Страница:
34
Злабориб стоял рядом с Колганом на городской стене, глядя вниз, на реку. Ему было стыдно за себя. Уровень воды упал почти вдвое по сравнению с тем, каким был, когда они впервые подступили к Лемоду, а он ни разу не заметил этого. Оба берега усеивали обломки, в русле виднелись отмели и камни; некоторые зазоры между ними – те, что поуже, – были запружены древесными стволами и льдом. Ловкий мужчина дойдет до середины. А дальше… широкий участок, самая стремнина… что ж, на то и существуют друзья.
Берега были вертикальными в одних местах и почти вертикальными в других. Интересно, кто прячется вон в том лесу, наблюдая за городом?
Он заговорил в первый раз после того, как они вышли из мастерской Каретника:
– Клянусь пятью богами, он снова прав! Это выход, и единственный выход! Он увидел его, а мы нет.
– Хотелось бы мне знать, – буркнул Колган, – как он делает это?
Злабориб уже как-то спрашивал об этом Освободителя, но услышал в ответ что-то насчет стоящего где-то храма знаний, чего не понял.
– Ты где попробовал бы переправиться?
– Вон там вроде место ничего, – пробормотал джоалиец, – вот только как туда подобраться?
Они почти час расхаживали вдоль парапета, пока каждый не выбрал себе подходящего места. Нагианцы будут переправляться ниже по течению, джоалийцы – выше. Командующим придется вести своих людей, полагаясь только на память.
– Как ты думаешь, получится? – мрачно спросил Злабориб.
– Переправиться? Некоторым из нас удастся. – Рослый джоалиец покосился на далекие утесы и задумчиво потеребил рыжую бороду. – Но вторгаться в Таргвейл без кавалерии, без внезапности, имея впереди и позади армию сильнее нашей, готовую отрезать нам отступление… ты хоть понимаешь, что это безумие?
Альтернатива была еще хуже.
– Тебе приходилось бывать в Таргленде?
Колган пожал плечами:
– Приходилось однажды. В молодости я сопровождал своего дядю с посольством в Тарг. Не могу сказать, чтобы это произвело на меня слишком большое впечатление.
– Ты же джоалиец. Тебя бы не удивило, даже если бы они сорили золотыми слитками.
– Я бы посоветовал им тогда обратиться к опытному монетчику.
Злабориб усмехнулся, но это был вежливый смешок, не слишком искренний.
– Сегодня река. Завтра партизаны, лес и перевал. Ничего не поделаешь, будем жить одним днем и радоваться уже тому, что живы сегодня.
– Воистину так! – кисло согласился Колган. – И даже если мы пробьемся домой, ваше величество, наши сложности на этом не закончатся. Ваш братец, должно быть, уже хорошо освоился на вашем троне, создал свою армию, а мои недруги в Клике уже строят планы моих похорон.
Так не пойдет. Вожди сами должны хранить боевой дух, если хотят поддерживать его у своих воинов. Злабориб расправил плечи – насколько они вообще расправлялись.
– Посмотри на это с другой стороны. Как бы все это ни начиналось, теперь это больше не какая-нибудь заурядная распря из-за земли. Мы вовлечены в распри богов. Множество пророчеств говорят об Освободителе, некоторые – ясно, некоторые – туманно. Многие пророчества касаются человека по имени Д’вард, и теперь мы знаем, что Д’вард и Освободитель – одно лицо. Наиболее известно пророчество, согласно которому Освободитель принесет смерть Смерти. И если бы ты хотел найти Смерть, Колган Адъютант, куда бы ты пошел искать ее?
Колган поднял взгляд на далекие южные вершины гор и угрожающе сдвинул свои рыжие брови.
– Уж не предполагаешь ли ты, что он собирается повести нас на сам город?
– Что толку от пророчества, если оно не сбудется? Насколько я помню, чтобы попасть в Тарг, нам даже не придется особенно и уклоняться-то с дороги.
– Ну да, так путь будет даже ближе, ибо мы никогда не вернемся.
Верно! Злабориб признался себе, что и сам не питает особых надежд увидеть Наг хотя бы еще раз.
– Когда ты был в Тарге, ты заходил в двойной храм?
– Я видел его, правда, он не был еще достроен. Даже не все колонны воздвигли. К’симбр Скульптор еще работал над изваянием Мужа Творца. Но я смотрел в лицо Смерти. – Он с омерзением сплюнул. – Никто, кроме таргианцев, не додумался бы возвеличить подобную гнусность! – Немного помолчав, он добавил: – И от их стряпни у тебя с языка кожа сойдет.
Прежде чем Злабориб успел ответить, по стене к ним подошел Д’вард. Похоже, он восстановил свои силы, хотя лицо его оставалось усталым.
– Ну как, возможно? – спросил он.
– Будут потери, – буркнул Колган. – Но не слишком большие.
Освободитель кивнул и облокотился на парапет.
– Поставьте как можно больше людей на доставку материалов. Канаты, доски… провиант для марша, конечно. Бурдюки и бочки для понтонов. Бочки придется опускать с утесов в сетках, но примите все меры, чтобы скрыть приготовления до наступления темноты. Пловец не продержится в такой ледяной воде больше двух минут. Да… я не сказал вам еще, с нами пойдет Исиан. Она хорошо знакома с местностью.
Злабориб и Колган переглянулись. Когда лемодианцы вернутся, они не будут церемониться с предателями.
Колган не одобрял этого.
– Господин, это будет нелегкий марш даже для закаленных в боях воинов. Но девушка… – Он не стал договаривать.
Д’вард посмотрел на реку.
– Тебе известно, когда я был ближе всего к смерти в эту кампанию, а. Адъютант?
– Полагаю, когда вы пробирались в город, господин.
– Нет! – Он ухмыльнулся. – На следующее утро, когда я впервые встретился с Исиан. Она чуть не изрубила меня на кусочки большим кухонным ножом.
Мужчины посмеялись, как и положено, когда шутит начальство.
– Но вы приручили ее, господин.
– Или она меня. Ладно, что-нибудь еще?
– Что с Дошем Вестовым? – поинтересовался Злабориб. – Мне казалось, вы доверяете ему во всем?
Д’вард едва заметно улыбнулся.
– Почти во всем. У него есть господин повыше нас, о котором вам лучше не знать. Дош идет с нами. Насчет него можно будет не беспокоиться, как только мы переправимся.
Он посмотрел наверх, на хмурые тучи.
– Молитесь, чтобы пошел дождь, – сказал он. – Чем сильнее, тем лучше.
