Дойл Артур Конан. Повести и рассказы разных лет

   Аргумент этот, преподнесенный мною как нечто само собой разумеющееся, произвел на Джо впечатление.
   - И верно. Ни гроша не оставил - знал, значит! Как ты мне, так и я тебе. Племянник дядюшку грабанул - дядюшка отвечает тем же, ха-ха! Ничего лучшего Сэпсон и придумать не мог - а то бы уж, конечно, придумал. Доказательств-то ни у кого не было. Кроме меня, конечно. Жалею теперь, что смолчал. Если дядя родной с ним так, то я-то чем хуже? Отвечайте мне, чем?
   - Да уж, вы с ним - что пара бешеных псов! - воскликнул я, на секунду забывшись, но Джо не обратил на это никакого внимания. Смысл его сбивчивого монолога сводился, судя по всему, к тому, что они с Миком стащили у старого Сэмпсона шкатулку с деньгами. Все это выглядело достаточно правдоподобно, и чувство справедливости во мне взбунтовалось: подумать только, парочка отпетых мерзавцев разгуливает на свободе, а бедный Джем отсидел срок - за то лишь, что в роковую минуту не совладал с праведным гневом!
   - Если бы Господь Бог человеку при жизни воздавал по заслугам, я знаю, где бы вы со своим дружком Миком сейчас пребывали!
   Джо покачал головой.
   - Собака на воле лучше, чем лев в клетке. Пословица есть такая, пробормотал он с пьяной ухмылкой.
   - Итак, ты ограбил дядюшку Мика, и вы поделили добычу? - продолжал я уже спокойнее.
   Но Джо, вновь заподозрив неладное, приподнялся со стула и заговорил таким тоном, что стало ясно: ничего мне из него больше не вытянуть.
   - Понял, к чему вы клоните. Но старого воробья на мякине не проведешь, чтоб мне треснуть на этом самом месте! Ухожу домой.
   - Ну и проваливай, - ответил я, подавив в себе желание поторопить негодяя прощальным пинком. - И заруби себе на носу: еще раз поймаю с куропаткой, усажу куда следует и очень надолго - это так же верно, как и то, что меня зовут Мильфорд. Пресвятая Богородица, что на этот раз с тобой приключилось?
   Джо, кажется, не расслышал моих последних слов: внезапная бледность покрыла его лицо, и расширенные зрачки неподвижно вперились в пустоту. Тело его затряслось, он съежился от ужаса.
   - Боже праведный, что это? - проговорил он непривычно растерянным тоном и робко протянул перед собой руку.
   Сначала я решил, что у Джо началась белая горячка, но, оглянувшись, все понял. Газета соскользнула с холста вниз, и луч света, падавший на стену под несколько странным углом, высветил во мраке одинокую, странно одетую фигуру, лицо которой было почти полностью скрыто шапочкой, натянутой на него. Казалось, в воздухе перед нами завис мертвец, восставший из могилы. Зрелище это произвело на Джо ужасный эффект. Члены его и язык словно одеревенели. Только я собрался заговорить, как он вдруг зашатался, задергался, будто парализованный, и упал на колени.
   - Это он, Король-Тигр - он умер в тюрьме! Точно таким же я видел его и прежде: он являлся ко мне по ночам. Мертв - и явился, чтобы меня утащить за собой в преисподнюю! Не приближайся! - Джо дико рассек пустоту кулаком. Поищи себе лучше Мика. Я против тебя не сказал ни слова, готов присягнуть на веревке! Пощади же и ты мою душу...
   Он прикрыл ладонью глаза, вновь украдкой взглянул на рисунок и отчаянно взвыл:
   - Да не качайся ты так, будто... И сними шапку, покажи нам свое лицо! Джо издал вопль, от которого кровь застыла у меня в жилах, и отшатнулся, не в силах оторвать глаз от картины.
