Страница:
Сергей действительно обиделся. Проводив Ленку до номера, он довольно холодно попрощался с ней и пошел к себе. А через полчаса услышал, как в дверь кто-то скребется.
Эту ночь Сергей запомнил на всю жизнь. И вовсе не потому, что она была заполнена какими-то сверхъестественными изысками, хотя опыта Ленке было не занимать. Напротив, была в этой ночи какая-то сдержанная простота, которая вытеснила все перепробованное ранее, но при том довела обоих сначала до исступления, а потом, ближе к утру, и до полной прострации. Странная нежность заволакивала темную комнату, вздымалась и опадала, неслышно клубилась, путаясь во влажных от пота простынях и спотыкаясь о сброшенные на пол подушки.
Только с очень большим опозданием Сергей понял, что с ним таким образом прощались. Но это было уже потом.
А закончилась ночь тем, что Ленка вылезла из постели и уселась нагишом на подоконнике, обхватив руками колени и уставившись в окно. Сергей пытался заговорить с ней, но она не отвечала. Когда же он наконец решил, что пора встать и выяснить, в чем дело, Ленка по-прежнему молча спрыгнула с подоконника и стала быстро собирать свои вещи. Уже одевшись, она сказала Сергею, что у нее разболелась голова, уклонилась от поцелуя и выскочила за дверь.
На следующий день, направляясь вечером в оргкомитетский номер, Сергей зашел за Ленкой и застал ее в куртке.
– Ты откуда? – спросил Сергей.
– Не откуда, а куда, – ответила Ленка, натягивая шапочку. – Хочу пойти погулять.
– Одна?
– Давай пойдем вместе, – безразлично сказала Ленка.
– А я думал, мы заглянем к ребятам, – Сергей попытался перехватить инициативу. – Там стол накрыли, Марик каких-то сказочных бутербродов накромсал...
– Ты что, голодный? – таким же непонятно-безразличным голосом спросила Ленка. – Тогда иди поешь.
В результате они все-таки пошли гулять. В лесу Ленка преобразилась – бегала по сугробам, пряталась за деревьями, смеялась, бросала в Сергея снежками, но когда он, поймав ее в каком-то кустарнике, попытался поцеловать, уперлась ему варежками в грудь и не далась. А всю обратную дорогу молчала.
В пансионате Сергей снова пригласил ее в оргкомитетский номер. Ленка неожиданно легко согласилась, но, пробыв там около получаса, исчезла, не сказав Сергею ни одного слова. Обнаружив, что Ленки рядом нет, Сергей выскочил в коридор и побежал к ее номеру. Стучал в дверь – безрезультатно, потом до часу ночи непрерывно накручивал телефонный диск – Ленка не отвечала. В конце концов, серьезно разозлившись, он прекратил поиски, попробовал заснуть, полночи проворочался и в результате встал в отвратительном расположении духа.
Ленку он встретил за завтраком. Ковыряя вилкой яичницу, она, не глядя в его сторону, сказала, что у нее плохое настроение, что чувствует она себя тоже неважно и вообще хотела бы побыть одна. Последующие два дня Ленка всячески избегала Сергея.
Вконец растерявшийся Терьян вдруг вспомнил, что с самого приезда он еще ни разу не позвонил домой. Набрав Москву, он узнал, что его старшенькая принесла подряд две тройки по английскому и двойку по алгебре, у младшенькой – корь, а жена Таня сбилась с ног и вообще не понимает, в чем дело и почему у Сергея ни разу не появилось желания связаться с семьей. Терьян как мог ее успокоил, соврал что-то малоубедительное про большую загрузку и проблемы со связью, расстроился и, подумав немного, позвонил Виктору. Они договорились встретиться в буфете и что-нибудь выпить.
– Ну что ты огород городишь? – сказал Виктор, когда Сергей, выпив и осмелев, перевел разговор на Ленку и непонятно складывающиеся с ней отношения. – У твоей жены раз в месяц не портится самочувствие одновременно с настроением? Обычное дело. Еще дня два, и все будет нормально. А вообще, я тебе как-то уже пытался растолковать – у Ленки с мужиками серьезные проблемы. Ей замуж пора, давно уже пора. Она девка очень хорошая, но все время то женатый попадется, то просто сволочь какая-нибудь. Она сначала со всей душой, а когда ее кидают в очередной раз, тут такое начинается... Я тебе рассказывать не буду, не надо тебе все это знать, просто имей в виду – с Ленкой можно либо на один час, либо на всю жизнь. На промежуточные варианты она плохо реагирует. Как вот, например, с Платоном...
То, что у Ленки было с Платоном, явилось для Сергея совершеннейшей новостью. Внешне отношения между Платоном и Ленкой выглядели абсолютно ровными – как у старых, но не очень близких приятелей. Впрочем, с Платоном иначе и быть не могло.
– Я приблизительно в курсе, – соврал Сергей. – Хотя, конечно, деталей никаких не знаю. Даже не думал, что это сколько-нибудь серьезно.
Из рассказа Виктора получалось, что какое-то время назад между Ленкой и Платоном был очень бурный роман, который около месяца находился в стадии вулканической, а потом постепенно пошел на угасание. И вроде бы Ленка это переживала очень тяжело, потому что часто появлялась на людях с заплаканными глазами. А потом все резко оборвалось. И произошло это потому, что возникла Вика. С тех пор Ленка ненавидит Вику сильнее, чем любого фашиста. Хотя с Платоном у нее точно все закончилось. А Вика про Ленку знает, и ей очень нравится всячески Ленку изводить.
– Понимаешь, – говорил Виктор, – я ведь знаю Вику с тех самых пор, как она только появилась в Институте. Хорошая была девочка – веселая, добрая. Парнями крутила как хотела, но все это без злости. А сейчас, особенно после того, как вышла замуж за своего топтуна, – просто не узнать. Даже когда Ленки рядом нет, Вика постоянно показывает, кто есть царица бала, а уж при Ленке тґак расходится, просто держись... Я иногда боюсь, что Ленка ей при людях в волосы вцепится. Вика и с Тошкой себя поставила – гранд-дама, да и только. Я просто не понимаю, что он в ней находит. Ну, конечно, экстерьер – тут ничего не скажешь. Но ведь стерва – не приведи господь! Если он ей когда-нибудь дорогу перейдет или в чем-нибудь не потрафит – сожрет с костями. Ты заметил, как она Ленку называет? Лену-уля!.. Как горничную... И со всеми остальными так же... Она только Ларри побаивается, потому как не знает, что от него можно ожидать. И еще заметь – Ларри с ней ласковый, обходительный, усами шевелит, смеется. У него, когда он с ней говорит, акцент прорезается. Это он так дурака валяет, а на самом деле чует все, как хорошая гончая. И железно понимает, что у Платона из-за Вики могут быть неприятности. Думаю, что если она какой-нибудь фокус выкинет, Ларри ее схавает, как кот золотую рыбку.
