Дубов Юлий Анатольевич. Большая пайка (Часть первая)

   – Ну что? – спросил он, садясь на край стола и закуривая. – Уже загрузили? Что читаешь?
   Сергей пододвинул к Виктору одну из папок.
   – Угу, – сказал Виктор, открыв папку. – Вас понял. Неужели сам Платон приказал, чтобы ты это дерьмо расхлебывал?
   Сергей принялся объяснять, как он позвонил Платону, как они встретились, какое Платон дал ему обещание и как потом прошла беседа с Марком и Мусой. Виктор слушал, кивал головой и мрачнел на глазах.
   – Я что-нибудь не так сделал? – встревожился наконец Сергей. – Ты почему заскучал?
   – Ты все сделал так, – нехотя ответил Виктор. – Тут другое. Не обращай внимания. Ну и что ты в этих бумажках вычитал? Давай, я тебе лучше расскажу, что там творится. Иначе ты еще неделю будешь читать без всякой пользы.
   А творилось в Питере вот что. Там существовало представительство "Инфокара", возглавляемое Левой Штурминым и осуществлявшее общий надзор за интересами "Инфокара" в северо-западном регионе. Под крышей представительства действовало несколько коммерческих предприятий. Одни из них были созданы по команде из Москвы, другие – по инициативе Левы. И Левины предприятия не то чтобы законспирированы, но держатся в тени, частично существуют за счет централизованных ресурсов, а прибыль в "Инфокар" не приносят. Поэтому есть такое понимание, что Лева живет слишком хорошо. И возможно, пора задать ему кое-какие вопросы. А еще в Питере отстраивается салон по продаже "Вольво". Через полгодика уже начнет работать. Должен быть совершенно потрясающим – с верхним светом, галереями, декоративными мостиками...
   – Кстати, – вдруг рассмеялся Виктор. – Ты ведь эту историю должен помнить. Тогда, на школе... Помнишь, мы были в каком-то кабаке и Платон разыграл Марика? Подсунул ему алкаша, сказал, что это академик, а тот оказался цветоводом?
   Сергей кивнул.
   – Ну так вот. Потом Лева его случайно встретил, оказалось, что он – директор цветочного магазина в центре. Но поскольку он пьет, как лошадь, всеми делами в магазине заправляет его жена. Лева с ней встретился, поговорил, потом позвонил Платону, тот вылетел в Питер и окончательно расставил все точки. К тому времени директорша уже выкупила магазин и собиралась расширять цветочную торговлю. Платон ей закрутил голову, изобразил перспективу, потом вызвал Ларри, тот еще добавил жару, в результате они этот магазин внесли в уставный капитал совместной с нами фирмы, и теперь там будет салон "Вольво". Здесь-то как раз все в порядке.
   Не в порядке обстояли дела с двумя станциями технического обслуживания. К ним приложил руку старый знакомый по ленинградской школе Еропкин. Услышав эту фамилию, Терьян скрипнул зубами.
   – Вот-вот, – согласился Виктор. – Между прочим, мы Платона уговаривали, чтобы он с ним не вязался, но Платон уперся – Сашка, говорит, очень пробивной парень, умеет решать вопросы, мы, говорит, не можем себе позволить такими людьми бросаться. Вот он и нарешал.
   – Расскажи подробнее, – попросил Сергей.
   Оказалось, что Еропкин каким-то образом втерся на две станции техобслуживания, которые, будучи государственными предприятиями, как раз подумывали о том, чтобы приватизироваться. Как он достиг своей цели, кого купил и сколько ему это стоило, никто не знает, но факт остается фактом: Еропкин успел затормозить уже начавшийся процесс приватизации, добился слияния этих двух предприятий в одно, вышиб прежнее руководство и сам стал директором. А после этого заново инициировал процедуру приватизации, но уже под себя. В этот момент он и появился в "Инфокаре". Показал Платону документы, свозил его в Питер, продемонстрировал обе станции и спросил, интересно ли это "Инфокару", заранее зная ответ. Платон мгновенно проглотил наживку. И тогда Еропкин предложил Платону забрать обе станции под "Инфокар" – для этого только и нужно, что выдать ссуды работникам, дабы они смогли выкупить движимое и недвижимое имущество, выделить некоторое количество легковых автомобилей ключевым фигурам, которые впоследствии будут принимать решение о передаче "Инфокару" контрольного пакета акций, и вручить ему, Еропкину, сто тысяч долларов наличными. Чтобы процесс приватизации прошел быстро и гладко.
