Страница:
То же было и с Арманом. Сначала он отчаивался когда-либо увидеть баронессу, снова быть у ее ног, удержать ускользающее от него счастье, а затем молодой человек начал видеть в возвращении г-жи Сент-Люс предначертание судьбы. И он поступил, как утопающий. Его счастье более не удовлетворяло его: он захотел упиться местью, он хотел заставить эту женщину дорого заплатить за то, что она отвернулась от него, и она должна была предстать перед ним любящей его более, чем когда-либо. Потом чей-то образ встал перед ним; то была тень графа Степана, человека, ради которого она изменила ему, ненавистного соперника, оскорбившего его честь и причинившего ему столько душевных мук.
И Арман почувствовал, что в нем закипает глухой и ужасный гнев; он вспомнил, что граф в ту ночь, когда баронесса ударила его по щеке, отказался драться с ним, чтобы не запятнать репутацию баронессы. Арман забыл обещание, данное отцу — не выходить из дома, не искать ни с кем ссоры и терпеливо ждать его возвращения. — Я должен убить графа, — решил он. Два человека приходили по очереди разделять горе и надежды нашего героя. Первый был его друг, участвовавший в качестве секунданта в его первой дуэли и рассказавший ему историю баронессы, а второй был Альберт де Р., тот самый, который привез его на костюмированный бал, где он получил пощечину.
Арман, твердо решив драться с графом Степаном, чувствовал, что откровенность его на этот счет может только повредить ему в этом деле. Он никому не открыл своего намерения, тем более, что Иов следил за ним и в последнюю минуту мог помешать ему.
Однажды вечером Альберт де Р. предложил Арману поехать в Оперу. Давали «Вильгельма Телля», и зал был переполнен благодаря участию в спектакле Дюпре. Арман принял предложение. Что-то подсказывало ему, что он встретит там графа Степана.
Когда молодые люди сели на свои места, спектакль уже начался, и Арман начал внимательно лорнировать ложи, ища своего врага. Граф действительно был в Опере; сидя один в глубине бенуара, он, казалось, мечтал о чем-то и не отдавал себе отчета в том, что у него было перед глазами…
— Он мечтает о ней! — прошептал Арман, мгновенно вспыхнув от гнева. Лорнируя соседние ложи, его спутник совершенно не заметил графа, и Арман, хотевший сделать всякое примирение невозможным, имел достаточно времени обдумать то, что собирался сделать.
Когда кончился первый акт, сын полковника вышел из ложи под руку с де Р., все еще не заметившим присутствия русского дворянина в театре, и увлек его по коридору к ложе графа.
— Я заметил здесь, — сказал он ему, — одного из наших знакомых, с которым мне хочется поздороваться.
Де Р. не обратил особенного внимания на эти слова и подумал, что дело идет о каком-нибудь уличном знакомом Армана, которых у него было множество, как у каждого богатого человека. Арман тихо два раза постучал в дверь ложи. Дверь открыли, и де Р., к своему удивлению, увидел графа Степана. Он понял все и угадал, что результатом этой встречи будет дуэль; но было уже слишком поздно, чтобы избежать ее. Граф узнал Армана. Соперники поклонились друг другу.
— Граф, — сказал Арман, — бьюсь об заклад, что у вас превосходная память.
— Да, милостивый государь, — дерзко ответил граф, — ч прекрасно помню, что уже встречался с вами.
— Вы можете мне сказать, где это было?
— На балу у баронессы Сент-Люс.
— Совершенно верно.
Граф поклонился.
— Так как память не изменяет вам в данном случае, — продолжал Арман, — то, быть может, вы определите в точности день, когда был этот бал?
— Завтра будет ровно две недели, если я не ошибаюсь, — ответил граф.
— Превосходно! — вскричал Арман, в свою очередь отвешивая поклон.
— Следовательно, милостивый государь, — продолжал он, — я могу рассчитывать, что ничто не помешает вам исполнить ваше обещание.
— Какое?
— Насколько я помню, — спокойно заметил молодой человек, — под предлогом не запятнать чести госпожи Сент-Люс вы отложили на две недели сведение наших счетов.
— Милостивый государь, — сказал граф, — ваше требование так ясно формулировано, что мне ничего не остается возразить на него…
— Значит?.. — спросил Арман.
— Я к вашим услугам.
Молодые люди снова обменялись поклонами, и Арман
прибавил:
— Если вы согласны, то мы будем драться завтра утром, в семь часов, близ Отейльских болот, на пистолетах.
— Согласен, — ответил граф.
Арман поклонился русскому дворянину и вышел.
— Дорогой мой, — сказал ему Альберт де Р., бывший немым свидетелем этой сцены, — вы поступили глупо.
— Почему?
— Да потому, что вас могут убить.
— Ба! Что за беда.
— В другое время это был бы вздор, но в настоящее время это значит очень много.
— Что вы этим хотите сказать?
— Разве ваш отец не обещал вам вернуть любовь баронессы?
— Да.
— В таком случае, вы поступили глупо. Если граф убьет вас, то баронесса достанется ему.
— Я его убью!
— Вы сильно ненавидите графа?
— Он отнял у меня женщину, которую я люблю. Де Р. пожал плечами:
— Это воровство такое незначительное, что оно даже не предусмотрено законом.
— Вы будете моим секундантом, не правда ли?
— Конечно! — ответил де Р.
— Так поедемте ночевать ко мне.
— Пожалуй.
— А кто же будет моим вторым секундантом?
— Вместо того, чтобы ехать к вам, поедемте лучше ко мне. Я пошлю своего слугу за вашим прежним секундантом Добрэ — он живет на одной улице со мною. Добрэ будет в восторге быть еще раз вашим секундантом.
— Едемте, — согласился Арман.
Де Р. приказал ехать на улицу Прованс.
— Вот, — сказал он, подавая Арману пистолет и указывая на висевшую на стене картину, — поупражняйтесь-ка немного, а я посмотрю, как вы стреляете.
Арман стрелял превосходно и всаживал одну пулю в другую на расстоянии двадцати шагов.
— Если вы будете стрелять первый, — сказал де Р., довольный результатом испытания, — то граф может считать себя мертвым.
