Дрейк Дэвид. Щит судьбы (Велиcарий - 3)

Дрейк Дэвид & Флинт Эрик
Щит судьбы (Велиcарий - 3)

   Дэвид Дрейк, Эрик Флинт
   Щит судьбы
   (Велиcарий - 3)
   Пер. с англ. М. Жуковой
   ...Восточная Римская Империя достигла наибольшего расцвета в V
   веке н.э. при императоре Юстиниане I. Немало этому способствовал
   великий полководец Велисарий, чьи армии значительно расширили
   пределы Империи, одерживая победу за победой в Африке и Италии...
   Это - наша с вами история. История НАШЕГО мира.
   Но - в это же время на севере Индии сформировалась и другая
   Империя. На их стороне - оружие будущего, богатства прошлого и
   неудержимое стремление к власти. Их ведут те, кого люди всегда
   считали БОГАМИ. Земля ПОЧТИ покорена, на их пути - лишь один
   человек. И лишь одному человеку под силу остановить шествие ЗЛА.
   Он - человек, возведший войну в ранг искусства. Человек, чье
   призвание - командовать. Приказ прост - сражайся и умри!
   И это - история Велисария. История расцвета и гибели великих
   ИМПЕРИЙ. История противостояния величайшего полководца прошлого - и
   супероружия будущего.
   История о том, как ВОЗМОЖНОСТЬ становится РЕАЛЬНОСТЬЮ!
   Посвящается Дональду
   ПРОЛОГ
   Фотий нервничал. Он впервые появился на публике после провозглашения его императором Рима, и в самое ближайшее время ему должны были представить персидского посла.
   - Мамуля, он обязательно сделает какую-нибудь подлость! - предсказал император.
   - Тихо! - прошептала императрица-регентша. - И не надо называть меня мамулей. Это неподобающее обращение.
   Император посмотрел снизу вверх на высокую императрицу-регентшу, его новую мать, с надменным видом восседающую на соседнем троне. Встретившись с взглядом ее холодных черных глаз, он быстро отвернулся.
   Фотий всегда нервничал в присутствии новой матери. Даже несмотря на то, что настоящая мать говорила ему: эта, новая, - его друг. Нет, императора не обманешь. На самом деле императрица-регентша Феодора совсем не была приятным человеком.
   Императрица-регентша склонилась к нему.
   - А почему ты считаешь, что посол сделает какую-нибудь подлость? прошептала она ему на ухо.
   Император нахмурился.
   - Ну... потому что папа разбил персов. Да еще так! - Затем, опомнившись, император добавил: - Я имею в виду моего... предыдущего отца.
   Император виновато посмотрел направо на нового отца, который стоял неподалеку. Встретился с невидящим взглядом пустых глазниц и отвернулся. Очень быстро. Даже его настоящая мама никогда не называла Юстиниана "приятным человеком".
   - И не вздумай называть его "папулей", - кивая на Юстиниана, прошипела Феодора. - Это тоже неподобающе, даже если он и является твоим усыновителем.
   Император сжался на троне. Чувствовал он себя отвратительно. "Как все запутано! Ни у кого не должно быть столько мам и пап!"
   Он стал вертеть головой, надеясь увидеть своих настоящих родителей. Это бы его немного успокоило.
   Он знал: они должны стоять где-то поблизости, среди других высокопоставленных лиц Римской империи, собравшихся при дворе. Императрица-регентша опять зашипела на него:
   - Прекрати вертеться! Императору не подобает так себя вести!
   Император замер на троне. Наблюдая за торжественной процессией, он нервничал все больше и больше. К нему приближался персидский посол медленно шел по длинному коридору, оставленному расступившимися подданными.
   Император заметил, что персидский посол смотрит на него. И все на него смотрят. Тронный зал был до отказа заполнен официальными лицами, прибывшими со всех концов Римской империи. И все они смотрели на императора. Большинство ему не нравились, и они действительно не были приятными людьми судя, по крайней мере, по замечаниям его родителей, которые ему доводилось слышать. Всех четверых родителей. Они постоянно спорили. Не спорили всего лишь о нескольких вещах. Одной из них являлась лживая природа официальных церемоний.
   Теперь посол находился совсем близко. Он оказался довольно высоким мужчиной, стройным, цвет его кожи был слегка темнее, чем у большинства греков. На лице выделялся большой орлиный нос и острые скулы, короткая квадратная борода подстрижена по персидской моде.
