Страница:
В глубине комнаты, в роскошном кресле, покрытом тонким ковром, скрючилась маленькая фигурка. Во тьме трудно было угадать не только черты, но и пол существа, хотя Конан отлично знал, кто поблескивает на него двумя крошечными желтыми шариками. Он подошел, молча приставил клинок к тому месту, где должна была находиться волосатая шея, и легонько ткнул. Короткий всхлип возвестил о том, что его поняли. Тогда король чуть ослабил давление меча, чтобы пленник мог говорить, и брезгливо морщась, рыкнул:
-- Ну, вонючая ящерица, раскрывай поскорее свою пасть и ведай мне все!
-- Что "все", государь? -- проскрипел в ответ меир Кемидо, вжимаясь в кресло, только бы подальше от острого клинка.
-- Зачем ты убил ее?
-- Кого? Эту грязную девицу?
-- Мгарс была во сто раз чище тебя, развалина!
-- Не смею спорить с тобой, мой господин.
-- Если ты будешь увиливать, клянусь Кромом, я отрублю тебе сначала нос, потом ухо -- мне нравится твоя серьга, кривая рожа... А потом ты расстанешься и с головой! Хотя это и небольшая потеря... Ну!
-- Она могла нам помешать, государь. Ты застрял у нее и потерял счет времени! Как бы я вытащил тебя обратно?
-- И ты убил ее!
-- Подумай сам, владыка, что я должен был сделать еще? Такого льва, как ты, -- льстиво прошелестел меир, -- никакой силой не оторвать от женских рук. Поэтому я проник в ее дом, подсыпал в кувшин с вином одно чудесное снадобье (ведь ты хорошо спал, мой господин?), а после, когда веки ее и твои смежились, я подошел... Вот и все.
-- Ты убил ее!
-- Да, -- согласился Слуга Прошлого и умильно посмотрел на Конана. -- А что я должен был сделать еще?
-- Не повторяй сказанного однажды!
-- Ты сам повторяешь, -- буркнул старик и желтые шарики глаз его опять забегали, не останавливаясь на короле.
-- Слушай меня внимательно, протухшее вымя, -- Конан смолк на миг, задумчиво глядя сквозь меира. -- Слушай. Я не стану судить тебя сам. Есть великий Митра, есть ты, и есть светлая невинная душа тайно заколотой тобой Мгарс... Соверши ты злодеяние в мое время и в моей стране, я повесил бы тебя вниз головой, но прежде отдал бы в руки палача в Железную Башню... Но теперь пусть Податель Жизни и Хранитель Равновесия решит твою судьбу. Ты понял меня, грязная тварь?
-- Понял, -- смиренно ответствовал Слуга Прошлого.
По всей видимости, Конан избрал правильную линию беседы с меиром: услыхав про суд Митры, старик явно стушевался. Он никак не ожидал от варвара такой проницательности, а потому взглянул на него сейчас совсем иначе, чем раньше. Огромная фигура аквилонского владыки возвышалась перед ним подобно киммерийской горе, что свысока взирает на холмы, покрывающие равнину. Невероятная сила, исходящая от Конана, ничуть не смущала Слугу Прошлого ни прежде, ни теперь. Но то, что он вдруг увидел в его синих глазах, поразило в самую глубь его существа: мысль! Варвар, о коем вот уже годы ходили легенды как о великом воине, предстал неожиданно совершенно в иной ипостаси. Пожалуй, только в этот момент старик понял, что король действительно мудр. До того он видел в нем силу, суровость и неотесанность; у него были, несомненно, верные слуги, что встречается на деле довольно редко; он правил могущественным государством самостоятельно, что трудно было ожидать от безродного киммерийца -- обыкновенно простолюдины, каким-то чудом занявшие престол, окружают себя благородными и искушенными в управлении страной господами, каковые и являются истинными властителями. И все же мысль, да еще столь глубокую, вряд ли можно было ожидать в этом варваре. Вздохнув, старик поклонился королю, не вставая с кресла, ибо клинок все еще касался его шеи, и тихо вопросил:
-- Ты выгонишь меня, владыка?
-- Да, -- кивнул Конан, отнимая меч. Он протер лезвие полой куртки, будто опасаясь заразы от Слуги Прошлого, и сунул его в ножны.
-- Погоди. Дай мне половину дня и я укажу тебе злоумышленника. Или ты забыл о нем? -- удивленно поднял руки меир, заметив на лице короля мелькнувшее недоумение.
-- Нет, не забыл. Но я не нуждаюсь в тебе, крючок. Забирай свое барахло и выметайся из Тарантии как можно скорее.
-- Но он убьет тебя!
-- А вот это уже не твоя забота.
-- Мой господин, позволь...
-- Я не твой господин! И поторопись, к утру я хочу забыть о тебе.
С этими словами Конан толкнул плечом дверь и вышел из комнаты, оставив меира в темноте и недоумении.
* * *
-- Вот и все, -- закончил король свой короткий рассказ.
Пелиас молча смотрел в противоположную стену, постукивая по полу каблуком сапога. Сердцем он понимал Конана, но разум его отказывался поверить в то, что человек, коего на следующий день должна пронзить стрела, не захотел узнать имя своего убийцы и тем самым спасти себе жизнь. Что это? Гордость? Глупо. Ведь иного способа добиться истины нет. Разве только отменить праздник или не пустить на площадь балаганы... Но Конан ни за что не согласится заплатить такую цену. Вот тут уже гордость его точно взыграет...
Вздохнув, маг взглянул на короля. Что ж, придется ему приложить все усилия и все-таки заставить его не выгонять меира Кемидо прежде, чем тот выложит им правду.
-- Послушай, друг мой... Ты был сегодня в городе?
-- Не успел, -- помотал головой Конан. -- А что?
-- Народ ждет Митрадеса с нетерпением. Все смеются, все довольны... А верно ли, что и после праздника гулянья будут продолжаться?
-- До следующей луны. Но я не понимаю, к чему ты ведешь, Пелиас?
-- Как ты думаешь, владыка, много ли радости принесет людям твоя гибель? Мне кажется, это несколько испортит праздничное настроение горожан и гостей.
-- Я похож на дурня?
Пелиас приподнял бровь.
-- Нет, друг мой, не похож. Но почему ты об этом спрашиваешь? У тебя есть иной способ узнать имя убийцы?
-- Да нет у меня никакого иного способа. Просто я уверен, что твой приятель ни слова не скажет задаром. Золото, камни... Я бы заплатил ему. Но ведь ему это не нужно? А что нужно? Если ты не знаешь, Пелиас, я тебе скажу. Ему нужно то, что я не смогу ему дать.
-- Что?
