Берегиня Зуша послушно улыбнулась и протянула ему руку, робко и покорно, как юная девушка, впервые вставшая в круг невест.
В ночном черном небе одна за другой вспыхивали зарницы – пламенный свет внезапно разрывал темноту, словно день и ночь, свет и тьма играли и боролись, перемешиваясь в буйстве священной ночи. Девушки вскрикивали от неожиданности и священного ужаса, но волна общего возбуждения несла дальше, и даже страх лишь добавлял остроты веселью.
При свете зарниц Лютава каждый раз торопливо оглядывалась. Даже Молинку она уже потеряла – та вместе с княжичем Ярко сначала держалась рядом, но потом игры и хороводы как-то разметали их, все девушки в белых рубахах и под растрепанными венками казались одинаковыми, и она уже не находила среди вятичанок свою сестру. Вот потерять Твердислава она была бы рада, но тот не отпускал ее от себя и по возможности старался держать за руку. Даже когда она ушла, еще вместе с Молинкой, в девичий хоровод, куда парень не мог с ней пойти, он не спускал с нее глаз и даже не оборачивался, когда другие девушки тянули его куда-то, тормошли и даже били крапивой. Видимо, он имел строгий наказ от отца не спускать глаз с угрянки и выполнял его со всей ответственностью. При этом он почти с ней не разговаривал и не улыбался. То ли дело княжич Ярко – они с Молинкой сразу принялись болтать и смеяться.
Вот из святилища вынесли огромное чучело Ярилы, свитое из трав и цветов, одетое в нарядную вышитую рубаху. Этот Ярила уже состарился, и соломенная борода доставала почти до его главного орудия, – в отличие от молодого, весеннего Ярилы, у этого оно было совсем маленьким, слабым, исчерпавшим все силы в священном деле оплодотворения земли.
– Ой ты Ярила, вешняя сила! – завопила возле него женщина, и Лютава узнала Семиславу. – Ой, умер Ярила, отрада наша! Умер, к Марене ушел! Горе наше, нет его больше!
Она громко хлопнула в ладоши, и все девушки бросились к чучелу. Парни закричали, попытались преградить им путь, но девушки решительно прорывались через заслон и тянули руки к чучелу. Стоял крик, вопль, визг, треск одежды – вокруг травяного чучела разгорелась настоящая битва. Но все-таки девушки прорвались – десятки рук мигом разорвали Ярилу на части, и пучки травы полетели в реку. А парни с криком погнали в воду самих девушек. К визгу прибавился плеск.
Уворачиваясь от Твердислава, который и тут подгонял ее пучком травы, Лютава влетела в воду по колено и пошла дальше, стараясь не запутаться в мокрой рубашке. Вокруг нее вода бурлила от множества тел, кипели брызги. Отблески костров на берегу сюда почти не доставали, и она подумала – не удастся ли ускользнуть?
И вдруг какая-то прохладная, крепкая рука взяла из-под воды ее руку. Лютава вздрогнула и застыла в ужасе – рука была не человеческая. Мгновенно собравшись, она приготовилась защищаться – но ее руку тут же освободили, а из-под воды показалась голова красивой девушки. Ее длинные темные волосы плыли по поверхности воды и нельзя было разглядеть, где же они кончаются.
– Не бойся, – шепнула ей водяница. – Я тебе помогу. Иди дальше по реке, там он ждет тебя. Иди.
Она улыбнулась и обошла Лютаву, направляясь к берегу. А Лютава сразу поняла, что ей хотели сказать, и побрела по дну, по грудь в воде, дальше по течению. Мимо нее пыли, обгоняя, пучки травы и цветов, из которых был сплетен «старый Ярила», пара чьих-то помятых венков, упавших с голов. Позади слышался визг, смех, плеск и голос Твердислава: «Лютава, где ты?»
Здесь уже не горели костры, Лютава шла по реке в темноте. Вот вспыхнула зарница, и огненный свет словно вырезал из темноты высокую человеческую фигуру под старыми ивами. Эту фигуру Лютава узнала бы где угодно.
