Дойл Артур Конан. Повести и рассказы разных лет

   - Вот и отлично - выходи тогда за Элиаса.
   - Но у меня язык не повернется отказать Адаму!
   - Ну и ну! В жизни не встречала такую взбалмошную девчонку. Ты как теленок между двумя копнами сена - то от одной отщипнешь, то к другой тянешься. А между тем, одной на сотню выпадает такая удача, как тебе. Возьми Адама: три с половиной фунта в неделю, уже мастер на каменоломне, а коли повезет, так и до управляющего дослужится. Да и Элиас зарабатывает неплохие деньги. Старший телеграфист на почте - должность немаленькая. Но нельзя же обоих на поводке водить. Пора остановиться на ком-нибудь одном, а иначе помяни мое слово - останешься ты вообще на бобах, ежели глупости свои не прекратишь.
   - Ну и пусть! Мне все равно. Никого мне не нужно! И вообще я не понимаю, чего они за мной бегают?
   - Такова уж человеческая природа, девочка моя. Мужчинам так положено. А вот если бы они вдруг начали вести себя по-другому, ты бы первая стала возмущаться. Разве не записано в Священном Писании: "Мужчина стремится к женской любви, как искра от костра - к небу". - При этом мать краем глаза глянула на дочку, будучи, похоже, не совсем уверенной в точности приведенной цитаты. - Разрази меня гром, если это не Билл шкандыбает. В Писании сказано, что все мы сотворены из глины, но у Билла это куда заметнее, чем у всех знакомых мне парней!
   Они как раз свернули с дороги в глубокую узкую колею, ведущую к ферме. Навстречу им несся, сломя голову, долговязый малый удивительно расхлябанной наружности. Он мчался напрямик неуклюжим галопом подростка, бесстрашно шлепая желтыми безразмерными деревянными башмаками по грязи и лужам. На нем были коричневые короткие штаны и грязная рубаха неопределенного цвета, а довершал туалет красный шейный платок. Старая потертая соломенная шляпа сбилась на макушку. Из под нее выбивались наружу спутанные вихры жестких темнокаштановых волос. Рукава рубашки были подвернуты выше локтей, так что лицо и руки парня загорели и огрубели до такой степени, что цветом и текстурой напоминали кору молодого деревца. Услышав звук шагов, он поднял голову и остановился. Голубые глаза, бронзовый загар и темный пушок от пробивающихся усов над верхней губой могли бы сделать лицо юноши вполне привлекательным, если бы не застывшее на нем, подобно маске, туповато-вялое, тяжелое и угрюмое выражение, придающее ему облик деревенского дурачка.
   - День добрый, мэм, - проговорил он, коснувшись полей шляпы в знак приветствия. - Хозяин увидал, как вы идете, и послал, стало быть, меня, сказать вам, чтобы вы знали, что он сейчас, значитца, работает на пятиакровом поле.
   - Беги назад, Билл, и передай, что мы скоро придем, - сказала женщина, и гонец пустился вприпрыжку обратно через поле, нелепо вскидывая на бегу ноги.
   - Послушай, мамочка, а как фамилия нашего Билла? - спросила внезапно Долли, просто так, из любопытства.
   - Да нет у него никакой фамилии.
   - Нет фамилии?
   - Нет, дочка. Он ведь подкидыш, и никто не знает, кто были его отец и мать. Мы взяли его из богадельни в семилетнем возрасте рубить кормовую свеклу на силос, и вот уже почти двенадцать лет он живет на ферме. Как он был тогда просто Биллом, так и остался.
   - Как интересно! Не представляю, как это можно жить без фамилии? А как будут называть его жену?
   - Понятия не имею. Об этом будем думать, когда он сможет себе позволить таковую иметь. А теперь, милая моя, приготовься. Вон идут по полю твой отец и Адам Уилсон, Я ведь хочу только надежно пристроить тебя, доченька. Адам очень порядочный молодой человек. Он носит синий бант и имеет счет в почтовом отделении. [Синий бант, или синяя лента, отличительный знак принадлежности к Обществу трезвости.]