Разговор перешел на Ларри, Вику и иные, менее интересные для Терьяна предметы. Переваривая полученную информацию, Сергей про себя решил, что вечером обязательно поговорит со Ленкой. Но состоялся этот разговор только на устроенном Мусой банкете, где Сергей и Ленка сидели рядом. Когда все основные тосты уже были произнесены, когда зазвучала музыка, а за столом началось неконтролируемое веселье, Сергей вывел Ленку в коридор.
– Ничем ты меня не обидел, – ответила Ленка на прямо заданный вопрос. – А просто все это ни к чему. Я с самого начала знала, что не надо к тебе приходить. Вот мы завтра уедем в Москву, так ты уже через час забудешь, как меня зовут. А если когда-нибудь решишь осчастливить и позвонишь, то придешь ко мне от жены. И уйдешь от меня к жене. И звонить я тебе домой не смогу – не положено. Вот и буду сидеть в белом платьице под елочкой и ждать, когда ты про меня опять вспомнишь. Скажешь – нет?
– Это тебя Платон так выучил? – тихо спросил Сергей, понимая, что Ленка совершенно права и возразить ей нечего.
– Уже успели сообщить? – недобро спросила Ленка. – При чем здесь Платон? Он из всех из вас – самый приличный. А про Цейтлина тебе тоже рассказали? А про Тариева? Ты вообще знаешь, сколько вас у меня было? Сказать? И каждый учил одному и тому же. Так что урок этот я хорошо знаю. Только вот не хотелось бы его с тобой, Сереженька, еще раз проходить. Проводи меня, пожалуйста, обратно к столу.
– Погоди, – не отставал Сергей, настойчиво желая выяснить все до конца. – Так ты говоришь, что все дело во мне? Да? И не потому, что к Платону Вика приехала? Да?
Ленка вырвала руку, повертела ею у виска, крутанула юбкой и ушла в зал, не оборачиваясь.
Завершилось все тем, что Сергей жутко напился. Когда утром он пытался привести себя в сколько-нибудь приличное состояние, чтобы пойти на заключительное пленарное заседание и официальную церемонию закрытия школы, то не мог вспомнить ничего, кроме Федора Федоровича, танцующего с Ленкой. Манера танца не вызывала никаких сомнений в дальнейших устремлениях кавалера. А когда Сергей столкнулся внизу с Виктором, тот окинул его ироническим взглядом и процитировал:
– ...не дождались гроба мы, кончили поход...
Закат
Папа Гриша
Лика
Эту ночь Сергей запомнил на всю жизнь. И вовсе не потому, что она была заполнена какими-то сверхъестественными изысками, хотя опыта Ленке было не занимать. Напротив, была в этой ночи какая-то сдержанная простота, которая вытеснила все перепробованное ранее, но при том довела обоих сначала до исступления, а потом, ближе к утру, и до полной прострации. Странная нежность заволакивала темную комнату, вздымалась и опадала, неслышно клубилась, путаясь во влажных от пота простынях и спотыкаясь о сброшенные на пол подушки.
Только с очень большим опозданием Сергей понял, что с ним таким образом прощались. Но это было уже потом.
А закончилась ночь тем, что Ленка вылезла из постели и уселась нагишом на подоконнике, обхватив руками колени и уставившись в окно. Сергей пытался заговорить с ней, но она не отвечала. Когда же он наконец решил, что пора встать и выяснить, в чем дело, Ленка по-прежнему молча спрыгнула с подоконника и стала быстро собирать свои вещи. Уже одевшись, она сказала Сергею, что у нее разболелась голова, уклонилась от поцелуя и выскочила за дверь.
На следующий день, направляясь вечером в оргкомитетский номер, Сергей зашел за Ленкой и застал ее в куртке.
– Ты откуда? – спросил Сергей.
– Не откуда, а куда, – ответила Ленка, натягивая шапочку. – Хочу пойти погулять.
– Одна?
– Давай пойдем вместе, – безразлично сказала Ленка.
– А я думал, мы заглянем к ребятам, – Сергей попытался перехватить инициативу. – Там стол накрыли, Марик каких-то сказочных бутербродов накромсал...
– Ты что, голодный? – таким же непонятно-безразличным голосом спросила Ленка. – Тогда иди поешь.
В результате они все-таки пошли гулять. В лесу Ленка преобразилась – бегала по сугробам, пряталась за деревьями, смеялась, бросала в Сергея снежками, но когда он, поймав ее в каком-то кустарнике, попытался поцеловать, уперлась ему варежками в грудь и не далась. А всю обратную дорогу молчала.
В пансионате Сергей снова пригласил ее в оргкомитетский номер. Ленка неожиданно легко согласилась, но, пробыв там около получаса, исчезла, не сказав Сергею ни одного слова. Обнаружив, что Ленки рядом нет, Сергей выскочил в коридор и побежал к ее номеру. Стучал в дверь – безрезультатно, потом до часу ночи непрерывно накручивал телефонный диск – Ленка не отвечала. В конце концов, серьезно разозлившись, он прекратил поиски, попробовал заснуть, полночи проворочался и в результате встал в отвратительном расположении духа.
Ленку он встретил за завтраком. Ковыряя вилкой яичницу, она, не глядя в его сторону, сказала, что у нее плохое настроение, что чувствует она себя тоже неважно и вообще хотела бы побыть одна. Последующие два дня Ленка всячески избегала Сергея.
Вконец растерявшийся Терьян вдруг вспомнил, что с самого приезда он еще ни разу не позвонил домой. Набрав Москву, он узнал, что его старшенькая принесла подряд две тройки по английскому и двойку по алгебре, у младшенькой – корь, а жена Таня сбилась с ног и вообще не понимает, в чем дело и почему у Сергея ни разу не появилось желания связаться с семьей. Терьян как мог ее успокоил, соврал что-то малоубедительное про большую загрузку и проблемы со связью, расстроился и, подумав немного, позвонил Виктору. Они договорились встретиться в буфете и что-нибудь выпить.
