Страница:
Халиане умеют отлично маскироваться, а при нападении они становятся просто неудержимы. В рукопашном бою халиане совершенно непредсказуемы. Халианский воин может сражаться с вами по всем правилам, лицом к лицу, но может и напасть исподтишка. В тактическом плане невозможно предугадать, чего от них ждать в следующий момент.
Халиане быстро отказались от тактики группового боя, это был не их стиль. Как оказалось, хорьки были настоящими индивидуалистами, их поведение в бою напоминало мне истории о норвежских берсерках – они фантастически владели ручным огнестрельным и холодным оружием. Только наиболее опытные фехтовальщики среди людей могли выстоять против халианского воина, вооруженного мечом с волнообразным лезвием. Во время наших рейдов они выскакивали перед нами неожиданно, как из-под земли. Желая вывести из строя как можно больше людей, хорьки бросали бомбы из городских переулков и доставляли нам гораздо больше неприятностей, чем мы первоначально рассчитывали. Собственно говоря, они доставляли нам столько неприятностей, что оккупация Цели начала серьезно беспокоить руководство Флота, которому не слишком нравилось бомбардировать свои родные планеты реляциями о потерях. На планете было задействовано более десятка бригад. И если бы в дальнейшем ситуация не сложилась слишком уж драматично, то могла бы возникнуть опасность, что десантные войска Альянса будут полностью исчерпаны.
В нашей борьбе нам сильно мешала реакция местного населения. Они не были врагами. Но не были также и друзьями и не мешали свободному передвижению халиан, а часто даже прятали их. Нидийцы не любили халиан, но и не предавали их. Позднее я понял причину такого поведения.
Борьба велась безжалостная и бескомпромиссная, как в городах и селениях, так и за их пределами. Напряжение было столь велико, что возникла опасность отзыва войск командованием Флота – цифра потерь начала выглядеть угрожающе, если не в наших глазах, то по крайней мере в глазах населения планет. А в конце концов именно люди голосовали за бюджет Флота. И если они решат, что операция проводится плохо, политиканы уйдут в кусты. Они могут решить пожертвовать стратегическими интересами и поспешно отступить, надеясь одержать быструю и бескровную победу где-нибудь в другом месте.
К несчастью, войны вовсе не обязательно выигрываются стороной, понесшей наименьшие потери Некоторые величайшие победы прошлого были выиграны той армией, которая сумела дольше продержаться на поле битвы, которая, несмотря на потери, сохранила монолитность. Кроме того, иногда войны проигрывались из-за нерешительности некоторых людей, примером чему могут служить карфагенские купцы, слишком долго медлившие с поддержкой Ганнибала.
Проблема эта не простая, поскольку задиристости и упрямства здесь недостаточно. Вы должны понимать, когда нужно отступить, а когда ударить всеми силами. Нужен недюжинный ум, чтобы понять, когда следует уклоняться от сражения, подобно Фабию Медлительному, а когда и ударить изо всех сил, как поступил под стенами Карфагена его преемник, Сципион Африканский.
Они оба были великими военачальниками и оба спасли Рим – один тем, что не стесняясь медлил, когда это было необходимо, другой же наоборот тем, что когда для этого настало время, не мешкая, довел дело до победы.
Мы находились на линии фронта, проходившей везде и в то же время нигде, и чувствовали, что за эту планету стоит сражаться. Это можно было понять хотя бы по тому ожесточению, с которым боролись против нас халиане. Никаких конкретных признаков не было, ничего такого, что можно было бы просчитать на компьютере, но несмотря на это, невозможно отделаться от ощущения, что назревают какие-то важные события, нечто поначалу трудно определимое, что может, однако, оказаться стоящим всех трудов. И мы также чувствовали, что идет война характеров и окончательную победу одержит та сторона, которая проявит большее стремление к исполнению своей воли.
Поэтому не афишировался тот факт, что время работает против нас. Мы умудрялись тянуть это самое время, скрывая от Земли свои потери и похваляясь фальшивыми победами. Было такое ощущение, что здесь, на этой отдаленной планете, мы наблюдаем столкновение интересов, от которого зависит расцвет или закат целых биологических видов.
Как оказалось, поведение гильдий птицечеловеков являлось критическим фактором. Они откровенно сомневались, стоит ли им менять правление халиан на наше. Вопрос стоял именно так. Сперва мы честно хотели пообещать им свободу, но потом поняли, что не можем этого сделать и нужно честно сказать им правду. Альянс должен овладеть планетой, по крайней мере на ближайшее будущее, это было слишком важно для нас. Из-за многолетнего присутствия здесь халиан мы могли многое о них узнать. Цель являлась последним известным нам сборным пунктом халианских налетчиков, именно здесь предполагалось отыскать следы, которые могли бы навести нас на их родной мир, планету, питающую их силы, образно выражаясь, голову змея, которую мы могли бы наконец-то отсечь. И чтобы добиться этого, мы должны были отыскать на Цели разгадку тайны Халии. И, как оказалось, ключ к ней дал в конце концов именно птицечеловек.
Когда я повстречался с молодым нидийцем по имени Цк Отаи, которого окрестил про себя Дятлом, миновало уже два месяца со дня нашей высадки на Цель. Он был выше большинства своих соотечественников, голову его украшал красный гребень, встававший дыбом при малейшем возбуждении. Дятел был Мастером в Гильдии Лудильщиков. Понимая, что для столь молодой особи это являлось значительным достижением, я поздравил его с подобным рангом.
– Многие члены Гильдии не хотели присуждать мне звание Мастера, – ответил он, – но я продемонстрировал свое мастерство в Семи Манипуляциях и Трех Способах Соединения Материалов перед лицом всех собравшихся Мастеров. Так что у них не было другого выхода. Но они заставили меня дорого заплатить за такую честь.
– Каким образом? – поинтересовался я.
Отаи рассказал мне, что его родина находится примерно в трехстах километрах отсюда, возле границы Карнаянской пустыни – страны невысоких холмов и каменистых лощин. Это было любимое место для скрывающихся халианских головорезов, в этих выжженных солнцем каменных лабиринтах их невозможно обнаружить. Нерегулярные халианские соединения время от времени навещали нидийцев и на манер всех бандитов требовали от них продовольствия. Но в один прекрасный день одна халианская банда явилась к нидийцам с совсем иным требованием, им понадобился Мастер-Лудильщик для того, чтобы помочь в починке оборудования.
