Страница:
Старший Скульптор усмехнулся:
– Он вытащил меня из-под одеяла в самый разгар сна! Обрати внимание: Гима здесь не было, когда приходили актеры! Он ничего не знал ни про оракула, ни про Элиэль Певицу. И тут он, захлебываясь, говорит что-то про спасение девушки, которую против воли удерживают в храме Владычицы! Я сразу понял – бог услышал наши молитвы. Он указывает нам, как поступить. Мы навели кое-какие справки и узнали, что в городе сейчас только один торговец драконами, и отправились поговорить с ним. И у него в табуне был только один черный дракон. И еще, он знал тебя лично.
Ого, да это прямо-таки сцена из драм Пиола Поэта!
– И что? – нетерпеливо подпрыгивала на месте Элиэль.
Кольвин Скульптор снова усмехнулся:
– Я думаю, остальное расскажет тебе он сам. Да и суп, наверное, уже готов. Жена спустит с меня шкуру. Ты знаешь уже достаточно, чтобы понять, кого благодарить.
– Это бог спас тебя, Элиэль, – искренне произнес Гим.
Конечно. Только почему? Почему? Почему???
И какая из аватар Тиона откликнулась на молитвы? Опустившись на колени, Элиэль пристальнее вгляделась в лицо статуи. Загадочность улыбки, решила она, происходит от поворота головы и глаз: губы улыбаются в одну сторону, глаза – в другую. В руке он держал флейту Тиона. Бог, крадущий девчонку из храма другой богини и посылающий на это дело дракона и неопытного юнца. Этим богом мог быть только только Кирб’л, Шутник.
Кельвину каким-то образом удалось поставить ее прямо перед скульптурой. Одной из положительных сторон Юноши было то, что он категорически не признавал печатных текстов. Имелись Красные, Зеленые, Белые и Синие Писания. Желтых – не было.
Пока она обдумывала, с какими словами обратиться к богу, свою речь начал Кольвин. Его молитва казалась монументальным произведением:
– О покровитель искусств, красоты и молодости! Благодарю тебя за благополучное возвращение моего сына, за оказанное нам доверие и за возможность послужить тебе. И как всегда, я благодарю тебя за радости дня минувшего и возможности дня грядущего. Аминь.
– Аминь, – отозвался Гим, и Элиэль вторила ему.
Такое интимное обращение к богу было ей внове. Впрочем, похоже, настал ее черед. Она посмотрела на бога: его глаза добро улыбались, глядя на нее с загадочным удовольствием.
– Благодарю тебя, святой Тион, за спасение меня от самой мерз…
– Поосторожнее! – рявкнул Скульптор. – Не богохульствуй, она как-никак Владычица!
Элиэль сделала глубокий вдох и начала сначала.
– Тогда я просто скажу, что благодарна за то, что меня спасли… Спасибо тебе, о Тион! – Она замолчала. Остальные ждали. – И я обещаю служить… служить тебе, о покровитель красоты и искусств, по мере своих слабых сил. – Она вспомнила про Празднества и попробовала представить себе Утиам, восходящую по ступеням большого храма, чтобы получить из рук бога алую розу. – И еще прошу тебя: будь милостив к моим друзьям, ибо им плохо без меня, и, ну… мне хотелось бы, чтобы им повезло на твоих Празднествах. Во славу твою, разумеется. Аминь.
– Аминь, – отозвался Гим.
Его отец деликатно кашлянул:
– Я не жрец, Элиэль Певица… но позволь мне дать тебе совет.
– Пожалуйста.
– Если все твои неприятности вызваны каким-то прегрешением по отношению к святой Оис или к самой святой Эльтиане, ты могла бы попросить Тиона заступиться за тебя.
– Но я ничего не… я не знаю, что я могла такого сделать, – возразила Элиэль. – Но да. Пожалуйста, о Тион, убереги меня от гнева других богов и от всего, что там еще предсказано. Аминь.
Вышло, конечно, не совсем так, как она хотела. Снова Гим повторил за ней эхом «аминь». Но скульптор немного помолчал и последовал его примеру – от него явно не укрылось упоминание о пророчествах.
– Я уже принес благодарность святому Тиону, отец, но могу повторить все, если ты хочешь послушать. – Гим все еще переживал свое недавнее приключение.
Скульптор улыбнулся:
– Ты уже не маленький, чтобы я присматривал за твоими молитвами. Я понимаю, что сердце твое переполнено, а все, что я понимаю, очевидно также и богу.
В другом поощрении Гим и не нуждался. Он воздел руки к лику бога:
– О покровитель искусств, благодарю тебя еще раз за возможность услужить тебе, за то приключение, что ты подарил мне, и за то, что ты даровал мне благополучное возвращение. Все мои помыслы – о служении тебе, о Тион, и больше всего я надеюсь послужить тебе своею музыкой, но и всю жизнь мою я посвящу служению тебе так, как ты этого пожелаешь. Аминь.
– Аминь, – повторила Элиэль.
– Аминь, – повторил и Скульптор, низко поклонившись. Потом он поднялся с колен – церемония завершилась.
Амбрия Импресарио говорила, и не раз, что боги подарили Элиэль Певице необычайно чуткие уши. Элиэль услышала и те слова, что Кольвин прошептал чуть слышно:
– Боже, помни: он ведь так еще молод!
Она-то услышала. Гим – точно нет. А бог?
– Он вытащил меня из-под одеяла в самый разгар сна! Обрати внимание: Гима здесь не было, когда приходили актеры! Он ничего не знал ни про оракула, ни про Элиэль Певицу. И тут он, захлебываясь, говорит что-то про спасение девушки, которую против воли удерживают в храме Владычицы! Я сразу понял – бог услышал наши молитвы. Он указывает нам, как поступить. Мы навели кое-какие справки и узнали, что в городе сейчас только один торговец драконами, и отправились поговорить с ним. И у него в табуне был только один черный дракон. И еще, он знал тебя лично.
Ого, да это прямо-таки сцена из драм Пиола Поэта!
– И что? – нетерпеливо подпрыгивала на месте Элиэль.
Кольвин Скульптор снова усмехнулся:
– Я думаю, остальное расскажет тебе он сам. Да и суп, наверное, уже готов. Жена спустит с меня шкуру. Ты знаешь уже достаточно, чтобы понять, кого благодарить.
– Это бог спас тебя, Элиэль, – искренне произнес Гим.
Конечно. Только почему? Почему? Почему???
И какая из аватар Тиона откликнулась на молитвы? Опустившись на колени, Элиэль пристальнее вгляделась в лицо статуи. Загадочность улыбки, решила она, происходит от поворота головы и глаз: губы улыбаются в одну сторону, глаза – в другую. В руке он держал флейту Тиона. Бог, крадущий девчонку из храма другой богини и посылающий на это дело дракона и неопытного юнца. Этим богом мог быть только только Кирб’л, Шутник.