-- Не представляю. Но я отлично знаком с этой поганой братией. Полудемоны, полумаги, полулюди... Не хочу обидеть тебя -- Митра свидетель, дурного я от тебя ничего не видел, -- но уж мерзкая тварь Кемидо именно такой. А потому и не нужно ему моей казны. Он потребует...
-- Наверное, ты прав, государь, -- Пелиас покачал головой. -Но я думаю, все же стоит попробовать? Ты ничем не рискуешь.
-- Нет.
-- Друг мой, если бы я мог помочь тебе... Но моей власти и моих знаний не достанет на то, чтобы определить человека. Если бы он был у меня перед глазами -- только он -- я бы сказал: "Да, сей шут опасен"... Но из пяти балаганов выбрать один, а из этого одного убийцу... Не смогу.
-- Я и не прошу тебя, Пелиас. Давай оставим все как есть. А мою судьбу пусть решает Митра.
Маг удивленно посмотрел на короля. Что-то не замечал он в нем прежде такой покорности. Варварская неуемная и гордая натура допускала лишь самую малость почтения к богам -- всегда и во всем Конан полагался только на себя. Что же случилось с ним теперь?
Словно ощутив растерянность Пелиаса и поняв его немой вопрос, король хмыкнул и после нескольких мгновений молчания ответствовал:
-- Когда-то, очень давно, Митра уже судил меня. Я нарушил клятву и убил человека, который просил о пощаде... Одного человека! И немало времени прошло, прежде чем я искупил свой грех. Но теперь, когда мне уж больше сорока лет... Я думал об этом, Пелиас. На моих руках столько крови, что ей можно было бы затопить Тарантию! Были или не были среди них невинные и молящие о пощаде -- не помню. Но могли и быть. Так может, стрела того убийцы направлена в мою грудь волей Митры?
-- Ты удивляешь меня... Я не подозревал, что ты...
-- Думаю? Кром, ты не ошибся. Обычно я этим не занимаюсь, но... Не могу ответить. Наверное, все дело в прошлом...
-- Что ж, владыка, позволь тогда мне расспросить меира Кемидо. В твоем присутствии, разумеется.
-- Пелиас, ты настырен.
-- Да, друг мой. Так ты позволяешь?
-- Я не хочу видеть эту тварь.
-- Ты можешь отвернуться, мой господин, -- улыбнулся маг. Он брякнул в гонг и тотчас появился вымуштрованный прежними хозяевами слуга, несущий поднос с двумя кубками и кувшином вина. Наполнив кубки, слуга с поклоном удалился.
* * *
Не успел Конан налить себе еще, как в дверях появился меир Кемидо. Он торжествовал. У него и сомнения не возникало, зачем король со своим прихвостнем Пелиасом пригласили его сюда. Имя убийцы! Старик уже знал его. Причем не только прозвище, коим наградили ублюдка зуагиры, но и его настоящее имя -- то, что было дано ему при рождении, то, что он носил до сих пор. А жаль, что придется открыть истину! Меиру хотелось бы посмотреть, как вонзится отравленная стрела в грудь варвара... Ему не помогла бы и кольчуга -- стрелок слишком хорошо знает свое дело... Вон как ловко управился с двумя шутами, своим и тарантийским. И все за каких-то несколько мгновений. Такое искусство дорогого стоит. Но все же цель Слуги Прошлого много важнее смерти ничтожного киммерийца, а потому придется все же поведать имя стрелка...
Меир и не думал скрывать торжество; глазки его победно сверкали, рот подъехал к самому подбородку и из уголка его вытекала тонкая струйка желтой слюны. В руках он держал тот камень, что Конан видел в его комнате. На свету кристалл несколько преобразился: он переливался радугой, вспыхивая ярко то одним, то другим цветом, но сохраняя при этом прежний, зеленоватый оттенок. Король взглянул на сие магическое приспособление презрительно, а на меира Кемидо и вовсе не взглянул. Пелиас же встал, приветствуя Слугу Прошлого, на что тот и не подумал отреагировать. Он плюхнулся в кресло, стоящее рядом с креслом короля, заставив его отодвинуться подальше, и весело (насколько мог быть весел подобный крокодил) скрипнул:
-- Ну? Вам назвать его имя?
-- Да, -- подался вперед Пелиас.
-- Что ж... Его зовут... О, я совсем забыл! Мы же не договорились о цене?
-- Сколько ты хочешь? -- сурово вопросил маг, начиная барабанить пальцами по подлокотнику кресла.
-- Только не денег, только не денег.
-- Золото? Каменья? Изделия тарантийских ювелиров?
-- Фи!
-- Что же тебе надобно?
-- Жизнь! Я думаю, это будет справедливо: жизнь за жизнь.
Пелиас бросил на короля удивленный взгляд. Он предугадал, что старик запросит непомерную цену!
-- И чью ты хочешь жизнь, пес?
-- Есть у государя такой незначащий человечишко... Кажется, его кличут Паллантидом.
-- Что-о? -- взревел Конан, подскакивая. -- Да я тебя на куски разорву, отродье Нергала!
До сего мгновенья он молчал, проклиная в душе и меира и Пелиаса за его настойчивость, но от столь явной наглости не утерпел и все же вступил в разговор.
-- Поганая тварь! Петлю на шею ты получишь, а не Паллантида!
-- Но зачем он тебе сдался, владыка? -- невозмутимо спросил старик. -- Таких как он в твоей стране найдется не меньше сотни!
-- А тебе зачем он сдался? -- хмуро буркнул Пелиас, который понял уже, что сделка не состоится.
-- Через него я проникну в самые глубины прошлого! Туда, куда сейчас даже мне нет дороги! Я все проверил по своему магическому кристаллу. Мне подойдет либо он, либо... ты, государь. Но тебя я не смею и просить об этом.
-- Что может сделать для тебя Паллантид? -- продолжал допрос маг.
-- Живой -- ничего.
-- Так ты решил его умертвить?
-- Ну да, -- легко согласился меир. -- Иначе нельзя.
Конан, коего уже переполняла ярость, наконец не вытерпел. Он выхватил меч и, больше не желая ничего выяснять, со всего маху опустил его на голову Слуги Прошлого. Тот взвизгнул; пытаясь защититься, он заслонился магическим кристаллом, который не выпускал из рук. Клинок со звоном врезался в камень и осколки посыпались на ковер, сверкая и тотчас угасая. По комнате пронесся темный, полный песка ветер, обдавая людей смертным холодом; меир позеленел; простирая руки к Конану, он силился что-то сказать, но ни звука не вырывалось из его кривого рта. Пелиас, встав рядом с королем, с изумлением наблюдал, как исчезает, растворяется в воздухе нелепая фигура Слуги Прошлого. То же и осколки магического кристалла: они словно капли воды всасывались в ковер, не оставляя после себя и следа. Через несколько мгновений все было кончено. В комнате остались только Конан, опустивший меч, и маг.