   Сто тысяч ему, конечно, никто не дал, дали тридцать, да и то Ларри ворчал, что много. За это Еропкин создал план-график, в соответствии с которым "Инфокар" будет вступать во владение станциями. На все про все отводилось полгода. В полном соответствии с планом пятидесяти сотрудникам Еропкина были выданы беспроцентные и, что подразумевалось, безвозвратные ссуды. Эти деньги сотрудники честно внесли на специальный приватизационный счет, потом они были перечислены в городскую казну, и через некоторое время предприятие Еропкина приобрело в собственность здания, сооружения, оборудование и кое-какие запчасти. А также заключило с городом долгосрочный договор на аренду земли, на которой все это богатство располагалось. Пришла пора продаваться "Инфокару".
   И вот тут Еропкин начал крутить хвостом. Не пытаясь ни в коей мере отказаться от ранее выданных обещаний и прекрасно понимая, что и тридцать тысяч, и пять автомобилей, и деньги на выкуп имущества войдут в счет, который ему рано или поздно предъявят, он стал под любыми предлогами тянуть время. Первым делом Еропкин заявил, что, как настоящий и будущий генеральный директор, он просто обязан детально ознакомиться с предстоящим бизнесом, а без этого прием "Инфокара" в число акционеров невозможен, потому что генеральный директор контролируемой "Инфокаром" фирмы должен обладать наивысшей квалификацией. В результате Еропкин добился, чтобы его – за счет "Инфокара", разумеется, – отправили на обучение в Штутгарт на четыре месяца. В течение этих четырех месяцев из Германии регулярно приходили факсы с просьбами оплатить аренду автомобиля, телефонные переговоры, аренду квартиры, потому что проживание в общежитии роняет имидж "Инфокара", потом стали поступать счета за лечение. Понимая, что по возвращении Еропкин наконец-то подпишет документы о вступлении "Инфокара" в свои права, руководство фирмы все счета оплачивало.
   Но, вернувшись, Еропкин не стал спешить. Он прилетел в Москву и объяснил Платону, что вопрос о приеме "Инфокара" в ряды акционеров будет решаться на общем собрании. И собрание, конечно, примет правильное решение. Но люди хотят знать, на что они могут рассчитывать, когда "Инфокар" завладеет контрольным пакетом и начнет организовывать свой собственный бизнес. Какие прибыли и дивиденды ожидаются от "Даймлер-Бенц". И поэтому проводить собрание сейчас Еропкин считает преждевременным. Все равно он – человек "Инфокара", и старый друг, и партнер по жизни, и ни шага в сторону не сделает, и так далее. И все свои обязательства непременно исполнит. Но он считает, что лучше всего было бы передать его предприятию на реализацию примерно сорок или пятьдесят "мерседесов". Еропкин их продаст, рассчитается с "Инфокаром", люди увидят, какие шальные бабки делаются на этом бизнесе, и тут же проголосуют "за".
   Тут уже пахло не тридцатью тысячами. После длительных размышлений было принято решение машины дать. Конечно, не пятьдесят, а десять – хватит с него. Потому что обратной дороги нет, немцы уже знают об этом проекте, и отступать некуда. Но процесс продажи машин и обещанный Еропкиным захват предприятия Платон решил поставить под жесточайший контроль. Пусть подключится Лева Штурмин. Ахмет! У тебя есть люди в Питере? Свяжи их с Левой.