– И выбрали вас? – догадался я.
– Против моего желания.
– Но мне казалось, что члены гильдий свободны в выборе работы или отказе от нее?
– Обычно так и бывает. Но в этом случае халиане сослались на вассальные обязательства, и Старейшины Гильдии подчинились. Но они должны были бросить жребий между всеми вместо того, чтобы просто приказать мне. Я ведь самый молодой.
– А что такое вассальные обязательства? – спросил я.
– На некоторый период времени господин может потребовать от Гильдии определенных услуг.
– Но халиане не ваши господа, – возразил я. – Теперь уже не господа.
– Это верно. Но они были вооружены и озлоблены, а вы, люди Альянса, находились далеко, поэтому мы решили не поднимать этот вопрос.
– Значит, они забрали вас с собой?
– Конечно. На свою секретную базу. Там я занимался несложными паяльными работами, к которым сами халиане, кажется, не очень способны, изготавливал всякие несложные вещи, вроде дверей на петлях и, в ожидании дня освобождения, терпеливо сносил их грубое и буйное поведение.
– Но так как вы сейчас находитесь в нашем лагере, – сказал я, – этот день, по-видимому, уже наступил.
Дятел уныло покачал головой.
– Они дали мне недельный отпуск для того, чтобы я смог привести в порядок свои домашние дела. Но как бы ни была ненавистна для меня эта мысль, мне придется вернуться к ним.
– Но зачем возвращаться? – спросил я – Здесь они ничего не смогут вам сделать.
– Вы не понимаете. Гильдия поручилась за меня. Если я не вернусь, как обещал, они должны будут послать кого-либо другого. В таком случае меня исключат из Гильдии.
– А почему бы вам не заняться чем-то новым? – спросил я его.
Он покачал головой.
– Если бы я даже и хотел этого, что не соответствует истине, такой поступок просто невозможен Мы, нидийцы, с рождения принадлежим каждый к своей Гильдии. На того, кто не состоит в Гильдии, смотрят, как на конченого. Он обречен на жизнь в одиночестве, должен держаться подальше от своих сородичей. На меня больше не взглянула бы ни одна женщина. Мои дети, если бы они у меня были, отреклись бы от меня.
– Есть ли какой-либо выход? – спросил я.
– Только один. Халиане должны сами аннулировать контракт. Но контракт считается недействительным, если потребовавший от меня службы начальник халиан умрет.
Я взвесил все обстоятельства.
– Но вы, конечно, не можете убить его сами, правда?
Дятел коротко рассмеялся.
– Чтобы я убил Тостига Истребителя Людей, начальника военной базы, с которым связан контрактом? Это невозможно! Убивать разрешено только членам Гильдии Не Имеющей Гнезда, а они отказали мне.
– И вы пришли с этой просьбой ко мне.
– Убивать халиан – ваша работа. Вы сами достаточно часто повторяли нам это.
Я задумался, и мысли мои отнюдь не отличались приятностью. Я не слишком доверял этим птицечеловекам, помогавшим нам с неохотой и казавшимся больше привязанными к своим кровожадным хозяевам, чем к нам. Возможность предательства в данном случае ни в коем случае нельзя было недооценивать. Путь до Карнаянской пустыни был неблизок и проходил по весьма пересеченной местности, дававшей предупрежденному врагу массу возможностей устроить засаду. Мне не было бы оправдания, если бы я повел своих людей в такую даль, тем более при столь подозрительных обстоятельствах.
Поэтому я собрался было отказать Дятлу. Но потом он прибавил еще кое-что, и мое решение изменилось.
– Я также смогу показать вам, – сказал он, – место, где халиане ремонтируют свои космические корабли.
Это сообщение крайне заинтересовало меня. Местонахождение халианских заводов, воинских арсеналов и ремонтных мастерских до сих пор оставалось для нас тайной, которую мы пытались раскрыть с самого момента приземления. Мы разрушили их космопорт, но корабли халиан все равно время от времени совершали внезапные налеты. И исчезали раньше, чем мы могли проследить их путь, и приземлялись где-то в пустыне, занимавшей большую часть планеты.
– А вы видели это место? – спросил я.
Он утвердительно закудахтал.
– Да, я его видел. И оно огромное, просто огромное.
– Тогда скажите, где оно, – сказал я, – и мы пошлем туда наш Флот.
– Я не смог бы этого сделать, если бы даже и захотел, – ответил Дятел. – Оно находится где-то в Карнаянской пустыне, и я могу отыскать его, но ничего не понимаю в картах. Кроме того, чтобы потребовать расторжения договора, я должен лично убедиться, что Тостиг Истребитель Людей мертв.
Я еще раз обдумал все. Если все, что говорит этот тип, правда, то это дело первостепенной важности. К тому же нельзя не учитывать возможность уничтожения крупной банды халиан. Такая операция могла стать началом конца тяжелой войны на планете. А если к тому же мне удастся обнаружить дислокацию их заводов и баз, то дело стоит того, чтобы рискнуть.
Оставлять моих людей в неведении не стоило. Все равно, вся операция должна носить исключительно разведывательный характер и должна быть тайной и засекреченной. Ведь надо лишь найти это место и вернуться. Это работа для одного человека и проводника.
Кроме того, у меня зародилась мысль, что если я убью халианского командира, это тоже окажется неплохим ударом по врагу.
– Подождите меня здесь, – сказал я Дятлу – Я вернусь через час. И скажите, Отаи, вы верите в Верховное Существо?
– Конечно, – сказал он, – Бога моей Гильдии зовут Залатак.
– Так вот, если вы мне солгали, вам не поможет даже Залатак, – добавил я весьма, как надеялся, убедительным тоном.
Четырьмя днями позже мы, Дятел и я, углубившись на несколько сот километров в Карнаянскую пустыню, разбили лагерь на дне пересохшей реки. Какое-то расстояние мы преодолели на легком скутере, передвигаясь в основном ночью на высоте нескольких метров над землей, дабы нас не обнаружили.
