Гусаров представил эту картину.
— Я примерно вижу это, но как?! Отчего?
— Давление! Жуткое давление на все окружающее! Лопается башня, трещит череп, смягчаются кости или что там, я не биолог. Короче — все всмятку. Стою с камерой, снимаю карлов. В шлемофонах, в форме — как в Южной Африке окочурившихся пигмеев. Только цивилизованных более-менее. Меня за героя считали или за отморозка. Хожу по степи, снимаю эту жуть. Вертолетчиков вывернуло. Они перед вылетами косяка принимают и по стакану спирта. И то вывернуло. Снова дозу приняли. А я снимал. Пигмеи, пигмеи... Я тогда видеокамеру взял в руки впервые. Когда работаешь — видишь картинку не в цвете, смотришь в черно-белый глазок, и потом ты работаешь, отвлекаешься от мыслей и переживаний. Надо! Не праздно шатаешься. Оттого-то и видел все в подробностях. Страшное это оружие — вакуумная бомба... В тот же день пленку на истребителе в Москву доставили.
— А...
Лева без остановки продолжал:
— "Лягушки" еще донимали. Мне их надо было распознавать. Все новые модификации. Ну, ты знаешь принцип: выскакивает и мотает своими членами. Есть ленточные — рубит тело в ошметки, есть игольчатые — два удара — восемь дырок. А эти, которые сеточки? Темнота, жуть, идешь по полю или по дороге, или по улице — шарах! И нет ничего живого вокруг. Электрический разряд в сотни вольт! Ничего живого вокруг. Нет, собака пробежит или проползет — исключено, не сработает. На вес рассчитано, на гуманоида. Идет мужик — бах током и окочур.
Гусаров только успевал отбирать подходящие под его случай возможности минирования. Новожилов смотрел в пространство осоловелыми глазами и улыбался:
— Однажды в учебке пошли разминировать поле. Знаем, что при ошибке бахнет безвредно, и все. Вдруг прапорщик орет: «Слева настоящее заминированное поле. Приказываю разминировать!». Дальше я шел уже с воспоминаниями о маме, о папе. Может быть, другие так же думали, но виду не показывали, как и я. Мандраж! В башке столько модификаций! Разработчики сейчас удумывают такое, что только компьютеру под силу. Поле. Противотанковые мины. Лежат почти что на поверхности. Подошел, открутил, вынул... Ка-ак шанда... Под противотанковой еще одна ! Или ставят матку в центр, а вокруг еще десяток, мелких. Обезвредил одну, а со всех сторон на разных уровнях рвется малышня, иссекает на кусочки. Пластиковые — вообще неузнаваемы. Главное что — тротил. Он, зараза, плавится, как пластилин становится, как кусочек мыла может быть, из него курточку можно сделать. Одел — и к ангелам «хоронителям»! Помнишь джип на Сестрорецкой улице? Подрывники по дверце взрывчатку размазали. Хозяин дверцу тронул — кишки наружу. Вот так. Давай!
Гусаров мог дать еще и еще. И еще сбегать к киоскам. Надо точно узнать какой был заряд в его доме. Левка нес свои воспоминания вдохновенно, как трудоголик по вознесению в воздух самых разных объектов. Как заядлому водиле руль — для него адская машина.
— Какие пульты я держал в руках! На кончиках пальцев — тысячи, сотни тысяч жизней...
Приняв еще стакан, дополнил:
— Первую вакуумную бомбу в Афгане я запустил. Хотя слева, оказывается, еще один был. Дублер. Значит, двоих нас послали на задание, независимо друг от друга. Проверяли. Пирл Харбор устроили вдвоем. Так и не знаю с кем. Где-то шныряет мой напарник. Гусар, а вдруг в бандитах, а? Подрывной Мориарти?
От выпитого и Левкиных рассказов Андрей засатанел. Как боевое оружие и взрывчатка оказывается в руках Мориарти, Абдуллаевых, Ивановых, Сатаниди?! Вчера на чердаке каких-то бань обнаружили целый арсенал оружия. Тротила в нем хватило бы на уничтожение целого района Петербурга. А Иван говорит, что надо вовремя ложиться спать. Поспишь тут.
— Я постараюсь найти этого Мориарти. Если можешь, подключись. Тебя старые знакомцы до сих пор достают. Вдруг и взрывник моего дома «обрящется».
— Андрюх, какой разговор! За царандоевские танки без зарплаты я б и думать не стал. А за порушенный дом! Шепну, ежели чего. Хотя сейчас уничтожить дом сможет и дилетант. Берет какой-нибудь недоумок «Поваренную книгу террориста» и делает взрывчатку.
— Где берет?
— Да хоть из интернета. Пожалуйста, там она есть, сам видел, мне Колька Павликов показывал. Есть рецепты — проще не бывает. Алюминиевая пудра, гексоген, сахарный песок...
— Песок?
— В том то и дело! Обыватель представляет бомбу какой? Как карикатуристы рисуют — круглую банку с торчащим из нее фитилем. А тут — мешки. Никто даже не заподозрит. Загрузят подвал гексогеновой смесью — и получи результат. Кстати, я на месте террористов так бы и поступил. Давай выпьем, чтобы подобного не случилось.
Выбравшись из подвала, Гусаров снова горько подумал с встрече с семьей. Опять пьянствовал! И там надо быть мужем, дома, и в городе надо быть мужиком. Иначе кто, как не он?! Домой, домой... В дороге он обдумывал слова, сказанные Горбуненко о тех, кто занимается списанной взрывчаткой. После того, как Петр Васильевич задержал несколько тонн тротила, они вполне могли сделать для него взрыв устрашения.
В начале века шпион мог активно действовать, если удавалось устроиться работать... дворником технического ВУЗа. Мел себе метлой и бородой, вытряхивал урны, а потом пересылал в свою Японию-Германию бесценные отходы чьих-то разработок. На родине по листочкам, по записочкам внимательно следили за гениальной мыслью неведомого русского, вычленяли из, казалось бы, барахла, идеи и результаты вычислений. Из мусора рождались проекты. Уж насколько Советская власть засекречивала все и вся, а воровали!
Когда в России появились первые ЭВМ, то понятия о защите информации в них имели немногие. Один офицер вынес из кабинета груду ненужных бумаг и выбросил в мусорный бак во внутреннем дворе Литейного, 4. Наутро вздрючили. Накачали образцово-показательно. Бдительные «старшие братья» обнаружили непорядок. Пролопоушил, конечно, офицер, но в словах оправдания выразил дерзкую мысль:
— Документы ДСП там были, не отрицаю. Пустые по содержанию, но с грифом секретности. Виноват. Но вы подумайте о документах с грифом «ОС», хранящихся в наших ЭВМ! Их могут украсть в любую минуту!