И ее тоже узнали. Лютомер шагнул к воде и протянул руки. Лютава торопливо вышла на мелководье, он схватил ее за запястья, вытянул на берег и молча прижал к себе. От ее мокрой рубахи его собственная одежда тоже сразу намокла, но они стояли на песке, обнявшись и чувствуя только, что цельность их двойного существа наконец восстановлена и мир обрел равновесие.
В эту священную ночь каждое существо – мужское или женское, человеческое или божественное – стремится к слиянию со своей противоположностью, дабы еще раз закрепить цельность вечного круга Всебожья. «Старый Ярила» обращался в Велеса и уходил с земли в Подземелье, где ждала его Марена, его сестра и божественная супруга, женская ипостась его самого. И никакая другая Марена не была так желанна для Лютомера, как Лютава – его сестра, так похожая на него самого, которую он любил и простой человеческой любовью, и мощью Велеса. Выросшие в сознании, что через них говорят и в них воплощаются сами боги, они даже не думали о том, чем питается их взаимная связь – человеческим или божественным. Это не редкость среди потомков волховских и жреческих родов, и есть много таких пар, у которых божественная мощь определяет человеческие привязанности и земную судьбу. Они не думают, хорошо это или плохо, дозволено или не дозволено, – у них, живущих для богов и через богов, свои законы. Они теряют силы вместе со своими богами, страдают их страданиями, но зато и радуются их радостями, и в такие вот священные ночи, когда все силы Всебожья расцветают, божественная мощь вливается в их человеческие жилы и позволяет ощущать истинно божественное упоение.
Утянув ее во тьму под раскидистые ивы, как в шатер, Лютомер помог Лютаве снять насквозь мокрую рубашку, а взамен надел на нее свою – вывернув ее предварительно наизнанку, поскольку женщине мужскую одежду носить нельзя, кроме как на новогодних игрищах. Перешептываясь, дрожа от радости и возбуждения этой ночи, они то выжимали эту мокрую рубашку, то снова обнимались, и Лютомер жадно целовал свою «молодую Марену», пока сама Лютава, смеясь, выжимала свои длинные мокрые волосы. Если бы сегодня, когда Ярила уходит к Марене, он бы ее не встретил – для него само колесо Кологода перекосилось бы.
– Не обижали вас?
– Мы сами кого хочешь обидим!
– Молинка где?
– Не знаю, с женихом сбежала.
– Жених у нее уже? А тебе не досталось?
– Мне мой не понравился.
– Его счастье!
– Что дома?
– Велели вас вернуть и рядов со Святко не заключать.
– Много ты привел?
– Наших три десятка – Дедилы, Хортима и Чащобы, да отец два десятка собрал. Братец Хвалис воеводой пошел.
– Да что ты говоришь!
Несмотря на все прошлые сомнения и подозрения, сейчас Лютава только засмеялась и опять обняла Лютомера, не в силах сдержать радости, что он снова с ней. Под ветви заглянула какая-то девка, но, увидев тут обнявшуюся полуодетую парочку, только хихикнула и исчезла. А Лютомер торопливо подхватил свою Деву Марену на руки, несколько раз поцеловал, тяжело дыша, и положил на песок с мелкой прибрежной травой. Его бог в нем больше не мог терпеть. Как две реки, что с неудержимой силой текут навстречу, чтобы слиться в одну, так сам ток крови в жилах тянул их друг к другу. Но именно сейчас они ощущали в себе своих богов так полно, как это не дано обычным смертным.
А княжич Твердислав и не подозревал, что предполагаемая невеста от него ускользнула. На его зов из воды вышла девушка, и ни он, ни кто-либо другой – за исключением разве что Лютомера – не сумел бы отличить ее от Лютавы. Появившаяся на берегу выглядела точь-в-точь как старшая дочь Вершины угрянского, вот только глаза у нее были не серые, а зеленые, но в темноте, при отблесках костров, этого никто бы не разглядел.
– Ну, друг мой любезный, сокол ясный, что невеселый такой? – низким мягким голосом спросила девушка и взяла Твердислава за руку прохладной влажной рукой.
