоящие на пути исправления, как сказал бы зоновский замполит. Сел он при замполитах, а на выходе про них и забыли. Стали замполиты просто воспитателями.
Подвальные мужички были шальные, но рукастые. Плотники, столяры, электрики, сварщики, электронщики, в общем — на все руки, разве что «глюкальщиков» не было. А по совместительству — карманники, грабители, воры всех мастей. Есть, оказывается в ментовке нужда в таких умельцах. Допустим, знает опер, что в такой-то квартире должно быть оружие. А не проверить. Рыпнешься туда с официальным обыском, но не вовремя. Как раз в этот момент оружия не окажется. Вспугнешь. Как быть? Очень просто, только не официально. Идет туда, допустим, домушник Яша Мельник. У него тоже ностальгия по воровству. Увлекался этим Яша. Тоже в завязке. Но хочется. Следит Яшка за хатой, чин-чинарем работает. Расписал время, когда жильцы бывают-не-бывают дома, и за дело. Вот уж Яшка в чужой квартире, вот лежат бабки, вот драгоценности, вот тебе телевизор «Сонька». Погладит их Яшка, пошныряет по шкафам, обстучит полы и стены — и на выход. Ни с чем. Только с информацией: «Пистолеты там». И место укажет. А через время — тук-тук, ваша мамка пришла, молочка принесла. Лет на пять. Что это у вас под подоконником, гражданин? Ах, ТТ?! Новенькие, в смазочке. И Яшка доволен, и опер доволен и "тэтэшки'' никому башку не прошибут. Не часто, но приходится дела проворачивать. А в основном подвальные ребятки делают простую работу. Тот же Яшка ставит двери, допустим, в ментовской общаге. Иван Харитоненко, с которым Кленов особенно подружился, обшивает деревом начальственные кабинеты. Колька Павликов ремонтирует телевизоры, видеотехнику. А вообще-то, этот башковитый парень при необходимости ломает защиты компьютерных программ. Когда Кленов впервые пришел на работу, Павликова как раз выдернули на какое-то большое дело. Потом выяснилось, что парень помог раскрыть громкое преступление, связанное о хищением крупных средств из банка аж в Америке. По компьютерным сетям один умелец проникал в базу данных банка и переводил тысячи долларов на счета сообщников. Колька оказал, что он запросто мог бы делать то же самое. Но и у него за плечами годы в колонии, куда возвращаться не желает. Так и работал среди них Петрович, пока не пропал.
Иван рассуждал по дороге к дому Кленова:
— Раньше за ним залетов не замечалось. Соберемся, бывало, в Подвале бухать, он с нами наравне пьет. А потом на каком-то стакане говорит — все. Норма. Так что по пьяни залететь не мог. Со здоровьем, вроде, нормально. Вот и боюсь непредвиденного.
На звонок никто не ответил, хотя Харитоненко долго жал на кнопку, пришлось так войти. Дверь квартиры Кленова была самая обычная. Фанера. Замочек тоже удивил. Балтийского завода. Хлипенький. И чемоданчик не нужен, ногтем открывается. Открывается, открывается... Вот и открылась.
— Петрович! Гость пришел, наливай!
Нет Петровича. Квартирка маленькая, обстановка простенькая. У старикана денежки водились, как Иван замечал. Отраву какую-нибудь не пил. Только хорошую водочку и коньячок. Закусывал тверденькой колбаской. Вот и на столике у него стоит бутыль с ручечкой. Рублей за сто семьдесят. А тахта, шкафчик, телевизор и все прочее выглядят по древнему. Взять тут нечего. Иван заглянул в шкаф. Вот что здесь богатое. Одежда. А на работу ходит в такой неряшливой! Вообще-то правильно. В наше время с богатством лучше не высовываться. Отнимут. Харитоненко сам такой же. Бабки водятся, но не на показ. Икон понавешал, прямо как в Спасе-на-Крови. Где же сам хозяин? Иван, заперев дверь, вернулся к машине озадаченный.
— Нету его.
— Может, уехал куда? Ты там письмо или телеграмму не заметил?
— Нет.
— А у него дача есть?
— Не говорил. Обычно, если у кого есть дача, то только и разговоров, что построил, да что посадил.
Была у Кленова дача! Да какая! И была у него баба, да тоже какая! Домина двухэтажный с баней и бассейном. Участок с садиком и аллейками. Деваха кленовская — хоть на обложку тех журнальчиков, что по Подвалу разбросаны. Явилась, как Наоми Кемпбелл, загорелая, длинноногая. Статуэточка шоколадная. Такую бы всем Подвалом... Если в темноте не потеряется.
— Архип Петрович здесь?
Иван не понял, кого спрашивают. Ответил как идиот:
— Какой Архип Петрович? А, Архип Петрович! Петрович, что ли?
Девочка его, оказывается, с Кипра прилетела. Приехала на дачу, а она закрыта. В городской квартире, понятно, тоже не нашла своего суженого. Так и попала в Подвал.
— Я ключи с собой не брала. Архипочка обещал меня встретить.
Архипочка! Вот так старикан! Иван еще больше зауважал своего учителя. Во всем мастер. Павликов вылез из своей конуры. Рот закрой! Вылупился. Яшка стоит, слюну пускает.
— Мы тоже его уже неделю ищем. Дома нет. Я был в квартире...
— Как же мне попасть домой? Там такие двери, что не сломать. На окнах решетки.
Ого! Есть вариант отличиться. А потом, может быть... Архипочка! Вот так Петрович!
— А вы, простите, кто будете?
— Подруга.
И поехал Иван с подругой на частнике куда-то за город. Начальник Подвала вслед орал, что надо бежать на Литейный, там какую-то трубу прорвало, но Харитоненко было начхать. Зарасти все говном, хоть залейся кипятком, а он поедет с подругой, и о Петровиче выяснит, и с Вероникой прошвырнется. Кемпбелл звали Вероникой.