   Для официального представления императору посол оделся в костюм персидских господ благородного происхождения. Седые волосы практически полностью закрывал расшитый золотом традиционный головной убор - тюрбан. Туника напоминала римскую, правда, рукава доходили до запястий. Брюки закрывали большую часть красных кожаных сапог.
   Заметив ярко-красные носки сапог посла, император опять почувствовал себя несчастным. Он вспомнил отца, настоящего отца. У папы были точно такие же сапоги. Их почему-то называли "парфянскими". Его папа - настоящий папа очень любил их, как и его фракийские катафракты.
   Теперь посол подошел так близко, что император мог рассмотреть его глаза. Карие, как у его папы (его настоящего папы, у его нового отца глаз нет вообще).
   Но в глазах посла император не увидел ни следа доброты, с какой на него всегда смотрел папа. Его настоящий папа. Глаза перса показались ему холодными. Император посмотрел вверх. Стены тронного зала украшали огромные мозаичные фигуры. Они глядели на него сверху вниз. Он знал: это святые. Очень святые люди. Но их глаза тоже казались холодными. Император подозревал - в глубине души, - что они не были очень хорошими, когда жили на земле. Строгие выражения лиц напомнили ему его учителей. Скучные старики, у которых, казалось, одна радость в жизни - находить ошибки в выполненных им заданиях.
   У него было чувство, что его пытаются похоронить заживо.
   - Мне жарко, - пожаловался он.
   - Конечно, жарко, - прошептала Феодора. - На тебе надеты парадные одежды, а за окном апрель. Что же ты хочешь?
   Она помолчала, потом добавила совсем неласково:
   - Привыкай.
   Она еще помолчала.
   - А теперь веди себя подобающе! Посол прибыл.
   В двадцати футах от трона императора персидский посол и его свита остановились. Затем посол сделал два шага вперед и простерся на толстом, роскошном ковре, который специально для этой цели расстелили на выложенном плиткой полу тронного зала.
   Император знал, что этот ковер достают из специально отведенной для него кладовой, причем только в дни представления послов персидского царя, или шахиншаха, как они его называют. Как слышал император, это - самый лучший ковер, который только есть в Римской империи.
   Персия была давним могущественным врагом Римской империи. Они традиционно соперничали. Не следовало оскорблять представителей могущественного соперника. Нет, совсем не следовало.
   Персидский посол уже поднимался на ноги. Шагнул вперед. Протянул руку со свитком, в котором указывался его статус при римском дворе. Движение явно принесло послу боль - судя по тому, как скривилось его лицо. От этого страх римского императора усилился. Гримаса, как было известно императору, вызвана страшной раной в плечо, полученной три года назад.
   Настоящий отец императора ранил перса во время великого сражения под Миндусом.
   "Он сделает какую-нибудь подлость".
   - Приветствую басилея* [Басилей (василевс) - царь в Древней Греции, Спарте и затем в эллинистических государствах, титул императора в Византии. (Прим. перев.)] римского от имени своего господина Хосрова Ануширвана, владыки земель иранских и неиранских.
   Посол говорил громко - так, чтобы его слышали все собравшиеся в огромном тронном зале. У него был очень низкий голос. Пожалуй, в Римской империи таких голосов и нет, ну, если только У поющих в каком-нибудь церковном хоре.
   - Меня зовут Баресманас. Баресманас из Суренов, - сказал посол.
   Император услышал, как по тронному зале пронесся шепоток. Он понял Значение этого шепота и на мгновение почувствовал гордость. Уже несколько недель учителя безжалостно вдалбливали ему в голову историю и традиции Персии. Император не забыл полученных уроков.
   Официально Сурены считались шахрадарами - одной из семи великих благородных семей Персии. Неофициально - самой великой. Да и Рустам, легендарный герой персов - можно сказать их Геракл - из этой семьи. И персидский полководец, разбивший римскую армию под предводительством Красса при Каррах* [9 мая 53 г. до н.э. при Каррах парфяне разгромили римскую армию Марка Красса, что явилось поворотным пунктом в ходе римско-парфянской войны. (Прим. перев.)], был из Суренов. То, что шах отправил послом в Рим человека из семьи Суренов, означало: таким образом он хочет показать свое уважение. Но хотя император и понял это, страх его не уменьшился.
   "Он сделает какую-нибудь подлость".
   Внезапно суровое, надменное аристократическое лицо персидского посла озарила улыбка. В густой бороде мелькнули белые зубы.