– Ну что ты огород городишь? – сказал Виктор, когда Сергей, выпив и осмелев, перевел разговор на Ленку и непонятно складывающиеся с ней отношения. – У твоей жены раз в месяц не портится самочувствие одновременно с настроением? Обычное дело. Еще дня два, и все будет нормально. А вообще, я тебе как-то уже пытался растолковать – у Ленки с мужиками серьезные проблемы. Ей замуж пора, давно уже пора. Она девка очень хорошая, но все время то женатый попадется, то просто сволочь какая-нибудь. Она сначала со всей душой, а когда ее кидают в очередной раз, тут такое начинается... Я тебе рассказывать не буду, не надо тебе все это знать, просто имей в виду – с Ленкой можно либо на один час, либо на всю жизнь. На промежуточные варианты она плохо реагирует. Как вот, например, с Платоном...
То, что у Ленки было с Платоном, явилось для Сергея совершеннейшей новостью. Внешне отношения между Платоном и Ленкой выглядели абсолютно ровными – как у старых, но не очень близких приятелей. Впрочем, с Платоном иначе и быть не могло.
– Я приблизительно в курсе, – соврал Сергей. – Хотя, конечно, деталей никаких не знаю. Даже не думал, что это сколько-нибудь серьезно.
Из рассказа Виктора получалось, что какое-то время назад между Ленкой и Платоном был очень бурный роман, который около месяца находился в стадии вулканической, а потом постепенно пошел на угасание. И вроде бы Ленка это переживала очень тяжело, потому что часто появлялась на людях с заплаканными глазами. А потом все резко оборвалось. И произошло это потому, что возникла Вика. С тех пор Ленка ненавидит Вику сильнее, чем любого фашиста. Хотя с Платоном у нее точно все закончилось. А Вика про Ленку знает, и ей очень нравится всячески Ленку изводить.
– Понимаешь, – говорил Виктор, – я ведь знаю Вику с тех самых пор, как она только появилась в Институте. Хорошая была девочка – веселая, добрая. Парнями крутила как хотела, но все это без злости. А сейчас, особенно после того, как вышла замуж за своего топтуна, – просто не узнать. Даже когда Ленки рядом нет, Вика постоянно показывает, кто есть царица бала, а уж при Ленке тґак расходится, просто держись... Я иногда боюсь, что Ленка ей при людях в волосы вцепится. Вика и с Тошкой себя поставила – гранд-дама, да и только. Я просто не понимаю, что он в ней находит. Ну, конечно, экстерьер – тут ничего не скажешь. Но ведь стерва – не приведи господь! Если он ей когда-нибудь дорогу перейдет или в чем-нибудь не потрафит – сожрет с костями. Ты заметил, как она Ленку называет? Лену-уля!.. Как горничную... И со всеми остальными так же... Она только Ларри побаивается, потому как не знает, что от него можно ожидать. И еще заметь – Ларри с ней ласковый, обходительный, усами шевелит, смеется. У него, когда он с ней говорит, акцент прорезается. Это он так дурака валяет, а на самом деле чует все, как хорошая гончая. И железно понимает, что у Платона из-за Вики могут быть неприятности. Думаю, что если она какой-нибудь фокус выкинет, Ларри ее схавает, как кот золотую рыбку.
Разговор перешел на Ларри, Вику и иные, менее интересные для Терьяна предметы. Переваривая полученную информацию, Сергей про себя решил, что вечером обязательно поговорит со Ленкой. Но состоялся этот разговор только на устроенном Мусой банкете, где Сергей и Ленка сидели рядом. Когда все основные тосты уже были произнесены, когда зазвучала музыка, а за столом началось неконтролируемое веселье, Сергей вывел Ленку в коридор.
– Ничем ты меня не обидел, – ответила Ленка на прямо заданный вопрос. – А просто все это ни к чему. Я с самого начала знала, что не надо к тебе приходить. Вот мы завтра уедем в Москву, так ты уже через час забудешь, как меня зовут. А если когда-нибудь решишь осчастливить и позвонишь, то придешь ко мне от жены. И уйдешь от меня к жене. И звонить я тебе домой не смогу – не положено. Вот и буду сидеть в белом платьице под елочкой и ждать, когда ты про меня опять вспомнишь. Скажешь – нет?
– Это тебя Платон так выучил? – тихо спросил Сергей, понимая, что Ленка совершенно права и возразить ей нечего.
– Уже успели сообщить? – недобро спросила Ленка. – При чем здесь Платон? Он из всех из вас – самый приличный. А про Цейтлина тебе тоже рассказали? А про Тариева? Ты вообще знаешь, сколько вас у меня было? Сказать? И каждый учил одному и тому же. Так что урок этот я хорошо знаю. Только вот не хотелось бы его с тобой, Сереженька, еще раз проходить. Проводи меня, пожалуйста, обратно к столу.
– Погоди, – не отставал Сергей, настойчиво желая выяснить все до конца. – Так ты говоришь, что все дело во мне? Да? И не потому, что к Платону Вика приехала? Да?
Ленка вырвала руку, повертела ею у виска, крутанула юбкой и ушла в зал, не оборачиваясь.
Завершилось все тем, что Сергей жутко напился. Когда утром он пытался привести себя в сколько-нибудь приличное состояние, чтобы пойти на заключительное пленарное заседание и официальную церемонию закрытия школы, то не мог вспомнить ничего, кроме Федора Федоровича, танцующего с Ленкой. Манера танца не вызывала никаких сомнений в дальнейших устремлениях кавалера. А когда Сергей столкнулся внизу с Виктором, тот окинул его ироническим взглядом и процитировал:
– ...не дождались гроба мы, кончили поход...
Закат
Умер Брежнев.
Великая империя, сцементированная нищетой и ненавистью, раскинувшаяся на пол-Европы и еще на пол-Азии, создавшая свои форпосты на Севере и на Юге, на Востоке и на Западе, отгородившаяся от всего мира видимой и невидимой колючей проволокой, собранная когда-то по кусочкам Иваном Калитой, захватившая необъятное Сибирское ханство при Иване Грозном, ворвавшаяся в оцепеневшую от изумления Европу при Петре, Екатерине и Александре, снова разодранная в лохмотья в огне гражданской войны, поднявшаяся на крови, пролитой во имя грядущего царства справедливости новыми рабоче-крестьянскими полководцами, империя, более полувека грозившая всему миру бронированным кулаком, – эта великая страна, начавшая еще лет десять назад малозаметное движение под уклон, покатилась к пропасти, постепенно набирая скорость.