   - Хотелось бы мне знать, который из двух любит меня сильнее, - молвила девушка, вглядываясь из-под полей шляпки в приближающиеся фигуры, - тогда и я полюбила бы его всей душой. Но ты не волнуйся, мамочка, я знаю, как мне это выяснить, и нечего тебе лишний раз переживать.
   Кандидат в женихи оказался молодым человеком довольно высокого роста, в сером костюме и соломенной шляпе, украшенной черно-белыми ленточками. Он курил трубку, но, приблизившись к дамам, поспешно спрятал ее в нагрудный карман, шагнул им навстречу и протянул руку, нервно сжимая другой часовую цепочку.
   - Ваш покорный слуга, миссис Фостер. А вы как поживаете, мисс Долли? Еще декада, и придет пора убирать ваш урожай, не так ли?
   - Плохая примета в наших краях - загадывать заранее, - проворчал фермер Фостер, бросая тревожный взгляд на небо.
   - Все в руце Господней, - молвила миссис Фостер, набожно склоняя голову.
   - Господь, конечно, нас не оставляет, но мне сдается, что в последние годы Он вроде бы малость подзабыл, как надо управлять погодой. Ну да ничего, в этом году, даст Бог, отыграемся. А ты, мать, что делала в городе?
   Пожилая пара ушла вперед, в то время как молодые люди отстали, в основном благодаря стараниям кавалера, который нарочно укорачивал шаги, чтобы еще больше увеличить дистанцию.
   - Послушайте, Долли, - начал он, наконец, взглянув на девушку и слегка покраснев от смущения, - я только что имел разговор с вашим отцом - вы знаете, насчет чего.
   Долли, однако, явно не знала, о чем беседовал с ее отцом молодой человек. Более того, она об этом не имела ни малейшего представления. На ее прелестном веснушчатом личике было написано откровенное любопытство и ожидание.
   Такая тактика заставила Алама Уилсона несколько смешаться и покраснеть еще больше.
   - Вы прекрасно знаете, о чем у нас шла речь! - нетерпеливо выпалил он. - Я говорил с ним о женитьбе.
   - Как, неужели вы хотите жениться на моем папочке?!
   - Ну вот, всегда вы так! Вам хорошо надо мной смеяться, а я ведь серьезно говорю, Долли. Ваш отец сказал, что не возражает, если я стану членом вашей семьи. Вам давно известно, как сильно и верно я люблю вас...
   - Как же мне может быть это известно?
   - Но ведь я сам говорю вам. Неужели этого мало?
   - А вы пытались хоть раз доказать мне вашу любовь?
   - Доказать? Дайте мне любое задание - и сами увидите, как я с ним справлюсь.
   - Иными словами, до сих пор вы ничего не сделали?
   - Я не понимаю. Я сделал все, что только мог.
   - А что вы скажете об этом? - и она вытащила из корсета изрядно помятый побег дикого шиповника, что цветет по обочинам дорог в сельской местности. Вам ни о чем не напоминает этот цветок?
   Адам улыбнулся и хотел было ответить, как вдруг брови его грозно нахмурились, губы плотно сжались, а глаза засверкали гневом при виде показавшейся вдали человеческой фигуры, быстро приближающейся к ним. Устремив свой взор в ту же сторону, девушка увидела на тропинке через три поля одетого в черное стройного, худощавого мужчину.
   - Кажется, сюда идет мой добрый друг мистер Элиас Мейсон, - спокойно заметила она.
   - Ваш добрый друг?! - в ярости Адам Уилсон начисто позабыл о сдержанности. - Знаю я, что это за друг! Интересно, какого черта он шляется сюда по вечерам через день?
   - Быть может, он задает себе тот же вопрос, только в отношении вас?
   - Вы полагаете? Хотелось бы мне, в таком случае, чтобы он сам меня спросил. Уж я бы ему ответил, да так, что все очень быстро станет понятно.
   - По-моему, ему уже и так все понятно. Смотрите, он снял шляпу и кланяется мне! - со смехом воскликнула Долли.
