Страница:
– Поняла, поняла, уже накрываю на стол!
– Я не голоден.
– Как это? С дороги, и не голоден? С тобой все нормально? Ты не заболел?
– Все отлично, бабуль, я уже еду.
Алекс вызвал такси и вышел на улицу. Через десять минут он уселся на заднее сиденье старой «Хонды».
– Куда едем? – поинтересовался индус лет пятидесяти, потянувшись к системе навигации.
– Дивон.
– О! Тогда можно и без навигатора обойтись, – заметил водитель. – Я сам там живу.
Алекс бы удивился, если бы индус не знал, где находится это место. Улица Дивон – или Диван, как называли ее русскоязычные эмигранты, – была поистине уникальна. Другого такого скопления ненавидящих друг друга наций вряд ли можно было найти во всей Америке: арабы здесь жили рядом с евреями, сербы с боснийцами, индусы с пакистанцами, а китайцы с корейцами.
В любой другой стране мира при таком расселении дело давно закончилось бы кровавой массовой резней, но, несмотря на такую взрывоопасную смесь, на Диване происшествий на этнической почве почти не бывало. Хотя для человека, прожившего некоторое время в Соединенных Штатах, в этом не было ничего удивительного. Закон в США, несмотря на все «свободы» и «демократии», работал довольно жестко. И если бы эмигранты решили устроить в районе очередной индо-пакистанский инцидент, то приехавшая через полминуты полиция мигом побросала бы зачинщиков беспорядка в изолятор. А затем – конкретный «срок» в американской тюрьме или депортация на историческую родину. Хотите разбираться? Пожалуйста! Только не на американской земле.
Так что, когда на улице бородатый ортодоксальный еврей сталкивался с не менее бородатым арабом (возможно, оба скрежетали при этом зубами, но очень тихо), они отделывались друг от друга не при помощи автоматов Калашникова, как привыкли это делать у себя на Ближнем Востоке, а с помощью стандартного «Как дела?».
Такси свернуло с автострады и, въехав через десять минут на Диван, остановилось у русского продуктового магазина. Алекс рассчитался, вытащил из багажника сумку с вещами, вышел из такси и огляделся.
Он снова дома.
Именно здесь тридцать лет назад родилась русская эмиграция последней волны. И сразу принесла головную боль местным правоохранительным органам, которые еще не успели перевести дух после громких разборок с итальянскими мафиози.
Диван. Здесь обосновывались вновь приехавшие. Здесь открывались первые русские рестораны и магазины. Здесь гуляли, пили и воровали. Женились, изменяли и разводились. Помогали соседям, любили и убивали.
Но теперь все это в прошлом. Новое поколение, разобравшееся, что к чему в этой Америке, поспешило переехать в более благополучные районы. Многие открыли свой собственный бизнес и купили дома, так что теперь основную массу жителей Дивана составляли выходцы с Ближнего Востока.
Но русская речь здесь все еще звучала. В основном это были пенсионеры, многие из которых так и не выучили толком английский язык. Такие люди оставались жить на старом месте по собственной воле или по воле выросших и не желающих забирать их в свои огромные новые дома детей.
Алекс жил вдвоем с бабушкой, Анной Николаевной. Именно она, вместе с почившим два года назад дедом, Ароном Моисеевичем, занималась воспитанием Алекса.
Старая квартира на втором этаже трехэтажного дома включала в себя две маленькие спальни и гостиную, забитую древней мебелью и книгами, привезенными тридцать лет назад из Москвы. Тесновато, конечно, но Алекс не привередничал – нынешнее положение вещей его вполне устраивало. Вот когда он надумает жениться, тогда действительно понадобится что-нибудь просторнее. Но, к счастью, до этого еще далеко. Сначала карьера!
Алекс рано понял, что помощи от родителей ждать не приходится, и все силы приложил к учебе, зная, что только так в этой стране можно выкарабкаться наверх. Отец был русским, коренным москвичом, который женился на его матери-еврейке, чтобы уехать из СССР в США. Тогда многие так делали.
Но долго вместе родители не прожили. Разведясь сразу после рождения Саши, отец жил какое-то время отдельно. Подняться в новой стране у него не получилось, и через несколько лет он уехал обратно в Россию. Сначала отец звонил, но со временем поток звонков иссяк, а затем и вовсе прекратился. Алекс пытался связаться с ним, но номер телефона оказался устаревшим – в его старой московской квартире жили другие люди. Свой новый номер отец дать почему-то не озаботился.
Мать Алекса, сколько он помнил, пыталась «устроить личную жизнь», что вообще-то нетипично для еврейской женщины, посвящающей всю свою жизнь детям. Но, к сожалению, мать оказалась тем самым исключением из правил. На сына времени у нее практически не оставалось. Год назад она развелась с третьим мужем, тут же вышла замуж за четвертого и уехала жить с ним в Канаду. Так что самыми близкими людьми для Алекса всегда были дедушка и бабушка. Теперь – только бабушка. Не успел он постучать в дверь, как она мгновенно распахнулась.
Из окна увидела, догадался Алекс.
– Сашенька!
Он поцеловал в сухую щеку маленькую седую старушку с живыми глазами, одетую в домашний халат и теплые тапочки. Обнял.
– Привет, ба.
– А где Вика?
– Не смогла приехать.
– Понятно, – с серьезным видом кивнула Анна Николаевна. – Наверное, какие-то дела важные.
– Бабуль!
