Диана Дуэйн
Врачебные предписания
«Клянусь именами древних врачевателей Аполлона и Эскулапа, именами его дочерей-целительниц, а также именем Всевышнего применять свое искусство только на благо живой жизни во всем ее многообразии, поддерживать эту жизнь или позволять ей уходить с достоинством Клянусь бороться с преждевременной смертью и никогда не потворствовать ей своими действиями, либо бездействием Где бы мне ни пришлось лечить больных, обязуюсь хранить в тайне все, что должно, обязуюсь не предпринимать никаких действий, в которых я несведущ. Клянусь никогда не использовать звание врача с целью введения в соблазн кого бы то ни было. Обязуюсь обучать всех желающих своему искусству безвозмездно и без предварительных условий, если они произнесут такую же клятву. Клянусь относиться к тем, кто обучил меня искусству врачевания, как к собственным родителям, помогая им, когда они будут нуждаться в этом. Пусть Всевышний услышит мою клятву. И пока я буду верен своему слову, пусть я буду уважаем людьми, но если я нарушу клятву, пусть меня постигнет кара.»
Клятва Гиппократа, пересмотренное и дополненное издание.
«Пусть богохульство, неведение и жестокость уйдут из медицины. И тогда будут счастливы все врачеватели и доволен я…»
Николаус Кулиспер, представитель нетрадиционной медицины.
Глава 1
— Ты помнишь, когда я украл твой труп? — спросил Леонард Маккой.
Высокий седовласый человек, развалившийся в соседнем кресле, рассмеялся.
— Очень печально, но, увы! Убийство, грязь, суета, воровство, педерастия, обман, недостаточная перфузия!
Маккой догадался: Дайэтер хотел таким образом сообщить, что находился тогда в состоянии шока. Он частенько изъяснялся в подобной манере, из-за чего уловить смысл сказанного им можно было лишь напрягаясь. Дайэтер Клиссман владел английским в совершенстве, но порой казалось, будто ему нравится заставлять окружающих в этом сомневаться.
Маккой слегка наклонился вперед, подавая тем самым знак одному из официантов, стоявших за террасой отеля, и сказал:
— Ну что ж, ничего страшного, все переживания уже позади. Вы и ваши молочные коктейли совсем не изменились. Позвольте заказать вам еще один. Официант посмотрел на них, кивнул и вышел. А Маккой снова развалился в кресле и засмотрелся на пейзаж, открывшийся его взору за террасой. Старинное здание отеля возвышалось на макушке небольшого плато между городом Венген и самой высокой вершиной Бернских Альп под названием Юнгфрау, что по-немецки означает «Дева».
Прозрачно-голубое небо указывало на приближение осени: хотя по календарю был лишь конец июля, но уже потихоньку начинали опадать листья с деревьев. Там внизу, среди одиночных вечнозеленых сосен, под коричневыми островерхими крышами уже загорался свет в окнах — день клонился к закату. Западную часть города в это время накрывало тенью гор.
В долине Лаутербрюннен вспыхнула пара огоньков. Это приближалась электричка, переполненная пассажирами, едущими из Интерлейнена, Туна и Берна.
На улицах города не было другого транспорта, кроме тележек, небольших авто на электрической тяге да повозок, запряженных лошадьми; более крупные автомобили и летательные аппараты никогда не поднимались выше Лаутербрюннена. Маккой только приветствовал все эти строгости, ибо благодаря им вокруг стояла тишина, лишь изредка нарушаемая колокольчиками на упряжи лошадей, блеянием коз и мычанием коров, пасущихся на зеленых альпийских лугах, раскинувшихся в предгорьях. Над всею этой идиллией возвышался острый, как клинок, пик, наполовину скрытый облаками. Взирая на раскинувшийся перед ними пейзаж, Маккой заранее радовался, предвкушая необыкновенной красоты закат. Другим приятным событием для него явилась встреча с Дайэтером.
Немало лет пролетело с тех пор, как они учились вместе в медицинском колледже. Тогда они дружили, но после окончания колледжа их пути разминулись. Теперь же Дайэтер был заведующим факультета ксеномедицины в Бернском университете и слыл легендарным специалистом в этой области. А что касается Маккоя, то… «Одному Богу известно, чем занимаюсь я», — усмехнулся он про себя.
— Когда начнется? — спросил он Дайэтера.
— Думаю, примерно, через час, — ответил тот, всматриваясь в долину. Неторопливо отпив из бокала, он спросил. — А что все-таки заставило вас украсть мой труп?
Маккой безмятежно рассмеялся и принялся за второй бокал мятного коктейля.
— Если бы не я, то это сделал бы кто-то другой, — ответил он. — Я подумал, что будет лучшее, если все же это сделает друг.
Дайэтер хмыкнул.
— Среди наших кое-кто уже был замечен в жульничестве, не так ли?
Маккой утвердительно кивнул. Это правда, кое-кто из их коллег-студентов, также изучавших ксеномедицину, оказались не очень-то порядочными людьми… «Хорошо еще, — подумал он, — что их выявили в период учебы. Было бы хуже, если бы это обнаружилось в профессиональной деятельности, при работе с пациентами».
Тогда некоторые однокурсники недолюбливали трудолюбивого и упорного Дайэтера, получавшего высокие оценки за свои знания: на его фоне они выглядели недостаточно компетентными и в лаборатории, и в больничной палате. У него бывали даже неприятности из-за этого. Маккой и сейчас испытывал досаду, вспоминая все, хотя времени минуло немало с тех пор.
— Конечно, были и мошенники, — ответил он, нахмурившись. — Но мне хотелось бы надеяться, что все они уже поменяли профессию.
— Однако никак не могу понять, что тебя заставило оставить труп в деканате? — спросил Дайэтер, внимательно рассматривая облачка, смещавшиеся к западу, где небо уже начинало окрашиваться в малиновый цвет.
— Тогда мне это показалось неплохой идеей, — ответил Маккой, оглядывая посетителей-туристов, постепенно заполнивших террасу: все они были с фотоаппаратами и кинокамерами. Становилось прохладно, и многие надели свитера. Маккой пожалел, что не прихватил с собой жакет.
— Мне казалось, — добавил он, — что это заставит декана обратить внимание на происходящее в наших учебных аудиториях. Я рассчитывал, что после этого будут изменения в сторону лучшего.