   Ее смех стал последней каплей, переполнившей чашу терпения Адама. Стремясь произвести впечатление, он оказался, вместо этого, посмешищем в глазах любимой. Круто развернувшись на каблуках, он обратился к девушке срывающимся от негодования голосом:
   - Отлично, мисс Фостер! Превосходно! Теперь я знаю, наконец, что к чему. Я сюда явился не для того, чтобы потешать вас, так что счастливо вам оставаться, мисс Фостер! - С этими словами молодой человек яростно нахлобучил на голову шляпу и быстрым шагом устремился прочь. Долли провожала его растерянным взглядом, надеясь уловить в удаляющейся фигуре признаки раскаяния, но Адам Уилсон ни разу не оглянулся, а вскоре и вовсе скрылся за ближайшим поворотом.
   Когда девушка снова обернулась, прямо перед ней стоял второй претендент на ее руку и сердце. Он был жилист, худощав и заметно нервничал, что сразу отражалось на его выразительном, скуластом и слегка желтоватом лице.
   - Добрый вечер, мисс Фостер. Сегодня чудесная погода, вот я и решил прогуляться, хотя, должен признаться, никак не рассчитывал на такое везение, что встречу в поле именно вас.
   - Уверена, что отец будет очень рад вас видеть, мистер Мейсон. Вы должны заглянуть к нам в дом и выпить стаканчик парного молока.
   - Благодарю за приглашение, мисс Фостер, но, по правде говоря, мне куда приятней побыть на природе, рядом с вами. Боюсь только, что своим присутствием невольно помешал вашей беседе. Если не ошибаюсь, молодой человек, который только что покинул вас с такой поспешностью, это Адам Уилсон? - мягкая, сдержанная манера выражаться мистера Мейсона странным образом контрастировала с его плотно поджатыми губами и беспокойным взглядом, свидетельствующими о том, что испытываемые им муки ревности, пожалуй, еще сильнее и глубже, чем у его соперника.
   - Вы правы, это был Адам Уилсон, - подтвердила девушка; в поведении и манерах Элиаса незримо присутствовало нечто такое, что не позволяло ей обращаться с ним с той же непринужденностью, с какой она привыкла разговаривать с Адамом.
   - Последнее время я неоднократно замечал здесь это-то господина.
   - Верно. Вы слышали, наверное, что он работает старшим мастером на соседнем карьере?
   - В самом деле? А мне казалось, что его больше привлекает ваше общество, мисс Фостер. Не могу сказать, что упрекаю его за это, поскольку сам грешен в том же, однако хотелось бы все-таки достичь между нами определенного взаимопонимания. Я полагаю, мисс Фостер, что мои истинные чувства не могли укрыться от ваших глаз? Я не ошибся, не правда ли? Я обладаю достаточными средствами и положением, чтобы обеспечить семью. Не согласитесь ли вы стать моей женой, мисс Фостер?
   Долли с превеликой радостью отшутилась бы в ответ на предложение Элиаса, но под пристальным взглядом его горящих глаз у нее начисто пропала всякая охота шутить. Она медленно зашагала по направлению к дому. Элиас безмолвно следовал за ней, покорно ожидая ответа.
   - Вы должны дать мне немного времени на раздумье, мистер Мейсон, сказала, наконец, девушка. - Не зря говорится: "Поспешишь - людей насмешишь". Или вот еще: "Наспех жениться - век мыкаться".
   - Ручаюсь, у вас не будет случая пожалеть об этом!
   - Кто знает? В жизни всякое случается.
   - Я сделаю вас счастливейшей женщиной во всей Англии!
   - Звучит заманчиво. Вы ведь поэт, мистер Мейсон, не так ли?
   - Скажем по-другому: я большой любитель поэзии.
   - Скажите, поэтам нравятся цветы?
   - Мне нравятся. Очень.
   - Тогда, возможно, этот цветок вам что-то скажет, - молвила девушка, протягивая Элиасу все тот же скромный побег шиповника и одновременно вглядываясь с жадным любопытством ему в лицо. Тот принял цветок и благоговейно поднес его к губам.
   - Он говорит о том, как сладостно быть рядом с вами. О, как завидую я ему и как мечтаю оказаться на его месте! - напыщенно произнес телеграфист.
   - Добрый вечер, мистер Мейсон, - раздался вдруг голос фермера Фостера, вышедшего из дома встретить гостя. - А где же мистер... Гм-м-м... Ах, да, конечно... Чай на столе, молодые люди, и вам лучше поторопиться, пока заварка не перестоялась.
