Дункан Дэйв. Настоящее напряженное

   Грузовики с грохотом проезжали в обоих направлениях. Пешеходов пока не было, но столица просыпается рано. Ковент-Гарден наверняка уже кишит народом, и Биллингсгейт тоже.
   Смедли застыл. Должно быть, это ему мерещится. Этот звук… это не только шум машин. Нет, точно! Или в придачу к прочим умственным вывихам у него еще и слуховые галлюцинации?
   – Что за шум? – спросил Экзетер.
   – Ах, нет! – выдохнула Алиса. – Смотрите!
   Полисмен как раз миновал светлое пятно под соседним фонарем. Он направлялся в их сторону спокойной, неторопливой походкой бобби при исполнении.
   – У меня с собой нет прав! – застонал Джинджер.
   – У меня вообще ничего нет, – буркнул Экзетер. – Он может арестовать меня как дезертира?
   – Джулиан! – торопливо заговорила Алиса. – Вы в отпуске по ранению, и мы везем вас к нам домой в…
   – Я не получил еще выписки из госпиталя, и почему в четыре утра, а у Экзетера вообще нет бумаг, и кровь…
   Этому не было никаких убедительных объяснений! Никто ему не ответил. Они беспомощно смотрели, как судьба неумолимо приближается к ним по мостовой. В высоком шлеме полицейский казался восьми футов роста. Чтобы заглянуть к ним в окошко, ему пришлось бы нагнуться.
   Что он и сделал.
   – Доброе утро, офицер! – произнес Джинджер в своей безукоризненной кембриджской манере.
   Пауза.
   – Доброе утро, сэр.
   – Этот чертов старый мотор перегрелся, видите ли. Мы просто ждем, пока он остынет, а потом поедем дальше.
   Пауза.
   – Цель вашей поездки в столь ранний час, сэр? – Коп покосился на троих пассажиров в салоне. Он не посветил на них своим фонариком – пока.
   – Э-э… – Джинджер на секунду задумался.

15

   – Э-э… – повторил Джинджер.
   Смедли чувствовал, как дрожит Алиса. А может, это дрожал он сам.
   «Черт, неужели никто ничего не придумает?»
   – Ну, сэр? – произнес глас закона. В руке у бобби появилась записная книжка.
   – Ну, дело в том… – сказал Джинджер и замолчал.
   – Увольнение по ранению! – громко объявил Смедли и подался вперед, чтобы помахать своими бумагами перед носом у полисмена.
   Закон заподозрил неладное.
   – Минуточку, сэр. Сначала не покажете ли вы, сэр, свои водительские права?
   Джинджер тянул время.
   – Ну, по правде говоря, офицер…
   Ночь позади машины расцвела огнем. Примерно в двухстах ярдах от них осел на колени и обвалился на улицу дом. Машина ощутимо подпрыгнула. По крыше и окнам забарабанили камешки. Полисмен исчез. Не успел стихнуть грохот, как послышался новый… и новый… и новый… со всех сторон. Осколки стекла летели смертоносным дождем.
   – Выходите! – крикнул Эдвард, пытаясь отворить дверцу.
   – Ложись! – рявкнул Смедли. Все подскочили – такой властности в его голосе они еще не слыхали. – Здесь не опаснее, чем везде. Там летит стекло.
   Он толкнул Алису на пол. Экзетер накрыл ее собой. Падая на них сверху, Смедли успел увидеть полисмена – тот уже поднялся на ноги и спешил к ближайшим горящим развалинам. Бум! Бум! Машину шатало. Бубум! По крыше барабанила галька. В промежутках между разрывами бомб ухали орудия. Бум! Машина снова подпрыгнула; со звоном осыпались стекла. Совсем рядом кричали люди – должно быть, выскочили из домов, идиоты!
   – Боже! – послышался откуда-то снизу голос Алисы.
   – Это ерунда! – презрительно отозвался Смедли. – Так, метание дротиков. Чтобы поразить нас, нужно прямое попадание. – Или попадание в ближний к ним дом, конечно. Он был спокоен. Странно, но так. После артподготовок на Западном фронте это казалось очень трогательным фейерверком. Последние бомбы разорвались уже значительно дальше. Теперь слышались в основном крики и рев огня.