Спрятав аппарат близ границы Карнаяна, дальше мы пошли пешком. Наш путь пролегал по каменистой дикой местности – пустынному плоскогорью – до самого горизонта простирались нагромождения скал и окаменелых глиняных наростов Нас терзал не на мгновение не стихавший ветер, услаждавший наш слух душераздирающими завываниями. А когда с юга налетела внезапная песчаная буря, я возблагодарил Бога за то, что он надоумил меня захватить защитные очки. Командование отрядом я оставил на Гидеона, взяв с него клятву хранить в тайне цель моего путешествия. Узнав, куда я направляюсь, он немедленно выразил желание присоединиться и привел в пользу такого решения несколько весьма веских аргументов. Когда же я решительно отказался от его услуг, Гидеон обвинил меня в желании присвоить всю славу. Но, разумеется, дело обстояло совсем не так. У меня имелись опасения, что я затеял глупое и совершенно безнадежное предприятие, а потому решил не рисковать жизнью своих людей.
Мы с Дятлом часто беседовали о халианах. Хотя он все время твердил, что презирает их, в его тоне тем не менее ощущалась какая-то завистливая почтительность. Тогда как при упоминании о нас, людях, в его голосе сквозило нечто среднее между насмешкой и презрением. Я и раньше замечал такое отношение к людям и у других нидийцев и приписывал это просто их упрямству. Но теперь мне это несколько поднадоело, и я решил наконец-то выяснить все, что мне хотелось знать о халианах и их способностях к управлению.
– Отаи, – сказал я, – мне кажется, что ты и все твое племя странно противоречите сами себе. С одной стороны, вы постоянно говорите о том, как презираете халиан. С другой стороны – ваши слова звучат так, будто вы видите в них нечто особенное. Отаи, давай поговорим начистоту. Что, по твоему мнению, такого особенного в расе, которую вы именуете "Карлики, у которых слишком много зубов".
– Очевидно, – ответил Отаи, – что пануа – существа презренные и ненавистные. Но не менее очевидно и то, что они обладают фейи.
– А что такое фейи?
– Фейи – это качество, ставящее одну личность или живое существо выше или ниже других.
– Но раньше я никогда не слышал этого выражения. Часто оно употребляется среди твоего народа?
– Да, мы много думаем о нем, вернее, многое рассматриваем с этой точки зрения. Вероятно, в разговоре с вами, людьми, никто не упоминал его, чтобы не затронуть ваши чувства.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Просто у вас, людей, очень мало фейи.
Я почувствовал приступ неконтролируемой ярости. Как этот двухметровый цыпленок с дурацким красным гребнем на маленькой глупой башке осмеливается говорить, что у нас, людей, мало фейи. С трудом взяв себя в руки, я спросил:
– А как насчет халиан? Не хочешь ли ты сказать, что у них есть фейи, а у нас нет?
– Разумеется. Но не стоит так на меня сердиться. Я не виноват, что все обстоит именно так. Хотите того вы или нет, в отношении фейи халиане имеют очевидное преимущество.
– Расскажи мне поподробнее, – стиснув зубы потребовал я.
– Просто они пробыли на нашей планете пятьдесят лет, – ответил Отаи. – У них было время изучить нас не только то, что мы считаем нормальным и не скрываем, но и то, что нам не нравится.
– Приведи пример.
– Возьми хотя бы то, что вы выставляете руки полностью напоказ, как простые хороджи. Разве вы не заметили, что никто из нас не делает этого? А халиане не только прикрывают свои локти, но, выходя на улицу, надевают подобающие высокому рангу синие нарукавники анараджи.
– И это действительно так важно?
– Конечно. И не столько это, сколько совокупный эффект подобных вещей. Нарукавники анараджи, малиновая краска для век, которую мы называем торианг и множество других вещей, таких как хелиго-дан, вастиис, молокация, и это еще далеко не все. Халиане изучили наши ценности, ввели их в обиход и подняли свой фейи настолько, что возвысились выше уровня простых смертных, до статуса богоподобных. Именно потому мы продолжаем уважать их, несмотря на теперешнюю слабость халиан. Мы, нидийцы из гильдий, не любим предавать богоподобных существ. Это может принести неудачу.
С помощью Дятла я составил список вещей, придающих индивидууму фейи. Все они относились к одежде или окраске. Халиане использовали их, а мы нет. Этим и объяснялся наш низкий статус на этой планете и престиж презираемых халиан. Мое путешествие уже начинало приносить пользу. Я не сомневался в том, что когда смогу рассказать об этом полковнику, он исправит положение.
Однако одна вещь в фейи по-прежнему озадачивала меня.
– Но если для этого не требуется больше ничего, то почему все нидийцы не поднимают свой статус? Все кажется достаточно простым. Например оранжевое ачики, знак сословия младшего дворянства? Ведь это всего лишь предмет туалета и две полоски кожи, обвязанные вокруг левой ноги.
– Мы никак не можем сделать этого, – сказал Дятел – Статус передается по наследству, либо присуждается за заслуги перед Гильдией, либо дается по праву на-аринджи.
– А это еще что такое? – спросил я.
– На-аринджи обозначает божественное непреодолимое побуждение. Имитировать его нельзя.
Я не стал переубеждать его. Халиане неплохо воспользовались доктриной на-аринджи, нам она тоже пригодится. Этим и объяснялись наш низкий статус на Цели и неизменность престижа халиан. Как только я доберусь до штаба, все станет совсем по-другому.
А теперь пора подумать и о других вещах. Если верить Дятлу, мы находились в шести часах ходу от лагеря халиан и их секретного космического производства, что бы оно из себя ни представляло.
Ночь выдалась темная. Ледяной ветер свирепо хлестал по лицу. Вот уже несколько часов мы упорно, ни на минуту не останавливаясь, продвигались вперед. Пройдя через узкую щель меж базальтовых столбов, ощутив рассыпающуюся под ногами мелкую гальку, мы вышли к длинному, уходящему куда-то вниз каньону, и начали спуск. Я не спрашивал Дятла, сколько нам еще идти, но по его нервозности, по тому, как ерошились перья на хвосте, я понимал, что уже недолго. Мы спустились в каньон, пересекли его, и Дятел начал оглядываться вокруг в поисках ориентиров. Чтобы помочь ему определиться на местности, я рискнул посветить узким лучом фонарика. Казалось, Дятел сомневался. Наконец он сказал:
– Вот!
Проход вел куда-то между полуобвалившимися базальтовыми столбами. Миновав их, мы обнаружили грубо вырубленные в скале ступеньки, ведущие вниз.
