Когда девушка, забывшись, позволяла себе задуматься о том, что их ждет, сердце ее замирало. Как поведет себя тетя Пейшнс? Что будет с ней, когда придут забирать ее мужа? Она ведь сущий ребенок, и за ней придется присматривать, как за ребенком. Тетя снова тяжело поднялась в свою комнату, и Мэри услышала, как она волочит по полу коробки со своими вещами. Она заворачивала в шаль какой-нибудь подсвечник, клала его рядом с надтреснутым чайником и выцветшим муслиновым чепчиком, но тут же вынимала все это и хваталась за еще более ветхие сокровища.
   Джосс Мерлин хмуро наблюдал за суетой жены, разражаясь бранью, когда она что-нибудь роняла или спотыкалась о лежащие на полу вещи. За ночь его настроение опять изменилось. Ночное бдение сделало его еще более раздражительным, а напрасное ожидание прихода того, кого он так боялся, привело его в крайнее беспокойство. Он слонялся по дому, рассеянный и взвинченный, бормоча что-то себе под нос и поминутно поглядывая в окно, словно боясь, что кто-то неслышно подкрадется и застигнет его врасплох.
   Его нервозность передалась жене и Мэри. Тетя Пейшнс боязливо посматривала на мужа, тоже выглядывая в окно и прислушиваясь. Рот ее подергивался, руки теребили фартук.
   Из запертой кладовой не доносилось ни звука. Трактирщик не заходил туда и не упоминал имени разносчика. Это молчание казалось противоестественным и зловещим. Если бы Гарри выкрикивал непристойности или колотил в дверь, в этом не было бы ничего удивительного. Но он лежал в темноте без шороха и звука, и при всем отвращении к нему Мэри содрогалась при мысли о том, что он, быть может, уже мертв.
   В полдень они все трое уселись за кухонный стол обедать, но ели молча, как бы украдкой. Трактирщик, обычно отличавшийся волчьим аппетитом, угрюмо постукивал по столу пальцами и не притрагивался к тарелке с холодным мясом.
   Один раз Мэри подняла на него глаза и увидела, как он пристально смотрит на нее из-под косматых бровей. Страшная мысль мелькнула у нее в голове: а вдруг он подозревает ее, догадывается о ее планах? Она-то рассчитывала, что, как и накануне вечером, он будет в боевом настроении, и приготовилась подыгрывать ему, отвечать на шутку шуткой, стараясь не раздражать его. Но он сидел нахмурясь, погруженный в свои мрачные мысли. По горькому опыту девушка знала, что в такую минуту от него лучше держаться подальше. Однако, набравшись храбрости, она спросила, в какое время он намерен выехать.
   – Когда буду готов, – коротко ответил он.
   Но напугать Мэри было не так просто. Убрав со стола, она пошла еще на одну хитрость: уговорила тетю упаковать в дорогу корзину с провизией, а затем, повернувшись к Джоссу, вновь заговорила с ним:
   – Если мы выедем этой ночью, не лучше ли тете Пейшнс да и мне прилечь отдохнуть, чтобы набраться сил? Ночью нам уж не удастся поспать. Тетя Пейшнс с раннего утра на ногах, я тоже. Что проку сидеть здесь в ожидании сумерек?
   Она старалась говорить как можно естественнее, но внутри вся тряслась от страха. Она ждала ответа, не осмеливаясь взглянуть ему в глаза.
   Трактирщик отвечать не спешил, и Мэри, чтобы справиться с волнением, повернулась к буфету, делая вид, что ищет там что-то.
   – Пока можете идти отдыхать, коли есть охота, – произнес он наконец.
   – А потом придется поработать. Ты права, ночью уж будет не до сна. Ступайте обе, хоть на время избавьте меня от вашего присутствия.
   Добившись своей цели, девушка для вида немного помешкала у буфета, боясь, как бы слишком поспешный уход не вызвал подозрений. Тетя Пейшнс, которая всегда безмолвно повиновалась ему, будто марионетка, послушно отправилась к себе.