   Бубубум! Снова ближе.
   – Ерунда, говоришь? – Голос Экзетера звучал натянуто. Ну да, это тебе не метание копий и лязг щита.
   – Детские игрушки. Вы в порядке, Джинджер?
   – Только умер от страха, больше ничего, – ответил далекий голос.
   – Красивая картинка.
   Тук-тук-тук-тук. Сердце.
   – Не кончилось еще? – спросила Алиса. – Кто-то уперся коленкой мне прямо в почки.
   – Подождите немного. Вторая волна самолетов заходит на пожары.
   Бум! Машина взмыла на фут в воздух и с возмущенным скрежетом рухнула на землю. Что-то тяжелое ударило по крыше, но на этот раз щелканье гравия прекратилось быстрее.
   – Нет, еще не все.
   Минута тянулась за минутой. Далекий звон пожарного колокола. Крики и ругань, иногда совсем рядом. Еще взрывы, где-то очень далеко. Бесполезные хлопки выстрелов.
   – Думаю, уже можно рискнуть, – сказал Смедли. – Осторожнее, тут все в стекле. – Он сел. У машины не осталось ни одного целого стекла. Огненный рассвет освещал улицу и толпы перепуганных людей; многие из них выбежали из домов как были, в ночном белье. – Экзетер, старина, мне кажется, теперь твоя одежда вполне сообразна ситуации.
   Они осторожно вылезли из помятой машины. Джинджер потерял шляпу и пенсне и теперь подслеповато щурился, бормоча что-то. Тем не менее все четверо остались целы и невредимы. Чего не скажешь о жителях Гринвича, а может, это был уже Дептфорд. На мостовой лежали тела, плакали дети, люди в одном белье дрожали от холода. Полисмены пытались отодвинуть толпу, чтобы дать проехать пожарным машинам и каретам «скорой помощи». Никто больше не обращал внимания на беглецов.
   – Можно сказать, как раз вовремя, – заметил Смедли. – Далеко нам еще отсюда? – Он посмотрел на остальных – те не отрывали взгляда от горящих зданий. – Алиса! Далеко нам еще отсюда?
   – Что? Ох, несколько миль.
   – Тогда пошли! Или вы хотите со всеми здесь попрощаться?
   Алиса уставилась на него.
   – Как вы можете шутить? – крикнула она. – Там люди гибнут, тела…
   – Если не шутить, закричишь. Пошли!
   – Но вы не можете идти в таком состоянии!
   – Значит, вы меня понесете. Пошли! Никто не будет теперь спрашивать, почему мы так одеты! Или откуда кровь. – Смедли взял Джинджера за руку и заставил сделать шаг, потом другой. Он надеялся, что Экзетер с Алисой идут следом, но не оглядывался. Он испытывал такое же дикое исступление, как и тогда, когда потерял руку, – спасен! Не важно, какой ценой. Теперь при необходимости они могли объяснить свой невероятный вид. До Ламбета оставалось вряд ли больше пяти миль, и он не сомневался, что одолеет их. Он прошел почти столько же со жгутом на истекающем кровью обрубке. Вот только Алисе придется нелегко в ее модных туфлях.

 
   Это было очень странное путешествие по темному большому городу. Наверное, половина его жителей высыпала на улицы посмотреть на пожары и лучи прожекторов, шарящие по облакам. Они проклинали бошей и сочувствовали оборванным беглецам, а их чудовищное произношение просто резало уши.
   Примерно через полчаса, когда они вышли за пределы разрушенного района, они стали привлекать к себе больше внимания. Люди начали задавать вопросы. В любой момент мог появиться новый полисмен. Затем рядом с ними остановился грузовик, и водитель, высунувшись из кабины, спросил на сочном кокни, не нужна ли им помощь.
   Алиса ехала в кабине с водителем, проклиная немецкие бомбы и рассказывая про поездку в гости к мифической тетушке. Мужчины тряслись в кузове, и через несколько минут они благополучно прибыли к ее дому.