Спуск был довольно долгим, по моим прикидкам мы опустились на несколько сот метров. Дятел" вел меня по коридору, залитому тусклым светом ламп. Дойдя до конца тоннеля, мы повернули за угол, и я резко остановился – мы оказались на краю обрыва.
Убедившись, что падение мне не угрожает, я взглянул вперед и остолбенел. Мы находились в невообразимо огромной пещере, залитой призрачным зеленым светом, вызванным природной люминесценцией скальной породы. Под нависающим каменным сводом пещера тянулась несколько хватало глаз – бесконечность, оформленная в грубые рамки, единство противоположностей свободного пространства и камня.
А на дне пещеры, во всем великолепии промышленной архитектуры символом технологической мощи, покоились космические корабли. Поначалу мне бросились в глаза только их округлые металлические, серые и голубые корпуса, на которых мерцали блики отраженного света. И только потом я обратил внимание, что корабли расположены абсолютно беспорядочно, как попало. Словно на свалке.
Однако времени на то, чтобы осмыслить свои впечатления от этого ошеломляющего открытия, у меня не оказалось. Краем глаза я заметил, как Дятел отступил назад, и это меня слегка насторожило. Схватившись за лучевой пистолет, я обернулся. Со всех сторон на меня надвигались отделившиеся от стен тени. В полумраке пещеры сверкнули острозубые пасти, я отчаянно попытался снять пистолет с предохранителя, но было уже слишком поздно. Что-то тяжелое ударило мне в висок, я понял, что падаю, но потерял сознание еще до того, как ударился об землю.
Когда я очнулся, первым моим чувством было удивление. Неужели я все еще жив? Но как только я вспомнил, что халиане берут пленных исключительно для того, чтобы пополнить запасы свежего мяса, чувство благодарности судьбе уступило место более неприятным эмоциям. Хорьки – исключительно плотоядные твари, и по слухам их пристрастия в пище напоминают вкусы земных леопардов и гиен. В ранние периоды своей истории, до тех пор, пока у них не развилось сознание расовой идентичности, они были каннибалами. Теперь же халиане, как и мы, люди, предпочитают пожирать плоть других видов и обычно любят свежее, еще с кровью, мясо только что убитых экземпляров, содержащее придающую силу ману. Но у этого пристрастия к свежему мясу есть и конкурент, ведь еще с первобытных времен у халиан осталась любовь к мясу "с душком", то есть к подгнившему. Они высоко оценили бы старый земной рецепт тушеного зайца, согласно которому тушку держат в горшке до тех пор, пока она не начинает разваливаться от одного прикосновения. Таким образом, в данном случае гнилость и нежность являются синонимами. Я от души понадеялся, что мне не уготована подобная судьба.
Сейчас я сидел на земле в помещении наподобие пещеры, лодыжки связаны веревкой, другой конец которой обвивал железную скобу в стене. Осмотрев узел, я убедился, что его нетрудно развязать, но, вовремя вспомнив рассказы о том, что ничто не доставляет халианам большего наслаждения, чем обнаружить, что их живой запас продовольствия попытался сбежать из клетки, не стал этого делать. По нашим сведениям, подобные попытки неизменно пресекаются, и несчастная жертва отдается для игр халианам-щенкам, а потом, полумертвая от ран, вновь привязывается, дабы дождаться-таки участи живой закуски.
Таким образом, я сидел на земле и оплакивал свою несчастную судьбу. Спустя некоторое время меня пришли проведать три халианских воина. Все они были невысоки ростом и одеты в короткие, разноцветные одежды, наподобие шотландских юбок. Позднее я узнал, что цвета определяли принадлежность к какому-либо воинскому подразделению. На узкой груди каждого крест-накрест висела затянутая на поясе портупея, на которой болталось великое множество самого разнообразного оружия – мечи и кинжалы, различные ножи и плети, аркан и несколько видов огнестрельного оружия. Они что-то затарабанили мне на своем лающем языке, потом, убедившись, что я их не понимаю, начали завывать в унисон, пока не прибежал Дятел в качестве переводчика.
– Они требуют, чтобы ты встал. Они развяжут веревку. Ты должен пойти с ними. Будет лучше, если ты сделаешь, что они говорят. Их еще не кормили, и любой жест непослушания может спровоцировать голодную ярость. Это не слишком приятное зрелище, особенно, если объектом их аппетита являешься ты сам.
– Скажи, что они могут не бояться, – с горечью ответил я. – Все это ведь твоя работа, Отаи, не так ли?
– Да. Но не думай обо мне плохо. Я был вынужден сделать это, я ведь дал Обет Гильдии, а подчиняться ему – самый святой долг для каждого нидийца.
– Не понимаю, о чем ты толкуешь, – буркнул я. Но прежде, чем Отаи смог мне сказать еще что-нибудь, халианские воины уже развязали меня, и, издавая короткие лающие крики, потащили за собой на веревке, которую обвязали вокруг моей шеи.
Мои охранники волокли меня извилистыми подземными коридорами, все время обмениваясь лаем и воем, без сомнения обсуждая, как лучше меня съесть. Они привели меня в большую, вырубленную в скале комнату, и один из них, немного говоривший по-английски, передней лапой указал на стул.
– Сидеть! – сказал он. – Не двигаться! Тостиг, он идти.
Я сел. Охрана ушла. Оглядевшись вокруг, я не обнаружил ничего, что можно было бы использовать как оружие. Да и момент для того, чтобы попытаться что-либо предпринять, был не слишком удачный. Я от души надеялся, что в будущем мне подвернется возможность получше. Если, конечно, у меня есть будущее. Оставалось только сидеть и ждать этого Тостига. Он, без сомнения, хотел отведать, каков я на вкус и подхожу ли для праздничного ужина.
Спустя некоторое время в комнату вошел халианский воин.
– Здравствуйте, меня зовут Тостиг, – произнес он на хорошем, почти без акцента, английском языке Тостиг был выше ростом, чем другие. На его юбке имелась пурпурная кайма, а портупея была отделана серебром. Он помахивал офицерской тростью, а его уверенное поведение выдавало в нем лидера.
– Я капитан Иуда бен Иуда, – представился я.
– Весьма рад, – ответил Тостиг. Он швырнул свой меч в ножнах в угол, сорвал боевые рукавицы, отправил их вслед за мечом и беззаботно опустился на кушетку. Потом зевнул, потянулся, скинул башмаки и выпустил когти.