— Но ведь ты провалился на экзамене по анатомии, — напомнил Дайэтер.
Маккой покраснел. Воспоминания об этом до сих пор были свежи в его памяти.
— И это заставило декана обратить еще больше внимания на тебя, — произнес Дайэтер. — Что в том хорошего?
— Все относительно, — пробормотал Маккой. — В конце концов, закончилась эта история совсем не плохо.
Действительно, благодаря всему случившемуся тогда, декан медицинского факультета лично занялся его обучением и не отставал от Маккоя в течение трех месяцев, в результате чего, он сдал экзамен по анатомии на «отлично», и декан, пожав ему руку, сказал, что больше ему с ним делать нечего.
— Здесь, похоже, собирается слишком много народу, не так ли? — предположил Маккой, оглядывая толпу, постепенно облепившую перила.
— Меня они не смущают, ответил Дайэтер. — Тебе пришлось так много пережить из-за меня. Я этого никогда не забуду.
— Ладно, ерунда. Что касается тех времен… — Маккой замялся, не зная, как закончить фразу. «Неужели нельзя было попросту принять благодарность?» — Ничего особенного, — наконец произнес он. — Я был рад помочь.
— А я был рад принять от тебя эту помощь. И это одна из причин, вызвавших во мне желание встретиться с тобой прежде, чем ты вновь отправишься в полет. В двух твоих последних письмах промелькнули жалобы на бюрократические проволочки, царящие в Звездном Флоте…
— Уж не собираешься ли ты поступить на службу, Дайэтер? — спросил Маккой, хихикнув.
— Не смейся. Ты и представления не имеешь что значит испытать финансовые трудности. Я лишь хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
Маккой вздохнул и посмотрел за окно на темнеющую долину.
— Ну что ж, в конце концов, силам добра и здравому смыслу обычно удается одержать верх над бюрократией. По крайней мере, так было до сих пор, но при всем при том, следует соблюдать осторожность, что довольно-таки изнурительно.
Дайэтер взял еще один коктейль.
— Эта миссия означает, что ты не сможешь пообедать со мной, — произнес он после некоторой паузы. — А как долго ты собираешься отсутствовать на этот раз? Мне бы хотелось, чтобы ты выступил с лекцией, если у тебя останутся силы и ты получишь отпуск. Твои последние заметки в прессе обозлили департаментское начальство. Особенно та, о желудочно-кишечных бациллах. Старик Крейцнауэр даже грозился накормить тебя этой заметкой без всякой помощи желудочного зонда.
— Я не в курсе, — ответил Маккой, усмехаясь и зачарованно наблюдая закат.
Удивительной красоты высокие облака на фоне вечернего неба отражали малиновый свет солнца. Оно уже зашло за горизонт, но лучи его ярко освещали снежные вершины, которые, словно пылающие костры, горели оранжевым светом на фоне постепенно сгущающейся небесной синевы.
— Официально это уже второе расследование. Люди побывали па той планете, о которой идет речь. И во время первого контакта были пересчитаны все имевшиеся на тот момент, биологические виды. Очевидно, что исследователи уже располагали кое-какими сведениями о космических путешествиях: были проведены начальные лингвистические исследования и тому подобное. Теперь нам предстоит углубиться в эти вопросы, провести точную настройку универсального Транслейтора.., и определить, имеют ли они вообще отношение к Федерации. А заодно, хотят ли в нее вступить. — Маккой помолчал немного и продолжил. — Проведена огромная подготовительная работа для осуществления этой миссии. И мне она крайне интересна, дело в том, что речь идет о чуткой психической энергии. Предвидится, кроме обычного биологического обзора жизни: флоры, фауны, микроорганизмов в особенности, — изучение их строения и его влияния на жизнедеятельность видов.
— Минуточку. Ты сказал «видов»? — в голосе Дайэтера прозвучало удивление. — То есть, их несколько?
Маккой кивнул.
— Это необычно, — согласился он. — Их туда не завозили и не адаптировали искусственно: этого не было ни сейчас, ни в более ранние исторические периоды, когда они могли бы попасть на планету из отдаленного космоса. Все три вида, обитающие на одной планете, — результат конвергентной эволюции. Звездный Флот наверняка заинтересован узнать, в чем тут дело… Ведь раньше никогда такого не обнаруживалось на подобных планетах. «Энтерпрайз» первоначально планировал полет в другое место, но эта миссия сразу же отодвинула все прежние планы в конец списка. Итак, мы отправляемся уже сегодня вечером, а не на следующей неделе, как я предполагал. А то бы я с удовольствием пошел тебе навстречу и выступил бы с лекцией. Никто не знает, сколько лет продлится эта экспедиция. Сам понимаешь.
Дайэтер вздохнул.
— Мы оба сейчас находимся на вершине своей творческой карьеры, а у нас все равно нет времени для самих себя. У студентов-первокурсников его и то больше. Что-то здесь неправильно.
— Во всяком случае, нам некогда скучать, — ответил Маккой, заглядывая в свой стакан.
— Мы не могли на это пожаловаться и раньше, — сказал Дайэтер. И, выдержав паузу, добавил. — Знаешь, мне кажется, что они могут вот-вот отправиться. Давай посмотрим.
Они встали и пошли к самому краю ограждения, где еще оставалось место для двоих.
Там, за городом и за долиной виднелись световые вспышки. Но это не был электрический свет, это светились пылающие холмы и высотки. Они загорались последовательно, один за другим, образуя пламя, которое полыхало в, долине возле Лаутербрюннена, Мюррена, возле самого озера, так что, отражаясь в воде, огонь зрительно удваивался. Пламя уходило куда-то вниз, в самую глубь долины, но один луч, тонкий и острый лазерный пучок, как копье, погружался и исчезал в ночи.
— Они не смогли даже полуночи дождаться, — произнес Дайэтер. — Молодость всегда нетерпелива, Но, надеюсь, тебе стало понятно, почему мне хотелось, чтобы и ты увидел это, особенно сегодня. Маккой кивнул.
Все вокруг, начиная с горных вершин, стало покрываться огнями, сотнями новых огней. Один из них вспыхнул на центральной площади Венчена. В ответ еще один лазерный луч, ослепительно белый, выпущенный из метеорологической лаборатории в сторону вершины «Юнгфрау», пронзил темноту.