— Как это? Вы отвечайте за собственную халатность, про ЭВМ другие пусть заботятся. Если украдут, то и они ответят!
И на партком! И строгача! Парень запомнил нахлобучку. Смеялся в душе над напыщенными секретчиками, действующими по старым правилам. Закончивший Техноложку, он был без ума от компьютеров и читал все, что публиковалось на русском, переводил из привезенных из-за кордона журналов. На время засела в нем заноза — взломать хлипенькую защиту и набрать достаточно секретной информации, чтоб волосы встали дыбом у начальства. По молодости представлял себе как подбросит в Большой Дом документы с подписью «Доброжелатель». Желание прошло, а интерес остался. Появилась возможность доступа к компьютерам на службе. Не желая оставаться там, где его взгрели, Валентин Дроздов перевелся в Управление исправительных дел и через какое-то время возглавил отдел, занимавшийся технологией и автоматизацией. Днем прикладывал силы для компьютеризации производства, а вечерами засиживался над проблемами защиты информации. Над ним подшучивали:
— Головастенький наш.
Он был головастым по своей физической природе. Роста невысокого, с большой головой, причем несколько кубообразной. Куб с округленными углами. Неунываемость, живость глаз придавали его облику дурашливость и его нельзя было по виду определить в записные интеллектуалы. Только в общении можно было поразиться его напористому уму, знаниям в области вычислительной техники. А так — обыкновенный майоришко внутренней службы. И занятия его, привязанности, не способствовали росту авторитета среди сурового тюремного офицерства. Лучший друг — Колька Павликов из Пoдвалa. То он забежит на пять-десять минут к Дроздову, то Валентин заглядывает в Подвал. Кто подойдет — от скуки сохнет при их разговорах про байты и файлы. Яшка и познакомил майора с Анатолием Бадереу.
— Дружок приехал из Кишинеу! Возьми стакан в шкафу.
В Подвале всегда вечер, на то и подвал. Жизнь при лампочках.
— Вы бы на свет посмотрели — чистейшее молдавское. Цвет рубина.
Ничего себе винцо. Мозги чистые, разговор увлекательный. Знал бы какой резидент об этом разговоре — извел бы километры магнитофонной ленты на запись. Сложно им, резидентам, в России. В какой еще стране великие проекты рождаются в пивнушке или в подвале? Бадереу, сухощавый и симпатичный парень с увлечением делился мыслями о компьютерных защитах. Разговор шел на уровне «а ты читал?» и назывались иностранное издание и неведомая фамилия разработчика.
— Они пошли не тем путем. Заведомо утяжеленный процесс выбрали. Посмотри, во-первых вперед работой надо загрузить шифр...
— Минут сорок...
— Да, если свет не погаснет. Файлы расшифровываются и ты приступаешь к работе. Потом опять начинаешь шифровать! Опять минут сорок! И при этом ненадежность остается. Я вижу, ты понимаешь, что пока не существует такой защиты, которую нельзя было бы устранить. Мой метод похож, но незаметен для пользователя и практический неуязвим.
— Ну да, — улыбнулся Валентин Дроздов.
— Слушай его дальше, — обиделся за друга Колька. — Пока я на зоне загорал,Толька мозги набивал информацией.
Бадереу продолжил:
— Чтобы расшифровать мой код потребуется одновременная работа всех имеющихся на земном шаре компьютеров...
— Ого!
—... в течение тысячи лет.
Валентин заподозрил, что новый знакомец пьян. Но хозяин привезенного вина был наследником древних традиций потребления этого напитка. Ни в одном глазу. Почему же несет такую чушь?
— Извини, не расслышал.
Яшка, опять встрял:
— Точно тебе говорю. Я проверял, по моим подсчетам выходит так. Все машины будут пахать на просчитывание шифра тысячу лет!
— Тогда наливай.
И пошло-поехало далеко за полночь. Осушенный бурдючок валялся на полу, на краю стола стояла пластмассовая канистра с белым вином, а троица сидела с ручками и исписывала оборотную сторону очередного партийного плаката (их как раз стали выбрасывать без риска для жизни). Можно стало писать хоть у Ленина на лбу и — ничего! Перестройка началась. И дружба Валентина с Александром. Не то, чтобы дружба, а крепкий союз двух умов. Они, как компьютеры, объединились в общую сеть, если так можно сказать о живых организмах. Проект действительно стоил напряженной работы. Почему Бадереу доверил Дроздову свой секрет, вскоре стало ясно. В Кишиневе разработчики систем защиты пронюхали о новой идее и осадили Анатолия. Привлекали к себе, подкупали, угрожали. Только что жизнь не трогали. С работы пришлось уволиться, потому, что однажды в институт, где работал Бадереу, кто-то проник и попытался порыться в его компьютере. Конечно, защиту информации не осилили, зато железо попортили. Администрация встревожилась, сам Анатолий почувствовал, что слишком много времени уделяет тому, чтобы уходить от слежки, уничтожать за собой записи. Стало жаль и младшего брата, который немало помогал в создании новой вещи. Наконец, решил:
— Надо драпать.
Целый детектив мог бы сложиться из ухищрений, предпринятых братьями Бадереу, чтобы незаметно для назойливых соавторов и конкурентов продать вещи, квартиру, участок земли и выехать в неизвестном направлении. Казалось, замели хвосты. Но землячество в Петербурге оказалось многочисленным и кто-то узнал ребят на улице. Пошла молва, снова появился «хвост». Узнав об околокомпьютерных страстях товарища, Павликов порекомендовал Анатолию своего друга Дроздова.
— Он и в милиции работал, и в тюремной системе, связи большие.
С мыслью о помощи и защите и организовывалась эта встреча в подвале. Убедившись в реальности проекта, Валентин на следующий же день ринулся в высокие инстанции выбивать статус секретной разработки, и обалдел от того, что никому ни до чего нет дела! Прежде можно было прийти в райком партии, через своего инструктора пробиться к тем, кто ведал определенным вопросом, и дальше все катилось по выверенной дороге. Разработку засекречивали, авторов ревностно охраняли. Старого не стало, новое не родилось. Пришлось уходить в подполье под прикрытием друзей. Где-то Гусаров не УУРа помогал избавиться от назойливого присмотра приехавших из Молдовы конкурентов, где-то тюремные знакомцы помогали с укрытием. Ребята из угасающего КГБ предупреждали «любопытных», чтобы отстали от Бадереу. Кишиневские фирмы дали знать питерским коллегам об угрозе легализации новых программ Бадереу. Молдован могли похитить, а могли и... Давали понять, что надо делиться, иначе программа не выйдет в свет. Валентин уволился из системы на пенсию, принял предложение серьезного института по интеллектуальным разработкам поработать у них, и только там свершилось! «Гюрза», как назвали программу зашиты, наконец выползла на свет. Сколько лет понадобилось для этого! Вот оно. Включаешь компьютер, на экран выползает змея и если не набрать код, разевает пасть. Экран гаснет. Все. Бейся над машиной — ничего не поможет. И сами разработчики не смогут «оживить» компьютер. Bce! Это как потерять ключ от сейфа. Единственный. Никто не поможет, кроме матерого «медвежатника».