– Все, молчу, молчу… Как ты исхудал! Тебя что, там совсем не кормили?
Она по-прежнему считала его своим маленьким внуком, который нуждается в постоянной заботе.
Бросив сумку в коридоре, Алекс прошел на кухню, где витали упоительные запахи домашней еды. На столе, возле тарелки с борщом, лежал свежий черный хлеб, его любимый – «бородинский». Рядом стояла кастрюля с вареной картошкой, посыпанная укропом, а на широкой тарелке, словно солдаты на параде, выстроились свежие огурцы и аккуратно нарезанные помидоры с капельками воды на красных боках. Здесь же была квашеная капуста. На сковороде, на маленьком огне, грелись румяные котлеты. Обычный русский обед.
– Не исхудал, а возмужал! – крикнул он, хватая со сковородки сочную горячую котлету. Но не успел откусить, как за спиной раздался строгий голос бабушки:
– А руки помыл, возмужавший? А ну, в ванну быстро!
– Я тогда уж душ приму.
– Борщ остынет.
– Не остынет!
Быстро помывшись, Алекс натянул на себя чистую футболку и спортивные штаны. Снова прошел на кухню и уселся за приставленный к окну стол с расшатанными ножками и облупившейся белой краской.
Анна Николаевна уселась с другой стороны и, подперев рукой подбородок, с умилением наблюдала, как ее внук уплетает за обе щеки приготовленный обед.
– Закончилась твоя учеба?
– Полностью, – кивнул Алекс. – Я теперь – специальный агент ФБР!
– Ишь ты, агент… И сколько платить тебе будут?
– Нормально, бабуль, на жизнь хватит, – отмахнулся Алекс. – Рассказывай лучше, что тут нового.
– Правильно, лучше я расскажу, а ты не болтай, когда ешь. А нового… Федьку снова в тюрьму посадили.
– Нечего пьяным гонять, – с набитым ртом прокомментировал Саша.
– Нет, – покачала головой Анна Николаевна, – в этот раз за драку. В этом ресторане новом… Забыла название. Тьфу ты, старость не радость. Что еще… Вчера Ева Израилевна заходила, про тебя все расспрашивала.
Саша отложил вилку и со всей серьезностью, на какую был способен, посмотрел на бабушку:
– Бабуль, давай с тобой договоримся. Никому ничего о моей работе не говори. Ты же знаешь, где я теперь работаю.
– Да что ж тут такого? – даже возмутилась бабушка. – Что я, не могу внуком похвастаться?
– Ну, как тебе объяснить? ФБР – это вроде КГБ. – Увидев изменившееся лицо Анны Николаевны, Алекс поспешно добавил: – Я имею в виду, по уровню секретности они похожи.
– Да я и не говорила ей ничего, – испуганно взмахнула руками бабушка. – Что же я, не понимаю?
Они помолчали, думая каждый о своем.
Саша глянул в окно. На противоположной стороне улицы двигалась процессия ортодоксов. Костюмы, пейсы, шляпы. Даже у детей. И все почему-то в очках. При свечах, что ли, они свою Тору читают? Или это у них от кошерной еды зрение портится?
– Саша, а когда служба-то твоя начинается?
– Завтра.
Алекс вернулся к еде и подцепил вилкой сочную квашеную капусту.
– Как завтра? – охнула Анна Николаевна. – А отдохнуть?
– Некогда отдыхать, бабуль, работать надо.
Старушка загрустила. Она рассчитывала подольше побыть с внуком.
Вика этим вечером так и не пришла.
На следующее утро Алекс встал пораньше, чтобы привести себя в порядок перед своим первым рабочим днем в Чикагском отделении ФБР. Быстро позавтракав, надел белую рубашку с галстуком и отутюженный в китайской прачечной синий костюм. Он очень волновался. Как его примут? С кем доведется работать? Что за дело ему доверят?
На пороге Анна Николаевна перекрестила внука:
– С богом, Сашенька. Я за тебя молиться буду.
– Бабуль, – улыбнулся внук и поцеловал ее, как делал всегда перед выходом из дома, – я сегодня просто отмечусь. Да и работа у меня в основном бумажная будет.
На самом деле Алекс надеялся на то, что работа будет далека от копания в бумагах, но делиться с бабушкой своими мыслями счел неблагоразумным.
– И все равно, – сказала она, – молитва никогда не помешает.
Алекс вышел на задний двор. Еще не дойдя до машины, он вспомнил, что вчера не проверил свою «Тойоту». А ведь аккумулятор за время его отсутствия наверняка сел. Его бросило в холодный пот, еще не хватало опоздать на работу в первый день!
Поворот ключа, и машина злорадно отозвалась противным скрежетом. Ну, так и есть. Что же теперь делать? Может, такси вызвать? Алекс потянулся к мобильнику, но тут же передумал. Нет, пока такси приедет, пробки начнутся. На метро быстрее будет. И поспешил на остановку…
Вагон раскачивался в такт ударам колес. Глядя в окно, он вспоминал московский метрополитен, в котором катался в детстве. Воспоминания были смутные, но от этого еще более красивые. Сказать, что чикагское метро – Метро, у Алекса язык не поворачивался. В его понимании этим словом назывались уходящие в глубь земли тоннели с эскалаторами, гигантские подземные станции с высокими потолками, похожие на дворцы, на стенах которых висят красочные картины, а вдоль перронов стоят бронзовые и мраморные статуи, освещаемые блеском гигантских люстр. Вот что такое настоящее Метро.