Де Р., несмотря на поздний час ночи, послал записку Добрэ, который случайно был в это время дома и тотчас же явился.
Свидание было назначено на следующее утро, и молодые люди уложили Армана спать; тот немедленно крепко заснул.
«Странно! — подумал де Р., — у меня есть какое-то предчувствие, что все это плохо кончится для Армана. Безумец! Рисковать жизнью из-за такой пустой и бессердечной куклы, как госпожа Сент-Люс! Какое безрассудство!»
XXXVI
XXXVII
XXXVIII
И Арман почувствовал, что в нем закипает глухой и ужасный гнев; он вспомнил, что граф в ту ночь, когда баронесса ударила его по щеке, отказался драться с ним, чтобы не запятнать репутацию баронессы. Арман забыл обещание, данное отцу — не выходить из дома, не искать ни с кем ссоры и терпеливо ждать его возвращения. — Я должен убить графа, — решил он. Два человека приходили по очереди разделять горе и надежды нашего героя. Первый был его друг, участвовавший в качестве секунданта в его первой дуэли и рассказавший ему историю баронессы, а второй был Альберт де Р., тот самый, который привез его на костюмированный бал, где он получил пощечину.
Арман, твердо решив драться с графом Степаном, чувствовал, что откровенность его на этот счет может только повредить ему в этом деле. Он никому не открыл своего намерения, тем более, что Иов следил за ним и в последнюю минуту мог помешать ему.
Однажды вечером Альберт де Р. предложил Арману поехать в Оперу. Давали «Вильгельма Телля», и зал был переполнен благодаря участию в спектакле Дюпре. Арман принял предложение. Что-то подсказывало ему, что он встретит там графа Степана.
Когда молодые люди сели на свои места, спектакль уже начался, и Арман начал внимательно лорнировать ложи, ища своего врага. Граф действительно был в Опере; сидя один в глубине бенуара, он, казалось, мечтал о чем-то и не отдавал себе отчета в том, что у него было перед глазами…
— Он мечтает о ней! — прошептал Арман, мгновенно вспыхнув от гнева. Лорнируя соседние ложи, его спутник совершенно не заметил графа, и Арман, хотевший сделать всякое примирение невозможным, имел достаточно времени обдумать то, что собирался сделать.
Когда кончился первый акт, сын полковника вышел из ложи под руку с де Р., все еще не заметившим присутствия русского дворянина в театре, и увлек его по коридору к ложе графа.
— Я заметил здесь, — сказал он ему, — одного из наших знакомых, с которым мне хочется поздороваться.
Де Р. не обратил особенного внимания на эти слова и подумал, что дело идет о каком-нибудь уличном знакомом Армана, которых у него было множество, как у каждого богатого человека. Арман тихо два раза постучал в дверь ложи. Дверь открыли, и де Р., к своему удивлению, увидел графа Степана. Он понял все и угадал, что результатом этой встречи будет дуэль; но было уже слишком поздно, чтобы избежать ее. Граф узнал Армана. Соперники поклонились друг другу.
— Граф, — сказал Арман, — бьюсь об заклад, что у вас превосходная память.
— Да, милостивый государь, — дерзко ответил граф, — ч прекрасно помню, что уже встречался с вами.
— Вы можете мне сказать, где это было?
— На балу у баронессы Сент-Люс.
— Совершенно верно.
Граф поклонился.
— Так как память не изменяет вам в данном случае, — продолжал Арман, — то, быть может, вы определите в точности день, когда был этот бал?
— Завтра будет ровно две недели, если я не ошибаюсь, — ответил граф.
— Превосходно! — вскричал Арман, в свою очередь отвешивая поклон.
— Следовательно, милостивый государь, — продолжал он, — я могу рассчитывать, что ничто не помешает вам исполнить ваше обещание.
— Какое?
— Насколько я помню, — спокойно заметил молодой человек, — под предлогом не запятнать чести госпожи Сент-Люс вы отложили на две недели сведение наших счетов.
— Милостивый государь, — сказал граф, — ваше требование так ясно формулировано, что мне ничего не остается возразить на него…
— Значит?.. — спросил Арман.
— Я к вашим услугам.
Молодые люди снова обменялись поклонами, и Арман
прибавил:
— Если вы согласны, то мы будем драться завтра утром, в семь часов, близ Отейльских болот, на пистолетах.
— Согласен, — ответил граф.
Арман поклонился русскому дворянину и вышел.
— Дорогой мой, — сказал ему Альберт де Р., бывший немым свидетелем этой сцены, — вы поступили глупо.
— Почему?
— Да потому, что вас могут убить.
— Ба! Что за беда.
— В другое время это был бы вздор, но в настоящее время это значит очень много.
— Что вы этим хотите сказать?
— Разве ваш отец не обещал вам вернуть любовь баронессы?
— Да.
— В таком случае, вы поступили глупо. Если граф убьет вас, то баронесса достанется ему.
— Я его убью!
— Вы сильно ненавидите графа?
— Он отнял у меня женщину, которую я люблю. Де Р. пожал плечами:
— Это воровство такое незначительное, что оно даже не предусмотрено законом.
— Вы будете моим секундантом, не правда ли?
— Конечно! — ответил де Р.
— Так поедемте ночевать ко мне.
— Пожалуй.
— А кто же будет моим вторым секундантом?
— Вместо того, чтобы ехать к вам, поедемте лучше ко мне. Я пошлю своего слугу за вашим прежним секундантом Добрэ — он живет на одной улице со мною. Добрэ будет в восторге быть еще раз вашим секундантом.
— Едемте, — согласился Арман.
Де Р. приказал ехать на улицу Прованс.
— Вот, — сказал он, подавая Арману пистолет и указывая на висевшую на стене картину, — поупражняйтесь-ка немного, а я посмотрю, как вы стреляете.
Арман стрелял превосходно и всаживал одну пулю в другую на расстоянии двадцати шагов.
— Если вы будете стрелять первый, — сказал де Р., довольный результатом испытания, — то граф может считать себя мертвым.
Де Р., несмотря на поздний час ночи, послал записку Добрэ, который случайно был в это время дома и тотчас же явился.
Свидание было назначено на следующее утро, и молодые люди уложили Армана спать; тот немедленно крепко заснул.