   Оказавшись в своей комнатке над крыльцом, Мэри заперла дверь на ключ.
   Сердце ее стучало вовсю, и трудно было сказать, от чего больше – от страха или от возбуждения перед предстоящим рискованным приключением. До Олтернана было почти четыре мили; она могла преодолеть это расстояние за час. Если выйти из "Ямайки" в четыре часа, когда начнет темнеть, то можно успеть вернуться назад вскоре после шести, а хозяин едва ли придет будить ее раньше семи. Стало быть, у нее есть три часа. Она уже придумала, как выбраться из дома. Нужно вылезти на крышу крыльца и спрыгнуть на землю, как Джем. Ничего страшного, в худшем случае отделается небольшими царапинами, не считая легкого испуга. Во всяком случае это безопаснее, чем пытаться выйти через дверь, рискуя натолкнуться на дядю. К тому же тяжелую дверь невозможно открыть без шума, а чтобы выйти на улицу через бар, надо пройти мимо открытой двери в кухню.
   Мэри надела на себя самое теплое платье и трясущимися руками заколола на груди старую шаль. Мучительнее всего было ожидание. Только бы начать действовать, добраться до дороги, и к ней вернутся мужество и решимость.
   Сидя у окна, она смотрела на пустой двор и безлюдную дорогу, ожидая с нетерпением, когда часы в холле пробьют четыре. И вот они зазвучали, резко ударив по нервам, как сигнал тревоги. Мэри открыла дверь и прислушалась.
   Вслед за боем часов ей почудились шаги и шепот. Но это была лишь игра воображения – в доме стояла полнейшая тишина. Только часы продолжали отсчитывать минуты. Теперь каждая секунда была драгоценна, нужно было торопиться.
   Закрыв за собой дверь, Мэри снова заперла ее на ключ и подошла к окну.
   Она пролезла через отверстие в стекле, как это сделал Джем, ухватилась руками за подоконник и в следующее мгновение уже сидела верхом на крыше крыльца, глядя вниз на землю.
   Смотреть вниз было страшновато, крыльцо казалось очень высоким. А одеялом воспользоваться она не могла. Мэри попробовала встать, но удержаться на скользкой черепице было невозможно. Тогда она уцепилась за подоконник и, зажмурившись, прыгнула вниз. Почти тотчас ее ноги коснулись земли – прыжок оказался пустяковым делом, как она и предполагала вначале. Но Мэри все-таки ободрала руки о черепицу и сразу вспомнила, как она вывалилась из кареты в лощине у побережья.
   Мэри оглянулась на "Ямайку", мрачную и серую в надвигавшихся сумерках, с плотно закрытыми ставнями. Она подумала о страшных тайнах, которые хранят стены трактира, об ужасных беззакониях и злодеяниях, свидетелем которых стал этот дом, некогда знавший и яркие огни, и праздничное веселье, и радостный смех. Все это было до того, как здесь поселился дядя, превратив "Ямайку" в зловещий притон. Она повернулась к трактиру спиной, как невольно отворачиваешься от дома, где лежит покойник, и вышла на дорогу.
   Вечер был погожий – в этом ей по крайней мере уже повезло, – и она решительно зашагала к своей цели, устремив взгляд на простиравшуюся впереди длинную белую дорогу. Сумерки сгущались. По обе стороны от дороги чернела пустошь. Далеко слева виднелись высокие пики холмов. Когда Мэри только выходила, они были окутаны дымкой, теперь же начали погружаться во тьму.
   Было очень тихо и безветренно. Скоро взойдет луна. Подумал ли об этом дядя?
   Для нее же это не имело значения. В эту ночь ей нечего бояться болот. Она шла по твердой дороге, болота оставались в стороне.
