Страница:
В трактире было, как обычно, темно и пустынно. Хозяин вернулся к торфяной куче в глубине огорода, а тетя Пейшнс хлопотала на кухне.
Неожиданный визит нарушил монотонность невыносимо долгих, скучных дней. Джем Мерлин с собой принес частицу того мира, который лежал где-то за болотами и суровыми скалистыми громадами. Казалось, с его отъездом дневной свет померк.
Небо потемнело, с запада налетел ветер, опять полил дождь. Вершины холмов заволокло туманом. Порывы ветра пригибали черный вереск к земле. На смену раздражительности, владевшей девушкой с начала дня, пришли отупение, безразличие, физическая усталость и отчаяние. Впереди лежала череда тоскливых дней и недель в окружении каменных стен "Ямайки" и все тех же нескончаемых холмов. Правда, была еще белая, зовущая в путь дорога.
Она подумала о Джеме Мерлине, о том, как он скачет во весь опор, пришпоривая коня и насвистывая песенку, с непокрытой головой, и нипочем ему ни дождь, ни ветер. У него своя дорога.
Потом ей вспомнилась тенистая тропа, что вела к ее родной деревне в Хелфорде. Кружа и извиваясь, она неожиданно поворачивала к реке, где важно вышагивали по илистому берегу утки и пастух созывал в рожок жующих зеленую травку коров. Там все шло по заведенному порядку, жизнь продолжалась, но без нее. Она же была привязана к "Ямайке" обещанием, которое не имела права нарушить. Шаги тети Пейшнс, сновавшей взад и вперед по кухне, служили ей напоминанием и предостережением.
Мэри в одиночестве сидела в гостиной и печально смотрела, как дождевые струйки бегут по оконному стеклу. Слезы катились по ее щекам, но она их даже не вытирала. Ветер, задувавший в дверь, которую она забыла закрыть, трепал полоску отставших от стены обоев. Прежде на них был розовый узор, теперь он выцвел и посерел, а от сырости проступили темно-коричневые пятна. Девушка отвернулась от окна. Холодная, мертвящая душу атмосфера "Ямайки" окутала ее.
Неожиданный визит нарушил монотонность невыносимо долгих, скучных дней. Джем Мерлин с собой принес частицу того мира, который лежал где-то за болотами и суровыми скалистыми громадами. Казалось, с его отъездом дневной свет померк.
Небо потемнело, с запада налетел ветер, опять полил дождь. Вершины холмов заволокло туманом. Порывы ветра пригибали черный вереск к земле. На смену раздражительности, владевшей девушкой с начала дня, пришли отупение, безразличие, физическая усталость и отчаяние. Впереди лежала череда тоскливых дней и недель в окружении каменных стен "Ямайки" и все тех же нескончаемых холмов. Правда, была еще белая, зовущая в путь дорога.
Она подумала о Джеме Мерлине, о том, как он скачет во весь опор, пришпоривая коня и насвистывая песенку, с непокрытой головой, и нипочем ему ни дождь, ни ветер. У него своя дорога.
Потом ей вспомнилась тенистая тропа, что вела к ее родной деревне в Хелфорде. Кружа и извиваясь, она неожиданно поворачивала к реке, где важно вышагивали по илистому берегу утки и пастух созывал в рожок жующих зеленую травку коров. Там все шло по заведенному порядку, жизнь продолжалась, но без нее. Она же была привязана к "Ямайке" обещанием, которое не имела права нарушить. Шаги тети Пейшнс, сновавшей взад и вперед по кухне, служили ей напоминанием и предостережением.
Мэри в одиночестве сидела в гостиной и печально смотрела, как дождевые струйки бегут по оконному стеклу. Слезы катились по ее щекам, но она их даже не вытирала. Ветер, задувавший в дверь, которую она забыла закрыть, трепал полоску отставших от стены обоев. Прежде на них был розовый узор, теперь он выцвел и посерел, а от сырости проступили темно-коричневые пятна. Девушка отвернулась от окна. Холодная, мертвящая душу атмосфера "Ямайки" окутала ее.
6
Той же ночью снова прибыли повозки. Мэри проснулась, как от толчка, – часы в холле пробили два раза, и почти тут же у крыльца послышались шаги и приглушенные голоса. Выскользнув из постели, она подошла к окну. Да, это были они: на сей раз всего полдюжины людей на двух телегах, в каждую запряжено по одной лошади.
При тусклом свете фонаря все выглядело, как в кошмарном сне: повозки походили на катафалки, а люди – на призраков, которые исчезнут с первыми проблесками зари. И в людях и в повозках, появившихся тайно под покровом ночи, было что-то зловещее.
Сейчас Мэри воспринимала все гораздо острее, чем в первый раз, ибо теперь она знала, чем они промышляют. Контрабандисты доставляли в "Ямайку" запрещенные товары. В прошлый раз один из них был убит. А что, если сегодня вновь свершится злодейство! Все происходившее во дворе пугало и в то же время завораживало ее. Мэри просто не могла отойти от окна. Повозки приехали пустыми, и их загружали товаром, который был спрятан в трактире в ту страшную субботнюю ночь. Мэри решила, что трактир служил временным складом; при удобном случае повозки приезжали вновь, груз перевозили к берегу Теймара и там сбывали с рук. Расстояния, на которые перевозились товары, были столь велики, что в контрабанду наверняка втянуты сотни людей от Пензанса и Сент-Ива на юге до Лонстона на границе с Девоном на севере. В Хелфорде редко говорили о контрабанде, да и то со снисходительной усмешкой и перемигиванием – трубка, набитая контрабандным табаком, или бутылочка бренди с какого-нибудь судна в Фалмуте были роскошью, которую хелфордцы изредка позволяли себе, не испытывая угрызений совести.
Однако то, что происходило здесь, выглядело отнюдь не безобидным делом, но жестоким и даже кровавым. Тут уж не до усмешек. А если в одном из контрабандистов вдруг пробуждалась совесть, его ждала петля. В цепи этого предприятия, которая тянулась от побережья до границы с соседним графством, не должно быть ни одного слабого звена. Бунтарю – веревка вокруг шеи. Тот незнакомец заколебался – и поплатился жизнью.
Вдруг Мэри пришло в голову, что утренний визит Джема Мерлина в "Ямайку" не случаен, и она почувствовала горечь разочарования. По странному совпадению в ту же ночь вновь объявились контрабандисты. Джем упоминал, что недавно вернулся из Лонстона, а ведь Лонстон стоит на берегу Теймара. Мэри вспыхнула от негодования. Как бы там ни было, заснула она нынче с мыслью, что, возможно, найдет в нем друга. Какая глупость с ее стороны! Совпадение слишком очевидно, ошибки быть не могло.