   Оказалось, не все так гладко. Через несколько дней позвонил Лева и сообщил, что самый крутой из отгруженных в Питер "мерседесов" вовсе не продан, а оформлен на предприятие Еропкина, и теперь Еропкин носится на нем по всему городу. А когда Штурмин попытался воспользоваться предоставленными ему правами контроля, Еропкин Леву послал и сказал, что отчитываться будет перед Москвой. И вообще – это его личное дело, продаст он машины или съест с маслом, он перед "Инфокаром" отвечает за возврат бабок. Так что, гуляй отсюда.
   С кавказцами Ахмета у Штурмина тоже не сложилось. Дело в том, что эти ребята особым авторитетом в городе не пользуются, и Лева, чтобы чувствовать себя уверенно, некоторое время назад договорился с другими людьми. А эти люди кавказцев сильно не любят, и если ребята Ахмета будут вмешиваться, могут возникнуть серьезные проблемы. Вплоть до большой крови. Но самое печальное – эти его люди работают с Еропкиным тоже, причем он, Штурмин, сам их сдуру и познакомил. И теперь Лева не очень понимает, как вести себя дальше. Может, нужно, чтобы приехал сам Ахмет и разобрался на месте?
   Короче говоря, из десяти "мерседесов" Еропкин рассчитался только за семь. Один он оставил себе, доказав в "Инфокаре", что не может ездить на "Запорожце", и пообещав рассчитаться из будущих прибылей, второй был продан в рассрочку какому-то большому человеку, и тот обязательно все деньги вернет. В свое время. А третий, как выяснилось, был подарен Еропкиным прикрывавшим его бандитам, тем самым, которые очень не любили кавказцев. Но зато трудовой коллектив наконец-то осознал, какие шальные бабки делаются на мерседесовском бизнесе и готов единогласно принять "Инфокар" в число акционеров. Короче, он, Еропкин, предлагает следующую схему. Предприятию все равно нужны оборотные средства. По его прикидкам, миллиона два. Так вот, пусть "Инфокар" купит контрольный пакет за два лимона. В принципе, можно зачесть три сгинувших "мерседеса" и на их стоимость уменьшить эту сумму. И тогда Еропкин ничего "Инфокару" уже должен не будет.
   Когда Марк услышал, что предлагает этот обнаглевший жлоб, он просто взорвался. Мало того, что приватизация прошла полностью на инфокаровские деньги, мало того, что "Инфокар" оплатил все взятки и зачем-то подарил машины непонятным ключевым фигурам! Двести пятьдесят тысяч за "мерседесы" ухнули неизвестно куда, а теперь этот сукин сын приходит и говорит – дайте мне еще два миллиона, и будем в расчете. Плюс ко всему, инфокаровскими же деньгами были оплачены питерские бандиты, защищающие Еропкина от "Инфокара". И Марк встал насмерть.
   – Понимаешь, – говорил Виктор Сергею, – деньги на раскрутку все равно будут нужны. Пусть не два лимона, пусть один. Но отдавать их Еропкину, как совершенно понятно, нельзя категорически. Через неделю ни копейки не останется. И Марик придумал одну штуку – надо сказать, гениальную. Проводим операцию в два этапа. Сначала покупаем контрольный пакет за гроши. По номиналу. А потом, поскольку мы уже все решаем, увеличиваем уставный капитал. В результате у теперешних акционеров остается ноль целых, ноль десятых. И обкладываем Еропкина. Будет он после этого генеральным, не будет – это второй вопрос. Главное, что воровать больше не сможет. Вот эту идею мы до Еропкина и довели. Немного, конечно, в препарированном виде. Надо сказать, он отнесся нормально. Сразу спросил, предполагаем ли мы оставить за ним его десять процентов. Все кивнули. И он тут же согласился.