Вслед за огнями появился и стал нарастать звук, напоминавший пение, — вначале нескольких голосов, а затем небольшого хора; звук негромкий, но отчетливый, основанный на какой-то незатейливой мелодии, по ошибке его можно было принять за игру шарманки. Но транслейтор сразу же перехватывал все эти звуки: они были понятны ему. И в результате оказывалось, что с шарманкой здесь не было ничего общего. «Наш принцип — свободный выбор смерти — и никаких чужеземных правил: ни для добра, ни для зла; мы свободны и находимся на свободной земле…»
— Уже прошли тысячелетия с тех пор, как эти слова были произнесены впервые, — заметил Дайэтер. — Это случилось в полночь в долине Рутли, к северу от Люцерны. Их было всего тринадцать, но они оказались очень упрямыми и чересчур сердитыми на местных представителей чужой империи.
Маккой снова кивнул.
Этот пакт под названием «Постоянный Союз» явился основой для образования Швейцарии: было объявлено, что швейцарцы отныне принадлежат сами себе и друг другу, а не какой-нибудь империи, пожелавшей покорить их. И эти швейцарские статьи в Конфедерации явились основой для написания Федеративных законов в Объединенной Федерации Планет — довольно рыхлой ассоциации независимых образований, обязующихся помогать друг другу в несчастье, защищать всю группу против угрозы вмешательства извне, но во всех случаях сохранялась немалая самостоятельность.
Все это уже стало достоянием истории и было хорошо известно. Но в душе Маккоя зародилось сомнение, которое не оставляло его.
— Насколько все это соответствует действительности? — спросил он. — Так же, как в сказке про Вильгельма Телля?
Дайэтер засмеялся.
— Вильгельм Телль жил на самом деле, но не убивал тирана голыми руками, как и не сбивал выстрелами яблоки с головы собственного сына. Он был просто талантливый упрямец, отыскавший уникальный способ не платить налоги и принудивший своих соседей сделать то же самое. Но это между прочим. А что касается долины Рутли, то все случилось именно там, но на самом деле, кто тебе точно скажет, что же произошло около тысячи лет назад? Все, чего мы добились, — этот Пакт, подписанный в Швице. И вытекающие из него последствия.
Кто-то из людей, собравшихся на террасе, запел. Слова звучали по-немецки или по-французски, но, возможно, и по-итальянски. Это, однако, не имело никакого значения для транслейтора Маккоя, хотя частенько возникали проблемы с румынским, который воспринимался системой как устаревший итальянский с вкраплениями немецких слов. «Это наш дом, наши жизни, ничьи, только наши. Это наша земля, наша кровь, над нами нет никакой чужой власти…»
Нестройный хор, наконец, допел до конца. Аплодисменты и одобрительные возгласы сопровождали появление новых огоньков там, на высотах. Поднимались вверх бокалы, выпивалось их содержимое, но без боя посуды — это все-таки была Швейцария; битое стекло было здесь ни к чему, тем более, что многие хотели повторить выпивку.
В заднем кармане брюк Маккоя запищал сигнал устройства связи.
Он вздохнул, ощутив возрастающее волнение.
— По крайней мере, мне удалось увидеть все это, — сказал он Дайэтеру и вытащил устройство связи. — Маккой, — произнес он в микрофон.
— Доктор, — обратился к нему голос Спока. — Капитан приказал сообщить, что посадка заканчивается.
— Передайте ему, что мне хотелось бы немного задержаться, Спок, — ответил Маккой. — Скажите Ухуре, что я готов.
— Принято, — наступила короткая пауза. — Это был замечательный вид, доктор. К тому же, кое-что очень любопытно.
— Да? И что же?
— Я никогда не предполагал, что вы имеете такую склонность к истории.
Маккой засмеялся.
— Это всего лишь мой личный интерес. И кроме того, — добавил он, — кто игнорирует ошибки прошлого, рискует нарваться на неприятности в будущем. Можете рассматривать это как профилактику. Конец связи.
Он представил, как Спок будет озадачен тем, что он выключил передающую частоту, и остался этим доволен.
— В следующий раз поговорим подольше, дружище, — обратился он к Дайэтеру.
— Дай Бог, — произнес Дайэтер и поднял свой стакан.
— Вижу, что тебе тоже жаль расставаться, — ответил Маккой.
Он успел залпом проглотить свой коктейль, прежде чем начал проявляться эффект транспортировки.
Впрочем Кирку было досконально, до мельчайших подробностей, известно все, что, касалось подготовки к полету. Он проявлял к этому такое же внимание, как и парашютист, упаковывающий с особой тщательностью свои парашюты для первого прыжка. Не в последнюю очередь он интересовался проверкой основных и импульсных двигателей, а также техническим состоянием других служб корабля. Он убедил себя, что все идет как по маслу. Но в то же время какая-то часть его сознания была озабочена одной философской проблемой.
— Одинок ли я — спрашивал он себя. Не так давно Кирк отметил свой очередной день рождения, и кое-какие поздравительные открытки пришли в его адрес. На одной из них было поздравление от старинного друга с Земли, который с тонким юмором вопрошал, когда же именинник, наконец, найдет себе пару. Первой реакцией Кирка, после смешков по этому поводу, была мысль, что он уже нашел себе пару, — корабль «Энтерпрайз». Но через некоторое время неудовлетворенная частичка его мозга задалась вопросом: «Как долго собираешься ты продолжать утешаться таким ответом? Ты говоришь так о себе уже давно. Неужели это все еще актуально? И как получилось, что ты уже и думать забыл на эту тему?»
— Это было истиной прежде, значит, справедливо и сейчас, — сказал он сам себе.
Но даже тишина, воцарившаяся вокруг, казалось, насмехалась над ним. Однако Кирк давно научился управлять своими эмоциями и мыслями. Он выработал в себе привычку; любой возникший вопрос необходимо хорошенько обдумать. И на этот раз он поступил как обычно, несмотря на то, что эта тема причиняла ему боль.
— Во всем этом, в какой-то степени, виноват Маккой, — подумал он и слегка поежился от этой мысли. — Я никогда не занимался таким глубоким самокопанием: он заразил меня.
— Лазарет, — за его спиной раздался голос лейтенанта Ухуры. Она проверяла, все, что находилось в ее списке.
