– Но на кого она похожа?
   – Насколько я помню, ничего особенного, – уклончиво сказал он. – Так, крупная женщина. Собственно, я ее и не разглядел. Это как два приятеля встречаются на улице. Приподнимут шляпы и идут дальше по своим делам. Меня гораздо больше волновал Злабориб.
   – Почему? Почему ты решил помочь ему?
   Эдвард пожал плечами – почти застенчиво.
   – На самом деле я ничего не делал. Ему не хватало друга, а моя харизма помогла ему поверить мне. Он сам нашел путь к спасению. Я даже удивился, когда у меня в подчинении вдруг оказался принц. Я же говорил, в тот момент я был не очень трезв. Мне казалось, я непотопляем! Славный сегодня день пускать кораблики!
   Алиса посмотрела на детей, игравших у Серпантина.
   – Так ты это и собираешься делать? Остаться здесь и играть в лодочки на пруду, и пусть целый мир катится в тартарары? Два мира?
   – Я хочу записаться добровольцем.
   – Эдвард, что точно напророчено тебе в том мире? Что в точности предстоит сделать Освободителю?
   Он повернулся к ней; лицо его внезапно исказилось гневом.
   – Я же сказал тебе: он убьет Смерть. Не настоящую смерть, конечно, а только Зэца. Это катастрофа! Это ведет к катастрофе! Существует только один путь сделать это – я должен стать богом и собрать больше маны, чем Зэц, а он копит ее уже сотню лет. Какие мерзости я должен придумать, чтобы добиться такого поклонения масс, и что будет потом? Что станет со мной? Что станет с ними? И все для того, чтобы убить одного пришельца, которого в два счета может сменить другой? Зэц просто стал первым, кому хватило дерзости провозгласить себя богом смерти, но это настолько грандиозное мошенничество, что оно наверняка не будет последним. Отец все это понимал, и, заполучив в руки эту чертову филобийскую книженцию, я тоже понял, и я не желаю иметь с этим ничего общего! Я вернулся домой, чтобы пойти добровольцем, но я вернулся еще и для того, чтобы разорвать цепь пророчества, и я никогда больше не вернусь туда! Никогда! Ни за что! Я сказал! Все! – Он резко повернулся и зашагал прочь, быстрее, чем прежде.
   Она побежала за ним.
   – Нет, я не понимаю! Ты уверен, что не можешь убить Зэца без помощи маны?
   – Совершенно уверен.
   – Тогда ты можешь занять кабинет бога смерти сам, чтобы его не занял кто-то другой.
   – Тьфу! Нет. И не думай об этом. Этому не бывать. Лучше немецкая пуля. Что еще ты хотела знать – кроме этого?
   – Что случилось дальше со Злаборибом?
   Эдвард вздохнул.
   – Ах, это долгий рассказ. Если б не Злабориб, меня бы здесь не было. Разумеется, стоило только нам выйти из храма, как тут же появились двое герольдов, потребовавших, чтобы он вернулся во дворец.
   – И что?
   Эдвард ухмыльнулся и стал вдруг снова совсем мальчишкой.
   – Я сказал им, что Злабориб Воин находится теперь под моим командованием и что я отказываюсь отпускать его из отряда. Со мной была сотня вооруженных солдат, так что разговор был короткий.
   Алиса взглянула на часы. До поезда оставался еще час.
   – Разумеется, – продолжал он, – в конце концов я понял, что вляпался в солидный политический кризис. Едва мы вернулись в лагерь, как я был вызван в шатер Каммамена Полководца, джоалийского генерала. Мне приказали захватить с собой моего нового бойца, но я ослушался приказа. Я пошел туда один и объяснил, что принц не может прийти – что он слишком занят рытьем выгребных ям. После этого они утратили к нам интерес.
   – Да ну ее к черту, твою скромность! Что ты сделал на самом деле?
   – Ничего особенного, – тихо сказал Эдвард.