— Нет, — утверждал Бадереу, — никто не вскроет.
Валентин Дроздов, живший на втором этаже ментовского дома, тоже пострадал от взрыва, получил квартиру как пенсионер МВД и вскоре лишился ее. Оказался в числе других в общаге на Заозерной. Гусаров относил причину взрыва и к его истории. Рванули бомбу на шестом этаже, чтобы предупредить Бадереу. Валентин Дроздов божился, что требований и угроз давно не было. Что взрыв не имеет к нему никакого отношения. Так ли?!
Третьим, кого хотели бы подорвать в ментовском доме, Гусаров считал следователя УРОПД Вадима Глушкова. Почти ровесники, они подружились давно, когда по молодости увлекались борьбой. Вадим и со своей женой познакомился на чемпионате ГУВД по рукопашному бою. Он представлял Следственное управление. Светлана, студентка и будущая коллега, болела за него. И своем весе Глушкову не было равных, и ей казалось, что он выстоял бы даже против крупных «машин» из ОМОНа. После награждения многие остались в спортзале по товарищески помериться мастерством. Светлана единственной из девушек осталась посмотреть поединки. Глушков вышел против высокого дядьки, крепкого и широкого в плечах.
— Андрей, а по пузу можно? — подзадорил противника Вадим.
— Это мускул, можно.
— Гусар, не зашиби следака, их и так мало осталось, — выкрикивали из-за ринга.
— По голове ногами не бей, только кодексом!
— А Глушаку всего одну статью надо знать — про бандитизм. Остальные можно вышибать.
Недостаток в весе Глушков компенсировал подвижностью. Тот, кого называли Гусаром, хорошо знал и дзю-до, успешно использовал захваты. Вадим чаще бил и больше работал ногами. Десять минут бой был равным и соперники вполне им удовлетворились.
— Получил?
— А ты еще нет?
Гусаров большим пальцем щелкнул по лбу расслабившегося Глушкова.
— Секретный прием. «Привет от черных» называется.
За рингам засмеялись. Но едва Гусаров повернулся, как получил пинок под зад. Перепрыгивающий через канаты Глушков пояснил;
— Чисто следовательский прием, когда опер ленивый.
Света сидела совсем рядом с рингом, как раз там, куда прыгал Вадим и едва успела увернуться.
— Вот это реакция! Извините.
Девушка была в новом кимоно — выступала в показательных от Высшей юридической школы.
— Ну-ка, какой пояс? Для такой талин можно было сразу желтый дать.
— А вы свой черный тоже талией заработали? Или кулаками?
— И ногами. И руками. И головой.
— Вот и я хочу так же.
— Не верю я в девиц кавалеристов. Это только в гусарских балладах бывает.
— Что ты девушке про меня наговариваешь? — над ними навис последний соперник Вадима.
— Я сказал гусарских, а не гусаровских. Отваливай, у меня воспитательная беседа о том, что девушке тут нечего делать.
— Он уже куда-то приглашает? Вы с ним осторожнее, он не женатый.
— Может, девушке и в следствии делать нечего?
— По большому счету — да.
— Так вот, я на первом курсе следственного факультета и скоро у меня будет желтый пояс.
— У-у-у, термоядерная девушка. Тебе, Глушак, тут нечего ловить, пойдем по пиву хлопнем, — пригласил Гусаров.
— А вы с нами будете пиво пить? В динамовском баре вку-у-сное импортное пиво стали давать. Специальное, спортивное.
— Нет, я пиво не пью.
— Я ж говорю, что не кавалерист-девица. А как зовут?
— Света.
— Я — Вадим, а вот эта дылда — Андрей. С ним лучше не общаться, он женатый и болеет лучевой болезнью. По утрам.
Светлана, желавшая дополнительно заниматься рукопашным, решила не упускать шанс и разведать, как это лучше сделать.
— Можно я пойду с вами, только без пива?
— И то дело. Встретимся на улице.
Любители знают, какое наслаждение наступает после тренировок и боев, когда становишься под душ и слушаешь, как поет все тело. Как приятно надеть чистую одежду, затолкав в мешок замызганное кимоно. Как легко дышится на свежем воздухе после пропахшего потом спортзала.
Светлана вошла в кафе, когда мужчины уже потягивали пиво из высоких бокалов. Для нее стоял стакан колы, лежали бутерброды.
Она вошла в форменной одежде, стройная, юная в том же восхитительном послетренировочном настроении.
— Ты действительно в следователи пошла? — с участливым видом спросил Вадим. — Бедная, посоветовалась ли ты со знающими людьми?
— Вы опять про свое.
— Называйте его на «ты». Он же с вами фамильярничает, — порекомендовал Гусаров.
— Я лет на пять старше , она мне в сыновья годится.
Какие они были молодые! Они шутили и вели уголовные дела о страшных преступлениях, они мутузили друг друга на ринге и задерживали оказывающих сопротивление негодяев, они бегали по утрам и бегали по начальству, в прокуратуру, по моргам и учреждениям. Та первая встреча была продолжена. Света все-таки взяла слово с Вадима, что тот подыщет ей серьезную спортивную секцию. Вечно занятый, он все же встречал ее после занятий, провожал домой и бежал опять на работу писать свои нескончаемые протоколы, печатать страницы обвинительных заключений. Света перешла на второй курс и они с удивлением заметили, что проводят вместе все свободное время , а до сих пор друг другу не надоели. Светлана против ожидания не охладевала к спорту и выделялась среди немногих девушек-бойцов. Сам онпродолжал поддерживать форму в спортзале ОМОНа и со временем стал подумывать, как перевести свою фанатичку туда. Тогда меньше времени будет тратиться на переезды. К третьему курсу они и вовсе сократили путь друг к другу. Света забрала из общежития книги, спортивные манатки и переехала к Глушкову в коммуналку. Она оказалась безумно влюбленной не только в спорт , но и в секс. Вадиму пришлось забыть все прежние холостяцкие привязанности и даже находить поводы, чтобы избегать нередких прежде дружеских попоек.