— Лазарет готов, — ответила Лия Бурке; она выполняла обязанности временно отсутствующей, в связи с врачебной практикой, старшей медсестры Кристины Чэпл. — Доктор Маккой уже в пути из транспортного пространства!
— Попросите его, чтобы он явился на мостик, когда у него появится свободная минутка, — неожиданно скомандовал Кирк. "А пока пусть доктор поволнуется, — подумал он с некоторым удовлетворением. — А, мистер Чехов. Спасибо.
Кирк нагнулся и взглянул на листок-план, составленный Чеховым; просмотрев его, он не заметил никаких неожиданных изменений в расписании на день, подписал план и отдал его обратно Чехову.
— Сегодня мы слушаем ваш короткий доклад, как я понял, — произнес Кирк.
— В 19.00, — ответил Чехов.
— Выполнили домашнее задание?
— Думаю, что да, капитан, — скромно ответил Чехов. — Это вообще-то русское изобретение, как и многие другие. Кирк улыбнулся.
— Продолжайте, младший лейтенант.
— Да, сэр, — ответил Чехов и вернулся на свои пост.
Спок спустился вниз мимо командирской рубки после проверки своих собственных контрольных листков.
— Мы готовы к старту, капитан, — произнес он. — Весь персонал на борту. Все подразделения рапортуют о готовности.
— Хорошо, — сказал Кирк. — Тогда перейдем к обычной процедуре предварительного уведомления о выходе на орбиту. Мистер Зулу, — обратился он, вглядываясь в консоли командирской рубки, выведите нас под своим контролем.
— Есть, сэр, — ответил Зулу и начал окончательное приготовление к старту.
Кирк позволил себе немного расслабиться в своей рубке.
— Будем надеяться, что старт пройдет в такой же спокойной обстановке, — сказал он, обращаясь, к Споку. Однако немного теории нам не помешает. Спок выглядел задумчивым.
— Довольно опасное занятие — предсказывать события заранее без достаточных на то оснований, произнес он. — Но нет ничего зазорного в том, чтобы выкроить время для собственных умозаключений.
Кирк искоса посмотрел на Спока.
— Может быть, вам известно что-то такое чего не знаю я? — спросил он. — Есть какие-то подозрения, что у нас не все пройдет гладко?
— Никаких, — слегка обиженно ответил Спок. — Если бы что-то такое было, я немедленно сообщил бы вам. Все предварительные прогнозы результатов этой миссии — благоприятные. Каких-либо существенных проблем не предвидится.
— Тогда, просто предчувствие? — спросил Кирк.
— Похоже, что да, сэр, — ответил Спок. — Однако это весьма сложная и малопродуктивная затея — строить гипотезы, не имея на то никаких оснований…
— Конечно, — согласился Кирк. — Не обращайте внимания.
Двери, выходящие на мостик, с шипением распахнулась.
— Пришлось задержаться, — произнес Маккой. — Все начинает рушиться, если не возьмешь дела в свои руки. Добрый Вечер, Спок.
— Уже вообще-то ночь, — ответил Спок. — Тридцать шесть минут по первого.
— Минуты — это уже не столь важно, — сказал Маккой, облокотившись на центральное сиденье. Он принес с собой распечатку с данными и лупу. — Джим, ты обратил внимание на это?
Кирк взял в руки распечатку и начал внимательно изучать ее. Это был список членов экипажа, которых видели в лазарете когда «Энтерпрайз» был на ремонте.
— Да. Ну и что?
— Цифры завышены в два раза, по сравнению с тем, что должно было иметь место в действительности. А возможно, и в три. Посмотри, пять человек отсутствовали из-за простуды…
— Это не их вина, что вы до сих пор не научились лечить банальную простуду, — ответил Кирк. Маккой хмуро посмотрел на него.
— Ты же прекрасно понимаешь, что диета, физические упражнения и здоровая иммунная система — все это в комплексе способно предупредить респираторные заболевания. А эти люди отправляются в отпуск, после которого все их закаливания идут прахом!
— Продолжай, о благожелатель! — отозвался Кирк. — Это может послужить основанием для некоторого сокращения отпусков.
— В самом деле, — произнес Спок. — Ведь еще на прошлой неделе ты читал нам лекцию о благотворном влиянии отпуска на преодоление последствий длительного стресса. — Он сделал короткую паузу, а потом добавил:
— У тех существ, которые, конечно же, способны испытывать стресс.
От этих слов Маккой только недовольно фыркнул, а затем обратился к Кирку:
— Числа существенно большие, чем должны быть на самом деле. Кирк вздохнул и направился к своей рубке.
— Да, вижу. Но мы не сможем обеспечить превосходное состояние здоровья всем членам экипажа, не так ли?
— Нет, можем! — воскликнул Маккой. В его голосе прозвучала твердая уверенность. — Это как раз является моей целью. На меньшее я не согласен.
— Но если это случится, вы же останетесь без работы.
— Джим, любой доктор и любая медсестра здесь и во всей нашей Галактике живут надеждой, что однажды все мы проснемся и обнаружим; каждый обитатель Вселенной стал совершенно здоровым обладателем сертификата, подписанного Богом, в котором сказано, что он умрет с миром и во сне. Тогда все мы, медики, сможем спокойно удалиться на пенсию и заняться рыбалкой.
— Ты же не любишь рыбалку! Помнится, ты как то обозвал это варварским занятием и, в конце концов, заставил меня выбросить назад в озеро десятифунтовую форель.
Маккой хмуро посмотрел на Кирка.
— Теперь ты знаешь, что я имел в виду, черт побери! Все мы, медики, хотели бы заняться чем-либо другим. Любым другим делом. К сожалению, маловероятно, что такое случится уже на этой неделе.
— Ты не прав, когда говоришь о любой другой работе, — сказал Кирк, чувствуя, что начинает волноваться.
— В любом случае, я не имел в виду его работу, — сказал доктор, взглянув на Спока.
— Что ты имеешь против моей работы?!