   Наконец она добралась до развилки Пяти Дорог и, повернув налево, стала спускаться вниз по крутому холму к Олтернану. Проходя мимо освещенных коттеджей и вдыхая приятный запах дыма, струившегося из труб, она испытывала волнение. Отовсюду неслись милые ее сердцу звуки: лай собак, шелест деревьев, скрип колодца. Двери были раскрыты, из домиков доносились голоса.
   За изгородью кудахтали куры. Какая-то женщина кричала на ребенка, а он отзывался плачем. Мимо прогромыхала телега, и возчик пожелал ей доброго вечера. Тут царили неспешное движение, мир и покой. Девушка радостно вдыхала знакомые деревенские запахи.
   Миновав коттеджи, Мэри направилась к дому викария. Он стоял рядом с церковью. Окна не светились, дом был объят тьмой и безмолвием. Деревья скрывали его от взоров. У Мэри вновь возникло то же впечатление, что и в первый раз: этот дом жил прошлым, погруженный в сновидения, не ведая о настоящем. Она постучала в дверь висевшим рядом молоточком, и стук эхом отозвался в пустом доме. Заглянула в окна, они слепо чернели.
   Ругая себя за собственную глупость, девушка повернула назад, к церкви.
   Фрэнсис Дейви, конечно же, сейчас там, ведь сегодня воскресенье. Она стояла, не зная, как быть, но тут ворота отворились и на дорожку вышла молодая женщина с цветами в руках. Она внимательно посмотрела на Мэри и, поняв, что перед ней незнакомка, хотела уже пройти мимо, сказав лишь "добрый вечер", но девушка подошла к ней.
   – Простите, пожалуйста, – сказала Мэри, – я вижу, вы вышли из церкви. Не скажете ли, мистер Дейви там?
   – Нет, – ответила женщина и спросила:
   – Вы хотели его видеть?
   – Да, и очень срочно, – сообщила девушка. – Я была у него дома, стучалась, но никто не открыл. Не могли бы вы помочь мне?
   Женщина посмотрела на нее с удивлением и покачала головой.
   – Сожалею, – сказала она. – Викария нет дома. Он отправился читать проповедь в другом приходе, далеко отсюда, и должен вернуться только завтра.



14


   Мэри с недоверием смотрела на женщину.
   – Уехал? – переспросила она. – Но это невозможно, вы, конечно же, ошибаетесь.
   Она настолько уповала на помощь викария, что восприняла известие о его отъезде как крушение всех надежд. У женщины был обиженный вид, она явно не могла понять, почему эта незнакомая девушка ставит ее слова под сомнение.
   – Викарий уехал еще вчера днем, – объяснила она. – Уехал сразу же после обеда. Уж мне ли не знать, ведь я веду хозяйство в его доме.
   Видимо, она заметила на лице Мэри горькое разочарование и заговорила более мягким тоном.
   – Если вы хотите передать ему что-то, сделайте это через меня… – начала было она, но девушка лишь удрученно покачала головой. Мужество оставило ее.
   – Будет слишком поздно, – промолвила она в отчаянии. – Это вопрос жизни и смерти. Раз мистера Дейви нет, я даже не знаю, к кому обратиться.
   В глазах женщины блеснуло любопытство.
   – Кто-нибудь заболел? – поинтересовалась она. – Я могу показать вам, где живет наш доктор, если нужна его помощь. Откуда вы прибыли?
   Мэри не ответила. Она мучительно искала выход из создавшегося положения. Дойти до Олтернана и снова вернуться в "Ямайку" без подмоги было немыслимо. Довериться живущим здесь, в поселке, людям она не могла, да они и не поверили бы ей. Нужно найти кого-нибудь, кто представлял бы власть, кто знает о Джоссе Мерлине и трактире "Ямайка".
   – А где живет ближайший мировой судья? – спросила она наконец.
   Нахмурив лоб, женщина стала соображать.
   – Здесь, в Олтернане, никого нет, – сказала она задумчиво. – Ближе всех, пожалуй, будет сквайр Бассет из Норт-Хилла, а это, верно, мили четыре отсюда, может, больше, а может, и меньше. Точно не скажу, никогда там не бывала. Но вы ведь, конечно, не пойдете туда ночью.