   - Знаю, ты - голова мертвеца. Но слушай, найди себе лучше Мика: вот кто лжесвидетель и негодяй! А я-то что? Человек не вправе сам себе выносить приговор. Таков британский закон, да ведь оно и во всем мире так. Клянусь, Джем, я никогда ничего против тебя не имел. Но какой идиот станет сам себя оговаривать, если дело тюрьмой пахнет? Это же самоубийство. То есть, смертный грех!
   Джо прижался спиной к стене. Взгляд его сделался совершенно безумным.
   - Это не я засадил тебя за решетку! - воскликнул он, задыхаясь. - С тем же успехом можешь обвинять в этом неродившегося младенца. Засунули тебя туда полицейские. Мик оговорил тебя под присягой, но я-то причем? Сам виноват, раз не смог себя защитить. А теперь проваливай, или я вышибу тебе мозги - не посмотрю, живой ты или мертвый. Иди сюда, я тебя так отделаю, как отделал этого... - Он осекся и бессильно рухнул, задыхаясь в каком-то припадке.
   Мгновение я стоял, ошеломленный, не зная, что и думать об этих таинственных полупризнаниях. Страх привел меня в чувство: если он действительно испустит дух, умрут и все мои надежды что-то разузнать об этом деле. Я бросился к Джо, уложил его на кушетку, расстегнул воротник и, подобрав газетный лист, поспешно прикрепил его к картине. Обморок оказался недолгим, и через несколько минут Джо открыл глаза, тут же бросив быстрый взгляд мне за спину - туда, где висела картина.
   - Исчез... - Он поднялся, испустил глубокий вздох и огляделся. Кошмарный сон самого отъявленного храбреца сделает трусом.
   Он помолчал немного, затем обернулся ко мне и заныл все тем же приторным голоском.
   - Хозяин, я умираю. Вы меня погубили. Конец наступает Святоше Джо.
   Разумеется, жизни его ровно ничто не угрожало. Виною всему была болезненная мнительность - следствие выпитого бренди. Вполне возможно, впрочем, что он допился-таки до белой горячки, вызвавшей временное умопомрачение.
   - Если это действительно так, Джо, - заговорил я, осторожно подбирая слова, - то на твоем месте я бы отошел в мир иной с чистой совестью и рассказал бы обо всех злодеяниях, что совершили вы с Миком.
   - Подлец! - злобно рявкнул Джо. - Это он меня довел! Раньше я мухи не мог обидеть. Да, в воскресенье любил глоток пропустить, ну и что с того? Если денек хороший стоит, грех за это не выпить, ха-ха! Мик использовал меня в своих интересах, а потом прикарманил все деньги. Обманул того, кто, рискуя жизнью, выполнил для него всю черную работу.
   - Итак, он заставил тебя выкрасть у Сэмпсона шкатулку с деньгами, снова заговорил я, волею обстоятельств взяв на себя роль частного детектива. Увы, на этом поприще я оставался не более, чем дилетантом. Судя по невинному виду, с каким Джо спросил, что я имею в виду, он сохранил остатки благоразумия и готов был выдержать этот допрос.
   - Ну, это мы уже проходили, - бросил я с безразличным видом. - Сэмпсон все знал.
   - Не знал, а только догадывался, - поправил меня Джо. - Полиция пришла к выводу, что тут поработала банда грабителей. И, кроме того, не нашла шкатулку.
   - Еще бы, ты ведь хорошенько ее припрятал, - пошел я ва-банк, обо всем догадавшись по выражению его лица. - Но что, если хорошенько ее поискать?
   - Искать будут до второго пришествия. Где она - этого даже сам Мик не знает. Но он заграбастал все денежки, а мне десять фунтов оставил. А мы договаривались поделить все поровну!
   - Нет, ну каков мошенник, - сочувственно встрял я. - Самую грязную работу поручил другу, да еще и долю его прикарманил!
   - Так без него я никогда бы и не узнал, где Сэмпсон денежки прячет. Это Мик рассказал мне, как найти сейф в стене и ключ к нему. Просто, как дважды два. Сэмпсон только через три дня обнаружил пропажу.