— Глушака оглоушило. Не пьет, не ест, по бабам не бегает. Даже не знает, что на Чернышевского новая рюмочная открылась.
— Спасать надо парня.
При такой страсти немудрено было в скорости ждать ребенка. Оформили брак, отметили в Пулковской, съездили на Светину родину в Зеленовск, где свадьба повторилась с южным трехдневным размахом. Родился Борька, и Светлане пришлось прервать учебу. Из декретного отпуска вышла день в день. Малыш пошел в ясельки . Света хотела восстановиться на очном отделении, но возникли странные препоны. Оказывается, у нее остался «хвост» — незачет по... физкультуре. Света посмеялась в лицо преподавателю:
— Давайте я вам сдам его в три секунды. Хоть с вами сейчас, в спарринге.
Стоя на левой ноге, девушка медленно подняла правую и проимитировала йоко-гири на трех уровнях, начиная с головы педагога.
— Я знаю, что вы занимались. Но есть приказ по школе — отчислить всех, у кого академическая задолженность.
Что было два года назад? Почему она вовремя не получила этот зачет? Она не помнит. В учебной части сказали, что ее документы находятся вотделекадров Кировского РУВД, направлявшего ее на учебу. Подключился Вадим, но и он не смог пробить бюрократическуюстену. Одно выяснил: в следствии не хватает людей, поэтому кадровики заполняют вакансии хоть кем-нибудь мало-мальски подготовленным.
— Со всех курсов недоучек отправили работать. Ничего, все к лучшему. Продолжишь заочно, я на первых порах помогу.
Если бы не мама Вадима, им пришлось бы туго. Кто забирал бы Борьку из садика? Они оба на службе, регулярно задерживаются вечерами. К тому же Света настояла на продолжении спортивных занятий. Два раза в неделю они тренировались с омоновцами. Это была совсем другая школа. Здесь учили тому, что пригодится в реальности, что поможет защититься на улице. Учили побеждать в драке. Против оружия, ножей, дубинок. Жили импульсивно, все ладилось. Глушковым, как перспективной семье, выделили квартиру в ментовском доме. Едва собственное гнездышко обустроили, как прогремел известный взрыв. В их с Гусаровым подъезде.
Вадим тоже тяжело переживал утрату квартиры.
— Да нет, — грустно говорил он Гусарову, сидевшему с ним на кухне общежития. — Это никакое не покушение. Не верю я, чтобы из-за обиды на мента взорвали целый дом.
— Смотря на какого мента. Ты помнишь Буташева и наши с ним взаимоотношения? У него обид столько, что он взорвал бы пол города ради моего уничтожения. Но Руслан клялся мне аллахом и мамой, что он ни при чем. Так что припомни кто бы мог на тебя иметь зуб, даже бивень.
— Да многие, но мало кто решится. Только тупой какой-нибудь...
— Тупой может исполнить, а нанять — умный.
— Нет, зачем на следователя обижаться, когда сам виноват? Преступник это понимает и зла не держит. У каждого своя работа. Если, конечно, не подтасовываешь факты и не делаешь намеренных ошибок. Вроде обвинения невиновного в убийстве. Вот уже год, как я веду дела по кладбищенской мафии. Началось с того, что задержали директора одного кладбища и двух его работников. Систематические поборы. Взяли с поличным, грамотно. Оформили по всем правилам. Вижу, что взяточники. Ребята из УЭП говорят, что квартиры у них, как полные чаши. Это при заработке чуть более тысячи восьмисот рублей в месяц. Дело я возбудил, подозреваемых задержал по указу на тридцать суток, попросил в прокуратуре ареста. И тут началось. Они бы разрешили, со всем пониманием, да только просят ответить на вопрос: каков статус организации, в которой работали задержанные? Если «учреждение» — то нет вопросов, а если «предприятие» — надо отпускать. Вот так. Намекают, чтобы отступился. Подследственные на встречах улыбаются, просят отпустить, не арестовывать. А что значит отпустить? Они вернут заявителям, обиженным ими, деньги и сверху добавят за молчание. Или запугают угрозами разворотить могилы родственников. Едва такое представишь — сам побежишь забирать обратно свое заявление. Как только не убеждал прокуратуру! Журналистов подключил к проблеме. Дали, наконец санкцию. Тянули до последнего. Тридцать суток — минута в минуту. Одного задержали в два часа дня. Через тридцать суток без пяти два арестовали. Отправил я взяточников в «Кресты». Опера удивились. За много лет впервые кого-то из кладбищенской мафии арестовать удалось. Воодушевились и давай по образу и подобию первого прецедента дела клепать! Они задерживают, я прошу ареста и добиваюсь. Меня подкупать пытались, начальство подкупали, не раз хотели меня от подобных дел отстранить. Раньше денежки, струйкой текущие из карманов на кладбищах в карманы повыше, превращались в озеро на самом верху, из которого многие черпали на хлеб с маслом. Нарушили мы многолетнюю систему. Тому, у кого деньги отнимают, и немалые, надо сказать, неприятно. Непривычно. Получал, получал, а тут нате! Что стоит богатым дядям заплатить штуку баксов для моего устранения? Некоторые и за половину согласились бы. Только на фига весь подъезд взрывать?
— Придурков много. Взрывчатки тоже. Хочу все же выяснить, не на меня ли покушались. Мне своих заклятых дружков трясти не перетрясти. Много времени потребуется...
На кухню вошла жена Глушкова.
— Вадим, чайник же кипит! Сижу в комнате, жду, а они заговорились здесь. Как женщины.
Светлана засмеялась, снимая чайник с огня.
— Как работается молодому следаку? Попомнила мои слова?
Гусаров в шутку пугал Светлану трудностями службы в милиции и кошмарной перспективы быть женой милиционера. То и другое уже исполнилось в жизни Светланы.
— Ох, попомнила. Пророчества ваши, Андрей Витальевич, сбываются. Глухих дел полон сейф и еще прибавляется.
— Ничего, избавишься от них, дадут тебе потом вести дела по малолеткам, справишься как-нибудь, — сказал Вадим.
— Это слова утешения любящего мужа. А я вот правду-матку скажу. Раскроешь ты всех глухарей и будут тебе сыпать самое сложное и запутанное. Грузят на того, кто везет, — заключил Гусаров.
— И всегда то вы правы. Я действительно не представляла этих сложностей. Работа какая-то бумажная.
Гусаров засмеялся:
— Правильно. Главная бумага — бланк отказа в возбуждении уголовного дела. Это ты, конечно, усвоила?