-- Ты убил его, мой господин... -- пробормотал Пелиас, глядя на место, где только что стоял меир Кемидо.
-- Я?
-- И правильно сделал.
Глава 11.
Стрелок очнулся на рассвете. Некоторое время он лежал неподвижно, боясь дышать, так как с каждым вздохом грудь его пронзала резкая боль. Затем он приподнялся, оглядел храпящих своих собратьев, лица которых в полумраке казались серо-желтыми, словно неживыми. Драка в кабаке, если и подорвала их здоровье, то уж никак не поколебала сон: как всегда он был крепок и спокоен, чему Этей давно завидовал. Сам он спал плохо -- тени прошлого не оставляли его, мучили всякую ночь; в кошмаре погружался он в забытье и в кошмаре пробуждался. Потом приходила боль. Как сейчас...
Он попытался встать. Истерзанное тело отказывалось повиноваться, к тому же под коленями его вздулись огромные волдыри, кои стрелок, обнаружив только теперь, с проклятьями проколол булавкой, чуть не визжа от боли. Слава Митре, его прежние постоянные посетители -Белит, Гарет, и белоглазая -- сгинули в неведомых глубинах его памяти, растворились, обратились в прах. Как ни странно, Этей почувствовал искреннее облегчение, избавившись от них. А вот судорога, уходя, возвращалась вновь. Стрелок уже ощущал ее как живую, ибо она мучила его с явным наслаждением -- так Пантедр изгалялся над своей жертвой прежде чем прикончить ее...
Как далёко от него то время, когда он был молод, красив и беспечен! Тело его, тогда еще свободное от дрянных болезней, налитое буйной силой, привлекало немало красавиц -- пышных и стройных, юных и не очень... В то время он смотрел на них, смеясь. А ныне? Сила -осталась, внешний вид почти не изменился, разве что приглядевшись можно обнаружить сеть тонких морщин, покрывших некогда свежее лицо... Но внутри... Нет, он даже не был болен -- скорее, мертв. Что еще держало его на ногах? Что помогало удерживать на губах дурацкую ухмылку, подыгрывая лицедеям? И никто, никто не догадался... ни о чем...
Приступ скрутил стрелка как всегда неожиданно. Но на сей раз, не вытирая слез, ручьем текущих по щекам, он улыбался. Ибо пришел наконец тот день, когда свершится месть, а по сравнению с этим все -вздор. И корчась на грязной соломе от страшной ломоты в костях и мышцах, и вонзая булавку в раскаленную от муки плоть, и содрогаясь от спазмов в груди, и давясь блевотиной -- он улыбался. Глаза его видели сейчас лишь одну картину: стрела с отравленным наконечником со свистом пролетает через площадь и с тихим, хлюпающим звуком, который не услышит никто, кроме убийцы и жертвы, втыкается в мощную шею... Да, он решил целить именно в шею. Варвару вполне может приспичить облачиться в крепкую кольчугу, напялив сверху камзол, и тогда он останется жив, а сие допустить нельзя. Поэтому -- в шею. Не забыть бы намазать на наконечник стрелы яд. Здесь, в повозке, под доской, у Этея давно спрятана крошечная склянка со смертельной жидкостью. Варвару повезло -- он умрет сразу. Стрелок сам видел, как мгновенно отлетает душа человека на Серые Равнины после того, как этот яд проникнет в поры. Что ж, пусть хотя бы так.
Теперь остается только дождаться, когда повозки отправятся к площади. Там, в суматохе, он и достанет свою склянку... А пока -- спать. Вернее, закрыть глаза и ждать пробуждения собратьев. Время есть. Немного, но есть.
* * *
На чистом, ровного голубого цвета небе не было видно ни облачка. Громадный светло-желтый шар поднимался медленно, величаво, озаряя и согревая живыми лучами землю. С юга плыл легкий ветерок, такой теплый и нежный, словно посланный самим Митрой на великий аквилонский праздник.
Улицы гудели. Со всех концов Тарантии, из своих жилищ, из кабаков и постоялых дворов люди шли к площади. Огромное поле за южной стеной города уже было оцеплено гвардейцами; ряды базара по краям его постепенно заполнялись торговцами, коих пропускали по специальным медным дощечкам -- к началу праздника их товары должны были быть проверены полностью; балаганы стояли пока в стороне, лицедеи вяло переругивались, позевывали, и то и дело бегали к ручью отпиваться после неумеренных возлияний прошлым вечером.
Дождавшись, когда собратья вылезут из повозки на свежий воздух, Этей достал ворох стрел, к которым Велина уже привязала разноцветные ленты, придирчиво перебрал их, и наконец, руководствуясь какими-то лишь ему известными соображениями, вытянул одну. Дрожь пробежала по его телу, но рука была тверда как обычно. Причмокнув, он с одобрением и нежностью провел пальцем по гладкой поверхности стрелы. Потом не спеша просунул в щель меж досками самый кончик сабли, что глоталась беспрестанно во время представлений то Куком, то Лакуком, и нашарил там склянку. Плоская, прозрачная, величиной всего в одну фалангу его большого пальца, она оказалась доверху наполнена какой-то темно-коричневой жидкостью. Держа ее в десяти ладонях от себя, он ногтем, с величайшей осторожностью вытащил плотно скрученную, промасленную тряпочку, служившую пробкой; в нос ему сразу ударил пренеприятный запах и стрелок, выругав себя за забывчивость, а Нергала за коварство, отбросил пробку и свободной рукой зажал нос. Теперь надо намазать ядом наконечник стрелы, но как это сделать? Поставить склянку на пол он не мог -- дно было выгнутым, так что ее можно было только положить, а как же положить без пробки?
Этей застонал. Время у него еще было, но совсем немного. Решившись, он отнял руку от лица и схватил приготовленную заранее длинную тонкую щепку. Капнув на нее яд, он, все так же держа склянку на расстоянии, ногой подвинул стрелу поближе; затаив дыхание, Этей осторожно, очень медленно поднес щепку к наконечнику и стал мазать его.
... Ему показалось, что это продолжалось вечность. Не только лоб, но и все тело его взмокло, словно он попал под дождь. Пот заливал глаза, щипал прокушенные губы, от запаха яда в груди жгло, да так, будто он проглотил факел. Он щурился, сплевывал пот и горькую слюну, не забывая скороговоркой бормотать себе под нос проклятья -- как ни странно, это помогало... Наконец все было кончено. Этей тщательно закрыл склянку и убрал ее на прежнее место, затолкал щепку поглубже в трещину между стеной и полом повозки, вытер ладони о солому, взял в руки стрелу...
-- А что это ты делал сейчас?
Он вздрогнул. Из головы его вдруг вылетели все мысли и она оказалась пуста и легка -- на миг Этею даже стало приятно. Он улыбнулся и медленно, медленно начал поворачиваться.