Княжич несколько удивился – раньше угрянка не была к нему так ласкова. А та прижалась к нему всем телом, и его пронзило чувство какого-то тревожного, немного болезненного, лихорадочного возбуждения.
– Пойдем, попляшем! – с намеком предложила девушка и потянула княжича в тень берега…
Новости, принесенные Хвалиславом, поставили князя Святко в тупик. Он дал распоряжение собрать, не поднимая шума, четыре десятка кметей и велел им вернуться в Воротынец за оружием, а сам тем временем лихорадочно обдумывал, как поступить. На сбор людей среди буйных купальских игрищ уйдет какое-то время – хоть они все здесь, но поди им, пьяным от меда и возбуждения, объясни, что надо покинуть хороводы и девушек и топать в лес искать там угрянских бойников! Оборотень точно рассчитал и удачно выбрал время: сейчас ни своя земля, ни многократное превосходство в силах ничем не помогали вятичам. Сейчас он пройдет прямо сквозь войско, и никто его не заметит!
Не меньшее беспокойство ему внушали сыновья, то есть сын Твердята и племянник Ярко, приставленные к угрянским княжнам. Если где-то рядом оборотень со своей дружиной, явившийся за сестрами, то Ярко и Твердята попадают под удар. Ведь он их видит, а они его нет! Но как их здесь найти? Князь Святко окинул взглядом луговину и чуть не застонал от бессилия и тревоги – на луговине, на опушках леса, на реке кипело движение, везде мелькали белые рубахи, растрепанные венки из трав, цветов и ветвей. Отблески купальских костров выхватывали из мрака мечущиеся, плящущие белые фигуры, но узнать среди них кого-то было совершенно невозможно. Где они, Ярко и Твердислав, где княжны? Как отыскать их в этом буйстве? Хоть обкричись – никто тебя сейчас не услышит.
Пока двое спешно отловленных десятников собирали и вооружали людей, Святко напряженно думал. Кроме естественного беспокойства о сыновьях и пленницах его еще мучили сомнения – правильно ли он поступит, сделав то, чего хочет Хвалислав?
– Он прав! – торопливо шептал ему Доброслав, отойдя с отцом в сторону, как бы для отдачи распоряжений. – Хоть он и хвалис и мать его роба, но сейчас он дело говорит. У него нет другого средства из челяди выбраться, кроме как с нами дружить. Он нам теперь до костра погребального будет обязан. Все сделает, что мы скажем, – войско даст, что хочешь. А от оборотня нам не видать добра.
– Да ведь его, Хвалислава-то, угряне не примут! – Князь Святко в сомнении качал головой. Он то и дело оглядывался, надеясь найти-таки своего воеводу Рудояра и еще кого-нибудь из бояр, но они где-то пропали в толпе, и приходилось решать самому и быстро. – Нет у меня ему веры. Хвалис он, холопкин сын – угряне его князем не признают. Помрет Вершина – Лютомер все равно за власть будет бороться, и племя его поддержит. Да и нам бы поддержать – ведь его мать нам не чужая, он с нами почти родня…
– Да какая родня! Я у Семиславы спрашивал, восьмое колено – не родня уже![16]
– Но как хочешь, мать его, Лютомера, вятичанка, и сам он наполовину вятич! Он нас своими врагами считает, отсюда все беды. А если убедим его, что мы ему друзья и добра ему хотим, то с таким союзником, считай, вся Угра наша, и теперь, и потом.
– Не наша, а его! Оборотень – сильный враг и будет сильным князем. Он под наш гудок плясать не станет, батюшка! – втолковывал Доброслав. – Не знаю, он мне сердце не изливал и замыслами не делился, но я на его месте не хазар стал бы воевать, а Десну и Болву! Будет он князем – нам про Угру забыть! Он станет князем – без нас обойдется. А Хвалис без нас никуда, как младенец без мамки! Он тебе будет сыном родным! Отдадим ему хоть Кременку в жены, станет нам родичем, тебя как отца всю жизнь почитать будет! Кременки с него довольно, лучше невесты ему все равно никто не даст. А его сестру присную к себе возьмем, за Милягу хотя бы. Что ты скажешь – Хвалис то и сделает, потому что без нас ему на Угре не усидеть!