— Я примерно вижу это, но как?! Отчего?
— Давление! Жуткое давление на все окружающее! Лопается башня, трещит череп, смягчаются кости или что там, я не биолог. Короче — все всмятку. Стою с камерой, снимаю карлов. В шлемофонах, в форме — как в Южной Африке окочурившихся пигмеев. Только цивилизованных более-менее. Меня за героя считали или за отморозка. Хожу по степи, снимаю эту жуть. Вертолетчиков вывернуло. Они перед вылетами косяка принимают и по стакану спирта. И то вывернуло. Снова дозу приняли. А я снимал. Пигмеи, пигмеи... Я тогда видеокамеру взял в руки впервые. Когда работаешь — видишь картинку не в цвете, смотришь в черно-белый глазок, и потом ты работаешь, отвлекаешься от мыслей и переживаний. Надо! Не праздно шатаешься. Оттого-то и видел все в подробностях. Страшное это оружие — вакуумная бомба... В тот же день пленку на истребителе в Москву доставили.
— А...
Лева без остановки продолжал:
— "Лягушки" еще донимали. Мне их надо было распознавать. Все новые модификации. Ну, ты знаешь принцип: выскакивает и мотает своими членами. Есть ленточные — рубит тело в ошметки, есть игольчатые — два удара — восемь дырок. А эти, которые сеточки? Темнота, жуть, идешь по полю или по дороге, или по улице — шарах! И нет ничего живого вокруг. Электрический разряд в сотни вольт! Ничего живого вокруг. Нет, собака пробежит или проползет — исключено, не сработает. На вес рассчитано, на гуманоида. Идет мужик — бах током и окочур.
Гусаров только успевал отбирать подходящие под его случай возможности минирования. Новожилов смотрел в пространство осоловелыми глазами и улыбался:
— Однажды в учебке пошли разминировать поле. Знаем, что при ошибке бахнет безвредно, и все. Вдруг прапорщик орет: «Слева настоящее заминированное поле. Приказываю разминировать!». Дальше я шел уже с воспоминаниями о маме, о папе. Может быть, другие так же думали, но виду не показывали, как и я. Мандраж! В башке столько модификаций! Разработчики сейчас удумывают такое, что только компьютеру под силу. Поле. Противотанковые мины. Лежат почти что на поверхности. Подошел, открутил, вынул... Ка-ак шанда... Под противотанковой еще одна ! Или ставят матку в центр, а вокруг еще десяток, мелких. Обезвредил одну, а со всех сторон на разных уровнях рвется малышня, иссекает на кусочки. Пластиковые — вообще неузнаваемы. Главное что — тротил. Он, зараза, плавится, как пластилин становится, как кусочек мыла может быть, из него курточку можно сделать. Одел — и к ангелам «хоронителям»! Помнишь джип на Сестрорецкой улице? Подрывники по дверце взрывчатку размазали. Хозяин дверцу тронул — кишки наружу. Вот так. Давай!
Гусаров мог дать еще и еще. И еще сбегать к киоскам. Надо точно узнать какой был заряд в его доме. Левка нес свои воспоминания вдохновенно, как трудоголик по вознесению в воздух самых разных объектов. Как заядлому водиле руль — для него адская машина.
— Какие пульты я держал в руках! На кончиках пальцев — тысячи, сотни тысяч жизней...
Приняв еще стакан, дополнил:
— Первую вакуумную бомбу в Афгане я запустил. Хотя слева, оказывается, еще один был. Дублер. Значит, двоих нас послали на задание, независимо друг от друга. Проверяли. Пирл Харбор устроили вдвоем. Так и не знаю с кем. Где-то шныряет мой напарник. Гусар, а вдруг в бандитах, а? Подрывной Мориарти?
От выпитого и Левкиных рассказов Андрей засатанел. Как боевое оружие и взрывчатка оказывается в руках Мориарти, Абдуллаевых, Ивановых, Сатаниди?! Вчера на чердаке каких-то бань обнаружили целый арсенал оружия. Тротила в нем хватило бы на уничтожение целого района Петербурга. А Иван говорит, что надо вовремя ложиться спать. Поспишь тут.
— Я постараюсь найти этого Мориарти. Если можешь, подключись. Тебя старые знакомцы до сих пор достают. Вдруг и взрывник моего дома «обрящется».
— Андрюх, какой разговор! За царандоевские танки без зарплаты я б и думать не стал. А за порушенный дом! Шепну, ежели чего. Хотя сейчас уничтожить дом сможет и дилетант. Берет какой-нибудь недоумок «Поваренную книгу террориста» и делает взрывчатку.
— Где берет?
— Да хоть из интернета. Пожалуйста, там она есть, сам видел, мне Колька Павликов показывал. Есть рецепты — проще не бывает. Алюминиевая пудра, гексоген, сахарный песок...
— Песок?
— В том то и дело! Обыватель представляет бомбу какой? Как карикатуристы рисуют — круглую банку с торчащим из нее фитилем. А тут — мешки. Никто даже не заподозрит. Загрузят подвал гексогеновой смесью — и получи результат. Кстати, я на месте террористов так бы и поступил. Давай выпьем, чтобы подобного не случилось.
Выбравшись из подвала, Гусаров снова горько подумал с встрече с семьей. Опять пьянствовал! И там надо быть мужем, дома, и в городе надо быть мужиком. Иначе кто, как не он?! Домой, домой... В дороге он обдумывал слова, сказанные Горбуненко о тех, кто занимается списанной взрывчаткой. После того, как Петр Васильевич задержал несколько тонн тротила, они вполне могли сделать для него взрыв устрашения.
В начале века шпион мог активно действовать, если удавалось устроиться работать... дворником технического ВУЗа. Мел себе метлой и бородой, вытряхивал урны, а потом пересылал в свою Японию-Германию бесценные отходы чьих-то разработок. На родине по листочкам, по записочкам внимательно следили за гениальной мыслью неведомого русского, вычленяли из, казалось бы, барахла, идеи и результаты вычислений. Из мусора рождались проекты. Уж насколько Советская власть засекречивала все и вся, а воровали!
Когда в России появились первые ЭВМ, то понятия о защите информации в них имели немногие. Один офицер вынес из кабинета груду ненужных бумаг и выбросил в мусорный бак во внутреннем дворе Литейного, 4. Наутро вздрючили. Накачали образцово-показательно. Бдительные «старшие братья» обнаружили непорядок. Пролопоушил, конечно, офицер, но в словах оправдания выразил дерзкую мысль:
— Документы ДСП там были, не отрицаю. Пустые по содержанию, но с грифом секретности. Виноват. Но вы подумайте о документах с грифом «ОС», хранящихся в наших ЭВМ! Их могут украсть в любую минуту!