Кельвину каким-то образом удалось поставить ее прямо перед скульптурой. Одной из положительных сторон Юноши было то, что он категорически не признавал печатных текстов. Имелись Красные, Зеленые, Белые и Синие Писания. Желтых – не было.
Пока она обдумывала, с какими словами обратиться к богу, свою речь начал Кольвин. Его молитва казалась монументальным произведением:
– О покровитель искусств, красоты и молодости! Благодарю тебя за благополучное возвращение моего сына, за оказанное нам доверие и за возможность послужить тебе. И как всегда, я благодарю тебя за радости дня минувшего и возможности дня грядущего. Аминь.
– Аминь, – отозвался Гим, и Элиэль вторила ему.
Такое интимное обращение к богу было ей внове. Впрочем, похоже, настал ее черед. Она посмотрела на бога: его глаза добро улыбались, глядя на нее с загадочным удовольствием.
– Благодарю тебя, святой Тион, за спасение меня от самой мерз…
– Поосторожнее! – рявкнул Скульптор. – Не богохульствуй, она как-никак Владычица!
Элиэль сделала глубокий вдох и начала сначала.
– Тогда я просто скажу, что благодарна за то, что меня спасли… Спасибо тебе, о Тион! – Она замолчала. Остальные ждали. – И я обещаю служить… служить тебе, о покровитель красоты и искусств, по мере своих слабых сил. – Она вспомнила про Празднества и попробовала представить себе Утиам, восходящую по ступеням большого храма, чтобы получить из рук бога алую розу. – И еще прошу тебя: будь милостив к моим друзьям, ибо им плохо без меня, и, ну… мне хотелось бы, чтобы им повезло на твоих Празднествах. Во славу твою, разумеется. Аминь.
– Аминь, – отозвался Гим.
Его отец деликатно кашлянул:
– Я не жрец, Элиэль Певица… но позволь мне дать тебе совет.
– Пожалуйста.
– Если все твои неприятности вызваны каким-то прегрешением по отношению к святой Оис или к самой святой Эльтиане, ты могла бы попросить Тиона заступиться за тебя.
– Но я ничего не… я не знаю, что я могла такого сделать, – возразила Элиэль. – Но да. Пожалуйста, о Тион, убереги меня от гнева других богов и от всего, что там еще предсказано. Аминь.
Вышло, конечно, не совсем так, как она хотела. Снова Гим повторил за ней эхом «аминь». Но скульптор немного помолчал и последовал его примеру – от него явно не укрылось упоминание о пророчествах.
– Я уже принес благодарность святому Тиону, отец, но могу повторить все, если ты хочешь послушать. – Гим все еще переживал свое недавнее приключение.
Скульптор улыбнулся:
– Ты уже не маленький, чтобы я присматривал за твоими молитвами. Я понимаю, что сердце твое переполнено, а все, что я понимаю, очевидно также и богу.
В другом поощрении Гим и не нуждался. Он воздел руки к лику бога:
– О покровитель искусств, благодарю тебя еще раз за возможность услужить тебе, за то приключение, что ты подарил мне, и за то, что ты даровал мне благополучное возвращение. Все мои помыслы – о служении тебе, о Тион, и больше всего я надеюсь послужить тебе своею музыкой, но и всю жизнь мою я посвящу служению тебе так, как ты этого пожелаешь. Аминь.
– Аминь, – повторила Элиэль.
– Аминь, – повторил и Скульптор, низко поклонившись. Потом он поднялся с колен – церемония завершилась.
Амбрия Импресарио говорила, и не раз, что боги подарили Элиэль Певице необычайно чуткие уши. Элиэль услышала и те слова, что Кольвин прошептал чуть слышно:
– Боже, помни: он ведь так еще молод!
Она-то услышала. Гим – точно нет. А бог?
Акт третий
Уличное представление
31
– И вот ко мне валом повалили гости, – продолжал Т’лин Драконоторговец. – Очень недурная собой – дама по имени Утиам Флейтист, а с ней прыщавый юнец по имени Не-Помню-Как-Там-Его Трубач. Оба, похоже, лучше разбирались в моем ремесле, чем я сам. Интересно, и как прикажете мне вести дела в Нарше, если меня только и делают, что зажимают в углу, чтобы поведать трагическую сагу о девице, заключенной в темницу по повелению богини?
Казалось, он шутил, но лицо его тем не менее оставалось совершенно серьезным. В маленькой кухне царило некоторое напряжение. Драконоторговец отказался посетить семейную молельню – очень неожиданный поступок, граничащий с серьезным оскорблением. То, что молельня оказалась тайной, могло послужить оправданием, но могло и ухудшить ситуацию, ибо он отказался от редкой чести.
Вообще-то Элиэль привыкла ложиться поздно, но было уже далеко за полночь. Суп оказался горячий и вкусный. Эмбилина чуть ли не силой заставила ее сесть на самый удобный стул. Элиэль, закутанная в одеяла, слушала и клевала носом.
– Интересно, они что, думали, я пойду против воли богини? – Т’лин закатил зеленые глаза к потолку. – Я что, рехнулся? – Все-таки он был слишком велик для этой кухни. Его вытянутые ноги занимали чуть не всю ее, а черный тюрбан почти упирался в потолок. Меч лежал под рукой. – Они даже не знали, где эту девицу прячут. В общем, я их прогнал, и они уехали на мамонтах.
Кольвин Скульптор разделся до поношенной блузы и таких же поношенных кожаных лосин. Он сидел, опершись мускулистыми руками о колени, хмуро поглядывая то на плиту, то на торговца драконами. Ноги его были разуты – подобная вольность тоже была непривычной, но, возможно, умышленной. Этим он как бы показывал, что гость его не так уж и подавляет. Конечно, размерами Кольвин уступал Т’лину, но все же был крепким, рослым мужчиной.
Из окна за всем этим внимательно наблюдали два огромных зеленых глаза. Драконы вообще производят впечатление свирепых созданий, хотя на деле по большей части совершенно безобидны.
Гим продолжал пребывать в таком возбуждении, что ему не сиделось на месте, и мать сделала ему замечание, чтобы он не ерзал. Он тоже скинул свои меха, уменьшившись при этом в объеме чуть не вдвое. В рубахе и шерстяных лосинах он казался теперь самым обыкновенным подростком – нескладные руки-ноги и во все лицо улыбка. Его сходство со статуей в молельне все так же поражало, но Гиму еще предстояло возмужать, чтобы достичь полного сходства с изваянием.
Элиэль сонно прикидывала, каким ремеслом он может заниматься. Его руки казались гладкими и не такими загрубелыми, как у отца. Скорее всего он не скульптор, хоть и носит отцовскую фамилию. С другой стороны, он уже достаточно взрослый, чтобы владеть собственным ремеслом.