– Знаете, – сказал он, – чертовски трудно сшить башмаки, которые хорошо сидели бы на лапе. Когти дают о себе знать.
Халиане быстро отказались от тактики группового боя, это был не их стиль. Как оказалось, хорьки были настоящими индивидуалистами, их поведение в бою напоминало мне истории о норвежских берсерках – они фантастически владели ручным огнестрельным и холодным оружием. Только наиболее опытные фехтовальщики среди людей могли выстоять против халианского воина, вооруженного мечом с волнообразным лезвием. Во время наших рейдов они выскакивали перед нами неожиданно, как из-под земли. Желая вывести из строя как можно больше людей, хорьки бросали бомбы из городских переулков и доставляли нам гораздо больше неприятностей, чем мы первоначально рассчитывали. Собственно говоря, они доставляли нам столько неприятностей, что оккупация Цели начала серьезно беспокоить руководство Флота, которому не слишком нравилось бомбардировать свои родные планеты реляциями о потерях. На планете было задействовано более десятка бригад. И если бы в дальнейшем ситуация не сложилась слишком уж драматично, то могла бы возникнуть опасность, что десантные войска Альянса будут полностью исчерпаны.
В нашей борьбе нам сильно мешала реакция местного населения. Они не были врагами. Но не были также и друзьями и не мешали свободному передвижению халиан, а часто даже прятали их. Нидийцы не любили халиан, но и не предавали их. Позднее я понял причину такого поведения.
Борьба велась безжалостная и бескомпромиссная, как в городах и селениях, так и за их пределами. Напряжение было столь велико, что возникла опасность отзыва войск командованием Флота – цифра потерь начала выглядеть угрожающе, если не в наших глазах, то по крайней мере в глазах населения планет. А в конце концов именно люди голосовали за бюджет Флота. И если они решат, что операция проводится плохо, политиканы уйдут в кусты. Они могут решить пожертвовать стратегическими интересами и поспешно отступить, надеясь одержать быструю и бескровную победу где-нибудь в другом месте.
К несчастью, войны вовсе не обязательно выигрываются стороной, понесшей наименьшие потери Некоторые величайшие победы прошлого были выиграны той армией, которая сумела дольше продержаться на поле битвы, которая, несмотря на потери, сохранила монолитность. Кроме того, иногда войны проигрывались из-за нерешительности некоторых людей, примером чему могут служить карфагенские купцы, слишком долго медлившие с поддержкой Ганнибала.
Проблема эта не простая, поскольку задиристости и упрямства здесь недостаточно. Вы должны понимать, когда нужно отступить, а когда ударить всеми силами. Нужен недюжинный ум, чтобы понять, когда следует уклоняться от сражения, подобно Фабию Медлительному, а когда и ударить изо всех сил, как поступил под стенами Карфагена его преемник, Сципион Африканский.
Они оба были великими военачальниками и оба спасли Рим – один тем, что не стесняясь медлил, когда это было необходимо, другой же наоборот тем, что когда для этого настало время, не мешкая, довел дело до победы.
Мы находились на линии фронта, проходившей везде и в то же время нигде, и чувствовали, что за эту планету стоит сражаться. Это можно было понять хотя бы по тому ожесточению, с которым боролись против нас халиане. Никаких конкретных признаков не было, ничего такого, что можно было бы просчитать на компьютере, но несмотря на это, невозможно отделаться от ощущения, что назревают какие-то важные события, нечто поначалу трудно определимое, что может, однако, оказаться стоящим всех трудов. И мы также чувствовали, что идет война характеров и окончательную победу одержит та сторона, которая проявит большее стремление к исполнению своей воли.
Поэтому не афишировался тот факт, что время работает против нас. Мы умудрялись тянуть это самое время, скрывая от Земли свои потери и похваляясь фальшивыми победами. Было такое ощущение, что здесь, на этой отдаленной планете, мы наблюдаем столкновение интересов, от которого зависит расцвет или закат целых биологических видов.
Как оказалось, поведение гильдий птицечеловеков являлось критическим фактором. Они откровенно сомневались, стоит ли им менять правление халиан на наше. Вопрос стоял именно так. Сперва мы честно хотели пообещать им свободу, но потом поняли, что не можем этого сделать и нужно честно сказать им правду. Альянс должен овладеть планетой, по крайней мере на ближайшее будущее, это было слишком важно для нас. Из-за многолетнего присутствия здесь халиан мы могли многое о них узнать. Цель являлась последним известным нам сборным пунктом халианских налетчиков, именно здесь предполагалось отыскать следы, которые могли бы навести нас на их родной мир, планету, питающую их силы, образно выражаясь, голову змея, которую мы могли бы наконец-то отсечь. И чтобы добиться этого, мы должны были отыскать на Цели разгадку тайны Халии. И, как оказалось, ключ к ней дал в конце концов именно птицечеловек.
Когда я повстречался с молодым нидийцем по имени Цк Отаи, которого окрестил про себя Дятлом, миновало уже два месяца со дня нашей высадки на Цель. Он был выше большинства своих соотечественников, голову его украшал красный гребень, встававший дыбом при малейшем возбуждении. Дятел был Мастером в Гильдии Лудильщиков. Понимая, что для столь молодой особи это являлось значительным достижением, я поздравил его с подобным рангом.
– Многие члены Гильдии не хотели присуждать мне звание Мастера, – ответил он, – но я продемонстрировал свое мастерство в Семи Манипуляциях и Трех Способах Соединения Материалов перед лицом всех собравшихся Мастеров. Так что у них не было другого выхода. Но они заставили меня дорого заплатить за такую честь.
– Каким образом? – поинтересовался я.
Отаи рассказал мне, что его родина находится примерно в трехстах километрах отсюда, возле границы Карнаянской пустыни – страны невысоких холмов и каменистых лощин. Это было любимое место для скрывающихся халианских головорезов, в этих выжженных солнцем каменных лабиринтах их невозможно обнаружить. Нерегулярные халианские соединения время от времени навещали нидийцев и на манер всех бандитов требовали от них продовольствия. Но в один прекрасный день одна халианская банда явилась к нидийцам с совсем иным требованием, им понадобился Мастер-Лудильщик для того, чтобы помочь в починке оборудования.
– И выбрали вас? – догадался я.
– Против моего желания.