   – Я должна, – произнесла Мэри, – у меня нет иного выхода. И нельзя терять ни минуты. Простите, что я так скрытна, но у меня большая беда, и только ваш викарий или мировой судья могут помочь мне. Скажите, дорогу на Норт-Хилл трудно найти?
   – Да нет, довольно легко. Пройдете мили две по Лонстонской дороге, а затем у развилки свернете направо. Но идти туда девушке одной в ночную пору… Даже я бы не решилась. Там, на болотах, встречается опасный люд. В последнее время мы и шагу из дому не смеем ступить. Даже на королевской дороге, случается, и грабят, и того паче.
   – Спасибо вам за сочувствие, я вам очень благодарна, но я всю жизнь провела в глухих местах и не боюсь.
   – Как знаете, – с сомнением отвечала женщина. – Ко лучше бы вам остаться здесь и дождаться викария, если это возможно.
   – Это невозможно, – твердо произнесла Мэри. – Но когда он вернется, вы могли бы передать ему, что… Впрочем, подождите. Если у вас есть перо и бумага, я напишу ему записку, так будет лучше.
   – Прошу вас, зайдемте ко мне, и вы напишете все, что вам нужно. Я отнесу записку в его дом и оставлю на столе, где он увидит ее, как только вернется.
   Мэри зашла с женщиной в ее домик и стояла в нетерпении, пока та искала на кухне перо. Время шло так быстро, а непредвиденный визит в Норт-Хилл опрокидывал все ее расчеты. Вряд ли она успеет повидать мистера Бассета и вернуться в "Ямайку" ко времени. Обнаружив ее бегство, дядя, конечно, ускорит отъезд, и все ее усилия окажутся напрасными.
   Наконец женщина вернулась с бумагой и пером, и Мэри поспешно принялась писать, не выбирая слов:
   "Я пришла просить вас о помощи, но не застала. К этому времени вы, наверно, уже с ужасом узнали, как и все в этой округе, о кораблекрушении в сочельник. Это дело рук моего дяди и его банды из "Ямайки''. Об этом вы уже, конечно, догадались. Он знает, что подозрение падет на него и поэтому собирается сегодня ночью покинуть трактир и, переправившись через Теймар, добраться до Девона. Не найдя вас здесь, отправляюсь как можно скорее к мистеру Бассету в Норт-Хилл, чтобы рассказать ему обо всем, предупредить о готовящемся бегстве, дабы он мог сразу же послать в "Ямайку'' людей и схватить моего дядю, пока не поздно. Передаю эту записку вашей экономке, которая, надеюсь, положит ее так, что вы сразу же по приезде найдете ее.
   Тороплюсь, за сим, Мэри Йеллан".
   Сложив записку, она вручила ее женщине, поблагодарила, еще раз заверила, что дорога ее не пугает, после чего вновь пустилась в путь. С тяжелым сердцем покидала она Олтернан, одиноко взбираясь на холм, отделявший деревню от дороги.
   Мэри настолько уверовала в Фрэнсиса Дейви, что все еще не могла осознать, что его не оказалось дома, и именно теперь. Как будто, уехав, он предал ее. Разумеется, он не знал, что она нуждается в нем, а если бы и знал, у него, возможно, были свои более важные дела. Но как же горько и обидно было оставить позади приветливо светившийся огнями Олтернан, так ничего и не добившись. Может быть, именно в этот момент дядя стучит в дверь ее спальни, ожидая в нетерпении ее ответа. Не получив его, он взломает дверь. Увидев разбитое окно, поймет, что она убежала. Как это повлияет на его планы, можно было только гадать. Знать этого она не могла. Ее волновала тетя Пейшнс, которая последует за мужем, как преданная собака за хозяином.
   Мысль об этом заставляла Мэри бежать что было мочи по пустынной белой дороге, сжав кулаки.