– Понимаю, и во многом ты прав, но думается мне, что и с нами ему на Угре не усидеть! И не помощь мы от него получим, а только жернов себе на шею повесим, с таким родичем! Ведь и смоляне рано или поздно со своими делами разберутся и о малых племенах вспомнят. Дать угрянам хвалиса в князья – дать повод смолянам его сместить, как недостойного! Еще дождемся, Велеборов младший сын на Угре сядет, а это нам совсем ни к чему. Нет, Лютомер в силе свое наследство отстоять, и нам с ним дружить надо. Вот что, сыне! – Приняв решение, князь Святко положил руку Доброславу на плечо. На своего старшего Святомеру приходилось смотреть снизу вверх, поскольку тот очень уж вытянулся, но на твердость его решений это не влияло. – Иди к хвалису, развлекай его беседой, чтобы пока ни о чем не догадался. А я лучше с Лютомером потолкую. Раз у них беда такая и хвалис под него копает, ему ведь тоже друзья нужны. Лучше нам с ним дружбу завести, а то с этим чернявым опозоримся только. За ним – только купцы, которым хазарских шелягов хочется, а за Лютомером – бойники, знать, волхвы все! Он же – сын Велеса!
– Ты что – сам пойдешь? – Доброслав даже испугался за отца. – Не ходи, батюшка, как можно? Меня уж тогда пошли, я все по твоему слову сделаю… хоть и думаю, что ты не прав! Но сделаю, как велишь, а тебе самому нельзя к волкам в лес!
– Ну, ты меня на краду класть погоди! – Святко сделал вид, что обиделся, хотя искренняя забота старшего сына ему была приятна. – Я тоже не ягненок, чтобы волков бояться! Ох, Твердяту бы найти поскорее! Сердце не на месте! – Он крепко потер грудь с левой стороны. – Он с сестрой оборотня, как бы чего с ним не вышло, сохрани Макошь! Вот что: бери пока угрян и ступайте братьев искать. Пусть они своих княжон высматривают, авось и углядят. А я пока с оборотнем разберусь.
– Как скажешь, батюшка, – мрачно ответил Доброслав. Весь его вид выражал несогласие, но он, не споря больше, поклонился и направился к угрянам, в тревоге ожидающим, чем закончится обсуждение.
Князь Святко прошел немного по направлению к городу, надеясь встретить хотя бы первый десяток собравшимся и вооружившимся. Вокруг него бушевало празднество, какая-то бойкая молодка, со сбитой кичкой и торчащимии из-под нее русыми прядями, с венком, спущенным на шею, как ожерелье, с пятнами зелени на подоле, глянула на него шалыми глазами, положила руки на грудь, вопросительно заглянула в лицо. Но князь, приобняв ее в ответ, слегка покачал головой: извини, красавица, не до того мне сейчас…
Спрашивать, не видала ли княжича Твердяту, он не стал.
Пройдя еще немного, он вдруг увидел еще одну молодку – свою собственную младшую жену Семиславу.
Одна из высших жриц племени, Семислава уже была выжата буйством праздника и тяжело дышала. Рубаха на ней промокла насквозь, потрепанный венок она сдвинула на затылок, чтобы трава не лезла в глаза, а взгляд блуждал – едва ли она понимала, на каком свете находится. Но мимо жены Святко не мог так просто пройти и остановился, взял ее за плечо.
– Будогостевна? – окликнул он и слегка помахал рукой перед лицом Семиславы. Ее состояние его не удивляло и не тревожило – он знал, с кем живет уже целых семь лет. – Слышишь меня?
– Слышу, родной. – Семислава перевела на него взгляд и взяла мужа за руку. – Что ты невесел? Случилось что?
– Случилось. Ярко и Твердяту не видала?