– На следующее утро ко мне заявились еще двое гостей, – продолжал Т’лин, – и они сообщили мне, что сам бог желает впутать меня в это дело! Ну как, спросил я их, человек может в этом городе заработать на пропитание?
Гим ухмыльнулся и пригладил рукой свои золотые кудри. Да, он красивее даже Гольфрена Флейтиста, а уж Клип Трубач по сравнению с ним так и вовсе страшилище. Интересно, сквозь дрему подумала Элиэль, есть ли у него сценический талант? Даже так он ни дать ни взять Юноша в трагедии! Надо бы предложить ему поучиться у нее. Забавная мысль, если не считать того, что он, похоже, совсем про нее забыл. Должно быть, считает ее совсем еще маленькой. Придется поставить его на место…
Но как? Что бы такое сделать? Такое, по сравнению с чем даже спуск по веревке с отвесной стены покажется ерундой?
– Бред! – возмущался Т’лин. – Нет, только представьте себе: они хотели одолжить моего любимого дракона. И кому – мальчишке, который даже не отличает «вилт» от «чаз»!
– И что же тогда тебя убедило? – невозмутимо спросила Эмбилина Скульптор. Как ни в чем не бывало она безупречно исполняла обязанности радушной хозяйки и угощала гостей домашним печеньем. Во взгляде ее не было видно и следа тревоги.
Интересно, а мать Элиэль тоже была такой красивой? Впрочем, ей так и не довелось побыть матерью по-настоящему.
– Чтобы заработать себе на хлеб, – буркнул в ответ Т’лин, – мне нужны тишина и покой. И потом, я не сомневался, что этот отпрыск свернет себе шею, а уж Звездный Луч как-нибудь сам найдет дорогу домой.
Ухмылка Гима сделалась еще шире.
– А почему ты сам не отправился на нем? – удивилась Элиэль.
В зеленых глазах Т’лина отразился неподдельный ужас.
– О Бриллиант из Бриллиантов на сцене! Уж слишком тяжел я для таких эскапад. И потом кто, как не святой Тион, выбрал для этих штук жокея в легком весе. Если честно, – признался он со скорбной миной, – а ты ведь знаешь, я никогда не вру, – я не ожидал, что все предприятие увенчается успехом. Я был уверен, что это чистое самоубийство.
Гим довольно хихикнул.
– А если бы храмовая стража схватила его, что тогда?
Т’лин самодовольно огладил бороду.
– Мне пришлось бы объявить его вором – как иначе я получил бы обратно своего дракона?
У Гима отвисла челюсть.
– Но ты ведь так не думал? – хмуро улыбнулся его отец. – Тебя бы повесили, только и всего!
– Как бы то ни было, что вышло – то вышло, – недовольно пробурчал Т’лин и устремил взгляд своих зеленых глаз на Элиэль. – Я пришел сюда, чтоб торговать драконами, а вместо этого завоевал ненависть всего местного духовенства! Мне придется сматывать удочки, и неизвестно еще, смогу ли я когда-нибудь сюда вернуться. – Он крепко стиснул своими лапищами подлокотники кресла. – Жрецы и стража, должно быть, уже рыщут по улицам. Ладно, Скульптор, она твоя. Я свое дело сделал, мне пора!
Какое-то мгновение Элиэль потешила себя надеждой навечно остаться в этой уютной кухоньке. Ну их, эти драмы и странствия… Вот бы стать членом этой доброй семьи… От этой мысли у нее на душе потеплело, но – увы! – Она прекрасно знала, что этому не бывать.
– Не торопись! – сказал Кольвин, тоже глядя на нее. – Нам надо еще узнать, почему все так? Зачем Эльтиане так нужна была эта девочка? Почему Кирб’л хотел освободить ее? И что, ради всего святого, делать с ней теперь, когда она здесь? Объясни-ка, Певица!
– Я свое дело сделал, – повторил Т’лин, но даже не пошевелился чтобы встать.
Четыре пары глаз в упор смотрели на Элиэль. Вернее, пять, считая дракона. Правда, тот испытывал некоторые трудности, поскольку стекло запотело от его дыхания. Две пары голубых глаз, две пары зеленых, одна – черных…
Элиэль подавила зевок. Она решила, что историю надо изложить с подобающим достоинством. Жаль, нет здесь Пиола Поэта, он бы облек ее в стихи. А так придется обойтись прозой. Она отбросила одеяла и уселась, выпрямив спину, как Мать на Троне Радуги в «Суде Афароса».
– С тобой все в порядке, милочка? – с беспокойством спросила Эмбилина.
– Все в порядке, благодарю вас. Слышал ли кто-нибудь из вас, смерт… знает ли кто-нибудь из вас, что такое «Филобийский Завет»?
Т’лин с Кельвином хором сказали «да», а Гим отрицательно мотнул головой.
– Это такая книга пророчеств, – объяснил его отец. – Лет восемьдесят назад одна жрица в Суссе, обезумев, начала выкрикивать пророчества. Их записали. Ее родственники издали эти записи в память о ней. А что?
Т’лин издал свое драконье фырканье. Элиэль понимала, что ей никогда не догадаться, о чем он думает на самом деле. И все же он явно удивился упоминанию «Завета». Еще он казался недовольным и встревоженным.
– Обычно пророчества настолько расплывчаты, что их можно отнести к чему угодно, – буркнул он. – Но вот многое из того, что наговорили в Филоби, подтвердилось – так я, во всяком случае, слышал. В самом деле, при чем они-то здесь?
– Ну… в общем, там предсказано, – загадочно объявила Элиэль, – что, доведись мне попасть на нынешние Празднества Тиона в Суссе, это изменит мир.
Последовало недоуменное молчание. В плите потрескивал огонь. В окне светились зеленые глаза Звездного Луча.
– Она что, часто так? – поинтересовался Гим.
– Нет, – задумчиво ответил Т’лин. – Она кривляется, есть немного, но не сочиняет. Валяй дальше, о ипостась Детины.
– Оракул объявил, что я – дочь Кен’та.
– Угу! – Рыжая борода Т’лина неприязненно дернулась.
– Это не моя вина! – обиделась Элиэль.
– Нет, не твоя. И не твоей матери. Ты можешь подтвердить это, Кольвин Скульптор?
– Мне говорили, что оракул упоминал об этом. Владычица всегда злится, когда ее Муж путается со смертными.
– Бедняжка! – воскликнула Эмбилина, взяв Элиэль за руку. – Это ничего не значит, милая.
Элиэль снова постаралась походить на Амбрию в «Суде Афароса».
– Очень даже может значить. И Владычица, и Муж решили, что нельзя допустить, чтобы я исполнила пророчество.
– Ну, Эльтиана-то ясно, – сказал Т’лин. – Но откуда ты знаешь про Карзона?
Элиэль набрала в легкие побольше воздуха.
– Мне сказал об этом Жнец.