За несколько минут до того, как окончательно стемнело, Злабориб пристегнул на пояс меч. Он послал передовой отряд спуститься с утеса и закрепить веревочные лестницы. Сам он спустился в зияющее черное безумие со следующей группой. За ними к воде осторожно спускались люди с канатами, деревом и всем, что может плавать.
Через час или около того, избитый, исцарапанный и замерзший до костей, он стоял на южном берегу.
Ему повезло. Все шли, привязавшись, и каждого удерживали двое, но тех, кто поскользнулся и упал в воду, обычно разбивало о камни, прежде чем его успевали вытащить обратно. Доски срывались с креплений, бочки тонули, канаты рвались, льдины белыми чудищами выныривали из темноты. Люди исчезали, не договорив слова, и больше их никто не видел. Рев воды не позволял переговариваться. Течение приносило тела мертвых джоалийцев с верхней переправы.
Как только к Злаборибу присоединилось десятка два солдат, они закрепили канаты, дав возможность переправляться другим. Потом он приказал передовому отряду следовать за ним и полез вверх по утесу. Как только лемодианцы поймут, что происходит, они начнут сбрасывать на атакующих камни.
Склон был крутой – глина, камни, сочившаяся вода. Он понял, что добрался до верха, когда ударился головой о древесный корень. Он перевалился через край и, шатаясь, поднялся на ноги. Темнота стояла абсолютная, но что-то насторожило его. Он пригнулся. Над головой свистнул клинок. Он выхватил меч и ткнул в темноту. Он ощутил неприятно мягкий удар, услышал крик и понял, что пролил чью-то кровь. Он быстро отступил за древесный ствол и стоял, беспомощно оглядываясь и прислушиваясь. Его жертва всхлипывала и бормотала молитвы где-то на земле.
Снова какое-то шестое чувство подсказало Злаборибу о движении рядом, и он сделал мечом выпад в темноту. Теперь он был настоящим бойцом, убийцей. Рядом с собой и за спиной он слышал шаги своих людей.
– Берегись! – крикнул он, вслепую отбивая удар. Его лезвие с лязгом столкнулось с чужим. Он резко пригнулся и ударил еще – на уровне колен. Человек вскрикнул и с треском упал в кусты.
Отличить своего от чужого можно было по голосу – окликнуть, и если тот отвечал с незнакомым выговором, убить его. Ну а если он просто пытается убить тебя, ответа можно и не ждать. Впрочем, сопротивление оказалось на удивление слабым и вскоре было сломлено окончательно.
Овладев плацдармом на лесистом берегу и закрепившись на нем, Злабориб захватил с собой небольшой отряд и отправился на встречу с Колганом.
Они поспели как раз в самый тяжелый для джоалийцев момент. Там тоже произошла стычка в подлеске, и снова обороняющиеся бежали. Вскоре нагианцы втягивали джоалийцев наверх и закрепляли канаты для тех, кто поднимался следом. Самого Колгана не было видно.
Злабориб вернулся к своей колонне и был сильно раздосадован, увидев в боевых порядках меньше сотни воинов. Он выждал немного, не предпримут ли лемодианцы контратаки. Ничего не произошло; лес молчал. Он спустился к реке. Войско переправлялось, но такими темпами это заняло бы, казалось, несколько дней. Он перебрался обратно на северный берег – это путешествие оказалось еще страшнее первого, так как ему то и дело приходилось расходиться с ползущим навстречу человеком, державшимся за тот же канат или камень.
Он обратился к воинам, толпившимся на берегу. Он заверил их, что их товарищи переправились благополучно и не нашли смерть в пучине. Он приказал навести еще канаты – новые дороги через каменистый лабиринт.
С трудом одолевая дождь гальки и грязи, он вскарабкался обратно на северный утес и каким-то образом даже одолел веревочную лестницу, поднимающуюся на городскую стену.
– Шевелитесь быстрее! – командовал он. – Живее!
Он отправился на поиски Д’варда и обнаружил его, наблюдавшего за обороной ворот, – лемодианцы сообразили, что происходит. Правда, даже после этого они атаковали как-то странно вяло, вполсилы.
Злабориб доложил, Д’вард выслушал и приказал ему возвращаться на южный берег. Он пустился через реку в третий раз. И с облегчением увидел, что исход из города набирает скорость.
Лун на небе не было. К полуночи дождь превратился в ливень, сделав темноту абсолютной. Несомненно, множество людей нашли смерть от рук своих же товарищей, когда канат или настил не выдерживал, и слишком много солдат боролись за место на одном и том же пятачке. Сотни утонули, замерзли или погибли, разбившись о камни.
На рассвете Злабориб обнаружил, что командует армией, собравшейся в садах на южном берегу. Колган сорвался с утеса, сломав при этом плечо. Его, перекошенного от боли, несли на носилках. Река была усеяна мертвыми, а берег – ранеными.
Продолжал идти проливной дождь. Река поднималась на глазах. Лемод снова находился в руках своих законных владельцев; в нескольких местах горели пожары, зажженные, чтобы задержать их возвращение. Признаков преследования все не было. Хвала богам!
Дош Вестовой объявился в самом начале серого дня в сопровождении юноши, со второго взгляда оказавшегося Исиан в мужской одежде. При виде ее посинелых губ Злабориб спохватился и дал команду разжечь костры. Два лагеря слились в один, и он выставил охрану по периметру – целый частокол людей. Лемодианцы все не нападали и даже отказались от партизанщины. Почему?
Все с ног до головы измазались в глине. Половина уцелевших или хромала, или слепо уставилась взглядом в пространство в полнейшем шоке. Какой-то костлявый юнец не мог идти сам, и его тащили под руки двое друзей. Он отцепился от них и встал, поджав одну ногу и цепляясь за ветку.
– Сколько? – рявкнул он, и до Злабориба дошло, что у парня синие глаза.
– Потери? Кажется, четыре или пять сотен.
Грязное пугало вздрогнуло и пошатнулось.
– Сопротивление?
– Почти не было. Сколько ваших осталось там?
– Чертовски мало, – сказал Д’вард. – Сколько не могут ходить?
Злабориб пожал плечами:
– Там, на пляже, еще по меньшей мере полсотни. Здесь… Не знаю. Еще пятьдесят?
Освободитель застонал и провел рукой по лицу. Оно осталось почти таким же грязным.
– С вами все в порядке?
– Немного устал. А вы, господин?
Усмешка. Еще один стон.