— Как это? Вы отвечайте за собственную халатность, про ЭВМ другие пусть заботятся. Если украдут, то и они ответят!
И на партком! И строгача! Парень запомнил нахлобучку. Смеялся в душе над напыщенными секретчиками, действующими по старым правилам. Закончивший Техноложку, он был без ума от компьютеров и читал все, что публиковалось на русском, переводил из привезенных из-за кордона журналов. На время засела в нем заноза — взломать хлипенькую защиту и набрать достаточно секретной информации, чтоб волосы встали дыбом у начальства. По молодости представлял себе как подбросит в Большой Дом документы с подписью «Доброжелатель». Желание прошло, а интерес остался. Появилась возможность доступа к компьютерам на службе. Не желая оставаться там, где его взгрели, Валентин Дроздов перевелся в Управление исправительных дел и через какое-то время возглавил отдел, занимавшийся технологией и автоматизацией. Днем прикладывал силы для компьютеризации производства, а вечерами засиживался над проблемами защиты информации. Над ним подшучивали:
— Головастенький наш.
Он был головастым по своей физической природе. Роста невысокого, с большой головой, причем несколько кубообразной. Куб с округленными углами. Неунываемость, живость глаз придавали его облику дурашливость и его нельзя было по виду определить в записные интеллектуалы. Только в общении можно было поразиться его напористому уму, знаниям в области вычислительной техники. А так — обыкновенный майоришко внутренней службы. И занятия его, привязанности, не способствовали росту авторитета среди сурового тюремного офицерства. Лучший друг — Колька Павликов из Пoдвалa. То он забежит на пять-десять минут к Дроздову, то Валентин заглядывает в Подвал. Кто подойдет — от скуки сохнет при их разговорах про байты и файлы. Яшка и познакомил майора с Анатолием Бадереу.
— Дружок приехал из Кишинеу! Возьми стакан в шкафу.
В Подвале всегда вечер, на то и подвал. Жизнь при лампочках.
— Вы бы на свет посмотрели — чистейшее молдавское. Цвет рубина.
Ничего себе винцо. Мозги чистые, разговор увлекательный. Знал бы какой резидент об этом разговоре — извел бы километры магнитофонной ленты на запись. Сложно им, резидентам, в России. В какой еще стране великие проекты рождаются в пивнушке или в подвале? Бадереу, сухощавый и симпатичный парень с увлечением делился мыслями о компьютерных защитах. Разговор шел на уровне «а ты читал?» и назывались иностранное издание и неведомая фамилия разработчика.
— Они пошли не тем путем. Заведомо утяжеленный процесс выбрали. Посмотри, во-первых вперед работой надо загрузить шифр...
— Минут сорок...
— Да, если свет не погаснет. Файлы расшифровываются и ты приступаешь к работе. Потом опять начинаешь шифровать! Опять минут сорок! И при этом ненадежность остается. Я вижу, ты понимаешь, что пока не существует такой защиты, которую нельзя было бы устранить. Мой метод похож, но незаметен для пользователя и практический неуязвим.
— Ну да, — улыбнулся Валентин Дроздов.
— Слушай его дальше, — обиделся за друга Колька. — Пока я на зоне загорал,Толька мозги набивал информацией.
Бадереу продолжил:
— Чтобы расшифровать мой код потребуется одновременная работа всех имеющихся на земном шаре компьютеров...
— Ого!
—... в течение тысячи лет.
Валентин заподозрил, что новый знакомец пьян. Но хозяин привезенного вина был наследником древних традиций потребления этого напитка. Ни в одном глазу. Почему же несет такую чушь?
— Извини, не расслышал.
Яшка, опять встрял:
— Точно тебе говорю. Я проверял, по моим подсчетам выходит так. Все машины будут пахать на просчитывание шифра тысячу лет!
— Тогда наливай.
И пошло-поехало далеко за полночь. Осушенный бурдючок валялся на полу, на краю стола стояла пластмассовая канистра с белым вином, а троица сидела с ручками и исписывала оборотную сторону очередного партийного плаката (их как раз стали выбрасывать без риска для жизни). Можно стало писать хоть у Ленина на лбу и — ничего! Перестройка началась. И дружба Валентина с Александром. Не то, чтобы дружба, а крепкий союз двух умов. Они, как компьютеры, объединились в общую сеть, если так можно сказать о живых организмах. Проект действительно стоил напряженной работы. Почему Бадереу доверил Дроздову свой секрет, вскоре стало ясно. В Кишиневе разработчики систем защиты пронюхали о новой идее и осадили Анатолия. Привлекали к себе, подкупали, угрожали. Только что жизнь не трогали. С работы пришлось уволиться, потому, что однажды в институт, где работал Бадереу, кто-то проник и попытался порыться в его компьютере. Конечно, защиту информации не осилили, зато железо попортили. Администрация встревожилась, сам Анатолий почувствовал, что слишком много времени уделяет тому, чтобы уходить от слежки, уничтожать за собой записи. Стало жаль и младшего брата, который немало помогал в создании новой вещи. Наконец, решил:
— Надо драпать.
Целый детектив мог бы сложиться из ухищрений, предпринятых братьями Бадереу, чтобы незаметно для назойливых соавторов и конкурентов продать вещи, квартиру, участок земли и выехать в неизвестном направлении. Казалось, замели хвосты. Но землячество в Петербурге оказалось многочисленным и кто-то узнал ребят на улице. Пошла молва, снова появился «хвост». Узнав об околокомпьютерных страстях товарища, Павликов порекомендовал Анатолию своего друга Дроздова.
— Он и в милиции работал, и в тюремной системе, связи большие.
С мыслью о помощи и защите и организовывалась эта встреча в подвале. Убедившись в реальности проекта, Валентин на следующий же день ринулся в высокие инстанции выбивать статус секретной разработки, и обалдел от того, что никому ни до чего нет дела! Прежде можно было прийти в райком партии, через своего инструктора пробиться к тем, кто ведал определенным вопросом, и дальше все катилось по выверенной дороге. Разработку засекречивали, авторов ревностно охраняли. Старого не стало, новое не родилось. Пришлось уходить в подполье под прикрытием друзей. Где-то Гусаров не УУРа помогал избавиться от назойливого присмотра приехавших из Молдовы конкурентов, где-то тюремные знакомцы помогали с укрытием. Ребята из угасающего КГБ предупреждали «любопытных», чтобы отстали от Бадереу. Кишиневские фирмы дали знать питерским коллегам об угрозе легализации новых программ Бадереу. Молдован могли похитить, а могли и... Давали понять, что надо делиться, иначе программа не выйдет в свет. Валентин уволился из системы на пенсию, принял предложение серьезного института по интеллектуальным разработкам поработать у них, и только там свершилось! «Гюрза», как назвали программу зашиты, наконец выползла на свет. Сколько лет понадобилось для этого! Вот оно. Включаешь компьютер, на экран выползает змея и если не набрать код, разевает пасть. Экран гаснет. Все. Бейся над машиной — ничего не поможет. И сами разработчики не смогут «оживить» компьютер. Bce! Это как потерять ключ от сейфа. Единственный. Никто не поможет, кроме матерого «медвежатника».