Гим хихикнул и покосился на отца… на торговца драконами… на мать. Глаза его расширились.
– Продолжай, – буркнул Т’лин, буравя ее ледяным взглядом.
Элиэль изложила все как было, опустив только имя Дольма. Она описала его как «одного знакомого».
Представление вышло на славу. Когда она закончила рассказ, Эмбилина чуть не плакала, глаза Гима сделались почти такими же большими, как у Звездного Луча, а двое мужчин мрачно смотрели друг на друга. Драконоторговец жевал рыжий ус. Скульптор хрустел суставами пальцев.
– Клянусь четырьмя лунами! – взрычал наконец Т’лин. – Воистину твой бог – Шутник.
– Верно, – кивнул Кольвин, – но он и мой бог. Мне кажется, наш долг – доставить ее на Празднества.
– Вот и мне так кажется.
– Я не уверена, что хочу… – запротестовала Элиэль.
– У тебя нет выбора, девочка!
– Вот именно, нет, – кивнул Драконоторговец.
– Это возможно?
Т’лин не ответил. Вцепившись рукой в бороду, он мрачно уставился на плиту.
– Похоже, мы вляпались в серьезную распрю между нашими богами! Я ведь не говорил вам еще про мою первую гостью – скрюченную старую каргу, таскающуюся с обнаженным мечом.
Остальные молча ждали. Эмбилина шевелила губами в беззвучной мольбе.
– Синяя монахиня, конечно, – продолжал Т’лин. – Из тех безумных фанатиков, что не дают спать честному труженику. Дело было на рассвете, к тому же я мучился похмельем. Я выслушал ее со всеми возможными терпением и вежливостью, за что душе моей наверняка уготовано теплое местечко на небесах. Потом выгнал ее! – Он стиснул поросший рыжей шерстью кулак. – Я-то думал, это просто старческий маразм. Эх, знать бы тогда…
Кольвин удивленно поднял тяжелые брови:
– Она пришла до того, как вещал оракул?
– Во всяком случае, раньше, чем стало известно о том, что произошло в храме. Она бормотала что-то насчет опасности, грозящей Элиэль Певице. Я сделал вид, что не знаю, о ком она говорит. Она улыбнулась мне, как безмозглому дитяте, и убралась прочь, пообещав вернуться. Я в свою очередь пообещал вырвать ноги тому из своих людей, кто подпустит ее ко мне еще раз.
– А кто такие синие монахини? – поинтересовался Гим.
– Служительницы богини покаяния, – ответил его отец. – Орден, сестры которого редко встречаются в наших краях. Безобидные букашки.
Т’лин покачал головой:
– Безобидные-то безобидные… Рассказывают только… Когда в Лаппине правил Падздон Диктатор – тот, кого прозвали Жестоким, – он выступал как-то с речью перед горожанами с балкона, и монахиня из толпы нацелила в него меч и начала кричать, чтобы он покаялся. Его стражники не могли к ней пробиться, а сам он не смог или не захотел уйти с балкона. Прежде чем она договорила, он упал с балкона и умер!
– Ты в это веришь? – недоверчиво пожал плечами Кольвин.
– Верю, – хмуро кивнул Т’лин. – Мой отец видел это собственными глазами.
В наступившей тишине снова стало слышно, как в плите трещит огонь.
– Значит, Дева на стороне Элиэль – на стороне Юноши, – тихо произнесла Эмбилина Скульптор, голубые глаза которой теперь были полны тревоги. – А Прародитель? Известно ли, как к этому относится он?
Ее муж покачал головой:
– Если бы он принял решение, остальные не спорили бы друг с другом.
– Это совершенно очевидно! – объявила Элиэль. – Трагедии всегда так кончаются! Тем, что Прародитель изрекает истину. Время Висека еще не пришло.
Гим улыбнулся, но возражать ей никто не стал.
– Ты должен доставить девочку в Суссленд, Т’лин Драконоторговец, – твердо сказал скульптор.
Здоровяк застонал:
– Но почему я?
– А кто еще? Жрецы уже прочесывают город. Владычица… – Кольвин пожал плечами, задумчиво посмотрев на сына. – Это возможно?
– В обычной ситуации я ответил бы, что это возможно, – вздохнул Т’лин.
– В обычной ситуации я сказал бы, что мог бы съездить в Филоби и вернуться еще засветло. Но Суссволл всегда опасен. Чего же ждать от него сейчас, когда Владычица гневится на нас и готова на все, лишь бы нас остановить? Клянусь потрохами! Когда мы заявимся туда, нас будет ждать наготове целая армия Жнецов!
Элиэль уже успела подумать об этом: как она вернется в труппу, если там Дольм?
Гим как-то сразу скис под суровым взглядом отца.
– Мне не стоило бы спрашивать. – Скульптор снова похрустел пальцами. – Не отвечай, если не хочешь…
Гим немного расслабился и снова ухмыльнулся:
– Нет, я не делал этого.
– Чего не делал? – удивилась его мать.
Кольвин рассмеялся и хлопнул сына по колену.
– Когда он молился прошлой ночью Тиону, он собирался просить бога помочь ему попасть на Празднества. Верно, сын?
Гим мечтательно улыбнулся. Вид у него был скорее зеленого мальчишки, никак уж не романтического героя, спасителя девушек из темниц.
– Я думал об этом. Но ты ведь просил меня этого не делать. Вот я и не делал.
Во взгляде отца светилась теперь уже настоящая гордость.
– Я обратил внимание – ты уклонился от прямого обещания! Я-то был уверен, что ты не поддашься соблазну. Я горжусь тем, что ты устоял. Но Тион знает, как страстно ты этого желаешь. Выходит, он взял верх.
Гим неуверенно улыбнулся:
– Ты… ты хочешь сказать, что я могу ехать туда?
– Теперь тебе просто придется ехать, сынок! Кто, как не ты, нарушил неприкосновенность храма Владычицы? Если жрецы найдут тебя, то просто разорвут на части. И пусть это будет тебе наградой. Ты поможешь нам, Драконоторговец?
– Какая лавине разница, двоих хоронить или троих? – мрачно кивнул Т’лин.
Кольвин издал фырканье, которого не устыдился бы и торговец драконами.
– Четверых! Уж не думаешь ли ты, что синяя монахиня вернулась в свою обитель?
Т’лин запрокинул голову и зарычал – но от ярости или от смеха, Элиэль не поняла. За окном громко рыгнул в ответ Звездный Луч.
– Только этого еще не хватало! – вскочил на ноги торговец. – Он перебудит полгорода и уж наверняка – всех жрецов храма Владычицы!
Элиэль поднялась, но он смерил ее таким взглядом, что она застыла.
– Я не могу взять тебя! Каждая ящерица на улице будет остановлена и допрошена с пристрастием. Можешь ты одеть эту приносящую одни хлопоты юную особу так, чтобы она сошла за мальчишку, а, Эмбилина Скульптор?