– Видала на берегу Твердяту, когда Ярилу рвали. А Ярко со своей еще раньше в рощу ушел. Как Твердята, не знаю, а Ярко справился. – Семислава улыбнулась.
– С угрянкой? А вторая, старшая, с Твердятой была?
– Была. С этой он повозится еще, неуступчивая она больно. Думаю, у нее с братом любовь.
– Да ты что? – Князь Святко вытаращил глаза. Он был слегка любопытен, хотя и понимал, что мужчине это не к лицу.
– Похоже на то. В наших родах бывает.
Под «нашими» родами Семислава имела в виду старинные священные роды волхвов, в которых все вообще установления старины, в том числе и браки среди своих, сохранялись дольше, чем у простых людей.
– Но это ничего. – Семислава устало махнула рукой в длинном, до земли, рукаве обрядовой рубахи. – На ней зарок лежит какой-то, она замуж должна выйти за кого-то, кого сама не знает. Я ворожила, видела. Так что, может, у Твердяты и выйдет что. Он парень упрямый.
– Был бы живой, вот что! – Князь вспомнил, с чем шел, и опять огляделся. – Ведь брат ее, оборотень, здесь где-то бродит! Другой Вершинин сын, от хвалиски который, приехал и нас нашел с Добрятой. Рассказал, что оборотень тут. Хочет, чтобы мы тайком подобрались да порешили его, а самому хвалису помогли после Вершины угрянский стол занять.
– Хвалису? – Семислава в выразительном презрении подняла брови. – Холопкиному сыну? Против сына Семилады и Велеса помогать? Воля твоя, батюшка, а это ты бы очень глупо сделал. Боги такого не благословят, вот помяни мое слово!
– Да не хочу я холопкиному сыну помогать, мудрая ты моя! – Святко сжал руки жены, довольный, что она мыслит так же, как он. – Добрята на его сторону встал, а я говорю, нет, лучше бы нам с самим Лютомером столковаться, раз такие дела. Да где найдешь его! – Он махнул рукой в сторону темного леса. – Хвалис их стан в лесу показать берется, да самого оборотня там нет! А если я его людей перебью, какой же тогда разговор! Ни парней наших, ни девок угрянских тут не найдешь, пробегаем до утра, как дураки, а он тем временем сестер заберет и все, ищи следа на воде!
– Хочешь, я тебе его найду, батюшка? – Семислава устало перевела дух и поправила сбитый повой.
– Найдешь? – Святко в сомнении посмотрел на нее.
– Найду. – Она кивнула. – Не такой он человек, Велесов сын, чтобы пройти и следа не оставить. Найду. Сама ему скажу – ты с ним дружить хочешь и против хвалиса поможешь, а он за это чтоб с войском нам помог. Так?
– Чтобы сестер оставил у нас, отдал в жены нашим парням, а сам пусть Семьюшку, что ли, себе берет. Породнимся. Или Кременку лучше?
– Кременку он не возьмет. А Семьюшку – это можно предложить.
– Ну, давай, будь с тобой Лада! Но ты его ко мне лучше приведи. Я сам с ним поговорю.
– Приведу. – Семислава кивнула. – Только в город не ходи, здесь будь, у святилища. Вот, подержи.
Она развязала тесьму, на которой держались заушницы, сняла кичку и повой, вручила все это князю и стала расплетать косы. Замужней женщине никак не годится ходить простоволосой и незаплетенной. Но распущенные волосы сейчас служили Семиславе источником силы и в каком-то смысле оружием волшбы, поэтому даже ее муж не возражал, послушно приняв на хранение все ее уборы. И сам залюбовался, увидев длинные, до колен, густые светло-русые пряди, на которых от тесного плетения кос остались волны.
– Истинно берегиня! – со смесью тревоги и восхищения сказал Святко.
Жена пошла прочь, князь еще долго глядел ей вслед. В ней что-то изменилось, точно распущенные волосы окончательно освободили то нечеловеческое существо, что жило в этой женщине и которого даже сам он, Святомер, в глубине души опасался.