Наведение порядка и укрепление трудовой дисциплины, объявленные Андроповым первостепенными задачами – задачами, решение которых должно было остановить падение, – провалились с треском. Железный кулак, так хорошо знакомый старшему поколению, поднялся с прежним богатырским замахом, повисел в воздухе и ухнул в пустоту, не прихлопнув даже, а лишь прищемив тех немногих, кто был изловлен органами в магазинах, парикмахерских и банях. Запад, с недоверием отнесшийся к литературному гению нового вождя, но зато хорошо запомнивший его предыдущее место работы, ощетинился крылатыми ракетами. Рейган объявил о разворачивании программы "Звездных войн". Держава приняла вызов: колоссальные, невиданные средства, вырученные за нефть, газ, алюминий, никель, рекой потекли в прорву военно-промышленного комплекса. Монстр, почувствовавший новый прилив жизненных сил, зашевелился, заворочался, повел плечами и смахнул в Японское море попавшийся под горячую руку южнокорейский пассажирский самолет. Мир содрогнулся.
Со смертью Андропова потенциальная энергия, накопленная за короткое время его правления, по всем законам науки перешла в кинетическую. Расстановка сил в высшем эшелоне власти – ввиду очевидной непригодности и недолговечности нового генсека – приобрела характер глобальной стратегической проблемы и отодвинула на второй план судьбу страны. Движение вниз ускорилось многократно.
– Ну, и что теперь? – спросил Муса, когда появились первые слухи о смерти Черненко. – Чем они нас еще удивят?
– Если это правда, – пожал плечами Платон, – и утром объявят официально, послушай, кто будет председателем похоронной комиссии.
– Это еще почему? – поинтересовался Терьян.
– А потому, Сережка, – объяснил Платон, – что есть такая народная примета – кто хоронит, тот потом и командует.
– Справедливо, но не всегда верно, – вмешался Ларри, – товарища Сталина хоронил Лаврентий Павлович. Правда, в то время было что делить.
– Ничего, – сказал Платон, – на их век хватит.
Председателем правительственной комиссии по организации похорон товарища Черненко Константина Устиновича был назначен товарищ Горбачев Михаил Сергеевич. В ярких лучах нового мышления над державой засияла заря перестройки. Страна на мгновение замерла на краю пропасти и накренилась.
Великая империя, сцементированная нищетой и ненавистью, раскинувшаяся на пол-Европы и еще на пол-Азии, создавшая свои форпосты на Севере и на Юге, на Востоке и на Западе, отгородившаяся от всего мира видимой и невидимой колючей проволокой, собранная когда-то по кусочкам Иваном Калитой, захватившая необъятное Сибирское ханство при Иване Грозном, ворвавшаяся в оцепеневшую от изумления Европу при Петре, Екатерине и Александре, снова разодранная в лохмотья в огне гражданской войны, поднявшаяся на крови, пролитой во имя грядущего царства справедливости новыми рабоче-крестьянскими полководцами, империя, более полувека грозившая всему миру бронированным кулаком, – эта великая страна, начавшая еще лет десять назад малозаметное движение под уклон, покатилась к пропасти, постепенно набирая скорость.
Наведение порядка и укрепление трудовой дисциплины, объявленные Андроповым первостепенными задачами – задачами, решение которых должно было остановить падение, – провалились с треском. Железный кулак, так хорошо знакомый старшему поколению, поднялся с прежним богатырским замахом, повисел в воздухе и ухнул в пустоту, не прихлопнув даже, а лишь прищемив тех немногих, кто был изловлен органами в магазинах, парикмахерских и банях. Запад, с недоверием отнесшийся к литературному гению нового вождя, но зато хорошо запомнивший его предыдущее место работы, ощетинился крылатыми ракетами. Рейган объявил о разворачивании программы "Звездных войн". Держава приняла вызов: колоссальные, невиданные средства, вырученные за нефть, газ, алюминий, никель, рекой потекли в прорву военно-промышленного комплекса. Монстр, почувствовавший новый прилив жизненных сил, зашевелился, заворочался, повел плечами и смахнул в Японское море попавшийся под горячую руку южнокорейский пассажирский самолет. Мир содрогнулся.
Со смертью Андропова потенциальная энергия, накопленная за короткое время его правления, по всем законам науки перешла в кинетическую. Расстановка сил в высшем эшелоне власти – ввиду очевидной непригодности и недолговечности нового генсека – приобрела характер глобальной стратегической проблемы и отодвинула на второй план судьбу страны. Движение вниз ускорилось многократно.
– Ну, и что теперь? – спросил Муса, когда появились первые слухи о смерти Черненко. – Чем они нас еще удивят?
– Если это правда, – пожал плечами Платон, – и утром объявят официально, послушай, кто будет председателем похоронной комиссии.
– Это еще почему? – поинтересовался Терьян.
– А потому, Сережка, – объяснил Платон, – что есть такая народная примета – кто хоронит, тот потом и командует.
– Справедливо, но не всегда верно, – вмешался Ларри, – товарища Сталина хоронил Лаврентий Павлович. Правда, в то время было что делить.
– Ничего, – сказал Платон, – на их век хватит.
Председателем правительственной комиссии по организации похорон товарища Черненко Константина Устиновича был назначен товарищ Горбачев Михаил Сергеевич. В ярких лучах нового мышления над державой засияла заря перестройки. Страна на мгновение замерла на краю пропасти и накренилась.
Папа Гриша
...Терьян в глубокой задумчивости стоял перед зеркалом. Ему предстояло выбрать галстук из тех четырех, что были у него в наличии. Раньше этим занималась жена, но после развода Сергей оказался в безвыходном положении.
Днем, после защиты кандидатской диссертации, на которой он выступал в качестве первого оппонента, – защищался заместитель директора Завода Григорий Павлович Губанов, – к Терьяну подошел Марк Цейтлин и сказал на ухо:
– Сергей, побойся Бога. Желтый галстук с черной рубашкой и серым костюмом не носят.
Терьян поменял рубашку на голубую, но проблемы выбора галстука это не решило. Поразмышляв еще какое-то время, он решил плюнуть на галстук и поехать в ресторан без него. В конце концов, ресторан – не ученый совет. И папа Гриша, как называли заместителя директора основные участники Проекта, вряд ли будет в претензии.