– Но мне казалось, что члены гильдий свободны в выборе работы или отказе от нее?
– Обычно так и бывает. Но в этом случае халиане сослались на вассальные обязательства, и Старейшины Гильдии подчинились. Но они должны были бросить жребий между всеми вместо того, чтобы просто приказать мне. Я ведь самый молодой.
– А что такое вассальные обязательства? – спросил я.
– На некоторый период времени господин может потребовать от Гильдии определенных услуг.
– Но халиане не ваши господа, – возразил я. – Теперь уже не господа.
– Это верно. Но они были вооружены и озлоблены, а вы, люди Альянса, находились далеко, поэтому мы решили не поднимать этот вопрос.
– Значит, они забрали вас с собой?
– Конечно. На свою секретную базу. Там я занимался несложными паяльными работами, к которым сами халиане, кажется, не очень способны, изготавливал всякие несложные вещи, вроде дверей на петлях и, в ожидании дня освобождения, терпеливо сносил их грубое и буйное поведение.
– Но так как вы сейчас находитесь в нашем лагере, – сказал я, – этот день, по-видимому, уже наступил.
Дятел уныло покачал головой.
– Они дали мне недельный отпуск для того, чтобы я смог привести в порядок свои домашние дела. Но как бы ни была ненавистна для меня эта мысль, мне придется вернуться к ним.
– Но зачем возвращаться? – спросил я – Здесь они ничего не смогут вам сделать.
– Вы не понимаете. Гильдия поручилась за меня. Если я не вернусь, как обещал, они должны будут послать кого-либо другого. В таком случае меня исключат из Гильдии.
– А почему бы вам не заняться чем-то новым? – спросил я его.
Он покачал головой.
– Если бы я даже и хотел этого, что не соответствует истине, такой поступок просто невозможен Мы, нидийцы, с рождения принадлежим каждый к своей Гильдии. На того, кто не состоит в Гильдии, смотрят, как на конченого. Он обречен на жизнь в одиночестве, должен держаться подальше от своих сородичей. На меня больше не взглянула бы ни одна женщина. Мои дети, если бы они у меня были, отреклись бы от меня.
– Есть ли какой-либо выход? – спросил я.
– Только один. Халиане должны сами аннулировать контракт. Но контракт считается недействительным, если потребовавший от меня службы начальник халиан умрет.
Я взвесил все обстоятельства.
– Но вы, конечно, не можете убить его сами, правда?
Дятел коротко рассмеялся.
– Чтобы я убил Тостига Истребителя Людей, начальника военной базы, с которым связан контрактом? Это невозможно! Убивать разрешено только членам Гильдии Не Имеющей Гнезда, а они отказали мне.
– И вы пришли с этой просьбой ко мне.
– Убивать халиан – ваша работа. Вы сами достаточно часто повторяли нам это.
Я задумался, и мысли мои отнюдь не отличались приятностью. Я не слишком доверял этим птицечеловекам, помогавшим нам с неохотой и казавшимся больше привязанными к своим кровожадным хозяевам, чем к нам. Возможность предательства в данном случае ни в коем случае нельзя было недооценивать. Путь до Карнаянской пустыни был неблизок и проходил по весьма пересеченной местности, дававшей предупрежденному врагу массу возможностей устроить засаду. Мне не было бы оправдания, если бы я повел своих людей в такую даль, тем более при столь подозрительных обстоятельствах.
Поэтому я собрался было отказать Дятлу. Но потом он прибавил еще кое-что, и мое решение изменилось.
– Я также смогу показать вам, – сказал он, – место, где халиане ремонтируют свои космические корабли.
Это сообщение крайне заинтересовало меня. Местонахождение халианских заводов, воинских арсеналов и ремонтных мастерских до сих пор оставалось для нас тайной, которую мы пытались раскрыть с самого момента приземления. Мы разрушили их космопорт, но корабли халиан все равно время от времени совершали внезапные налеты. И исчезали раньше, чем мы могли проследить их путь, и приземлялись где-то в пустыне, занимавшей большую часть планеты.
– А вы видели это место? – спросил я.
Он утвердительно закудахтал.
– Да, я его видел. И оно огромное, просто огромное.
– Тогда скажите, где оно, – сказал я, – и мы пошлем туда наш Флот.
– Я не смог бы этого сделать, если бы даже и захотел, – ответил Дятел. – Оно находится где-то в Карнаянской пустыне, и я могу отыскать его, но ничего не понимаю в картах. Кроме того, чтобы потребовать расторжения договора, я должен лично убедиться, что Тостиг Истребитель Людей мертв.
Я еще раз обдумал все. Если все, что говорит этот тип, правда, то это дело первостепенной важности. К тому же нельзя не учитывать возможность уничтожения крупной банды халиан. Такая операция могла стать началом конца тяжелой войны на планете. А если к тому же мне удастся обнаружить дислокацию их заводов и баз, то дело стоит того, чтобы рискнуть.
Оставлять моих людей в неведении не стоило. Все равно, вся операция должна носить исключительно разведывательный характер и должна быть тайной и засекреченной. Ведь надо лишь найти это место и вернуться. Это работа для одного человека и проводника.
Кроме того, у меня зародилась мысль, что если я убью халианского командира, это тоже окажется неплохим ударом по врагу.
– Подождите меня здесь, – сказал я Дятлу – Я вернусь через час. И скажите, Отаи, вы верите в Верховное Существо?
– Конечно, – сказал он, – Бога моей Гильдии зовут Залатак.
– Так вот, если вы мне солгали, вам не поможет даже Залатак, – добавил я весьма, как надеялся, убедительным тоном.
Четырьмя днями позже мы, Дятел и я, углубившись на несколько сот километров в Карнаянскую пустыню, разбили лагерь на дне пересохшей реки. Какое-то расстояние мы преодолели на легком скутере, передвигаясь в основном ночью на высоте нескольких метров над землей, дабы нас не обнаружили.