«Странно! — подумал де Р., — у меня есть какое-то предчувствие, что все это плохо кончится для Армана. Безумец! Рисковать жизнью из-за такой пустой и бессердечной куклы, как госпожа Сент-Люс! Какое безрассудство!»
XXXVI
Граф Степан явился первый на место дуэли. Он приехал в почтовой карете в сопровождении двух жокеев; городской костюм он сменил на дорожный сюртук, застегнутый до подбородка. Один из секундантов, приехавших с ним, сидевший рядом с ним в карете, был одет так же, как и граф, в дорожный костюм, а другой был в утреннем городском костюме и ехал верхом на лошади, намереваясь, по всей вероятности, после дуэли вернуться в Париж.
Арман и его секунданты приехали несколько секунд спустя. Граф ожидал их, спокойно куря сигару.
— Сударь, — обратился он к Арману, подходя к нему и вежливо кланяясь, — я должен был уехать сегодня утром в Бретань; мои чемоданы были уже уложены вчера, когда вы внезапно вызвали меня на дуэль. Надеюсь, что вы извините, что я и мой друг виконт де Керизу, который везет меня к своему дяде, в дорожных костюмах.
Арман поклонился в ответ. Услыхав, что граф уезжает в Бретань, он страшно побледнел.
— Я должен непременно убить его, — пробормотал он, — я должен его убить.
И он подошел к де Р.
— Я оскорблен; следовательно, мне принадлежит не только право выбрать оружие, но и поставить свои условия.
— Что вы хотите сказать? — спросил де Р., встревоженный бледностью своего друга.
— Послушайте, — поспешно продолжал сын полковника, — граф едет в Бретань.
— Так что же?
— Если я не убью его, он снова увидится с нею.
— Очень может быть.
— Ну, так я хочу убить его; это необходимо.
— Я не понимаю, однако, почему вы беспокоитесь относительно условий?
— Почему? Потому что я хочу, чтобы один из нас был убит. Один из нас должен остаться на месте. Во всяком случае, я не хочу детских условий. Каждый из нас будет стрелять из своего пистолета, идя навстречу другому, и каждый имеет право сделать два выстрела по своему усмотрению.
— Хорошо, а затем?
— Если четырех выстрелов, которыми мы обменяемся, будет недостаточно, то мы снова зарядим пистолеты.
— Хорошо, — согласился Альберт де Р., боявшийся, чтобы Арман не потерял последнее хладнокровие, — цельтесь, однако, вернее.
Секунданты начали совещаться.
— Господа, — сказал Альберт, — мы — оскорбленная сторона и, как вам известно, выбрали пистолеты.
Секунданты графа Степана поклонились в знак согласия.
— Граф привез с собой пистолеты? — спросил Альберт.
— Да.
— В таком случае, пусть он стреляет из своего пистолета, а Арман будет стрелять из своего.
Секунданты вторично поклонились.
— Расстояние между противниками будет в сорок шагов, — продолжал де Р., — и каждый имеет право на два выстрела; они начнут сходиться и стрелять по своему желанию…
— Значит, — спросил виконт де Керизу, — это будет дуэль насмерть?
— Черт возьми! — вскричал Альберт. — Уж не воображаете ли вы, что мы приехали сюда для того, чтобы обменяться царапинами, а затем отправиться вместе позавтракать?
— Однако ссора была недостаточно серьезна…
— Извините, когда ссора пустячна, то дело улаживается и никогда не доходит до дуэли… Мы будем драться серьезно, следовательно, и повод к поединку был серьезен.
Тон Альберта был холоден, вежлив, но решителен. Приходилось принять его условия.
— Однако может случиться, что четырех пуль будет недостаточно, — заметил виконт Керизу.
— Тогда мы еще раз зарядим пистолеты.
«Ого! — подумали секунданты графа, ничего не знавшие о причине ссоры, — граф, должно быть, сильно оскорбил этого молодого человека, наружность которого напоминает женщину, если тот хочет драться насмерть? Бедный граф, было бы гораздо лучше, если бы он уже вернулся из Бретани».
Соперники и их секунданты находились в это время в маленькой прогалине леса, освещенной первыми лучами восходящего солнца; они стояли на одной из дорожек, пересекающих Булонский лес по всем направлениям.
Пистолеты Армана были заряжены самым тщательным образом де Р. Виконт де Керизу исполнил ту же обязанность относительно графа Степана. Отмерили расстояние в сорок шагов и поставили противников друг против друга, после чего им вручили оружие. Секунданты отошли в сторону.
Де Р., как секундант оскорбленной стороны, должен был подать сигнал.
«Как подумаешь, что один из двух порядочных людей, — рассуждал он в это время, — через три минуты будет убит из-за женщины, которая ведет уже седьмую интрижку, то, право же, голова пойдет кругом и невольно проникаешься жалостью к человеческому неразумию!»
После этого надгробного слова, обращенного к будущей жертве, де Р. трижды ударил в ладоши.
Арман первый стал подвигаться к сопернику… Он поднял руку, быстро прицелился и выстрелил. Граф остался невредим и тоже стал подвигаться и в свою очередь выстрелил. Арман переменился в лице, но продолжал идти вперед.
Граф сделал еще два шага, спокойно прицелился и снова выстрелил. Де Р., не сводивший глаз с Армана, увидел, что тот шатается, и сердце у него застучало. Но Арман все шел вперед, держа пистолет в уровень со лбом графа. Последний, бросив оружие, ставшее теперь бесполезным, остановился посреди дорожки и, скрестив руки на груди, с гордой улыбкой ждал смерти… Арман продолжал идти, пошатываясь, и расстояние, отделявшее от него графа, заметно сокращалось. Вдруг он остановился; свидетели этого ужасного зрелища подумали, что Арман собирается выстрелить, но он снова пошел… он сделал еще один шаг, затем другой и, вытянув руку, так что дуло его пистолета коснулось груди графа, сказал ему слабеющим голосом:
— Милостивый государь, я умру, потому что обе ваши пули у меня в груди, но вы не уедете в Бретань…
Он хотел уже спустить курок и убить наповал графа, но слишком понадеялся на свои силы… Заряженный пистолет выскользнул из его руки, и он упал, захлебываясь кровью. Что же касается графа, то он по-прежнему стоял неподвижно, скрестив на груди руки и даже не дрогнув.