Банкет по поводу защиты папы Гриши проводился в "Славянском базаре". Этот ресторан оказался чуть ли не единственным бастионом, который устоял перед накатом "нового мышления" на вековые традиции. Антиалкогольная кампания не только привела к исчезновению из магазинов любых напитков и породила, таким образом, очереди не виданной доселе длины, но и вызвала к жизни странное правило, в соответствии с которым в любом ресторане официант пересчитывал всех пришедших по головам и категорически отказывался подавать более ста пятидесяти грамм на душу.
Папа Гриша обзвонил несколько мест, узнал, что это правило соблюдается неукоснительно, и обратился за помощью к Мусе. Хмыкнув, Тариев объявил, что проблем нет – надо идти в "Славянский базар", там он договорится. А заодно постарается обойти запрет на обмывание диссертаций. Дело тут было вот в чем. Как определила – в свете новых веяний – Высшая аттестационная комиссия, недостаточный уровень отечественной науки объяснялся исключительно тем, что после защиты диссертанты вместе с оппонентами и даже – о ужас! – членами ученых советов пьянствовали в кабаках. Разве могла после этого идти речь об объективности! Непонятно, какие средства и силы были задействованы, но директорам ресторанов вменили в обязанность при обнаружении на вверенных им объектах "диссертационных" банкетов незамедлительно об этом доносить. Уж ВАК разберется по существу, что в соответствующей диссертации хорошо, а что – и это главное – плохо...
Оппонентом на защите у папы Гриши Сергей Терьян стал вот каким образом.
Судьба Проекта, над которым работали Платон, Ларри и многие другие сотрудники Института, в значительной степени зависела от того, какие силы, а следовательно, и ресурсы в него вовлечены. Проект был целиком и полностью связан с Заводом, продукция же Завода, особенно при поголовной утрате доверия к советскому рублю как к самой твердой валюте мира, считалась супердефицитом. Это были автомобили. Стоило любому чиновнику, которому следовало поставить закорючку на том или ином проектном документе, узнать, что Проект ориентирован на завод, как в голове у этого чиновника немедленно что-то щелкало, он поудобнее устраивался в своем служебном кресле и начинал очень предметно вникать в суть вопроса.
Еще в самом начале, когда шла предстартовая подготовка, Платону и Ларри удалось договориться с руководством Завода о том, что некая – весьма незначительная – часть продукции может быть использована для целей Проекта. Упоминание об этом в любом, сколь угодно высоком кабинете творило чудеса. Ведь одно дело – выпрашивать автомобиль у еще более высокого руководства, владеющего соответствующими фондами, или, на худой конец, тянуть из шапки билетик на профсоюзном собрании, соревнуясь при этом с инженерами, сантехниками и уборщицами за право заплатить свои кровные денежки, и совсем другое – получить машину по совершенно независимому каналу. Да еще с обещанием, что она пройдет перед выдачей самую серьезную проверку. И никто даже не подозревал, сколько здоровья стоило Ларри исполнение тех обещаний, которые налево и направо раздавал Платон.
Естественно, что эти возможности не могли долго оставаться в тайне. Через какое-то время на Платона обрушился поток просьб от коллег, друзей, просто знакомых и не очень знакомых людей. Объяснять, что все на свете имеет свои границы, Платон не считал возможным, хотя сам это отлично понимал. Конечно, он не мог отказать Терьяну, который наконец-то решил обзавестись собственным транспортным средством и путем невероятных усилий скопил необходимую сумму, – но при этом не вполне представлял себе, получится у него или нет.
– Какие проблемы, – сказал он Сергею, когда тот обратился к нему в первый раз. – Два месяца подождешь?
Два месяца превратились в два года. И вдруг Платон глубокой ночью позвонил Терьяну с Завода.
– Сережка! – заорал он в трубку. – Помнишь, ты просил меня кое о чем? Я все решил. В декабре никуда не собираешься?
– Нет, – ответил еще не проснувшийся Терьян. – А что?
– Я завтра прилетаю в Москву. У меня к тебе будет одна просьба.
Просьба заключалась в том, чтобы внимательно прочитать диссертацию папы Гриши, при обнаружении каких-либо недочетов довести их до сведения Платона, а также дать согласие выступить оппонентом на защите.
К удивлению Терьяна, диссертация оказалась на редкость толковой. Написана она была в чисто академическом ключе, без какого-либо налета провинциализма, содержала совершенно прозрачную постановку задачи и точное ее решение. После исправления нескольких досадных, но непринципиальных ошибок диссертация приняла форму, исключающую сколько-нибудь обоснованную критику, и это поставило будущего оппонента в затруднительное положение. Ведь задача оппонента состоит прежде всего в том, чтобы указать на недостатки работы, но как указать на то, что не удается обнаружить даже под микроскопом?
Когда Сергей сказал об этом Платону, тот поулыбался, а потом объявил:
– Ты знаешь, это даже хорошо. Ведь будет и второй оппонент, чистый экономист. А ты честно скажешь, что по технике замечаний нет.
Защита прошла с блеском. Члены совета проголосовали, как говорится, в ноль, после чего папа Гриша подошел к Сергею, поблагодарил и пригласил вечером в "Славянский базар". А Платон и Ларри тут же подхватили папу Гришу под руки и куда-то уволокли.
Банкет ничем не отличался от иных подобных мероприятий. Терьян наконец-то получил возможность понаблюдать за своим подзащитным с близкого расстояния. И если внешность папы Гриши еще соответствовала представлениям Сергея о командирах производства – рост и телосложение замдиректора были богатырскими, голос – зычным, а водку он пил только что не стаканами, оставаясь при этом совершенно трезвым, – то манеры были исключительно мягкими, добрыми и как бы обволакивающими. Было совершенно непонятно, как человек с такой открытой и, очевидно, голубиной душой может чем-то управлять, отдавать приказы и распекать нерадивых подчиненных. Сергею он представлялся чем-то средним между Дедом Морозом и добрым дедушкой Лениным из детских книжек. Но когда во время перекура он заикнулся об этом Мусе, тот ухмыльнулся и сказал:
– Давай, давай. Ты все правильно понимаешь. Папа Гриша – та еще штучка. Если близко окажешься, попробуй ему в глаза заглянуть.