Спрятав аппарат близ границы Карнаяна, дальше мы пошли пешком. Наш путь пролегал по каменистой дикой местности – пустынному плоскогорью – до самого горизонта простирались нагромождения скал и окаменелых глиняных наростов Нас терзал не на мгновение не стихавший ветер, услаждавший наш слух душераздирающими завываниями. А когда с юга налетела внезапная песчаная буря, я возблагодарил Бога за то, что он надоумил меня захватить защитные очки. Командование отрядом я оставил на Гидеона, взяв с него клятву хранить в тайне цель моего путешествия. Узнав, куда я направляюсь, он немедленно выразил желание присоединиться и привел в пользу такого решения несколько весьма веских аргументов. Когда же я решительно отказался от его услуг, Гидеон обвинил меня в желании присвоить всю славу. Но, разумеется, дело обстояло совсем не так. У меня имелись опасения, что я затеял глупое и совершенно безнадежное предприятие, а потому решил не рисковать жизнью своих людей.
Мы с Дятлом часто беседовали о халианах. Хотя он все время твердил, что презирает их, в его тоне тем не менее ощущалась какая-то завистливая почтительность. Тогда как при упоминании о нас, людях, в его голосе сквозило нечто среднее между насмешкой и презрением. Я и раньше замечал такое отношение к людям и у других нидийцев и приписывал это просто их упрямству. Но теперь мне это несколько поднадоело, и я решил наконец-то выяснить все, что мне хотелось знать о халианах и их способностях к управлению.
– Отаи, – сказал я, – мне кажется, что ты и все твое племя странно противоречите сами себе. С одной стороны, вы постоянно говорите о том, как презираете халиан. С другой стороны – ваши слова звучат так, будто вы видите в них нечто особенное. Отаи, давай поговорим начистоту. Что, по твоему мнению, такого особенного в расе, которую вы именуете "Карлики, у которых слишком много зубов".
– Очевидно, – ответил Отаи, – что пануа – существа презренные и ненавистные. Но не менее очевидно и то, что они обладают фейи.
– А что такое фейи?
– Фейи – это качество, ставящее одну личность или живое существо выше или ниже других.
– Но раньше я никогда не слышал этого выражения. Часто оно употребляется среди твоего народа?
– Да, мы много думаем о нем, вернее, многое рассматриваем с этой точки зрения. Вероятно, в разговоре с вами, людьми, никто не упоминал его, чтобы не затронуть ваши чувства.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Просто у вас, людей, очень мало фейи.
Я почувствовал приступ неконтролируемой ярости. Как этот двухметровый цыпленок с дурацким красным гребнем на маленькой глупой башке осмеливается говорить, что у нас, людей, мало фейи. С трудом взяв себя в руки, я спросил:
– А как насчет халиан? Не хочешь ли ты сказать, что у них есть фейи, а у нас нет?
– Разумеется. Но не стоит так на меня сердиться. Я не виноват, что все обстоит именно так. Хотите того вы или нет, в отношении фейи халиане имеют очевидное преимущество.
– Расскажи мне поподробнее, – стиснув зубы потребовал я.
– Просто они пробыли на нашей планете пятьдесят лет, – ответил Отаи. – У них было время изучить нас не только то, что мы считаем нормальным и не скрываем, но и то, что нам не нравится.
– Приведи пример.
– Возьми хотя бы то, что вы выставляете руки полностью напоказ, как простые хороджи. Разве вы не заметили, что никто из нас не делает этого? А халиане не только прикрывают свои локти, но, выходя на улицу, надевают подобающие высокому рангу синие нарукавники анараджи.
– И это действительно так важно?
– Конечно. И не столько это, сколько совокупный эффект подобных вещей. Нарукавники анараджи, малиновая краска для век, которую мы называем торианг и множество других вещей, таких как хелиго-дан, вастиис, молокация, и это еще далеко не все. Халиане изучили наши ценности, ввели их в обиход и подняли свой фейи настолько, что возвысились выше уровня простых смертных, до статуса богоподобных. Именно потому мы продолжаем уважать их, несмотря на теперешнюю слабость халиан. Мы, нидийцы из гильдий, не любим предавать богоподобных существ. Это может принести неудачу.
С помощью Дятла я составил список вещей, придающих индивидууму фейи. Все они относились к одежде или окраске. Халиане использовали их, а мы нет. Этим и объяснялся наш низкий статус на этой планете и престиж презираемых халиан. Мое путешествие уже начинало приносить пользу. Я не сомневался в том, что когда смогу рассказать об этом полковнику, он исправит положение.
Однако одна вещь в фейи по-прежнему озадачивала меня.
– Но если для этого не требуется больше ничего, то почему все нидийцы не поднимают свой статус? Все кажется достаточно простым. Например оранжевое ачики, знак сословия младшего дворянства? Ведь это всего лишь предмет туалета и две полоски кожи, обвязанные вокруг левой ноги.
– Мы никак не можем сделать этого, – сказал Дятел – Статус передается по наследству, либо присуждается за заслуги перед Гильдией, либо дается по праву на-аринджи.
– А это еще что такое? – спросил я.
– На-аринджи обозначает божественное непреодолимое побуждение. Имитировать его нельзя.
Я не стал переубеждать его. Халиане неплохо воспользовались доктриной на-аринджи, нам она тоже пригодится. Этим и объяснялись наш низкий статус на Цели и неизменность престижа халиан. Как только я доберусь до штаба, все станет совсем по-другому.
А теперь пора подумать и о других вещах. Если верить Дятлу, мы находились в шести часах ходу от лагеря халиан и их секретного космического производства, что бы оно из себя ни представляло.
Ночь выдалась темная. Ледяной ветер свирепо хлестал по лицу. Вот уже несколько часов мы упорно, ни на минуту не останавливаясь, продвигались вперед. Пройдя через узкую щель меж базальтовых столбов, ощутив рассыпающуюся под ногами мелкую гальку, мы вышли к длинному, уходящему куда-то вниз каньону, и начали спуск. Я не спрашивал Дятла, сколько нам еще идти, но по его нервозности, по тому, как ерошились перья на хвосте, я понимал, что уже недолго. Мы спустились в каньон, пересекли его, и Дятел начал оглядываться вокруг в поисках ориентиров. Чтобы помочь ему определиться на местности, я рискнул посветить узким лучом фонарика. Казалось, Дятел сомневался. Наконец он сказал:
– Вот!
Проход вел куда-то между полуобвалившимися базальтовыми столбами. Миновав их, мы обнаружили грубо вырубленные в скале ступеньки, ведущие вниз.
Спуск был довольно долгим, по моим прикидкам мы опустились на несколько сот метров. Дятел" вел меня по коридору, залитому тусклым светом ламп. Дойдя до конца тоннеля, мы повернули за угол, и я резко остановился – мы оказались на краю обрыва.