В наполовину заполненном вагоне ехали студенты и работники офисов, расположенных в Даунтауне. Алекс посмотрел на девушку, сидящую напротив.
В левой руке она держала папку, а пальцы правой сжимали карандаш, который быстро летал по листку бумаги. Студентка. Наверняка домашнее задание доделывает перед уроками.
Красивая. Большие голубые глаза, длинные ресницы, нежная бархатная кожа. Нижняя губа закушена от усердия. На голове синяя вязаная шапочка, видны непослушные кудряшки светлых волос. Тонкая шея прикрыта высоким воротником разноцветного свитера.
Девушка бросила на него взгляд и тут же вернулась к своим записям. Саша решил не глазеть на нее так откровенно и отвернулся к затемненному окну. Оттуда на него глянуло его хмурое отражение.
За окном, буквально в нескольких метрах, проносились дешевые двухэтажные дома с большими деревянными балконами. Насыпь располагалась на уровне крыш, поэтому казалось, что вагон летит над дорогой между домами.
Алекс снова погрузился в невеселые думы о Вике. Неужели она не могла вчера его встретить? И почему вечером не зашла? Снова забыла? Да нет, это он уже начинает ее оправдывать. Просто так не хочется с ней ссориться…
Поезд замер на очередной станции, и пассажирка, сидевшая напротив, встала. Алекс поднял глаза. Девушка положила на соседнее с ним сиденье лист бумаги и вышла из вагона.
Это еще что? Саша перевернул лист и увидел рисунок. Точнее – портрет. Его портрет. Четкие и резкие штрихи карандаша запечатлели его хмурую физиономию. Потрясала точность рисунка. Вместо подписи внизу размашистым почерком было написано одно слово: «Улыбнись!»
Он посмотрел в окно.
Девушка подмигнула ему, помахала рукой и легкой походкой направилась к выходу с перрона. Полы белого плаща взметнулись на ветру, словно два лебединых крыла.
Первым порывом было выскочить из вагона, догнать эту девушку и… Что? Что он ей скажет?
Пока он раздумывал, автоматические двери закрылись, и вагон рывком сдвинулся с места.
Алекс посмотрел на часы и вздохнул. Если бы он выскочил сейчас из вагона, то наверняка опоздал бы на работу. Как сказал какой-то древний философ: «Бойтесь первых порывов, ибо они искренние, а значит – необдуманные».
Но, несмотря на успокаивающую мудрость, парню почему-то стало грустно. И даже обидно. Словно он упустил нечто важное.
Директор чикагского отделения ФБР Филипп Андерсон, полноватый мужчина лет пятидесяти с красным лицом и коротковатыми конечностями, провел его в свой офис и уселся в кресло. После чего кивнул своему новому подчиненному:
– Присаживайтесь.
Алекс присел на край стула. Положив ладони на колени и выпрямив спину, он осмотрел кабинет. На стене за спиной директора висела эмблема ФБР с девизом: «Верность, Мужество, Честь». На другой стене висел черно-белый портрет легендарного Джона Эдгара Гувера, директора Федерального бюро расследований, который в двадцатые годы буквально создал, а потом почти полвека правил одной из самых могущественнейших служб США. Человек, чье имя стало синонимом безопасности нации.
В кабинет зашел полноватый человек лет пятидесяти с выпуклыми глазами, длинным носом и остатками кучерявых волос на затылке. Он положил на стол начальника какие-то бумаги и взглянул на Алекса.
– Знакомьтесь, – сказал Андерсон, – Алекс Смирнов, наш новый сотрудник. Жан Дюбуа, криминальный эксперт.
Александр пожал крепкую ладонь эксперта и снова перевел взгляд на Андерсона, который листал тоненькую папку с его личным делом.
– Вы закончили Академию одним из лучших в своем выпуске, – заметил Андерсон. – Рад, что в наше отделение прислали такого талантливого новичка.
Свежеиспеченный агент, который в начале фразы горделиво расправил плечи, напрягся. В последних словах ему послышался сарказм. Нет, наверняка показалось.
– Сэр, – ответил он, – я не боюсь трудностей и готов приступить к выполнению самого сложного задания.
Дюбуа за его спиной хмыкнул. Андерсон строго глянул на него и забарабанил по столу короткими пальцами, задумчиво рассматривая нового сотрудника. Наконец, отложив папку, вздохнул и произнес:
– Тогда сразу к делу. Сейчас я вас познакомлю с одним из наших опытнейших агентов, с которым вы будете работать.
Они вышли из кабинета. Пройдя несколько шагов по узкому коридору, Андерсон неожиданно остановился, и Алекс едва не налетел на него.
У большого окна расположилось несколько человек. Два огромных афроамериканца, одетые в черную форму спецподразделения SWAT, стояли, скрестив на груди могучие руки. Перед ними на стуле сидел старик. По крайней мере, так показалось Алексу. Когда тебе двадцать четыре, все люди за сорок кажутся стариками.
Старик, похожий на алкоголика, был одет в поношенный серый плащ, черные брюки и стоптанные ботинки. Редкие седые волосы были зачесаны назад, а над бледно-зелеными глазами топорщились длинные седые брови. Руки старика были явно закованы в наручники, потому как находились за спиной.
Интересно, подумал Алекс, за что его задержали?