* * *
Много лет назад недалеко от Кутхемеса стрелок попал в лапы Черного Всадника -- бандита, кочующего по Турану на могучем вороном коне. Монстр высотою чуть не в полтора человеческих роста, в черном плаще, весь покрытый густой шерстью, с клыками, выступающими над верхней широкой губой, едва касаясь, почти ласково провел по его груди толстыми желтыми когтями. Немой, косоглазый, с отрубленным наполовину ухом -- он был ужасен. О его жестоком и подлом нраве ходили легенды. Караваны, проходящие через Туран, обычно нанимали двойную, а то и тройную охрану, боясь наткнуться в пути на это чудовище. Но от Черного Всадника могла спасти разве что милость Митры. Порождение самого Сета, подобно целому войску налетал он на несчастных, гыгыкая, рубил головы и тела, а после соскакивал с коня и с наслаждением добивал раненых, не брезгуя полакомиться мертвечиной.
Но Этею повезло. Монстр был в прекрасном расположении духа, когда по следам обнаружил человека в маленькой пещере недалеко от Кутхемеса, а потому, прежде чем убить, он решил с ним позабавиться. Он подбрасывал стрелка вверх и хрюкая смотрел, как тот дергает в воздухе руками и ногами, он зарывал его в песок, а потом, когда жертва уже начинала задыхаться, откапывал, он приставлял к его горлу острый кривой нож и делал аккуратный надрез... До сих пор на шее стрелка остались короткие тонкие шрамы...
Каждый вздох Этей ждал, когда наконец чудовищу надоест игра. Он и не пытался убежать -- злодей перебил ему правую ногу, так что теперь стрелок мог только ползти. Но пока он был с Черным Всадником, ползать ему не приходилось, ибо тот всегда ездил верхом, и, естественно, возил человека с собой, перекинув через седло или, если хотелось немного развлечься, держа его за шиворот.
Видимо, Этей чем-то понравился монстру: проголодавшись, он не тронул его, а поймал у подножия горы парочку влюбленных и сожрал их. Мало того, он даже предложил кусочек от девушки стрелку, и когда тот отказался, был чрезвычайно удивлен и раздосадован. Этей же осмелел и предложил чудищу изловить для него куропатку, что тот незамедлительно сделал и даже помог человеку набрать сухих ветвей для костра.
Вот тогда-то Этей и решил, что общество Черного Всадника ему наскучило. Дождавшись, когда он уснет, стрелок вытащил из кармана куртки склянку с ядом и не скупясь залил смертельную жидкость в ноздри монстра.
Он уже не помнил, как дополз до ближайшего селенья, кто приютил его в маленьком сыром домишке, и как звали врачевателя, что лечил его ногу... Стрелок помнил только одно: именно тогда, после расправы над Черным Всадником, он понял, как легко и приятно так убивать. Именно так. Потом он не раз делал это и тайно, и явно, но всегда один на один. Вот в чем он находил истинное удовольствие -- один на один. В бою не может быть такого интереса и такого наслаждения собственными умом и силой. И красоты в потном, вонючем, воющем клубке нет никакой. Насколько же красивее и приятнее перебить не кучу неизвестных ублюдков, а одного, того, кто смотрит на тебя и не ожидает смерти. И даже если ожидает! Увидеть в его глазах свои глаза и страх... О, Эрлик... Как сие возбуждает...
Странно лишь, что после убийства Леонсо и Гельде он не испытал привычного наслаждения. Наверное, болезнь не только ослабила его тело, но и притупила чувства, а это плохо... Подобными чувствами Этей жил... Но, возможно, сегодня, когда на Серые Равнины уйдет проклятый варвар, он вновь испытает это? Да, он был уверен. Такого красивого убийства ему еще не доводилось совершать! Митрадес... Полная площадь народа -- зрителей... Солдаты, лицедеи, торговцы... И -- в небо летят стрелы, трепеща разноцветными лентами! Как летят! И только одна направлена не в небо -- его, смазанная ядом. Она вонзается точно под кадык киммерийца, толпа ахает и...
* * *
Играт стоял перед стрелком и губы его расползались в ответной улыбке.
-- Что ты делал сейчас? -- с любопытством спросил он снова.
-- Стрелы проверял, -- небрежно ответил Этей. -- Видишь, одна сломанная оказалась.
-- А в запасе нет?
-- Нет, только пять... Слушай, ленивый, может, ты починишь?
-- Как? Я не умею...
-- А ты попробуй.
Не спуская глаз с Играта и по-прежнему улыбаясь, Этей начал подходить к нему ближе. Но ленивый, словно что-то вдруг почувствовав, отшатнулся. В глазах его стрелок увидел -- нет, еще не страх -испуг; пятясь к выходу из повозки, Играт мотал головой. Похоже, до него дошло, кто убил Леонсо и краснолицего тарантийца Гельде...
-- Ты что, боишься меня? -- мягко спросил Этей. Играт кивнул, потом вновь замотал головой, не переставая пятиться. Вот нога его уже коснулась края повозки, а рука нащупала полог...
-- Не бойся, -- попросил стрелок. -- Зачем?
Он резко метнулся вперед и с силой кольнул ленивого в щеку отравленным наконечником. Сделав шаг назад, он бесстрастно наблюдал, как багровеет, а потом синеет лицо Играта, как наливаются мутью и выкатываются из орбит его глаза, как руки, трясясь крупной дрожью, тянутся к воротнику... Странно, но и сейчас Этей не испытывал наслаждения. Удовлетворение? Может быть, самую малость. Но и все! Он подставил ногу под падающее тело ленивого, подхватил его и оттащил вглубь повозки, туда, куда не проникал свет. Затем он забросал его соломой, сверху свалил кучу тряпья, накопившегося в балагане за годы странствий, и, не забыв пометить и положить на место отравленную стрелу, улыбаясь, вылез на улицу.
* * *
Гвардейцы уже подходили к балаганам. Сурово хмурясь, они с подозрением оглядели лицедеев, скривились (видимо, унылый вид и грязная рваная одежда не отвечали их представлениям о том, как должны выглядеть шуты), и предложили старшим познакомить их с лучниками.
Этей стоял в стороне и смотрел на красивые мундиры гвардейцев. Когда-то и он носил похожий, но желто-зеленый, с черной перевязью... Наемная армия Немедии сплошь была одета в такие мундиры; некоторые франты -- Этей не был в их числе -- обшивали перевязь золотом, а на грудь вешали железные амулеты в виде кошки, тигра или кабана, так как именно этих животных почитали солдаты. Глупо! Стрелок всегда считал, что это глупо, равно как и вообще ношение каких бы то ни было побрякушек. И при чем тут кошка, от которой, якобы, зависела ловкость? У Этея не было амулетов, а ловкостью он славился всегда. И тигр не прибавит смелости, а кабан силы, если на самом деле солдат труслив и хил... Стрелок хмыкнул, вспомнив, как громили увешанную железками немедийскую армию аквилонцы... Слава Митре, к концу луны, когда от их тысяч осталось не больше сотни, он уже был далеко, в Карпашских горах...