– Ногу подвернул, только и всего. – Освободитель опустил больную ногу на землю и оскалился. – Мой первый бой, – пробормотал он.
Злабориб увидел слезы на его глазах и ощутил странный приступ сочувствия. Как и он, Д’вард не был прирожденным солдатом и не зачерствел душой от ответственности за жизни подчиненных. Большинство вождей на его месте сияли бы от счастья, ликуя по поводу блестяще осуществленного бегства из-под самого носа противника. Вот уже второй раз Д’вард осуществлял головокружительную перестановку сил; второй раз заставлял гениальное руководство армией казаться детской игрой, и все, что его заботит, – это цена.
– Река взяла свою долю жертв, но все же это не та резня, какую учинили бы таргианцы.
– Мы еще должны постараться, чтобы они не получили такого шанса. – Д’вард устало опустился на землю. – Созови сотников. – Подошла Исиан и опустилась рядом с ним на колени. Она попыталась вытереть ему лицо влажной тряпкой, но он раздраженно отмахнулся от нее.
Вскоре собрались командиры – оборванные, обессилевшие, едва половина тех, кому полагалось бы быть здесь. Д’вард назначил временных заместителей и послал за ними – на нормальные выборы нет времени, сказал он. Казалось, он помнил имя и способности каждого солдата, будь то нагианец или джоалиец.
Так и не вставая из грязи, опершись спиной о дерево, он обрисовал ту картину, которая уже была понятна всем, но мысль о которой пока гнали прочь. Они избежали одной западни, но могут оказаться в другой, более опасной. Таргианцы могут переправиться обратно на южный берег и попытаться перехватить их, прежде чем они достигнут перевала. Или они направятся на запад к Толфорду и перекроют дорогу обратно в Нагвейл. В самом Таргленде наверняка еще больше вооруженных людей. Расплата только откладывалась.
– А теперь мы должны выступать, – сказал он. – Всем, кто не может идти, придется остаться. Стройтесь.
Люди валились с ног от усталости, но выбирать не приходилось. Оставшихся ждали смерть или рабство. Сотники переглянулись, но возражать не стали.
Д’вард рывком поднялся на ноги. С полдюжины человек бросились помочь ему, но он отказался от помощи. Хромая, кусая губы от боли, он поплелся вперед. Через полминуты кто-то предложил ему только что срезанный посох, и он принял его. Он подавал личный пример, и это все, что он мог сейчас сделать.
Появился Колган, он все еще находился в шоке от боли, так что толку от него было немного. Дивясь странной судьбе, уготованной ему непостоянными богами – и находя в этом даже некоторое циничное удовольствие, – Злабориб принял командование и отдал необходимые распоряжения.
Одна женщина и меньше чем пять тысяч мужчин отправились в путь – покорять и спасаться. Холодный дождь сулил и мучения, и надежду.
Стоны и мольбы раненых за спиной слабели, по мере того как армия удалялась от них, и наконец стихли совсем.
Берега были вертикальными в одних местах и почти вертикальными в других. Интересно, кто прячется вон в том лесу, наблюдая за городом?
Он заговорил в первый раз после того, как они вышли из мастерской Каретника:
– Клянусь пятью богами, он снова прав! Это выход, и единственный выход! Он увидел его, а мы нет.
– Хотелось бы мне знать, – буркнул Колган, – как он делает это?
Злабориб уже как-то спрашивал об этом Освободителя, но услышал в ответ что-то насчет стоящего где-то храма знаний, чего не понял.
– Ты где попробовал бы переправиться?
– Вон там вроде место ничего, – пробормотал джоалиец, – вот только как туда подобраться?
Они почти час расхаживали вдоль парапета, пока каждый не выбрал себе подходящего места. Нагианцы будут переправляться ниже по течению, джоалийцы – выше. Командующим придется вести своих людей, полагаясь только на память.
– Как ты думаешь, получится? – мрачно спросил Злабориб.
– Переправиться? Некоторым из нас удастся. – Рослый джоалиец покосился на далекие утесы и задумчиво потеребил рыжую бороду. – Но вторгаться в Таргвейл без кавалерии, без внезапности, имея впереди и позади армию сильнее нашей, готовую отрезать нам отступление… ты хоть понимаешь, что это безумие?
Альтернатива была еще хуже.
– Тебе приходилось бывать в Таргленде?
Колган пожал плечами:
– Приходилось однажды. В молодости я сопровождал своего дядю с посольством в Тарг. Не могу сказать, чтобы это произвело на меня слишком большое впечатление.
– Ты же джоалиец. Тебя бы не удивило, даже если бы они сорили золотыми слитками.
– Я бы посоветовал им тогда обратиться к опытному монетчику.
Злабориб усмехнулся, но это был вежливый смешок, не слишком искренний.
– Сегодня река. Завтра партизаны, лес и перевал. Ничего не поделаешь, будем жить одним днем и радоваться уже тому, что живы сегодня.
– Воистину так! – кисло согласился Колган. – И даже если мы пробьемся домой, ваше величество, наши сложности на этом не закончатся. Ваш братец, должно быть, уже хорошо освоился на вашем троне, создал свою армию, а мои недруги в Клике уже строят планы моих похорон.
Так не пойдет. Вожди сами должны хранить боевой дух, если хотят поддерживать его у своих воинов. Злабориб расправил плечи – насколько они вообще расправлялись.
– Посмотри на это с другой стороны. Как бы все это ни начиналось, теперь это больше не какая-нибудь заурядная распря из-за земли. Мы вовлечены в распри богов. Множество пророчеств говорят об Освободителе, некоторые – ясно, некоторые – туманно. Многие пророчества касаются человека по имени Д’вард, и теперь мы знаем, что Д’вард и Освободитель – одно лицо. Наиболее известно пророчество, согласно которому Освободитель принесет смерть Смерти. И если бы ты хотел найти Смерть, Колган Адъютант, куда бы ты пошел искать ее?
Колган поднял взгляд на далекие южные вершины гор и угрожающе сдвинул свои рыжие брови.
– Уж не предполагаешь ли ты, что он собирается повести нас на сам город?
– Что толку от пророчества, если оно не сбудется? Насколько я помню, чтобы попасть в Тарг, нам даже не придется особенно и уклоняться-то с дороги.
– Ну да, так путь будет даже ближе, ибо мы никогда не вернемся.
Верно! Злабориб признался себе, что и сам не питает особых надежд увидеть Наг хотя бы еще раз.
– Когда ты был в Тарге, ты заходил в двойной храм?