   - Умно сработано, ничего не скажешь.
   - В ту самую ночь, когда Мик сцепился в "Сверчках" с Джемми Кингом, мы встретились с ним, как и договаривались, у каштана на поле старого Элмера. Выяснилось, что в шкатулке лишь половина того, на что мы рассчитывали. Тут-то Мик, этот мошенник, и решил все заграбастать. Поклялся, что в случае чего мигом упрячет меня в тюрягу. Да и кто бы поверил мне, несчастному бедняку? Но в ту ночь я за все ему отплатил.
   Я оказался плохим актером - не смог скрыть своих чувств.
   - Так это ты, Джо Мерфи, совершил злодеяние, в котором обвинили потом Джема?
   К Джо снова вернулся инстинкт самосохранения.
   - Эй, а с чего это вы взяли? - спросил он, резко меняя тон.
   Вне себя от гнева, я не в силах был уже притворяться.
   - Все ясно, как Божий день, Ты подрался с Миком, а тот не посмел заявить в полицию, опасаясь, что ты выдашь его как соучастника грабежа.
   Но Джо еще не окончательно утратил остатки разума.
   - Соображаете! - усмехнулся он. - Вот только Джо несообразительнее вас будет, если заставил поверить такой ерунде.
   Я растерялся: надежды мои рушились на глазах. Известно, чего стоят саморазоблачения пьяницы. Других доказательств, кроме его слов, у меня не было. А что, если вся эта история действительно всего лишь плод расстроенного воображения?
   - Ладно, кто старое помянет, тому глаз вон, - вздохнул я. - Сэмпсон умер, так что с его стороны неприятностей тебе ждать нечего. Одного только не пойму: что произошло со шкатулкой?
   Но Джо уже догадался об истинной цели моих расспросов.
   - Со шкатулкой? - удивился он, будто не понимая, о чем идет речь. - Вы что же, всерьез восприняли болтовню полоумного бедолаги? Я уж и забыть успел, что вам тут наговорил.
   Вне себя от ярости, я попробовал прибегнуть к угрозам.
   - Если ты сейчас обо всем не расскажешь, завтра же предстанешь перед мировым судьей, а потом отправишься за решетку - по меньшей мере за кражу и вторжение в частные владения.
   Но все было тщетно.
   - Эти благоверные христиане не будут очень строги к бедному немощному старику. Валяйте, хозяин: я готов к новому испытанию.
   Отчаявшись, я готов был уже отпустить его на все четыре стороны, как вдруг меня осенило. Незаметным движением я вновь сорвал с картины газету. Джо, не заметивший этого маневра, вновь оказался лицом к лицу с нарисованным призраком. Эффект был мгновенным.
   - Хозяин, он появился! - дико вскричал он, вцепившись мне в руку.
   - Кто, где? - я принялся озираться. - В чем дело? Что такое тебе привиделось?
   - Вот же он, Джемми Кинг в арестантской робе. Узнаю эту широкую стрелку... Он готов придушить меня! Не подпускайте его. Он идет сюда!
   И Джо бросился к двери, которую я предусмотрительно запер на ключ.
   - Ты трус, Мерфи и, кроме того, мучаешься угрызениями совести, вскричал я. - Вот до чего довели тебя притворство и лживый язык! Чувство вины - единственная причина всех этих ужасных видений. Скажи мне всю правду, и призрак оставит тебя. Итак, вы с Миком ограбили Сэмпсона Гловера и повздорили из-за денег. А шкатулка... ты останешься здесь пока не скажешь мне, где она!
   - Зарыта у каштана на поле старого Элмера, - выпалил он, задыхаясь. - В трех шагах к северу, глубоко под землей. А теперь - во имя всего святого отпустите меня!
   Я распахнул дверь, и он, закрыв лицо руками, бросился прочь. Увы, с головой у Джо явно было не все в порядке: проковыляв несколько ярдов, он рухнул в траву, не в силах сделать ни шагу.
