дю Террайль Понсон Пьер Алексис. Тайны Парижа. Том 2

   Арман упал на колени.
   — Простите, — умолял он. — Это была ревность.
   — Разве у вас есть на то право? — спросила она голосом, в котором звучала ирония и который пронзил сердце молодого человека, как лезвие кинжала.
   Но он не успел ответить. Как будто последние слова утишили гнев Дамы в черной перчатке, она приветливо протянула руку пораженному Арману. На губах у нее снова появилась добрая улыбка, взгляд сделался задумчив и ласков, а голос мелодичен и печален.
   — Ах, — сказала она, — простите и вы меня… я злая… а вы все-таки любите меня!
   Он вскрикнул от радости, целуя протянутую ему руку.
   — Простите меня, — повторила она, — и если вы действительно любите меня, не старайтесь проникнуть в тайну, окружающую меня. Любите меня такой, какова я есть.
   — Хорошо, — покорно сказал Арман.
   И так как он все еще стоял на коленях, с восхищением любуясь ею, то она дотронулась своим надушенным пальчиком до локона черных волос, который упал ему на лоб, и откинула его назад.
   — Слушайте! Приходите сюда каждый вечер… но не спрашивайте, ни кто этот человек, который угрожает вашей и моей жизни, ни почему я нахожусь в замке де Рювиньи. И еще вот что: приходите сюда всегда с оружием — с кинжалом или пистолетом. А теперь уходите… Так нужно! Каждая лишняя минута, которую вы проведете здесь, будет стоить нам, быть может, целого года нашей жизни… Уходите!
   В эту минуту в отдалении раздался резкий звук охотничьего рога. Лицо молодой женщины выразило немой ужас. Арман заметил, что она побледнела как смерть.
   — Уходите! Уходите скорее, — твердила она, — пора… Она подбежала к двери будуара, отворила ее и два раза ударила в ладоши. Человек, служивший уже проводником Арману, явился на ее зов, по-прежнему опустив на лицо капюшон плаща.
   — До свидания! До… завтра… лодка будет вас ждать… в тот же самый час.
   Она толкнула его в коридор и быстро затворила за ним дверь. Арман не успел сказать ей ни слова.
   Его таинственный вожатый, как и раньше, взял его за руку, снова провел по коридору, через большую гостиную и площадку, затем оба спустились по лестнице и тропинке к берегу и вскочили в лодку.
   Час спустя Арман уже причаливал к бухточке, которую называли Таможенной бухтой, а через четверть часа, найдя свою лошадь, мчался в свой замок.
   Полковник уже лег в постель, но он еще не спал и слышал, как вернулся сын.
   «Ну, что же? — вздохнул старик, — мне все же больше по сердцу подобные его похождения, чем роковая страсть, которая подтачивала его в Париже. Мое дитя спасено».
   Три следующие дня Арман провел крайне однообразно: каждый вечер он уезжал в один и тот же час из замка и направлялся к Таможенной бухте, где его ждал в лодке неизвестный, который отвозил его в Рювиньи.
   Каждый вечер, пробираясь одним и тем же путем, он заставал все в той же комнате Даму в черной перчатке, которая, улыбаясь, бросала ему нежный взгляд и протягивала руку. Он проводил у нее целый час, все время стоя на коленях перед нею и нашептывая тысячу милых глупостей… Она с улыбкой слушала его, и ее взгляд, казалось, говорил: «Я также люблю вас, но будьте терпеливы… ждите… такая женщина, как я, колеблется долго… »
   И Арман ждал, не переступая границ почтительной любви.
   Таким образом проходил час. Затем вдруг, при малейшем шуме, она вздрагивала, становилась беспокойной и говорила:
   — Он может прийти… он идет… уходите! Уходите!
   И Арман уходил, очарованный ее улыбкой и в то же время терзаясь ревностью.