   - Очень рад познакомиться с вами, Ваше Величество, - Баресманас поклонился императору, затем Феодоре. - И с вашей матерью, императрицей-регентшей Феодорой.
   Император протянул руку и взял свиток. Развернув пергамент, вздохнул с облегчением: документ был написан на греческом. Теперь император умел читать, правда, не очень бегло. А в этом документе было полно длинных предложений. Как ему с ними справиться?! Но он постарается. И император с усердием принялся за дело - пока не услышал рядом с собой легкое покашливание.
   Уголком глаза император заметил, как императрица-регентша кивнула. Вспомнив о полученных инструкциях, император быстро свернул пергамент и последовал ее примеру - тоже кивнул. Затем заметил, как Феодора слегка нахмурилась, и с опозданием вспомнил все остальные наказы.
   - Мы приветствуем представителя нашего брата, басилея Перс... Император замер от страха, поняв, какую ошибку совершил. В соответствии с давно установившимся протоколом римский император называл правителя Персии "басилеем", а не "царем царей".
   Используя собственный титул, римские императоры таким образом показывали особый статус персидского монарха. Никакой другой правитель не удостаивался этого титула, хотя - иногда - римляне таким образом все-таки именовали негусу нагаста Аксумского царства.
   Но персы никогда не называли себя персами. Этот термин являлся исковерканным на греческий манер названием персидской провинции Фарс, откуда происходила династия Ахеменидов. Сами персы называли свою страну Иран земля ариев. Они были большими снобами, в особенности в том, что касалось отличий ариев от других народностей. Шахиншах правил также и многими неиранскими народами, но они не считались частью земли ариев. Их земли называли "неиранскими". Поэтому посол в своем представлении и сказал про своего господина: "владыка земель иранских и неиранских".
   На лице посла появилась легкая ободряющая улыбка и именно она помогла императору выйти из ступора.
   - ...басилея земель иранских и неиранских, - исправился он.
   Улыбка посла стала шире. Карие глаза смотрели дружелюбно. На мгновение - благословенное мгновение! - этот человек напомнил римскому императору его отца. Его настоящего отца.
   Он бросил взгляд на изуродованное лицо своего нового отца, бывшего императора Юстиниана.
   Пустые глазницы были повернуты к нему, словно у Юстиниана еще оставались глаза, которыми он мог видеть юного императора. Лицо было слепым, жестким и злым.
   "Это несправедливо! - думал император, мысленно жалея себя. - Я хочу, чтобы у меня был папа. Мой настоящий папа".
   Посол уже пятился. Римский император вздохнул с облегчением, но не успел им насладиться, заметив неодобрение во взгляде Феодоры. Тогда он напрягся, всем своим видом пытаясь продемонстрировать императорское достоинство.
   "Может, он все-таки и не сделает мне никакой подлости".
   Теперь посол находился на расстоянии пятнадцати футов.
   "Это несправедливо. Династия Сасанидов ведь тоже из Фарса, так почему же мы не можем называть их персами?"
   Теперь он все-таки вздохнул. Легко. Тут же почувствовал неодобрение императрицы-регентши, но не обратил на него внимания.
   "Мне требуется запомнить слишком многое. И все сразу".
   Он снова вздохнул. Императрица-регентша зашипела на него.
   "Я - император. Я могу делать то, что захочется".
   Это было не так, и мальчик знал об этом.
   "Это несправедливо. Мне всего восемь лет!"
   Теперь посол отступил на тридцать футов и оказался вне пределов слышимости. Феодора склонилась к императору.
   Он приготовился выслушать ее упреки.
   "Отвратительная тетка. Где моя настоящая мама?!"
   - Ты все сделал очень хорошо, Фотий, - сказала Феодора. - Твоя мама будет гордиться тобой. - Потом добавила с легкой улыбой: - Твоя настоящая мама.
   * * *
   - Я горжусь тобой, Фотий, - объявила Антонина. - Ты все сделал прекрасно.
   Она склонилась к нему и поцеловала в щеку.