Мать Гима задумчиво осмотрела Элиэль:
– Наверное, у нас найдутся какие-нибудь изношенные шмотки.
– Отлично! – Т’лин перевел взгляд на Гима. – Нет такого города, чтобы в нем не было-калитки влюбленных.
– Я знаю путь за стену, господин, – ответил подросток.
Т’лин кивнул.
– Есть у тебя свое ремесло, юнец?
Гим неуверенно улыбнулся:
– Вообще-то я учился у моего дяди, Голтога Живописца. Я играю на лире, но…
– С этой минуты тебя зовут Гим Гуртовщик! – Драконоторговец состроил суровую мину. – Запомни: я нанял тебя в прошлый шеядень в Лаппине и плачу тебе полумесяц за две недели службы. – Он ухмыльнулся. – Впрочем, могу платить и два. Пойми, обыкновенно я вообще не плачу зеленым новичкам, но ты неплохо начал. Скажем так, ты произвел на меня некоторое впечатление. Приведешь девчонку ко мне в лагерь тотчас, как она соберется. Сумеешь сделать это – произведешь на меня еще большее впечатление.
– Постараюсь, господин! – Гим расправил плечи. – С божьей помощью.
– Надеюсь, он поможет. – Стоя, Т’лин казался не менее величественным, чем верхом. Он повернулся к скульптору. – А что ты и твоя славная жена? Жрецы будут охотиться и за вами.
Муж с женой обменялись взглядами.
– Что будет с нами и нашими детьми? – переспросил Кольвин. – Ты что, Т’лин Драконоторговец, в Наршвейл на пикник приехал? – Он покачал головой.
– У нас достаточно друзей, которые помогут нам заплатить Владычице, чтобы та сменила гнев на милость.
Т’лин не стал спорить, только нахмурился при упоминании о детях.
– Как бы это не обошлось вам в стоимость нового храма. – Он задержался и приподнял Элиэль за подбородок своей шершавой ладонью. – Большинство женщин ждут по крайней мере до тех пор, пока у них титьки не отрастут. Ты же ухитрилась весь мир поставить на уши, проказа маленькая!
Элиэль и сама так считала, но знала, что Амбрия не одобрила бы такой вульгарности. Она напустила на себя самый неодобрительный вид.
– Подожди, Драконоторговец. То ли еще будет, когда я окажусь в Суссе.
Казалось, он шутил, но лицо его тем не менее оставалось совершенно серьезным. В маленькой кухне царило некоторое напряжение. Драконоторговец отказался посетить семейную молельню – очень неожиданный поступок, граничащий с серьезным оскорблением. То, что молельня оказалась тайной, могло послужить оправданием, но могло и ухудшить ситуацию, ибо он отказался от редкой чести.
Вообще-то Элиэль привыкла ложиться поздно, но было уже далеко за полночь. Суп оказался горячий и вкусный. Эмбилина чуть ли не силой заставила ее сесть на самый удобный стул. Элиэль, закутанная в одеяла, слушала и клевала носом.
– Интересно, они что, думали, я пойду против воли богини? – Т’лин закатил зеленые глаза к потолку. – Я что, рехнулся? – Все-таки он был слишком велик для этой кухни. Его вытянутые ноги занимали чуть не всю ее, а черный тюрбан почти упирался в потолок. Меч лежал под рукой. – Они даже не знали, где эту девицу прячут. В общем, я их прогнал, и они уехали на мамонтах.
Кольвин Скульптор разделся до поношенной блузы и таких же поношенных кожаных лосин. Он сидел, опершись мускулистыми руками о колени, хмуро поглядывая то на плиту, то на торговца драконами. Ноги его были разуты – подобная вольность тоже была непривычной, но, возможно, умышленной. Этим он как бы показывал, что гость его не так уж и подавляет. Конечно, размерами Кольвин уступал Т’лину, но все же был крепким, рослым мужчиной.
Из окна за всем этим внимательно наблюдали два огромных зеленых глаза. Драконы вообще производят впечатление свирепых созданий, хотя на деле по большей части совершенно безобидны.
Гим продолжал пребывать в таком возбуждении, что ему не сиделось на месте, и мать сделала ему замечание, чтобы он не ерзал. Он тоже скинул свои меха, уменьшившись при этом в объеме чуть не вдвое. В рубахе и шерстяных лосинах он казался теперь самым обыкновенным подростком – нескладные руки-ноги и во все лицо улыбка. Его сходство со статуей в молельне все так же поражало, но Гиму еще предстояло возмужать, чтобы достичь полного сходства с изваянием.
Элиэль сонно прикидывала, каким ремеслом он может заниматься. Его руки казались гладкими и не такими загрубелыми, как у отца. Скорее всего он не скульптор, хоть и носит отцовскую фамилию. С другой стороны, он уже достаточно взрослый, чтобы владеть собственным ремеслом.
– На следующее утро ко мне заявились еще двое гостей, – продолжал Т’лин, – и они сообщили мне, что сам бог желает впутать меня в это дело! Ну как, спросил я их, человек может в этом городе заработать на пропитание?
Гим ухмыльнулся и пригладил рукой свои золотые кудри. Да, он красивее даже Гольфрена Флейтиста, а уж Клип Трубач по сравнению с ним так и вовсе страшилище. Интересно, сквозь дрему подумала Элиэль, есть ли у него сценический талант? Даже так он ни дать ни взять Юноша в трагедии! Надо бы предложить ему поучиться у нее. Забавная мысль, если не считать того, что он, похоже, совсем про нее забыл. Должно быть, считает ее совсем еще маленькой. Придется поставить его на место…
Но как? Что бы такое сделать? Такое, по сравнению с чем даже спуск по веревке с отвесной стены покажется ерундой?
– Бред! – возмущался Т’лин. – Нет, только представьте себе: они хотели одолжить моего любимого дракона. И кому – мальчишке, который даже не отличает «вилт» от «чаз»!
– И что же тогда тебя убедило? – невозмутимо спросила Эмбилина Скульптор. Как ни в чем не бывало она безупречно исполняла обязанности радушной хозяйки и угощала гостей домашним печеньем. Во взгляде ее не было видно и следа тревоги.
Интересно, а мать Элиэль тоже была такой красивой? Впрочем, ей так и не довелось побыть матерью по-настоящему.
– Чтобы заработать себе на хлеб, – буркнул в ответ Т’лин, – мне нужны тишина и покой. И потом, я не сомневался, что этот отпрыск свернет себе шею, а уж Звездный Луч как-нибудь сам найдет дорогу домой.
Ухмылка Гима сделалась еще шире.
– А почему ты сам не отправился на нем? – удивилась Элиэль.
В зеленых глазах Т’лина отразился неподдельный ужас.