Семислава прошла вдоль опушки, прислушиваясь к своим ощущениям. В эту священную ночь она была настежь раскрыта токам сил земли и неба, и любая струна вселенной, будучи задетой, отдавалась ясным звоном в ее душе. Явный мир и Навный виделись ей как бы наложенными друг на друга, она смотрела сразу в оба мира и словно плыла в толще сгущенной силы. Главное – суметь выбрать нужное направление…
Его след она взяла на опушке, поодаль от луговины. Он тянулся от реки – Семислава ясно ощущала присутствие Велесовой силы. Оборотень шел без тропы, прямо через нехоженый лес, но Семислава не могла сбиться со следа – он виделся ей чем-то вроде темного и глубокого ручья, ей было немного страшно прикасаться к нему, но ее поддерживала сила богини-покровительницы, Лады, которая сейчас пребывает в расцвете, правит земным миром и еще не доступна власти Велеса. Всего через месяц с небольшим все изменится: плоды созреют, тяжесть мира переместится в пору зрелости и увядания, и Лада, влекомая этой неодолимой силой, сойдет в Подземелье – как клонится к земле усталый колос под тяжестью созревшего зерна, как садится солнце, за день отдав земному миру всю силу своего света… Но сейчас еще не пора, сейчас солнце в наивысшей силе, и Семислава скользила над темным Велесовым следом, как солнечный луч над тропой змея.
Лютомер и Лютава уже почти вышли на поляну, где ждали их бойники, они уже видели среди деревьев огонь костра, как вдруг Лютомер, сперва замедлив шаг, совсем остановился.
– Иди. – Он выпустил руку сестры и кивнул ей в сторону поляны. – Иди к ребятам.
– А ты?
– За нами идет кто-то.
– Кто? – Лютава испугалась. – Вятичи?
– Нет, пожалуй. – Лютомер неуверенно покачал головой. – Из волхвов кто-то. Тот, кто сумел меня выследить. Воев там пока нет. Ты иди. Скажи десятникам, чтоб на тропе дозор выставили. Дело к утру, и если нас выследили, то все может быть. Если что, уходите в лес, обо мне не думайте, а я вас потом найду.
– Хорошо. – Лютава кивнула и пошла к поляне. – Если что, я след замету, но ты нас найдешь.
Она не сомневалась, что ее брат со всеми сложностями справится сам. Гораздо больше ее сейчас беспокоило то, что Молинку они не нашли, а уехать без нее нельзя. Однако до утра остается совсем мало времени – во влажной рубахе уже пробирал предутренний холод, хотелось завернуться в шерстяной плащ и сесть к костру. Плащ для нее у бойников, конечно, найдется.
– Да! – Лютомер, уже отойдя на несколько шагов обернулся. – Переоденься там – я тебе привез целый короб, и рубахи, и обуться, и плащ. Спроси Велигу, он знает где.
Лютава благодарно помахала ему рукой и пошла к поляне. Бойники, в первый миг вздрогнувшие – подумали, опять берегиня, – тут же узнали ее, вскочили, бросились навстречу, обступили. Отвечая на приветствия среди радостного галдежа, Лютава снова подумала – да где же Молинка?
А Лютомер почти бегом устремился через лес назад к опушке. Всем существом он ощущал, что к нему приближается источник какой-то светлой силы, и не просто приближается, а следует за ним. Глядя сквозь Навный мир, он видел неведомого гостя как живое пятно света, все ближе и ближе…
Неслышно пробираясь через лес, так что ни одна веточка не качалась и ни один сучок не хрустел, Лютомер прошел еще немного и остановился. Между деревьями мелькнула белая фигура, и в первый миг он тоже подумал – берегиня.