21


   – Два друга лучше, чем один, – произнес Дош Прислужник, массируя икру Тариона, – особенно если они враждуют.
   – Звучит как один из афоризмов моего любимого братца. Достаточно, чтобы целый зал подхалимов зашелся в истерике.
   – Это из Зеленого Писания, Стих 1576. – Дош занялся другой ногой.
   Тарион растянулся, обнаженный, на шкуре зубра. В шатре было темно и душно. В нем пахло кожей, потом и ароматным маслом, которым пользовался Дош. После долгих часов стояния в храме массаж оказался очень даже кстати. Массаж, который делал Дош, всегда помогал – Прислужник был искусен, и руки его были куда сильнее, чем казалось. Тысячи людей, присутствовавших на этой изнурительной церемонии, возможно, тоже не отказались бы от такого ухода, но никто из них его не получит.
   – Каких двух друзей ты имеешь в виду? – сонно спросил он.
   Дош гортанно хохотнул.
   – Тебя и Злабориба.
   – Джоалийцы, конечно, могут и дальше стравливать нас друг с другом.
   – Разумеется. И толстяк еще жив… впрочем, возможно, так и должно было случиться по плану?
   Тарион усмехнулся.
   – Теперь разомни ляжки. – Он испустил чувственный вздох, когда сильные пальцы затрудились над его мускулами.
   – Значит, теперь тебе придется вести себя паинькой, а то они могут вернуть его, – заметил Дош, перемежая слова с нажатием рук. – Они не доверяют моему возлюбленному господину. – Он был любопытен, как старуха.
   Через пару минут Тарион достаточно проснулся, чтобы ответить.
   – Мать долго не протянет. Тогда джоалийцам придется решать, кого из нас посадить на трон. Но думаю, у нас до этого еще будет достаточно времени порубить лемодианцев. Прежде чем придут ужасные вести.
   Сам-то Тарион предпочитал бы, чтобы это не затянулось слишком надолго, а то на сцене могли появиться и союзники лемодианцев – таргианцы. Таргианцы опасны. Впрочем, ведать это дано только богам.
   – Я сильно сомневаюсь, чтобы мой дорогой братец выжил после часа – ну, максимум двух – пехотной подготовки. У него мускулы, как молочное желе. Да однополчане засмеют его до смерти. Должен же быть предел унижениям, которые способен снести даже этот человек. И потом… Хочешь услышать маленький секрет, мой милый мальчик?
   – Ты знаешь, я люблю секреты.
   – Тогда жми сильнее. Сильнее! Я не сломаюсь. А! Вот так лучше! Мой эксцентричный братец нашел убежище у нагианской пехоты. А знаешь, что думают джоалийцы о нагианской пехоте?
   – Они считают ее никчемным сбродом, – ответил Дош, вспотевший от усилия.
   – Вот именно! Наша кавалерия – я имею в виду, моя кавалерия… Они отведут нам какую-нибудь незначительную роль. Ничего особо опасного, уверен. Во всяком случае, надеюсь. Но пехота – это просто толпа. В представлении этих крестьян биться – значит бросить свое копье в щит противника, а потом лезть на него с дубиной. Даже лемодианцы, и те способны побить наше воинство. В прошлом всегда так и бывало. Теперь принимайся за спину. Каммамен пустит нагианцев вперед, чтобы лемодианцы израсходовали на них свои стрелы. Вот для чего они нужны ему. Так что шансы дорогого Злабориба пережить первую же битву – весьма слабые.
   Он блаженно застонал, когда сильные руки Доша надавили на торс. Он не позволил никому из своих подчиненных взять с собой на войну личных слуг, да и из джоалийцев их имели только старшие военачальники. Зато он как командующий кавалерией нуждался в ком-то, способном ухаживать за его скакуном, оружием и прочим снаряжением. И обеспечивать прочие персональные надобности. Дош был хорош в любом качестве.