— Вообще-то я Татьяна, но Кленову нравится называть меня Вероникой.
Вероничечка, Верунчичек... Платьице черненькое — до пупка. Облегает так, что дрожь берет. Сиськи — как будто там металлический бюстгальтер. Говорят, есть такие. Гибкий металл принимает форму груди. Глянуть бы. Частник на «жигуле» тормознул при ее легком взмахе руки и сразу закивал — поехали. Конечно, такую деваху приятно везти. Так и зыркает на голые коленки. По Приморскому быстро вырулили за город.
Где-то за Рощино Иван еще раз был поражен. Доминой Петровича. Загородной виллой.
— Здесь мы и живем. Точнее, я живу. Архипочка только наездами бывает.
Иван деловито раскрыл свой чемоданчик, разложил инструмент, приступил к священнодействию над кленовскими замками. Провозился целых сорок минут.
— Постойте здесь, Вероника.
Ее сладкая жизнь будет продолжаться. Только без Петровича. Уже ясно, что его больше нет. Кленов неподвижно сидел в кресле в неестественной позе.
Вероника послушно стояла у порога. Бедная Наоми! Петрович был ее материальной опорой. Придется искать новую. Такая-то быстро кого-нибудь захомутает. Иван выдавил из себя:
— Скончался.
Как она испугалась! Как она рванулась в дом! Обхватила тело Петровича невозможно как сильно, и слезами поливает! Еле руки разъял, объяснил, что нельзя трогать тело до прибытия врачей и милиции. Любовь? Молодец, девушка. Ивану самому жалко до слез своего учителя. Прощай. Прощай... Надо милицию вызывать. Вдруг криминал?
Хоронили достойно. Все подвальные гении прощались с товарищем с большим сожалением. Его еще больше зауважали после раскрытия второй, тайной жизни его. Вероника сильно изменилась. В простом черном платье до пят, с распущенными волосами убивалась над гробом. Через неделю после похорон она снова заглянула в Подвал в той же траурной одежде и передала Ивану Харитоненко небольшой чемодан.
— Легкие у него были слабенькие. В колонии испортил. Я нашла завещание. Он, видимо, предчувствовал. Это вам. И еще какие-то инструменты, которые должны быть здесь, на рабочем месте Архипушки.
Кленов оставил Ивану целую кипу чертежей и пояснений. Несколько тетрадок, исписанных крупным почерком. Последняя заканчивалась словами: «Откажись от чужого. Оставляю тебе часть моего греха в отвертке с голубой ручкой». Иван открыл чемоданчик Кленова. Отвертка, которую имел ввиду Петрович, торчала в специальном чехольчике. Иван повертел ее в руках и открутил конец рукоятки. В углублении мерцал камень. Выкатив его на ладонь, Харитоненко определил:
— Бриллиант...
Ученик последовал совету, написанному в завещании, и на чужое не зарился. Сколько раз на него выходили разные личности с предложениями разбогатеть!
— Ты только открываешь. И за это получаешь половину.
— Нет.
— Двести тысяч долларов!
Нетушки. На другой же день после кражи обложат и осадят сотрудники, все его же знакомцы. Поэтому Иван не хочет, чтобы о его замочных способностях было широко известно. Пусть о них знают только свои. Привезут, отвезут, накормят и напоят. Вот и они, легкие на помине.
— Здорово, слесарь-гинеколог.
— Обед. Я занят, занят, занят.
— С такой будкой можно и повременить. Сегодня у всех разгрузочный день, знать надо.
— Ты сначала свои губы вытри — лоснятся.
— Хоть бы прибрался здесь, сесть не на что.
— Неча тут рассиживать. Ты знать не знаешь что такое рабочий беспорядок. Сидите там у себя, бумажки перекладываете. А я с преступностью борюсь. Чего надо? Молния на штанах заела? Так это не по моей части.
— О, опять понесло. Я тебя в серьезные люди вывел, а как был болтуном, так и остаешься. Женился уже, пора бы остепениться.
— С вами остепенишься! Приходят тут всякие, нервы мотают. Вон газетка, постели на сиденье..
Иван пододвинул к посетителю стул и спросил:.
— Где живешь, Гусар?
— В общаге.
— Гадом буду, это тебе за урановые контейнеры отомстили.
— Пока не подтверждается, но и это в уме держу. Возможно, что и не для меня взрывчик организовали. Много нас таких крутых там проживало, кто-то кому-то когда-то дорогу перешел. Да ты видел моих гостей-соседей. Версий хоть отбавляй. И я найду эту падлу со взрывчаткой.
Гусаров и Харитоненко встречались все реже. Иван женился на соседке Светланы Ивлевой, жил в комнате усопшего Пал Иваныча, своего друга и учителя в воровском деле. Гусаров по окончании эпопеи с урановыми контейнерами на первых порах поддержал своего шального товарища. Именно он уговорил хозяйственных управленцев принять его на работу в Подвал. Иван артачился, норовил жить прежней жизнью. Пришлось обложить его так, что любое нечистое дело, за которое соглашался взяться, проваливалось уже на начальном этапе. Харитоненко удивлялся:
— Ты, мусор, мне в задницу жучок вживил, что ли?
— Очень нужна мне твоя задница.
— А почему же Леву Пачку задержали?! У нас разговор был один на один.
— Я с такой шушерой, как ты, не связываюсь. Ты знаешь мой профиль.
Затосковал Иван. Жил с Валентиной на ее зарплату. Стыдно было. В Питере «работать» не давали. Ездить на «гастроли» значило оставлять невесту.
— Дуралей ты! Работа подходящая, пойдем, с людьми познакомлю. В Подвале такие зубры обитают — не хуже твоего Пал Иваныча. Завязывай.