Высокая, стройная дева в белой рубахе, с длинными распущенными волосами тоже увидела его и замерла, прижавшись к березе и словно желая слиться с ней, спрятаться. Но нет – это ей не под силу. Теперь, вблизи, Лютомер разглядел, кто перед ним, – не берегиня, но человек, волхва высоких посвящений, способная призывать в себя дух Лады. Этот дух он и видел сквозь Навный мир как пятно солнечного света. А такая тут сейчас только одна. Особенно такая красивая, как мысленно отметил Лютомер. А значит, это…
– Здравствуй, Семислава Будогостевна, – сказал он, делая к ней несколько осторожных шагов – чтобы не напугать. – Не бойся, я не съем. Зачем ходишь тут одна, в глуши?
– Тебя ищу, варга Лютомер. – Женщина тоже сделала несколько шагов навстречу, тем самым показывая – я не боюсь.
– Меня ищешь? – Лютомер в выразительном удивлении поднял брови, хотя на самом деле не слишком удивился. – Вот спасибо! Каждый обрадуется, что его такая красавица ищет. Да в лесу, да купальской ночью.
Он подошел еще ближе, и Семислава невольно попятилась. Короткая ночь кончалась, воздух уже был серым, и она довольно хорошо видела своего собеседника. Раньше им не приходилось встречаться, и хотя она знала, что ей предстоит увидеть оборотня, вид его потряс ее даже больше, чем потрясал обычных людей, – ведь она видела больше, чем видят обычные люди, и ощущала его силу во всей глубине.
Высокий, плечистый, он олицетворял мощь лесного зверя, но при этом выглядел не тяжелым, а ловким и быстрым. Грубоватые черты лица, густые брови, глубоко посаженные глаза не давали назвать его красавцем, но мощь, дышавшая в каждой черте, придавала ему такое обаяние, что Семислава не могла оторвать от него глаз. В этот миг она была все равно что молоденькая девушка, впервые выпущенная родными на гуляния, никогда ранее не видавшая чужих парней – ведь она и впрямь впервые в жизни встретила мужчину, к которому не могла относиться с привычным снисхождением. Полуобнаженный – в его рубахе ушла Лютава, – с растрепавшимся хвостом длинных волос, сильный, гибкий и бесшумный, дышащий силой своего божественного отца и покровителя, Лютомер казался воплощением дикой лесной стихии, тем самым Богом Того Света, которого древние люди считали душой леса и называли Велесом.
А в ней жила богиня Лада, самим движением Кологода обреченная быть отданной ему. И Семислава вдруг с ужасом осознала, что уже подавлена и подчинена силой Велесова сына, что она почти не помнит, зачем пришла сюда. Уже казалось, что ее целью было… увидеть его? Только увидеть? Он явно имел в виду что-то другое, и не составляло труда догадаться – что.
– Что ты, варга Лютомер! – С трудом овладевая собой, Семислава снова попятилась. – Что ты! Не для того я тебя искала! Я – мужняя жена…
– Так и что? – Лютомер выразительно улыбнулся, и Семислава невольно улыбнулась ему в ответ. – На то и Купальская ночь, чтобы и мужним женам, и девкам простоволосым волю дать. Или я тебе не нравлюсь?
Не нравиться ей он не мог и знал это: сама сила Лады, которой Семислава служила, неумолимо толкала ее к нему.
Он придвинулся ближе и взял ее за руку. За спиной у нее была толстая береза, отступать оказалось некуда. Да и сил не хватало – лишь слегка придерживая ее пальцы, сын Велеса набросил на нее паутину чар, не дававшую шевельнуться. Всем своим чутким существом ощущая мощь этих чар, Семислава с ужасом поняла, что переоценила свои силы и напрасно отправилась отыскивать его этой ночью. Слишком давно она не встречала достойных соперников.
Он обнял Семиславу и бережно прижал к себе, словно прислушиваясь к ощущениям – не своим, а своего бога, которому предлагал эту сладкую жертву… Торопиться некуда – скованная чарами, она все равно не вырвется. Это была не та богиня, что жила в подземельях и чей срок править миром придет еще не скоро, а другая – та, что царила в земном мире сейчас и воплощала расцвет его сияющей летней красоты. Через своего земного сына и сам Велес мог принять участие в обрядах этой ночи, и Лютомер нашел одну из немногих женщин, которая достойна порадовать Подземного Владыку.