   – Джоалийцы не доверяют тебе, господин, – повторил Дош.
   – Это разобьет мое сердце, – сонно промычал Тарион. – Интересно, а почему бы и нет?
   – Потому что два друга лучше одного, особенно если они враждуют.
   Тарион перевернулся на спину, схватил Доша за волосы и потянул вниз. Дош вскрикнул от неожиданности и упал на локоть, нос к носу со своим повелителем. Он отчаянно пытался не пролить масло из бутылочки, которую держал в другой руке.
   – На что ты намекаешь? – угрожающе прошипел Тарион.
   Он не увидел в глазах Доша того страха, на который рассчитывал, только веселое удивление.
   – О, возлюбленный! – произнес Дош, не очень убедительно изображая униженный вид. – Кто я такой, чтобы учить моего господина политическим интригам?
   – Я говорил тебе, что у тебя красивые глаза?
   – Кажется, нет. Ты восхвалял все части моего тела, но я что-то не припомню, чтобы ты упоминал глаза.
   – Я говорю это только затем, чтобы ты знал: мне жаль будет выжечь их каленым железом. Это испортит твое смазливое личико. Что ты на это скажешь?
   Дош все еще не выказывал ни малейшей тревоги. Он улыбнулся, словно угрозы были частью любовной игры – впрочем, понял Тарион, возможно, так оно и есть.
   Лучистые глаза мигнули.
   – Я хотел сказать, что Таргия будет весьма рада увидеть Нагленд, возвращающий себе независимость. Таргия достаточно далеко от нас, чтобы представлять тебе непосредственную угрозу. Мне кажется, ты – человек Нагвейла, мой возлюбленный господин.
   – Мой отец был крестьянином, – согласился Тарион. – А потом дворцовым гвардейцем, а потом королевиным любовником. – Он дернул юношу за волосы. – Так вот что обо мне говорят – что я продамся Таргии?
   – Так думают. Никто не произносит этого вслух. Ох! Так больно!
   – Я так и хотел. Кто подослал тебя шпионить за мной – таргианцы или джоалийцы?
   Поскольку голова его была повернута под рискованным углом, Дош посмотрел на принца, скосив глаза.
   – И те, и другие. Кто платит.
   – Хорошо. Я уважаю честность и здоровый интерес к деньгам. Шпионь на здоровье, но запомни одно: пока ты мой, ты не позволишь другому мужчине прикасаться к себе! Если только я сам не прикажу тебе.
   – Конечно, нет. У меня тоже есть свои принципы.
   Тарион хмыкнул и отпустил его волосы. Потом обнял его за шею и придвинул к своему лицу.
   – Я люблю тебя, маленькое чудовище! Когда мы захватим в Лемодвейле деревню или две, мы насладимся радостями победителей. Кого бы ты хотел получить? Мальчиков или девочек?
   Дош сверкнул белыми зубами.
   – Тех и других, только чтоб они были юны и хороши собой. Как и ты, я не привередлив.
   – Я очень даже привередлив.
   – Я польщен.
   За пологом шатра послышался звук, который невозможно было спутать ни с каким другим, – стук копья о щит.
   – Проклятие! – буркнул Тарион, спихивая с себя своего слугу. – Как раз когда дело принимает интересный оборот! Посмотри, чего ему нужно.
   Дош поднялся, пригладил волосы, поправил набедренную повязку и подобрал бутылочку с маслом.
   Тарион сел, прислушиваясь к голосам за стенкой. Кто-то с джоалийским выговором передавал ему вызов в шатер главнокомандующего. Он почти что ждал этого и, разумеется, не собирался ослушаться. Он будет сильно удивлен, если его любимый сводный братец Злабориб не станет первым пунктом повестки дня.