– Я видел его, правда, он не был еще достроен. Даже не все колонны воздвигли. К’симбр Скульптор еще работал над изваянием Мужа Творца. Но я смотрел в лицо Смерти. – Он с омерзением сплюнул. – Никто, кроме таргианцев, не додумался бы возвеличить подобную гнусность! – Немного помолчав, он добавил: – И от их стряпни у тебя с языка кожа сойдет.
Прежде чем Злабориб успел ответить, по стене к ним подошел Д’вард. Похоже, он восстановил свои силы, хотя лицо его оставалось усталым.
– Ну как, возможно? – спросил он.
– Будут потери, – буркнул Колган. – Но не слишком большие.
Освободитель кивнул и облокотился на парапет.
– Поставьте как можно больше людей на доставку материалов. Канаты, доски… провиант для марша, конечно. Бурдюки и бочки для понтонов. Бочки придется опускать с утесов в сетках, но примите все меры, чтобы скрыть приготовления до наступления темноты. Пловец не продержится в такой ледяной воде больше двух минут. Да… я не сказал вам еще, с нами пойдет Исиан. Она хорошо знакома с местностью.
Злабориб и Колган переглянулись. Когда лемодианцы вернутся, они не будут церемониться с предателями.
Колган не одобрял этого.
– Господин, это будет нелегкий марш даже для закаленных в боях воинов. Но девушка… – Он не стал договаривать.
Д’вард посмотрел на реку.
– Тебе известно, когда я был ближе всего к смерти в эту кампанию, а. Адъютант?
– Полагаю, когда вы пробирались в город, господин.
– Нет! – Он ухмыльнулся. – На следующее утро, когда я впервые встретился с Исиан. Она чуть не изрубила меня на кусочки большим кухонным ножом.
Мужчины посмеялись, как и положено, когда шутит начальство.
– Но вы приручили ее, господин.
– Или она меня. Ладно, что-нибудь еще?
– Что с Дошем Вестовым? – поинтересовался Злабориб. – Мне казалось, вы доверяете ему во всем?
Д’вард едва заметно улыбнулся.
– Почти во всем. У него есть господин повыше нас, о котором вам лучше не знать. Дош идет с нами. Насчет него можно будет не беспокоиться, как только мы переправимся.
Он посмотрел наверх, на хмурые тучи.
– Молитесь, чтобы пошел дождь, – сказал он. – Чем сильнее, тем лучше.
За несколько минут до того, как окончательно стемнело, Злабориб пристегнул на пояс меч. Он послал передовой отряд спуститься с утеса и закрепить веревочные лестницы. Сам он спустился в зияющее черное безумие со следующей группой. За ними к воде осторожно спускались люди с канатами, деревом и всем, что может плавать.
Через час или около того, избитый, исцарапанный и замерзший до костей, он стоял на южном берегу.
Ему повезло. Все шли, привязавшись, и каждого удерживали двое, но тех, кто поскользнулся и упал в воду, обычно разбивало о камни, прежде чем его успевали вытащить обратно. Доски срывались с креплений, бочки тонули, канаты рвались, льдины белыми чудищами выныривали из темноты. Люди исчезали, не договорив слова, и больше их никто не видел. Рев воды не позволял переговариваться. Течение приносило тела мертвых джоалийцев с верхней переправы.
Как только к Злаборибу присоединилось десятка два солдат, они закрепили канаты, дав возможность переправляться другим. Потом он приказал передовому отряду следовать за ним и полез вверх по утесу. Как только лемодианцы поймут, что происходит, они начнут сбрасывать на атакующих камни.
Склон был крутой – глина, камни, сочившаяся вода. Он понял, что добрался до верха, когда ударился головой о древесный корень. Он перевалился через край и, шатаясь, поднялся на ноги. Темнота стояла абсолютная, но что-то насторожило его. Он пригнулся. Над головой свистнул клинок. Он выхватил меч и ткнул в темноту. Он ощутил неприятно мягкий удар, услышал крик и понял, что пролил чью-то кровь. Он быстро отступил за древесный ствол и стоял, беспомощно оглядываясь и прислушиваясь. Его жертва всхлипывала и бормотала молитвы где-то на земле.
Снова какое-то шестое чувство подсказало Злаборибу о движении рядом, и он сделал мечом выпад в темноту. Теперь он был настоящим бойцом, убийцей. Рядом с собой и за спиной он слышал шаги своих людей.
– Берегись! – крикнул он, вслепую отбивая удар. Его лезвие с лязгом столкнулось с чужим. Он резко пригнулся и ударил еще – на уровне колен. Человек вскрикнул и с треском упал в кусты.
Отличить своего от чужого можно было по голосу – окликнуть, и если тот отвечал с незнакомым выговором, убить его. Ну а если он просто пытается убить тебя, ответа можно и не ждать. Впрочем, сопротивление оказалось на удивление слабым и вскоре было сломлено окончательно.
Овладев плацдармом на лесистом берегу и закрепившись на нем, Злабориб захватил с собой небольшой отряд и отправился на встречу с Колганом.
Они поспели как раз в самый тяжелый для джоалийцев момент. Там тоже произошла стычка в подлеске, и снова обороняющиеся бежали. Вскоре нагианцы втягивали джоалийцев наверх и закрепляли канаты для тех, кто поднимался следом. Самого Колгана не было видно.
Злабориб вернулся к своей колонне и был сильно раздосадован, увидев в боевых порядках меньше сотни воинов. Он выждал немного, не предпримут ли лемодианцы контратаки. Ничего не произошло; лес молчал. Он спустился к реке. Войско переправлялось, но такими темпами это заняло бы, казалось, несколько дней. Он перебрался обратно на северный берег – это путешествие оказалось еще страшнее первого, так как ему то и дело приходилось расходиться с ползущим навстречу человеком, державшимся за тот же канат или камень.
Он обратился к воинам, толпившимся на берегу. Он заверил их, что их товарищи переправились благополучно и не нашли смерть в пучине. Он приказал навести еще канаты – новые дороги через каменистый лабиринт.
С трудом одолевая дождь гальки и грязи, он вскарабкался обратно на северный утес и каким-то образом даже одолел веревочную лестницу, поднимающуюся на городскую стену.
– Шевелитесь быстрее! – командовал он. – Живее!
Он отправился на поиски Д’варда и обнаружил его, наблюдавшего за обороной ворот, – лемодианцы сообразили, что происходит. Правда, даже после этого они атаковали как-то странно вяло, вполсилы.
Злабориб доложил, Д’вард выслушал и приказал ему возвращаться на южный берег. Он пустился через реку в третий раз. И с облегчением увидел, что исход из города набирает скорость.