16

   Алисе еще ни разу не доводилось принимать в своей гостиной одновременно трех человек. Там было слишком много мебели, рассчитанной на помещение значительно больше этого. Трое мужчин, стоявших и щурившихся на яркий свет, казалось, заполнили собой все свободное пространство. Лишь теперь она смогла как следует рассмотреть Эдварда. Он совершенно не изменился – все тот же долговязый розовощекий мальчишка, каким был три года назад. За одним исключением: теперь лицо его стало жестоким, что ли.
   – Садитесь, пожалуйста, – сказала она. – Я сейчас согрею чай.
   Они все выглядели какими-то побитыми, с синяками под глазами. Эдвард и Джулиан были небриты, а борода старого мистера Джонса растрепалась. Его редкие волосы разметались по лысине, пальцы то и дело ощупывали переносицу в поисках потерянного пенсне. Она, наверное, и сама выглядит страшилой. Ей полагалось бы быть усталой, но она чувствовала себя невесомой, казалось, она, как маленький пузырек воздуха, покачивается в море иллюзии.
   – Значит, старый ублюдок захапал все? – спросил Эдвард.
   – Не говори ерунду… Ты знаешь, что он умер?
   – Рад слышать. Зато теперь он до конца времен будет удивляться, почему это он в аду!
   – Эдвард! Пойди прополощи рот!
   Продолжая хмуриться, он снял шинель и бросил ее на диван, кровавыми пятнами вверх. Потом сделал знак Джулиану, чтобы тот садился туда, а сам рухнул в кресло, совершенно не заботясь о том, что его пижама тоже заляпана кровью. Мистер Джонс сдувшимся воздушным шаром утонул в другом кресле. Алиса сняла с конфорки пустой чайник и, перешагивая через ноги, пошла в ванную набрать воды.
   – Это ты про своего покойного дядюшку Роланда, насколько я понимаю? – услышала она голос Джулиана.
   Эдвард буркнул что-то, чего она не разобрала; возможно, и к лучшему. Она вернулась, поставила чайник на газ и, снова перешагнув через три пары ног, прошла в спальню. Фотография Д’Арси была уже надежно спрятана в комоде. У нее оставалась лишь одна вещь, напоминавшая о нем, – темно-зеленый бархатный халат, который он держал еще в ее квартире в Челси. Сколько дорогих ее сердцу воспоминаний связано с этим халатом – как она сидит у него на коленях, как он снимает его, или она снимает его с него, или сама залезает к нему внутрь, ощущая прикосновение мягкой ткани к спине, когда он закутывает их обоих… «Каждый день, за который я не узнала ничего о нем, приближает на день к концу войны».
   Д’Арси не возражал бы против того, чтобы одолжить свой халат кузену Эдварду. Юный кузен Эдвард что-то слишком нежно вел себя в машине. Пора бы ему вырасти из своих юношеских иллюзий.
   Она вернулась в гостиную и набросила на него халат.
   – Вот. Так ты будешь выглядеть немного пристойнее.
   Потом повернулась к буфету и, не оборачиваясь, принялась доставать чашки и блюдца. Должно быть, Эдвард встал, надел халат и снова сел, так как она услышала скрип кресла. Не может быть, чтобы трое взрослых мужчин не узнали мужскую одежду. Молчание становилось зловещим. Слишком зловещим.
   Она чуть повернула голову – достаточно, чтобы видеть Джулиана. Глаза его стали совиными – ни дать ни взять сова, изо всех сил старающаяся не ухать.
   – Надо взглянуть на вашу ногу, – сказала она. – Возможно, придется показаться врачу.
   – Никаких врачей, – упрямо нахмурился он. – Так, царапина. И потом, шрам на ноге внешности не испортит.