   Коварство Еропкина обнаружилось не сразу. Конечно же, ему было невыгодно не соглашаться с "Инфокаром" – он мгновенно оказывался по другую сторону баррикады и, хотя чувствовал себя защищенным, понимал, что с Ахметом лучше не шутить. Но и поступать так, как диктуют ему эти полужидки, он тоже не собирался. У них ведь безвыходное положение: немцы никогда не простят, если питерский проект провалится. Да он, Еропкин, и сам не собирается выходить из такого хорошего дела. Но работать за одну зарплату и какие-то жалкие десять процентов от мифической прибыли тоже не хочется. Из двух лимонов, которые передаст ему Москва, может очиститься штук триста-четыреста. Еропкин уже приглядел несколько бензоколонок, которые можно было бы подмять под себя. Если их привести в божеский вид, наладить поставку бензина – это золотое дно. Пару колонок можно будет потом запарить этим же придуркам, чтобы покрыть расходы и немножко наварить. Так что план действий был для него совершенно очевиден.
   Некоторое время Цейтлин нарадоваться не мог на Еропкина. Дважды в неделю тот появлялся в Москве, привозил проекты документов к готовящемуся собранию, выслушивал все замечания Марка, согласно кивал головой, тут же вносил исправления и вел себя идеально.
   За день до собрания в Москву неожиданно прилетел Лева Штурмин и привез с собой незнакомого деда. Щека у деда была залеплена пластырем, он все время нервно оглядывался и как-то странно подергивался. Оказалось, что дед работает у Еропкина, получает, как и все, мало и, чтобы дотянуть до зарплаты, перекинул через забор два аккумулятора. А когда вечером он шел домой, в переулке его встретили двое, отметелили, отняли деньги и посоветовали больше не появляться на станции. И он, дед, до глубины души этим возмущен, потому что воруют все, а начальство больше всех, но побили почему-то только его. Поэтому он, зная, что Еропкин – человек "Инфокара", связался с Левой Штурминым и передал, что у него есть наиважнейшая и секретнейшая информация, которой он готов поделиться с большими людьми из Москвы. Но выдать эту информацию Леве дед отказался категорически, поэтому пришлось привезти его сюда.
   Собрались Муса, Ларри, Марк, Ахмет и Виктор. За секретные сведения дед потребовал тысячу долларов немедленно и гарантированное трудоустройство после того, как удавят Еропкина. Любознательность победила. Тысяча была выдана, что же касается трудоустройства, то ограничились весьма туманными обещаниями. Впрочем, дед и сам понимал, что работник, швыряющий через забор аккумуляторы, вряд ли сможет кого-либо заинтересовать.
   А рассказал он вот что. Еропкин провел большую подготовительную работу и индивидуально побеседовал с каждым своим работником-акционером. Причем не с глазу на глаз, а в присутствии парочки коротко подстриженных бугаев. И в ходе этих бесед было доходчиво разъяснено, что на собрании "Инфокар" будет лезть в акционеры. И Еропкин будет это всячески поддерживать и голосовать "за". Но все остальные должны проголосовать "против". А тому, кто ослушается, отвернут башку.
   Дискуссия началась, когда деда отправили в буфет обедать. С одной стороны, подобный фокус был вполне в духе Еропкина. Но, проделывая его, Еропкин шел на очень серьезный риск и не мог этого не понимать. Поэтому вопрос был – верить деду или нет. Тем более что дед в некоторых деталях путался и, судя по всему, сильно закладывал за воротник. Кроме того, перенесенные побои, какими бы заслуженными они не были, вполне могли заставить человека наплести с три короба. Нельзя также было сбрасывать со счетов возможность того, что деда подослал сам Еропкин, дабы навязать "Инфокару" какую-нибудь силовую акцию и тем самым сорвать собрание, но уже не по вине Еропкина, а по глупости самого "Инфокара", прислушивающегося к словам пьяниц и несунов.
   В результате было решено, что на собрание полетит Марк и постарается на обратном пути привезти с собой Еропкина. А Ахмет отправится в Санкт-Петербург немедленно, остановится в гостинице и будет отвечать за то, чтобы Еропкин не соскочил.