   Но, поклявшись уважать тайну, окружавшую эту женщину, он уходил, не поворачивая головы, не пытаясь ничего понять или угадать. Ни разу он не задал вопроса своему таинственному проводнику, ни разу даже не подумал расспросить в окрестностях, кто такие настоящие хозяева замка де Рювиньи.
   В четвертый вечер, однако, переступая порог будуара, где она, по обыкновению, ожидала его, он почувствовал, что страшное подозрение закралось в его сердце.
   «Почем знать, — подумал Арман, — не играет ли мною эта женщина, которая едва дозволяет мне целовать свою руку. Как только я ухожу, я, так покорно и благоговейно преклоняющийся перед нею, не смеющий коснуться губами ее лба, быть может, другой… тот, которого она боится… и, может быть, вместе с тем любит… ».
   Эта мысль до такой степени поразила Армана, что он вдруг изменил свое поведение относительно Дамы в черной перчатке.
   «О, — подумал он, садясь рядом с нею, — я должен узнать, действительно ли она меня любит…»
   Что произошло затем? Или, вернее, на какую дерзкую выходку отважился Арман? Это осталось тайной между ним и ею.
   Но молодая женщина внезапно поднялась с места с видом оскорбленной королевы и, указав Арману на дверь, сказала:
   — Уходите! Уходите!
   В голосе Дамы в черной перчатке слышался такой гнев, что молодой человек испугался. Он испугался, как ребенок, который забылся и не оказал должного уважения своей матери. Его охватило отчаяние, доходящее до головокружения, которое овладевает влюбленным, когда ему кажется, что он навеки погубил свое счастье.
   Он тоже встал… Он встал, как человек пьяный или безумный, с пылающими глазами и с головой, полной какого-то неясного шума. Он сделал шаг к двери, но остановился в нерешительности и обернулся.
   — Да уходите же! — повторила она сухим, повелительным голосом, в котором, казалось, звучало презрение.
   — Протайте, сударыня… — произнес Арман.
   И, храбро покоряясь своей участи, как побежденный солдат, с достоинством переносящий свое поражение, он твердыми шагами направился к двери. Приподняв портьеру и не оборачиваясь, он перешагнул уже через порог, когда странная женщина, поведение которой так быстро и неожиданно менялось, вдруг позвала:
   — Арман!
   Ее голос, нежный, как прощение, грустный, как упрек, был убедителен и кроток. Он обернулся и взглянул на нее. Это уже не была прежняя женщина, взгляды которой метали молнии, ноздри трепетали, а брови сдвигались, которая, пылая гневом, приказывала ему удалиться. Это была женщина печальная и улыбающаяся в одно и то же время; грациозным движением руки, пленительным взглядом она умоляла его вернуться и снова сесть рядом с нею в кресло, где он только что сидел, держа ее руку в своих. Арман, плененный и очарованный ею, вернулся и, бросившись перед ней на колени, смиренно прошептал:
   — Простите меня.
   — Вы ветренник, — сказала она на это, — а я жестокая, сама не желая этого… но моя жизнь окружена такой тайной… теперь вы простите меня.
   Арман поверил ей. Подозрения его уже рассеялись… Он любил, а улыбка Дамы в черной перчатке, казалось, говорила, что его любовь не остается без ответа.
   Пробило десять часов… Вдруг так же, как накануне и в предыдущие дни, и при первом их свидании, Дама в черной перчатке задрожала, ее лоб омрачился, улыбка сбежала с губ.
   — Уходите! — сказала она. — Уходите скорее!
   Ее голос снова сделался печален, а лицо выражало ужас. Арман встал.
   — До свидания, — сказал он. — До завтра…
   — Нет, — возразила она.
   — Как нет? — повторил он, в удивлении отступая назад.
   — Нет, не до завтра.
   — Но отчего же?
   Она приложила палец к губам.
   — Я не могу сказать вам этого.
   — Однако…
   — Ах! — воскликнула она с упреком. — Ведь вы же дали мне слово уважать мои тайны.