   Покидая в тот вечер гостеприимный дом Фостеров, мистер Элиас Мейсон на минуту увлек Долли в сторонку.
   - Я не смогу снова прийти раньше субботы, - сказал он.
   - Мы рады видеть вас в любой день, мистер Мейсон.
   - Я надеюсь получить ваш ответ в субботу.
   - Ах, но я не могу ничего обещать вам заранее.
   - Разумеется, но ведь надеяться вы позволите мне?
   - Ну, этого вам никто не может запретить, - ответила девушка со смешком в голосе; теперь, когда она убедилась в прочности своей власти над этим поклонником, она в значительной мере утратила прежнюю робость и держалась с ним почти так же свободно, как и с Адамом Уилсоном. Она стояла у двери, прислонясь к косяку. Вьющиеся побеги жимолости обрамляли ее легкую, стройную фигурку. Огромный, багрово-красный солнечный диск уже опустился на западе к самой линии горизонта, и лишь верхний край его выглядывал из-за ломаной гряды холмов, заставляя одинокий бук в поле, небольшое стадо коров и удаляющуюся мужскую фигуру отбрасывать бесконечно длинные тени в противоположном направлении. Девушка с усмешкой отметила, как сильно удлинились ноги у тени мистера Мейсона, и каким ничтожным выглядит он сам по сравнению с неотступно следующим за ним гигантом.
   В маленьком палисаднике перед домом слышалось гудение пчел. Припозднившаяся дневная или ранняя ночная бабочка лениво порхала над цветочной клумбой. И еще тысячи и тысячи крохотных существ жужжали и звенели вокруг, каждое занятое устройством собственной судьбы и почитающее себя, вне всякого сомнения, центром мироздания. Впрочем, то же самое можно было отнести и к присутствующей здесь девушке. Правда, комару отмерено природой всего несколько дней, а человеку - долгие годы, но это не мешало каждому из них радоваться жизни в тот теплый летний вечер. На посыпанную гравием дорожку выполз большой жук и целенаправленно побежал куда-то, стремительно перебирая всеми шестью ногами. Жук то и дело спотыкался, наталкивался на препятствия, падал, но каждый раз поднимался вновь, встряхивался и спешил дальше к ему одному ведомой цели в дебрях травяных джунглей. Летучая мышь, неслышно трепеща крыльями, вылетела откуда-то из-за дерева. Легкий ночной ветерок окутал свежим дыханием склон холма, принеся на своих крыльях слабый соленый привкус холодной морской воды. Долли Фостер поежилась и собралась уже вернуться в дом, но тут из коридора вышла ее мать.
   - Билл! - воскликнула она. - Ты чем это здесь занимаешься, негодник?
   Девушка присмотрелась и только сейчас заметила присевшего на корточки под буком бесфамильного батрака. Его желто-коричневое облачение практически сливалось с корой дерева.
   - А ну-ка убирайся отсюда, да поживей! - продолжала вопить миссис Фостер.
   - Что делать надо, хозяйка? - спросил тот, подойдя поближе и покорно склонив голову
   - Ступай, поруби солому на сечку в овине.
   Билл кивнул и удалился шаркающей походкой - ни дать, ни взять, комический персонаж в заляпанных грязью башмаках, подвязанных веревкой штанах и с задубевшей кожей цвета жареного миндаля.
   - Так ты, дочка, выходит, выбрала Элиаса, - сказала мать, обнимая девушку за талию. - То-то я углядела в окошко, как он аж присосался губами к твоему цветочку. Ну, что тебе сказать? Жаль, конечно, Адама. Человек он, хоть и молодой, но вполне самостоятельный и порядочный. Опять же, бант синий носит, и денежки у него на книжке в почтовой конторе имеются. Но ведь должен же кто-то страдать, иначе как можем мы очиститься от скверны греха? Ежели к молоку не приложить рук, так и маслица не попробуешь. Сначала надо его снять, потом взболтать, а после взбить в маслобойке. Так же и с людьми Господь поступает, прежде чем принять их в сонм ангелов. Точно, как при сбивании масла!
   Долли расхохоталась.