Последовать совету Мусы удалось, когда банкет уже заканчивался и Сергей подошел прощаться. Папа Гриша выпил много, но это на нем никак не отразилось, только движения стали какими-то округлыми, а речь – еще более вальяжной. Возвысившись над Сергеем, который еле доставал ему до плеча, папа Гриша обнял его.
– Дорогой мой человек, – пробасил он. – Спасибо тебе за помощь, за поддержку. За объективность.
– Не за что, Григорий Павлович, – ответил Терьян и посмотрел папе Грише прямо в лицо.
Нельзя сказать, что он многое понял, но то, что увидел, произвело на него сильное впечатление. Лицо у папы Гриши было широким, круглым, добрым, на порозовевшем от выпитого носу сидели очки в позолоченной оправе, казавшиеся совсем крохотными. А за стеклами очков виднелись небольшие, беспомощно моргавшие глазки. И вдруг на какое-то мгновение глазки перестали моргать. Если бы Сергей не был предупрежден заранее, он, наверное, и не заметил бы, как неуловимо изменилось лицо стоявшего перед ним человека. На него уставились две маленькие серые точки – будто загорелась лампочка в кабинете зубного врача. И когда через долю секунды широкая улыбка папы Гриши погасила эту лампочку, Сергей понял, что он взвешен, измерен и оценен.
– Ну, как тебе папа Гриша? – спросил на следующий день Платон.
– Знаешь, – ответил Сергей, – сначала он мне каким-то тюфяком показался. А потом пригляделся – просто капитан Сильвер из "Острова сокровищ". Только с двумя ногами.
– Капитан Сильвер – это правильно, – задумчиво сказал Платон. – С двумя ногами. И еще с двумя головами. И с четырьмя руками. Кстати, твоя проблема решена. Послезавтра можешь ехать за машиной.
Днем, после защиты кандидатской диссертации, на которой он выступал в качестве первого оппонента, – защищался заместитель директора Завода Григорий Павлович Губанов, – к Терьяну подошел Марк Цейтлин и сказал на ухо:
– Сергей, побойся Бога. Желтый галстук с черной рубашкой и серым костюмом не носят.
Терьян поменял рубашку на голубую, но проблемы выбора галстука это не решило. Поразмышляв еще какое-то время, он решил плюнуть на галстук и поехать в ресторан без него. В конце концов, ресторан – не ученый совет. И папа Гриша, как называли заместителя директора основные участники Проекта, вряд ли будет в претензии.
Банкет по поводу защиты папы Гриши проводился в "Славянском базаре". Этот ресторан оказался чуть ли не единственным бастионом, который устоял перед накатом "нового мышления" на вековые традиции. Антиалкогольная кампания не только привела к исчезновению из магазинов любых напитков и породила, таким образом, очереди не виданной доселе длины, но и вызвала к жизни странное правило, в соответствии с которым в любом ресторане официант пересчитывал всех пришедших по головам и категорически отказывался подавать более ста пятидесяти грамм на душу.
Папа Гриша обзвонил несколько мест, узнал, что это правило соблюдается неукоснительно, и обратился за помощью к Мусе. Хмыкнув, Тариев объявил, что проблем нет – надо идти в "Славянский базар", там он договорится. А заодно постарается обойти запрет на обмывание диссертаций. Дело тут было вот в чем. Как определила – в свете новых веяний – Высшая аттестационная комиссия, недостаточный уровень отечественной науки объяснялся исключительно тем, что после защиты диссертанты вместе с оппонентами и даже – о ужас! – членами ученых советов пьянствовали в кабаках. Разве могла после этого идти речь об объективности! Непонятно, какие средства и силы были задействованы, но директорам ресторанов вменили в обязанность при обнаружении на вверенных им объектах "диссертационных" банкетов незамедлительно об этом доносить. Уж ВАК разберется по существу, что в соответствующей диссертации хорошо, а что – и это главное – плохо...
Оппонентом на защите у папы Гриши Сергей Терьян стал вот каким образом.
Судьба Проекта, над которым работали Платон, Ларри и многие другие сотрудники Института, в значительной степени зависела от того, какие силы, а следовательно, и ресурсы в него вовлечены. Проект был целиком и полностью связан с Заводом, продукция же Завода, особенно при поголовной утрате доверия к советскому рублю как к самой твердой валюте мира, считалась супердефицитом. Это были автомобили. Стоило любому чиновнику, которому следовало поставить закорючку на том или ином проектном документе, узнать, что Проект ориентирован на завод, как в голове у этого чиновника немедленно что-то щелкало, он поудобнее устраивался в своем служебном кресле и начинал очень предметно вникать в суть вопроса.
Еще в самом начале, когда шла предстартовая подготовка, Платону и Ларри удалось договориться с руководством Завода о том, что некая – весьма незначительная – часть продукции может быть использована для целей Проекта. Упоминание об этом в любом, сколь угодно высоком кабинете творило чудеса. Ведь одно дело – выпрашивать автомобиль у еще более высокого руководства, владеющего соответствующими фондами, или, на худой конец, тянуть из шапки билетик на профсоюзном собрании, соревнуясь при этом с инженерами, сантехниками и уборщицами за право заплатить свои кровные денежки, и совсем другое – получить машину по совершенно независимому каналу. Да еще с обещанием, что она пройдет перед выдачей самую серьезную проверку. И никто даже не подозревал, сколько здоровья стоило Ларри исполнение тех обещаний, которые налево и направо раздавал Платон.
Естественно, что эти возможности не могли долго оставаться в тайне. Через какое-то время на Платона обрушился поток просьб от коллег, друзей, просто знакомых и не очень знакомых людей. Объяснять, что все на свете имеет свои границы, Платон не считал возможным, хотя сам это отлично понимал. Конечно, он не мог отказать Терьяну, который наконец-то решил обзавестись собственным транспортным средством и путем невероятных усилий скопил необходимую сумму, – но при этом не вполне представлял себе, получится у него или нет.
– Какие проблемы, – сказал он Сергею, когда тот обратился к нему в первый раз. – Два месяца подождешь?
Два месяца превратились в два года. И вдруг Платон глубокой ночью позвонил Терьяну с Завода.
– Сережка! – заорал он в трубку. – Помнишь, ты просил меня кое о чем? Я все решил. В декабре никуда не собираешься?
– Нет, – ответил еще не проснувшийся Терьян. – А что?
– Я завтра прилетаю в Москву. У меня к тебе будет одна просьба.