   Шрам! Она повернулась, чтобы посмотреть на Эдварда. Его глаза никогда еще не были такого синего цвета, но она не увидела в них того, чего ожидала, – упрека ей, упрека себе, обиды, злости, всего этого, вместе взятого. Нет, в них была только удивленная ирония, и вдруг оказалось, что это она краснеет под его взглядом. Он видел все ее маленькие хитрости. Каким бы он ни выглядел внешне, внутри этот Эдвард был старше и опытнее.
   Стараясь не замечать собственного смущения, она дотронулась до его лба. Он отдернул голову.
   – У тебя же были швы! – удивилась она.
   Он только язвительно улыбнулся:
   – Теперь-то ты мне веришь?
   – Я тебе и раньше верила. – Однако от этого материального доказательства ей стало как-то не по себе. На лбу не осталось ни одного шрама, что само по себе невозможно.
   – У наших костоправов теперь новые технологии, – сообщил Джулиан. – Они их пробуют на… – Он зевнул. – Прошу прощения! На раненых. Говорят, они теперь могут собрать человека из кусочков так, что шрамов и не видно будет.
   – Три года назад еще не умели. Стаскивай-ка эти лохмотья, старина, – сказал Эдвард, не сводя с Алисы своего ироничного взгляда. «Мы тут все свои мужики». – Я хочу сам посмотреть на твою ногу.
   Джулиан снова зевнул.
   – Сейчас. Алиса, мы здесь в безопасности? Как насчет соседей?
   Она повернулась посмотреть чайник.
   – Пожилая леди через площадку любопытна, как не знаю кто, но глуха как пробка. Две пары в конце коридора целыми днями на работе. Конечно, вас могут заметить по дороге в сортир.
   – Если мы будем ходить туда строем и с песней? – Он слабо улыбнулся. – Или вы найдете для этой цели ведро?
   – Неплохая мысль, – сказала она. Лицо Джулиана приобрело чуть лисье выражение – слабый отголосок мальчишеского озорства.
   Она присела на угол дивана, и все ее кости, казалось, заскрипели от усталости. Весь пар вышел. Она почувствовала себя совсем старой. Черт, ну когда же этот проклятый чайник наконец вскипит? Ей не хотелось чая, ей хотелось только спать.
   – Вы вдвоем можете устроиться на кровати. Если мы…
   – Вздор! – заявил Джулиан. – Я могу спать в грязи два фута глубиной и даже если вокруг рвутся снаряды. И насколько я понял, нагианские воины спят на земле?
   – Сыршенноверно. – Эдвард тоже зевал. – Вот почему среди них так много лунатиков.
   Ну-ну! Дети, да и только!
   – Спасибо, что предупредил. Постараюсь не забыть запереть дверь.
   У Джонса тоже слипались глаза.
   – А я очень даже неплохо выспался на диване вчера, или когда это там было. Такое ощущение, словно неделю назад.
   – Сейчас надо бы решить, что делать дальше, – устало сказал Эдвард. – Вздремнуть пару часов до открытия магазинов – это не помешает, но дольше оставаться нам здесь нельзя.
   – Но почему? – удивилась Алиса. Насколько она помнила, следов они за собой не оставили. – Никто не свяжет нас с машиной. – Ключи от машины и гаража она выбросила в сточную решетку в Бермондсли.
   – Нет. Дело в Стрингере. Если он говорил правду, нам, конечно, ничего не грозит. То есть если он и в самом деле защищает честь школы. Но если он хочет поймать меня и обратится к властям… Ему известно, кто я.
   На этот раз Джонс подавил зевок.
   – Я нашел вас за полдня, мисс Прескотт. Полиция сработает быстрее.
   Эдвард кивнул и потер глаза.
   – И если Стрингер на стороне Погубителей, я подвергаю вас смертельной опасности.
   Закипающий чайник запел на плите.
   – Кого-кого? – удивилась Алиса.
   – Погубителей. – Он обвел всех усталым взглядом, словно ожидая увидеть на их лицах недоверие. – Это союзники Палаты в нашем мире. Они устроили резню в Ньягате. Они опаснее правосудия, хотя часто используют его в своих целях. Они обладают силами, которые вы даже представить себе не можете. Они убили Волынку.