   - Да, мамочка, только я еще не выбрала Элиаса. Пока, во всяком случае.
   - Нет? Значит, ты предпочитаешь Адама?
   - Адаму я тоже не дала ответа.
   - Ах, Долли, девочка моя! Ну, почему ты не желаешь слушать советов старших? Сколько можно повторять, что с такими выкрутасами ты потеряешь обоих, только и всего.
   - Успокойся, мамочка, ничего подобного не произойдет. Все в порядке. Но ты ведь должна понимать, как непросто мне приходится. Мне нравится Элиас. Он умеет красиво говорить, всегда такой уверенный и твердо знает, чего он хочет. Но мне нравится и Адам, потому что... Да просто потому, что я отлично знаю, как сильно он меня любит.
   - Ах ты, Господи, да что же мне с тобой делать? Ты же не можешь выйти замуж сразу за обоих, - это все равно, что гнаться за двумя зайцами одновременно.
   - Ты права, матушка, но у меня есть верный способ не ошибиться в выборе. Видишь эту веточку с цветком?
   - Ну и что? Обыкновенный шиповник.
   - А как ты думаешь, где я его нашла?
   - Где-нибудь на обочине, скорее всего.
   - Вот и не угадала! На подоконнике в моей комнате.
   - В самом деле? И когда это было?
   - Сегодня утром. Я встала в шесть часов, смотрю он лежит, свеженький, только сорванный. То же самое случилось вчера и позавчера. Каждое утро на подоконнике появляется новый цветок. Ты правильно сказала, матушка, что в нем нет ничего необычного, другое дело, можно ли считать обычным человека, который день за днем находит в себе силы вставать на рассвете и тайком пробираться к моему окну только ради того, чтобы показать девушке, какое место мысли о ней занимают в его сердце?
   - Ну и кто ж это?
   - Ах, если б я только знала! Думаю, что это Элиас. Ты же знаешь - он поэт, а поэты любят делать подобные приятные сюрпризы.
   - И как же ты собираешься узнать точно?
   - Утром обязательно узнаю. Кто бы это ни был, утром он явится снова. Вот тогда я точно пойму, за кого мне выходить. Скажи, мамочка, отец перед вашей свадьбой когда-нибудь делал что-то похожее для тебя?
   - Как-то не припоминается, доченька. Скажу только, что твой отец всегда был большой любитель поспать.
   - Ну ладно, матушка, можешь больше ни о чем не волноваться. Будь уверена, завтра утром я первым делом расскажу тебе, кто приходил.
   В тот вечер Долли решила разобраться со всеми мелочами, до которых в большом фермерском хозяйстве не всегда доходят руки, вследствие чего они имеют обыкновение быстро накапливаться. Она отполировала темную старомодную мебель в столовой, а затем занялась погребом: расставила по-новому мешки и лари, сосчитала бочонки с сидром, сварила огромный котел малинового варенья и разлила его по банкам, снабдив каждую бумажным ярлыком с датой. Долго еще после того, как большой дом со всеми его обитателями погрузился в сон, хлопотала она по хозяйству, добровольно выполняя порой нудную и грязную, но необходимую работу. Когда со всем было покончено, ночь уже шла на убыль, а Долли едва держалась на ногах от усталости. Она прошла на кухню, разожгла почти совсем угасшую плиту и вскипятила чай. С чашкой в руке она вернулась в свою спальню и пристроилась в уголке, мелкими глотками прихлебывая ароматный напиток и листая старую переплетенную подшивку журнала "В час досуга". Выбранное ей для наблюдения место находилось за оконной занавеской. Отсюда она могла видеть все, сама оставаясь незамеченной.
   За окном забрезжил рассвет, и сразу задул довольно свежий ветер. По окрасившемуся в нежный бледно-голубой цвет небу стремительно неслись гонимые ветром облака. Потоки воздуха то разрывали на части белую кипень облачных масс, то сгоняли рваные клочья обратно в кучу. Белоснежные барашки мчались по небосводу, перегоняя друг дружку и устремляясь нескончаемой чередой с уже зарозовевшего восточного края горизонта в сторону пока еще остающегося в тени западного. А ветер, тем временем, разгулялся не на шутку. Со двора доносился пронзительный посвист, то нарастающий чуть ли не до рева, то понижающийся до едва слышного шелеста. Долли встала и поплотнее укуталась в теплую шаль. Она не успела еще усесться обратно на место, как произошло то, чего она дожидалась всю ночь, разом рассеяв все ее сомнения.