   Собрание прошло в полном соответствии с мрачными предсказаниями деда. После получасовой речи Еропкина, в красках расписавшего светлые перспективы, за прием "Инфокара" проголосовал только он сам плюс еще пять человек. Очевидно, это и были те ключевые фигуры, которые получили "мерседесы". Остальные проголосовали против. Еропкин всячески изображал негодование и недоумение, разводил руками, по-бабьи ахал, но от Марка не укрылось, как внимательно он просмотрел протокол собрания, прежде чем поставить свою подпись. Марк изо всех сил подыгрывал Еропкину, тоже разводил руками, при нем позвонил в Москву и сказал Мусе, что произошло вот такое дело, сообщил в трубку, как героически держался Еропкин, выслушал инструкции, повесил трубку и пригласил Еропкина пообедать и обсудить, как жить дальше.
   Когда обед уже подходил к концу и к выпитой бутылке водки добавилась бутылка коньяка, Марк откинулся на спинку стула, закурил и задумчиво сообщил Еропкину, что никогда не мог предположить, будто распивание водки может быть не удовольствием, а служебной необходимостью. И пока утративший бдительность Еропкин пытался понять, как ему на это реагировать, к столику подсел Ахмет. Против того, чтобы немедленно лететь в Москву, Еропкин выдвигал один аргумент за другим, но все они неумолимо отметались беспощадным Марком. Когда же Еропкин согласился, но сказал, что ему надо заскочить домой за паспортом, Ахмет пригласил его прогуляться на минутку до туалета. В результате паспорт мгновенно обнаружился.
   В Москве Еропкину был предъявлен ультиматум. Он сообщает своим бандюкам, что в их услугах больше не нуждается, платит отступного и ложится под людей Ахмета. А через месяц проводит второе собрание, за результаты которого отвечает головой. "Инфокар" все равно заберет свое. Вопрос только в том – с Еропкиным или без. Это, Сашок, твой последний шанс.
   Еропкин понял, что эту ночь он пережил, осмелел и стал торговаться. Бандюков он не сам нашел, ему их подсунул "Инфокар" в лице Левы Штурмина. Поэтому и отступные должен платить "Инфокар". Он же может лишь посодействовать, чтобы сумма была по возможности минимальной. Услышав это, Марк громко хмыкнул. И ни о каком контрольном пакете не может быть и речи. Собрание примет "Инфокар" в акционеры, это он сделает. Но ни пятидесяти одного процента, ни пятидесяти, ни даже сорока он не обещает. Максимум – двадцать пять.
   Сбить Еропкина с этой позиции не удалось. В конце концов, было решено попробовать еще раз. А вот если опять не получится, тогда нужно будет разобраться с Еропкиным уже как следует. Утром Еропкина погрузили в самолет и в сопровождении Ахмета отправили обратно в Питер. Два дня Ахмет вел непростые переговоры с еропкинскими бандитами, сторговался на тридцати тысячах при условии, что с Левой Штурминым они продолжают работать. И бандиты отошли. Ахмет хотел немедленно расставить на станциях своих ребят, но Платон, вернувшийся из Швейцарии, попросил этого не делать. Лучше дать Еропкину телефон для связи на случай наезда, а прямые контакты, по возможности, исключить.
   На второе собрание, которое, как и договаривались, произошло через месяц, Платон полетел сам. Оратор из него всегда был никудышный, он запинался, блеял, забывал слова, но при этом говорил с таким напором и такой убежденностью, что противостоять ему было невероятно трудно. Платон без труда продавил решение о приеме "Инфокара", получив сто процентов голосов, а когда стали обсуждать, сколько процентов акций надо выделить "Инфокару", сказал:
   – Для нас это непринципиально. Обычно мы закрепляем за собой контрольный пакет. Но здесь мы на этом настаивать не будем. Дадите двадцать процентов – возьмем двадцать, дадите десять – тоже скажем спасибо. Если хотите проявить к нам уважение, примите нас на сорок процентов.
   Он говорил еще какое-то время, упирая на то, что цифра сама по себе не важна и речь идет всего лишь о признании заслуг партнера и уважении к нему.