Джем мог не ладить с братом, но они связаны одним делом. Он прискакал в "Ямайку", чтобы предупредить хозяина о том, что ночью приедут порожние повозки. Все ясно как Божий день. Ну а потом, пожалев Мэри, он посоветовал ей уехать в Бодмин. Здесь не место для девушки, сказал он. Еще бы, кому как не ему знать – это ведь он из той же шайки. С какой стороны ни глянь, в "Ямайке" творились отвратительные дела, а она оказалась в этом страшном месте с беспомощной, как ребенок, тетей Пейшнс на руках. Положение казалось Мэри совершенно безвыходным.
Вскоре обе телеги были нагружены, люди забрались на них и уехали. Этой ночью все совершилось довольно быстро.
Сверху Мэри были видны огромные голова и плечи дяди, который стоял у крыльца с фонарем в руке; свет его прикрывала заслонка. Телеги выкатились со двора и, как и предполагала Мэри, повернули налево в сторону Лонстона. Она отошла от окна и легла в постель. Почти сразу же послышались шаги дяди, он поднялся по лестнице и направился в спальню. В гостевой комнате в ту ночь никого не было.
Несколько дней было тихо – в "Ямайку" никто больше не заезжал. Лишь однажды по дороге в Лонстон черным испуганным жуком прошмыгнула почтовая карета.
Наконец выдалось ясное утро, на безоблачном небе засияло солнце. На фоне темно-голубого неба четко вырисовывались холмы, трава на болотах, обычно коричневатая, подернулась тонким слоем льда. В затвердевшей грязи виднелись четкие следы коровьих копыт. Легкий северо-восточный ветер тихо насвистывал свою песенку, морозец пощипывал щеки.
При виде солнца Мэри, как обычно, приободрилась и с утра принялась во дворе за стирку. Закатав рукава, она опустила руки в корыто: горячая мыльная пена приятно ласкала ее кожу, покрасневшую от холода. Ей было легко и хорошо, и, стирая, она тихонько напевала. Дядя ускакал куда-то на болота; ее охватило ощущение свободы. Стены дома укрывали от ветра. Мэри отжимала белье и развешивала его на невысоком кусте утесника, ярко освещенного солнцем; к полудню все должно высохнуть.
Вдруг она услышала стук в окно и подняла голову. Тетя Пейшнс с бледным, искаженным от страха лицом знаками звала ее в дом. Мэри вытерла руки о фартук и побежала к задней двери. Едва она вошла на кухню, как тетя, вцепившись в нее трясущимися руками, стала что-то бормотать. От волнения она заикалась и захлебывалась словами.
– Успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь, – проговорила Мэри. – Я не могу разобрать, что вы лепечете. Ради Бога, сядьте и выпейте воды. Ну, что стряслось?
Несчастная женщина раскачивалась на стуле взад и вперед, рот ее опять нервно подергивался, она кивала головой в сторону двери.
– Там мистер Бассет из Норт-Хилла, – прошептала она. – Я увидала его из окна гостиной. Он прискакал на лошади, и с ним еще один джентльмен. О Господи, что же нам делать?
Не успела она договорить, как у парадного входа раздался громкий стук.
Последовала небольшая пауза, и в дверь забарабанили снова.
Тетя Пейшнс застонала, прижала руки ко рту и в отчаянии стала грызть ногти.
– Зачем он явился? – рыдала она. – Он ни разу не появлялся здесь, избегал нас. Он что-то прослышал, я знаю. Ой, Мэри, что делать? Что мы ему скажем?
Мэри принялась лихорадочно думать. Она была в большом затруднении. Если это мистер Бассет, а он представитель власти, то у нее появился шанс разоблачить дядю, рассказав о повозках и обо всем, что видела с момента приезда. Девушка посмотрела на трясущуюся от ужаса тетушку.
– Мэри, Мэри, ради всего святого, придумай, что мне говорить, – молила она. Схватив руку племянницы, тетя Пейшнс прижала ее к сердцу.
В дверь дубасили вовсю.
– Послушайте меня, – произнесла Мэри. – Надо его впустить, или он вышибет дверь. Возьмите себя в руки. Скажите только, что дяди Джосса нет дома и вы ничего не знаете. Я пойду с вами.
Тетя бросила на нее дикий, полный отчаяния взгляд.
– Мэри, – сказала она, – если мистер Бассет спросит тебя, что ты знаешь, ты ведь не расскажешь ему, правда? Я могу положиться на тебя? Ты не скажешь ему о повозках? Если Джосс попадет в беду, я на себя руки наложу, так и знай, Мэри.
После этих слов Мэри уже не рассуждала. Она скорее солжет и угодит в ад, чем заставит тетю страдать, однако из положения выпутываться все равно надо.
– Пойдемте вместе, – сказала она. – Мы долго не задержим мистера Бассета. Вам нечего бояться, я ничего не скажу.
Они вышли в холл, и Мэри отодвинула засов тяжелой парадной двери. Около крыльца стояли двое. Один колотил в дверь; другой, крупный дородный мужчина в плотном макинтоше с капюшоном, сидел верхом на прекрасном гнедом скакуне.
Шляпа его была низко надвинута на лоб, но Мэри все же заметила лицо в глубоких морщинах и подумала, что он, верно, немало повидал на своем веку.
На вид ему было лет пятьдесят.
– Долго же вы заставляете ждать! – воскликнул он. – Похоже, приезжих тут встречают не очень радушно. Хозяин дома?
Тетя Пейшнс толкнула Мэри в бок, и та ответила:
– Мистера Мерлина нет дома. Не желаете ли выпить чего-нибудь, я вас обслужу, если угодно пройти в бар.
– Выпить? Какого черта! За этим я бы в "Ямайку" не поехал. Мне надо поговорить с хозяином. Эй, вы ведь жена хозяина? Когда вы ждете его домой?
Тетя Пейшнс попыталась изобразить реверанс.
– Изволите ли видеть, мистер Бассет, – заговорила она неестественно громко и отчетливо, как ребенок, отвечающий старательно выученный урок, – мой муж уехал сразу же после завтрака, и я, право, не знаю, вернется ли он до ночи.
– Гм, – проворчал сквайр, – вот некстати. Я хотел сказать пару слов мистеру Джоссу Мерлину. Послушайте-ка, милейшая, вашему дорогому муженьку самым подлым образом удалось купить "Ямайку" у меня за спиной, но мы не станем сейчас ворошить прошлое. Однако я не потерплю, чтобы моя земля и все окрест стали притчей во языцех, рассадником зла и беспутства.
– Уверяю вас, мистер Бассет, я не понимаю, о чем вы говорите, – отвечала тетя Пейшнс, кусая губы и теребя платье. – Живем мы здесь очень тихо… В самом деле… Да вот и племянница моя скажет вам то же.
– Полноте, – возразил сквайр, – не делайте из меня дурака. Ваше заведение давно у меня на примете. У него дурная слава, и на то должны быть причины, миссис Мерлин. О "Ямайке" ходят толки да пересуды по всей округе, аж до самого побережья. Нечего передо мной притворяться. Эй, Ричардс, придержи-ка эту чертову лошадь!
Второй мужчина, судя по одежде, слуга, взял лошадь под уздцы, и мистер Бассет тяжело спрыгнул на землю.