   — Это правда, — пробормотал Арман, опуская голову. Молодой человек сделал еще шаг назад.
   — Но когда же я увижу вас? — спросил он.
   — Через три дня.
   — Здесь?
   — Нет… быть может… не знаю… вы получите от меня записку.
   Вдали прозвучали охотничьи рога.
   — Боже мой! — воскликнула она с ужасом. — Это он! Уходите…
   Она толкнула его в коридор, и тяжелая портьера опустилась за юношей. Арман очутился в темноте. Почти в ту же минуту чья-то рука схватила его.
   — Идемте, — произнес чей-то голос.
   Он узнал голос своего постоянного проводника и последовал на ним.
   Слуга провел его по узкому коридору, вывел на платформу и заставил Армана перейти ее, шепотом повторяя ему на ухо: «Идите, идите… »
   Но в то время, как наш герой ступил на верхнюю ступеньку лестницы, выбитой из скалы, человек, до тех пор стоявший неподвижно в тени, показался на другой стороне площадки.
   Он сделал шаг вперед, поднял руку, в которой держал пистолет, медленно прицелился в Армана и выстрелил. Это был капитан Гектор Лемблен, которого безумная ревность заставила поднять оружие.

VI

   Прошло уже пять дней с тех пор, как возвратился капитан Лемблен. В продолжение этого времени он пережил адские муки, и, чтобы понять причину его страданий, необходимо вернуться к дню его приезда. В то время, как почтовая карета его въезжала на главный двор замка де Рювиньи, Дама в черной перчатке и граф Арлев находились на море. Она возвращалась со своего первого свидания с Арманом. Капитан спросил у слуг, куда они уехали.
   — Господин майор и «эта дама» — ответили ему, — спустились к берегу по лестнице, пробитой в скале, и сели в лодку.
   — В лодку? — удивился капитан. — Но ведь в замке нет ни одной лодки, а рыбаки никогда не приезжают.
   — Это была не рыбачья лодка, сударь, — пояснил управляющий.
   — Так какая же?
   — Маленькая весельная шлюпка.
   — Откуда она взялась?
   — Не могу знать, во всяком случае, приехала с моря.
   — И они сели в нее?
   — Видите ли, — продолжал старый управляющий, приготовивший, быть может, заранее свой ответ, — они ждали лодку, так как я слышал, что «эта дама»…
   В Рювиньи Даму в черной перчатке все звали «эта дама».
   — Что же вы слышали? — спросил капитан, сердце у которого замерло.
   — Как «эта дама» сказала господину майору: «Идемте вниз… лодка скоро приедет».
   — А давно они уехали?
   — Часа два будет.
   Капитан поднялся на площадку и начал пристально вглядываться в даль. На море ничего не было видно. Подозрения нахлынули в измученную душу капитана.
   Кто знает? Быть может, в его отсутствие, пока он хлопотал в Париже о свадебном контракте и выправлял все бумаги, необходимые для брака, пока он каждый час, каждую минуту обращался мысленно к этой женщине, которую любил так безумно и страстно, какой-нибудь тайный обвинитель, свидетель его преступления, внезапно явился к ней…
   Быть может, кто-нибудь из слуг замка, узнавший тайну Гектора, или скрывшийся камердинер открыл ей его преступление? И вот она исчезла! Она бежала, с ужасом и презрением отворачиваясь от него… Быть может… О! Сердце человеческое так создано, что при этом страшном подозрении, явившемся вслед за первым, капитану Лемблену показалось, что он умирает от бешенства и стыда. А быть может, Дама в черной перчатке отправилась в таинственной лодке на какое-нибудь свидание?
   Последняя догадка подействовала в тысячу раз больнее на Гектора Лемблена, нежели первая. Он предпочитал, чтобы его преступление стало известным, чтобы его бросили, как подлого убийцу, но не обманывали заранее. Он провел мучительный час, стоя на площадке и устремив неподвижный взор в даль океана. Наконец на горизонте показалась лодка. У капитана закружилась голова. Несколько времени лодка то приближалась к берегу, то снова удалялась в море, наконец она отправилась к замку.