-- Ну, вонючая ящерица, раскрывай поскорее свою пасть и ведай мне все!
-- Что "все", государь? -- проскрипел в ответ меир Кемидо, вжимаясь в кресло, только бы подальше от острого клинка.
-- Зачем ты убил ее?
-- Кого? Эту грязную девицу?
-- Мгарс была во сто раз чище тебя, развалина!
-- Не смею спорить с тобой, мой господин.
-- Если ты будешь увиливать, клянусь Кромом, я отрублю тебе сначала нос, потом ухо -- мне нравится твоя серьга, кривая рожа... А потом ты расстанешься и с головой! Хотя это и небольшая потеря... Ну!
-- Она могла нам помешать, государь. Ты застрял у нее и потерял счет времени! Как бы я вытащил тебя обратно?
-- И ты убил ее!
-- Подумай сам, владыка, что я должен был сделать еще? Такого льва, как ты, -- льстиво прошелестел меир, -- никакой силой не оторвать от женских рук. Поэтому я проник в ее дом, подсыпал в кувшин с вином одно чудесное снадобье (ведь ты хорошо спал, мой господин?), а после, когда веки ее и твои смежились, я подошел... Вот и все.
-- Ты убил ее!
-- Да, -- согласился Слуга Прошлого и умильно посмотрел на Конана. -- А что я должен был сделать еще?
-- Не повторяй сказанного однажды!
-- Ты сам повторяешь, -- буркнул старик и желтые шарики глаз его опять забегали, не останавливаясь на короле.
-- Слушай меня внимательно, протухшее вымя, -- Конан смолк на миг, задумчиво глядя сквозь меира. -- Слушай. Я не стану судить тебя сам. Есть великий Митра, есть ты, и есть светлая невинная душа тайно заколотой тобой Мгарс... Соверши ты злодеяние в мое время и в моей стране, я повесил бы тебя вниз головой, но прежде отдал бы в руки палача в Железную Башню... Но теперь пусть Податель Жизни и Хранитель Равновесия решит твою судьбу. Ты понял меня, грязная тварь?
-- Понял, -- смиренно ответствовал Слуга Прошлого.
По всей видимости, Конан избрал правильную линию беседы с меиром: услыхав про суд Митры, старик явно стушевался. Он никак не ожидал от варвара такой проницательности, а потому взглянул на него сейчас совсем иначе, чем раньше. Огромная фигура аквилонского владыки возвышалась перед ним подобно киммерийской горе, что свысока взирает на холмы, покрывающие равнину. Невероятная сила, исходящая от Конана, ничуть не смущала Слугу Прошлого ни прежде, ни теперь. Но то, что он вдруг увидел в его синих глазах, поразило в самую глубь его существа: мысль! Варвар, о коем вот уже годы ходили легенды как о великом воине, предстал неожиданно совершенно в иной ипостаси. Пожалуй, только в этот момент старик понял, что король действительно мудр. До того он видел в нем силу, суровость и неотесанность; у него были, несомненно, верные слуги, что встречается на деле довольно редко; он правил могущественным государством самостоятельно, что трудно было ожидать от безродного киммерийца -- обыкновенно простолюдины, каким-то чудом занявшие престол, окружают себя благородными и искушенными в управлении страной господами, каковые и являются истинными властителями. И все же мысль, да еще столь глубокую, вряд ли можно было ожидать в этом варваре. Вздохнув, старик поклонился королю, не вставая с кресла, ибо клинок все еще касался его шеи, и тихо вопросил:
-- Ты выгонишь меня, владыка?
-- Да, -- кивнул Конан, отнимая меч. Он протер лезвие полой куртки, будто опасаясь заразы от Слуги Прошлого, и сунул его в ножны.
-- Погоди. Дай мне половину дня и я укажу тебе злоумышленника. Или ты забыл о нем? -- удивленно поднял руки меир, заметив на лице короля мелькнувшее недоумение.
-- Нет, не забыл. Но я не нуждаюсь в тебе, крючок. Забирай свое барахло и выметайся из Тарантии как можно скорее.
-- Но он убьет тебя!
-- А вот это уже не твоя забота.
-- Мой господин, позволь...
-- Я не твой господин! И поторопись, к утру я хочу забыть о тебе.
С этими словами Конан толкнул плечом дверь и вышел из комнаты, оставив меира в темноте и недоумении.
* * *
-- Вот и все, -- закончил король свой короткий рассказ.
Пелиас молча смотрел в противоположную стену, постукивая по полу каблуком сапога. Сердцем он понимал Конана, но разум его отказывался поверить в то, что человек, коего на следующий день должна пронзить стрела, не захотел узнать имя своего убийцы и тем самым спасти себе жизнь. Что это? Гордость? Глупо. Ведь иного способа добиться истины нет. Разве только отменить праздник или не пустить на площадь балаганы... Но Конан ни за что не согласится заплатить такую цену. Вот тут уже гордость его точно взыграет...
Вздохнув, маг взглянул на короля. Что ж, придется ему приложить все усилия и все-таки заставить его не выгонять меира Кемидо прежде, чем тот выложит им правду.
-- Послушай, друг мой... Ты был сегодня в городе?
-- Не успел, -- помотал головой Конан. -- А что?
-- Народ ждет Митрадеса с нетерпением. Все смеются, все довольны... А верно ли, что и после праздника гулянья будут продолжаться?
-- До следующей луны. Но я не понимаю, к чему ты ведешь, Пелиас?
-- Как ты думаешь, владыка, много ли радости принесет людям твоя гибель? Мне кажется, это несколько испортит праздничное настроение горожан и гостей.
-- Я похож на дурня?
Пелиас приподнял бровь.
-- Нет, друг мой, не похож. Но почему ты об этом спрашиваешь? У тебя есть иной способ узнать имя убийцы?
-- Да нет у меня никакого иного способа. Просто я уверен, что твой приятель ни слова не скажет задаром. Золото, камни... Я бы заплатил ему. Но ведь ему это не нужно? А что нужно? Если ты не знаешь, Пелиас, я тебе скажу. Ему нужно то, что я не смогу ему дать.
-- Что?
-- Не представляю. Но я отлично знаком с этой поганой братией. Полудемоны, полумаги, полулюди... Не хочу обидеть тебя -- Митра свидетель, дурного я от тебя ничего не видел, -- но уж мерзкая тварь Кемидо именно такой. А потому и не нужно ему моей казны. Он потребует...
-- Наверное, ты прав, государь, -- Пелиас покачал головой. -Но я думаю, все же стоит попробовать? Ты ничем не рискуешь.