   Я подошел к калитке, свистнул и стал ждать, пока не подоспеют на помощь двое наших работников из ближайших коттеджей.
   - Отведите этого человека в приходскую больницу, - сказал я. - Он занимался тут браконьерством, но пусть это останется на его совести. Сейчас же его должен осмотреть доктор.
   "А завтра пусть только попробует отпираться, - добавил я про себя. Посмотрим, чего все эти его признания стоят..."
   Заключение
   Прошло четыре недели. Стоял холодный октябрьский вечер. Матушка решила уже, что у меня помутился рассудок: все эти дни усидеть дома, в четырех стенах, было свыше моих сил.
   Событий за этот месяц произошло столько, что их хватило бы на целую книгу. За странными признаниями, вырвавшимися у Джо Мерфи, последовало частное расследование. Вскоре результаты его получили официальное подтверждение: Кинг был признан невиновным по всем пунктам обвинения и полностью оправдан. Между тем, выяснилось еще одно обстоятельство; о самой странной его стороне осведомлен был лишь я один.
   Больше всего я боялся теперь, что истина восторжествовала слишком поздно. Я телеграфировал в пункт прибытия "Камбрии", но за восемь дней не получил ни устного, ни письменного ответа. Джем мог отправиться в плавание под чужим именем. А что если он изменил маршрут, пересев на другой корабль? В голову мне приходили и более мрачные предположения.
   Сотни раз под ничтожнейшими предлогами я уходил к станции, пока наконец не пообещал себе прекратить эти прогулки. И все же в тот вечер я снова решил пройтись по дорожке, которую называли здесь Шутерс-Хилл.
   Предстояло обдумать новый план: мне пришло в голову разослать объявления по американским газетам. Густой осенний туман искажал перспективу, коров и овец превращая в чудовищ, луну - в бледное подобие утреннего солнца, человека - в фантастического гиганта. Одна из таких огромных фигур в эту минуту спускалась с холма, и сердце мое - что поделаешь! - вновь учащенно забилось.
   На протяжении последней недели я видел сотни фигур, напоминавших издали Джемми Кинга, но каждый раз оказывалось, что это извозчик, разносчик или молочник. На этот раз я заранее убедил себя в том, что это не Джем, и все же... Поезд прибыл совсем недавно. И что, если этот огромный рост - не просто оптическая шутка тумана?
   Броситься навстречу, чтобы в очередной раз стать жертвой разочарования? Ни в коем случае. Я остановился и стал ждать. По мере того, как человек приближался, я начал медленно узнавать: сначала походку, потом - как радостно забилось сердце в моей груди! - знакомые черты лица. Теперь Джем мало походил на того несчастного бродягу, с которым мы на этом самом месте не так давно распрощались. Поздоровевшее, бронзовое от загара лицо его светилось надеждой - она же излечивает от недугов лучше, чем все ветры Атлантики.
   Как истинные англичане, мы ограничились молчаливым рукопожатием.
   - На этот раз, Джем, ты не откажешься от небольшой прогулки со мной, произнес я многозначительно.
   Что-то заподозрив, мой друг отдернул руку.
   - Правда ли то, о чем сообщалось в письме? - спросил он сухо, почти грубо. - Если все сделано только ради того, чтобы выманить меня обратно пусть даже с самыми благими намерениями - знай: ты сыграл со мной жестокую и поддую шутку! Я не сделаю ни шагу, прежде чем не узнаю, как обстоят дела.
   - Джемми, - сказал я, - ты оправдан. Джо Мерфи, настоящий преступник, сознался во всем.
   - Мерфи, - повторил он ошеломленно. - Дружок Мика!
   - Правильнее будет сказать - сообщник. Как-то раз Джо допился до чертиков и возомнил себе, будто вот-вот умрет. В противном случае вряд ли когда-нибудь мы дождались бы от него признаний такого рода. Эти двое ограбили Сэмпсона Гловера и в ту ночь повздорили из-за денег. Опасаясь, что Мерфи выдаст его с головой, Мик решил не навлекать на дружка неприятностей. Подозрение пало на тебя. Требовалось лишь подтверждение: Мик предоставил его, рассчитавшись тем самым с тобой за обиду.