   В результате "Инфокар" получил сорок процентов акций, что для Еропкина было полной и неприятной неожиданностью. Натужно улыбаясь, он поздравил Платона, пообнимался с ним и вечером привез к самолету готовый к подписанию протокол. Платон пробежал протокол, подписал, хотел было вернуть Еропкину, потом передумал и поставил свою подпись на каждой странице. Еропкин жутко обиделся.
   – Значит, не доверяешь? – со слезой спросил он.
   – Не глупи, Сашок, – успокоил его Платон. – У нас так принято. Без запарафированных страниц ни одна инфокаровская бумага на свет не появляется. И тебе советую так же делать.
   Прилетев в Москву, Платон доложился, передал в договорной отдел копию подписанного протокола, поручил Марку проследить за тем, чтобы все было доведено до конца, и снова отбыл за рубеж. А Еропкин опять принялся за свое. Три месяца он не мог зарегистрировать протокол о приеме "Инфокара", ссылаясь на чрезвычайную занятость на производстве. Потом зарегистрировал, но отправку копии в Москву всячески затягивал. И отправил ее только тогда, когда озверевший Марк пообещал завтра же прилететь в Питер и самолично вытрясти из Еропкина документы.
   Получив зарегистрированный протокол, Марк узнал много интересного. Нет, нет, основополагающая договоренность о сорока процентах "Инфокара" сохранилась. Но завизированные Платоном страницы, за исключением последней, Еропкин похерил, а вместо них подложил другие. И если раньше все принципиальные решения принимались большинством в три четверти плюс один голос, то теперь достаточно было простого большинства. Что, при сорока процентах "Инфокара", позволяло полностью игнорировать его мнение по всем вопросам. Когда же вызванного в Москву Еропкина строго спросили, как это все произошло и почему он позволяет себе подделывать документы, тот спокойно ответил, что в его канцелярии произошел пожар, о чем имеется соответствующий акт пожарной охраны, все документы сгорели, и их пришлось восстанавливать по памяти. Но он ничего страшного не видит, так как главный вопрос решен – "Инфокар" стал акционером и получил аж сорок процентов, – а как будут приниматься решения, это дело десятое, здесь можно договариваться в рабочем порядке. После чего Еропкин отбыл, напомнив на прощание, что невредно было бы оплатить свою долю в акционерном капитале. А то регистрация будет признана недействительной. И не забыть про оборотные средства, про два миллиона долларов. За вычетом стоимости трех "мерседесов".
   С тех пор были сделаны три попытки оплатить долю в уставном капитале – и все неудачные. Переводимые в Санкт-Петербург деньги через несколько дней возвращались обратно. Либо Еропкин специально указывал неправильные номера счетов, либо тут же закрывал счета и открывал новые, но перевести деньги так и не удалось. Тогда потерявший терпение Муса позвонил Штурмину, тот пришел к Еропкину и внес в кассу наличные, получив соответствующую расписку. По слухам, Еропкин, узнав об этом, топал ногами, орал и выгнал кассиршу к чертовой матери.
   И вот теперь сложилась патовая ситуация. С одной стороны, на еропкинское предприятие затрачена такая уйма денег, что бросить это дело никак нельзя. С другой – держать его в теперешнем состоянии тоже нельзя, потому что это та же потеря денег, да еще неудобно перед немцами, которым пообещали к февралю выпустить первый отремонтированный автомобиль. А вливать туда деньги, пока всем заправляет Еропкин, глупо. Проще их сразу же выкинуть на улицу. При этом ни увеличить уставный капитал, ни снять Еропкина невозможно – нет большинства голосов.
   – А зачем они дали мне про это читать? – спросил Терьян, когда Виктор закончил рассказывать.
   Виктор пожал плечами:
   – Если собираешься здесь работать и хочешь знать, чем приходится заниматься и что такое "Инфокар", то более характерного материала нет. Другое дело, что из бумажек ты всей истории не узнаешь.