-- Нет.
-- Друг мой, если бы я мог помочь тебе... Но моей власти и моих знаний не достанет на то, чтобы определить человека. Если бы он был у меня перед глазами -- только он -- я бы сказал: "Да, сей шут опасен"... Но из пяти балаганов выбрать один, а из этого одного убийцу... Не смогу.
-- Я и не прошу тебя, Пелиас. Давай оставим все как есть. А мою судьбу пусть решает Митра.
Маг удивленно посмотрел на короля. Что-то не замечал он в нем прежде такой покорности. Варварская неуемная и гордая натура допускала лишь самую малость почтения к богам -- всегда и во всем Конан полагался только на себя. Что же случилось с ним теперь?
Словно ощутив растерянность Пелиаса и поняв его немой вопрос, король хмыкнул и после нескольких мгновений молчания ответствовал:
-- Когда-то, очень давно, Митра уже судил меня. Я нарушил клятву и убил человека, который просил о пощаде... Одного человека! И немало времени прошло, прежде чем я искупил свой грех. Но теперь, когда мне уж больше сорока лет... Я думал об этом, Пелиас. На моих руках столько крови, что ей можно было бы затопить Тарантию! Были или не были среди них невинные и молящие о пощаде -- не помню. Но могли и быть. Так может, стрела того убийцы направлена в мою грудь волей Митры?
-- Ты удивляешь меня... Я не подозревал, что ты...
-- Думаю? Кром, ты не ошибся. Обычно я этим не занимаюсь, но... Не могу ответить. Наверное, все дело в прошлом...
-- Что ж, владыка, позволь тогда мне расспросить меира Кемидо. В твоем присутствии, разумеется.
-- Пелиас, ты настырен.
-- Да, друг мой. Так ты позволяешь?
-- Я не хочу видеть эту тварь.
-- Ты можешь отвернуться, мой господин, -- улыбнулся маг. Он брякнул в гонг и тотчас появился вымуштрованный прежними хозяевами слуга, несущий поднос с двумя кубками и кувшином вина. Наполнив кубки, слуга с поклоном удалился.
* * *
Не успел Конан налить себе еще, как в дверях появился меир Кемидо. Он торжествовал. У него и сомнения не возникало, зачем король со своим прихвостнем Пелиасом пригласили его сюда. Имя убийцы! Старик уже знал его. Причем не только прозвище, коим наградили ублюдка зуагиры, но и его настоящее имя -- то, что было дано ему при рождении, то, что он носил до сих пор. А жаль, что придется открыть истину! Меиру хотелось бы посмотреть, как вонзится отравленная стрела в грудь варвара... Ему не помогла бы и кольчуга -- стрелок слишком хорошо знает свое дело... Вон как ловко управился с двумя шутами, своим и тарантийским. И все за каких-то несколько мгновений. Такое искусство дорогого стоит. Но все же цель Слуги Прошлого много важнее смерти ничтожного киммерийца, а потому придется все же поведать имя стрелка...
Меир и не думал скрывать торжество; глазки его победно сверкали, рот подъехал к самому подбородку и из уголка его вытекала тонкая струйка желтой слюны. В руках он держал тот камень, что Конан видел в его комнате. На свету кристалл несколько преобразился: он переливался радугой, вспыхивая ярко то одним, то другим цветом, но сохраняя при этом прежний, зеленоватый оттенок. Король взглянул на сие магическое приспособление презрительно, а на меира Кемидо и вовсе не взглянул. Пелиас же встал, приветствуя Слугу Прошлого, на что тот и не подумал отреагировать. Он плюхнулся в кресло, стоящее рядом с креслом короля, заставив его отодвинуться подальше, и весело (насколько мог быть весел подобный крокодил) скрипнул:
-- Ну? Вам назвать его имя?
-- Да, -- подался вперед Пелиас.
-- Что ж... Его зовут... О, я совсем забыл! Мы же не договорились о цене?
-- Сколько ты хочешь? -- сурово вопросил маг, начиная барабанить пальцами по подлокотнику кресла.
-- Только не денег, только не денег.
-- Золото? Каменья? Изделия тарантийских ювелиров?
-- Фи!
-- Что же тебе надобно?
-- Жизнь! Я думаю, это будет справедливо: жизнь за жизнь.
Пелиас бросил на короля удивленный взгляд. Он предугадал, что старик запросит непомерную цену!
-- И чью ты хочешь жизнь, пес?
-- Есть у государя такой незначащий человечишко... Кажется, его кличут Паллантидом.
-- Что-о? -- взревел Конан, подскакивая. -- Да я тебя на куски разорву, отродье Нергала!
До сего мгновенья он молчал, проклиная в душе и меира и Пелиаса за его настойчивость, но от столь явной наглости не утерпел и все же вступил в разговор.
-- Поганая тварь! Петлю на шею ты получишь, а не Паллантида!
-- Но зачем он тебе сдался, владыка? -- невозмутимо спросил старик. -- Таких как он в твоей стране найдется не меньше сотни!
-- А тебе зачем он сдался? -- хмуро буркнул Пелиас, который понял уже, что сделка не состоится.
-- Через него я проникну в самые глубины прошлого! Туда, куда сейчас даже мне нет дороги! Я все проверил по своему магическому кристаллу. Мне подойдет либо он, либо... ты, государь. Но тебя я не смею и просить об этом.
-- Что может сделать для тебя Паллантид? -- продолжал допрос маг.
-- Живой -- ничего.
-- Так ты решил его умертвить?
-- Ну да, -- легко согласился меир. -- Иначе нельзя.
Конан, коего уже переполняла ярость, наконец не вытерпел. Он выхватил меч и, больше не желая ничего выяснять, со всего маху опустил его на голову Слуги Прошлого. Тот взвизгнул; пытаясь защититься, он заслонился магическим кристаллом, который не выпускал из рук. Клинок со звоном врезался в камень и осколки посыпались на ковер, сверкая и тотчас угасая. По комнате пронесся темный, полный песка ветер, обдавая людей смертным холодом; меир позеленел; простирая руки к Конану, он силился что-то сказать, но ни звука не вырывалось из его кривого рта. Пелиас, встав рядом с королем, с изумлением наблюдал, как исчезает, растворяется в воздухе нелепая фигура Слуги Прошлого. То же и осколки магического кристалла: они словно капли воды всасывались в ковер, не оставляя после себя и следа. Через несколько мгновений все было кончено. В комнате остались только Конан, опустивший меч, и маг.
-- Ты убил его, мой господин... -- пробормотал Пелиас, глядя на место, где только что стоял меир Кемидо.
-- Я?
-- И правильно сделал.
Глава 11.