   Алиса встретилась взглядом с Джинджером, и выражение его глаз напугало ее. Он верил. Тимоти Боджли, вспомнила она, был пришпилен к разделочному столу ножом. В запертой комнате.
   – Во-первых, откуда им знать, что ты лежал в Стаффлз? – спросила она. – И если уж они такие хитрые, почему они не убили тебя сразу, на месте? Почему они позволили тебе добраться до Англии живым?
   Он пожал плечами.
   – Ну? – настаивала она. – Не можешь же ты предрекать всяческие катаклизмы, не объясняя, в чем дело?
   – Человек, обманом отправивший меня во Фландрию, ожидал, что я погибну, – ответил Эдвард. – Но ему известно, что меня чертовски трудно убить – благодаря пророчеству. Поэтому с его точки зрения было бы разумнее пометить меня – вроде как окольцевать голубя. Этим Палата передаст извещение Погубителям:
   «Уважаемые господа Погубители.
   Обозначенный субъект вернулся в ваши владения. В случае, если он еще жив, будьте добры, обеспечьте его кончину; выбор средств на ваше усмотрение. Будем премного признательны.
   С уважением и проч., всегда к вашим услугам и т.д.»
   Машина сломалась как раз в том месте, куда должны были упасть бомбы! Правда, я не хочу больше подвергать вас опасности, но боюсь, что Погубители надумают убрать вас как нежелательных свидетелей или просто так, за компанию. В этом случае мое везение могло бы защитить и вас.
   – Боже правый! – сказал Джинджер.
   – Однако они не всесильны! – сонно произнес Джулиан. – Бомбы легли мимо. Ты собираешься обратно в Соседство, да? Передать им известие, ты сказал?
   – Нет.
   Алиса встала и перешагнула через ноги Эдварда, чтобы дотянуться до чайника. Она налила в кастрюлю воды, чтобы согреть. Она удивлялась тому, что Смедли так не терпится попасть в этот другой мир. Бегать, размахивая копьем, не в его стиле, особенно учитывая, что бросать ему придется левой рукой, а щит нести на культе. Неужели он серьезно верит в то, что волшебство вернет ему руку?
   – Но почему? – спросил Джулиан, немного помолчав. – Почему ты не возвращаешься?
   – Боже! – взорвался Эдвард. – Уж ты-то мог бы понять! Потому, что я вернулся, чтобы драться на войне, на которой мне полагается драться, вот почему! Какие документы требуются, чтобы записаться добровольцем?
   – Если вы можете дышать, вас возьмут, – буркнул Джонс.
   Нет, это будет не так уж и просто, подумала Алиса. И сколько он так продержится? Ее неуничтожимый кузен имел теперь за собой занятную историю. Слишком много людей знают его в лицо. Мысль еще об одном дорогом человеке на фронте приводила ее в ужас, однако, осознав это, она сразу же почувствовала угрызения совести: как непатриотично! Запишется под вымышленным именем, так что она не сможет сказаться его родственницей – как не могла сделать этого с Д’Арси. Теперь ей придется искать в списках жертв уже две фамилии.
   – А что с пророчеством? – спросила она. – Ты убьешь этого Зэца или как его там?
   – Нет. И не собираюсь.
   Она заварила чай и накрыла чайник подушкой.
   – Вот и все? Ты уходишь отсюда утром и записываешься? – Все их ночные старания казались теперь на редкость бессмысленными, если все, чего они добились, – это доставили еще одно живое тело на бойню.
   – Сначала я должен сделать еще одну вещь. – Эдвард зевнул. – Надо передать в Штаб-Квартиру насчет предателя в Олимпе. Надеюсь, они мне скажут, охотятся ли еще за мной Погубители.
   – А я думал, только люди могут переходить из мира в мир? – удивился Джулиан. – А письма как? Как ты свяжешься со Службой?
   – Есть три способа. Да, один из них требует моего возвращения туда, но если мне и придется переходить, то ненадолго. Впрочем, во всех трех случаях мне нужно уехать на запад. Вы возвращаетесь в Фэллоу, Джинджер?
   Джонс снова ощупал переносицу и сердито отдернул руку.