Гусаров все-таки затащил приятеля в Подвал, познакомил с Архипом Петровичем Кленовым. Для чего даже на пузырь разорился. Не вышло с первого раза. Иван себе представить не мог: как это работать на ментовку?! Но благообразные слова Петровича запали в душу. И Андрюха плешь проел:
— Ты, Ваня, мне помогал на Ставрополье, в Калининграде? Помогал! Значит, уже ссученный.
— То совсем другое дело было!
— Постой-постой! Ты помогал мне остановить бандитов, так? Значит, по твоим понятиям, уже замазанный. Сказал "а" — скажи и "б".
— Нет уж, "б" я не стану.
— Тебя никто не заставляет работать опером. Будешь плотником, слесарем. Досочки построгать, замочек вставить, протечку устранить — чем не работа? Ты же рукастый парень. Давай хоть временно, какие-никакие деньги Валентине принесешь.
И Петрович на второй встрече, подвыпивший, стал свои фокусы показывать. Ему в мастерскую какой-то диковинный стальной ящик приволокли, чтобы открыл.
— Попробуй, Иван.
Он кое-что понимал в замочных секретах. Поколупался и спасовал.
— Такой не открывается.
— Не по зубам? Зайди за шкафчик. Зайди, зайди. Нечего пялиться на добрую работу.
Поскрежетал, пощелкал Петрович и зовет:
— Засек время?
Дверца распахнута, какие-то бумажки внутри. Те, что ящик принесли, тоже рты разинули.
— И ты такие способности под землей, в подвале, хоронишь?
У Ивана захватило дух от перспективы научиться замочным фокусам.
— Не в подвале, а в Подвале! С большой буквы, понимать надо.
Гусаров дожал нерешительность Харитоненко.
— Петрович отсидел столько, сколько ты на свете не живешь. И ничего — работает.
Иван думал, месяц-другой прокантуется в Подвале и — на волю. Ни фига! Коммунистические идеалы коллектива и пропаганда труда иногда срабатывают. А какой труд! Вскоре после кончины Петровича, прибежал этот ненормальный Гусаров, как всегда с шилом в заднице.
— Ваня!
Пятница же, мать вашу! Обещал Валентину встретить на Финляндском вокзале, чтобы ехать в садоводство. Бабенка его, медсестра, оказывается, в свободное от уколов время в земле колупалась. А его пристегнула худенькую свою постройку доделывать. Иван даже с удовольствием стал строить свой собственный домик. Первый в жизни. Гвоздей сегодня набрал, инструмент приготовил, досочки уже завезены. А этот обалдуй торопит:
— Там пять сейфов! Хозяин уже на дачу рванул. Если сегодня не посмотрим содержимое — завтра его там не будет!
— Я сам на дачу собрался!
— Ты только скажи, сможешь, как Петрович? Я же знаю, что вы корешились! Ваня, ради меня!
— Сколько раз говорил, зря тебя в органах восстановили! Псих, сдвинутый на посадках. Остынь, смотри, какой день...
— Ваня!
— В общем, так. Ровно в семь у меня электричка. Без пяти я буду стоять у вагона. Что успею — сделаю.
Свое ворчание Харитоненко продолжал уже в Гусаровской машине.
— Я не такой, как ты, чтоб семейную жизнь портить из-за какой-то вшивой работы. По ночам на службе сидеть, вместо того, чтобы жену обхаживать.
— Не ворчи. Одну ночь можешь поработать.
— Чего? Ночь работать? Эту ночь? Я сказал, что буду стоять у вагона без пяти семь! И ты обещал дать машину.
— Вань, ты не расслышал, в офисе — пять сейфов. Пять! Сейчас сколько времени? О, смотри-ка, тоже пять.
— Меня не волнует. Сколько успею, столько и открою! А потом — на вокзал с сиреной и мигалками. Кстати, чего мы плетемся?
— Сейчас прихватим кое-кого — и за дело.
На Большом проспекте Гусаров притормозил за машиной «Скорой помощи». Иван заерзал.
— Нашел время лечиться! У меня электричка.
— Если б не человек в этой «Скорой», жить бы тебе без уха, — ответил Гусаров, выходя из машины.
Симонов! В Калининграде, когда охотились за перевозчиками урана, бандиты отрезали Ивану ухо кинжалом. Решивший исход той схватки собровец и Гусаров отвезли раненого в больницу. Ничего, пришили, ухо даже шевелится. Андрей, видимо, давший распоряжения, вернулся и продолжил путь. «Скорая» двигалась следом. Свернув в переулок, Гусаров сразу заметил голубую «шестерку».
— Здравствуйте, товарищи, начинаем чтение программы передач!
Машина Андрея резко повернула влево, блокируя «жигулям» отъезд назад. «Скорая» встала перед их носом. Мгновенно пассажиры этих двух машин взялись за дело. «Санитары» в черных масках и комбинезонах с надписями «Милиция» выдернули из «шестерки» Петю-Колю с Федей-Васей, набуцкали сопротивлявшемуся здоровяку и уволокли «долечиваться» в медицинском РАФе. Их места в «жигулях» заняли двое бойцов, одетых по гражданке. Никифоров с Иваном в это время вскрыли дверь офиса Кудратова и вошли в него. Гусаров распорядился увезти задержанных и вернулся.
— Спасибо, Вася.
Симонов молча пожал руку.
— Дальше что?
— Пусть твои встанут неподалеку. Всех, кто будет подходить к жигулю задерживать и — в скорую.
— Ладно.
Гусаров вошел в офис. Солидное помещение в двух уровнях.
— Где? Да поворачивайся ты! — встретил Харитоненко.
В такой работе Иван любил чувствовать себя в центре происходящего. Сейчас он главный. Можно покомандовать. Пусть бегают, выполняют его прихоти. Один раз на задании так пить захотелось! Невмоготу! Срочно сорвали сразу после обеда. Колбасину съел. Острую. То ли с перцем, то ли с селитрой и порохом. В охотку пошла. Во время работы внутри такой жар разгорелся, что ни о чем, кроме ледяного лимонада, думать не мог. Принесли, как миленькие. Выпил — замочек и открылся. Заказчики же подумали, что Ваня понтился.