Лун на небе не было. К полуночи дождь превратился в ливень, сделав темноту абсолютной. Несомненно, множество людей нашли смерть от рук своих же товарищей, когда канат или настил не выдерживал, и слишком много солдат боролись за место на одном и том же пятачке. Сотни утонули, замерзли или погибли, разбившись о камни.
На рассвете Злабориб обнаружил, что командует армией, собравшейся в садах на южном берегу. Колган сорвался с утеса, сломав при этом плечо. Его, перекошенного от боли, несли на носилках. Река была усеяна мертвыми, а берег – ранеными.
Продолжал идти проливной дождь. Река поднималась на глазах. Лемод снова находился в руках своих законных владельцев; в нескольких местах горели пожары, зажженные, чтобы задержать их возвращение. Признаков преследования все не было. Хвала богам!
Дош Вестовой объявился в самом начале серого дня в сопровождении юноши, со второго взгляда оказавшегося Исиан в мужской одежде. При виде ее посинелых губ Злабориб спохватился и дал команду разжечь костры. Два лагеря слились в один, и он выставил охрану по периметру – целый частокол людей. Лемодианцы все не нападали и даже отказались от партизанщины. Почему?
Все с ног до головы измазались в глине. Половина уцелевших или хромала, или слепо уставилась взглядом в пространство в полнейшем шоке. Какой-то костлявый юнец не мог идти сам, и его тащили под руки двое друзей. Он отцепился от них и встал, поджав одну ногу и цепляясь за ветку.
– Сколько? – рявкнул он, и до Злабориба дошло, что у парня синие глаза.
– Потери? Кажется, четыре или пять сотен.
Грязное пугало вздрогнуло и пошатнулось.
– Сопротивление?
– Почти не было. Сколько ваших осталось там?
– Чертовски мало, – сказал Д’вард. – Сколько не могут ходить?
Злабориб пожал плечами:
– Там, на пляже, еще по меньшей мере полсотни. Здесь… Не знаю. Еще пятьдесят?
Освободитель застонал и провел рукой по лицу. Оно осталось почти таким же грязным.
– С вами все в порядке?
– Немного устал. А вы, господин?
Усмешка. Еще один стон.
– Ногу подвернул, только и всего. – Освободитель опустил больную ногу на землю и оскалился. – Мой первый бой, – пробормотал он.
Злабориб увидел слезы на его глазах и ощутил странный приступ сочувствия. Как и он, Д’вард не был прирожденным солдатом и не зачерствел душой от ответственности за жизни подчиненных. Большинство вождей на его месте сияли бы от счастья, ликуя по поводу блестяще осуществленного бегства из-под самого носа противника. Вот уже второй раз Д’вард осуществлял головокружительную перестановку сил; второй раз заставлял гениальное руководство армией казаться детской игрой, и все, что его заботит, – это цена.
– Река взяла свою долю жертв, но все же это не та резня, какую учинили бы таргианцы.
– Мы еще должны постараться, чтобы они не получили такого шанса. – Д’вард устало опустился на землю. – Созови сотников. – Подошла Исиан и опустилась рядом с ним на колени. Она попыталась вытереть ему лицо влажной тряпкой, но он раздраженно отмахнулся от нее.
Вскоре собрались командиры – оборванные, обессилевшие, едва половина тех, кому полагалось бы быть здесь. Д’вард назначил временных заместителей и послал за ними – на нормальные выборы нет времени, сказал он. Казалось, он помнил имя и способности каждого солдата, будь то нагианец или джоалиец.
Так и не вставая из грязи, опершись спиной о дерево, он обрисовал ту картину, которая уже была понятна всем, но мысль о которой пока гнали прочь. Они избежали одной западни, но могут оказаться в другой, более опасной. Таргианцы могут переправиться обратно на южный берег и попытаться перехватить их, прежде чем они достигнут перевала. Или они направятся на запад к Толфорду и перекроют дорогу обратно в Нагвейл. В самом Таргленде наверняка еще больше вооруженных людей. Расплата только откладывалась.
– А теперь мы должны выступать, – сказал он. – Всем, кто не может идти, придется остаться. Стройтесь.
Люди валились с ног от усталости, но выбирать не приходилось. Оставшихся ждали смерть или рабство. Сотники переглянулись, но возражать не стали.
Д’вард рывком поднялся на ноги. С полдюжины человек бросились помочь ему, но он отказался от помощи. Хромая, кусая губы от боли, он поплелся вперед. Через полминуты кто-то предложил ему только что срезанный посох, и он принял его. Он подавал личный пример, и это все, что он мог сейчас сделать.
Появился Колган, он все еще находился в шоке от боли, так что толку от него было немного. Дивясь странной судьбе, уготованной ему непостоянными богами – и находя в этом даже некоторое циничное удовольствие, – Злабориб принял командование и отдал необходимые распоряжения.
Одна женщина и меньше чем пять тысяч мужчин отправились в путь – покорять и спасаться. Холодный дождь сулил и мучения, и надежду.
Стоны и мольбы раненых за спиной слабели, по мере того как армия удалялась от них, и наконец стихли совсем.
35
– Таргвейл прекрасен, – сказал Экзетер. – Нет, правда. Это очень плодородная страна, климат в ней умеренный, и правят ею аристократы.
– Какое отношение имеет аристократия к красоте? – сонно спросил Смедли.
Миссис Боджли загнала своих гостей в гостиную и усадила в кресла. Единственная керосиновая лампа бросала мягкий свет на четыре лица; два мотылька без устали колотились о стеклянную колбу. К счастью, кресла были на редкость неудобными, а то Смедли ни за что бы не удалось высидеть весь вечер, не заснув. Алиса неохотно уступила просьбам сыграть, ссылаясь на то, что давно уже не практиковалась. Она исполнила по памяти пару этюдов Шопена. Насколько он мог судить, очень и очень неплохо. А потом они снова вернулись к Соседству.
– О, право же, капитан! – Судя по тону хозяйки, он выказал полное непонимание совершенно очевидных вещей. – Это же просто вопрос ухода! Единственные, кто может следить за землей как следует, это те, кто рассчитывает передать ее своим детям и внукам. Отец Гилберта посадил дубовую аллею, зная, что сам он никогда не увидит эти дубы во всем их великолепии. Это было пятьдесят лет назад, и им потребуется еще по меньшей мере сто. Сам Гилберт категорически отказался санкционировать какие-либо разработки полезных ископаемых в нашем поместье в Мидленде. Дело только в этом. Люди, не загадывающие дальше своего жизненного срока, эксплуатируют землю. Те, кто думает о своих семьях, ухаживают за ней. Не стесняйтесь, берите еще сигару, если хотите, – добавила она, словно извиняясь за свою горячность.