   Но Сергею показалось, что Виктор чего-то не договаривает.
   Примерно через полчаса он досмотрел последнюю папку, собрал бумаги и понес их возвращать. Заполнявшая приемную толпа частично переместилась в кабинет Марка, откуда доносился жуткий шум.
   – Я капитан дальнего плавания! – кричал человек в кителе. – Я двадцать лет на руководящей работе! И не позволю себя, то есть меня, оскорблять!
   – А никто и не оскорбляет, – орал в ответ Марк. – Я хочу видеть нормальный документ, а не филькину грамоту. Здесь никакие две цифры не бьются.
   – Все бьется! – ярился капитан дальнего плавания. – Я двадцать лет на руководящей работе. Вот это прибавить вот это, – он тыкал пальцем в измятую бумажку, – совсем не должно быть вот это. Потому что вот это нужно вычесть.
   Марк выхватил бумажку из рук капитана, вгляделся в нее и сбавил тон.
   – Ну-ка. Вот это прибавить вот это и вычесть вот это... Будет вот это. Правильно. Угу. Наталья! – Он перебросил бумажку капитана на соседний стол, окруженный тремя посетителями. – Посмотри-ка смету. Вы, Семен Аркадьевич, – успокаивающе улыбаясь, обратился он к капитану, – займитесь с блондинкой. От себя отрываю.
   – Так, – сказал он, когда капитан перешел к соседнему столу. – Сумасшедший дом. Сергей, что у тебя?
   Сергей положил на стол папки с питерскими бумагами. Марк немедленно завопил:
   – Ты куда кладешь? Ты не видишь, что здесь документы?
   – А куда мне их девать? – спросил Терьян, одуревший от шума и дыма и не ожидавший столь резкой реакции Марка.
   – Никуда не девать! Я тебе выдал бумаги, чтобы ты с ними работал! Вот иди и работай.
   – Я уже все прочел, – тихо сказал Сергей, чувствуя спиной взгляды всех собравшихся в комнате и испытывая желание швырнуть папки Марку в голову.
   – Прочел? – Марк саркастически ухмыльнулся. – Ладно. Сейчас я здесь закончу и поговорим.
   – А пока мне их так и держать? – поинтересовался Терьян.
   Марк сделал было движение по направлению к папкам, но передумал.
   – Секретарю отдай.
   Сергей передал папки сидевшей у двери девушке и вернулся в переговорную. Постоял у стола, налил рюмку из принесенной днем бутылки, выпил, закурил, потом сел в кресло, закинул руки за голову и задумался. Решение об "Инфокаре", созревавшее давно и принятое практически мгновенно, до сих пор воспринималось им всего лишь как изменение среды обитания с сохранением всех атрибутов психологического комфорта. Но уже эти несколько часов показали, что среда обитания, несмотря на обилие знакомых лиц, изменилась слишком уж радикально. Взять хотя бы эту питерскую историю. С Еропкиным все было ясно, но условия, в которых тот проворачивал свои махинации, Сергея поразили. Миллионные инвестиции, свободное обращение с акционерным капиталом и долями, скупка голосов, взятки начальству, непростые отношения с бандитами... Про все это он слышал, про многое читал в газетах, но не представлял, что, пока он продолжал упрямо писать свои формулы, его друзья и однокашники так легко освоятся в горячей атмосфере времен покорения Дикого Запада. И Сергей почувствовал тревожную неуверенность – сможет ли он хоть как-то сравняться с ними? А еще его беспокоило ощущение каких-то подводных течений, недомолвок, угадываемого, но не объяснимого столкновения интересов – столкновения, которого в отношениях между людьми, знающими друг друга чуть ли не с колыбели и делающими одно дело, просто не могло быть, но которое тем не менее скрыто присутствовало, обнаруживаясь в случайно сказанных словах и брошенных взглядах. И замученный, какой-то опущенный вид Сысоева, его слова, что здесь все непросто, снова неприятно поразили Терьяна.