— Сначала вот этот, в кабинете босса.
Гусаров подвел Ивана к новенькому сейфу. Шифровик, зараза! Ох, как он их не любит! Спасибо, Петрович записи оставил. На практике мало что показал, не успел. Читал, читал он эти записи. Пару раз на объектах проверял. Что хреново в них — увеличение действий по вскрытию на целый порядок. Ключ — ручка — поворотик шифра и опять — ключ...
— Выдь отседа, Андрей, посиди в холле.
Гусаров было рот открыл, но Иван строго проговорил:
— Если не доверяешь, нечего было звать.
Гусаров вышел из кабинета, прикрыл дверь. Не стал возражать. Наоборот, хотелось сказать, что доверяет он Ивану, доверяет. Работай спокойно. Неудобно получилось. Нельзя мешать, подсматривать за «медвежатником», он-то знает. Ничего, все устроится. Когда он навострился так быстро с замками справляться?
А Ваня подступался, наверное, к сотому по счету сейфу. Гусарище был изгнан им не потому, что не желает посвящать в секреты. Никто не может понять и почувствовать то состояние, которое приходит перед работой замочных дел мастера. Гусаров не может знать, что Иван сразу по приглашении на очередной поединок с железом начинает настройку на вскрытие. Выспросив у заказчика какой сейф, чьей фирмы, он уже продумывает последовательность работы. Нужен настрой. А еще надо знать, какие инструменты брать с собой помимо обязательной дрели. У него их килограммов на пятьдесят. Набор-минимум весит двадцать. Если на машине везут, то можно прихватить побольше. Гусар сегодня предложил нелегкую работенку. Пять ящиков зараз он еще не вскрывал. Было одно предложение в банке. Пять или шесть сейфов. Один бизнесмен, взявший ссуду, не смог вовремя расплатиться и предложил погасить задолженность этими новенькими сейфами. Банкир согласился. Принял сейфы, ключи от них и бумажку с номерами шифров. Из-за этой бумажки, которую, естественно, тут же посеяли, и пришлось приглашать Ивана. Как ни настраивался мастер, а после второго сейфа не выдержал. Куда это годится? Шифровые диски слушать надо. Каждый шорох, каждый щелчочек улавливать. А невозможно. Пол в банке мраморный, звучный, то-о-лько диском шевельнешь, как за дверями — цок-цок-цок! Фифочка на каблучках пропорхнула. Разогнулся Иван и пошел к заказчику.
Вот так. А он говорит — сварка. Глядя на хмурого блюстителя нравственности, Иван взял свой чемоданчик.
— Пошли.
Сел он в машину. Хозяина, понятно, не пустил. Пусть на улице постоит, нечего глазеть, как замочки ломают. Такие-то запросто открываются. Надо с Петровичем продолжить занятия по шифровикам. Мало практики. Вот и все, забирай свое оружие.
— Уже?
— А ты как думал?
— Я считал, что у нас только Кленов старый медвежатник.
— Правильно думал. И никому не рассказывай.
— Ну Иван! Как тебя отблагодарить?
— Только не презервативами. Я знаю, что у вас в отделе этого добра как на резиновом заводе. Вот что, отвези-ка ты меня к Петровичу домой. Пропал старик. Вторые сутки не выходит и по телефону не отвечает.
Кленов был одиноким. Они с Иваном похожи судьбами. Тот тоже по молодости встал, как говорят, на неправедную дорожку. Втянули его в воровство. Только раз рассказал Ивану по пьянке, как бомбил сейфы с зарплатами. Попался, отсидел и завязал. Видно, немало он взял ящичков. Срок был большим. Значит, эксперты могли изучить его почерк. Поэтому возвращаться к старому было бы опасно. Моментально вычислят. Эта причина, или то, что в религию ударился, или нахапал столько, что до сих пор хватает на жизнь, но больше Петрович не медвежатничал. Другой профессии у него не было. И не надо. С такими уникальными знаниями можно прожить. Работу ему предложили сразу, как только освободился. Говорил, что не успел стакан принять в родном городе, как явились из угрозыска.
— Архип Петрович Кленов?
— ???
— Собирайтесь.
— За что?! Вот справка об освобождении...
— Давай, давай, нам некогда.
— Только с дороги, не евши...
— Ничего, накормим. Стаканчик можешь выпить, не больше.
Петрович удивился, хватанул, раз разрешили. Он их встретил со стаканом в руке, думал, кореша пришли. Привезли его на Литейный к какому-то важняку. Елки-моталки! Им замочек надо было открыть! Он-то думал... что ту, славную, кражу во Пскове раскопали...
Пригляделся к полковнику. Рожа знакомая. Изменился Зименко. В каком чине он брал Кленова? Вроде, капитаном был. А теперь во какой, не иначе начальник отдела. Или всего розыска. Нет, Кленов на него не в обиде. Такая работа — воров ловить.
— Узнал?
Кленов молчал. Вспомнил тебя, начальник, вспомнил. Обниматься не будем. Зименко засмеялся.
— Архип, надо театру помочь. У них через три часа спектакль, а билеты и все документы в сейфе заперты. Ключа, понятно, нема. Нам названивают, медвежатника просят.
Кленов ни на следствии, ни в суде вину не признавал, о таланте своем не распространялся. На зоне его уважали, обхаживали, паханы надеялись, что по выходу они с ним будут дела делать. Но Петрович был иного мнения. С самого ареста к замкам не подступался, как ни просили. Один кум все подкатывался, даже ударил разок, когда от бухгалтерии ключи потеряли. Но Петрович выдержал, не раскололся. И правильно сделал. Его корешок по зоне, Вершинин, поплатился за то, что проболтался о своих познаниях в технике. Даже ученика там завел, Плоткина. А молодой-то и сдал своего наставника. Когда Вершинин надумал бежать с помощью самодельного минивертолета. Разбился, потому, что не успел аппарат довести до ума .