 
   Лагерь был не настолько велик, чтобы ехать верхом; двое мужчин отправились пешком. Солнце уже пряталось за Нагволл, и температура воздуха наконец-то стала терпимой, но Колган Адъютант все равно шагал медленно. Когда второй по занимаемой должности командующий джоалийской армии лично является, чтобы вызвать какого-то нагианца на совет, поневоле придешь к заключению, что у него имеются на это личные причины. Тарион был кандидатом на трон Нагии, а Колган – видным джоалийским политиком. До сих пор им еще не приходилось говорить наедине.
   Вокруг кипела лагерная жизнь. Командиры отрядов муштровали своих воинов, отбрасывающих длинные тени на пыльной равнине, моа мяукающими голосами требовали вечерней кормежки. Вяло дымили костры кашеваров.
   – Когда вы ожидаете прибытия последних частей из Джоалвейла, господин?
   – вежливо поинтересовался Тарион.
   – Через несколько дней. – Колган был очень высок, и даже доспехам не удавалось скрыть его худобу. У него было продолговатое скуластое лицо с выступающим носом и рыжеватая борода.
   – Я надеюсь, что мы не задержимся с выступлением. Противник уже знает о нас.
   – А армия объедает вашу столицу? – усмехнулся высокий джоалиец. Ряды шатров протянулись, казалось, на мили, вмещая пять тысяч голодных мужчин.
   – Конечно. Матери придется поднять цены, чтобы заплатить за это. – С другой стороны, царский налог на бордели, должно быть, изрядно пополнял сейчас казну.
   – Ах… Однако болезнь королевы огорчает всех нас. Эта неблагодарная задача может достаться ее наследнику.
   – Или если Карзон нам поможет, – предположил Тарион, – контрибуция от Лемодвейла сможет решить эту проблему? – Впрочем, еще неизвестно, позволят ли джоалийцы нагианцам получить сколько-нибудь значимую долю…
   – Возможно, – уклончиво сказал Колган. – Ты знаешь, как я стал тем, кто я есть, Тарион Кавалерист? – Он покосился на него сверху вниз, и глаза его угрожающе заблестели.
   – Только в самых общих чертах, – дипломатично ответил Тарион. – Но я слышал, как народное собрание в Джоале отвергло кандидата Клики на пост адъютанта и потребовало вашего назначения. Они угрожали мятежом. Это, конечно, свидетельствует о вашей высокой репутации.
   – Это свидетельствует о высоком умении давать взятки. У меня нет военного опыта, необходимого для такой должности. Я оплачивал развлечения для народа в масштабах, невиданных уже много лет.
   Народное Собрание являлось верховной властью Джоала, но купить его было очень и очень дорого. Тарион не доверял искренности. Искренность всегда опасна и для говорящего, и для слушателя.
   – Зато как вас, должно быть, любит сейчас народ!
   – Я вложил в это все, что имел, и все, что мне удалось занять. Если только я не вернусь, овеянный победой и нагруженный награбленным добром, я конченый человек.
   – Мы должны верить в богов и в справедливость нашего дела, – заявил Тарион, гадая, к чему клонит его собеседник.
   Угловатое лицо Колгана скривилось в улыбке – или в ухмылке? Трудно было разглядеть под шлемом.
   – А ты, принц? Как ты стал тем, кто ты есть сейчас?
   Пусть кто хочет отвечает искренне.
   – Мать давно полагала, что из меня выйдет лучший правитель, чем из моего бедного брата.
   – Верно! – фыркнул Колган Адъютант. – Но ее джоалийские союзники никогда не соглашались с этим ее выбором. Наш разборчивый посол в последнее время предпочитает поддерживать тебя – идя тем самым на прямое нарушение инструкций Клики.
   – Да, – осторожно признал Тарион. На деле джоалийский посол исполнял функции губернатора Нагленда, хотя открыто этого не говорилось. Бондваан был еще одним хитрым политиком, человеком-змеей.