– Хотите знать еще одну причину, по которой я ненавижу Нью-Йорк? – спросил тем временем задержанный. – Тогда ответьте на такой вопрос. Почему при въезде в Майами на плакате написано: «Добро пожаловать в Майами – первый штат, который утвердил Конституцию», в Нью-Джерси: «Первый штат, который утвердил Закон о правах человека», и только при въезде в Нью-Йорк: «Добро пожаловать. С вас три доллара»?
Чернокожие спецназовцы жизнерадостно заржали.
– Знакомьтесь, – вмешался Андерсон, и вся троица повернулась к нему. – Наш новый сотрудник, Алекс Смирнов.
– Майк.
– Риддик.
Александр пожал крепкие ладони черных гигантов. Рядом с ними он чувствовал себя маленькой букашкой, несмотря на все тренировки по рукопашному бою в Академии.
– А это, Алекс, и есть ваш новый наставник, – с непонятной улыбкой добавил шеф чикагского отдела. – Самый опытный агент нашего отделения. Генри Миллер. Он введет вас в курс дела, над которым вы вместе будете заниматься.
Андерсон похлопал Алекса по плечу, развернулся и ушел. Старик, который был принят Алексом за задержанного, неторопливым движением пригладил свои редкие волосы. Руки, как оказалось, у него были свободны.
– Привет, курсант, – скрипучим голосом сказал он, не озаботившись тем, чтобы подняться и пожать протянутую руку. – Готов спасать Америку? У меня как раз есть для тебя жутко интересное дело.
Глава 4
– Я не голоден.
– Как это? С дороги, и не голоден? С тобой все нормально? Ты не заболел?
– Все отлично, бабуль, я уже еду.
Алекс вызвал такси и вышел на улицу. Через десять минут он уселся на заднее сиденье старой «Хонды».
– Куда едем? – поинтересовался индус лет пятидесяти, потянувшись к системе навигации.
– Дивон.
– О! Тогда можно и без навигатора обойтись, – заметил водитель. – Я сам там живу.
Алекс бы удивился, если бы индус не знал, где находится это место. Улица Дивон – или Диван, как называли ее русскоязычные эмигранты, – была поистине уникальна. Другого такого скопления ненавидящих друг друга наций вряд ли можно было найти во всей Америке: арабы здесь жили рядом с евреями, сербы с боснийцами, индусы с пакистанцами, а китайцы с корейцами.
В любой другой стране мира при таком расселении дело давно закончилось бы кровавой массовой резней, но, несмотря на такую взрывоопасную смесь, на Диване происшествий на этнической почве почти не бывало. Хотя для человека, прожившего некоторое время в Соединенных Штатах, в этом не было ничего удивительного. Закон в США, несмотря на все «свободы» и «демократии», работал довольно жестко. И если бы эмигранты решили устроить в районе очередной индо-пакистанский инцидент, то приехавшая через полминуты полиция мигом побросала бы зачинщиков беспорядка в изолятор. А затем – конкретный «срок» в американской тюрьме или депортация на историческую родину. Хотите разбираться? Пожалуйста! Только не на американской земле.
Так что, когда на улице бородатый ортодоксальный еврей сталкивался с не менее бородатым арабом (возможно, оба скрежетали при этом зубами, но очень тихо), они отделывались друг от друга не при помощи автоматов Калашникова, как привыкли это делать у себя на Ближнем Востоке, а с помощью стандартного «Как дела?».
Такси свернуло с автострады и, въехав через десять минут на Диван, остановилось у русского продуктового магазина. Алекс рассчитался, вытащил из багажника сумку с вещами, вышел из такси и огляделся.
Он снова дома.
Именно здесь тридцать лет назад родилась русская эмиграция последней волны. И сразу принесла головную боль местным правоохранительным органам, которые еще не успели перевести дух после громких разборок с итальянскими мафиози.
Диван. Здесь обосновывались вновь приехавшие. Здесь открывались первые русские рестораны и магазины. Здесь гуляли, пили и воровали. Женились, изменяли и разводились. Помогали соседям, любили и убивали.
Но теперь все это в прошлом. Новое поколение, разобравшееся, что к чему в этой Америке, поспешило переехать в более благополучные районы. Многие открыли свой собственный бизнес и купили дома, так что теперь основную массу жителей Дивана составляли выходцы с Ближнего Востока.
Но русская речь здесь все еще звучала. В основном это были пенсионеры, многие из которых так и не выучили толком английский язык. Такие люди оставались жить на старом месте по собственной воле или по воле выросших и не желающих забирать их в свои огромные новые дома детей.
Алекс жил вдвоем с бабушкой, Анной Николаевной. Именно она, вместе с почившим два года назад дедом, Ароном Моисеевичем, занималась воспитанием Алекса.
Старая квартира на втором этаже трехэтажного дома включала в себя две маленькие спальни и гостиную, забитую древней мебелью и книгами, привезенными тридцать лет назад из Москвы. Тесновато, конечно, но Алекс не привередничал – нынешнее положение вещей его вполне устраивало. Вот когда он надумает жениться, тогда действительно понадобится что-нибудь просторнее. Но, к счастью, до этого еще далеко. Сначала карьера!
Алекс рано понял, что помощи от родителей ждать не приходится, и все силы приложил к учебе, зная, что только так в этой стране можно выкарабкаться наверх. Отец был русским, коренным москвичом, который женился на его матери-еврейке, чтобы уехать из СССР в США. Тогда многие так делали.