– О Бриллиант из Бриллиантов на сцене! Уж слишком тяжел я для таких эскапад. И потом кто, как не святой Тион, выбрал для этих штук жокея в легком весе. Если честно, – признался он со скорбной миной, – а ты ведь знаешь, я никогда не вру, – я не ожидал, что все предприятие увенчается успехом. Я был уверен, что это чистое самоубийство.
Гим довольно хихикнул.
– А если бы храмовая стража схватила его, что тогда?
Т’лин самодовольно огладил бороду.
– Мне пришлось бы объявить его вором – как иначе я получил бы обратно своего дракона?
У Гима отвисла челюсть.
– Но ты ведь так не думал? – хмуро улыбнулся его отец. – Тебя бы повесили, только и всего!
– Как бы то ни было, что вышло – то вышло, – недовольно пробурчал Т’лин и устремил взгляд своих зеленых глаз на Элиэль. – Я пришел сюда, чтоб торговать драконами, а вместо этого завоевал ненависть всего местного духовенства! Мне придется сматывать удочки, и неизвестно еще, смогу ли я когда-нибудь сюда вернуться. – Он крепко стиснул своими лапищами подлокотники кресла. – Жрецы и стража, должно быть, уже рыщут по улицам. Ладно, Скульптор, она твоя. Я свое дело сделал, мне пора!
Какое-то мгновение Элиэль потешила себя надеждой навечно остаться в этой уютной кухоньке. Ну их, эти драмы и странствия… Вот бы стать членом этой доброй семьи… От этой мысли у нее на душе потеплело, но – увы! – Она прекрасно знала, что этому не бывать.
– Не торопись! – сказал Кольвин, тоже глядя на нее. – Нам надо еще узнать, почему все так? Зачем Эльтиане так нужна была эта девочка? Почему Кирб’л хотел освободить ее? И что, ради всего святого, делать с ней теперь, когда она здесь? Объясни-ка, Певица!
– Я свое дело сделал, – повторил Т’лин, но даже не пошевелился чтобы встать.
Четыре пары глаз в упор смотрели на Элиэль. Вернее, пять, считая дракона. Правда, тот испытывал некоторые трудности, поскольку стекло запотело от его дыхания. Две пары голубых глаз, две пары зеленых, одна – черных…
Элиэль подавила зевок. Она решила, что историю надо изложить с подобающим достоинством. Жаль, нет здесь Пиола Поэта, он бы облек ее в стихи. А так придется обойтись прозой. Она отбросила одеяла и уселась, выпрямив спину, как Мать на Троне Радуги в «Суде Афароса».
– С тобой все в порядке, милочка? – с беспокойством спросила Эмбилина.
– Все в порядке, благодарю вас. Слышал ли кто-нибудь из вас, смерт… знает ли кто-нибудь из вас, что такое «Филобийский Завет»?
Т’лин с Кельвином хором сказали «да», а Гим отрицательно мотнул головой.
– Это такая книга пророчеств, – объяснил его отец. – Лет восемьдесят назад одна жрица в Суссе, обезумев, начала выкрикивать пророчества. Их записали. Ее родственники издали эти записи в память о ней. А что?
Т’лин издал свое драконье фырканье. Элиэль понимала, что ей никогда не догадаться, о чем он думает на самом деле. И все же он явно удивился упоминанию «Завета». Еще он казался недовольным и встревоженным.
– Обычно пророчества настолько расплывчаты, что их можно отнести к чему угодно, – буркнул он. – Но вот многое из того, что наговорили в Филоби, подтвердилось – так я, во всяком случае, слышал. В самом деле, при чем они-то здесь?
– Ну… в общем, там предсказано, – загадочно объявила Элиэль, – что, доведись мне попасть на нынешние Празднества Тиона в Суссе, это изменит мир.
Последовало недоуменное молчание. В плите потрескивал огонь. В окне светились зеленые глаза Звездного Луча.
– Она что, часто так? – поинтересовался Гим.
– Нет, – задумчиво ответил Т’лин. – Она кривляется, есть немного, но не сочиняет. Валяй дальше, о ипостась Детины.
– Оракул объявил, что я – дочь Кен’та.
– Угу! – Рыжая борода Т’лина неприязненно дернулась.
– Это не моя вина! – обиделась Элиэль.
– Нет, не твоя. И не твоей матери. Ты можешь подтвердить это, Кольвин Скульптор?
– Мне говорили, что оракул упоминал об этом. Владычица всегда злится, когда ее Муж путается со смертными.
– Бедняжка! – воскликнула Эмбилина, взяв Элиэль за руку. – Это ничего не значит, милая.
Элиэль снова постаралась походить на Амбрию в «Суде Афароса».
– Очень даже может значить. И Владычица, и Муж решили, что нельзя допустить, чтобы я исполнила пророчество.
– Ну, Эльтиана-то ясно, – сказал Т’лин. – Но откуда ты знаешь про Карзона?
Элиэль набрала в легкие побольше воздуха.
– Мне сказал об этом Жнец.
Гим хихикнул и покосился на отца… на торговца драконами… на мать. Глаза его расширились.
– Продолжай, – буркнул Т’лин, буравя ее ледяным взглядом.
Элиэль изложила все как было, опустив только имя Дольма. Она описала его как «одного знакомого».
Представление вышло на славу. Когда она закончила рассказ, Эмбилина чуть не плакала, глаза Гима сделались почти такими же большими, как у Звездного Луча, а двое мужчин мрачно смотрели друг на друга. Драконоторговец жевал рыжий ус. Скульптор хрустел суставами пальцев.
– Клянусь четырьмя лунами! – взрычал наконец Т’лин. – Воистину твой бог – Шутник.
– Верно, – кивнул Кольвин, – но он и мой бог. Мне кажется, наш долг – доставить ее на Празднества.
– Вот и мне так кажется.
– Я не уверена, что хочу… – запротестовала Элиэль.
– У тебя нет выбора, девочка!
– Вот именно, нет, – кивнул Драконоторговец.
– Это возможно?
Т’лин не ответил. Вцепившись рукой в бороду, он мрачно уставился на плиту.
– Похоже, мы вляпались в серьезную распрю между нашими богами! Я ведь не говорил вам еще про мою первую гостью – скрюченную старую каргу, таскающуюся с обнаженным мечом.
Остальные молча ждали. Эмбилина шевелила губами в беззвучной мольбе.
– Синяя монахиня, конечно, – продолжал Т’лин. – Из тех безумных фанатиков, что не дают спать честному труженику. Дело было на рассвете, к тому же я мучился похмельем. Я выслушал ее со всеми возможными терпением и вежливостью, за что душе моей наверняка уготовано теплое местечко на небесах. Потом выгнал ее! – Он стиснул поросший рыжей шерстью кулак. – Я-то думал, это просто старческий маразм. Эх, знать бы тогда…
Кольвин удивленно поднял тяжелые брови:
– Она пришла до того, как вещал оракул?