– Раз уж я тут, дайте-ка посмотреть, что у вас делается, – сказал он.
– И заявляю вам, что протестовать бесполезно. Я мировой судья, и у меня имеется судебное постановление.
Он решительно прошел мимо обеих женщин и направился в прихожую. Тетя Пейшнс хотела было помешать ему, но Мэри, нахмурясь, покачала головой.
– Пусть войдет, – шепнула она. – Если мы попытаемся его остановить, то разозлим еще больше.
Мистер Бассет брезгливо оглядывался вокруг.
– Господи Боже мой! – воскликнул он. – Здесь пахнет, как в склепе.
Во что вы превратили гостиницу?! Правда, "Ямайка" всегда была грубо оштукатурена и довольно убого обставлена, но это просто позор. Эдакая заброшенность и запустение.
Он широко распахнул дверь в гостиную и рукоятью хлыста указал на сырые стены.
– Если вы не примете мер, крыша рухнет прямо вам на голову, – заявил он. – Никогда не видел ничего подобного. Пойдемте, миссис Мерлин, проводите нас наверх.
Бледная, взволнованная тетя Пейшнс жалобно взглянула на племянницу и неуверенно двинулась к лестнице.
Комнаты наверху были тщательно исследованы. Сквайр заглядывал в каждый угол, поднимал и рассматривал старые мешки, тыкал рукоятью хлыста в груду картошки и не переставал выказывать гнев и отвращение.
– И это вы называете постоялым двором!? – восклицал он. – Да тут и кошке негде приткнуться, все насквозь прогнило. Да что же это такое? Вы что, язык проглотили, миссис Мерлин?
Бедная женщина была не в состоянии отвечать, ее голова тряслась, губы дрожали. Мэри знала: тетя, как и она сама, думала о закрытой на замок двери там, внизу.
– Супруга хозяина, видимо, временно оглохла и онемела, – холодно заметил сквайр. – А что скажет молодая особа?
– Я совсем недавно поселилась здесь, – отвечала Мэри. – Моя мать умерла, и я приехала ухаживать за тетей. Она не очень здорова, как вы могли заметить. У нее слабые нервы, и ее легко расстроить.
– Что не удивительно, если жить в таком месте, – сказал мистер Бассет. – Ладно, тут не на что больше смотреть, извольте проводить меня вниз и показать комнату с забитыми окнами. Я заметил ее со двора и хотел бы заглянуть внутрь.
Тетя Пейшнс провела языком по пересохшим губам и посмотрела на Мэри, не в состоянии выдавить из себя ни слова.
– Очень сожалею, сэр, – ответила за нее Мэри, – но если вы имеете в виду комнату в конце коридора, в которой хранятся старые вещи, то боюсь, она закрыта на замок. Ключ от двери есть только у дяди, и куда он его кладет, не знаю.
Сквайр с подозрением переводил взгляд с одной женщины на другую.
– Ну, а вы, миссис Мерлин? Не знаете ли вы, где ваш муж хранит ключи?
Тетя Пейшнс отрицательно покачала головой. Сквайр фыркнул и повернулся на каблуках.
– Ну что ж, это не помеха, – сказал он. – Мы быстро вышибем дверь.
Он вышел во двор позвать слугу. Мэри успокаивающе погладила тетю по руке и придвинулась к ней поближе.
– Постарайтесь не дрожать так горячо, – прошептала она, – ведь по вас сразу видно, что вы что-то скрываете. Надо сделать вид, что вы не имеете ничего против, мол, вам все равно, пусть осматривают весь дом, если угодно.
Через несколько минут мистер Бассет возвратился со своим слугой Ричардсом, который нес с конюшни здоровенное полено, намереваясь использовать его как таран. Он ухмылялся во весь рот в предвкушении потехи.
Если бы не тетя, Мэри, верно, не без интереса заглянула бы в закрытую комнату с заколоченными окнами. Однако Мэри привел в замешательство тот факт, что, найди они что-нибудь в этой комнате, и тетю и ее будут считать причастными к преступлениям дяди. Впервые до нее дошло, что доказать их полную невиновность окажется весьма трудно. Вряд ли им поверят, особенно если тетя станет слепо защищать своего мужа.
Она с волнением следила, как мистер Бассет и его слуга, ухватившись вдвоем за полено, колотили по дверному замку. Грохот эхом отдавался по всему дому. Некоторое время замок не поддавался, потом раздался треск и дверь распахнулась. Тетя Пейшнс тихонько охнула. Сквайр спешно вошел вовнутрь.
Ричардс, опираясь на полено, отирал пот со лба, а Мэри через его плечо пыталась что-нибудь разглядеть. В комнате было темно. Заколоченные окна, прикрытые изнутри мешковиной, не пропускали свет.
– Эй, кто-нибудь, подайте мне свечу! – вскричал сквайр. – Здесь темно, как в яме.
Слуга вытащил из кармана огарок свечи и зажег его. Подняв свечу высоко над головой, сквайр остановился посреди комнаты.
На мгновение воцарилась полная тишина. Сквайр посветил в каждый угол, тщательно осмотрел все помещение. Прищелкнув языком от досады и разочарования, обернулся и озадаченно посмотрел на стоящих на пороге Ричардса, Пейшнс и Мэри.
– Ничего, – сказал он, – абсолютно ничего. Мерлин снова одурачил меня.
Не считая кучи мешков, сваленных в углу, в комнате было пусто. Все покрывал толстый слой пыли, на стенах висела паутина, никакой мебели, камин завален камнями, а пол выложен каменными плитами, как и в холле. Поверх мешков лежал тугой моток веревки.
Пожав плечами, сквайр вышел в коридор.
– Ну что ж, мистер Джосс Мерлин выиграл эту партию, – сказал он. – На сей раз никаких улик.
Обе женщины проводили сквайра в холл, затем на крыльцо; он остановился, а слуга отправился на конюшню за лошадьми.
Мистер Бассет, постукивая хлыстом по голенищу, угрюмо смотрел перед собой.
– Вам повезло, миссис Мерлин, – произнес он. – Найди я то, что ожидал в этой проклятой комнате, быть вашему мужу завтра в это же время в окружной тюрьме. Теперь же… – Тут он с досадой снова прищелкнул языком и умолк. – Эй, Ричардс, пошевеливайся! – прикрикнул он на слугу. – Я не могу больше понапрасну тратить свое время. Какого черта ты там возишься?
В воротах конюшни появился слуга с лошадьми.
– А теперь послушайте-ка меня вы, – сказал мистер Бассет, рукоятью хлыста указывая на Мэри. – Ваша тетушка, может быть, и лишилась языка, а вместе с ним соображения, но вы-то, надеюсь, понимаете по-английски. Вы намерены утверждать, что ничего не знаете о делах вашего дяди? Здесь кто-нибудь появлялся – днем или ночью?
Мэрн посмотрела ему прямо в глаза.
– Я ни разу никого не видела, – ответила она.