— Кто вам сказал, что я медвежатник?
Кленов поваляет дурочку. Много их, хитрожопых, а он один. Неча ловить на мякине. Полковник Зименко все смеется.
— Ты чего, Архип? Уж кому-кому, а мне ли тебя не знать? Тебя подельники сдали с потрохами именно мне. И «учителя» твоего знаю. И про Псков, который тебе не успел навесить. Удивлен?
Удивлен. Значит, плакали брюлики из коллекционерского сейфа. Еще больше удивился, что Зименко не стал развивать эту тему, а предложил конкретную халтуру:
— Ладно, ты нары до дыр протер. Я за это же время успел по званию до потолка дорасти, видишь погоны? Так вот, садись в мою «волгу» и дуй к директору театра открывать сейф. Он мой приятель. Твой инструмент на столе.
Полковник смотрит победителем и благодетелем. Кленов сразу, как вошел, обратил внимание на этот открытый чемоданчик. Защемило в груди. Знакомые цацки, которыми сто лет не пользовался. У него были похожие. Эти лучше. Совершенствуется медвежатное дело. Теперь и сейфы есть со всякими, пока не известными еще Кленову, премудрыми защитами.
— Давай, давай, Архип, время идет. Потом поговорим. Ты мне и дальше будешь нужен. Воровать тебе больше не дам, но без куска хлеба тоже не оставлю.
Медвежатник внимательно смотрел на полковника. Он не знает, что такое удовлетворение от победы над каждым замочком. Это же соревнование. Какой-нибудь мудрец выдумывает запорное устройство, гордится своим произведением, а он, Петрович, бац по этой гордости. Сверлом и с помощью какой-то богоматери. Хорошо! Приятно! И этого объехал! Следующий!
Ладно, отопрет он билеты, пусть люди посмотрят спектакль, и он посмотрит. Сто лет в театре не был.
— Какой театр?
— Кировский. Тебя балерины будут на руках носить.
Кленов взял чемоданчик с инструментом. Он так потом и остался у Петровича. Железный коробок в театре открыл. Директор расшаркался, восхищался, предложил свою ложу на вечерний спектакль. Петрович вернулся к Зименко и принял предложение работать в ментовке.
— Ты пойми, таких случаев, как сегодня, не так много. Между ними будешь дурака валять или халтурить. Тебе в театре отстегнули? Нет? Отстегнут. Я позвоню. И дальше будет халтура, а на работе будешь открывать запоры за зарплату.
— Я что, полковником стану?
— У нас есть вольнонаемные. Оформим каким-нибудь электриком, а работать будешь при мне. Никто не додумался держать штатного медвежатника. Это моя идея. Есть в тебе нужда. Соглашайся.
Кленов уткнулся взглядом в портрет Дзержинского. Он завязал. Но надо было как-то легализоваться, чтобы не цеплялись на какие средства живет. Судимых кадровики предприятий стараются не брать. А тут и просить, и искать не надо. И будет любимым, знакомым делом заниматься. Легально! И от прежних дружков в случае необходимости Зименко его отмажет. Так Петрович и попал в Подвал. Там собрались подобные ему граждане-рецидивисты, твердо стоящие на пути исправления, как сказал бы зоновский замполит. Сел он при замполитах, а на выходе про них и забыли. Стали замполиты просто воспитателями.
Подвальные мужички были шальные, но рукастые. Плотники, столяры, электрики, сварщики, электронщики, в общем — на все руки, разве что «глюкальщиков» не было. А по совместительству — карманники, грабители, воры всех мастей. Есть, оказывается в ментовке нужда в таких умельцах. Допустим, знает опер, что в такой-то квартире должно быть оружие. А не проверить. Рыпнешься туда с официальным обыском, но не вовремя. Как раз в этот момент оружия не окажется. Вспугнешь. Как быть? Очень просто, только не официально. Идет туда, допустим, домушник Яша Мельник. У него тоже ностальгия по воровству. Увлекался этим Яша. Тоже в завязке. Но хочется. Следит Яшка за хатой, чин-чинарем работает. Расписал время, когда жильцы бывают-не-бывают дома, и за дело. Вот уж Яшка в чужой квартире, вот лежат бабки, вот драгоценности, вот тебе телевизор «Сонька». Погладит их Яшка, пошныряет по шкафам, обстучит полы и стены — и на выход. Ни с чем. Только с информацией: «Пистолеты там». И место укажет. А через время — тук-тук, ваша мамка пришла, молочка принесла. Лет на пять. Что это у вас под подоконником, гражданин? Ах, ТТ?! Новенькие, в смазочке. И Яшка доволен, и опер доволен и "тэтэшки'' никому башку не прошибут. Не часто, но приходится дела проворачивать. А в основном подвальные ребятки делают простую работу. Тот же Яшка ставит двери, допустим, в ментовской общаге. Иван Харитоненко, с которым Кленов особенно подружился, обшивает деревом начальственные кабинеты. Колька Павликов ремонтирует телевизоры, видеотехнику. А вообще-то, этот башковитый парень при необходимости ломает защиты компьютерных программ. Когда Кленов впервые пришел на работу, Павликова как раз выдернули на какое-то большое дело. Потом выяснилось, что парень помог раскрыть громкое преступление, связанное о хищением крупных средств из банка аж в Америке. По компьютерным сетям один умелец проникал в базу данных банка и переводил тысячи долларов на счета сообщников. Колька оказал, что он запросто мог бы делать то же самое. Но и у него за плечами годы в колонии, куда возвращаться не желает. Так и работал среди них Петрович, пока не пропал.