   Наконец она добежала до развилки и свернула, как подсказала ей экономка викария, направо, на узкую извилистую дорожку. По обе стороны шла зеленая изгородь, скрывавшая от глаз пустошь. Дорожка вилась и кружила, как тропинки в Хелфорде. Мэри радостно сошла на нее с унылой и однообразной столбовой дороги. На сердце стало веселее. Девушка старалась подбодрить себя мыслью о предстоящей встрече с семейством Бассетов, представляя их себе добрыми и любезными людьми, похожими на Вивиянсов из Треловарена, и надеясь, что они выслушают ее с сочувствием и пониманием. Конечно, со сквайром она познакомилась не в лучший для него момент – он явился в "Ямайку" в самом скверном настроении. Она сожалела теперь, что, вопреки своей воле, ввела его тогда в заблуждение. Что до его супруги, то та, вероятно, узнала, что на ярмарке в Лонстоне ее одурачил конокрад. Мэри просто повезло, что ее не оказалось рядом с Джемом, когда он перепродавал коня законной владелице.
   Девушка продолжала рисовать в своем воображении приятную встречу с четой Бассетов, однако эти досадные эпизоды то и дело всплывали в ее памяти. В глубине души она с трепетом думала о предстоящем свидании.
   Ландшафт вновь изменился; темные лесистые холмы остались в стороне, где-то рядом слышалось журчание бегущего среди камней ручья. Пустошь кончилась. Над верхушками деревьев показалась луна, осветив тропинку, которая вела вниз к поросшей деревьями долине. Наконец она приблизилась к воротам усадьбы. Тропинка шла дальше, к деревне.
   За воротами она увидела особняк. Должно быть, это и был Норт-Хилл, где проживал сквайр. Мэри направилась по аллее, ведущей от ворот к дому. Вдалеке церковные часы пробили семь. Вот уже три часа, как она ушла из "Ямайки". По мере приближения к дому волнение ее усиливалось. Ласковый свет луны еще не коснулся дома. Большой и темный, он казался грозным и неприступным. Мэри позвонила в большой колокольчик, висевший у дверей. Раздался яростный лай.
   Мэри ждала. Вскоре в доме послышались шаги, и слуга открыл дверь. Он прикрикнул на собак, которые, высунув морды на улицу, обнюхивали ноги девушки. Мэри вдруг стало стыдно своего старенького платья и простого платка. Она почувствовала себя маленькой и жалкой.
   – Я бы хотела видеть мистера Бассета по неотложному делу, – произнесла она. – Мое имя ему ничего не скажет, но если бы он согласился выслушать меня, я бы все ему объяснила. Это дело крайней важности, иначе я не стала бы его беспокоить в столь поздний час в воскресенье.
   – Мистер Бассет уехал сегодня утром в Лонстон, – ответил слуга. – Его срочно вызвали, и он еще не воротился.
   На этот раз Мэри не смогла сдержаться, из ее груди вырвался стон отчаяния.
   – Я проделала такой долгий путь! – горестно воскликнула она, как будто само ее страдание могло заставить сквайра тут же вернуться в Норт-Хилл. – Если в течение часа я с ним не встречусь, случится нечто ужасное – страшный преступник скроется от закона. Вы глядите на меня в недоумении, но я говорю правду. Если бы здесь был кто-нибудь, к кому я могла бы обратиться…
   – Миссис Бассет дома, – сообщил слуга, сгорая от любопытства. – Возможно, она примет вас, ежели у вас такое срочное дело. Следуйте, пожалуйста, за мной в библиотеку. На собак не обращайте внимания, они вас не тронут.
   Словно во сне, Мэри прошла через холл, понимая лишь, что ее план снова провалился. Все пропало.
   Просторная, ярко освещенная библиотека, в которой пылал камин, показалась ей чем-то неземным. Глаза Мэри уже привыкли к темноте, и от яркого света она невольно зажмурилась. Женщина, в которой Мэри сразу узнала нарядную даму с ярмарочной площади в Лонстоне, сидела в кресле перед огнем и читала детям вслух, когда слуга ввел девушку в библиотеку. Она с удивлением подняла голову.