Но долго вместе родители не прожили. Разведясь сразу после рождения Саши, отец жил какое-то время отдельно. Подняться в новой стране у него не получилось, и через несколько лет он уехал обратно в Россию. Сначала отец звонил, но со временем поток звонков иссяк, а затем и вовсе прекратился. Алекс пытался связаться с ним, но номер телефона оказался устаревшим – в его старой московской квартире жили другие люди. Свой новый номер отец дать почему-то не озаботился.
Мать Алекса, сколько он помнил, пыталась «устроить личную жизнь», что вообще-то нетипично для еврейской женщины, посвящающей всю свою жизнь детям. Но, к сожалению, мать оказалась тем самым исключением из правил. На сына времени у нее практически не оставалось. Год назад она развелась с третьим мужем, тут же вышла замуж за четвертого и уехала жить с ним в Канаду. Так что самыми близкими людьми для Алекса всегда были дедушка и бабушка. Теперь – только бабушка. Не успел он постучать в дверь, как она мгновенно распахнулась.
Из окна увидела, догадался Алекс.
– Сашенька!
Он поцеловал в сухую щеку маленькую седую старушку с живыми глазами, одетую в домашний халат и теплые тапочки. Обнял.
– Привет, ба.
– А где Вика?
– Не смогла приехать.
– Понятно, – с серьезным видом кивнула Анна Николаевна. – Наверное, какие-то дела важные.
– Бабуль!
– Все, молчу, молчу… Как ты исхудал! Тебя что, там совсем не кормили?
Она по-прежнему считала его своим маленьким внуком, который нуждается в постоянной заботе.
Бросив сумку в коридоре, Алекс прошел на кухню, где витали упоительные запахи домашней еды. На столе, возле тарелки с борщом, лежал свежий черный хлеб, его любимый – «бородинский». Рядом стояла кастрюля с вареной картошкой, посыпанная укропом, а на широкой тарелке, словно солдаты на параде, выстроились свежие огурцы и аккуратно нарезанные помидоры с капельками воды на красных боках. Здесь же была квашеная капуста. На сковороде, на маленьком огне, грелись румяные котлеты. Обычный русский обед.
– Не исхудал, а возмужал! – крикнул он, хватая со сковородки сочную горячую котлету. Но не успел откусить, как за спиной раздался строгий голос бабушки:
– А руки помыл, возмужавший? А ну, в ванну быстро!
– Я тогда уж душ приму.
– Борщ остынет.
– Не остынет!
Быстро помывшись, Алекс натянул на себя чистую футболку и спортивные штаны. Снова прошел на кухню и уселся за приставленный к окну стол с расшатанными ножками и облупившейся белой краской.
Анна Николаевна уселась с другой стороны и, подперев рукой подбородок, с умилением наблюдала, как ее внук уплетает за обе щеки приготовленный обед.
– Закончилась твоя учеба?
– Полностью, – кивнул Алекс. – Я теперь – специальный агент ФБР!
– Ишь ты, агент… И сколько платить тебе будут?
– Нормально, бабуль, на жизнь хватит, – отмахнулся Алекс. – Рассказывай лучше, что тут нового.
– Правильно, лучше я расскажу, а ты не болтай, когда ешь. А нового… Федьку снова в тюрьму посадили.
– Нечего пьяным гонять, – с набитым ртом прокомментировал Саша.
– Нет, – покачала головой Анна Николаевна, – в этот раз за драку. В этом ресторане новом… Забыла название. Тьфу ты, старость не радость. Что еще… Вчера Ева Израилевна заходила, про тебя все расспрашивала.
Саша отложил вилку и со всей серьезностью, на какую был способен, посмотрел на бабушку:
– Бабуль, давай с тобой договоримся. Никому ничего о моей работе не говори. Ты же знаешь, где я теперь работаю.
– Да что ж тут такого? – даже возмутилась бабушка. – Что я, не могу внуком похвастаться?
– Ну, как тебе объяснить? ФБР – это вроде КГБ. – Увидев изменившееся лицо Анны Николаевны, Алекс поспешно добавил: – Я имею в виду, по уровню секретности они похожи.
– Да я и не говорила ей ничего, – испуганно взмахнула руками бабушка. – Что же я, не понимаю?
Они помолчали, думая каждый о своем.
Саша глянул в окно. На противоположной стороне улицы двигалась процессия ортодоксов. Костюмы, пейсы, шляпы. Даже у детей. И все почему-то в очках. При свечах, что ли, они свою Тору читают? Или это у них от кошерной еды зрение портится?
– Саша, а когда служба-то твоя начинается?
– Завтра.
Алекс вернулся к еде и подцепил вилкой сочную квашеную капусту.
– Как завтра? – охнула Анна Николаевна. – А отдохнуть?
– Некогда отдыхать, бабуль, работать надо.
Старушка загрустила. Она рассчитывала подольше побыть с внуком.
Вика этим вечером так и не пришла.
На следующее утро Алекс встал пораньше, чтобы привести себя в порядок перед своим первым рабочим днем в Чикагском отделении ФБР. Быстро позавтракав, надел белую рубашку с галстуком и отутюженный в китайской прачечной синий костюм. Он очень волновался. Как его примут? С кем доведется работать? Что за дело ему доверят?
На пороге Анна Николаевна перекрестила внука:
– С богом, Сашенька. Я за тебя молиться буду.
– Бабуль, – улыбнулся внук и поцеловал ее, как делал всегда перед выходом из дома, – я сегодня просто отмечусь. Да и работа у меня в основном бумажная будет.