Иван рассуждал по дороге к дому Кленова:
— Раньше за ним залетов не замечалось. Соберемся, бывало, в Подвале бухать, он с нами наравне пьет. А потом на каком-то стакане говорит — все. Норма. Так что по пьяни залететь не мог. Со здоровьем, вроде, нормально. Вот и боюсь непредвиденного.
На звонок никто не ответил, хотя Харитоненко долго жал на кнопку, пришлось так войти. Дверь квартиры Кленова была самая обычная. Фанера. Замочек тоже удивил. Балтийского завода. Хлипенький. И чемоданчик не нужен, ногтем открывается. Открывается, открывается... Вот и открылась.
— Петрович! Гость пришел, наливай!
Нет Петровича. Квартирка маленькая, обстановка простенькая. У старикана денежки водились, как Иван замечал. Отраву какую-нибудь не пил. Только хорошую водочку и коньячок. Закусывал тверденькой колбаской. Вот и на столике у него стоит бутыль с ручечкой. Рублей за сто семьдесят. А тахта, шкафчик, телевизор и все прочее выглядят по древнему. Взять тут нечего. Иван заглянул в шкаф. Вот что здесь богатое. Одежда. А на работу ходит в такой неряшливой! Вообще-то правильно. В наше время с богатством лучше не высовываться. Отнимут. Харитоненко сам такой же. Бабки водятся, но не на показ. Икон понавешал, прямо как в Спасе-на-Крови. Где же сам хозяин? Иван, заперев дверь, вернулся к машине озадаченный.
— Нету его.
— Может, уехал куда? Ты там письмо или телеграмму не заметил?
— Нет.
— А у него дача есть?
— Не говорил. Обычно, если у кого есть дача, то только и разговоров, что построил, да что посадил.
Была у Кленова дача! Да какая! И была у него баба, да тоже какая! Домина двухэтажный с баней и бассейном. Участок с садиком и аллейками. Деваха кленовская — хоть на обложку тех журнальчиков, что по Подвалу разбросаны. Явилась, как Наоми Кемпбелл, загорелая, длинноногая. Статуэточка шоколадная. Такую бы всем Подвалом... Если в темноте не потеряется.
— Архип Петрович здесь?
Иван не понял, кого спрашивают. Ответил как идиот:
— Какой Архип Петрович? А, Архип Петрович! Петрович, что ли?
Девочка его, оказывается, с Кипра прилетела. Приехала на дачу, а она закрыта. В городской квартире, понятно, тоже не нашла своего суженого. Так и попала в Подвал.
— Я ключи с собой не брала. Архипочка обещал меня встретить.
Архипочка! Вот так старикан! Иван еще больше зауважал своего учителя. Во всем мастер. Павликов вылез из своей конуры. Рот закрой! Вылупился. Яшка стоит, слюну пускает.
— Мы тоже его уже неделю ищем. Дома нет. Я был в квартире...
— Как же мне попасть домой? Там такие двери, что не сломать. На окнах решетки.
Ого! Есть вариант отличиться. А потом, может быть... Архипочка! Вот так Петрович!
— А вы, простите, кто будете?
— Подруга.
И поехал Иван с подругой на частнике куда-то за город. Начальник Подвала вслед орал, что надо бежать на Литейный, там какую-то трубу прорвало, но Харитоненко было начхать. Зарасти все говном, хоть залейся кипятком, а он поедет с подругой, и о Петровиче выяснит, и с Вероникой прошвырнется. Кемпбелл звали Вероникой.
— Вообще-то я Татьяна, но Кленову нравится называть меня Вероникой.
Вероничечка, Верунчичек... Платьице черненькое — до пупка. Облегает так, что дрожь берет. Сиськи — как будто там металлический бюстгальтер. Говорят, есть такие. Гибкий металл принимает форму груди. Глянуть бы. Частник на «жигуле» тормознул при ее легком взмахе руки и сразу закивал — поехали. Конечно, такую деваху приятно везти. Так и зыркает на голые коленки. По Приморскому быстро вырулили за город.
Где-то за Рощино Иван еще раз был поражен. Доминой Петровича. Загородной виллой.
— Здесь мы и живем. Точнее, я живу. Архипочка только наездами бывает.
Иван деловито раскрыл свой чемоданчик, разложил инструмент, приступил к священнодействию над кленовскими замками. Провозился целых сорок минут.
— Постойте здесь, Вероника.
Ее сладкая жизнь будет продолжаться. Только без Петровича. Уже ясно, что его больше нет. Кленов неподвижно сидел в кресле в неестественной позе.
Вероника послушно стояла у порога. Бедная Наоми! Петрович был ее материальной опорой. Придется искать новую. Такая-то быстро кого-нибудь захомутает. Иван выдавил из себя:
— Скончался.
Как она испугалась! Как она рванулась в дом! Обхватила тело Петровича невозможно как сильно, и слезами поливает! Еле руки разъял, объяснил, что нельзя трогать тело до прибытия врачей и милиции. Любовь? Молодец, девушка. Ивану самому жалко до слез своего учителя. Прощай. Прощай... Надо милицию вызывать. Вдруг криминал?
Хоронили достойно. Все подвальные гении прощались с товарищем с большим сожалением. Его еще больше зауважали после раскрытия второй, тайной жизни его. Вероника сильно изменилась. В простом черном платье до пят, с распущенными волосами убивалась над гробом. Через неделю после похорон она снова заглянула в Подвал в той же траурной одежде и передала Ивану Харитоненко небольшой чемодан.
— Легкие у него были слабенькие. В колонии испортил. Я нашла завещание. Он, видимо, предчувствовал. Это вам. И еще какие-то инструменты, которые должны быть здесь, на рабочем месте Архипушки.
Кленов оставил Ивану целую кипу чертежей и пояснений. Несколько тетрадок, исписанных крупным почерком. Последняя заканчивалась словами: «Откажись от чужого. Оставляю тебе часть моего греха в отвертке с голубой ручкой». Иван открыл чемоданчик Кленова. Отвертка, которую имел ввиду Петрович, торчала в специальном чехольчике. Иван повертел ее в руках и открутил конец рукоятки. В углублении мерцал камень. Выкатив его на ладонь, Харитоненко определил:
— Бриллиант...