Просьба заключалась в том, чтобы внимательно прочитать диссертацию папы Гриши, при обнаружении каких-либо недочетов довести их до сведения Платона, а также дать согласие выступить оппонентом на защите.
К удивлению Терьяна, диссертация оказалась на редкость толковой. Написана она была в чисто академическом ключе, без какого-либо налета провинциализма, содержала совершенно прозрачную постановку задачи и точное ее решение. После исправления нескольких досадных, но непринципиальных ошибок диссертация приняла форму, исключающую сколько-нибудь обоснованную критику, и это поставило будущего оппонента в затруднительное положение. Ведь задача оппонента состоит прежде всего в том, чтобы указать на недостатки работы, но как указать на то, что не удается обнаружить даже под микроскопом?
Когда Сергей сказал об этом Платону, тот поулыбался, а потом объявил:
– Ты знаешь, это даже хорошо. Ведь будет и второй оппонент, чистый экономист. А ты честно скажешь, что по технике замечаний нет.
Защита прошла с блеском. Члены совета проголосовали, как говорится, в ноль, после чего папа Гриша подошел к Сергею, поблагодарил и пригласил вечером в "Славянский базар". А Платон и Ларри тут же подхватили папу Гришу под руки и куда-то уволокли.
Банкет ничем не отличался от иных подобных мероприятий. Терьян наконец-то получил возможность понаблюдать за своим подзащитным с близкого расстояния. И если внешность папы Гриши еще соответствовала представлениям Сергея о командирах производства – рост и телосложение замдиректора были богатырскими, голос – зычным, а водку он пил только что не стаканами, оставаясь при этом совершенно трезвым, – то манеры были исключительно мягкими, добрыми и как бы обволакивающими. Было совершенно непонятно, как человек с такой открытой и, очевидно, голубиной душой может чем-то управлять, отдавать приказы и распекать нерадивых подчиненных. Сергею он представлялся чем-то средним между Дедом Морозом и добрым дедушкой Лениным из детских книжек. Но когда во время перекура он заикнулся об этом Мусе, тот ухмыльнулся и сказал:
– Давай, давай. Ты все правильно понимаешь. Папа Гриша – та еще штучка. Если близко окажешься, попробуй ему в глаза заглянуть.
Последовать совету Мусы удалось, когда банкет уже заканчивался и Сергей подошел прощаться. Папа Гриша выпил много, но это на нем никак не отразилось, только движения стали какими-то округлыми, а речь – еще более вальяжной. Возвысившись над Сергеем, который еле доставал ему до плеча, папа Гриша обнял его.
– Дорогой мой человек, – пробасил он. – Спасибо тебе за помощь, за поддержку. За объективность.
– Не за что, Григорий Павлович, – ответил Терьян и посмотрел папе Грише прямо в лицо.
Нельзя сказать, что он многое понял, но то, что увидел, произвело на него сильное впечатление. Лицо у папы Гриши было широким, круглым, добрым, на порозовевшем от выпитого носу сидели очки в позолоченной оправе, казавшиеся совсем крохотными. А за стеклами очков виднелись небольшие, беспомощно моргавшие глазки. И вдруг на какое-то мгновение глазки перестали моргать. Если бы Сергей не был предупрежден заранее, он, наверное, и не заметил бы, как неуловимо изменилось лицо стоявшего перед ним человека. На него уставились две маленькие серые точки – будто загорелась лампочка в кабинете зубного врача. И когда через долю секунды широкая улыбка папы Гриши погасила эту лампочку, Сергей понял, что он взвешен, измерен и оценен.
– Ну, как тебе папа Гриша? – спросил на следующий день Платон.
– Знаешь, – ответил Сергей, – сначала он мне каким-то тюфяком показался. А потом пригляделся – просто капитан Сильвер из "Острова сокровищ". Только с двумя ногами.
– Капитан Сильвер – это правильно, – задумчиво сказал Платон. – С двумя ногами. И еще с двумя головами. И с четырьмя руками. Кстати, твоя проблема решена. Послезавтра можешь ехать за машиной.
Лика
Машину Терьян покупал четыре дня. Сперва его фамилию долго искали и не нашли в каком-то списке – пришлось звонить Платону, Ларри и папе Грише, все еще оформлявшему диссертационные бумажки. Потом оказалось, что нужный список еще не поступил, и пришлось ждать. Затем Терьяна отправили через всю Москву – на Беговую – выбирать автомобиль. Там он потерял целый день, поскольку то, что Сергею подходило, было не доукомплектовано, а то, что было укомплектовано, ему не годилось. На исходе дня, пожертвовав полусотенной бумажкой, Терьян добился желаемого результата: все, чего ему недоставало, было тут же откуда-то отвинчено, вынуто и привинчено в нужных местах. На следующий день с утра он заплатил деньги, снова приехал на Беговую и погнал машину через весь город обратно в автосалон. По дороге заглох двигатель. К вечеру, когда Сергей дотянул до пункта назначения, техосмотр и оформление документов уже закончились. И поутру ему пришлось ехать снова.
– Это что, всегда так? – спросил он у Ларри, когда немного отлежался после всей беготни.
– Конечно, нет, – ответил Ларри. – Обычно хуже бывает. Это ты по блату взял.
– А по-человечески они продавать не могут?
– Я тебе расскажу одну историю, – сказал Ларри, закуривая и задирая ноги на стол. – У меня в Тбилиси есть друг. Он с бригадой шабашников летом вкалывать ездит. Ну, сейчас нет, раньше ездил. Скажем, проводят они в деревне электричество. Договор есть, прораб есть, директор, наряды – все есть. А денег не платят. То есть, платят, но мало: это ты не делал, то не делал... Понятно? А деньги нужны, иначе зачем от семьи уехал? Вот он приходит в дом с мешком, высыпает на стол и говорит хозяину – проводов нет, розеток нет, подрозетников нет, ничего нет. Хозяин смотрит и говорит – а это что? А это – соседу обещал. Вот так. За день пять домов прошел – на всю бригаду зарплата есть. Похоже?
– Похоже, – рассмеялся Терьян.
– Это еще при покойном Леониде Ильиче было, – продолжал Ларри. – К нему пришли, говорят – в торговле зарплата низкая, надо бы прибавить. А он отвечает – зачем прибавлять, пусть так будет. Если не хватит, найдут где взять. Они и находят. Ты сколько за эти четыре дня отдал? Вот и зарплата – детишкам на молочишко.