На самом деле Алекс надеялся на то, что работа будет далека от копания в бумагах, но делиться с бабушкой своими мыслями счел неблагоразумным.
– И все равно, – сказала она, – молитва никогда не помешает.
Алекс вышел на задний двор. Еще не дойдя до машины, он вспомнил, что вчера не проверил свою «Тойоту». А ведь аккумулятор за время его отсутствия наверняка сел. Его бросило в холодный пот, еще не хватало опоздать на работу в первый день!
Поворот ключа, и машина злорадно отозвалась противным скрежетом. Ну, так и есть. Что же теперь делать? Может, такси вызвать? Алекс потянулся к мобильнику, но тут же передумал. Нет, пока такси приедет, пробки начнутся. На метро быстрее будет. И поспешил на остановку…
Вагон раскачивался в такт ударам колес. Глядя в окно, он вспоминал московский метрополитен, в котором катался в детстве. Воспоминания были смутные, но от этого еще более красивые. Сказать, что чикагское метро – Метро, у Алекса язык не поворачивался. В его понимании этим словом назывались уходящие в глубь земли тоннели с эскалаторами, гигантские подземные станции с высокими потолками, похожие на дворцы, на стенах которых висят красочные картины, а вдоль перронов стоят бронзовые и мраморные статуи, освещаемые блеском гигантских люстр. Вот что такое настоящее Метро.
В наполовину заполненном вагоне ехали студенты и работники офисов, расположенных в Даунтауне. Алекс посмотрел на девушку, сидящую напротив.
В левой руке она держала папку, а пальцы правой сжимали карандаш, который быстро летал по листку бумаги. Студентка. Наверняка домашнее задание доделывает перед уроками.
Красивая. Большие голубые глаза, длинные ресницы, нежная бархатная кожа. Нижняя губа закушена от усердия. На голове синяя вязаная шапочка, видны непослушные кудряшки светлых волос. Тонкая шея прикрыта высоким воротником разноцветного свитера.
Девушка бросила на него взгляд и тут же вернулась к своим записям. Саша решил не глазеть на нее так откровенно и отвернулся к затемненному окну. Оттуда на него глянуло его хмурое отражение.
За окном, буквально в нескольких метрах, проносились дешевые двухэтажные дома с большими деревянными балконами. Насыпь располагалась на уровне крыш, поэтому казалось, что вагон летит над дорогой между домами.
Алекс снова погрузился в невеселые думы о Вике. Неужели она не могла вчера его встретить? И почему вечером не зашла? Снова забыла? Да нет, это он уже начинает ее оправдывать. Просто так не хочется с ней ссориться…
Поезд замер на очередной станции, и пассажирка, сидевшая напротив, встала. Алекс поднял глаза. Девушка положила на соседнее с ним сиденье лист бумаги и вышла из вагона.
Это еще что? Саша перевернул лист и увидел рисунок. Точнее – портрет. Его портрет. Четкие и резкие штрихи карандаша запечатлели его хмурую физиономию. Потрясала точность рисунка. Вместо подписи внизу размашистым почерком было написано одно слово: «Улыбнись!»
Он посмотрел в окно.
Девушка подмигнула ему, помахала рукой и легкой походкой направилась к выходу с перрона. Полы белого плаща взметнулись на ветру, словно два лебединых крыла.
Первым порывом было выскочить из вагона, догнать эту девушку и… Что? Что он ей скажет?
Пока он раздумывал, автоматические двери закрылись, и вагон рывком сдвинулся с места.
Алекс посмотрел на часы и вздохнул. Если бы он выскочил сейчас из вагона, то наверняка опоздал бы на работу. Как сказал какой-то древний философ: «Бойтесь первых порывов, ибо они искренние, а значит – необдуманные».
Но, несмотря на успокаивающую мудрость, парню почему-то стало грустно. И даже обидно. Словно он упустил нечто важное.
Директор чикагского отделения ФБР Филипп Андерсон, полноватый мужчина лет пятидесяти с красным лицом и коротковатыми конечностями, провел его в свой офис и уселся в кресло. После чего кивнул своему новому подчиненному:
– Присаживайтесь.
Алекс присел на край стула. Положив ладони на колени и выпрямив спину, он осмотрел кабинет. На стене за спиной директора висела эмблема ФБР с девизом: «Верность, Мужество, Честь». На другой стене висел черно-белый портрет легендарного Джона Эдгара Гувера, директора Федерального бюро расследований, который в двадцатые годы буквально создал, а потом почти полвека правил одной из самых могущественнейших служб США. Человек, чье имя стало синонимом безопасности нации.
В кабинет зашел полноватый человек лет пятидесяти с выпуклыми глазами, длинным носом и остатками кучерявых волос на затылке. Он положил на стол начальника какие-то бумаги и взглянул на Алекса.
– Знакомьтесь, – сказал Андерсон, – Алекс Смирнов, наш новый сотрудник. Жан Дюбуа, криминальный эксперт.
Александр пожал крепкую ладонь эксперта и снова перевел взгляд на Андерсона, который листал тоненькую папку с его личным делом.
– Вы закончили Академию одним из лучших в своем выпуске, – заметил Андерсон. – Рад, что в наше отделение прислали такого талантливого новичка.
Свежеиспеченный агент, который в начале фразы горделиво расправил плечи, напрягся. В последних словах ему послышался сарказм. Нет, наверняка показалось.
– Сэр, – ответил он, – я не боюсь трудностей и готов приступить к выполнению самого сложного задания.