   – Я вот что думаю – если мы не можем доверять Стрингеру, в школе тоже небезопасно.
   Эдвард кивнул и снова зевнул.
   – Смедли?
   Все разом повернулись к Джулиану.
   – Я с вами, – тихо сказал он.
   – Все будут чай? – спросила Алиса, и тут выяснилось, что никто не хочет чаю. Возможно, всем, как и ей самой, хотелось закрыть глаза и провалиться в сон. – Ну ладно, если вы уверены, что вам здесь будет удобно…
   Сегодня четверг. Наверное, ее уволят, если она прогуляет два дня подряд, но она знала, что уже не может просто так выйти из всего этого дела.

Часть четвертая


Ферзевый гамбит

17

   Ее разбудил дневной свет, пробивающийся сквозь шторы. Она посмотрела на часы. Десять часов! Теперь она услышала и уличный шум – город жил обычной жизнью. Она выпрыгнула из кровати, застегнула халат, наскоро привела в порядок волосы и вышла в гостиную.
   Человек в темно-зеленом халате читал вчерашний номер «Таймс». Сердце ее подпрыгнуло, но, разумеется, это был только Эдвард. Когда она вошла, он встал. Он улыбнулся – голубые глаза, ослепительно белые зубы.
   И никого рядом – вот черт! Она еще недостаточно проснулась для душераздирающих сердечных сцен.
   – Не могут же они оба быть в ванной. Хоть на чашку воды в чайнике осталось?
   – Да. Мы вскипятили. Джинджер отправился за покупками.
   Она повернулась к плите, спиной к нему. Она достала чашку с блюдцем, готовясь к неизбежным вопросам. Она услышала скрип половицы – Эдвард подошел к камину – и шорох бумаги.
   – Расскажи мне о нем, – сказал Эдвард.
   – Нет. – Может, позже, когда она окончательно проснется.
   Или вообще не стоит.
   Она налила себе чаю. На вид он был хорошо заварен.
   – Он богат, – сказал Эдвард, – но деньгами распоряжается жена. Он курит сигары. Он адвокат и скорее всего сейчас в армии.
   Чайник звякнул о плиту. Она обернулась. Сердце бешено колотилось у нее в груди.
   Улыбка на лице Эдварда сменилась выражением тревоги.
   – Эй! Я вовсе не хотел пугать тебя!
   – Это что, тоже твое колдовство?
   Он вспыхнул, как ребенок, пойманный на шалости.
   – Конечно, нет! Какое колдовство – в этом мире!
   – Тогда откуда ты все узнал?
   Он пожал плечами, слабо улыбаясь:
   – Сигарами пахнет от этого халата. Ты не носишь кольца, так что он скорее всего женат. Он покупает одежду в «Хэрродз» и ездит в машине размером с дом, значит, он богат. Но ты живешь в трущобах, так что он не может давать тебе деньги. Отсюда вывод, что он сам в армии, живет на казенный шиллинг.
   – А адвокат?
   Эдвард поколебался. Теперь пристыженный вид был уже у него. Он вынул из кармана бумажку.
   – Конверт, адресованный сэру Д’Арси Деверсу, королевскому адвокату, в Грей-Инн.
   Дрожащими руками она взяла чашку и села на диван.
   – Элементарно, дорогой Ватсон!
   – Чертовски дешевый трюк, – пробормотал он. – Извини. В армии по призыву или добровольцем?
   – Добровольцем.
   – О! – только и сказал Эдвард, и наступила тишина.
   Она допила чай и отодвинула чашку с блюдцем.
   – А ты еще обзывала меня идеалистом с горящими глазами! – вздохнул он.
   Она не смотрела на него.
   – Все вы идеалисты. Ему должны были вот-вот дать судейскую должность. Развод со скандалом поставил бы крест на его карьере. Его жена мстительна и со связями.
   – «Любил бы я тебя, мой свет, когда б не чтил я честь»?
   – Можно сказать и так.
   – На самом деле это говорил Геррик.
   – Это Ловлас. Нет, это довольно неприятное ощущение – занимать второе место после войны.