   Окно спальни выходило во внутренний дворик и находилось примерно в восьми футах от земли. Стоящего под окном человека нельзя было увидеть из комнаты, и все же девушка успела заметить достаточно, чтобы узнать все, что ее интересовало. Внезапно и бесшумно в оконном проеме показалась чья-то рука. Пальцы разжались, уронив на подоконник веточку шиповника, и рука тут же исчезла. Все происшедшее не заняло и пары секунд. Долли не успела ни увидеть лица раннего гостя, ни услышать шороха его шагов, зато смогла как следует разглядеть его руку, а больше ей ничего и не требовалось. Со счастливой улыбкой на губах она бросилась в постель, натянула на себя плед и провалилась в глубокий сон.
   Долли проснулась от того, что вошедшая в спальню мать потрясла ее за плечо.
   - Пора завтракать, дочка. Ты вчера замучилась, так что я принесла тебе немного хлеба и кофе. Присядь, будь умницей, и выпей пожалуйста.
   - Спасибо, мамочка. Ты не беспокойся, со мной все в порядке. Я скоро выйду. Ты видишь - мне и одеваться не нужно.
   - Нет, вы только гляньте на эту девчонку! - даже раздеться не соизволила. Так-так-так, а это что у нас такое? Цветочек на подоконнике, чтоб мне лопнуть! Ну и как, солнышко, рассмотрела ты, кто его сюда положил?
   - Да, матушка.
   - Кто же?
   - Это был Адам.
   - Взаправду? Вот уж никогда бы не подумала, что он способен на такое! Ну что ж, Адам - так Адам. Парень он надежный, а это, скажу я тебе, много лучше, чем какой-нибудь умник. Он откуда пришел? Через двор?
   - Нет, он прокрался вдоль стены дома.
   - Как же ты тогда его увидела?
   - А я его не видела.
   - Откуда же ты тогда знаешь, кто это был?
   - Я видела его руку.
   - Ты хочешь сказать, что так хорошо знаешь руку Адама?
   - Матушка, пойми, только слепой не отличит руку Адама от руки Элиаса. Эта рука была смуглой от загара, как кофе, который я пью, тогда как у мистера Мейсона рука белая, как эта чашка, и вся в голубых прожилках от вен.
   - А ведь верно! Так оно и есть, доченька, хотя самой мне ни в жизнь бы не догадаться. Ну ладно, вставай, Долли. Сегодня будет тяжелый день. Вон слышишь, как ветер-то завывает?
   Ветер и в самом деле заметно усилился. С восхода солнца прошло всего несколько часов, а задувший на рассвете свежий бриз перерос за это время в самый настоящий шторм. Оконные ставни надсадно скрипели под его напором. Бросив взгляд во двор, Долли увидела закрученные смерчем и беспорядочно кружащиеся в воздухе обрывки капустных листьев, клочки сена и соломы и прочий мусор.
   - Самый большой стог может вот-вот развалиться, - сообщила мать. - Наши все там, стараются закрепить сено получше. Нет, ну надо же, какой ветрище на нашу голову!
   Стихия действительно разыгралась. Когда Долли спустилась вниз, то с большим трудом смогла выйти на крыльцо. Небо до самого горизонта приобрело зловещий медно-желтый оттенок, над головой завывал в бесовской злобе ветер, стремясь разметать по кусочкам сгрудившиеся в кучу в своем беспорядочном бегстве облака. На ближнем к дому поле фермер Фостер вместе с тремя или четырьмя работниками с помощью жердей и веревок пытался закрепить длинный высоченный стог. Простоволосые, с развевающимися по ветру бородами, метались они вокруг в почти безнадежной попытке спасти сено. Задержав на мгновение взгляд на этой сцене, Долли наклонила голову, пригнула плечи и решительно зашагала против ветра наискосок через поля, придерживая одной рукой соломенную шляпку на голове.