Стрелок очнулся на рассвете. Некоторое время он лежал неподвижно, боясь дышать, так как с каждым вздохом грудь его пронзала резкая боль. Затем он приподнялся, оглядел храпящих своих собратьев, лица которых в полумраке казались серо-желтыми, словно неживыми. Драка в кабаке, если и подорвала их здоровье, то уж никак не поколебала сон: как всегда он был крепок и спокоен, чему Этей давно завидовал. Сам он спал плохо -- тени прошлого не оставляли его, мучили всякую ночь; в кошмаре погружался он в забытье и в кошмаре пробуждался. Потом приходила боль. Как сейчас...
Он попытался встать. Истерзанное тело отказывалось повиноваться, к тому же под коленями его вздулись огромные волдыри, кои стрелок, обнаружив только теперь, с проклятьями проколол булавкой, чуть не визжа от боли. Слава Митре, его прежние постоянные посетители -Белит, Гарет, и белоглазая -- сгинули в неведомых глубинах его памяти, растворились, обратились в прах. Как ни странно, Этей почувствовал искреннее облегчение, избавившись от них. А вот судорога, уходя, возвращалась вновь. Стрелок уже ощущал ее как живую, ибо она мучила его с явным наслаждением -- так Пантедр изгалялся над своей жертвой прежде чем прикончить ее...
Как далёко от него то время, когда он был молод, красив и беспечен! Тело его, тогда еще свободное от дрянных болезней, налитое буйной силой, привлекало немало красавиц -- пышных и стройных, юных и не очень... В то время он смотрел на них, смеясь. А ныне? Сила -осталась, внешний вид почти не изменился, разве что приглядевшись можно обнаружить сеть тонких морщин, покрывших некогда свежее лицо... Но внутри... Нет, он даже не был болен -- скорее, мертв. Что еще держало его на ногах? Что помогало удерживать на губах дурацкую ухмылку, подыгрывая лицедеям? И никто, никто не догадался... ни о чем...
Приступ скрутил стрелка как всегда неожиданно. Но на сей раз, не вытирая слез, ручьем текущих по щекам, он улыбался. Ибо пришел наконец тот день, когда свершится месть, а по сравнению с этим все -вздор. И корчась на грязной соломе от страшной ломоты в костях и мышцах, и вонзая булавку в раскаленную от муки плоть, и содрогаясь от спазмов в груди, и давясь блевотиной -- он улыбался. Глаза его видели сейчас лишь одну картину: стрела с отравленным наконечником со свистом пролетает через площадь и с тихим, хлюпающим звуком, который не услышит никто, кроме убийцы и жертвы, втыкается в мощную шею... Да, он решил целить именно в шею. Варвару вполне может приспичить облачиться в крепкую кольчугу, напялив сверху камзол, и тогда он останется жив, а сие допустить нельзя. Поэтому -- в шею. Не забыть бы намазать на наконечник стрелы яд. Здесь, в повозке, под доской, у Этея давно спрятана крошечная склянка со смертельной жидкостью. Варвару повезло -- он умрет сразу. Стрелок сам видел, как мгновенно отлетает душа человека на Серые Равнины после того, как этот яд проникнет в поры. Что ж, пусть хотя бы так.
Теперь остается только дождаться, когда повозки отправятся к площади. Там, в суматохе, он и достанет свою склянку... А пока -- спать. Вернее, закрыть глаза и ждать пробуждения собратьев. Время есть. Немного, но есть.
* * *
На чистом, ровного голубого цвета небе не было видно ни облачка. Громадный светло-желтый шар поднимался медленно, величаво, озаряя и согревая живыми лучами землю. С юга плыл легкий ветерок, такой теплый и нежный, словно посланный самим Митрой на великий аквилонский праздник.
Улицы гудели. Со всех концов Тарантии, из своих жилищ, из кабаков и постоялых дворов люди шли к площади. Огромное поле за южной стеной города уже было оцеплено гвардейцами; ряды базара по краям его постепенно заполнялись торговцами, коих пропускали по специальным медным дощечкам -- к началу праздника их товары должны были быть проверены полностью; балаганы стояли пока в стороне, лицедеи вяло переругивались, позевывали, и то и дело бегали к ручью отпиваться после неумеренных возлияний прошлым вечером.
Дождавшись, когда собратья вылезут из повозки на свежий воздух, Этей достал ворох стрел, к которым Велина уже привязала разноцветные ленты, придирчиво перебрал их, и наконец, руководствуясь какими-то лишь ему известными соображениями, вытянул одну. Дрожь пробежала по его телу, но рука была тверда как обычно. Причмокнув, он с одобрением и нежностью провел пальцем по гладкой поверхности стрелы. Потом не спеша просунул в щель меж досками самый кончик сабли, что глоталась беспрестанно во время представлений то Куком, то Лакуком, и нашарил там склянку. Плоская, прозрачная, величиной всего в одну фалангу его большого пальца, она оказалась доверху наполнена какой-то темно-коричневой жидкостью. Держа ее в десяти ладонях от себя, он ногтем, с величайшей осторожностью вытащил плотно скрученную, промасленную тряпочку, служившую пробкой; в нос ему сразу ударил пренеприятный запах и стрелок, выругав себя за забывчивость, а Нергала за коварство, отбросил пробку и свободной рукой зажал нос. Теперь надо намазать ядом наконечник стрелы, но как это сделать? Поставить склянку на пол он не мог -- дно было выгнутым, так что ее можно было только положить, а как же положить без пробки?
Этей застонал. Время у него еще было, но совсем немного. Решившись, он отнял руку от лица и схватил приготовленную заранее длинную тонкую щепку. Капнув на нее яд, он, все так же держа склянку на расстоянии, ногой подвинул стрелу поближе; затаив дыхание, Этей осторожно, очень медленно поднес щепку к наконечнику и стал мазать его.
... Ему показалось, что это продолжалось вечность. Не только лоб, но и все тело его взмокло, словно он попал под дождь. Пот заливал глаза, щипал прокушенные губы, от запаха яда в груди жгло, да так, будто он проглотил факел. Он щурился, сплевывал пот и горькую слюну, не забывая скороговоркой бормотать себе под нос проклятья -- как ни странно, это помогало... Наконец все было кончено. Этей тщательно закрыл склянку и убрал ее на прежнее место, затолкал щепку поглубже в трещину между стеной и полом повозки, вытер ладони о солому, взял в руки стрелу...
-- А что это ты делал сейчас?
Он вздрогнул. Из головы его вдруг вылетели все мысли и она оказалась пуста и легка -- на миг Этею даже стало приятно. Он улыбнулся и медленно, медленно начал поворачиваться.