   - Будь проклят этот подлец, отправивший меня гнить за решетку! воскликнул Джем в необычайном волнении.
   - Тише, - перебил я его. - Наших с тобой проклятий он никогда уже не услышит.
   - Он мертв? - Известие это Джема явно не успокоило. - Умер, не получив по заслугам?
   - Покинув Эверсфолд, Мик некоторое время под вымышленным именем жил в Лондоне. Потом связался с бандой шулеров, два года спустя был вместе с ними уличен в мошенничестве и получил большой срок, оставаясь по-прежнему под чужой фамилией. Мы так и не узнали бы о его судьбе, если бы не одно странное обстоятельство. Фотография, пришедшая вместе с ответами на вопросы, которые я вынужден был по ряду причин задать коменданту тюрьмы Саутбери, помогла нам установить личность заключенного, историей которого я заинтересовался. Так вот, полтора года назад Мик повесился у себя в камере, в тюрьме Свэйлклифф.
   Сообщение это возымело на Джема неожиданный эффект. Оно не только остудило в нем страсть, но и мгновенно переменило направление мыслей. Когда мой друг заговорил вновь, голос его изменился: в нем зазвучали даже нотки раскаяния.
   - Мне кое-что пришло в голову, мастер Фрэнк. До сих пор, занятый собственными бедами, я старался гнать эти мысли прочь. Вряд ли твое рукопожатие было бы столь же сердечным, признайся я в том, что не так уж чист, как ты меня только что обрисовал.
   Джем умолк, словно утратив всякое желание продолжать, потом заговорил вновь - с мрачной настойчивостью, которая произвела на. меня впечатление возможно, не самое приятное, но достаточно сильное.
   - Я действительно мог бы убить его за те слова, что он произнес в ту ночь. Даже сейчас его голос и смех стоят у меня в ушах. Стоит, мол, ему только свистнуть, и она, подобно прочим, тут же за ним побежит. Он приравнял Роз к остальным! Говорили, будто вино ударило мне в голову, но нет - то сам дьявол вселился мне в душу. Клянусь, если бы меня не остановили, я прикончил бы его на месте. "Будь я проклят, если ты вернешься сегодня домой живым..." О, в те минуты я знал, что говорил. В таверне мне помешали, но я ведь два часа ждал на перекрестке, через который пролегал его путь. Хотел вызвать его на драку, но честной схватки все равно не получилось бы, Он так и не появился. Уйди я сразу из "Сверчков" домой, мне без труда удалось бы опровергнуть все обвинения. Но кто-то видел меня, шатавшегося в темноте у перекрестка, кто-то заметил, что я возвратился домой позже обычного, да еще и взбешенный до безумия. Сам я толком так и не смог объяснить, где провел это время: мои показания обернулись против меня. Все произошло как в тумане: из одного дьявольского кошмара я перенесся в другой - тюремный.
   - Мой бедный друг, - вздохнул я. - Даже если эта необдуманная клятва и могла бы довести тебя до преступления - в чем я сомневаюсь - ты свою вину искупил с лихвой.
   Мало-помалу успокаиваясь по мере того, как мы приближались к деревне, Джем рассказал мне и о причине, задержавшей его возвращение: на корабле в последнюю минуту были обнаружены неполадки. Я, в свою очередь, сообщил ему о том, что некоторое время, пока официальное расследование не будет завершено и все факты не станут достоянием гласности, он поживет у нас дома.
   - В деревне знают об этом? - спросил он.
   - Только один человек. Я обо всем ей рассказал, Джем. И она ждет тебя глаз не спускает с дороги.
   Джем попытался сохранить подобающее мужчине хладнокровие, но вышло это у него не слишком удачно.