   С некоторым волнением слуга принялся объяснять:
   – Мадам, эта молодая особа пришла с очень важным известием для сквайра, – сказал он. – Я подумал, что лучше привести ее прямо к вам.
   Миссис Бассет немедленно поднялась с кресла, уронив при этом книгу с колен.
   – Неужели что-нибудь случилось с лошадьми? – спросила она. – Ричардс говорил мне, что Соломон кашляет, а Бриллиант отказывается от корма. При таком конюхе может случиться все, что угодно.
   Мэри покачала головой.
   – Мои дурные вести никак не касаются вашего хозяйства, – серьезно ответила она. – Я здесь совершенно по другому поводу. Если бы мне можно было поговорить с вами наедине…
   Услышав, что с лошадьми ничего не произошло, миссис Бассет, видимо, испытала облегчение. Она быстро сказала что-то детям, и они резво выбежали из комнаты в сопровождении слуги.
   – Чем могу быть вам полезной? – милостиво спросила она. – Вы выглядите бледной и усталой. Не желаете ли присесть?
   Испытывая нетерпение, Мэри покачала головой.
   – Благодарю вас, но мне необходимо знать, когда мистер Бассет должен вернуться домой.
   – Не имею понятия, – отвечала его супруга. – Ему пришлось спешно выехать, и, по правде говоря, я очень тревожусь за него. Если этот ужасный трактирщик окажет сопротивление, а это следует ожидать, то, хотя там и будут солдаты, мистер Бассет может быть ранен.
   – Что вы имеете в виду? – быстро спросила Мэри.
   – Да ведь сквайр отправился выполнять очень опасную миссию. Ваше лицо мне не знакомо, и мне следует заключить, что вы не из Норт-Хилла, иначе вы не могли бы не слышать об этом Мерлине, который содержит трактир у Бодминской дороги. Сквайр довольно давно подозревал, что тот повинен в ужасных преступлениях, но лишь сегодня получил полнейшее доказательство. Он сразу же отправился в Лонстон за помощью, и, судя по тому, что сказал мне перед отъездом, он намеревается окружить трактир этой ночью и схватить его обитателей. Разумеется, он поедет, хорошо вооружившись, и с отрядом солдат, но я не успокоюсь, пока он не вернется.
   Что-то в выражении лица Мэри, видимо, насторожило ее. Она вдруг сильно побледнела и попятилась к камину. Рука ее потянулась к шнуру колокольчика.
   – Вы та девушка, о которой он рассказывал, – быстро произнесла она.
   – Служанка из трактира, племянница хозяина. Стойте на месте, не двигайтесь, иначе я позову слуг. Да, так оно и есть: вы – та девушка. Я знаю, он вас описал. Что вам от меня нужно?
   Мэри умоляюще протянула к ней руку; лицо ее было так же бледно, как у женщины возле камина.
   – Я не причиню вам вреда, – заверила она. – Пожалуйста, не звоните.
   Дайте мне объясниться. Да, я девушка из трактира "Ямайка".
   Но миссис Бассет явно не доверяла ей. Она с тревогой смотрела на Мэри, держась рукой за шнур.
   – У меня нет здесь денег, – произнесла она. – Я ничего не могу сделать для вас. Если вы пришли просить за дядю, то слишком поздно.
   – Вы меня не так поняли, – спокойно сказала Мэри. – А хозяин "Ямайки" не родственник мне, он всего лишь муж моей тети. Почему я жила там, сейчас не важно, это слишком длинная история. Я боюсь и презираю его больше, чем вы или кто-либо другой в этом крае, и у меня есть на то свои причины.
   Пришла же я сюда, чтобы предупредить мистера Бассета, что хозяин намерен покинуть трактир этой ночью и, таким образом, избежать правосудия. У меня есть твердые доказательства его вины, которыми, я думаю, не располагает мистер Бассет. Вы говорите, что он уехал и теперь, возможно, уже находится у "Ямайки". Стало быть, я лишь напрасно потратила время, добираясь сюда.