   Тогда Гектор Лемблен хотя чувствовал, что силы его сдают, однако добежал до своей комнаты и захватил морскую зрительную трубу. Вернувшись, он направил трубу на лодку, которая все подвигалась к берегу. О, счастье! В лодке было трое. Двое сидели впереди, третий правил рулем. Нельзя было дольше сомневаться: эти двое были граф Арлев и Дама в черной перчатке; третий — таинственный гребец, неизвестно откуда явившийся.
   Капитан хотел было спуститься на берег и броситься им навстречу. Но волнение, с которым он не смог справиться, удержало его на площадке; затем он сообразил, что его поступок можно было бы счесть за шпионство за женщиной, которую он любил… И он остался.
   Четверть часа спустя лодка причалила к берегу. Дама в черной перчатке легко соскочила на песок и сделала знак лодочнику. Тот оттолкнулся от берега, и лодка направилась в открытое море.
   Таким образом Дама в черной перчатке и граф Арлев встретились с Гектором Лембленом на верхней ступеньке площадки и выразили по этому поводу хорошо разыгранное удивление. Молодая женщина выказала даже некоторое смущение.
   — Как! Неужели это вы, капитан? — воскликнул майор.
   — Да, это я.
   Капитан произнес эти слова глухим голосом. Затем он молча поклонился спутнице графа Арлева.
   — Добрый вечер, — сказала она, протягивая ему руку. Он взял руку Дамы в черной перчатке, и та почувствовала, как дрожит его рука, сжимая ее руку.
   — Когда же вы приехали, любезный хозяин? — спросил майор.
   — С час назад, — ответил Гектор Лемблен, голос которого выдавал его глубокое волнение. — А вы откуда возвращаетесь? — спросил он.
   — С восхитительной прогулки, — проговорила молодая женщина.
   — Где же вы достали лодку?
   — Ах! Это уже мой секрет, или, вернее, наш, — ответила Дама в черной перчатке, улыбаясь.
   Она бросила при этих словах многозначительный взгляд на майора; тот поклонился.
   — Однако… — настаивал капитан.
   Майор молчал. Что касается молодой женщины, то она довольно сухо обратилась к капитану:
   — Знаете ли, что теперь уже около одиннадцати часов, а мы живем в деревне? Позвольте пожелать вам покойной ночи.
   Она взяла графа Арлева под руку и простилась с капитаном, кивнув ему головой. Затем она сделала вид, что собирается уйти.
   — Но позвольте, — остановил их капитан, которого испугала эта внезапная холодность, — нам нужно переговорить, господин майор.
   — Не беда, — воскликнул граф. — Мы поболтаем завтра утром. До свидания, покойной ночи.
   Тогда Дама в черной перчатке обернулась к капитану.
   — Добрый вечер! — проговорила она более нежным голосом и улыбаясь ему на этот раз своею обычной улыбкой. — Простите, что я капризничаю, но от свежего морского воздуха у меня сделалась мигрень. До завтра.
   И они удалились, оставив капитана в полном недоумении.
   Влюбленный Гектор Лемблен провел ужасную бессонную ночь, полную томительных видений. Лодка, взявшаяся Бог весть откуда, морская экскурсия в холодный вечер и усилие, с которым, казалось, его гости старались скрыть от него цель и причину своего путешествия, все это сильно встревожило и лишило сна капитана.