— Не вводи меня в соблазн, — ответил Маккой. — Твое кресло немного удобнее моего. Подозреваю, что оно было спроектировано самим Торквемадой. Слышали про такого? Однако, Джим, — произнес Маккой, обращаясь к Кирку, — с этими цифрами обязательно нужно разобраться на следующей встрече руководителей отделов, где решаются только чересчур важные вопросы, слишком важные. Начальству стоит проявлять побольше ответственности и помочь людям соблюдать нормальный рабочий график, в особенности, график смен; и обеспечить условия, при которых не будет чрезвычайных происшествий из-за безмозглого энтузиазма. Я один не могу решать сразу так много вопросов.
Высокий седовласый человек, развалившийся в соседнем кресле, рассмеялся.
— Очень печально, но, увы! Убийство, грязь, суета, воровство, педерастия, обман, недостаточная перфузия!
Маккой догадался: Дайэтер хотел таким образом сообщить, что находился тогда в состоянии шока. Он частенько изъяснялся в подобной манере, из-за чего уловить смысл сказанного им можно было лишь напрягаясь. Дайэтер Клиссман владел английским в совершенстве, но порой казалось, будто ему нравится заставлять окружающих в этом сомневаться.
Маккой слегка наклонился вперед, подавая тем самым знак одному из официантов, стоявших за террасой отеля, и сказал:
— Ну что ж, ничего страшного, все переживания уже позади. Вы и ваши молочные коктейли совсем не изменились. Позвольте заказать вам еще один. Официант посмотрел на них, кивнул и вышел. А Маккой снова развалился в кресле и засмотрелся на пейзаж, открывшийся его взору за террасой. Старинное здание отеля возвышалось на макушке небольшого плато между городом Венген и самой высокой вершиной Бернских Альп под названием Юнгфрау, что по-немецки означает «Дева».
Прозрачно-голубое небо указывало на приближение осени: хотя по календарю был лишь конец июля, но уже потихоньку начинали опадать листья с деревьев. Там внизу, среди одиночных вечнозеленых сосен, под коричневыми островерхими крышами уже загорался свет в окнах — день клонился к закату. Западную часть города в это время накрывало тенью гор.
В долине Лаутербрюннен вспыхнула пара огоньков. Это приближалась электричка, переполненная пассажирами, едущими из Интерлейнена, Туна и Берна.
На улицах города не было другого транспорта, кроме тележек, небольших авто на электрической тяге да повозок, запряженных лошадьми; более крупные автомобили и летательные аппараты никогда не поднимались выше Лаутербрюннена. Маккой только приветствовал все эти строгости, ибо благодаря им вокруг стояла тишина, лишь изредка нарушаемая колокольчиками на упряжи лошадей, блеянием коз и мычанием коров, пасущихся на зеленых альпийских лугах, раскинувшихся в предгорьях. Над всею этой идиллией возвышался острый, как клинок, пик, наполовину скрытый облаками. Взирая на раскинувшийся перед ними пейзаж, Маккой заранее радовался, предвкушая необыкновенной красоты закат. Другим приятным событием для него явилась встреча с Дайэтером.
Немало лет пролетело с тех пор, как они учились вместе в медицинском колледже. Тогда они дружили, но после окончания колледжа их пути разминулись. Теперь же Дайэтер был заведующим факультета ксеномедицины в Бернском университете и слыл легендарным специалистом в этой области. А что касается Маккоя, то… «Одному Богу известно, чем занимаюсь я», — усмехнулся он про себя.
— Когда начнется? — спросил он Дайэтера.
— Думаю, примерно, через час, — ответил тот, всматриваясь в долину. Неторопливо отпив из бокала, он спросил. — А что все-таки заставило вас украсть мой труп?
Маккой безмятежно рассмеялся и принялся за второй бокал мятного коктейля.
— Если бы не я, то это сделал бы кто-то другой, — ответил он. — Я подумал, что будет лучшее, если все же это сделает друг.
Дайэтер хмыкнул.
— Среди наших кое-кто уже был замечен в жульничестве, не так ли?
Маккой утвердительно кивнул. Это правда, кое-кто из их коллег-студентов, также изучавших ксеномедицину, оказались не очень-то порядочными людьми… «Хорошо еще, — подумал он, — что их выявили в период учебы. Было бы хуже, если бы это обнаружилось в профессиональной деятельности, при работе с пациентами».
Тогда некоторые однокурсники недолюбливали трудолюбивого и упорного Дайэтера, получавшего высокие оценки за свои знания: на его фоне они выглядели недостаточно компетентными и в лаборатории, и в больничной палате. У него бывали даже неприятности из-за этого. Маккой и сейчас испытывал досаду, вспоминая все, хотя времени минуло немало с тех пор.
— Конечно, были и мошенники, — ответил он, нахмурившись. — Но мне хотелось бы надеяться, что все они уже поменяли профессию.
— Однако никак не могу понять, что тебя заставило оставить труп в деканате? — спросил Дайэтер, внимательно рассматривая облачка, смещавшиеся к западу, где небо уже начинало окрашиваться в малиновый цвет.
— Тогда мне это показалось неплохой идеей, — ответил Маккой, оглядывая посетителей-туристов, постепенно заполнивших террасу: все они были с фотоаппаратами и кинокамерами. Становилось прохладно, и многие надели свитера. Маккой пожалел, что не прихватил с собой жакет.
— Мне казалось, — добавил он, — что это заставит декана обратить внимание на происходящее в наших учебных аудиториях. Я рассчитывал, что после этого будут изменения в сторону лучшего.
— Но ведь ты провалился на экзамене по анатомии, — напомнил Дайэтер.
Маккой покраснел. Воспоминания об этом до сих пор были свежи в его памяти.
— И это заставило декана обратить еще больше внимания на тебя, — произнес Дайэтер. — Что в том хорошего?
— Все относительно, — пробормотал Маккой. — В конце концов, закончилась эта история совсем не плохо.
Действительно, благодаря всему случившемуся тогда, декан медицинского факультета лично занялся его обучением и не отставал от Маккоя в течение трех месяцев, в результате чего, он сдал экзамен по анатомии на «отлично», и декан, пожав ему руку, сказал, что больше ему с ним делать нечего.
— Здесь, похоже, собирается слишком много народу, не так ли? — предположил Маккой, оглядывая толпу, постепенно облепившую перила.
— Меня они не смущают, ответил Дайэтер. — Тебе пришлось так много пережить из-за меня. Я этого никогда не забуду.