   – Три года назад, – произнес Колган, – старик потратил пять миллионов звезд, подкупив Клику ради своего назначения. Я уверен, что он уже сполна окупил их.
   – За первых же пять месяцев пребывания здесь; так он, во всяком случае, хвастается.
   – Ага! – торжествующе вскричал Колган. – Подкуп его масштаба тебе не под силу. Так как ты добился этого?
   – Мать заставила его.
   На этот раз он не ошибался – Колган ехидно ухмылялся.
   – Я слышал совсем другую версию. Я надеялся, что мы сможем обменяться признаниями, Тарион Кавалерист.
   – Что вы слышали? – вздохнул Тарион.
   – Он известный распутник. Он устраивает у себя оргии с самыми дикими извращениями. И на то, что ему уже недоступно по возрасту, он теперь любит посмотреть. Я слышал, ты принимал участие в нескольких незабываемых представлениях у него в резиденции.
   Никогда еще улыбка не давалась Тариону с таким трудом.
   – Я не скромник, но предпочитал бы не вспоминать про те ночи.
   – Что ж, это можно понять! – Высокий джоалиец хрипло хохотнул. – Большие цели требуют больших жертв?
   – Да.
   – Ну что, мы теперь доверяем друг другу? Сейчас-то ты понимаешь, почему я отпустил посыльного и сам пришел за тобой?
   Тарион оскалил зубы в улыбке.
   – Конечно. Каммамен Полководец должен опасаться твоего стремления лично прославиться. Мудрый джоалийский командир никогда не повернется спиной к своему заместителю. Явившись со мной, ты подорвешь его доверие ко мне и тем самым завербуешь меня на свою сторону.
   Колган рассмеялся:
   – Мы и впрямь понимаем друг друга! Так заключим же соглашение. Помоги мне одержать победу здесь, и я преподнесу тебе рядовых Бондваана Посла на блюдечке. Это тебя интересует?
   – Еще как, – кивнул Тарион. – Сгораю от нетерпения.

 
   Часовые пропустили гостей в шатер. Они остановились и отдали честь человеку, осуществлявшему на данный момент абсолютную власть в Нагленде. Судьба любого жителя вейла могла решиться одним словом Каммамена.
   Ему было около шестидесяти. И он был не только бывалым воином, но и одним из самых удачливых и решительных политиков Джоалии, ибо сохранял членство в Клике уже больше десяти лет. Тот факт, что он решился лично командовать армией, оставив на это время столицу, показывал, насколько он уверен в своем влиянии. Он был силен и физически. Его доспехи закрывали торс, плечи и голени, но оставляли открытыми медвежьи руки и бедра. Пыль и пот набились в морщины на его лице и в бороду. Глаза покраснели от солнца. Он кивнул вошедшим, не встав и даже не предложив им сесть, хотя за его спиной стояли свободные стулья.
   Рядом с ним, седой, низкий и округлый, сидел Бондваан Посол. Он удостоил Тариона сальной улыбкой, пробудившей у того воспоминания, от которых по коже пробежали мурашки.
   Каммамен смотрел на него из-под густых бровей – гуще, чем иные усы. Из его ушей и носа торчали черные волосы.
   – Понравилась тебе сегодняшняя церемония. Кавалерист?
   Из неприятностей с него хватило бы и одного Колгана. Тарион приготовился справляться со всеми тремя.
   – Я не теряю надежды отучить моих людей от нанесения ритуальных увечий, господин. Это пережиток нашего варварского прошлого, противоречащий тому свету культуры и знаний, что несет нам Джоал, за что мы ему так благодарны. Впрочем, как бы то ни было, вид крови волнует меня, и, уж конечно, вы никак не можете сомневаться в доблести этих юношей.
   – Я могу сомневаться в их умственной полноценности. Тебе не показалось удивительным ее завершение?
   – Поразительное! – Более честно было бы назвать его глубоко огорчительным. Кровь одних волнует сильнее, чем кровь других. – Я никогда не ожидал от брата такого патриотизма!