— Жаль! — сказал он. — Если бы этот молодой человек мог продлить свою жизнь еще хоть на секунду, то его желание исполнилось бы… и я не поехал бы в Бретань.
Де Р., переживший в эти пять минут целую вечность, увидав, что Арман упал, вскрикнул, подбежал к нему и поднял его на руки… Арман еще дышал…
— Милостивый государь! — вскричал он, сердито взглянув на графа. — Если он умрет, я отомщу за него!
— Я понимаю ваше горе, — ответил граф с холодной вежливостью, — но согласитесь, что вина не моя. Я ждал выстрела до конца.
Разорвали сюртук, жилет и сорочку Армана. Доктор, которого привез с собою де Р., ожидавший в карете исхода дуэли, осмотрел обе раны и грустно покачал головою.
— Жизнь его висит на волоске, — прошептал он. — Он умрет через час, если Бог не совершит чуда.
Армана положили на изготовленные наскоро носилки, потому что он не вынес бы толчков экипажа и умер бы в дороге.
— Милостивый государь, — сказал граф Степан Альберту де Р., — я еду в Бретань, в замок Керизу; будьте добры, если этот несчастный молодой человек выживет после полученных им ран, присылайте мне ежедневно известие о его здоровье; я дрался без малейшей ненависти и буду самый несчастный из смертных, если он умрет.
И, выразив свое сердечное сожаление, граф сел в почтовую карету и приказал ямщику:
— Поезжай по Бретонской дороге!
Час спустя Арман лежал уже в своей постели без сознания, но был еще жив. Старый Иов рыдал, стоя на коленях у его изголовья. Секунданты держали руки раненого в своих, а у доктора был озабоченный вид, хотя он начинал питать надежду… Раны были не смертельны, но Арман был хрупкого и нежного сложения.
Ночь прошла довольно спокойно, благодаря низкой температуре, которой достигли в комнате, разложив по всем углам большие куски льда.
Утром раненый пришел в себя… но вскоре он снова впал в бред, и ему начало казаться, что он убил графа; он пробормотал:
— Он не уедет теперь в Бретань!
…………………………………
В течение пяти дней надежда у доктора и друзей Армана то появлялась, то опять исчезала. Наконец доктор сказал:
— Этот молодой человек любит, и эта любовь даст ему силы побороть болезнь.
Старый Иов, все время плакавший, сидя у изголовья своего молодого господина, вскрикнул от радости и хотел немедленно известить обо всем полковника. Но тот уехал, сказав ему только:
— Если с мальчиком случится несчастье, извести де Ласи.
Иов помчался на улицу Порт-Магон. Но де Ласи уехал из Парижа в тот самый день, когда граф Степан дрался с Арманом.
Следуя предписаниям полковника, маркиз не упускал из виду русского дворянина; затем, когда последний в дорожной карете выехал из Парижа, он тоже нанял почтовых лошадей и поехал вслед за ним в Бретань, куда и мы последуем за некоторыми лицами нашего повествования.
Арман и его секунданты приехали несколько секунд спустя. Граф ожидал их, спокойно куря сигару.
— Сударь, — обратился он к Арману, подходя к нему и вежливо кланяясь, — я должен был уехать сегодня утром в Бретань; мои чемоданы были уже уложены вчера, когда вы внезапно вызвали меня на дуэль. Надеюсь, что вы извините, что я и мой друг виконт де Керизу, который везет меня к своему дяде, в дорожных костюмах.
Арман поклонился в ответ. Услыхав, что граф уезжает в Бретань, он страшно побледнел.
— Я должен непременно убить его, — пробормотал он, — я должен его убить.
И он подошел к де Р.
— Я оскорблен; следовательно, мне принадлежит не только право выбрать оружие, но и поставить свои условия.
— Что вы хотите сказать? — спросил де Р., встревоженный бледностью своего друга.
— Послушайте, — поспешно продолжал сын полковника, — граф едет в Бретань.
— Так что же?
— Если я не убью его, он снова увидится с нею.
— Очень может быть.
— Ну, так я хочу убить его; это необходимо.
— Я не понимаю, однако, почему вы беспокоитесь относительно условий?
— Почему? Потому что я хочу, чтобы один из нас был убит. Один из нас должен остаться на месте. Во всяком случае, я не хочу детских условий. Каждый из нас будет стрелять из своего пистолета, идя навстречу другому, и каждый имеет право сделать два выстрела по своему усмотрению.
— Хорошо, а затем?
— Если четырех выстрелов, которыми мы обменяемся, будет недостаточно, то мы снова зарядим пистолеты.
— Хорошо, — согласился Альберт де Р., боявшийся, чтобы Арман не потерял последнее хладнокровие, — цельтесь, однако, вернее.
Секунданты начали совещаться.
— Господа, — сказал Альберт, — мы — оскорбленная сторона и, как вам известно, выбрали пистолеты.
Секунданты графа Степана поклонились в знак согласия.
— Граф привез с собой пистолеты? — спросил Альберт.
— Да.
— В таком случае, пусть он стреляет из своего пистолета, а Арман будет стрелять из своего.
Секунданты вторично поклонились.
— Расстояние между противниками будет в сорок шагов, — продолжал де Р., — и каждый имеет право на два выстрела; они начнут сходиться и стрелять по своему желанию…
— Значит, — спросил виконт де Керизу, — это будет дуэль насмерть?
— Черт возьми! — вскричал Альберт. — Уж не воображаете ли вы, что мы приехали сюда для того, чтобы обменяться царапинами, а затем отправиться вместе позавтракать?
— Однако ссора была недостаточно серьезна…
— Извините, когда ссора пустячна, то дело улаживается и никогда не доходит до дуэли… Мы будем драться серьезно, следовательно, и повод к поединку был серьезен.
Тон Альберта был холоден, вежлив, но решителен. Приходилось принять его условия.
— Однако может случиться, что четырех пуль будет недостаточно, — заметил виконт Керизу.
— Тогда мы еще раз зарядим пистолеты.