Убедившись, что падение мне не угрожает, я взглянул вперед и остолбенел. Мы находились в невообразимо огромной пещере, залитой призрачным зеленым светом, вызванным природной люминесценцией скальной породы. Под нависающим каменным сводом пещера тянулась несколько хватало глаз – бесконечность, оформленная в грубые рамки, единство противоположностей свободного пространства и камня.
А на дне пещеры, во всем великолепии промышленной архитектуры символом технологической мощи, покоились космические корабли. Поначалу мне бросились в глаза только их округлые металлические, серые и голубые корпуса, на которых мерцали блики отраженного света. И только потом я обратил внимание, что корабли расположены абсолютно беспорядочно, как попало. Словно на свалке.
Однако времени на то, чтобы осмыслить свои впечатления от этого ошеломляющего открытия, у меня не оказалось. Краем глаза я заметил, как Дятел отступил назад, и это меня слегка насторожило. Схватившись за лучевой пистолет, я обернулся. Со всех сторон на меня надвигались отделившиеся от стен тени. В полумраке пещеры сверкнули острозубые пасти, я отчаянно попытался снять пистолет с предохранителя, но было уже слишком поздно. Что-то тяжелое ударило мне в висок, я понял, что падаю, но потерял сознание еще до того, как ударился об землю.
Когда я очнулся, первым моим чувством было удивление. Неужели я все еще жив? Но как только я вспомнил, что халиане берут пленных исключительно для того, чтобы пополнить запасы свежего мяса, чувство благодарности судьбе уступило место более неприятным эмоциям. Хорьки – исключительно плотоядные твари, и по слухам их пристрастия в пище напоминают вкусы земных леопардов и гиен. В ранние периоды своей истории, до тех пор, пока у них не развилось сознание расовой идентичности, они были каннибалами. Теперь же халиане, как и мы, люди, предпочитают пожирать плоть других видов и обычно любят свежее, еще с кровью, мясо только что убитых экземпляров, содержащее придающую силу ману. Но у этого пристрастия к свежему мясу есть и конкурент, ведь еще с первобытных времен у халиан осталась любовь к мясу "с душком", то есть к подгнившему. Они высоко оценили бы старый земной рецепт тушеного зайца, согласно которому тушку держат в горшке до тех пор, пока она не начинает разваливаться от одного прикосновения. Таким образом, в данном случае гнилость и нежность являются синонимами. Я от души понадеялся, что мне не уготована подобная судьба.
Сейчас я сидел на земле в помещении наподобие пещеры, лодыжки связаны веревкой, другой конец которой обвивал железную скобу в стене. Осмотрев узел, я убедился, что его нетрудно развязать, но, вовремя вспомнив рассказы о том, что ничто не доставляет халианам большего наслаждения, чем обнаружить, что их живой запас продовольствия попытался сбежать из клетки, не стал этого делать. По нашим сведениям, подобные попытки неизменно пресекаются, и несчастная жертва отдается для игр халианам-щенкам, а потом, полумертвая от ран, вновь привязывается, дабы дождаться-таки участи живой закуски.
Таким образом, я сидел на земле и оплакивал свою несчастную судьбу. Спустя некоторое время меня пришли проведать три халианских воина. Все они были невысоки ростом и одеты в короткие, разноцветные одежды, наподобие шотландских юбок. Позднее я узнал, что цвета определяли принадлежность к какому-либо воинскому подразделению. На узкой груди каждого крест-накрест висела затянутая на поясе портупея, на которой болталось великое множество самого разнообразного оружия – мечи и кинжалы, различные ножи и плети, аркан и несколько видов огнестрельного оружия. Они что-то затарабанили мне на своем лающем языке, потом, убедившись, что я их не понимаю, начали завывать в унисон, пока не прибежал Дятел в качестве переводчика.
– Они требуют, чтобы ты встал. Они развяжут веревку. Ты должен пойти с ними. Будет лучше, если ты сделаешь, что они говорят. Их еще не кормили, и любой жест непослушания может спровоцировать голодную ярость. Это не слишком приятное зрелище, особенно, если объектом их аппетита являешься ты сам.
– Скажи, что они могут не бояться, – с горечью ответил я. – Все это ведь твоя работа, Отаи, не так ли?
– Да. Но не думай обо мне плохо. Я был вынужден сделать это, я ведь дал Обет Гильдии, а подчиняться ему – самый святой долг для каждого нидийца.
– Не понимаю, о чем ты толкуешь, – буркнул я. Но прежде, чем Отаи смог мне сказать еще что-нибудь, халианские воины уже развязали меня, и, издавая короткие лающие крики, потащили за собой на веревке, которую обвязали вокруг моей шеи.
Мои охранники волокли меня извилистыми подземными коридорами, все время обмениваясь лаем и воем, без сомнения обсуждая, как лучше меня съесть. Они привели меня в большую, вырубленную в скале комнату, и один из них, немного говоривший по-английски, передней лапой указал на стул.
– Сидеть! – сказал он. – Не двигаться! Тостиг, он идти.
Я сел. Охрана ушла. Оглядевшись вокруг, я не обнаружил ничего, что можно было бы использовать как оружие. Да и момент для того, чтобы попытаться что-либо предпринять, был не слишком удачный. Я от души надеялся, что в будущем мне подвернется возможность получше. Если, конечно, у меня есть будущее. Оставалось только сидеть и ждать этого Тостига. Он, без сомнения, хотел отведать, каков я на вкус и подхожу ли для праздничного ужина.
Спустя некоторое время в комнату вошел халианский воин.
– Здравствуйте, меня зовут Тостиг, – произнес он на хорошем, почти без акцента, английском языке Тостиг был выше ростом, чем другие. На его юбке имелась пурпурная кайма, а портупея была отделана серебром. Он помахивал офицерской тростью, а его уверенное поведение выдавало в нем лидера.
– Я капитан Иуда бен Иуда, – представился я.
– Весьма рад, – ответил Тостиг. Он швырнул свой меч в ножнах в угол, сорвал боевые рукавицы, отправил их вслед за мечом и беззаботно опустился на кушетку. Потом зевнул, потянулся, скинул башмаки и выпустил когти.
– Знаете, – сказал он, – чертовски трудно сшить башмаки, которые хорошо сидели бы на лапе. Когти дают о себе знать.