   Бессонница и глубокое молчание ночи обостряют угрызения совести до крайних пределов у тех, чьи руки обагрены в крови; в течение долгих часов, бесконечно тянувшихся до рассвета, капитану вспоминалось его прошлое… Ему явилась Марта… Бледной и безмолвной представлялась она его больному воображению, с кровавыми рубцами на шее, с глазами, полными презрения и ужаса…
   Одну минуту страх капитана был так велик, что он зажег свечу, встал и вышел в сад подышать свежим воздухом. Луна ярко светила. Капитан бродил по саду до самого утра и вернулся в комнату только с первыми лучами солнца. Тогда он бросился на постель и погрузился в тяжелый сон: два удара в дверь, раздавшиеся часов около девяти, разбудили его. В комнату вошел граф Арлев.
   — Любезный хозяин, — обратился он к капитану, — моя воспитанница давно уже встала…
   — Неужели! — воскликнул капитан, у которого с проблеском дня проснулась его страстная любовь.
   — И она ждет вас… чтобы извиниться перед вами за свое дурное расположение духа вчера вечером. Что делать, уж такая она нервная!..
   — Я к вашим услугам, — ответил Гектор, — и следую за вами.
   — Скорее, я жду вас, — торопил его майор.
   Он сел, в то время как капитан поспешно одевался.
   — Итак, — спросил он, — вы привезли все бумаги, необходимые для брачного контракта, капитан?
   — Все.
   И Гектор Лемблен, которого крайне обрадовал вопрос графа Арлева, с живостью продолжал:
   — Мой нотариус составил контракт, в котором недостает только подписи. Этим контрактом я назначаю mademoiselle Ольге де Рювиньи приданое в сто пятьдесят тысяч франков.
   — Отлично.
   — Таким образом, — продолжал капитан, — наш брак может состояться через восемь или десять дней.
   — Превосходно.
   — Вы прекрасно знаете, дорогой граф, — горячо продолжал капитан, — что я не буду откладывать нашей свадьбы. Под моими сединами таится сила и пыл двадцатилетнего юноши. Я влюблен, я страстно люблю ее, и этим все сказано.
   Майор молча улыбнулся.
   — Идемте, — сказал Гектор Лемблен, как только он окончил свой туалет, — отдаю себя в полное ваше распоряжение.
   Майор провел капитана к Даме в черной перчатке. Он называл молодую женщину Ольгой, и Гектор прибавил к этому имени фамилию де Рювиньи, будучи глубоко уверен, что Дама в черной перчатке действительно дочь покойного генерала.
   Он застал молодую женщину лежавшею на диване, утопая в мягких подушках; ее поза была томная и мечтательная. Капитан, очарованный, пораженный, остановился на пороге. Никогда еще он не видал ее такой прекрасной.
   — Милое дитя мое, — сказал майор, входя, — я надеюсь, что вы не замедлите согласиться принять имя госпожи де Лемблен. Ваш друг только что вернулся из Парижа…
   — Граф, — с живостью прервала Дама в черной перчатке, — я хотела бы одну минуту переговорить с господином де Лембленом наедине; не правда ли, вы ничего не будете иметь против нашей беседы?
   Майор поклонился.
   Что касается капитана, то он задрожал от радости и надежды. Майор вышел. Молодая женщина жестом пригласила капитана сесть рядом с нею. Он повиновался и хотел было взять ее руку и поднести к губам. Но она отдернула ее со словами:
   — Садитесь и поговорим серьезно. Я должна сообщить вам нечто важное.
   Высокомерное выражение, появившееся на лице Дамы в черной перчатке при этих словах, поразило Гектора Лемблена.
   — Капитан, — продолжала она, — я дочь генерала де Рювиньи. Отец мой, которого я совсем не знала, оставил мне наследство. Хотя оно и исчезло, но вы великодушно предложили мне взамен его вашу руку.
   — Ах, сударыня, — прервал ее Гектор, — голос сердца сильнее во мне чувства долга.
   — Допустим это; я верю вашим словам, но вы меня не знаете, капитан, не знаете моего странного, капризного характера…
   — Я знаю, что вы прекрасны и что я люблю вас…
   И Гектор Лемблен опустился перед нею на колени и прошептал:
   — Разве этого мало?