Ученик последовал совету, написанному в завещании, и на чужое не зарился. Сколько раз на него выходили разные личности с предложениями разбогатеть!
— Ты только открываешь. И за это получаешь половину.
— Нет.
— Двести тысяч долларов!
Нетушки. На другой же день после кражи обложат и осадят сотрудники, все его же знакомцы. Поэтому Иван не хочет, чтобы о его замочных способностях было широко известно. Пусть о них знают только свои. Привезут, отвезут, накормят и напоят. Вот и они, легкие на помине.
— Здорово, слесарь-гинеколог.
— Обед. Я занят, занят, занят.
— С такой будкой можно и повременить. Сегодня у всех разгрузочный день, знать надо.
— Ты сначала свои губы вытри — лоснятся.
— Хоть бы прибрался здесь, сесть не на что.
— Неча тут рассиживать. Ты знать не знаешь что такое рабочий беспорядок. Сидите там у себя, бумажки перекладываете. А я с преступностью борюсь. Чего надо? Молния на штанах заела? Так это не по моей части.
— О, опять понесло. Я тебя в серьезные люди вывел, а как был болтуном, так и остаешься. Женился уже, пора бы остепениться.
— С вами остепенишься! Приходят тут всякие, нервы мотают. Вон газетка, постели на сиденье..
Иван пододвинул к посетителю стул и спросил:.
— Где живешь, Гусар?
— В общаге.
— Гадом буду, это тебе за урановые контейнеры отомстили.
— Пока не подтверждается, но и это в уме держу. Возможно, что и не для меня взрывчик организовали. Много нас таких крутых там проживало, кто-то кому-то когда-то дорогу перешел. Да ты видел моих гостей-соседей. Версий хоть отбавляй. И я найду эту падлу со взрывчаткой.
Гусаров и Харитоненко встречались все реже. Иван женился на соседке Светланы Ивлевой, жил в комнате усопшего Пал Иваныча, своего друга и учителя в воровском деле. Гусаров по окончании эпопеи с урановыми контейнерами на первых порах поддержал своего шального товарища. Именно он уговорил хозяйственных управленцев принять его на работу в Подвал. Иван артачился, норовил жить прежней жизнью. Пришлось обложить его так, что любое нечистое дело, за которое соглашался взяться, проваливалось уже на начальном этапе. Харитоненко удивлялся:
— Ты, мусор, мне в задницу жучок вживил, что ли?
— Очень нужна мне твоя задница.
— А почему же Леву Пачку задержали?! У нас разговор был один на один.
— Я с такой шушерой, как ты, не связываюсь. Ты знаешь мой профиль.
Затосковал Иван. Жил с Валентиной на ее зарплату. Стыдно было. В Питере «работать» не давали. Ездить на «гастроли» значило оставлять невесту.
— Дуралей ты! Работа подходящая, пойдем, с людьми познакомлю. В Подвале такие зубры обитают — не хуже твоего Пал Иваныча. Завязывай.
Гусаров все-таки затащил приятеля в Подвал, познакомил с Архипом Петровичем Кленовым. Для чего даже на пузырь разорился. Не вышло с первого раза. Иван себе представить не мог: как это работать на ментовку?! Но благообразные слова Петровича запали в душу. И Андрюха плешь проел:
— Ты, Ваня, мне помогал на Ставрополье, в Калининграде? Помогал! Значит, уже ссученный.
— То совсем другое дело было!
— Постой-постой! Ты помогал мне остановить бандитов, так? Значит, по твоим понятиям, уже замазанный. Сказал "а" — скажи и "б".
— Нет уж, "б" я не стану.
— Тебя никто не заставляет работать опером. Будешь плотником, слесарем. Досочки построгать, замочек вставить, протечку устранить — чем не работа? Ты же рукастый парень. Давай хоть временно, какие-никакие деньги Валентине принесешь.
И Петрович на второй встрече, подвыпивший, стал свои фокусы показывать. Ему в мастерскую какой-то диковинный стальной ящик приволокли, чтобы открыл.
— Попробуй, Иван.
Он кое-что понимал в замочных секретах. Поколупался и спасовал.
— Такой не открывается.
— Не по зубам? Зайди за шкафчик. Зайди, зайди. Нечего пялиться на добрую работу.
Поскрежетал, пощелкал Петрович и зовет:
— Засек время?
Дверца распахнута, какие-то бумажки внутри. Те, что ящик принесли, тоже рты разинули.
— И ты такие способности под землей, в подвале, хоронишь?
У Ивана захватило дух от перспективы научиться замочным фокусам.
— Не в подвале, а в Подвале! С большой буквы, понимать надо.
Гусаров дожал нерешительность Харитоненко.
— Петрович отсидел столько, сколько ты на свете не живешь. И ничего — работает.
Иван думал, месяц-другой прокантуется в Подвале и — на волю. Ни фига! Коммунистические идеалы коллектива и пропаганда труда иногда срабатывают. А какой труд! Вскоре после кончины Петровича, прибежал этот ненормальный Гусаров, как всегда с шилом в заднице.
— Ваня!
Пятница же, мать вашу! Обещал Валентину встретить на Финляндском вокзале, чтобы ехать в садоводство. Бабенка его, медсестра, оказывается, в свободное от уколов время в земле колупалась. А его пристегнула худенькую свою постройку доделывать. Иван даже с удовольствием стал строить свой собственный домик. Первый в жизни. Гвоздей сегодня набрал, инструмент приготовил, досочки уже завезены. А этот обалдуй торопит:
— Там пять сейфов! Хозяин уже на дачу рванул. Если сегодня не посмотрим содержимое — завтра его там не будет!
— Я сам на дачу собрался!