— Нет, — утверждал Бадереу, — никто не вскроет.
Валентин Дроздов, живший на втором этаже ментовского дома, тоже пострадал от взрыва, получил квартиру как пенсионер МВД и вскоре лишился ее. Оказался в числе других в общаге на Заозерной. Гусаров относил причину взрыва и к его истории. Рванули бомбу на шестом этаже, чтобы предупредить Бадереу. Валентин Дроздов божился, что требований и угроз давно не было. Что взрыв не имеет к нему никакого отношения. Так ли?!
Третьим, кого хотели бы подорвать в ментовском доме, Гусаров считал следователя УРОПД Вадима Глушкова. Почти ровесники, они подружились давно, когда по молодости увлекались борьбой. Вадим и со своей женой познакомился на чемпионате ГУВД по рукопашному бою. Он представлял Следственное управление. Светлана, студентка и будущая коллега, болела за него. И своем весе Глушкову не было равных, и ей казалось, что он выстоял бы даже против крупных «машин» из ОМОНа. После награждения многие остались в спортзале по товарищески помериться мастерством. Светлана единственной из девушек осталась посмотреть поединки. Глушков вышел против высокого дядьки, крепкого и широкого в плечах.
— Андрей, а по пузу можно? — подзадорил противника Вадим.
— Это мускул, можно.
— Гусар, не зашиби следака, их и так мало осталось, — выкрикивали из-за ринга.
— По голове ногами не бей, только кодексом!
— А Глушаку всего одну статью надо знать — про бандитизм. Остальные можно вышибать.
Недостаток в весе Глушков компенсировал подвижностью. Тот, кого называли Гусаром, хорошо знал и дзю-до, успешно использовал захваты. Вадим чаще бил и больше работал ногами. Десять минут бой был равным и соперники вполне им удовлетворились.
— Получил?
— А ты еще нет?
Гусаров большим пальцем щелкнул по лбу расслабившегося Глушкова.
— Секретный прием. «Привет от черных» называется.
За рингам засмеялись. Но едва Гусаров повернулся, как получил пинок под зад. Перепрыгивающий через канаты Глушков пояснил;
— Чисто следовательский прием, когда опер ленивый.
Света сидела совсем рядом с рингом, как раз там, куда прыгал Вадим и едва успела увернуться.
— Вот это реакция! Извините.
Девушка была в новом кимоно — выступала в показательных от Высшей юридической школы.
— Ну-ка, какой пояс? Для такой талин можно было сразу желтый дать.
— А вы свой черный тоже талией заработали? Или кулаками?
— И ногами. И руками. И головой.
— Вот и я хочу так же.
— Не верю я в девиц кавалеристов. Это только в гусарских балладах бывает.
— Что ты девушке про меня наговариваешь? — над ними навис последний соперник Вадима.
— Я сказал гусарских, а не гусаровских. Отваливай, у меня воспитательная беседа о том, что девушке тут нечего делать.
— Он уже куда-то приглашает? Вы с ним осторожнее, он не женатый.
— Может, девушке и в следствии делать нечего?
— По большому счету — да.
— Так вот, я на первом курсе следственного факультета и скоро у меня будет желтый пояс.
— У-у-у, термоядерная девушка. Тебе, Глушак, тут нечего ловить, пойдем по пиву хлопнем, — пригласил Гусаров.
— А вы с нами будете пиво пить? В динамовском баре вку-у-сное импортное пиво стали давать. Специальное, спортивное.
— Нет, я пиво не пью.
— Я ж говорю, что не кавалерист-девица. А как зовут?
— Света.
— Я — Вадим, а вот эта дылда — Андрей. С ним лучше не общаться, он женатый и болеет лучевой болезнью. По утрам.
Светлана, желавшая дополнительно заниматься рукопашным, решила не упускать шанс и разведать, как это лучше сделать.
— Можно я пойду с вами, только без пива?
— И то дело. Встретимся на улице.
Любители знают, какое наслаждение наступает после тренировок и боев, когда становишься под душ и слушаешь, как поет все тело. Как приятно надеть чистую одежду, затолкав в мешок замызганное кимоно. Как легко дышится на свежем воздухе после пропахшего потом спортзала.
Светлана вошла в кафе, когда мужчины уже потягивали пиво из высоких бокалов. Для нее стоял стакан колы, лежали бутерброды.
Она вошла в форменной одежде, стройная, юная в том же восхитительном послетренировочном настроении.
— Ты действительно в следователи пошла? — с участливым видом спросил Вадим. — Бедная, посоветовалась ли ты со знающими людьми?
— Вы опять про свое.
— Называйте его на «ты». Он же с вами фамильярничает, — порекомендовал Гусаров.
— Я лет на пять старше , она мне в сыновья годится.
Какие они были молодые! Они шутили и вели уголовные дела о страшных преступлениях, они мутузили друг друга на ринге и задерживали оказывающих сопротивление негодяев, они бегали по утрам и бегали по начальству, в прокуратуру, по моргам и учреждениям. Та первая встреча была продолжена. Света все-таки взяла слово с Вадима, что тот подыщет ей серьезную спортивную секцию. Вечно занятый, он все же встречал ее после занятий, провожал домой и бежал опять на работу писать свои нескончаемые протоколы, печатать страницы обвинительных заключений. Света перешла на второй курс и они с удивлением заметили, что проводят вместе все свободное время , а до сих пор друг другу не надоели. Светлана против ожидания не охладевала к спорту и выделялась среди немногих девушек-бойцов. Сам онпродолжал поддерживать форму в спортзале ОМОНа и со временем стал подумывать, как перевести свою фанатичку туда. Тогда меньше времени будет тратиться на переезды. К третьему курсу они и вовсе сократили путь друг к другу. Света забрала из общежития книги, спортивные манатки и переехала к Глушкову в коммуналку. Она оказалась безумно влюбленной не только в спорт , но и в секс. Вадиму пришлось забыть все прежние холостяцкие привязанности и даже находить поводы, чтобы избегать нередких прежде дружеских попоек.