– Во всяком случае, раньше, чем стало известно о том, что произошло в храме. Она бормотала что-то насчет опасности, грозящей Элиэль Певице. Я сделал вид, что не знаю, о ком она говорит. Она улыбнулась мне, как безмозглому дитяте, и убралась прочь, пообещав вернуться. Я в свою очередь пообещал вырвать ноги тому из своих людей, кто подпустит ее ко мне еще раз.
– А кто такие синие монахини? – поинтересовался Гим.
– Служительницы богини покаяния, – ответил его отец. – Орден, сестры которого редко встречаются в наших краях. Безобидные букашки.
Т’лин покачал головой:
– Безобидные-то безобидные… Рассказывают только… Когда в Лаппине правил Падздон Диктатор – тот, кого прозвали Жестоким, – он выступал как-то с речью перед горожанами с балкона, и монахиня из толпы нацелила в него меч и начала кричать, чтобы он покаялся. Его стражники не могли к ней пробиться, а сам он не смог или не захотел уйти с балкона. Прежде чем она договорила, он упал с балкона и умер!
– Ты в это веришь? – недоверчиво пожал плечами Кольвин.
– Верю, – хмуро кивнул Т’лин. – Мой отец видел это собственными глазами.
В наступившей тишине снова стало слышно, как в плите трещит огонь.
– Значит, Дева на стороне Элиэль – на стороне Юноши, – тихо произнесла Эмбилина Скульптор, голубые глаза которой теперь были полны тревоги. – А Прародитель? Известно ли, как к этому относится он?
Ее муж покачал головой:
– Если бы он принял решение, остальные не спорили бы друг с другом.
– Это совершенно очевидно! – объявила Элиэль. – Трагедии всегда так кончаются! Тем, что Прародитель изрекает истину. Время Висека еще не пришло.
Гим улыбнулся, но возражать ей никто не стал.
– Ты должен доставить девочку в Суссленд, Т’лин Драконоторговец, – твердо сказал скульптор.
Здоровяк застонал:
– Но почему я?
– А кто еще? Жрецы уже прочесывают город. Владычица… – Кольвин пожал плечами, задумчиво посмотрев на сына. – Это возможно?
– В обычной ситуации я ответил бы, что это возможно, – вздохнул Т’лин.
– В обычной ситуации я сказал бы, что мог бы съездить в Филоби и вернуться еще засветло. Но Суссволл всегда опасен. Чего же ждать от него сейчас, когда Владычица гневится на нас и готова на все, лишь бы нас остановить? Клянусь потрохами! Когда мы заявимся туда, нас будет ждать наготове целая армия Жнецов!
Элиэль уже успела подумать об этом: как она вернется в труппу, если там Дольм?
Гим как-то сразу скис под суровым взглядом отца.
– Мне не стоило бы спрашивать. – Скульптор снова похрустел пальцами. – Не отвечай, если не хочешь…
Гим немного расслабился и снова ухмыльнулся:
– Нет, я не делал этого.
– Чего не делал? – удивилась его мать.
Кольвин рассмеялся и хлопнул сына по колену.
– Когда он молился прошлой ночью Тиону, он собирался просить бога помочь ему попасть на Празднества. Верно, сын?
Гим мечтательно улыбнулся. Вид у него был скорее зеленого мальчишки, никак уж не романтического героя, спасителя девушек из темниц.
– Я думал об этом. Но ты ведь просил меня этого не делать. Вот я и не делал.
Во взгляде отца светилась теперь уже настоящая гордость.
– Я обратил внимание – ты уклонился от прямого обещания! Я-то был уверен, что ты не поддашься соблазну. Я горжусь тем, что ты устоял. Но Тион знает, как страстно ты этого желаешь. Выходит, он взял верх.
Гим неуверенно улыбнулся:
– Ты… ты хочешь сказать, что я могу ехать туда?
– Теперь тебе просто придется ехать, сынок! Кто, как не ты, нарушил неприкосновенность храма Владычицы? Если жрецы найдут тебя, то просто разорвут на части. И пусть это будет тебе наградой. Ты поможешь нам, Драконоторговец?
– Какая лавине разница, двоих хоронить или троих? – мрачно кивнул Т’лин.
Кольвин издал фырканье, которого не устыдился бы и торговец драконами.
– Четверых! Уж не думаешь ли ты, что синяя монахиня вернулась в свою обитель?
Т’лин запрокинул голову и зарычал – но от ярости или от смеха, Элиэль не поняла. За окном громко рыгнул в ответ Звездный Луч.
– Только этого еще не хватало! – вскочил на ноги торговец. – Он перебудит полгорода и уж наверняка – всех жрецов храма Владычицы!
Элиэль поднялась, но он смерил ее таким взглядом, что она застыла.
– Я не могу взять тебя! Каждая ящерица на улице будет остановлена и допрошена с пристрастием. Можешь ты одеть эту приносящую одни хлопоты юную особу так, чтобы она сошла за мальчишку, а, Эмбилина Скульптор?
Мать Гима задумчиво осмотрела Элиэль:
– Наверное, у нас найдутся какие-нибудь изношенные шмотки.
– Отлично! – Т’лин перевел взгляд на Гима. – Нет такого города, чтобы в нем не было-калитки влюбленных.
– Я знаю путь за стену, господин, – ответил подросток.
Т’лин кивнул.
– Есть у тебя свое ремесло, юнец?
Гим неуверенно улыбнулся:
– Вообще-то я учился у моего дяди, Голтога Живописца. Я играю на лире, но…
– С этой минуты тебя зовут Гим Гуртовщик! – Драконоторговец состроил суровую мину. – Запомни: я нанял тебя в прошлый шеядень в Лаппине и плачу тебе полумесяц за две недели службы. – Он ухмыльнулся. – Впрочем, могу платить и два. Пойми, обыкновенно я вообще не плачу зеленым новичкам, но ты неплохо начал. Скажем так, ты произвел на меня некоторое впечатление. Приведешь девчонку ко мне в лагерь тотчас, как она соберется. Сумеешь сделать это – произведешь на меня еще большее впечатление.
– Постараюсь, господин! – Гим расправил плечи. – С божьей помощью.
– Надеюсь, он поможет. – Стоя, Т’лин казался не менее величественным, чем верхом. Он повернулся к скульптору. – А что ты и твоя славная жена? Жрецы будут охотиться и за вами.
Муж с женой обменялись взглядами.
– Что будет с нами и нашими детьми? – переспросил Кольвин. – Ты что, Т’лин Драконоторговец, в Наршвейл на пикник приехал? – Он покачал головой.
– У нас достаточно друзей, которые помогут нам заплатить Владычице, чтобы та сменила гнев на милость.
Т’лин не стал спорить, только нахмурился при упоминании о детях.