   Даже не глядя, Тарион чувствовал ухмылку на жирной физиономии Бондваана. О, вот он-то, должно быть, доволен! У джоалийцев до сих пор имеется в Наге вторая тетива для лука.
   – Это не совсем то, что я… Ах! – Каммамен сделал Тариону и Колгану знак посторониться. – Вот идет человек, которого я хотел видеть.
   Тарион не без интереса наблюдал за тем, как часовые конфискуют копье вновь прибывшего. Это был совершенно типичный нагианец – темноволосый, стройный и высокий, выше остальных. Продолжая держать в руках щит, он промаршировал к командующему и ударил по щиту кулаком в знак приветствия. Потом застыл по стойке «смирно», глядя поверх шлема командующего. Причудливая раскраска лица не позволяла разглядеть его выражение.
   Днем, глядя на него издали, Тарион не понял, как тот молод. Он ощутил приступ внезапного интереса. Строгая диета из одного Доша Прислужника должна скоро приесться. Если командирская должность не вскружила ему голову, пара медяков покажутся этому крестьянину целым состоянием.
   – Имя? – бросил Каммамен, оглядывая юнца с ног до головы.
   – Д’вард Сотник.
   – А до этого?
   – Д’вард Кровельщик.
   – Из Соналби?
   – Да, господин. – Он говорил с легким акцентом, происхождение которого Тарион никак не мог распознать. Юнец не выказывал никакого волнения, что само по себе уже было весьма любопытно.
   – Я приказал тебе привести с собой твоего нового бойца.
   Молодой воин не опускал взгляда.
   – При всем моем уважении, господин, я приносил присягу другому, позже переадресовавшему ее вам. Я принимаю приказы только лично от вас.
   Лицо Каммамена покраснело под пылью. Волосатые руки сжались в кулаки.
   – Но если вы прикажете мне сейчас пойти и привести его, господин, – продолжал юнец, обращаясь к шатру за спиной командующего, – я, разумеется, подчинюсь.
   Тарион уловил благоприятный момент для того, чтобы завоевать признательность парня.
   – С вашего позволения, Полководец? Формально он прав. Именно так обстоят дела на этот час. Вряд ли от него можно ожидать понимания правильного армейского распорядка.
   Юнец бросил на говорившего короткий взгляд, и Тарион с удивлением увидел, какие у него ясные синие глаза. Как забавно! Как интригующе!
   И почему, интересно, он не трясется так, что башмаки стучат – не считая того, что он бос, конечно? Этого мальчишку надо изучить поближе. Хитрому жирному старику Бондваану, судя по всему, пришла в голову та же мысль. Он чуть не падал со стула.
   – Ясно, – буркнул Каммамен, успокаиваясь. – Ладно, я не могу допустить, чтобы дюжина сотников беспокоила меня целый день по мелочам. Мне нужно, чтобы кто-то отвечал за всю нагианскую пехоту, верно? Кто-то, ответственный лично передо мной?
   Тарион открыл рот и тут же поспешно захлопнул его. Вопрос адресовался этому крестьянину.
   – Насколько я понимаю, господин, подобных прецедентов еще не было. Ни один военачальник еще не отказывался от своего поста.
   Он и говорил-то не как безмозглая деревенщина. Впрочем, он был совершенно прав, и предложение Каммамена являлось единственным возможным решением. Тарион из осторожности не упоминал об этой проблеме раньше, но был готов принять на себя такую ответственность, если бы ему это, конечно, предложили. Тогда он командовал бы всей нагианской армией. Впрочем, он промолчал, ибо Каммамен продолжал разговор с юнцом.
   – Какой у тебя военный опыт?
   – Никакого, господин.
   – Кто научил твой отряд ходить строем?
   – Я, господин. Я спросил у деревенских старейшин, как воюют джоалийцы.