«Ого! — подумали секунданты графа, ничего не знавшие о причине ссоры, — граф, должно быть, сильно оскорбил этого молодого человека, наружность которого напоминает женщину, если тот хочет драться насмерть? Бедный граф, было бы гораздо лучше, если бы он уже вернулся из Бретани».
Соперники и их секунданты находились в это время в маленькой прогалине леса, освещенной первыми лучами восходящего солнца; они стояли на одной из дорожек, пересекающих Булонский лес по всем направлениям.
Пистолеты Армана были заряжены самым тщательным образом де Р. Виконт де Керизу исполнил ту же обязанность относительно графа Степана. Отмерили расстояние в сорок шагов и поставили противников друг против друга, после чего им вручили оружие. Секунданты отошли в сторону.
Де Р., как секундант оскорбленной стороны, должен был подать сигнал.
«Как подумаешь, что один из двух порядочных людей, — рассуждал он в это время, — через три минуты будет убит из-за женщины, которая ведет уже седьмую интрижку, то, право же, голова пойдет кругом и невольно проникаешься жалостью к человеческому неразумию!»
После этого надгробного слова, обращенного к будущей жертве, де Р. трижды ударил в ладоши.
Арман первый стал подвигаться к сопернику… Он поднял руку, быстро прицелился и выстрелил. Граф остался невредим и тоже стал подвигаться и в свою очередь выстрелил. Арман переменился в лице, но продолжал идти вперед.
Граф сделал еще два шага, спокойно прицелился и снова выстрелил. Де Р., не сводивший глаз с Армана, увидел, что тот шатается, и сердце у него застучало. Но Арман все шел вперед, держа пистолет в уровень со лбом графа. Последний, бросив оружие, ставшее теперь бесполезным, остановился посреди дорожки и, скрестив руки на груди, с гордой улыбкой ждал смерти… Арман продолжал идти, пошатываясь, и расстояние, отделявшее от него графа, заметно сокращалось. Вдруг он остановился; свидетели этого ужасного зрелища подумали, что Арман собирается выстрелить, но он снова пошел… он сделал еще один шаг, затем другой и, вытянув руку, так что дуло его пистолета коснулось груди графа, сказал ему слабеющим голосом:
— Милостивый государь, я умру, потому что обе ваши пули у меня в груди, но вы не уедете в Бретань…
Он хотел уже спустить курок и убить наповал графа, но слишком понадеялся на свои силы… Заряженный пистолет выскользнул из его руки, и он упал, захлебываясь кровью. Что же касается графа, то он по-прежнему стоял неподвижно, скрестив на груди руки и даже не дрогнув.
— Жаль! — сказал он. — Если бы этот молодой человек мог продлить свою жизнь еще хоть на секунду, то его желание исполнилось бы… и я не поехал бы в Бретань.
Де Р., переживший в эти пять минут целую вечность, увидав, что Арман упал, вскрикнул, подбежал к нему и поднял его на руки… Арман еще дышал…
— Милостивый государь! — вскричал он, сердито взглянув на графа. — Если он умрет, я отомщу за него!
— Я понимаю ваше горе, — ответил граф с холодной вежливостью, — но согласитесь, что вина не моя. Я ждал выстрела до конца.
Разорвали сюртук, жилет и сорочку Армана. Доктор, которого привез с собою де Р., ожидавший в карете исхода дуэли, осмотрел обе раны и грустно покачал головою.
— Жизнь его висит на волоске, — прошептал он. — Он умрет через час, если Бог не совершит чуда.
Армана положили на изготовленные наскоро носилки, потому что он не вынес бы толчков экипажа и умер бы в дороге.
— Милостивый государь, — сказал граф Степан Альберту де Р., — я еду в Бретань, в замок Керизу; будьте добры, если этот несчастный молодой человек выживет после полученных им ран, присылайте мне ежедневно известие о его здоровье; я дрался без малейшей ненависти и буду самый несчастный из смертных, если он умрет.
И, выразив свое сердечное сожаление, граф сел в почтовую карету и приказал ямщику:
— Поезжай по Бретонской дороге!
Час спустя Арман лежал уже в своей постели без сознания, но был еще жив. Старый Иов рыдал, стоя на коленях у его изголовья. Секунданты держали руки раненого в своих, а у доктора был озабоченный вид, хотя он начинал питать надежду… Раны были не смертельны, но Арман был хрупкого и нежного сложения.
Ночь прошла довольно спокойно, благодаря низкой температуре, которой достигли в комнате, разложив по всем углам большие куски льда.
Утром раненый пришел в себя… но вскоре он снова впал в бред, и ему начало казаться, что он убил графа; он пробормотал:
— Он не уедет теперь в Бретань!
…………………………………
В течение пяти дней надежда у доктора и друзей Армана то появлялась, то опять исчезала. Наконец доктор сказал:
— Этот молодой человек любит, и эта любовь даст ему силы побороть болезнь.
Старый Иов, все время плакавший, сидя у изголовья своего молодого господина, вскрикнул от радости и хотел немедленно известить обо всем полковника. Но тот уехал, сказав ему только:
— Если с мальчиком случится несчастье, извести де Ласи.
Иов помчался на улицу Порт-Магон. Но де Ласи уехал из Парижа в тот самый день, когда граф Степан дрался с Арманом.
Следуя предписаниям полковника, маркиз не упускал из виду русского дворянина; затем, когда последний в дорожной карете выехал из Парижа, он тоже нанял почтовых лошадей и поехал вслед за ним в Бретань, куда и мы последуем за некоторыми лицами нашего повествования.
XXXVII
Однажды утром старый замок Керлор наполнился необычным шумом — шли веселые хлопоты, предвещавшие близкое празднество. В большом тенистом парке со множеством роскошных цветочных клумб с озабоченным видом суетились лакеи. Внутри мрачный замок подвергся такой же метаморфозе. Обширные залы, обыкновенно запертые в отсутствие господ, были залиты яркими лучами солнца наполнились свежим воздухом. Целая артель рабочих приводила в порядок Керлор и отделывала его во вкусе молодой владелицы. Г-жа Сент-Люс готовилась сдержать свое слово: она хотела веселиться в Керлоре так же, как и в Париже, и собиралась дать целый ряд празднеств. Она позвала капитана Ламберта, своего управляющего, и спросила его:
— Вы охотник?