– Как бы это не обошлось вам в стоимость нового храма. – Он задержался и приподнял Элиэль за подбородок своей шершавой ладонью. – Большинство женщин ждут по крайней мере до тех пор, пока у них титьки не отрастут. Ты же ухитрилась весь мир поставить на уши, проказа маленькая!
Элиэль и сама так считала, но знала, что Амбрия не одобрила бы такой вульгарности. Она напустила на себя самый неодобрительный вид.
– Подожди, Драконоторговец. То ли еще будет, когда я окажусь в Суссе.
32
Под газовым фонарем стояла двуколка. Возница спрыгнул с козел и трусцой подбежал к крыльцу. Он был одет в спортивный костюм и котелок. На лице красовались военного вида усы щеточкой. Да и голос возницы звучал по-военному отрывисто.
– Вы его забрали! – Он хмуро глянул на них из-под кустистых бровей.
– Именно так! – сдавленно хихикнул мистер Олдкастл. Все, что видел сейчас Эдвард, – это его пушистую шапку и каракулевый воротник. – Изволь, взгляни, какого петушка тебе в твой птичник я веду – отменный рекрут, я ручаюсь в этом.
– Еще бы не так, черт меня побери! А вы уверены, что я мечтал об этом?
– Как бы то ни было, он твой теперь всецело. Представься же ему, избрав то имя, что сочтешь всего уместней.
Мужчина неодобрительно покосился на Эдварда.
– Крейтон, – бросил он. – Я знал твоего отца. – Он протянул руку, потом сообразил, что обе руки Эдварда заняты.
Крейтон был явно из военных, скорее всего он служил в Индии. В его речи проскальзывали нотки, которых волей-неволей набираешься, годами командуя туземными войсками.
– Рад познакомиться, сэр, – выдавил Эдвард. С трудом сохраняя равновесие на одной ноге и костылях, он так сильно дрожал, что боялся упасть. От одной мысли об этом ему уже делалось дурно.
– Ей-богу! – встревожился Крейтон. – Парню, похоже, совсем плохо. Разве нельзя было немного облегчить его страдания, сэр?
– Увы! – Мистер Олдкастл с досадой стукнул тростью по гранитной ступени крыльца. – Увы, пришлось истратить мне запас тех сил, что б стоило мне поберечь и дале!
Реакция Крейтона поразила Эдварда даже в нынешнем его болезненном состоянии. Не секрет, что англо-индийские офицеры отличаются непомерным высокомерием, особенно в общении со штатскими, но этот, похоже, относился к старичку с повышенным пиететом.
– Конечно, сэр! Я и в мыслях не имел упрекать вас. Вы ведь знаете, как мы благодарны вам за помощь.
– Я знаю, сэр, не тратьте слов напрасно. – Мистер Олдкастл испустил уже знакомый Эдварду сухой смешок. – Вдобавок дал возможность я ему характер проявить. Его он выказал отменно, когда судьбой был загнан в угол.
– Надеюсь, – буркнул Крейтон. – Но он не сможет совершить переход с такой ногой.
– Все это мы попробуем уладить, мой полковник.
– Ах! – Лицо Крейтона несколько прояснилось. – Очень мило с вашей стороны, сэр. Ладно, обопрись на меня, парень. Раз уж ты никак не можешь вернуться, попробуем вытащить тебя отсюда.
Эдвард видел, что ему не слишком радовались, но это его и не удивляло. Война или нет, ясно было, что очень скоро всю округу поставят на ноги в поисках беглеца.
– Я вовсе не хочу быть обузой, сэр.
– Хочешь или нет ты ею уже стал. Не твоя вина. К тому же мой почтенный друг верно заметил. Что-что, а мужество я вижу. Именно то, чего я и мог ожидать от сына твоего отца. Пошли.
После таких слов у Эдварда уже не оставалось иного выбора, кроме как спуститься с крыльца и водрузиться в двуколку, постаравшись не закричать от боли.
– Вы его забрали! – Он хмуро глянул на них из-под кустистых бровей.
– Именно так! – сдавленно хихикнул мистер Олдкастл. Все, что видел сейчас Эдвард, – это его пушистую шапку и каракулевый воротник. – Изволь, взгляни, какого петушка тебе в твой птичник я веду – отменный рекрут, я ручаюсь в этом.
– Еще бы не так, черт меня побери! А вы уверены, что я мечтал об этом?
– Как бы то ни было, он твой теперь всецело. Представься же ему, избрав то имя, что сочтешь всего уместней.
Мужчина неодобрительно покосился на Эдварда.
– Крейтон, – бросил он. – Я знал твоего отца. – Он протянул руку, потом сообразил, что обе руки Эдварда заняты.
Крейтон был явно из военных, скорее всего он служил в Индии. В его речи проскальзывали нотки, которых волей-неволей набираешься, годами командуя туземными войсками.
– Рад познакомиться, сэр, – выдавил Эдвард. С трудом сохраняя равновесие на одной ноге и костылях, он так сильно дрожал, что боялся упасть. От одной мысли об этом ему уже делалось дурно.
– Ей-богу! – встревожился Крейтон. – Парню, похоже, совсем плохо. Разве нельзя было немного облегчить его страдания, сэр?
– Увы! – Мистер Олдкастл с досадой стукнул тростью по гранитной ступени крыльца. – Увы, пришлось истратить мне запас тех сил, что б стоило мне поберечь и дале!
Реакция Крейтона поразила Эдварда даже в нынешнем его болезненном состоянии. Не секрет, что англо-индийские офицеры отличаются непомерным высокомерием, особенно в общении со штатскими, но этот, похоже, относился к старичку с повышенным пиететом.
– Конечно, сэр! Я и в мыслях не имел упрекать вас. Вы ведь знаете, как мы благодарны вам за помощь.
– Я знаю, сэр, не тратьте слов напрасно. – Мистер Олдкастл испустил уже знакомый Эдварду сухой смешок. – Вдобавок дал возможность я ему характер проявить. Его он выказал отменно, когда судьбой был загнан в угол.
– Надеюсь, – буркнул Крейтон. – Но он не сможет совершить переход с такой ногой.
– Все это мы попробуем уладить, мой полковник.
– Ах! – Лицо Крейтона несколько прояснилось. – Очень мило с вашей стороны, сэр. Ладно, обопрись на меня, парень. Раз уж ты никак не можешь вернуться, попробуем вытащить тебя отсюда.
Эдвард видел, что ему не слишком радовались, но это его и не удивляло. Война или нет, ясно было, что очень скоро всю округу поставят на ноги в поисках беглеца.
– Я вовсе не хочу быть обузой, сэр.
– Хочешь или нет ты ею уже стал. Не твоя вина. К тому же мой почтенный друг верно заметил. Что-что, а мужество я вижу. Именно то, чего я и мог ожидать от сына твоего отца. Пошли.
После таких слов у Эдварда уже не оставалось иного выбора, кроме как спуститься с крыльца и водрузиться в двуколку, постаравшись не закричать от боли.