– А вам не приходилось раньше заглядывать в эту закрытую комнату?
– Нет, никогда.
– А зачем, по-вашему, он держит ее запертой?
– Понятия не имею.
– Не слышали ли вы по ночам шума колес во дворе?
– Я сплю очень крепко, меня пушкой не разбудишь.
– А куда отправляется дядя, когда уезжает из дома?
– Не знаю.
– Вам не кажется странным держать трактир на королевской столбовой дороге и при этом закрываться на замок от проезжих?
– Мой дядя – очень странный человек.
– Это уж точно. Настолько странный, что половина людей по соседству не будет спокойно спать по ночам, пока не узнает, что его повесили. Как и его отца. Можете передать ему это.
– Хорошо, мистер Бассет.
– Вам не страшно жить здесь, не встречаясь ни с кем из соседей, в обществе полубезумной женщины?
– Время идет своим чередом.
– А вы неразговорчивая молодая особа, верно? Да, вам не позавидуешь.
Иметь таких родственников… Я бы предпочел увидеть свою дочь скорее в могиле, чем живущей у Джосса Мерлина в "Ямайке".
Отвернувшись от Мэри, он взял лошадь за уздечку и взобрался в седло.
Уже сидя верхом, мистер Бассет вновь обратился к ней:
– Вы не встречали младшего брата Джосса Мерлина – Джема Мерлина из Треворта?
– Нет, – уверенно ответила Мэри, – он никогда здесь не бывает.
– Ах, вот как? Ладно. Это все, что я хотел услышать от вас. Прощайте.
Непрошенные гости поскакали прочь и вскоре скрылись за дальним холмом.
Тетя Пейшнс сидела на кухне в полном изнеможении.
– Да успокойтесь же наконец, – устало проговорила Мэри. – Мистер Бассет уехал ни с чем, злой как черт. Если бы в комнате хотя бы пахло бренди, было бы из-за чего слезы лить. А так вы с дядей Джоссом остались чистенькими.
Налив себе полный стакан воды, она выпила его одним духом. Терпение ее было на исходе. Ей пришлось лгать, спасая шкуру дядюшки, тогда как всем своим существом она жаждала его разоблачения. Когда обнаружилось, что за запертой дверью пусто, она не очень удивилась, вспомнив, что две ночи назад приезжали повозки. Мэри доконала та самая, свернутая в тугой моток омерзительная веревка. Из-за тети она вынуждена была спокойно стоять и молчать. Это было гнусно, другого слова не подберешь. Да, теперь и она вовлечена в обман. На попятную теперь не пойдешь, придется делить с обитателями "Ямайки" и радость и горе. Выпив второй стакан воды, Мэри цинично подумала, что в конечном итоге будет, возможно, повешена рядом с дядей. "Солгала-то я не только ради дядюшки, – думала Мэри с возрастающим гневом, – но и ради его братца Джема. Он тоже должен быть мне благодарен".
Она не знала, отчего соврала и о нем. Об этом он, скорее всего, никогда не узнает, а узнав, воспримет как должное.
Сидя у огня, тетя Пейшис все еще всхлипывала и постанывала, но Мэри расхотелось утешать ее. Она чувствовала, что за один день сделала слишком много ради своих родственников. Нервы ее были перенапряжены. Еще минута – и она взорвется. Возвратившись к корыту со стиркой, которое так и стояло на огороде возле курятника, она в бешенстве опустила руки в мыльную воду, теперь уже ледяную.
Джосс Мерлин вернулся около полудня. Мэри слышала, как он вошел на кухню через парадную дверь и был встречен истерическим бормотанием жены.
Мэри продолжала стирать, решив предоставить тете Пейшнс возможность самой рассказать о случившемся.
Что происходило между супругами, понять было трудно. Мэри слышала тонкий, визгливый голос тети и громогласный бас дяди, который, перекрикивая жену, задавал вопросы. Немного погодя он поманил Мэри в окно, и она пошла в дом. Широко расставив ноги, дядя стоял у очага, лицо темнее тучи.
– Ну, давай рассказывай! – заорал он. – Послушаю теперь тебя. От твоей тетки я услыхал пустой набор слов, от сороки больше толку, черт возьми! Что все-таки здесь произошло, хотел бы я знать?
Спокойно, четко и коротко Мэри рассказала о том, что случилось утром.
Она не упустила ничего, кроме вопроса сквайра о Джеме, и завершила свой рассказ словами мистера Бассета о том, что люди не смогут спать спокойно в своих постелях, пока трактирщик не будет повешен, как его отец.
Джосс Мерлин слушал ее молча. Когда она закончила, он грохнул кулаком по столу и выругался, отшвырнув ногой стул в другой конец комнаты.
– Проклятый ублюдок, все разнюхивает! – завопил он. – У него не больше прав заходить в мой дом, чем у любого другого. Вся его болтовня о судебном постановлении – сплошная брехня, а вы – трепливые дуры; никаких постановлений у него в помине нет. Тоже мне – мировой судья! Клянусь Богом, будь я здесь, отправил бы его назад в Норт-Хилл в таком виде, чтоб собственная жена не узнала. Да и проку ей от него было бы мало. Будь он проклят, чтоб глаза у него повылазили! Я покажу мистеру Бассету, кто хозяин в округе, да еще заставлю свой зад лизать. Он припугнул вас? Да я сожгу его дом дотла, если еще раз посмеет сыграть со мной такую шутку!
Джосс Мерлин вопил так, что можно было оглохнуть. Таким Мэри его не боялась: пустые угрозы и показуха. Он действительно становился опасен, когда понижал голос до шепота. Мэри показалось, что, несмотря на крик и шум, он все же испугался и не слишком уверен в своих силах.
– Подайте мне что-нибудь поесть, – приказал он. – Мне надо снова уехать, и не мешкая. Прекрати выть, Пейшнс, или я разобью тебе рожу. Ты здорово держалась, Мэри, я этого не забуду.
Племянница посмотрела ему в глаза.
– Уж не думаете ли вы, что я сделала это ради вас? – спросила она.
– А мне наплевать, почему ты это сделала. Все равно результат был бы тот же, – ответил он. – Этот разиня Бассет ничего не нашел – он родился с мозгами набекрень. Отрежь мне ломоть хлеба и кончай разговоры да сядь в конце стола, где тебе положено.
Обе женщины заняли свои места, за едой все молчали. Закончив обед, хозяин поднялся из-за стола и, не сказав ни слова, отправился на конюшню.
Мэри думала, что дядя выведет лошадь и ускачет. Но он быстро вернулся и, миновав кухню, прошел в конец огорода, перелез через забор и выбрался в поле. Она проследила, как он пересек пустошь и зашагал по крутому склону по направлению к вершинам Толборо и Кодда.