Дюбуа за его спиной хмыкнул. Андерсон строго глянул на него и забарабанил по столу короткими пальцами, задумчиво рассматривая нового сотрудника. Наконец, отложив папку, вздохнул и произнес:
– Тогда сразу к делу. Сейчас я вас познакомлю с одним из наших опытнейших агентов, с которым вы будете работать.
Они вышли из кабинета. Пройдя несколько шагов по узкому коридору, Андерсон неожиданно остановился, и Алекс едва не налетел на него.
У большого окна расположилось несколько человек. Два огромных афроамериканца, одетые в черную форму спецподразделения SWAT, стояли, скрестив на груди могучие руки. Перед ними на стуле сидел старик. По крайней мере, так показалось Алексу. Когда тебе двадцать четыре, все люди за сорок кажутся стариками.
Старик, похожий на алкоголика, был одет в поношенный серый плащ, черные брюки и стоптанные ботинки. Редкие седые волосы были зачесаны назад, а над бледно-зелеными глазами топорщились длинные седые брови. Руки старика были явно закованы в наручники, потому как находились за спиной.
Интересно, подумал Алекс, за что его задержали?
– Хотите знать еще одну причину, по которой я ненавижу Нью-Йорк? – спросил тем временем задержанный. – Тогда ответьте на такой вопрос. Почему при въезде в Майами на плакате написано: «Добро пожаловать в Майами – первый штат, который утвердил Конституцию», в Нью-Джерси: «Первый штат, который утвердил Закон о правах человека», и только при въезде в Нью-Йорк: «Добро пожаловать. С вас три доллара»?
Чернокожие спецназовцы жизнерадостно заржали.
– Знакомьтесь, – вмешался Андерсон, и вся троица повернулась к нему. – Наш новый сотрудник, Алекс Смирнов.
– Майк.
– Риддик.
Александр пожал крепкие ладони черных гигантов. Рядом с ними он чувствовал себя маленькой букашкой, несмотря на все тренировки по рукопашному бою в Академии.
– А это, Алекс, и есть ваш новый наставник, – с непонятной улыбкой добавил шеф чикагского отдела. – Самый опытный агент нашего отделения. Генри Миллер. Он введет вас в курс дела, над которым вы вместе будете заниматься.
Андерсон похлопал Алекса по плечу, развернулся и ушел. Старик, который был принят Алексом за задержанного, неторопливым движением пригладил свои редкие волосы. Руки, как оказалось, у него были свободны.
– Привет, курсант, – скрипучим голосом сказал он, не озаботившись тем, чтобы подняться и пожать протянутую руку. – Готов спасать Америку? У меня как раз есть для тебя жутко интересное дело.
Глава 4
Будни эмигрантов
Звонок бесцеремонно вырвал его из крепкого сна, заколотив по ушам маленькими молоточками. Не открывая глаз, Денис протянул руку к тумбочке и снял трубку:
– Да?
– Вставай!
– Встаю…
Этот короткий утренний диалог продолжался уже второй год. С тех самых пор, как Денис познакомился с Валерой и стал работать с ним, прокладывая в домах и офисах линии газовых труб. Иногда, правда, бывали вариации:
– Алло, ну что, хочешь работать сегодня?
Это означало, что работать не хочет сам Валера.
– Не хочу.
– А-а, лентяй, а работать кто будет, Пушкин?
– Пушкин!
– Ну, тогда спи.
Но такое бывало нечасто. Жить ведь на что-то надо. Только люди, никогда не работавшие в США, считают, что доллары здесь буквально растут на кустах вместо листочков. Подходи да срывай. Нарвал корзину, и опять спать. Ага, держи карман шире!
А отоспаться хотелось до умопомрачения. Только приехав в Штаты, Денис понял, что никогда до этого не работал. В смысле – по-настоящему не работал. Попав, как и большинство молодых приехавших парней, на стройку, он сразу узнал, что здесь нужно не просто работать. Здесь нужно пахать. Нет, даже не так… Здесь нужно вкалывать!
Узнал он также, что такие выражения, как «кровавые мозоли» и «валиться с ног от усталости», вовсе не образные сравнения, а суровая реальность.
Первые месяцы Денис приходил домой, падал на диван и тут же отрубался – потный, грязный, в рабочей одежде, в ботинках. Сил не оставалось совершенно. Со временем он, конечно, втянулся в бешеный ритм американской жизни, но толком отдохнуть все равно не получалось.
Умывшись и наскоро одевшись, Денис прошел на кухню и поставил чайник. Было слышно, как за стеной шумят проснувшиеся соседи, снимающие на троих маленькую квартиру. «Румейты», как говорят в Америке. Два украинца и поляк. Снимать квартиру на троих было выгодно с экономической точки зрения, но ужасно неудобно, если говорить о чистоте и порядке. Мало того, что «румейты» безбожно бухали по выходным (это стандартное занятие большинства приехавших из бывшего Советского Союза, после тяжелой недели одно желание – напиться и забыться), так они умудрялись приговаривать бутылку водки каждый вечер после работы, вместо ужина со сладким чаем. Приходили со стройки – грязные, замученные – и добивали себя до полного коматоза сорокаградусной жидкостью, купленной по дороге в ближайшем супермаркете и завернутой в бумажный пакет.
Так что об уборке апартаментов речь даже не шла. В их засранной до безобразия квартире повсюду валялись нестиранные вещи, инструменты и грязные тарелки. Запах немытых тел, брошенных где попало окурков, смешанный с впитавшимся в стены перегаром, стоял такой, что с непривычки слезы на глаза наворачивались. Казалось, тут живут не люди, а гигантские тараканы.