   Тут она без сил опустилась на стул и, сложив руки на коленях, невидящим взором уставилась на огонь в камине. Ее силы были исчерпаны, и она не в состоянии была более думать. В уставшем мозгу застряла одна мысль: все ее усилия оказались совершенно напрасными. Ей вовсе не нужно было покидать своей спальни в "Ямайке". В любом случае мистер Бассет явился бы туда. Ее тайное вмешательство лишь привело к той самой ошибке, которой она хотела избежать. Она отсутствовала слишком долго. Обо всем догадавшись, дядя, скорее всего, уже сбежал. Сквайр Бассет со своими людьми найдет трактир пустым.
   Мэри подняла глаза на хозяйку дома.
   – Я сделала большую глупость, придя сюда, – беспомощно призналась она. – Думала, смогу обхитрить дядю, но только подвела всех и саму себя.
   Если мой дядя обнаружит, что меня нет в комнате, он сразу догадается, что я его выдала. Он уедет из "Ямайки" до того, как туда прибудет мистер Бассет.
   Жена сквайра отпустила шнур колокольчика и подошла к девушке.
   – Вы говорите искренне, и у вас честное лицо, – ласково произнесла она. – Простите, что не правильно судила о вас, но трактир "Ямайка" имеет ужасную репутацию, и, наверно, любой на моем месте повел бы себя так же, неожиданно повстречав племянницу трактирщика. Вы оказались в страшной ситуации, и я считаю, что вы проявили большое мужество, пройдя столько миль, чтобы предупредить моего мужа! Я бы с ума сошла от страха. Но как же мне следует поступить? Я очень хочу помочь вам.
   – Мы не можем ничего сделать, – сказала Мэри, покачав головой. – Думаю, мне остается только ждать возвращения мистера Бассета. Не очень-то он обрадуется, узнав, что я наделала. Видит Бог, я заслуживаю самого жестокого упрека…
   – Я замолвлю за вас словечко, – успокоила ее миссис Бассет. – Вы никак не могли знать, что моего мужа уже поставили в известность. Если потребуется, я сумею уговорить его смягчиться. Радуйтесь, что вы здесь, в безопасности.
   – А откуда сквайр так неожиданно узнал обо всем? – спросила Мэри.
   – Не имею представления. Как я уже вам говорила, за ним вдруг прислали утром. Он сообщил мне лишь самую суть, пока седлали его лошадь, и ускакал.
   Ну, а теперь отдохните и забудьте на время об этом отвратительном деле. Вы, наверно, умираете с голоду.
   Она снова подошла к камину и на сей раз решительно подергала за шнур колокольчика. Несмотря на то что из-за волнения и расстройства она еле соображала, Мэри не могла не отметить иронии ситуации. Хозяйка дома, еще недавно угрожавшая девушке, что ее схватят слуги, теперь оказывает ей гостеприимство, отдавая приказание тем же слугам подать ей ужин. Она также подумала о сцене на базарной площади, когда эта дама, в бархатной накидке и шляпе с перьями, заплатила крупную сумму за свою собственную лошадь. Мэри хотела бы узнать, открылось ли это надувательство, но если бы ее роль в обмане стала известна, едва ли миссис Бассет была бы так гостеприимна.
   Между тем в комнате появился слуга. Его лицо выражало любопытство, ему не терпелось узнать, что происходит. Вошедшие вместе с ним собаки подошли к девушке познакомиться. Они виляли хвостами, тычась мягкими носами ей в руки, и принимали ее как свою. Пребывание в этом барском доме в Норт-Хилле все еще казалось Мэри чем-то нереальным. Как она ни старалась, ей не удавалось избавиться от волнения и напряжения. Она чувствовала, что не имеет права сидеть здесь перед пылающим камином, когда у "Ямайки", вероятно, идет смертный бой.