* * *
Много лет назад недалеко от Кутхемеса стрелок попал в лапы Черного Всадника -- бандита, кочующего по Турану на могучем вороном коне. Монстр высотою чуть не в полтора человеческих роста, в черном плаще, весь покрытый густой шерстью, с клыками, выступающими над верхней широкой губой, едва касаясь, почти ласково провел по его груди толстыми желтыми когтями. Немой, косоглазый, с отрубленным наполовину ухом -- он был ужасен. О его жестоком и подлом нраве ходили легенды. Караваны, проходящие через Туран, обычно нанимали двойную, а то и тройную охрану, боясь наткнуться в пути на это чудовище. Но от Черного Всадника могла спасти разве что милость Митры. Порождение самого Сета, подобно целому войску налетал он на несчастных, гыгыкая, рубил головы и тела, а после соскакивал с коня и с наслаждением добивал раненых, не брезгуя полакомиться мертвечиной.
Но Этею повезло. Монстр был в прекрасном расположении духа, когда по следам обнаружил человека в маленькой пещере недалеко от Кутхемеса, а потому, прежде чем убить, он решил с ним позабавиться. Он подбрасывал стрелка вверх и хрюкая смотрел, как тот дергает в воздухе руками и ногами, он зарывал его в песок, а потом, когда жертва уже начинала задыхаться, откапывал, он приставлял к его горлу острый кривой нож и делал аккуратный надрез... До сих пор на шее стрелка остались короткие тонкие шрамы...
Каждый вздох Этей ждал, когда наконец чудовищу надоест игра. Он и не пытался убежать -- злодей перебил ему правую ногу, так что теперь стрелок мог только ползти. Но пока он был с Черным Всадником, ползать ему не приходилось, ибо тот всегда ездил верхом, и, естественно, возил человека с собой, перекинув через седло или, если хотелось немного развлечься, держа его за шиворот.
Видимо, Этей чем-то понравился монстру: проголодавшись, он не тронул его, а поймал у подножия горы парочку влюбленных и сожрал их. Мало того, он даже предложил кусочек от девушки стрелку, и когда тот отказался, был чрезвычайно удивлен и раздосадован. Этей же осмелел и предложил чудищу изловить для него куропатку, что тот незамедлительно сделал и даже помог человеку набрать сухих ветвей для костра.
Вот тогда-то Этей и решил, что общество Черного Всадника ему наскучило. Дождавшись, когда он уснет, стрелок вытащил из кармана куртки склянку с ядом и не скупясь залил смертельную жидкость в ноздри монстра.
Он уже не помнил, как дополз до ближайшего селенья, кто приютил его в маленьком сыром домишке, и как звали врачевателя, что лечил его ногу... Стрелок помнил только одно: именно тогда, после расправы над Черным Всадником, он понял, как легко и приятно так убивать. Именно так. Потом он не раз делал это и тайно, и явно, но всегда один на один. Вот в чем он находил истинное удовольствие -- один на один. В бою не может быть такого интереса и такого наслаждения собственными умом и силой. И красоты в потном, вонючем, воющем клубке нет никакой. Насколько же красивее и приятнее перебить не кучу неизвестных ублюдков, а одного, того, кто смотрит на тебя и не ожидает смерти. И даже если ожидает! Увидеть в его глазах свои глаза и страх... О, Эрлик... Как сие возбуждает...
Странно лишь, что после убийства Леонсо и Гельде он не испытал привычного наслаждения. Наверное, болезнь не только ослабила его тело, но и притупила чувства, а это плохо... Подобными чувствами Этей жил... Но, возможно, сегодня, когда на Серые Равнины уйдет проклятый варвар, он вновь испытает это? Да, он был уверен. Такого красивого убийства ему еще не доводилось совершать! Митрадес... Полная площадь народа -- зрителей... Солдаты, лицедеи, торговцы... И -- в небо летят стрелы, трепеща разноцветными лентами! Как летят! И только одна направлена не в небо -- его, смазанная ядом. Она вонзается точно под кадык киммерийца, толпа ахает и...
* * *
Играт стоял перед стрелком и губы его расползались в ответной улыбке.
-- Что ты делал сейчас? -- с любопытством спросил он снова.
-- Стрелы проверял, -- небрежно ответил Этей. -- Видишь, одна сломанная оказалась.
-- А в запасе нет?
-- Нет, только пять... Слушай, ленивый, может, ты починишь?
-- Как? Я не умею...
-- А ты попробуй.
Не спуская глаз с Играта и по-прежнему улыбаясь, Этей начал подходить к нему ближе. Но ленивый, словно что-то вдруг почувствовав, отшатнулся. В глазах его стрелок увидел -- нет, еще не страх -испуг; пятясь к выходу из повозки, Играт мотал головой. Похоже, до него дошло, кто убил Леонсо и краснолицего тарантийца Гельде...
-- Ты что, боишься меня? -- мягко спросил Этей. Играт кивнул, потом вновь замотал головой, не переставая пятиться. Вот нога его уже коснулась края повозки, а рука нащупала полог...
-- Не бойся, -- попросил стрелок. -- Зачем?
Он резко метнулся вперед и с силой кольнул ленивого в щеку отравленным наконечником. Сделав шаг назад, он бесстрастно наблюдал, как багровеет, а потом синеет лицо Играта, как наливаются мутью и выкатываются из орбит его глаза, как руки, трясясь крупной дрожью, тянутся к воротнику... Странно, но и сейчас Этей не испытывал наслаждения. Удовлетворение? Может быть, самую малость. Но и все! Он подставил ногу под падающее тело ленивого, подхватил его и оттащил вглубь повозки, туда, куда не проникал свет. Затем он забросал его соломой, сверху свалил кучу тряпья, накопившегося в балагане за годы странствий, и, не забыв пометить и положить на место отравленную стрелу, улыбаясь, вылез на улицу.
* * *
Гвардейцы уже подходили к балаганам. Сурово хмурясь, они с подозрением оглядели лицедеев, скривились (видимо, унылый вид и грязная рваная одежда не отвечали их представлениям о том, как должны выглядеть шуты), и предложили старшим познакомить их с лучниками.
Этей стоял в стороне и смотрел на красивые мундиры гвардейцев. Когда-то и он носил похожий, но желто-зеленый, с черной перевязью... Наемная армия Немедии сплошь была одета в такие мундиры; некоторые франты -- Этей не был в их числе -- обшивали перевязь золотом, а на грудь вешали железные амулеты в виде кошки, тигра или кабана, так как именно этих животных почитали солдаты. Глупо! Стрелок всегда считал, что это глупо, равно как и вообще ношение каких бы то ни было побрякушек. И при чем тут кошка, от которой, якобы, зависела ловкость? У Этея не было амулетов, а ловкостью он славился всегда. И тигр не прибавит смелости, а кабан силы, если на самом деле солдат труслив и хил... Стрелок хмыкнул, вспомнив, как громили увешанную железками немедийскую армию аквилонцы... Слава Митре, к концу луны, когда от их тысяч осталось не больше сотни, он уже был далеко, в Карпашских горах...