   Сын покраснел, частично от удовольствия и частично от чувства вины. Он не думал, что публичное проявление чувств матерью соответствует имиджу императора, который, как ожидалось, он должен создавать. Но быстро обведя глазами тронный зал, понял: за ними наблюдает всего несколько человек. После того как императрица-регентша покинула тронный зал в сопровождении его отца (вернее, обоих его отцов), чтобы провести совещание с персидским послом, в зале воцарилась более непринужденная атмосфера. Основная часть собравшихся ели, пили или болтали друг с другом. Они не обращали никакого внимания на восседающего на троне императора. Конечно, никто из находившихся поблизости не позволял себе наглости повернуться спиной к маленькому человечку, занимающему трон. Но также никто и не демонстрировал особого желания снискать его расположение. Все знали: реальная власть сосредоточена в руках Феодоры, а не нового императора.
   Фотия безразличие толпы не расстраивало. Как раз наоборот - он почувствовал облегчение. Впервые после начала приема он смог расслабиться. Он даже подумывал о том, может ли позволить себе почесать за ухом.
   Затем он распрямил плечи и все-таки почесал. Сильно почесал.
   "Я - римский император. Я могу делать все, что пожелаю".
   - Хватит чесаться! - прошипела мама. - Ты же римский император! Это неподобающе!
   Император вздохнул, но подчинился.
   "Это несправедливо. Я никогда не просил их сделать меня императором".
   Глава 1
   Константинополь.
   Весна 531 года н. э.
   Уложив Фотия спать, Антонина тут же направилась в зал, где принимали посла. К моменту ее появления персидский посол уже заканчивал речь. По всей вероятности, выступал он долго.
   Антонина заняла место рядом с Велисарием и быстро оглядела помещение. За исключением стражи, выставленной вдоль стен, огромный зал был почти пустым. Толпа советников, обычно собирающихся здесь по приказу Феодоры, на этот раз отсутствовала. Из римлян персидского посла принимали Феодора, Юстиниан и Велисарий.
   От персов был только сам Баресманас. Антонина знала, что именно персы попросили провести встречу в очень узком кругу. Только одно это свидетельствовало о серьезности их подхода к обсуждаемому вопросу. Антонина сконцентрировалась на последних словах посла.
   - И таким образом я должен предупредить вас еще раз, - с самым серьезным видом заявил Баресманас. - Не думайте, что вмешательство Рима в текущие внутренние дела Персии пройдет бесследно. Ваши шпионы должны были уже доложить вам, что наше государство находится на грани гражданской войны. Я, кстати, считаю, что нет. Но если это и так, арии объединятся при угрозе римского вторжения.
   Мышцы лица посла расслабились, суровость сменилась улыбкой, которая, несмотря на сложившуюся ситуацию, оказалась теплой. Антонина поразилась такой перемене в Баресманасе. С другой стороны, как подозревала Антонина, это дружелюбное лицо - и есть истинное лицо человека, который надевал маску суровости, произнося речь.
   - Конечно, нельзя исключать, что мои суровые слова излишни. Я не хотел показаться грубым. В конце концов, Рим известен своей мудростью не меньше, чем военной мощью. Вполне может статься - даже вероятно, - что мысль о вторжении в Персию никогда не приходила вам в головы.
   Посол произвел на Антонину должное впечатление. Баресманасу удалось произнести последнее предложение с абсолютно спокойным и невозмутимым выражением лица. Конечно, заявление было нелепым. На протяжении последних пятисот лет ни один римский император не прожил и трех дней, не думая о нападении на Персию. Нет необходимости упоминать, что и противники занимались тем же самым.
   Антонина склонилась к Велисарию.
   - Что происходит? - прошептала она на ухо мужу.
   - Что и обычно, когда персам требуется новый император, - ответил Велисарий также шепотом. - Самый подходящий кандидат после смерти Кавада Хосров. И он уже официально провозглашен императором. Но, очевидно, его сводный брат Ормузд не смирился с таким положением вещей. Хосров прислал сюда Баресманаса, чтобы предупредить нас: Риму не следует ввязываться в это дело.
   Антонина скорчила гримасу.
   - Как будто мы собирались, - пробормотала она. Велисарий хитровато улыбнулся.
   - Любовь моя, давай не будем предаваться праведному гневу. Подобное случалось, как тебе известно. Император Кар* [Имена исторических деятелей, географические названия и термины - см. "Глоссарий" в конце романа.] воспользовался гражданской войной между Бахрамом и Хормиздом, чтобы войти в Персию. Даже захватил их столицу Ктесифон.
   - Но это было более двухсот лет назад, - заметила она.
   - И что? Персы-то все помнят. Кстати, и мы тоже. Вторжение Кара было ответом на атаку Ардашира во время нашей гражданской войны, после того как убили Александра Севера.