Смедли поблагодарил ее и с еще большей признательностью выбрался из кресла. Он пошел в столовую. Не осталось больше ни одного Боджли, чтобы любоваться дубовой аллеей во всей ее красе. Род Боджли оборвался с убийством Тимоти. Не осталось никого, кто докурил бы эти сигары.
Глаза Алисы поблескивали в мягком свете лампы.
– Но это можно довести и до абсурда – как и все остальное. Вильгельм Завоеватель выселял целые страны, чтобы на освободившихся землях разбивать леса с благородными оленями. У людей тоже есть права.
Миссис Боджли обдумала эту точку зрения и, похоже, пришла к выводу, что это опасная ересь.
– Не обязательно. Люди приходят и уходят, земля остается.
Экзетер подмигнул Смедли, когда тот вернулся в свое кресло.
– Не кажется ли вам, что склонность аристократов постоянно затевать войны является лишь формой контроля за численностью населения, прополкой ничтожных крестьян?
Леди клюнула незамедлительно.
– Возможно! Разве не гуманнее проткнуть некоторую часть мужчин копьями, чем позволять голодать женщинам с детьми, не так ли?
– Мне кажется, это зависит от того, с какого конца копья смотреть. Но земля и война, похоже, неразлучны. Таргианская каста военных ничуть не лучше прусских юнкеров.
Словно псы войны взвыли в ночи.
– Шрамы от дуэлей? – спросил Смедли.
– Нет, не думаю, чтобы они дошли до этого.
– Похож Таргвейл на Англию? – поинтересовалась Алиса.
– Ну, у него такой же ухоженный вид. Растительность заметно отличается. Таргианские деревья разноцветные. У нас вся листва зеленая. Там есть и синие, и золотые, и красные, и масса других оттенков. Но большие поместья очень красивы. Сельские угодья – один большой сад. Дикие места тоже красивы – и да, там есть парки с оленями. Правда, там нет живописных маленьких деревушек или, если и есть, их очень мало. Бараки рабов стараются строить так, чтобы они не бросались в глаза.
– Спарта? – пробормотала миссис Боджли.
– Что-то вроде того, – согласился Экзетер. – В первые дни я ничего этого не видел. Отчасти из-за проливных дождей, отчасти потому, что при бегстве из Лемода подвернул ногу и все мои силы уходили только на то, чтобы идти. Переправа через реку оказалась рисковым делом. Старина Злабориб показал себя с самой лучшей стороны – он все организовал и вел армию. Нам повезло с погодой. Вода начала подниматься, так что таргианская армия не посмела выступить в погоню. Лемодийские партизаны оставили нас в покое. На второй день мы достигли перевала Моггпасс. Таргианцы оставили за собой проложенную дорогу – навели переправы через ручьи, расчистили завалы и все такое, и это здорово облегчило нам жизнь. Кажется, на четвертый день мы из последних сил дотащились до Таргвейла и смогли наконец перейти к грабежам. Конечно, мы опоздали на полгода, но именно таковы были изначальные цели кампании. Все позабавились на славу.
– Кроме тебя? – спросила Алиса.
– Ну, по правде говоря, я выздоровел довольно быстро. Войска, сами о том не подозревая, питали меня маной. Не то чтобы я особенно заслужил этого, но это ничего не меняло.
Смедли подавил зевок. Часы на камине показывали около одиннадцати. Сейчас он докурит сигару, извинится и отправится спать. Эта маленькая война Экзетера, конечно, любопытна, но ему еще лет сто не захочется слушать ничего про войну.
Алиса как-то опасно улыбалась.
– Значит, Исиан провела вас к перевалу, верно? А потом вернулась к своему народу?
Очень ровным голосом Эдвард ответил:
– Да, она провела нас к перевалу. Она не могла вернуться к своей семье, хотя мы проходили совсем недалеко от ее дома. Они посчитали бы ее предательницей, несмотря на то что она была еще совсем ребенком.
– Ясно. Извини. Глупый вопрос.
Миссис Боджли громко сглотнула.
– Э-э… что эти ваши таргианские юнкера говорили насчет грабежа и мародерства?
Грабеж и мародерство не входили в кодекс чести Фэллоу.
– То-то и оно, что почти ничего! Это было действительно очень странно! Их кавалерия на моа следовала за нами. Мы постоянно видели их издали, но они никогда не приближались. Они вырезали отставших и разведывательные патрули, но только джоалийцев. Они не пролили ни капли нагианской крови.
– Странно?
– Очень! Понятно, что это стало вызывать распри. Злабориб убедил всех, что неприятель пытается внести раскол в ряды союзников, поссорить нагианцев с джоалийцами. И ему удалось более или менее восстановить мир – он все-таки был настоящее чудо, этот принц! Через пару дней, когда эта тактика сделалась явной, он предложил, чтобы нагианцы и джоалийцы поменялись снаряжением: шлемы на щиты, копья на мечи. Мы попробовали их, и теперь даже сами солдаты затруднялись сказать, кто есть кто. Тогда таргианцы вообще прекратили нападения. Мы продолжали продвижение. Форсированным маршем, по тридцать миль в день. Это была настоящая гонка. Перевал Моггпасс нас немного задержал. Зато после него нам оставался только прямой переход через Таргвейл и – через Сальторпасский перевал – домой. Как вы понимаете, таргианские дороги превосходны. Чтобы отрезать нас, их основным силам пришлось бы пересечь весь Лемодфлэт, а я уже говорил, на что это похоже.
– Конечно же, вы победили в этой гонке, иначе вас не было бы здесь.
Экзетер потер глаза.
– Нет. Мы проиграли. Ну, не совсем. Наши карты снова спутала Большая Игра. Нет, право, уже чертовски поздно! Мы же почти не спали прошлой ночью… Вам не кажется, что мы могли бы продолжить эту эпическую сагу завтра утром?
– Разумеется! – согласилась миссис Боджли. – Но вы ведь не оставите нас в полном неведении! Объясните хоть немного. Что вы имеете в виду под Большой Игрой?