Терьян начал интенсивно осваивать нелегкую науку вождения. Если на метро он добирался до работы за полчаса, то на машине меньше, чем за час, не получалось. Сперва Сергей топал на стоянку, куда его машину пускали за пятьдесят рублей и бутылку водки ежемесячно, долго грел двигатель, счищал снег, а потом, стараясь соблюдать все правила и не встревать ни в какие конфликты, не спеша рулил по направлению к работе. Вечером возвращался, бросал машину во дворе, ужинал и отправлялся в двухчасовую поездку – изучать специфику московских магистралей. И вот месяца через два приключилась с ним история.
Терьян уже подъезжал к дому, когда обнаружил, что у него кончились сигареты. И дома, кажется, тоже ничего не осталось. Он затормозил у табачного ларька, вышел из машины. Расплачиваясь, услышал за спиной крик. Сергей мгновенно обернулся и увидел, что на снегу, в нескольких метрах от него, лежит девушка, а машина, не поставленная ни на передачу, ни на ручной тормоз, неторопливо удаляется своим ходом. Когда Сергей добежал до девушки, машина уже остановилась, уткнувшись в сугроб рядом с поворотом во двор его дома.
– Вы целы? – Девушка уже приподнялась на руках, и Сергей обхватил ее за талию. – Что-нибудь сломали?
– Откуда я знаю! – воскликнула она. – Помогите встать.
Сергей поднял девушку на ноги. Она оглянулась по сторонам. Неподалеку лежала хозяйственная сумка, из которой торчала куриная нога. Рядом валялась черная дамская сумочка с порванным ремешком, на ней отпечатался след протектора.
– Послушайте, вы не могли бы помочь мне дойти вон до той машины? – сказала потерпевшая, когда Сергей притащил хозяйственную сумку и девушка, морщась, изучила урон, нанесенный ее имуществу. – Хочу сказать водителю пару ласковых.
– Я – водитель, – признался Сергей.
Девушка окинула его ненавидящим взглядом.
– Простите, пожалуйста, – торопливо забормотал Сергей. – Я буквально на секунду остановился – купить сигарет. Забыл на ручник поставить, она и поехала. Я даже не думал, что так может получиться. Ну хотите, я что-нибудь сделаю...
– Что ты сделаешь? – чуть не плача закричала девушка. – Ты посмотри на меня!
Сергей посмотрел и ахнул. Сверху, начиная от капюшона, по короткой дубленке, по юбке, по белым сапогам густыми потоками стекала черно-коричневая, смешанная с песком, московская грязь.
– Это что, всегда так? – спросил он у Ларри, когда немного отлежался после всей беготни.
– Конечно, нет, – ответил Ларри. – Обычно хуже бывает. Это ты по блату взял.
– А по-человечески они продавать не могут?
– Я тебе расскажу одну историю, – сказал Ларри, закуривая и задирая ноги на стол. – У меня в Тбилиси есть друг. Он с бригадой шабашников летом вкалывать ездит. Ну, сейчас нет, раньше ездил. Скажем, проводят они в деревне электричество. Договор есть, прораб есть, директор, наряды – все есть. А денег не платят. То есть, платят, но мало: это ты не делал, то не делал... Понятно? А деньги нужны, иначе зачем от семьи уехал? Вот он приходит в дом с мешком, высыпает на стол и говорит хозяину – проводов нет, розеток нет, подрозетников нет, ничего нет. Хозяин смотрит и говорит – а это что? А это – соседу обещал. Вот так. За день пять домов прошел – на всю бригаду зарплата есть. Похоже?
– Похоже, – рассмеялся Терьян.
– Это еще при покойном Леониде Ильиче было, – продолжал Ларри. – К нему пришли, говорят – в торговле зарплата низкая, надо бы прибавить. А он отвечает – зачем прибавлять, пусть так будет. Если не хватит, найдут где взять. Они и находят. Ты сколько за эти четыре дня отдал? Вот и зарплата – детишкам на молочишко.
Терьян начал интенсивно осваивать нелегкую науку вождения. Если на метро он добирался до работы за полчаса, то на машине меньше, чем за час, не получалось. Сперва Сергей топал на стоянку, куда его машину пускали за пятьдесят рублей и бутылку водки ежемесячно, долго грел двигатель, счищал снег, а потом, стараясь соблюдать все правила и не встревать ни в какие конфликты, не спеша рулил по направлению к работе. Вечером возвращался, бросал машину во дворе, ужинал и отправлялся в двухчасовую поездку – изучать специфику московских магистралей. И вот месяца через два приключилась с ним история.
Терьян уже подъезжал к дому, когда обнаружил, что у него кончились сигареты. И дома, кажется, тоже ничего не осталось. Он затормозил у табачного ларька, вышел из машины. Расплачиваясь, услышал за спиной крик. Сергей мгновенно обернулся и увидел, что на снегу, в нескольких метрах от него, лежит девушка, а машина, не поставленная ни на передачу, ни на ручной тормоз, неторопливо удаляется своим ходом. Когда Сергей добежал до девушки, машина уже остановилась, уткнувшись в сугроб рядом с поворотом во двор его дома.
– Вы целы? – Девушка уже приподнялась на руках, и Сергей обхватил ее за талию. – Что-нибудь сломали?
– Откуда я знаю! – воскликнула она. – Помогите встать.
Сергей поднял девушку на ноги. Она оглянулась по сторонам. Неподалеку лежала хозяйственная сумка, из которой торчала куриная нога. Рядом валялась черная дамская сумочка с порванным ремешком, на ней отпечатался след протектора.
– Послушайте, вы не могли бы помочь мне дойти вон до той машины? – сказала потерпевшая, когда Сергей притащил хозяйственную сумку и девушка, морщась, изучила урон, нанесенный ее имуществу. – Хочу сказать водителю пару ласковых.
– Я – водитель, – признался Сергей.
Девушка окинула его ненавидящим взглядом.
– Простите, пожалуйста, – торопливо забормотал Сергей. – Я буквально на секунду остановился – купить сигарет. Забыл на ручник поставить, она и поехала. Я даже не думал, что так может получиться. Ну хотите, я что-нибудь сделаю...
– Что ты сделаешь? – чуть не плача закричала девушка. – Ты посмотри на меня!
Сергей посмотрел и ахнул. Сверху, начиная от капюшона, по короткой дубленке, по юбке, по белым сапогам густыми потоками стекала черно-коричневая, смешанная с песком, московская грязь.