   - Замуж, значит, так и не вышла? - голос его прозвучал как-то сдавленно. - Впрочем, мне-то какое до этого дело? Мной она никогда особенно не интересовалась.
   - Интересовалась, Джем, и еще как. Достаточно, во всяком случае, чтобы выйти за тебя еще месяц назад - если бы все тут зависело от нее.
   - Роз Эванс?
   - Роз Эванс. В те дни она мне сказала об этом открыто. И знаешь, Джем, я бы в таком случае ни от одной девушки не стал требовать большего.
   Он промолчал. Мы вышли к игровой площадке и пересекли усаженную кленами и вязами зеленую лужайку, раскинувшуюся перед задним, крыльцом дома.
   - Сегодня она была у нас, - снова заговорил я. - Помогала маме с шитьем. Гляди-ка, Джем, не она ли это у ворот?
   Но он и сам уже заметил Роз. И девушка, увидев нас, замерла в нерешительности. Очарование мягких линий ее фигуры и чистого румянца на полных щеках ощущалось даже на расстоянии. Джем остановился как вкопанный, и я понял: моя миссия состоит в том, чтобы соединить ладони этих застенчивых сельских влюбленных.
   - Я не очень ее испугаю? - едва слышно, совсем немужественно прошептал Джем.
   - Твое появление здесь не было для нее неожиданностью. На протяжении всех трех последних недель она ждала тебя, с утра до вечера. Даже я успел отчаяться, она - нет.
   Я оставил влюбленных под вязами. Что ни говори, а даже самого горького неудачника не стоит списывать со счетов, пока он жив. Пройдет еще несколько недель, и о Джеме заговорит вся деревня. А еще некоторое время спустя Роз станет его невестой. Думаю, нашего Джема, успевшего познать, что такое страдание, ждет такое вознаграждение, какого не смог бы обеспечить ему сам министр внутренних дел.
   Ну, а что же тайна замка Свэйлклифф? - скажете вы. Я всего лишь изложил факты - выводы пусть каждый сделает сам. История эта - всего лишь страничка в гигантской книге посланий иного мира; она - из тех, над коими глупцы смеются, а умные люди ломают головы.
   1895 г.
   Крепостная певица
   Путешествуя как-то в Польше, автор сиих строк узнал о событиях столь печальных, настолько глубоко потрясших его, что счел необходимым запечатлеть их в повести, дабы показать, к каким трагедиям приводило польское, а точнее сказать, российское крепостничество [Устами одного из действующих лиц по ходу рассказа дается подробное разъяснение, что оно именно российское.(А. К. Д.) ], причем не только в екатерининские времена, но и в недавнем прошлом. Польская знать, по сути дела сама пребывавшая в рабстве, искренно стремилась к освобождению крепостных, но подчиненность законам Российской Империи запрещала ей осуществить подобный шаг.
   Городок Побереже в Подольском воеводстве в Польше примостился у подножья горы, орошаемой множеством ручьев. Он представляет собой скопление жалких домишек, в центре которого расположены католический костел и две православные церкви, которые легко отличить от него по их позолоченным куполам. По одну сторону базарной площади размещается единственный в городе постоялый двор, а по другую - несколько лавок, из окон и дверей которых выглядывают неряшливо одетые евреи-сидельцы. В некотором отдалении от города, на холме, покрытом виноградниками и фруктовыми деревьями, возвышается графский замок, который, быть может, не совсем соответствует своим внешним видом столь пышному названию, но, с другой стороны, у кого повернется язык назвать иначе обитель владетеля здешних мест?
   В то утро, с которого начинается наш рассказ, управляющий поместьем получил из замка распоряжение, в нем не было ничего из ряда вон выходящего: следовало подобрать для господской службы двух крепких молодых парней на конюшню и молодую девку в каштелянскую. Повинуясь этому приказу, изрядное число самых красивых крестьянских юношей и девушек Ольгогродского повета собралось на широкой аллее, ведущей к замку. Некоторых провожали опечаленные, плачущие родители, в чьих сердцах, однако, теплилась робкая надежда: "Быть может, выберут не мое дитя?"