– Пентатеон, Пятерку. Я уже говорил вам, как Кробидиркин втянул меня в джоалийскую кампанию, да и Тион, возможно, тоже стоял за этим. Я до сих пор не знаю многих деталей. Игра настолько сложна и запутанна, что даже сами игроки не могут уследить за правилами, и к тому же у каждого свой способ подсчета очков. Во всяком случае, когда Зэц прознал, что врата Лемода отворились в ночь слияния четырех светил, он понял, где именно находится Освободитель. Поэтому он положился на помощь Карзона, то есть Мужа, который является одновременно богом-покровителем Таргленда. Вот почему таргианцы не убивали нас – жрецы в Тарге получили прямое распоряжение Карзона.
– Что-то я запуталась, – призналась Алиса.
– Зэц хотел, чтобы меня взяли живым.
– Живым?
– Чтобы он был абсолютно уверен в том, что я мертв, разумеется. На этот раз он собирался умертвить меня собственноручно, проследив, чтобы не было ошибки.
– Какое отношение имеет аристократия к красоте? – сонно спросил Смедли.
Миссис Боджли загнала своих гостей в гостиную и усадила в кресла. Единственная керосиновая лампа бросала мягкий свет на четыре лица; два мотылька без устали колотились о стеклянную колбу. К счастью, кресла были на редкость неудобными, а то Смедли ни за что бы не удалось высидеть весь вечер, не заснув. Алиса неохотно уступила просьбам сыграть, ссылаясь на то, что давно уже не практиковалась. Она исполнила по памяти пару этюдов Шопена. Насколько он мог судить, очень и очень неплохо. А потом они снова вернулись к Соседству.
– О, право же, капитан! – Судя по тону хозяйки, он выказал полное непонимание совершенно очевидных вещей. – Это же просто вопрос ухода! Единственные, кто может следить за землей как следует, это те, кто рассчитывает передать ее своим детям и внукам. Отец Гилберта посадил дубовую аллею, зная, что сам он никогда не увидит эти дубы во всем их великолепии. Это было пятьдесят лет назад, и им потребуется еще по меньшей мере сто. Сам Гилберт категорически отказался санкционировать какие-либо разработки полезных ископаемых в нашем поместье в Мидленде. Дело только в этом. Люди, не загадывающие дальше своего жизненного срока, эксплуатируют землю. Те, кто думает о своих семьях, ухаживают за ней. Не стесняйтесь, берите еще сигару, если хотите, – добавила она, словно извиняясь за свою горячность.
Смедли поблагодарил ее и с еще большей признательностью выбрался из кресла. Он пошел в столовую. Не осталось больше ни одного Боджли, чтобы любоваться дубовой аллеей во всей ее красе. Род Боджли оборвался с убийством Тимоти. Не осталось никого, кто докурил бы эти сигары.
Глаза Алисы поблескивали в мягком свете лампы.
– Но это можно довести и до абсурда – как и все остальное. Вильгельм Завоеватель выселял целые страны, чтобы на освободившихся землях разбивать леса с благородными оленями. У людей тоже есть права.
Миссис Боджли обдумала эту точку зрения и, похоже, пришла к выводу, что это опасная ересь.
– Не обязательно. Люди приходят и уходят, земля остается.
Экзетер подмигнул Смедли, когда тот вернулся в свое кресло.
– Не кажется ли вам, что склонность аристократов постоянно затевать войны является лишь формой контроля за численностью населения, прополкой ничтожных крестьян?
Леди клюнула незамедлительно.
– Возможно! Разве не гуманнее проткнуть некоторую часть мужчин копьями, чем позволять голодать женщинам с детьми, не так ли?
– Мне кажется, это зависит от того, с какого конца копья смотреть. Но земля и война, похоже, неразлучны. Таргианская каста военных ничуть не лучше прусских юнкеров.
Словно псы войны взвыли в ночи.
– Шрамы от дуэлей? – спросил Смедли.
– Нет, не думаю, чтобы они дошли до этого.
– Похож Таргвейл на Англию? – поинтересовалась Алиса.
– Ну, у него такой же ухоженный вид. Растительность заметно отличается. Таргианские деревья разноцветные. У нас вся листва зеленая. Там есть и синие, и золотые, и красные, и масса других оттенков. Но большие поместья очень красивы. Сельские угодья – один большой сад. Дикие места тоже красивы – и да, там есть парки с оленями. Правда, там нет живописных маленьких деревушек или, если и есть, их очень мало. Бараки рабов стараются строить так, чтобы они не бросались в глаза.
– Спарта? – пробормотала миссис Боджли.
– Что-то вроде того, – согласился Экзетер. – В первые дни я ничего этого не видел. Отчасти из-за проливных дождей, отчасти потому, что при бегстве из Лемода подвернул ногу и все мои силы уходили только на то, чтобы идти. Переправа через реку оказалась рисковым делом. Старина Злабориб показал себя с самой лучшей стороны – он все организовал и вел армию. Нам повезло с погодой. Вода начала подниматься, так что таргианская армия не посмела выступить в погоню. Лемодийские партизаны оставили нас в покое. На второй день мы достигли перевала Моггпасс. Таргианцы оставили за собой проложенную дорогу – навели переправы через ручьи, расчистили завалы и все такое, и это здорово облегчило нам жизнь. Кажется, на четвертый день мы из последних сил дотащились до Таргвейла и смогли наконец перейти к грабежам. Конечно, мы опоздали на полгода, но именно таковы были изначальные цели кампании. Все позабавились на славу.
– Кроме тебя? – спросила Алиса.
– Ну, по правде говоря, я выздоровел довольно быстро. Войска, сами о том не подозревая, питали меня маной. Не то чтобы я особенно заслужил этого, но это ничего не меняло.
Смедли подавил зевок. Часы на камине показывали около одиннадцати. Сейчас он докурит сигару, извинится и отправится спать. Эта маленькая война Экзетера, конечно, любопытна, но ему еще лет сто не захочется слушать ничего про войну.
Алиса как-то опасно улыбалась.
– Значит, Исиан провела вас к перевалу, верно? А потом вернулась к своему народу?
Очень ровным голосом Эдвард ответил:
– Да, она провела нас к перевалу. Она не могла вернуться к своей семье, хотя мы проходили совсем недалеко от ее дома. Они посчитали бы ее предательницей, несмотря на то что она была еще совсем ребенком.
– Ясно. Извини. Глупый вопрос.
Миссис Боджли громко сглотнула.
– Э-э… что эти ваши таргианские юнкера говорили насчет грабежа и мародерства?
Грабеж и мародерство не входили в кодекс чести Фэллоу.