— Ладно, ерунда. Что касается тех времен… — Маккой замялся, не зная, как закончить фразу. «Неужели нельзя было попросту принять благодарность?» — Ничего особенного, — наконец произнес он. — Я был рад помочь.
— А я был рад принять от тебя эту помощь. И это одна из причин, вызвавших во мне желание встретиться с тобой прежде, чем ты вновь отправишься в полет. В двух твоих последних письмах промелькнули жалобы на бюрократические проволочки, царящие в Звездном Флоте…
— Уж не собираешься ли ты поступить на службу, Дайэтер? — спросил Маккой, хихикнув.
— Не смейся. Ты и представления не имеешь что значит испытать финансовые трудности. Я лишь хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
Маккой вздохнул и посмотрел за окно на темнеющую долину.
— Ну что ж, в конце концов, силам добра и здравому смыслу обычно удается одержать верх над бюрократией. По крайней мере, так было до сих пор, но при всем при том, следует соблюдать осторожность, что довольно-таки изнурительно.
Дайэтер взял еще один коктейль.
— Эта миссия означает, что ты не сможешь пообедать со мной, — произнес он после некоторой паузы. — А как долго ты собираешься отсутствовать на этот раз? Мне бы хотелось, чтобы ты выступил с лекцией, если у тебя останутся силы и ты получишь отпуск. Твои последние заметки в прессе обозлили департаментское начальство. Особенно та, о желудочно-кишечных бациллах. Старик Крейцнауэр даже грозился накормить тебя этой заметкой без всякой помощи желудочного зонда.
— Я не в курсе, — ответил Маккой, усмехаясь и зачарованно наблюдая закат.
Удивительной красоты высокие облака на фоне вечернего неба отражали малиновый свет солнца. Оно уже зашло за горизонт, но лучи его ярко освещали снежные вершины, которые, словно пылающие костры, горели оранжевым светом на фоне постепенно сгущающейся небесной синевы.
— Официально это уже второе расследование. Люди побывали па той планете, о которой идет речь. И во время первого контакта были пересчитаны все имевшиеся на тот момент, биологические виды. Очевидно, что исследователи уже располагали кое-какими сведениями о космических путешествиях: были проведены начальные лингвистические исследования и тому подобное. Теперь нам предстоит углубиться в эти вопросы, провести точную настройку универсального Транслейтора.., и определить, имеют ли они вообще отношение к Федерации. А заодно, хотят ли в нее вступить. — Маккой помолчал немного и продолжил. — Проведена огромная подготовительная работа для осуществления этой миссии. И мне она крайне интересна, дело в том, что речь идет о чуткой психической энергии. Предвидится, кроме обычного биологического обзора жизни: флоры, фауны, микроорганизмов в особенности, — изучение их строения и его влияния на жизнедеятельность видов.
— Минуточку. Ты сказал «видов»? — в голосе Дайэтера прозвучало удивление. — То есть, их несколько?
Маккой кивнул.
— Это необычно, — согласился он. — Их туда не завозили и не адаптировали искусственно: этого не было ни сейчас, ни в более ранние исторические периоды, когда они могли бы попасть на планету из отдаленного космоса. Все три вида, обитающие на одной планете, — результат конвергентной эволюции. Звездный Флот наверняка заинтересован узнать, в чем тут дело… Ведь раньше никогда такого не обнаруживалось на подобных планетах. «Энтерпрайз» первоначально планировал полет в другое место, но эта миссия сразу же отодвинула все прежние планы в конец списка. Итак, мы отправляемся уже сегодня вечером, а не на следующей неделе, как я предполагал. А то бы я с удовольствием пошел тебе навстречу и выступил бы с лекцией. Никто не знает, сколько лет продлится эта экспедиция. Сам понимаешь.
Дайэтер вздохнул.
— Мы оба сейчас находимся на вершине своей творческой карьеры, а у нас все равно нет времени для самих себя. У студентов-первокурсников его и то больше. Что-то здесь неправильно.
— Во всяком случае, нам некогда скучать, — ответил Маккой, заглядывая в свой стакан.
— Мы не могли на это пожаловаться и раньше, — сказал Дайэтер. И, выдержав паузу, добавил. — Знаешь, мне кажется, что они могут вот-вот отправиться. Давай посмотрим.
Они встали и пошли к самому краю ограждения, где еще оставалось место для двоих.
Там, за городом и за долиной виднелись световые вспышки. Но это не был электрический свет, это светились пылающие холмы и высотки. Они загорались последовательно, один за другим, образуя пламя, которое полыхало в, долине возле Лаутербрюннена, Мюррена, возле самого озера, так что, отражаясь в воде, огонь зрительно удваивался. Пламя уходило куда-то вниз, в самую глубь долины, но один луч, тонкий и острый лазерный пучок, как копье, погружался и исчезал в ночи.
— Они не смогли даже полуночи дождаться, — произнес Дайэтер. — Молодость всегда нетерпелива, Но, надеюсь, тебе стало понятно, почему мне хотелось, чтобы и ты увидел это, особенно сегодня. Маккой кивнул.
Все вокруг, начиная с горных вершин, стало покрываться огнями, сотнями новых огней. Один из них вспыхнул на центральной площади Венчена. В ответ еще один лазерный луч, ослепительно белый, выпущенный из метеорологической лаборатории в сторону вершины «Юнгфрау», пронзил темноту.
Вслед за огнями появился и стал нарастать звук, напоминавший пение, — вначале нескольких голосов, а затем небольшого хора; звук негромкий, но отчетливый, основанный на какой-то незатейливой мелодии, по ошибке его можно было принять за игру шарманки. Но транслейтор сразу же перехватывал все эти звуки: они были понятны ему. И в результате оказывалось, что с шарманкой здесь не было ничего общего. «Наш принцип — свободный выбор смерти — и никаких чужеземных правил: ни для добра, ни для зла; мы свободны и находимся на свободной земле…»
— Уже прошли тысячелетия с тех пор, как эти слова были произнесены впервые, — заметил Дайэтер. — Это случилось в полночь в долине Рутли, к северу от Люцерны. Их было всего тринадцать, но они оказались очень упрямыми и чересчур сердитыми на местных представителей чужой империи.
Маккой снова кивнул.