   Антонина пожала плечами.
   - Ситуация-то другая. Теперь мы беспокоимся о малва.
   Велисарий уже собрался что-то ответить, но промолчал. В это мгновение открылись огромные двойные двери, ведущие в зал. На пороге появился усталый персидский офицер, которого ввела Ирина Макремболитисса, начальница шпионской сети Римской империи.
   - Кстати... - открыл рот Велисарий.
   - Ты думаешь?.. - поразилась Антонина. Он пожал плечами.
   - Теперь мы в самое ближайшее время узнаем точно. Но мы же ожидали вторжения малва в Месопотамию. Раньше или позже. Судя по выражению лица этого перса, подозреваю: случилось раньше.
   Персидский офицер подошел к Баресманасу. Посол стоял примерно в пятнадцати футах от Феодоры. Хотя ему и предложили стул, Баресманас, очевидно, считал, что его суровая речь прозвучит более весомо, если он произнесет ее стоя.
   Посол слегка наклонился, чтобы выслушать вновь прибывшего. Молодой перс что-то быстро нашептывал ему на ухо.
   Антонина заметила удивление и настороженность, появившиеся на лице посла. Но Баресманас был опытным дипломатом. Через несколько секунд он взял себя в руки. Ко времени окончания доклада молодого перса лицо Баресманаса уже ничего не выражало.
   Выслушав курьера, Баресманас кивнул и сам прошептал несколько слов. Молодой перс тут же поклонился римской императрице и быстро покинул помещение.
   Антонина посмотрела на Ирину. Введя в зал курьера, начальница шпионской сети осталась у стены рядом с дверью, стараясь не привлекать к себе внимания.
   Антонина встретилась взглядом с Ириной. Незнакомым с Ириной людям ее лицо показалось бы абсолютно лишенным выражения. Но Антонина хорошо знала женщину и заметила с трудом сдерживаемое возбуждение подруги.
   За спиной Баресманаса Ирина подала Антонине знак: подняла вверх большие пальцы.
   Антонина вздохнула.
   - Ты прав, - прошептала она мужу. - Ирина сейчас похожа на акулу, почуявшую кровь.
   - Эта женщина любит, когда им бросают вызов, - пробормотал Велисарий. Думаю, она предпочтет вечные муки в аду, если придется выбирать между ними и неделей бездействия. - Он усмехнулся. - Конечно, при условии, что сатана позволит ей взять с собой ее любимые книги.
   Баресманас откашлялся и снова обратился к Феодоре:
   - Ваше Величество, я только что получил важное сообщение. С вашего разрешения мне сейчас хотелось бы вас покинуть. Я должен обсудить новость со своим окружением.
   Феодора благосклонно кивнула.
   - Вы хотели бы назначить время совещания? - спросила она. Баресманас тут же кивнул. Достаточно резко, почти грубо.
   - Да. Завтра, если возможно.
   - Конечно, - ответила Феодора.
   Антонина не стала слушать слова, которыми обменивались императрица и Баресманас. Дипломатия ее не интересовала. Ее интересовала Ирина.
   - Что ты думаешь? - прошептала Антонина, обращаясь к Велисарию. - Как ты считаешь, она станет первым человеком, в буквальном смысле разорвавшимся от распирающих ее новостей?
   Велисарий покачал головой.
   - Чушь, - прошептал он в ответ. - Спонтанный взрыв человеческого тела невозможен. Так говорится в школьных учебниках. Ирине об этом прекрасно известно. Ведь у нее же есть экземпляры всех книг!
   - Не знаю, не знаю, - размышляла Антонина, украдкой поглядывая на подругу у стены. - Она уже начала дрожать. Ты только взгляни: вначале была легкая дрожь, теперь ее просто трясет! Вибрирует, как струна арфы!
   - Невозможно, - повторил Велисарий. - Все лучшие философы это отрицают.
   Наконец Баресманас покинул зал. Ирина взорвалась.
   - Да! Да! Да! Да! Да!
   Она подскакивала, как мячик.
   - Малва вторглись в Месопотамию! Напали на Персию!
   Она дрожала и прыгала от возбуждения, дрожала и прыгала.
   - Мои шпионы добрались до послания! Хосров приказал Баресманасу обратиться к Риму за помощью!
   Она дрожала, подобно струне арфы, и в то же время словно выбивала барабанную дробь.
   - Видишь? - спросила Антонина.