— Я когда-то охотился, баронесса.
— Согласны вы устроить охоту с гончими?
— С удовольствием.
— Отлично, я возвожу вас в звание распорядителя охотой. Все мои соседи страстные охотники. Я также люблю это благородное удовольствие, люблю скакать за сворой при звуке рогов.
В то время, как баронесса говорила это, вид у нее был чрезвычайно воинственный, что необычайно шло к ней.
— Вообразите, — продолжала она, — я хочу дать довольно оригинальный праздник. Я приглашу всех моих соседей на охоту, затем последуют обед и бал в парке Керлора. Охота будет назначена в десять часов, в лесах, прилегающих к морю, на перекрестке Круа-Муссю; ночью вы окружите кабана, а утром присоединитесь к г-ну Керизу, которого я уже уведомила о предстоящей охоте, хотя после смерти моего отца своры ходят на охоту только с моими псарями.
Капитан Ламберт поклонился.
— А теперь, — прибавила баронесса, — поезжайте к барону де Ласи, моему соседу, пригласите ко мне его и его племянника маркиза, который, как мне сказали, приехал вчера вечером.
Мнимый капитан, по-видимому, только и ждал этого приказания, потому что лошадь его была уже оседлана, и пять минут спустя он вдевал ногу в стремя. Баронесса Сент-Люс назначила охоту и бал единственно для графа Степана, приехавшего накануне утром в замок Керизу с виконтом Керизу, племянником шевалье.
Гонтран явился к своему дяде несколько часов спустя и, несмотря на то, что госпожа Сент-Люс совершенно не знала Ц маркиза, она не могла не пригласить и его. Впрочем, слухи о храбрости и эксцентричности маркиза, его приключениях, путешествиях и несколько таинственном образе жизни сильно заинтриговали баронессу.
Полковник поехал мелкой рысью по дороге в Замок. Так называлось имение барона де Ласи.
Замок было старое феодальное жилище, немного реставрированное, колыбель всего рода де Ласи и, странное дело, всегда находился во владении младшей линии.
Замок этот так же, как и Керлор, лежал на берегу моря, но он был построен не на скале, а в долине, по которой протекала речка; его окружал густой лес.
Мнимый капитан застал дядю и племянника уже совершенно примирившимися и завтракавшими с большим аппетитом в столовой замка. Он представился как управитель баронессы Сент-Люс и, когда исполнил ее поручение, прошел в сопровождении Гонтрана в парк. Маркиз понял, что полковник хочет дать ему инструкции.
— Ну что? — спросил полковник, как только они остались вдвоем. — Что нового в Париже?
— Ничего.
— Вы не видали Иова?
— Нет.
Полковник вздохнул с облегчением. «Мальчик здоров», — подумал он.
Читатель не забыл, вероятно, что Гонтран уехал, не зная еще о ссоре и дуэли Армана с русским дворянином.
— Граф Степан уже здесь, — сказал полковник.
— Знаю.
— Он приехал вчера утром и завтра, как вам, конечно, известно, явится в Керлор.
— Так, что же я должен сделать?
— Найти в течение дня какой-нибудь предлог к ссоре и тотчас же подраться с ним.
— Это довольно трудно.
— Знаю, но в мои планы входит, чтобы граф был убит на следующее утро после бала или в ту же ночь, если это возможно.
— Однако…
— Слушайте, — сказал полковник, — нет ничего легче, как затеять ссору, в особенности с таким человеком, как граф Степан. Он заносчив и немножко дикарь. Заметьте ему хотя бы, что он сделал промах во время охоты, и постарайтесь таким образом задеть его самолюбие. И тогда в нем проснется полуцивилизованный дикарь.
— Отлично! — вскричал Гонтран с беспечностью человека, окончательно решившего сделаться слепым орудием в руках другого. — Будет исполнено.
— Спасибо… до завтра. Охота назначена близ Круа-Муссю, вы знаете?
— Да, — сказал Гонтран.
Он пожал руку полковнику и ушел.
Управляющий баронессы вернулся в Керлор, когда почти наступила ночь, и позвал Жана, бывшего жениха Наики, которого случай сделал его сообщником.
— Все готово? — спросил он.
— Все, — ответил Жан.
— И лодка, и рыбак?
— Да.
— А дорожная карета?
— Тоже.
— Теперь, — сказал ему полковник, — слушай внимательно.
— Слушаю, — ответил Жан.
— Надо похитить ребенка.
— Ах! — прошептал Жан, в глазах которого засверкала дикая радость. — Вы гений, а не человек! Этот ребенок — единственное существо, которое любит баронесса… Смерть этого ребенка убьет ее…
— Итак, — продолжал полковник, — у нее похитят этого ребенка. Если у нее окаменело сердце как у женщины, зато ее сердце как матери будет разбито…
И злая усмешка скривила бледные губы полковника Леона, усмешка жестокого мстителя, видящего, что час возмездия близок.
— Вы охотник?
— Я когда-то охотился, баронесса.
— Согласны вы устроить охоту с гончими?
— С удовольствием.
— Отлично, я возвожу вас в звание распорядителя охотой. Все мои соседи страстные охотники. Я также люблю это благородное удовольствие, люблю скакать за сворой при звуке рогов.
В то время, как баронесса говорила это, вид у нее был чрезвычайно воинственный, что необычайно шло к ней.
— Вообразите, — продолжала она, — я хочу дать довольно оригинальный праздник. Я приглашу всех моих соседей на охоту, затем последуют обед и бал в парке Керлора. Охота будет назначена в десять часов, в лесах, прилегающих к морю, на перекрестке Круа-Муссю; ночью вы окружите кабана, а утром присоединитесь к г-ну Керизу, которого я уже уведомила о предстоящей охоте, хотя после смерти моего отца своры ходят на охоту только с моими псарями.
Капитан Ламберт поклонился.
— А теперь, — прибавила баронесса, — поезжайте к барону де Ласи, моему соседу, пригласите ко мне его и его племянника маркиза, который, как мне сказали, приехал вчера вечером.