Этот пакт под названием «Постоянный Союз» явился основой для образования Швейцарии: было объявлено, что швейцарцы отныне принадлежат сами себе и друг другу, а не какой-нибудь империи, пожелавшей покорить их. И эти швейцарские статьи в Конфедерации явились основой для написания Федеративных законов в Объединенной Федерации Планет — довольно рыхлой ассоциации независимых образований, обязующихся помогать друг другу в несчастье, защищать всю группу против угрозы вмешательства извне, но во всех случаях сохранялась немалая самостоятельность.
Все это уже стало достоянием истории и было хорошо известно. Но в душе Маккоя зародилось сомнение, которое не оставляло его.
— Насколько все это соответствует действительности? — спросил он. — Так же, как в сказке про Вильгельма Телля?
Дайэтер засмеялся.
— Вильгельм Телль жил на самом деле, но не убивал тирана голыми руками, как и не сбивал выстрелами яблоки с головы собственного сына. Он был просто талантливый упрямец, отыскавший уникальный способ не платить налоги и принудивший своих соседей сделать то же самое. Но это между прочим. А что касается долины Рутли, то все случилось именно там, но на самом деле, кто тебе точно скажет, что же произошло около тысячи лет назад? Все, чего мы добились, — этот Пакт, подписанный в Швице. И вытекающие из него последствия.
Кто-то из людей, собравшихся на террасе, запел. Слова звучали по-немецки или по-французски, но, возможно, и по-итальянски. Это, однако, не имело никакого значения для транслейтора Маккоя, хотя частенько возникали проблемы с румынским, который воспринимался системой как устаревший итальянский с вкраплениями немецких слов. «Это наш дом, наши жизни, ничьи, только наши. Это наша земля, наша кровь, над нами нет никакой чужой власти…»
Нестройный хор, наконец, допел до конца. Аплодисменты и одобрительные возгласы сопровождали появление новых огоньков там, на высотах. Поднимались вверх бокалы, выпивалось их содержимое, но без боя посуды — это все-таки была Швейцария; битое стекло было здесь ни к чему, тем более, что многие хотели повторить выпивку.
В заднем кармане брюк Маккоя запищал сигнал устройства связи.
Он вздохнул, ощутив возрастающее волнение.
— По крайней мере, мне удалось увидеть все это, — сказал он Дайэтеру и вытащил устройство связи. — Маккой, — произнес он в микрофон.
— Доктор, — обратился к нему голос Спока. — Капитан приказал сообщить, что посадка заканчивается.
— Передайте ему, что мне хотелось бы немного задержаться, Спок, — ответил Маккой. — Скажите Ухуре, что я готов.
— Принято, — наступила короткая пауза. — Это был замечательный вид, доктор. К тому же, кое-что очень любопытно.
— Да? И что же?
— Я никогда не предполагал, что вы имеете такую склонность к истории.
Маккой засмеялся.
— Это всего лишь мой личный интерес. И кроме того, — добавил он, — кто игнорирует ошибки прошлого, рискует нарваться на неприятности в будущем. Можете рассматривать это как профилактику. Конец связи.
Он представил, как Спок будет озадачен тем, что он выключил передающую частоту, и остался этим доволен.
— В следующий раз поговорим подольше, дружище, — обратился он к Дайэтеру.
— Дай Бог, — произнес Дайэтер и поднял свой стакан.
— Вижу, что тебе тоже жаль расставаться, — ответил Маккой.
Он успел залпом проглотить свой коктейль, прежде чем начал проявляться эффект транспортировки.
* * *
Джеймс Т. Кирк, уже в шлеме, откинулся на спинку кресла и сделал вид, что не обращает особого внимания на предполетные приготовления и проверки, проводившиеся вокруг. Конечно, естественность такого его поведения достигалась годами тренировки. Ибо не очень приличествует капитану, чтобы его команда, с которой он уже так долго совершал полеты, ощущала на себе его постоянный внимательный взгляд. Это могло лишь усилить нервозность, или же они могли подумать, будто капитан подозревает их в некомпетентности. Поэтому лучше откинуться на спинку кресла и наблюдать за тем, что происходит снаружи, а команда пусть сама исполнит все необходимое.Впрочем Кирку было досконально, до мельчайших подробностей, известно все, что, касалось подготовки к полету. Он проявлял к этому такое же внимание, как и парашютист, упаковывающий с особой тщательностью свои парашюты для первого прыжка. Не в последнюю очередь он интересовался проверкой основных и импульсных двигателей, а также техническим состоянием других служб корабля. Он убедил себя, что все идет как по маслу. Но в то же время какая-то часть его сознания была озабочена одной философской проблемой.
— Одинок ли я — спрашивал он себя. Не так давно Кирк отметил свой очередной день рождения, и кое-какие поздравительные открытки пришли в его адрес. На одной из них было поздравление от старинного друга с Земли, который с тонким юмором вопрошал, когда же именинник, наконец, найдет себе пару. Первой реакцией Кирка, после смешков по этому поводу, была мысль, что он уже нашел себе пару, — корабль «Энтерпрайз». Но через некоторое время неудовлетворенная частичка его мозга задалась вопросом: «Как долго собираешься ты продолжать утешаться таким ответом? Ты говоришь так о себе уже давно. Неужели это все еще актуально? И как получилось, что ты уже и думать забыл на эту тему?»
— Это было истиной прежде, значит, справедливо и сейчас, — сказал он сам себе.
Но даже тишина, воцарившаяся вокруг, казалось, насмехалась над ним. Однако Кирк давно научился управлять своими эмоциями и мыслями. Он выработал в себе привычку; любой возникший вопрос необходимо хорошенько обдумать. И на этот раз он поступил как обычно, несмотря на то, что эта тема причиняла ему боль.
— Во всем этом, в какой-то степени, виноват Маккой, — подумал он и слегка поежился от этой мысли. — Я никогда не занимался таким глубоким самокопанием: он заразил меня.
— Лазарет, — за его спиной раздался голос лейтенанта Ухуры. Она проверяла, все, что находилось в ее списке.
— Лазарет готов, — ответила Лия Бурке; она выполняла обязанности временно отсутствующей, в связи с врачебной практикой, старшей медсестры Кристины Чэпл. — Доктор Маккой уже в пути из транспортного пространства!