Мгновение Мэри колебалась, сомневаясь в разумности родившегося у нее плана, но, услышав, как тетя Пейшнс ходит наверху, решилась. Она дождалась, пока закрылась дверь тетиной спальни, сорвала с себя передник, схватила с крючка на стене толстый платок и выбежала в поле вслед за дядей. Добравшись до края поля, она спряталась за каменной оградой и, нагнувшись, стояла так, пока его фигура не исчезла за горизонтом. Не медля, она пустилась за ним, выбирая путь меж колючей травы и камней. Конечно, это было безумной, бессмысленной затеей, но Мэри повергла в отчаяние собственная ложь, а ее смятенная душа требовала хоть какого-то, но действия.
Девушка решила незаметно проследить за Джоссом Мерлином и, быть может, узнать что-нибудь о его темных делах. Без сомнения, приезд сквайра в "Ямайку" спутал планы трактирщика. Поэтому он поспешно ушел из дома и направился куда-то прямиком через Западное болото.
Было около половины второго – лучшее время для прогулки. Благодаря крепким башмакам и короткой, до щиколоток, юбке Мэри легко шагала по неровной земле. Под ногами было довольно сухо, мороз сковал землю, и ей, привыкшей к влажной гальке Хелфорда и липкой грязи фермы, эта прогулка казалась нетрудной. Прежние вылазки научили ее осторожности. Она старалась идти по стопам дяди, обходя трясину.
Через несколько миль Мэри стало ясно, что задача эта оказалась не столь проста. Она хотела держаться от дяди на достаточном расстоянии, чтобы он ее не заметил. Но он шел таким быстрым, размашистым шагом, что вскоре Мэри осталась далеко позади. Он уже миновал вершину Кодды и повернул к западу, в сторону низины у подножия Браун-Вилли. Несмотря на свой гигантский рост, Джосс выглядел маленькой черной точкой на фоне коричневых просторов.
Мэри дошла до подножия высоченного утеса Браун-Вилли и остановилась.
Она не ожидала, что ей придется карабкаться на высоту тысячи трехсот футов.
Девушка стояла, утирая пот со лба. Она запыхалась и для удобства распустила волосы, и теперь ветер трепал их пряди. Отчего хозяину "Ямайки" вздумалось в декабрьский полдень лезть на самую высокую точку Бодминской пустоши, ей было непонятно. Однако, забравшись так далеко, она решила довести дело до конца и ускорила шаг.
При тусклом свете фонаря все выглядело, как в кошмарном сне: повозки походили на катафалки, а люди – на призраков, которые исчезнут с первыми проблесками зари. И в людях и в повозках, появившихся тайно под покровом ночи, было что-то зловещее.
Сейчас Мэри воспринимала все гораздо острее, чем в первый раз, ибо теперь она знала, чем они промышляют. Контрабандисты доставляли в "Ямайку" запрещенные товары. В прошлый раз один из них был убит. А что, если сегодня вновь свершится злодейство! Все происходившее во дворе пугало и в то же время завораживало ее. Мэри просто не могла отойти от окна. Повозки приехали пустыми, и их загружали товаром, который был спрятан в трактире в ту страшную субботнюю ночь. Мэри решила, что трактир служил временным складом; при удобном случае повозки приезжали вновь, груз перевозили к берегу Теймара и там сбывали с рук. Расстояния, на которые перевозились товары, были столь велики, что в контрабанду наверняка втянуты сотни людей от Пензанса и Сент-Ива на юге до Лонстона на границе с Девоном на севере. В Хелфорде редко говорили о контрабанде, да и то со снисходительной усмешкой и перемигиванием – трубка, набитая контрабандным табаком, или бутылочка бренди с какого-нибудь судна в Фалмуте были роскошью, которую хелфордцы изредка позволяли себе, не испытывая угрызений совести.
Однако то, что происходило здесь, выглядело отнюдь не безобидным делом, но жестоким и даже кровавым. Тут уж не до усмешек. А если в одном из контрабандистов вдруг пробуждалась совесть, его ждала петля. В цепи этого предприятия, которая тянулась от побережья до границы с соседним графством, не должно быть ни одного слабого звена. Бунтарю – веревка вокруг шеи. Тот незнакомец заколебался – и поплатился жизнью.
Вдруг Мэри пришло в голову, что утренний визит Джема Мерлина в "Ямайку" не случаен, и она почувствовала горечь разочарования. По странному совпадению в ту же ночь вновь объявились контрабандисты. Джем упоминал, что недавно вернулся из Лонстона, а ведь Лонстон стоит на берегу Теймара. Мэри вспыхнула от негодования. Как бы там ни было, заснула она нынче с мыслью, что, возможно, найдет в нем друга. Какая глупость с ее стороны! Совпадение слишком очевидно, ошибки быть не могло.
Джем мог не ладить с братом, но они связаны одним делом. Он прискакал в "Ямайку", чтобы предупредить хозяина о том, что ночью приедут порожние повозки. Все ясно как Божий день. Ну а потом, пожалев Мэри, он посоветовал ей уехать в Бодмин. Здесь не место для девушки, сказал он. Еще бы, кому как не ему знать – это ведь он из той же шайки. С какой стороны ни глянь, в "Ямайке" творились отвратительные дела, а она оказалась в этом страшном месте с беспомощной, как ребенок, тетей Пейшнс на руках. Положение казалось Мэри совершенно безвыходным.
Вскоре обе телеги были нагружены, люди забрались на них и уехали. Этой ночью все совершилось довольно быстро.
Сверху Мэри были видны огромные голова и плечи дяди, который стоял у крыльца с фонарем в руке; свет его прикрывала заслонка. Телеги выкатились со двора и, как и предполагала Мэри, повернули налево в сторону Лонстона. Она отошла от окна и легла в постель. Почти сразу же послышались шаги дяди, он поднялся по лестнице и направился в спальню. В гостевой комнате в ту ночь никого не было.
Несколько дней было тихо – в "Ямайку" никто больше не заезжал. Лишь однажды по дороге в Лонстон черным испуганным жуком прошмыгнула почтовая карета.
Наконец выдалось ясное утро, на безоблачном небе засияло солнце. На фоне темно-голубого неба четко вырисовывались холмы, трава на болотах, обычно коричневатая, подернулась тонким слоем льда. В затвердевшей грязи виднелись четкие следы коровьих копыт. Легкий северо-восточный ветер тихо насвистывал свою песенку, морозец пощипывал щеки.
При виде солнца Мэри, как обычно, приободрилась и с утра принялась во дворе за стирку. Закатав рукава, она опустила руки в корыто: горячая мыльная пена приятно ласкала ее кожу, покрасневшую от холода. Ей было легко и хорошо, и, стирая, она тихонько напевала. Дядя ускакал куда-то на болота; ее охватило ощущение свободы. Стены дома укрывали от ветра. Мэри отжимала белье и развешивала его на невысоком кусте утесника, ярко освещенного солнцем; к полудню все должно высохнуть.
Вдруг она услышала стук в окно и подняла голову. Тетя Пейшнс с бледным, искаженным от страха лицом знаками звала ее в дом. Мэри вытерла руки о фартук и побежала к задней двери. Едва она вошла на кухню, как тетя, вцепившись в нее трясущимися руками, стала что-то бормотать. От волнения она заикалась и захлебывалась словами.
– Успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь, – проговорила Мэри. – Я не могу разобрать, что вы лепечете. Ради Бога, сядьте и выпейте воды. Ну, что стряслось?
Несчастная женщина раскачивалась на стуле взад и вперед, рот ее опять нервно подергивался, она кивала головой в сторону двери.
– Там мистер Бассет из Норт-Хилла, – прошептала она. – Я увидала его из окна гостиной. Он прискакал на лошади, и с ним еще один джентльмен. О Господи, что же нам делать?
Не успела она договорить, как у парадного входа раздался громкий стук.
Последовала небольшая пауза, и в дверь забарабанили снова.
Тетя Пейшнс застонала, прижала руки ко рту и в отчаянии стала грызть ногти.
– Зачем он явился? – рыдала она. – Он ни разу не появлялся здесь, избегал нас. Он что-то прослышал, я знаю. Ой, Мэри, что делать? Что мы ему скажем?
Мэри принялась лихорадочно думать. Она была в большом затруднении. Если это мистер Бассет, а он представитель власти, то у нее появился шанс разоблачить дядю, рассказав о повозках и обо всем, что видела с момента приезда. Девушка посмотрела на трясущуюся от ужаса тетушку.
– Мэри, Мэри, ради всего святого, придумай, что мне говорить, – молила она. Схватив руку племянницы, тетя Пейшнс прижала ее к сердцу.
В дверь дубасили вовсю.
– Послушайте меня, – произнесла Мэри. – Надо его впустить, или он вышибет дверь. Возьмите себя в руки. Скажите только, что дяди Джосса нет дома и вы ничего не знаете. Я пойду с вами.
Тетя бросила на нее дикий, полный отчаяния взгляд.
– Мэри, – сказала она, – если мистер Бассет спросит тебя, что ты знаешь, ты ведь не расскажешь ему, правда? Я могу положиться на тебя? Ты не скажешь ему о повозках? Если Джосс попадет в беду, я на себя руки наложу, так и знай, Мэри.
После этих слов Мэри уже не рассуждала. Она скорее солжет и угодит в ад, чем заставит тетю страдать, однако из положения выпутываться все равно надо.
– Пойдемте вместе, – сказала она. – Мы долго не задержим мистера Бассета. Вам нечего бояться, я ничего не скажу.
Они вышли в холл, и Мэри отодвинула засов тяжелой парадной двери. Около крыльца стояли двое. Один колотил в дверь; другой, крупный дородный мужчина в плотном макинтоше с капюшоном, сидел верхом на прекрасном гнедом скакуне.
Шляпа его была низко надвинута на лоб, но Мэри все же заметила лицо в глубоких морщинах и подумала, что он, верно, немало повидал на своем веку.
На вид ему было лет пятьдесят.
– Долго же вы заставляете ждать! – воскликнул он. – Похоже, приезжих тут встречают не очень радушно. Хозяин дома?
Тетя Пейшнс толкнула Мэри в бок, и та ответила:
– Мистера Мерлина нет дома. Не желаете ли выпить чего-нибудь, я вас обслужу, если угодно пройти в бар.
– Выпить? Какого черта! За этим я бы в "Ямайку" не поехал. Мне надо поговорить с хозяином. Эй, вы ведь жена хозяина? Когда вы ждете его домой?
Тетя Пейшнс попыталась изобразить реверанс.
– Изволите ли видеть, мистер Бассет, – заговорила она неестественно громко и отчетливо, как ребенок, отвечающий старательно выученный урок, – мой муж уехал сразу же после завтрака, и я, право, не знаю, вернется ли он до ночи.
– Гм, – проворчал сквайр, – вот некстати. Я хотел сказать пару слов мистеру Джоссу Мерлину. Послушайте-ка, милейшая, вашему дорогому муженьку самым подлым образом удалось купить "Ямайку" у меня за спиной, но мы не станем сейчас ворошить прошлое. Однако я не потерплю, чтобы моя земля и все окрест стали притчей во языцех, рассадником зла и беспутства.
– Уверяю вас, мистер Бассет, я не понимаю, о чем вы говорите, – отвечала тетя Пейшнс, кусая губы и теребя платье. – Живем мы здесь очень тихо… В самом деле… Да вот и племянница моя скажет вам то же.
– Полноте, – возразил сквайр, – не делайте из меня дурака. Ваше заведение давно у меня на примете. У него дурная слава, и на то должны быть причины, миссис Мерлин. О "Ямайке" ходят толки да пересуды по всей округе, аж до самого побережья. Нечего передо мной притворяться. Эй, Ричардс, придержи-ка эту чертову лошадь!
Второй мужчина, судя по одежде, слуга, взял лошадь под уздцы, и мистер Бассет тяжело спрыгнул на землю.
– Раз уж я тут, дайте-ка посмотреть, что у вас делается, – сказал он.
– И заявляю вам, что протестовать бесполезно. Я мировой судья, и у меня имеется судебное постановление.
Он решительно прошел мимо обеих женщин и направился в прихожую. Тетя Пейшнс хотела было помешать ему, но Мэри, нахмурясь, покачала головой.
– Пусть войдет, – шепнула она. – Если мы попытаемся его остановить, то разозлим еще больше.
Мистер Бассет брезгливо оглядывался вокруг.
– Господи Боже мой! – воскликнул он. – Здесь пахнет, как в склепе.
Во что вы превратили гостиницу?! Правда, "Ямайка" всегда была грубо оштукатурена и довольно убого обставлена, но это просто позор. Эдакая заброшенность и запустение.
Он широко распахнул дверь в гостиную и рукоятью хлыста указал на сырые стены.
– Если вы не примете мер, крыша рухнет прямо вам на голову, – заявил он. – Никогда не видел ничего подобного. Пойдемте, миссис Мерлин, проводите нас наверх.
Бледная, взволнованная тетя Пейшнс жалобно взглянула на племянницу и неуверенно двинулась к лестнице.
Комнаты наверху были тщательно исследованы. Сквайр заглядывал в каждый угол, поднимал и рассматривал старые мешки, тыкал рукоятью хлыста в груду картошки и не переставал выказывать гнев и отвращение.
– И это вы называете постоялым двором!? – восклицал он. – Да тут и кошке негде приткнуться, все насквозь прогнило. Да что же это такое? Вы что, язык проглотили, миссис Мерлин?
Бедная женщина была не в состоянии отвечать, ее голова тряслась, губы дрожали. Мэри знала: тетя, как и она сама, думала о закрытой на замок двери там, внизу.
– Супруга хозяина, видимо, временно оглохла и онемела, – холодно заметил сквайр. – А что скажет молодая особа?
– Я совсем недавно поселилась здесь, – отвечала Мэри. – Моя мать умерла, и я приехала ухаживать за тетей. Она не очень здорова, как вы могли заметить. У нее слабые нервы, и ее легко расстроить.