   — Берегитесь! — сказала с улыбкой Дама в черной перчатке. — Я потребую от вас очень многое.
   — О! Говорите… приказывайте…
   — В таком случае, прежде всего, вы дадите мне клятву.
   — В чем?
   — Клятву во всем слепо повиноваться мне, не делая мне никаких вопросов до тех пор, пока я не буду вашей женой.
   — Клянусь вам.
   — Пусть я покажусь вам странной, пусть мои требования будут необычны — вы не должны расспрашивать меня.
   — Согласен, клянусь вам в этом моею честью.
   — Если же вы нарушите клятву, то вам придется отказаться от женитьбы, — холодно прибавила она.
   — Повторяю, что я согласен на все, — храбро произнес капитан. — Чего вы еще требуете от меня?
   — О! — воскликнула она. — Самые пустяки.
   — Однако?
   — Вы отпустили своего камердинера?
   Капитан вздрогнул, вспомнив об украденном миллионе.
   — Жермена? — спросил он.
   — Да, вы прогнали его?
   — Это правда, — пробормотал он.
   — Его необходимо вернуть. Гектор побледнел.
   — Но я не знаю, где он… и притом это такой негодяй.
   — Я это знаю, но мне кажется, что он раскаялся, — возразила она.
   — Вы в этом уверены?
   — Да, вчера он приходил ко мне и умолял меня замолвить за него словечко.
   «Боже мой, — подумал капитан. — Неужели он проговорился?»
   И Гектор Лемблен задрожал, как осужденный, которого ждет удар палача.
   — Что же, — спросила Дама в черной перчатке, — вы уже отказываете мне?
   — О нет, нет! — живо перебил ее капитан, страшась, как бы она не заметила его ужаса. — Вы можете сообщить ему, что я его прощаю.
   И капитану пришло в голову: как может человек, обладающий миллионом, который он украл, питать желание вновь взять на себя обязанности камердинера?
   Дама в черной перчатке продолжала.
   — Это еще не все. Я хочу пользоваться здесь безусловной свободой.
   — Я ваш раб.
   — Я хочу подвергнуть вас еще испытанию: быть может, это мой каприз, а быть может, я вынуждена к этому необходимостью.
   — Я жду ваших приказаний…
   — Капитан, пройдет еще, по крайней мере, две недели, прежде чем состоится наша свадьба.
   — Увы! — прошептал капитан.
   — Так вот, каждый вечер, часов около восьми, вы будете уезжать верхом.
   — Хорошо.
   — И не будете подъезжать близко к замку.
   — В какую сторону прикажете мне ездить?
   — В какую хотите.
   Капитан, по-видимому, не понимал ничего.
   — Вы должны уезжать, — повторила она, — и возвращаться в замок не ранее десяти часов.
   — Зачем это?
   — Это мой секрет. Но погодите, это еще не все.
   — Говорите, — прошептал капитан с видом человека, готового на всякую жертву.
   — Вы будете брать с собой охотничий рог и на расстоянии пяти или шести сот метров от замка трубить в него изо всей силы.
   Улыбка скользнула на губах Гектора Лемблена.
   — Что за фантазия, — сказал он, — она, по меньшей мере, смешна.
   — Вовсе нет, — возразила его собеседница, — это вовсе не фантазия. Ваша труба будет вовремя предупреждать меня о вашем возвращении.
   Брови капитана нахмурились.
   — Вы желаете принимать кого-нибудь в мое отсутствие? — спросил он.
   — Может быть.
   И Дама в черной перчатке насмешливо улыбнулась.
   — Вы ведь дали клятву исполнять все мои желания, не правда ли?
   — Да.
   — Так сдержите вашу клятву. Гектор Лемблен снова нахмурился.
   — О, — продолжала Дама в черной перчатке, — это еще не все, капитан.
   — Что же дальше?
   — Я хотела бы занять другую комнату в замке.
   — Это не трудно, весь замок в вашем распоряжении. Молодая женщина посмотрела на капитана чарующим взглядом.