   Глава 2
   Три вечера спустя в том же зале снова собралось совещание. Завершив предварительные переговоры с Баресманасом, Феодора пригласила своих главных советников и официальных лиц.
   У Феодоры было много советников, но десять человек, собравшихся в зале, составляли так называемый внутренний круг - как именовали его сама Феодора и Велисарий. Членство в круге не зависело от официально занимаемого положения, хотя как правило сопровождалось и высоким официальным постом. Оно зависело от двух гораздо более важных вещей.
   Во-первых, доверия Велисария и доверия - пусть и относительного - вечно подозрительной Феодоры.
   Во-вторых, посвящения в великую тайну. Знания о посланце из будущего, магическом кристалле, который сам себя называл Эйд, или Помощник. Кристалл в свое время выбрал своим хозяином Велисария и предупредил величайшего полководца Римской империи о том, что современный Велисарию мир стал полем боя могущественных и таинственных сил далекого будущего.
   Феодора сидела в кругу советников, занимая место аккурат под мозаичным изображением святого Петра. Собравшиеся на совещание с императрицей расселись весьма странным образом - для совещания с императрицей, Более того, Феодора не сидела на троне, а устроилась на самом обычном стуле. (По крайней мере "обычном" по императорским стандартам.) По традиции, когда римские правители обсуждали государственные дела с советниками, советники стояли, а правители располагались на огромных тронах.
   Но...
   - Конечно, нам следует принять предложение Персии, - послышался резкий голос.
   Императрица склонила голову набок и внимательно посмотрела на говорившего. Он не отвел взгляда - пустых глазниц на обезображенном лице.
   Собравшиеся расположились таким странным образом из-за Юстиниана. По традиции бывший император больше не мог сидеть рядом с Феодорой. Официально он был никем, только одним из ее советников. Но Феодора не могла еще больше унижать мужа, поэтому с радостью приняла предложение Велисария и решила проблему самым простым способом из возможных. С тех пор, встречаясь с советниками, Феодора садилась вместе с ними в круг.
   - Объясни, Юстиниан, - сказал Антоний Александрийский, недавно назначенный патриархом Константинополя. Теперь он склонился вперед, скрестив пухлые руки.
   - Да, объясни, - добавил твердым голосом Германиций. Командующий армией Иллирии хмурился.
   Германиций кивнул Феодоре.
   - При всем уважении, Ваше Величество, я не могу одобрить какой-либо союз с Персией. Черт побери этих персов! Они всегда были нашими врагами. Пусть Персия и империя малва разорвут друг друга на части. Вот мое мнение.
   Несколько собравшихся в зале человек тут же стали возражать.
   - Да! Да! - рявкнул Германиций. - Я знаю: наш главный враг - малва. Он посмотрел на грудь Велисария, где хранился кристалл из будущего - Эйд висел под туникой полководца в специальном мешочке. - Но я не понимаю, почему...
   - Черт побери этих персов! - перебил резкий голос Юстиниана. - И черт побери малва! Я думаю о династии. - Костлявые руки Юстиниана схватились за подлокотники. - Не обманывайте себя, - рявкнул он. - Неужели вы думаете, что аристократия довольна сложившимся положением? На самом деле? - Он издал резкий смех, в котором совсем не было веселости. - Сегодня ночью гарантирую - половина греческой аристократии начнет планировать, как нас сбросить.
   - Пусть себе планируют, сколько угодно, - заявил полководец Ситтас и пожал плечами. Крупный мужчина весело улыбнулся. - Я сам из греческой аристократии, не забывайте. Поэтому я не собираюсь спорить с Юстинианом. Он оказался даже скромен. По моим прикидкам, сбросить нас хотят две трети греческих аристократов. И именно сейчас. Как и сказал Юстиниан.
   Ситтас зевнул.
   - И крысы у меня в погребе занимаются тем же самым, как я предполагаю. Меня больше волнуют крысы.
   Хрисопол заменил казненного предателя Иоанна из Каппадокии в должности префекта претории. Он являлся одним из двух членов внутреннего круга (вместе с Германицием), которые не были лично хорошо известны Велисарию. Но сам полководец предложил включить его в число советников. Среди римских офицеров высшего звена, переживших чистку после провалившегося государственного переворота, который был подавлен Велисарием и Антониной несколько месяцев назад, Хрисопол имел репутацию способного военачальника и - что встречается гораздо реже - поразительно честного человека.