– Что не удивительно, если жить в таком месте, – сказал мистер Бассет. – Ладно, тут не на что больше смотреть, извольте проводить меня вниз и показать комнату с забитыми окнами. Я заметил ее со двора и хотел бы заглянуть внутрь.
Тетя Пейшнс провела языком по пересохшим губам и посмотрела на Мэри, не в состоянии выдавить из себя ни слова.
– Очень сожалею, сэр, – ответила за нее Мэри, – но если вы имеете в виду комнату в конце коридора, в которой хранятся старые вещи, то боюсь, она закрыта на замок. Ключ от двери есть только у дяди, и куда он его кладет, не знаю.
Сквайр с подозрением переводил взгляд с одной женщины на другую.
– Ну, а вы, миссис Мерлин? Не знаете ли вы, где ваш муж хранит ключи?
Тетя Пейшнс отрицательно покачала головой. Сквайр фыркнул и повернулся на каблуках.
– Ну что ж, это не помеха, – сказал он. – Мы быстро вышибем дверь.
Он вышел во двор позвать слугу. Мэри успокаивающе погладила тетю по руке и придвинулась к ней поближе.
– Постарайтесь не дрожать так горячо, – прошептала она, – ведь по вас сразу видно, что вы что-то скрываете. Надо сделать вид, что вы не имеете ничего против, мол, вам все равно, пусть осматривают весь дом, если угодно.
Через несколько минут мистер Бассет возвратился со своим слугой Ричардсом, который нес с конюшни здоровенное полено, намереваясь использовать его как таран. Он ухмылялся во весь рот в предвкушении потехи.
Если бы не тетя, Мэри, верно, не без интереса заглянула бы в закрытую комнату с заколоченными окнами. Однако Мэри привел в замешательство тот факт, что, найди они что-нибудь в этой комнате, и тетю и ее будут считать причастными к преступлениям дяди. Впервые до нее дошло, что доказать их полную невиновность окажется весьма трудно. Вряд ли им поверят, особенно если тетя станет слепо защищать своего мужа.
Она с волнением следила, как мистер Бассет и его слуга, ухватившись вдвоем за полено, колотили по дверному замку. Грохот эхом отдавался по всему дому. Некоторое время замок не поддавался, потом раздался треск и дверь распахнулась. Тетя Пейшнс тихонько охнула. Сквайр спешно вошел вовнутрь.
Ричардс, опираясь на полено, отирал пот со лба, а Мэри через его плечо пыталась что-нибудь разглядеть. В комнате было темно. Заколоченные окна, прикрытые изнутри мешковиной, не пропускали свет.
– Эй, кто-нибудь, подайте мне свечу! – вскричал сквайр. – Здесь темно, как в яме.
Слуга вытащил из кармана огарок свечи и зажег его. Подняв свечу высоко над головой, сквайр остановился посреди комнаты.
На мгновение воцарилась полная тишина. Сквайр посветил в каждый угол, тщательно осмотрел все помещение. Прищелкнув языком от досады и разочарования, обернулся и озадаченно посмотрел на стоящих на пороге Ричардса, Пейшнс и Мэри.
– Ничего, – сказал он, – абсолютно ничего. Мерлин снова одурачил меня.
Не считая кучи мешков, сваленных в углу, в комнате было пусто. Все покрывал толстый слой пыли, на стенах висела паутина, никакой мебели, камин завален камнями, а пол выложен каменными плитами, как и в холле. Поверх мешков лежал тугой моток веревки.
Пожав плечами, сквайр вышел в коридор.
– Ну что ж, мистер Джосс Мерлин выиграл эту партию, – сказал он. – На сей раз никаких улик.
Обе женщины проводили сквайра в холл, затем на крыльцо; он остановился, а слуга отправился на конюшню за лошадьми.
Мистер Бассет, постукивая хлыстом по голенищу, угрюмо смотрел перед собой.
– Вам повезло, миссис Мерлин, – произнес он. – Найди я то, что ожидал в этой проклятой комнате, быть вашему мужу завтра в это же время в окружной тюрьме. Теперь же… – Тут он с досадой снова прищелкнул языком и умолк. – Эй, Ричардс, пошевеливайся! – прикрикнул он на слугу. – Я не могу больше понапрасну тратить свое время. Какого черта ты там возишься?
В воротах конюшни появился слуга с лошадьми.
– А теперь послушайте-ка меня вы, – сказал мистер Бассет, рукоятью хлыста указывая на Мэри. – Ваша тетушка, может быть, и лишилась языка, а вместе с ним соображения, но вы-то, надеюсь, понимаете по-английски. Вы намерены утверждать, что ничего не знаете о делах вашего дяди? Здесь кто-нибудь появлялся – днем или ночью?
Мэрн посмотрела ему прямо в глаза.
– Я ни разу никого не видела, – ответила она.
– А вам не приходилось раньше заглядывать в эту закрытую комнату?
– Нет, никогда.
– А зачем, по-вашему, он держит ее запертой?
– Понятия не имею.
– Не слышали ли вы по ночам шума колес во дворе?
– Я сплю очень крепко, меня пушкой не разбудишь.
– А куда отправляется дядя, когда уезжает из дома?
– Не знаю.
– Вам не кажется странным держать трактир на королевской столбовой дороге и при этом закрываться на замок от проезжих?
– Мой дядя – очень странный человек.
– Это уж точно. Настолько странный, что половина людей по соседству не будет спокойно спать по ночам, пока не узнает, что его повесили. Как и его отца. Можете передать ему это.
– Хорошо, мистер Бассет.
– Вам не страшно жить здесь, не встречаясь ни с кем из соседей, в обществе полубезумной женщины?
– Время идет своим чередом.
– А вы неразговорчивая молодая особа, верно? Да, вам не позавидуешь.
Иметь таких родственников… Я бы предпочел увидеть свою дочь скорее в могиле, чем живущей у Джосса Мерлина в "Ямайке".
Отвернувшись от Мэри, он взял лошадь за уздечку и взобрался в седло.
Уже сидя верхом, мистер Бассет вновь обратился к ней:
– Вы не встречали младшего брата Джосса Мерлина – Джема Мерлина из Треворта?
– Нет, – уверенно ответила Мэри, – он никогда здесь не бывает.
– Ах, вот как? Ладно. Это все, что я хотел услышать от вас. Прощайте.
Непрошенные гости поскакали прочь и вскоре скрылись за дальним холмом.
Тетя Пейшнс сидела на кухне в полном изнеможении.
– Да успокойтесь же наконец, – устало проговорила Мэри. – Мистер Бассет уехал ни с чем, злой как черт. Если бы в комнате хотя бы пахло бренди, было бы из-за чего слезы лить. А так вы с дядей Джоссом остались чистенькими.