Мнимый капитан, по-видимому, только и ждал этого приказания, потому что лошадь его была уже оседлана, и пять минут спустя он вдевал ногу в стремя. Баронесса Сент-Люс назначила охоту и бал единственно для графа Степана, приехавшего накануне утром в замок Керизу с виконтом Керизу, племянником шевалье.
Гонтран явился к своему дяде несколько часов спустя и, несмотря на то, что госпожа Сент-Люс совершенно не знала Ц маркиза, она не могла не пригласить и его. Впрочем, слухи о храбрости и эксцентричности маркиза, его приключениях, путешествиях и несколько таинственном образе жизни сильно заинтриговали баронессу.
Полковник поехал мелкой рысью по дороге в Замок. Так называлось имение барона де Ласи.
Замок было старое феодальное жилище, немного реставрированное, колыбель всего рода де Ласи и, странное дело, всегда находился во владении младшей линии.
Замок этот так же, как и Керлор, лежал на берегу моря, но он был построен не на скале, а в долине, по которой протекала речка; его окружал густой лес.
Мнимый капитан застал дядю и племянника уже совершенно примирившимися и завтракавшими с большим аппетитом в столовой замка. Он представился как управитель баронессы Сент-Люс и, когда исполнил ее поручение, прошел в сопровождении Гонтрана в парк. Маркиз понял, что полковник хочет дать ему инструкции.
— Ну что? — спросил полковник, как только они остались вдвоем. — Что нового в Париже?
— Ничего.
— Вы не видали Иова?
— Нет.
Полковник вздохнул с облегчением. «Мальчик здоров», — подумал он.
Читатель не забыл, вероятно, что Гонтран уехал, не зная еще о ссоре и дуэли Армана с русским дворянином.
— Граф Степан уже здесь, — сказал полковник.
— Знаю.
— Он приехал вчера утром и завтра, как вам, конечно, известно, явится в Керлор.
— Так, что же я должен сделать?
— Найти в течение дня какой-нибудь предлог к ссоре и тотчас же подраться с ним.
— Это довольно трудно.
— Знаю, но в мои планы входит, чтобы граф был убит на следующее утро после бала или в ту же ночь, если это возможно.
— Однако…
— Слушайте, — сказал полковник, — нет ничего легче, как затеять ссору, в особенности с таким человеком, как граф Степан. Он заносчив и немножко дикарь. Заметьте ему хотя бы, что он сделал промах во время охоты, и постарайтесь таким образом задеть его самолюбие. И тогда в нем проснется полуцивилизованный дикарь.
— Отлично! — вскричал Гонтран с беспечностью человека, окончательно решившего сделаться слепым орудием в руках другого. — Будет исполнено.
— Спасибо… до завтра. Охота назначена близ Круа-Муссю, вы знаете?
— Да, — сказал Гонтран.
Он пожал руку полковнику и ушел.
Управляющий баронессы вернулся в Керлор, когда почти наступила ночь, и позвал Жана, бывшего жениха Наики, которого случай сделал его сообщником.
— Все готово? — спросил он.
— Все, — ответил Жан.
— И лодка, и рыбак?
— Да.
— А дорожная карета?
— Тоже.
— Теперь, — сказал ему полковник, — слушай внимательно.
— Слушаю, — ответил Жан.
— Надо похитить ребенка.
— Ах! — прошептал Жан, в глазах которого засверкала дикая радость. — Вы гений, а не человек! Этот ребенок — единственное существо, которое любит баронесса… Смерть этого ребенка убьет ее…
— Итак, — продолжал полковник, — у нее похитят этого ребенка. Если у нее окаменело сердце как у женщины, зато ее сердце как матери будет разбито…
И злая усмешка скривила бледные губы полковника Леона, усмешка жестокого мстителя, видящего, что час возмездия близок.
XXXVIII
Перекресток Круа-Муссю, где должны были встретиться приглашенные баронессой Сент-Люс охотники, был одним из самых диких мест в Керлорском лесу. Отсюда расходились по всем направлениям леса восемь прекрасно шоссированных дорог: одни из них вели к морю, а другие шли в поля.
Перекресток этот получил свое название от большого креста из черного камня, поросшего мхом и возвышавшегося в центре скрещивающихся дорог; с крестом этим была связана старинная легенда.
На этом самом месте во времена Крестовых походов у одного из баронов де Болье, охотившегося с рогатиной на кабана, страшный зверь распорол лошадь, затем устремился на всадника, придавленного трупом животного; но последний, видя неминуемую гибель, дал обет поставить на этом месте крест, если останется жив. Его обет был услышан: не успел кабан коснуться клыками владельца Керлора, как уже упал раненный, пораженный стрелою охотника, бывшего в свите барона. Барон Болье сдержал обет и воздвиг этот крест, который годы мало-помалу покрыли красивым зеленым мхом.
Ровно в три четверти десятого псари и охотники Керизу и Керлора прибыли на место встречи. Псарь, которому поручено было выследить зверя, доложил, что напали на след старого кабана и дикой свиньи.
Полковник, в охотничьем платье, на прекрасной ирландской лошади, принадлежавшей покойному барону де Болье, прибыл почти в одно время с экипажами и окинул собак взглядом знатока.
— Сейчас видно, что госпожа Сент-Люс, — прошептал он, — любительница охоты. Отец ее был охотник и у него были самые лучшие собаки во всей Бретани. Вместо того чтобы продать, она сохранила их для себя. Какая чудная свора!
Собаки г-на Керизу, большая часть которых была вандейской породы, во многом уступали собакам Керлора, однако и они обещали сделать чудеса.
«Если маркиз захочет, — думал управляющий, — то он найдет прекрасный случай затеять ссору, с графом Степаном. В России охотятся на медведей, волков, лосей и даже на оленей, но не имеют ни малейшего понятия, что такое настоящая псовая охота. Я уверен, что граф натворит тысячу глупостей».
В лесу раздался топот, и вскоре полковник увидел, как из лесной чащи выехали гг. де Керизу, дядя и племянник, и граф Степан.
Шевалье де Керизу представлял собою замечательный тип благородного фермера и охотника; он остался бретонцем с головы до ног. Длинные седые волосы падали ему на плечи, платье его было из грубого сукна, а ботфорты могли бы защитить его ноги от колких кустарников и репьев, если бы всадник сошел на землю, фигура у него была поистине богатырская, лицо продолговатое и суровое. Ехал он на
маленькой, коренастой, нервного сложения лошадке арморийской породы, очень горячей.