— Попросите его, чтобы он явился на мостик, когда у него появится свободная минутка, — неожиданно скомандовал Кирк. "А пока пусть доктор поволнуется, — подумал он с некоторым удовлетворением. — А, мистер Чехов. Спасибо.
Кирк нагнулся и взглянул на листок-план, составленный Чеховым; просмотрев его, он не заметил никаких неожиданных изменений в расписании на день, подписал план и отдал его обратно Чехову.
— Сегодня мы слушаем ваш короткий доклад, как я понял, — произнес Кирк.
— В 19.00, — ответил Чехов.
— Выполнили домашнее задание?
— Думаю, что да, капитан, — скромно ответил Чехов. — Это вообще-то русское изобретение, как и многие другие. Кирк улыбнулся.
— Продолжайте, младший лейтенант.
— Да, сэр, — ответил Чехов и вернулся на свои пост.
Спок спустился вниз мимо командирской рубки после проверки своих собственных контрольных листков.
— Мы готовы к старту, капитан, — произнес он. — Весь персонал на борту. Все подразделения рапортуют о готовности.
— Хорошо, — сказал Кирк. — Тогда перейдем к обычной процедуре предварительного уведомления о выходе на орбиту. Мистер Зулу, — обратился он, вглядываясь в консоли командирской рубки, выведите нас под своим контролем.
— Есть, сэр, — ответил Зулу и начал окончательное приготовление к старту.
Кирк позволил себе немного расслабиться в своей рубке.
— Будем надеяться, что старт пройдет в такой же спокойной обстановке, — сказал он, обращаясь, к Споку. Однако немного теории нам не помешает. Спок выглядел задумчивым.
— Довольно опасное занятие — предсказывать события заранее без достаточных на то оснований, произнес он. — Но нет ничего зазорного в том, чтобы выкроить время для собственных умозаключений.
Кирк искоса посмотрел на Спока.
— Может быть, вам известно что-то такое чего не знаю я? — спросил он. — Есть какие-то подозрения, что у нас не все пройдет гладко?
— Никаких, — слегка обиженно ответил Спок. — Если бы что-то такое было, я немедленно сообщил бы вам. Все предварительные прогнозы результатов этой миссии — благоприятные. Каких-либо существенных проблем не предвидится.
— Тогда, просто предчувствие? — спросил Кирк.
— Похоже, что да, сэр, — ответил Спок. — Однако это весьма сложная и малопродуктивная затея — строить гипотезы, не имея на то никаких оснований…
— Конечно, — согласился Кирк. — Не обращайте внимания.
Двери, выходящие на мостик, с шипением распахнулась.
— Пришлось задержаться, — произнес Маккой. — Все начинает рушиться, если не возьмешь дела в свои руки. Добрый Вечер, Спок.
— Уже вообще-то ночь, — ответил Спок. — Тридцать шесть минут по первого.
— Минуты — это уже не столь важно, — сказал Маккой, облокотившись на центральное сиденье. Он принес с собой распечатку с данными и лупу. — Джим, ты обратил внимание на это?
Кирк взял в руки распечатку и начал внимательно изучать ее. Это был список членов экипажа, которых видели в лазарете когда «Энтерпрайз» был на ремонте.
— Да. Ну и что?
— Цифры завышены в два раза, по сравнению с тем, что должно было иметь место в действительности. А возможно, и в три. Посмотри, пять человек отсутствовали из-за простуды…
— Это не их вина, что вы до сих пор не научились лечить банальную простуду, — ответил Кирк. Маккой хмуро посмотрел на него.
— Ты же прекрасно понимаешь, что диета, физические упражнения и здоровая иммунная система — все это в комплексе способно предупредить респираторные заболевания. А эти люди отправляются в отпуск, после которого все их закаливания идут прахом!
— Продолжай, о благожелатель! — отозвался Кирк. — Это может послужить основанием для некоторого сокращения отпусков.
— В самом деле, — произнес Спок. — Ведь еще на прошлой неделе ты читал нам лекцию о благотворном влиянии отпуска на преодоление последствий длительного стресса. — Он сделал короткую паузу, а потом добавил:
— У тех существ, которые, конечно же, способны испытывать стресс.
От этих слов Маккой только недовольно фыркнул, а затем обратился к Кирку:
— Числа существенно большие, чем должны быть на самом деле. Кирк вздохнул и направился к своей рубке.
— Да, вижу. Но мы не сможем обеспечить превосходное состояние здоровья всем членам экипажа, не так ли?
— Нет, можем! — воскликнул Маккой. В его голосе прозвучала твердая уверенность. — Это как раз является моей целью. На меньшее я не согласен.
— Но если это случится, вы же останетесь без работы.
— Джим, любой доктор и любая медсестра здесь и во всей нашей Галактике живут надеждой, что однажды все мы проснемся и обнаружим; каждый обитатель Вселенной стал совершенно здоровым обладателем сертификата, подписанного Богом, в котором сказано, что он умрет с миром и во сне. Тогда все мы, медики, сможем спокойно удалиться на пенсию и заняться рыбалкой.
— Ты же не любишь рыбалку! Помнится, ты как то обозвал это варварским занятием и, в конце концов, заставил меня выбросить назад в озеро десятифунтовую форель.
Маккой хмуро посмотрел на Кирка.
— Теперь ты знаешь, что я имел в виду, черт побери! Все мы, медики, хотели бы заняться чем-либо другим. Любым другим делом. К сожалению, маловероятно, что такое случится уже на этой неделе.
— Ты не прав, когда говоришь о любой другой работе, — сказал Кирк, чувствуя, что начинает волноваться.
— В любом случае, я не имел в виду его работу, — сказал доктор, взглянув на Спока.
— Что ты имеешь против моей работы?!
— Не вводи меня в соблазн, — ответил Маккой. — Твое кресло немного удобнее моего. Подозреваю, что оно было спроектировано самим Торквемадой. Слышали про такого? Однако, Джим, — произнес Маккой, обращаясь к Кирку, — с этими цифрами обязательно нужно разобраться на следующей встрече руководителей отделов, где решаются только чересчур важные вопросы, слишком важные. Начальству стоит проявлять побольше ответственности и помочь людям соблюдать нормальный рабочий график, в особенности, график смен; и обеспечить условия, при которых не будет чрезвычайных происшествий из-за безмозглого энтузиазма. Я один не могу решать сразу так много вопросов.