Налив себе полный стакан воды, она выпила его одним духом. Терпение ее было на исходе. Ей пришлось лгать, спасая шкуру дядюшки, тогда как всем своим существом она жаждала его разоблачения. Когда обнаружилось, что за запертой дверью пусто, она не очень удивилась, вспомнив, что две ночи назад приезжали повозки. Мэри доконала та самая, свернутая в тугой моток омерзительная веревка. Из-за тети она вынуждена была спокойно стоять и молчать. Это было гнусно, другого слова не подберешь. Да, теперь и она вовлечена в обман. На попятную теперь не пойдешь, придется делить с обитателями "Ямайки" и радость и горе. Выпив второй стакан воды, Мэри цинично подумала, что в конечном итоге будет, возможно, повешена рядом с дядей. "Солгала-то я не только ради дядюшки, – думала Мэри с возрастающим гневом, – но и ради его братца Джема. Он тоже должен быть мне благодарен".
Она не знала, отчего соврала и о нем. Об этом он, скорее всего, никогда не узнает, а узнав, воспримет как должное.
Сидя у огня, тетя Пейшис все еще всхлипывала и постанывала, но Мэри расхотелось утешать ее. Она чувствовала, что за один день сделала слишком много ради своих родственников. Нервы ее были перенапряжены. Еще минута – и она взорвется. Возвратившись к корыту со стиркой, которое так и стояло на огороде возле курятника, она в бешенстве опустила руки в мыльную воду, теперь уже ледяную.
Джосс Мерлин вернулся около полудня. Мэри слышала, как он вошел на кухню через парадную дверь и был встречен истерическим бормотанием жены.
Мэри продолжала стирать, решив предоставить тете Пейшнс возможность самой рассказать о случившемся.
Что происходило между супругами, понять было трудно. Мэри слышала тонкий, визгливый голос тети и громогласный бас дяди, который, перекрикивая жену, задавал вопросы. Немного погодя он поманил Мэри в окно, и она пошла в дом. Широко расставив ноги, дядя стоял у очага, лицо темнее тучи.
– Ну, давай рассказывай! – заорал он. – Послушаю теперь тебя. От твоей тетки я услыхал пустой набор слов, от сороки больше толку, черт возьми! Что все-таки здесь произошло, хотел бы я знать?
Спокойно, четко и коротко Мэри рассказала о том, что случилось утром.
Она не упустила ничего, кроме вопроса сквайра о Джеме, и завершила свой рассказ словами мистера Бассета о том, что люди не смогут спать спокойно в своих постелях, пока трактирщик не будет повешен, как его отец.
Джосс Мерлин слушал ее молча. Когда она закончила, он грохнул кулаком по столу и выругался, отшвырнув ногой стул в другой конец комнаты.
– Проклятый ублюдок, все разнюхивает! – завопил он. – У него не больше прав заходить в мой дом, чем у любого другого. Вся его болтовня о судебном постановлении – сплошная брехня, а вы – трепливые дуры; никаких постановлений у него в помине нет. Тоже мне – мировой судья! Клянусь Богом, будь я здесь, отправил бы его назад в Норт-Хилл в таком виде, чтоб собственная жена не узнала. Да и проку ей от него было бы мало. Будь он проклят, чтоб глаза у него повылазили! Я покажу мистеру Бассету, кто хозяин в округе, да еще заставлю свой зад лизать. Он припугнул вас? Да я сожгу его дом дотла, если еще раз посмеет сыграть со мной такую шутку!
Джосс Мерлин вопил так, что можно было оглохнуть. Таким Мэри его не боялась: пустые угрозы и показуха. Он действительно становился опасен, когда понижал голос до шепота. Мэри показалось, что, несмотря на крик и шум, он все же испугался и не слишком уверен в своих силах.
– Подайте мне что-нибудь поесть, – приказал он. – Мне надо снова уехать, и не мешкая. Прекрати выть, Пейшнс, или я разобью тебе рожу. Ты здорово держалась, Мэри, я этого не забуду.
Племянница посмотрела ему в глаза.
– Уж не думаете ли вы, что я сделала это ради вас? – спросила она.
– А мне наплевать, почему ты это сделала. Все равно результат был бы тот же, – ответил он. – Этот разиня Бассет ничего не нашел – он родился с мозгами набекрень. Отрежь мне ломоть хлеба и кончай разговоры да сядь в конце стола, где тебе положено.
Обе женщины заняли свои места, за едой все молчали. Закончив обед, хозяин поднялся из-за стола и, не сказав ни слова, отправился на конюшню.
Мэри думала, что дядя выведет лошадь и ускачет. Но он быстро вернулся и, миновав кухню, прошел в конец огорода, перелез через забор и выбрался в поле. Она проследила, как он пересек пустошь и зашагал по крутому склону по направлению к вершинам Толборо и Кодда.
Мгновение Мэри колебалась, сомневаясь в разумности родившегося у нее плана, но, услышав, как тетя Пейшнс ходит наверху, решилась. Она дождалась, пока закрылась дверь тетиной спальни, сорвала с себя передник, схватила с крючка на стене толстый платок и выбежала в поле вслед за дядей. Добравшись до края поля, она спряталась за каменной оградой и, нагнувшись, стояла так, пока его фигура не исчезла за горизонтом. Не медля, она пустилась за ним, выбирая путь меж колючей травы и камней. Конечно, это было безумной, бессмысленной затеей, но Мэри повергла в отчаяние собственная ложь, а ее смятенная душа требовала хоть какого-то, но действия.
Девушка решила незаметно проследить за Джоссом Мерлином и, быть может, узнать что-нибудь о его темных делах. Без сомнения, приезд сквайра в "Ямайку" спутал планы трактирщика. Поэтому он поспешно ушел из дома и направился куда-то прямиком через Западное болото.
Было около половины второго – лучшее время для прогулки. Благодаря крепким башмакам и короткой, до щиколоток, юбке Мэри легко шагала по неровной земле. Под ногами было довольно сухо, мороз сковал землю, и ей, привыкшей к влажной гальке Хелфорда и липкой грязи фермы, эта прогулка казалась нетрудной. Прежние вылазки научили ее осторожности. Она старалась идти по стопам дяди, обходя трясину.
Через несколько миль Мэри стало ясно, что задача эта оказалась не столь проста. Она хотела держаться от дяди на достаточном расстоянии, чтобы он ее не заметил. Но он шел таким быстрым, размашистым шагом, что вскоре Мэри осталась далеко позади. Он уже миновал вершину Кодды и повернул к западу, в сторону низины у подножия Браун-Вилли. Несмотря на свой гигантский рост, Джосс выглядел маленькой черной точкой на фоне коричневых просторов.
Мэри дошла до подножия высоченного утеса Браун-Вилли и остановилась.
Она не ожидала, что ей придется карабкаться на высоту тысячи трехсот футов.
Девушка стояла, утирая пот со лба. Она запыхалась и для удобства распустила волосы, и теперь ветер трепал их пряди. Отчего хозяину "Ямайки" вздумалось в декабрьский полдень лезть на самую высокую точку Бодминской пустоши, ей было непонятно. Однако, забравшись так далеко, она решила довести дело до конца и ускорила шаг.