   – О, Алиса! – грустно вздохнул он. – О, моя бедная Алиса!
   – Не стоит жалости. Я была любимой, и у меня была хорошая работа, пока кайзер все не испортил. – Она заставила себя встретиться с ним взглядом. – Я должна была сказать тебе. Я почти уже решилась, но у тебя и без того было много неприятностей. Прости.
   – Так давно?
   – С октября тринадцатого.
   – Ох. – Он вздрогнул и отвернулся к камину. – Должно быть, я выглядел дурак-дураком!
   – Нет. Не дураком. Влюбленные молодые люди, конечно, ведут себя по-дурацки, но они не дураки. Я уже говорила тебе, я люблю тебя как брата.
   – Как малолетнего брата! – сердито сказал он. – Мне было восемнадцать, а тебе – двадцать один. Мне все еще восемнадцать!
   – Ну да, а я уже старая двадцатичетырехлетняя карга! – На вид ему было скорее шестнадцать, но говорить это, пожалуй, не стоило. – Я до сих пор люблю тебя как брата.
   Он повернулся к ней и улыбнулся. Храбрая попытка, но глаза его предательски блестели.
   – И внутри тебе уже не восемнадцать, Эдвард. В чем-то ты даже старше Джулиана, а уж он прошел адский огонь. Что же ты такое пережил, если стал таким?
   – Ничего такого, что видел он. Просто опыт.
   Жестокий опыт, подумала она.
   – Ты еще не вырос из этого? – с горечью спросила она. – Ты что, действительно все годы думал только обо мне в этом своем волшебном мире?
   Он прикусил губу.
   – Я все еще надеюсь. Ты была еще одной причиной рваться домой.
   – Нет уж, выкладывай! – полушутя настаивала она. – Ты знаешь все мои тайны. В машине ты выказал настойчивость, которой раньше за тобой не водилось. Ты где-то неплохо натренировался в ближнем бою.
   Он нахмурился.
   – Никаких любовных похождений! Хотя… они могли бы быть. – Она продолжала выжидающе молчать, и он вздохнул. – Она намекала, что имела кое-какие планы на этот счет.
   Это звучало до неправдоподобия по-викториански, и она чуть не рассмеялась. Нет, он оставался неисправимым романтиком.
   – Тогда возвращайся к ней и испробуй эти свои приемы, – предложила она.
   Он не сводил глаз с холодного газового огня.
   – Я никогда не вернусь, так что сейчас это невозможно. И это не было возможно тогда. Я дал тебе слово и держал его.
   Она встала, чтобы пойти переодеться.
   – Но я ведь отказала тебе. Ты не имел передо мной никаких обязательств.
   – Она повернулась к нему спиной и вдруг оказалась в его объятиях.
   – Думаю, я использовал тебя как предлог, – шепнул он ей на ухо. – Как я мог позволить себе влюбиться в мире, из которого пытался вырваться? Да, у меня были искушения, еще какие искушения. Меня удерживали только воспоминания о тебе.
   Да, ее маленький братец вырос и возмужал; только теперь она смогла оценить произошедшую с ним перемену. Это легче понять, не видя его лица. Ее обнимал мужчина, волевой, целеустремленный мужчина. Какой уж тут мальчик.
   – Пожалуйста, пусти меня.
   – Я не собираюсь тебя насиловать. Я просто хочу знать, счастлива ли ты.
   – Если война кончится и Д’Арси вернется с фронта живым, я буду очень счастлива. Его жена больна, она долго не протянет.
   – Ты ему веришь?
   Она не потерпела бы такого допроса от кого угодно, но он не был кем угодно.
   – Совершенно.
   – Потому что, если ты не уверена… Если ты вдруг передумаешь, милая Алиса, еще не все потеряно. Ты можешь отправиться в Соседство.
   – Что?
   – Я отправлюсь драться с кайзером. Ты отправишься в Соседство. Через шесть лет мы станем ровесниками.
   – Эдвард! Дело совсем не в этом! А теперь пусти меня и не говори глупостей!