   – Он не выказывал ни гордости, ни удовлетворения… вообще ничего! Он был невозмутим, как ветеран бесчисленных кампаний. Его уверенность была просто фантастической. Тарион уже подумывал, не прикажет ли Каммамен выпороть этого нахала – хотя бы из принципа. Однако в поведении мальчишки не было ни нарушения субординации, ни скрытой издевки. Он держался абсолютно корректно, а его спокойные ответы казались убедительными.
   – Сколько времени у тебя на это ушло?
   – Два дня, господин, больше у меня не было – могу я обратиться с просьбой, господин?
   – Ну?
   – Мне больше нечему их учить. Если бы вы прислали нам наставника-джоалийца, он мог бы продолжить их обучение.
   – Это уже пытались делать и раньше! – недоверчиво фыркнул Каммамен. – Нагианские воины предпочитают биться привычными им способами. Они не слушают джоалийцев.
   – Они будут слушать, если я прикажу им, господин.
   Стоявший рядом с Тарионом Колган Адъютант хихикнул. Каммамен смерил его взглядом, от которого тот онемел, потом снова посмотрел на Д’варда. Снизу вверх.
   – Поклянись мне в этом под угрозой порки.
   – Клянусь, – без промедления произнес мальчишка, продолжая смотреть на шатер над его головой.
   Тарион ощутил легкую тревогу. Что здесь происходит? Неужели старый хрыч поверит слову этой деревенщины? Он покосился на Колгана и увидел хмурое лицо, в точности отражавшее его собственные чувства.
   – Стань на колени! – приказал Каммамен.
   Парень опустился на колени. Теперь их глаза находились на одном уровне.
   – Значит, ты можешь заставить их ходить в ногу, – произнес командующий.
   – Я признаю это. Я признаю также, что меня это удивило. Но как ты заставишь их запомнить, что копья предназначены для ближнего боя? В пылу сражения они покидают их все! Раньше всегда так и было.
   – Я собирался привязать древки к их запястьям, – просто ответил Д’вард, – чтобы они не забывали.
   – Правда? – Густые, как джунгли, брови Каммамена поднялись еще выше. Мальчик, несомненно, поразил его. – Сколько времени у тебя займет переучивание остального нагианского войска до уровня, которому ты научил своих соналбийцев?
   Похоже, даже юнец удивился этому вопросу, однако и сейчас он ответил почти без колебаний:
   – Я могу поговорить с ними сегодня вечером, господин. Если к утру вы пришлете в каждый отряд по наставнику, я обещаю вам, что они будут повиноваться ему и стараться изо всех сил.
   Полководец почесал бороду.
   – На тех же условиях? Э, нет, не пойдет. Я удвою ставки. Пусть будет две порки.
   – Идет! – ухмыльнулся мальчишка.
   – Клянусь пятью богами, парень, ты или не в себе, или совсем спятил! А твой новобранец? Что он сейчас делает?
   – Роет выгребные ямы, господин.
   Тарион чуть не лопнул от восторга. Вот здорово! Лучше не бывает!
   Каммамен бросил на него неодобрительный взгляд, с трудом скрывая усмешку.
   – Это зачем?
   Мальчишка казался удивленным, словно ответ напрашивался сам собой.
   – Я сказал ему, что это самая тяжелая работа, которую я могу ему дать. Если он справится с ней, ему нечего будет больше бояться.
   Джоалийцы переглянулись. Старый Бондваан пригладил свои редкие седые волосы пухлыми пальчиками. Колган задумчиво жевал губу. Каммамен, казалось, пребывал в растерянности.
   – Твой отряд принял его?
   – Да, господин.
   – Правда? Что ты сказал им?
   – Я сказал, что принц оказал нам большую честь, завербовавшись к нам. Чтобы они не давали ему никаких поблажек, но старались быть терпеливыми с ним, ибо он получил неправильное воспитание и ему только еще предстоит возмужать по-настоящему.