— Глушака оглоушило. Не пьет, не ест, по бабам не бегает. Даже не знает, что на Чернышевского новая рюмочная открылась.
— Спасать надо парня.
При такой страсти немудрено было в скорости ждать ребенка. Оформили брак, отметили в Пулковской, съездили на Светину родину в Зеленовск, где свадьба повторилась с южным трехдневным размахом. Родился Борька, и Светлане пришлось прервать учебу. Из декретного отпуска вышла день в день. Малыш пошел в ясельки . Света хотела восстановиться на очном отделении, но возникли странные препоны. Оказывается, у нее остался «хвост» — незачет по... физкультуре. Света посмеялась в лицо преподавателю:
— Давайте я вам сдам его в три секунды. Хоть с вами сейчас, в спарринге.
Стоя на левой ноге, девушка медленно подняла правую и проимитировала йоко-гири на трех уровнях, начиная с головы педагога.
— Я знаю, что вы занимались. Но есть приказ по школе — отчислить всех, у кого академическая задолженность.
Что было два года назад? Почему она вовремя не получила этот зачет? Она не помнит. В учебной части сказали, что ее документы находятся вотделекадров Кировского РУВД, направлявшего ее на учебу. Подключился Вадим, но и он не смог пробить бюрократическуюстену. Одно выяснил: в следствии не хватает людей, поэтому кадровики заполняют вакансии хоть кем-нибудь мало-мальски подготовленным.
— Со всех курсов недоучек отправили работать. Ничего, все к лучшему. Продолжишь заочно, я на первых порах помогу.
Если бы не мама Вадима, им пришлось бы туго. Кто забирал бы Борьку из садика? Они оба на службе, регулярно задерживаются вечерами. К тому же Света настояла на продолжении спортивных занятий. Два раза в неделю они тренировались с омоновцами. Это была совсем другая школа. Здесь учили тому, что пригодится в реальности, что поможет защититься на улице. Учили побеждать в драке. Против оружия, ножей, дубинок. Жили импульсивно, все ладилось. Глушковым, как перспективной семье, выделили квартиру в ментовском доме. Едва собственное гнездышко обустроили, как прогремел известный взрыв. В их с Гусаровым подъезде.
Вадим тоже тяжело переживал утрату квартиры.
— Да нет, — грустно говорил он Гусарову, сидевшему с ним на кухне общежития. — Это никакое не покушение. Не верю я, чтобы из-за обиды на мента взорвали целый дом.
— Смотря на какого мента. Ты помнишь Буташева и наши с ним взаимоотношения? У него обид столько, что он взорвал бы пол города ради моего уничтожения. Но Руслан клялся мне аллахом и мамой, что он ни при чем. Так что припомни кто бы мог на тебя иметь зуб, даже бивень.
— Да многие, но мало кто решится. Только тупой какой-нибудь...
— Тупой может исполнить, а нанять — умный.
— Нет, зачем на следователя обижаться, когда сам виноват? Преступник это понимает и зла не держит. У каждого своя работа. Если, конечно, не подтасовываешь факты и не делаешь намеренных ошибок. Вроде обвинения невиновного в убийстве. Вот уже год, как я веду дела по кладбищенской мафии. Началось с того, что задержали директора одного кладбища и двух его работников. Систематические поборы. Взяли с поличным, грамотно. Оформили по всем правилам. Вижу, что взяточники. Ребята из УЭП говорят, что квартиры у них, как полные чаши. Это при заработке чуть более тысячи восьмисот рублей в месяц. Дело я возбудил, подозреваемых задержал по указу на тридцать суток, попросил в прокуратуре ареста. И тут началось. Они бы разрешили, со всем пониманием, да только просят ответить на вопрос: каков статус организации, в которой работали задержанные? Если «учреждение» — то нет вопросов, а если «предприятие» — надо отпускать. Вот так. Намекают, чтобы отступился. Подследственные на встречах улыбаются, просят отпустить, не арестовывать. А что значит отпустить? Они вернут заявителям, обиженным ими, деньги и сверху добавят за молчание. Или запугают угрозами разворотить могилы родственников. Едва такое представишь — сам побежишь забирать обратно свое заявление. Как только не убеждал прокуратуру! Журналистов подключил к проблеме. Дали, наконец санкцию. Тянули до последнего. Тридцать суток — минута в минуту. Одного задержали в два часа дня. Через тридцать суток без пяти два арестовали. Отправил я взяточников в «Кресты». Опера удивились. За много лет впервые кого-то из кладбищенской мафии арестовать удалось. Воодушевились и давай по образу и подобию первого прецедента дела клепать! Они задерживают, я прошу ареста и добиваюсь. Меня подкупать пытались, начальство подкупали, не раз хотели меня от подобных дел отстранить. Раньше денежки, струйкой текущие из карманов на кладбищах в карманы повыше, превращались в озеро на самом верху, из которого многие черпали на хлеб с маслом. Нарушили мы многолетнюю систему. Тому, у кого деньги отнимают, и немалые, надо сказать, неприятно. Непривычно. Получал, получал, а тут нате! Что стоит богатым дядям заплатить штуку баксов для моего устранения? Некоторые и за половину согласились бы. Только на фига весь подъезд взрывать?
— Придурков много. Взрывчатки тоже. Хочу все же выяснить, не на меня ли покушались. Мне своих заклятых дружков трясти не перетрясти. Много времени потребуется...
На кухню вошла жена Глушкова.
— Вадим, чайник же кипит! Сижу в комнате, жду, а они заговорились здесь. Как женщины.
Светлана засмеялась, снимая чайник с огня.
— Как работается молодому следаку? Попомнила мои слова?
Гусаров в шутку пугал Светлану трудностями службы в милиции и кошмарной перспективы быть женой милиционера. То и другое уже исполнилось в жизни Светланы.
— Ох, попомнила. Пророчества ваши, Андрей Витальевич, сбываются. Глухих дел полон сейф и еще прибавляется.
— Ничего, избавишься от них, дадут тебе потом вести дела по малолеткам, справишься как-нибудь, — сказал Вадим.
— Это слова утешения любящего мужа. А я вот правду-матку скажу. Раскроешь ты всех глухарей и будут тебе сыпать самое сложное и запутанное. Грузят на того, кто везет, — заключил Гусаров.
— И всегда то вы правы. Я действительно не представляла этих сложностей. Работа какая-то бумажная.
Гусаров засмеялся:
— Правильно. Главная бумага — бланк отказа в возбуждении уголовного дела. Это ты, конечно, усвоила?