   Рабочим местом Адама Уилсона был строго определенный участок на ближнем к ферме склоне мелового карьера. Туда-то и направила свои стопы девушка. Адам издалека заметил изящную, стройную фигурку с хлопающими на ветру юбками и вьющимися шляпными ленточками и сразу пошел навстречу, забыв даже положить на место белый от мела тяжелый лом, который так и остался у него в руке. Впрочем, следует признать, что молодой человек отнюдь не спешил, всем своим видом изображая несправедливо обиженного и избегая встречаться с девушкой взглядом.
   - Доброе утро, мисс Фостер.
   - Доброе утро, мистер Уилсон. Между прочим, если вы все еще сердитесь на меня, я думаю, мне будет лучше вернуться домой.
   - Я вовсе не сержусь, мисс Фостер. Напротив, я чрезвычайно польщен, что в такую погоду вы сочли возможным заглянуть сюда.
   - Я только хотела сказать вам... Я хотела попросить прощения за вчерашнее. Я, наверное, обидела вас вчера, но поверьте мне, Адам, у меня и в мыслях не было насмехаться над вами. Честное слово! Это у меня просто такая манера разговаривать, вы же знаете. А если вы на меня больше не сердитесь, то это очень благородно и великодушно с вашей стороны.
   - Боже! О чем вы говорите, Долли! - воскликнул Адам, засиявший от радости при таком повороте дел. - Да если бы я не любил вас так сильно, стал бы я волноваться из-за того парня? Какое мне дело, что он там говорит или чем занимается? Если бы только мне твердо знать, что для вас я значу больше, чем он...
   - Но это так, Адам.
   - Благослови вас Господь, Долли, за ваши слова! Если бы вы знали, какую тяжесть сняли с моего сердца! Послушайте, сегодня мне необходимо уехать в Портсмут по делам фирмы, но завтра вечером я к вам обязательно приду.
   - Очень хорошо, Адам. Я буду ждать... Боже! Что там такое?!
   Со стороны фермы донесся душераздирающий треск и грохот, затем послышались отчаянные крики людей.
   - Стог обрушился, и кого-то задавило! - воскликнула Долли и, не сговариваясь, молодые люди бросились бегом вниз по склону к месту происшествия.
   - Папа! Папочка! - задыхаясь, кричала на бегу девушка.
   - С ним все в порядке! - крикнул в ответ ее спутник. - Я вижу его. Лежит кто-то другой. Они поднимают его. А вон кто-то еще бежит, как сумасшедший. За доктором, должно быть.
   Бегущий батрак поравнялся с Адамом и Долли.
   - Не ходите туда, мисси, - закричал он, - не стоит вам смотреть на раненого.
   - Кто ранен?
   - Это Билл. Когда стог начал падать, его задело опорной жердью, да так неудачно - прямо по хребту. Сдается мне, он уже помер, а ежели не помер, то протянет недолго. А меня послали за доктором Стронгом, - с этими словами он вновь пригнул голову и ринулся дальше по дороге.
   - Бедный Билл! Слава Богу, что это не отец!
   Молодые люди как раз добрались до границы поля, на котором произошел несчастный случай. Обвалившийся стог раскинулся по земле бесформенной грудой, из которой торчала длинная толстая жердь, прежде поддерживавшая брезент, которым стог покрывали на случай дождя. Четверо мужчин мелкими шажками продвигались к дому, таща на полусогнутых плечах импровизированные носилки с пятым. Предсмертная бледность не смогла смыть краску глубоко въевшегося в его лицо загара, и со стороны казалось, будто это и не человек вовсе, а большой ком земли, которую он всю жизнь обрабатывал. Раненый не шевелился и переносил муки безмолвно, с тупой покорностью вьючного животного. Та же покорность судьбе читалась во взгляде несчастного, устремленном в пространство из-под полуприкрытых век. Дышал он неровно, но ни крика, ни стона не срывалось с побелевших губ. Было что-то нечеловеческое, почти животное, в этой абсолютной пассивности. За всю свою жизнь он не встретил сочувствия у окружающих и не искал его и теперь, на пороге смерти, больше напоминая в эти минуты сломанный инструмент, чем человеческое существо.