   Когда всех завели во двор, из замка вышел сам граф Рожинский в сопровождении домочадцев, дабы лично произвести смотр подросшему поколению своих подданных. Это был маленький неприметный человечек лет пятидесяти с глубоко посаженными глазами и насупленными бровями. Его жена - чрезвычайно дородная дама примерно тех же лет - отличалась на редкость вульгарной внешностью и громким, сварливым голосом. Ее жалкие попытки подражать манерам и осанке истинных аристократов выглядели просто смешно. Надо отметить, что оба супруга были полны решимости пробиться в высшее общество, невзирая на собственное весьма сомнительное происхождение: отец "сиятельного" графа Рожинского был простым камердинером. На службе у знатного вельможи, сделавшего его своим фаворитом, папаша сумел скопить достаточно денег, чтобы унаследовавший их сынок смог приобрести обширное поместье в Ольгогродском повете, а вместе с ним еще 1600 человеческих душ в безраздельную собственность. Власть его над крепостными была абсолютной. Если же, доведенные барским гнетом до безумия, они осмеливались проявлять непокорность - горе таким смельчакам! Их ждали сырые, зловонные подвалы, где прикованные за руку узники могли годами томиться, не видя солнечного света, постепенно забываемые всеми, за исключением тюремщика, ежедневно приносившего им кружку воды и заплесневелый сухарь.
   Кое-кто из стариков поговаривал, что Савва, отец молоденькой девушки, пришедшей теперь к замку вместе с пожилой женщиной и стоящей первой в ряду своих сверстниц, также заточен в подземную темницу. Этот Савва всегда крутился возле графа. Рассказывали, что граф привез его из какой-то далекой страны вместе с маленькой дочкой, осиротевшей со смертью матери. Савва отдал девочку на воспитание пожилой чете, что присматривала за пасекой в лесу близ замка, и иногда навещал ее. Но вот однажды он не пришел, и больше уже не появился. Напрасно лила слезы маленькая Анелька, тщетно вопрошала: "Где мой отец?". Отца она больше не увидела. В конце концов прошел слух, что Савва был послан куда-то далеко с крупной суммой денег и там сделался жертвой разбойников. В девять лет даже самая тяжелая потеря забывается быстро. Не прошло и полугода, как Анелька перестала горевать. Приемные родители были добры к ней и любили девочку как родную дочь. Им и в голову не приходило, что Анельку могут забрать прислуживать в господский замок, да и у кого хватило бы совести отнять единственное чадо у семидесятилетних стариков?
   В тот день она впервые очутилась далеко от дома. С любопытством она разглядывала все, что попадалось на глаза, в особенности девушку, с виду свою ровесницу, в удивительно красивом наряде, и юношу лет восемнадцати, который, судя по плетке у него в руках, только что вернулся с верховой прогулки. Молодой человек расхаживал взад-вперед, разглядывая выстроенных перед ним в шеренгу крестьянских парней. Наконец, он отобрал двоих, и их сразу увели на конюшню.
   - А я выбираю вот эту девушку, - заявила его сестра Констанция Рожинская, указывая на Анельку. - Она здесь самая красивая, а я терпеть не могу рядом с собой дурнушек.
   Вернувшись в гостиную, Констанция распорядилась, чтобы Анельку отвели в ее апартаменты и отдали под присмотр мадемуазель Дюфур, камеристки-француженки, совсем недавно выписанной из Одессы, где она служила в салоне модной одежды. Несчастное дитя! Когда ее оторвали от приемной матери и стали уводить прочь, она с пронзительным воплем вырвалась из рук барских слуг, бросилась к старой женщине и судорожно обхватила ее стан, но была безжалостно оторвана вновь, и только граф Рожинский вполголоса поинтересовался:
   - Это ее дочь или внучка?
   - Ни то, пан, ни другое, - ответил один из слуг, - всего лишь сиротка, взятая на воспитание.