Виконт де Керизу был, напротив, бульварный лев, городской охотник; охотничий костюм его был сшит Стобом, а ботфорты изготовлены г-ном Сакоски.
Костюм графа Степана был почти такой же, как на виконте де Керизу.
Полковник и русский дворянин дружески пожали друг другу руки.
— Ну, что, капитан Ламберт, — спросил граф Степан вполголоса, — довольны вы вашим новым местом?
— Я счастлив… — ответил полковник, хотя и с улыбкой, но взволнованным голосом. — Я вижу ее каждый час… Благодарю!
Граф наклонился к самому его уху:
— Теперь ваша очередь сказать ей обо мне, — прошептал он. — Вам хорошо известно…
— Да, — сказал полковник с восхищением отца, который знает, как обожают его ребенка. — Я знаю, что вы ее любите…
— А она?
— Неблагодарный, — укоризненно заметил Леон.
— Ах! Эти пятнадцать дней разлуки, — прошептал граф, — показались мне целой вечностью.
— Ну, так вечность прошла. Через пять минут вы увидите ее; она приедет со старым бароном де Ласи, своим соседом, и племянником барона, молодым маркизом Гонтраном де Ласи.
При эпитете «молодым» граф вздрогнул и спросил:
— Что это за маркиз де Ласи?
— Это, — простодушно ответил полковник, — один из молодых людей, пользующихся успехом в предместье Сен-Жермен.
Граф вздрогнул, и полковник заметил, что он начинает ревновать.
— Маркиз, — продолжал мнимый капитан Ламберт, — бывший офицер; он известен своими дуэлями, имевшими для него всегда счастливый исход. Он убил двенадцать противников и был любим самыми неприступными женщинами. Жизнь этого человека — целая эпопея…
Говоря это, полковник наблюдал, какое впечатление производят на графа его слова.
Перекресток этот получил свое название от большого креста из черного камня, поросшего мхом и возвышавшегося в центре скрещивающихся дорог; с крестом этим была связана старинная легенда.
На этом самом месте во времена Крестовых походов у одного из баронов де Болье, охотившегося с рогатиной на кабана, страшный зверь распорол лошадь, затем устремился на всадника, придавленного трупом животного; но последний, видя неминуемую гибель, дал обет поставить на этом месте крест, если останется жив. Его обет был услышан: не успел кабан коснуться клыками владельца Керлора, как уже упал раненный, пораженный стрелою охотника, бывшего в свите барона. Барон Болье сдержал обет и воздвиг этот крест, который годы мало-помалу покрыли красивым зеленым мхом.
Ровно в три четверти десятого псари и охотники Керизу и Керлора прибыли на место встречи. Псарь, которому поручено было выследить зверя, доложил, что напали на след старого кабана и дикой свиньи.
Полковник, в охотничьем платье, на прекрасной ирландской лошади, принадлежавшей покойному барону де Болье, прибыл почти в одно время с экипажами и окинул собак взглядом знатока.
— Сейчас видно, что госпожа Сент-Люс, — прошептал он, — любительница охоты. Отец ее был охотник и у него были самые лучшие собаки во всей Бретани. Вместо того чтобы продать, она сохранила их для себя. Какая чудная свора!
Собаки г-на Керизу, большая часть которых была вандейской породы, во многом уступали собакам Керлора, однако и они обещали сделать чудеса.
«Если маркиз захочет, — думал управляющий, — то он найдет прекрасный случай затеять ссору, с графом Степаном. В России охотятся на медведей, волков, лосей и даже на оленей, но не имеют ни малейшего понятия, что такое настоящая псовая охота. Я уверен, что граф натворит тысячу глупостей».
В лесу раздался топот, и вскоре полковник увидел, как из лесной чащи выехали гг. де Керизу, дядя и племянник, и граф Степан.
Шевалье де Керизу представлял собою замечательный тип благородного фермера и охотника; он остался бретонцем с головы до ног. Длинные седые волосы падали ему на плечи, платье его было из грубого сукна, а ботфорты могли бы защитить его ноги от колких кустарников и репьев, если бы всадник сошел на землю, фигура у него была поистине богатырская, лицо продолговатое и суровое. Ехал он на
маленькой, коренастой, нервного сложения лошадке арморийской породы, очень горячей.
Виконт де Керизу был, напротив, бульварный лев, городской охотник; охотничий костюм его был сшит Стобом, а ботфорты изготовлены г-ном Сакоски.
Костюм графа Степана был почти такой же, как на виконте де Керизу.
Полковник и русский дворянин дружески пожали друг другу руки.
— Ну, что, капитан Ламберт, — спросил граф Степан вполголоса, — довольны вы вашим новым местом?
— Я счастлив… — ответил полковник, хотя и с улыбкой, но взволнованным голосом. — Я вижу ее каждый час… Благодарю!
Граф наклонился к самому его уху:
— Теперь ваша очередь сказать ей обо мне, — прошептал он. — Вам хорошо известно…
— Да, — сказал полковник с восхищением отца, который знает, как обожают его ребенка. — Я знаю, что вы ее любите…
— А она?
— Неблагодарный, — укоризненно заметил Леон.
— Ах! Эти пятнадцать дней разлуки, — прошептал граф, — показались мне целой вечностью.
— Ну, так вечность прошла. Через пять минут вы увидите ее; она приедет со старым бароном де Ласи, своим соседом, и племянником барона, молодым маркизом Гонтраном де Ласи.
При эпитете «молодым» граф вздрогнул и спросил:
— Что это за маркиз де Ласи?
— Это, — простодушно ответил полковник, — один из молодых людей, пользующихся успехом в предместье Сен-Жермен.
Граф вздрогнул, и полковник заметил, что он начинает ревновать.
— Маркиз, — продолжал мнимый капитан Ламберт, — бывший офицер; он известен своими дуэлями, имевшими для него всегда счастливый исход. Он убил двенадцать противников и был любим самыми неприступными женщинами. Жизнь этого человека — целая эпопея…
Говоря это, полковник наблюдал, какое впечатление производят на графа его слова.