   — И вы очень любили покойную госпожу Лемблен? — спросила она.
   Капитан вздрогнул и побледнел.
   — Да, — прошептал он наконец.
   — Быть может, любите ее и до сих пор?
   — Нет, я люблю вас.
   — Я хочу убедиться в этом.
   — Каким образом?
   — Вы отдадите мне комнату, в которой она умерла. Капитан побледнел как смерть.
   — Ах, — прошептал он, — какое странное желание!
   — Возможно.
   — Вы должны отказаться от него.
   — Нет, я так хочу. Гектор опустил голову.
   — Пусть будет по-вашему, — покорно сказал он.
   — Вы будете каждый день приходить ко мне и беседовать со мною у камина.
   Волосы у капитана от ужаса встали дыбом.
   — Мы будем говорить о ней.
   — О, никогда, никогда! — прохрипел он. — О ней — никогда.
   — Почему? Если вы ее любили… а теперь уже больше не любите…
   Улыбка и голос Дамы в черной перчатке сделались до такой степени злыми, что капитана охватил ужас, и он спросил себя, уж не демон ли из ада явился к нему, чтобы мучить его.
   — Идите же, мой дорогой капитан, — продолжала молодая женщина, — и распорядитесь, чтобы мне приготовили комнату покойной госпожи Лемблен: с сегодняшней ночи я буду спать там.
   И в то время как капитан, обезумев от ужаса и душевной муки, шатаясь, медленно выходил из комнаты, она прибавила:
   — Прикажите, чтобы в обстановке комнаты ничего не изменяли.
   Капитан вышел, а Дама в черной перчатке прошептала:
   — Тебе придется сознаться, убийца, в своем преступлении.

VII

   С этой минуты жизнь капитана, и без того тяжелая, сделалась настоящим адом.
   В продолжение целого дня Дама в черной перчатке держала свою жертву в полном повиновении и под своим властным взглядом.
   То повелительная и жестокая, то с обворожительной улыбкой на устах, она играла им, как кошка с мышью.
   Капитан любил ее. Это не была спокойная и глубокая любовь, поднимающаяся из глубины души человека и являющаяся источником светлых радостей, напротив, это была странная роковая страсть, где все было страданием и которая подавляла все способности человека, как бы держа его в железных клещах.
   В замке Рювиньи обедали между шестью и семью часами. Однажды, когда обед кончился, Дама в черной перчатке переглянулась со своим старым другом, графом Арлевым.
   — Дорогой хозяин, — обратился тот любезно к капитану, хотя тон его плохо скрывал приказание, — вечер прекрасный, луна так чудно светит. Что вы на это скажете?
   И граф указал на готические окна столовой.
   — Вы правы, — согласился капитан.
   — Прокатимтесь-ка верхом.
   Капитан вздрогнул, вспомнив свое обещание уезжать каждый вечер из замка в восемь часов с тем, чтобы возвращаться туда к десяти часам.
   — Как вам угодно, — ответил он, опуская голову.
   И он последовал за графом, направившимся к двери.
   Через десять минут капитан Гектор Лемблен и майор Арлев выехали из замка, а Дама в черной перчатке приняла у себя тайком молодого Армана Леона, которого провел проводник. В ту минуту, как капитан садился на лошадь, майор обратился к нему со словами:
   — Мы отправимся в лес. По-моему, нет ничего лучше звуков охотничьей трубы в чаще Старых деревьев. А как ваше мнение?
   — Я согласен с вами, — ответил Гектор Лемблен, который помнил условие, поставленное ему Дамой в черной перчатке, чтобы он давал знать о своем возвращении.
   — В таком случае, — сказал майор, — возьмите с собою рог.
   — Знаете ли, граф, — пробормотал капитан, вешая рог через плечо в ту минуту, как они выезжали со двора замка, — знаете ли, у вашей воспитанницы являются иногда странные фантазии.