– То-то и оно, что почти ничего! Это было действительно очень странно! Их кавалерия на моа следовала за нами. Мы постоянно видели их издали, но они никогда не приближались. Они вырезали отставших и разведывательные патрули, но только джоалийцев. Они не пролили ни капли нагианской крови.
– Странно?
– Очень! Понятно, что это стало вызывать распри. Злабориб убедил всех, что неприятель пытается внести раскол в ряды союзников, поссорить нагианцев с джоалийцами. И ему удалось более или менее восстановить мир – он все-таки был настоящее чудо, этот принц! Через пару дней, когда эта тактика сделалась явной, он предложил, чтобы нагианцы и джоалийцы поменялись снаряжением: шлемы на щиты, копья на мечи. Мы попробовали их, и теперь даже сами солдаты затруднялись сказать, кто есть кто. Тогда таргианцы вообще прекратили нападения. Мы продолжали продвижение. Форсированным маршем, по тридцать миль в день. Это была настоящая гонка. Перевал Моггпасс нас немного задержал. Зато после него нам оставался только прямой переход через Таргвейл и – через Сальторпасский перевал – домой. Как вы понимаете, таргианские дороги превосходны. Чтобы отрезать нас, их основным силам пришлось бы пересечь весь Лемодфлэт, а я уже говорил, на что это похоже.
– Конечно же, вы победили в этой гонке, иначе вас не было бы здесь.
Экзетер потер глаза.
– Нет. Мы проиграли. Ну, не совсем. Наши карты снова спутала Большая Игра. Нет, право, уже чертовски поздно! Мы же почти не спали прошлой ночью… Вам не кажется, что мы могли бы продолжить эту эпическую сагу завтра утром?
– Разумеется! – согласилась миссис Боджли. – Но вы ведь не оставите нас в полном неведении! Объясните хоть немного. Что вы имеете в виду под Большой Игрой?
– Пентатеон, Пятерку. Я уже говорил вам, как Кробидиркин втянул меня в джоалийскую кампанию, да и Тион, возможно, тоже стоял за этим. Я до сих пор не знаю многих деталей. Игра настолько сложна и запутанна, что даже сами игроки не могут уследить за правилами, и к тому же у каждого свой способ подсчета очков. Во всяком случае, когда Зэц прознал, что врата Лемода отворились в ночь слияния четырех светил, он понял, где именно находится Освободитель. Поэтому он положился на помощь Карзона, то есть Мужа, который является одновременно богом-покровителем Таргленда. Вот почему таргианцы не убивали нас – жрецы в Тарге получили прямое распоряжение Карзона.
– Что-то я запуталась, – призналась Алиса.
– Зэц хотел, чтобы меня взяли живым.
– Живым?
– Чтобы он был абсолютно уверен в том, что я мертв, разумеется. На этот раз он собирался умертвить меня собственноручно, проследив, чтобы не было ошибки.
36
Вечернее солнце освещало пыльную дорогу. На юге гор вообще не было видно – это казалось Дошу совершенно неестественным, словно недоставало какой-то необходимой части мира. Таргвейл очень велик, а их армия очень мала. Рассеяв по рощам, низинам и живым изгородям разведывательные патрули и отряды фуражиров, пять тысяч человек почти растворились. Шагая по дороге рядом с Исиан, Дош с трудом верил в наличие этих пяти тысяч.
Иллюзия, оптический обман. На самом деле отряд Талбы шел перед ними, скрытый за вершиной холма. Прячась за живыми изгородями, патрули охраняли с обеих сторон войско на марше. Гос’вла со своим кавалерийским эскадроном следовал, к сожалению, прямо за ними.
После Лемода кавалеристы, как и все остальные, шли пешком. Они держались достаточно близко, чтобы Дош мог услышать их двусмысленные шуточки о непостоянстве извращенца, ухаживающего за наложницей полководца. Как только они вышли из городских стен, Дош снова перестал быть своим парнем. Напуганным мужчинам нужна разрядка, и он был идеальной мишенью.
– Эй, Погинк Улан? – ревел один.
– Ну, Колдфад Улан? – рычал в ответ другой.
– Скажи мне, Погинк Улан, почему у Доша нет копья?
– Не знаю, Колдфад Улан. Почему у Доша нет копья?
Ответ был предсказуемо непристоен. Кавалерийский юмор никогда не отличался особым изяществом; низведенные до уровня простых смертных, к тому же пеших, они его не улучшили. Новые мозоли, усталость, голод, опасность и прочие лишения, возможно, и шли на пользу душам, но явно не могли отвлечь примитивные умы от чувственных фантазий.
Дош шел безоружным, потому что Д’вард по-прежнему использовал его как бегуна-посыльного. За день он проходил вдвое больше, чем все остальное войско. Обыкновенно он не обращал внимания на насмешки и поэтому не понимал, почему сейчас чувствовал себя таким уязвленным.
– Эй, Колдфад Улан?
– Да, Погинк Улан?
– Что ты думаешь о том, как движутся эти бедра?
Иллюзия, оптический обман. На самом деле отряд Талбы шел перед ними, скрытый за вершиной холма. Прячась за живыми изгородями, патрули охраняли с обеих сторон войско на марше. Гос’вла со своим кавалерийским эскадроном следовал, к сожалению, прямо за ними.
После Лемода кавалеристы, как и все остальные, шли пешком. Они держались достаточно близко, чтобы Дош мог услышать их двусмысленные шуточки о непостоянстве извращенца, ухаживающего за наложницей полководца. Как только они вышли из городских стен, Дош снова перестал быть своим парнем. Напуганным мужчинам нужна разрядка, и он был идеальной мишенью.
– Эй, Погинк Улан? – ревел один.
– Ну, Колдфад Улан? – рычал в ответ другой.
– Скажи мне, Погинк Улан, почему у Доша нет копья?
– Не знаю, Колдфад Улан. Почему у Доша нет копья?
Ответ был предсказуемо непристоен. Кавалерийский юмор никогда не отличался особым изяществом; низведенные до уровня простых смертных, к тому же пеших, они его не улучшили. Новые мозоли, усталость, голод, опасность и прочие лишения, возможно, и шли на пользу душам, но явно не могли отвлечь примитивные умы от чувственных фантазий.
Дош шел безоружным, потому что Д’вард по-прежнему использовал его как бегуна-посыльного. За день он проходил вдвое больше, чем все остальное войско. Обыкновенно он не обращал внимания на насмешки и поэтому не понимал, почему сейчас чувствовал себя таким уязвленным.
– Эй, Колдфад Улан?
– Да, Погинк Улан?
– Что ты думаешь о том, как движутся эти бедра?