— Ты только скажи, сможешь, как Петрович? Я же знаю, что вы корешились! Ваня, ради меня!
— Сколько раз говорил, зря тебя в органах восстановили! Псих, сдвинутый на посадках. Остынь, смотри, какой день...
— Ваня!
— В общем, так. Ровно в семь у меня электричка. Без пяти я буду стоять у вагона. Что успею — сделаю.
Свое ворчание Харитоненко продолжал уже в Гусаровской машине.
— Я не такой, как ты, чтоб семейную жизнь портить из-за какой-то вшивой работы. По ночам на службе сидеть, вместо того, чтобы жену обхаживать.
— Не ворчи. Одну ночь можешь поработать.
— Чего? Ночь работать? Эту ночь? Я сказал, что буду стоять у вагона без пяти семь! И ты обещал дать машину.
— Вань, ты не расслышал, в офисе — пять сейфов. Пять! Сейчас сколько времени? О, смотри-ка, тоже пять.
— Меня не волнует. Сколько успею, столько и открою! А потом — на вокзал с сиреной и мигалками. Кстати, чего мы плетемся?
— Сейчас прихватим кое-кого — и за дело.
На Большом проспекте Гусаров притормозил за машиной «Скорой помощи». Иван заерзал.
— Нашел время лечиться! У меня электричка.
— Если б не человек в этой «Скорой», жить бы тебе без уха, — ответил Гусаров, выходя из машины.
Симонов! В Калининграде, когда охотились за перевозчиками урана, бандиты отрезали Ивану ухо кинжалом. Решивший исход той схватки собровец и Гусаров отвезли раненого в больницу. Ничего, пришили, ухо даже шевелится. Андрей, видимо, давший распоряжения, вернулся и продолжил путь. «Скорая» двигалась следом. Свернув в переулок, Гусаров сразу заметил голубую «шестерку».
— Здравствуйте, товарищи, начинаем чтение программы передач!
Машина Андрея резко повернула влево, блокируя «жигулям» отъезд назад. «Скорая» встала перед их носом. Мгновенно пассажиры этих двух машин взялись за дело. «Санитары» в черных масках и комбинезонах с надписями «Милиция» выдернули из «шестерки» Петю-Колю с Федей-Васей, набуцкали сопротивлявшемуся здоровяку и уволокли «долечиваться» в медицинском РАФе. Их места в «жигулях» заняли двое бойцов, одетых по гражданке. Никифоров с Иваном в это время вскрыли дверь офиса Кудратова и вошли в него. Гусаров распорядился увезти задержанных и вернулся.
— Спасибо, Вася.
Симонов молча пожал руку.
— Дальше что?
— Пусть твои встанут неподалеку. Всех, кто будет подходить к жигулю задерживать и — в скорую.
— Ладно.
Гусаров вошел в офис. Солидное помещение в двух уровнях.
— Где? Да поворачивайся ты! — встретил Харитоненко.
В такой работе Иван любил чувствовать себя в центре происходящего. Сейчас он главный. Можно покомандовать. Пусть бегают, выполняют его прихоти. Один раз на задании так пить захотелось! Невмоготу! Срочно сорвали сразу после обеда. Колбасину съел. Острую. То ли с перцем, то ли с селитрой и порохом. В охотку пошла. Во время работы внутри такой жар разгорелся, что ни о чем, кроме ледяного лимонада, думать не мог. Принесли, как миленькие. Выпил — замочек и открылся. Заказчики же подумали, что Ваня понтился.
— Сначала вот этот, в кабинете босса.
Гусаров подвел Ивана к новенькому сейфу. Шифровик, зараза! Ох, как он их не любит! Спасибо, Петрович записи оставил. На практике мало что показал, не успел. Читал, читал он эти записи. Пару раз на объектах проверял. Что хреново в них — увеличение действий по вскрытию на целый порядок. Ключ — ручка — поворотик шифра и опять — ключ...
— Выдь отседа, Андрей, посиди в холле.
Гусаров было рот открыл, но Иван строго проговорил:
— Если не доверяешь, нечего было звать.
Гусаров вышел из кабинета, прикрыл дверь. Не стал возражать. Наоборот, хотелось сказать, что доверяет он Ивану, доверяет. Работай спокойно. Неудобно получилось. Нельзя мешать, подсматривать за «медвежатником», он-то знает. Ничего, все устроится. Когда он навострился так быстро с замками справляться?
А Ваня подступался, наверное, к сотому по счету сейфу. Гусарище был изгнан им не потому, что не желает посвящать в секреты. Никто не может понять и почувствовать то состояние, которое приходит перед работой замочных дел мастера. Гусаров не может знать, что Иван сразу по приглашении на очередной поединок с железом начинает настройку на вскрытие. Выспросив у заказчика какой сейф, чьей фирмы, он уже продумывает последовательность работы. Нужен настрой. А еще надо знать, какие инструменты брать с собой помимо обязательной дрели. У него их килограммов на пятьдесят. Набор-минимум весит двадцать. Если на машине везут, то можно прихватить побольше. Гусар сегодня предложил нелегкую работенку. Пять ящиков зараз он еще не вскрывал. Было одно предложение в банке. Пять или шесть сейфов. Один бизнесмен, взявший ссуду, не смог вовремя расплатиться и предложил погасить задолженность этими новенькими сейфами. Банкир согласился. Принял сейфы, ключи от них и бумажку с номерами шифров. Из-за этой бумажки, которую, естественно, тут же посеяли, и пришлось приглашать Ивана. Как ни настраивался мастер, а после второго сейфа не выдержал. Куда это годится? Шифровые диски слушать надо. Каждый шорох, каждый щелчочек улавливать. А невозможно. Пол в банке мраморный, звучный, то-о-лько диском шевельнешь, как за дверями — цок-цок-цок! Фифочка на каблучках пропорхнула. Разогнулся Иван и пошел к заказчику.