Денис, которому соседи предлагали жить вместе с ними, чтобы меньше платить, наотрез отказался. Лучше уж он сэкономит на чем-нибудь другом.
Сделав чай и наскоро перекусив, Денис выскочил на улицу. Как раз вовремя – показался белый рабочий «Форд» с темнеющим за лобовым стеклом крупным силуэтом напарника.
Валера, здоровый сорокапятилетний мужик, приехал в Штаты из Рязани. Выглядел он как бандит: квадратные плечи, ежик рано поседевших волос, маленькие глаза, нагловато-хулиганская манера разговора.
– Садись! – стандартно поприветствовал он Дениса, перегибаясь через сиденье и на ходу распахивая пассажирскую дверь. Денис привычно сделал шаг назад, избегая удара двери, и на ходу запрыгнул в кабину.
– Быстрей, чего копаешься?! – подгонял рязанец молодого напарника, словно тем, что Денис на долю секунды быстрее заскочит внутрь, можно будет компенсировать получасовое опоздание самого Валеры. – Босс уже звонил, погнали!
Сегодня суббота. Конец рабочей недели!
Любимый день всех газовщиков, сантехников, маляров, газонокосильщиков, кровельщиков, а также представителей других многочисленных профессий. Сегодня вечером мексиканцы в кругу своих многодетных семей выпьют немного текилы, американские менеджеры пригубят шат виски, а украинцы, литовцы и другие выходцы из канувшего в Лету Советского Союза приговорят немало простой русской водки под веселую живую музыку русских ресторанов.
По радио, как всегда в конце недели, шел концерт поздравлений: «Хорошо! Все будет хорошо!!»
– У кого хорошо, а у кого-то не очень, – буркнул Валера, нагло подрезая чей-то «Лексус». Стиль езды у него остался прежний, российский. – Втык за опоздание получим.
Они помолчали, слушая очередное поздравление по радио, а затем Валера усмехнулся:
– Есть работа. Знакомый один подогнал.
Это означало, что есть «левая» работа. Не надо платить фирме, никаких налогов – чистый «кэш».
– Что делать? – спросил Денис.
– Дом один в дорогом районе. Вынесем хлам, дом мексиканцы отремонтируют, а мы газ проведем. «Точек» вроде много.
– Сколько?
– Уйдем пораньше с работы, поедем, увидим.
– Сколько платят, спрашиваю?
– Не бойся, дядя Валера не обидит! – осклабился здоровяк. – Ну как, обрадовал я тебя?
– А то! – усмехнулся Денис.
Новость действительно была хорошая. За «левую» работу платили в несколько раз больше. Валера толкнул пальцем диск, и через несколько секунд в кабине раздался голос Андрея Макаревича: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас».
– Хрен он прогнется, – пробормотал Валера.
Машина проскочила на гаснущий желтый и углубилась в дебри маленьких чистых улочек. Красивые белые домики, отсутствие привычных для россиян заборов, аккуратно постриженные мексиканцами газоны.
И тут же, перед домами, на деревьях висели трупы с вывалившимися языками, на лужайках перед домами стояли надгробия, а из-под земли торчали руки мертвецов.
– Что за праздник такой идиотский? – буркнул Валера, приспуская стекло и пытаясь попасть плевком в рожу перебинтованной, словно жертва страшного пожара, египетской мумии с выпученными глазами. – Кто это только придумал?
– Кельты, – сказал Денис. – Друиды. А в Америку этот праздник привезли ирландцы и шотландцы.
Машина проехала мимо дома с вкопанными перед входом палками. На них, словно черепа на частоколе племени людоедов, красовались оранжевые тыквы с выдолбленными внутренностями, вырезанными оскаленными рожами и зловеще прищуренными глазами. Ночью, когда в середине тыкв зажгутся свечи, выглядеть все это будет довольно жутковато.
Возможно, потому, что американцы тяжело работают, во время праздников они отрываются на всю катушку. Правда, выражается это не в массовом распитии спиртных напитков, как в России, а в общем веселье и антураже самих праздников.
Так и хеллоуин превращается в самое настоящее помешательство на культе сатаны, ведьм, мертвецов и прочих демонических созданий. По улицам в эти дни ходят маньяки с окровавленными ножами, их жертвы с топорами в спине, ведьмы в остроконечных шляпах, тролли, гномы и прочие сказочные и мифические персонажи.
А тридцать первое октября вообще становится настоящим карнавалом Дьявола. Дети переодеваются в разных монстров, ходят по домам, выпрашивая конфеты, а подростки и взрослые устраивают вечеринки, на которые все должны приходить в оригинальных нарядах.
– Больные, эти американцы.
Американцев Валера не любил. Впрочем, также ему не нравились чернокожие (ленивые бездельники), мексиканцы (вороватые), индусы (еда воняет), евреи (хитрожопые) и хохлы (жадные). Русских он тоже не любил: «А что русскому Ване нужно? Выпил и на печь – поспать и не работать!»
Зато Валера любил животных. Даже опаздывая на работу, он мог остановиться, чтобы накормить припасенными для себя бутербродами выбежавшую из леса косулю или спрыгнувшую с ветвей белку. Денис в такие моменты вспоминал произведение Пушкина «Дубровский», а если быть более точным, то сцену, в которой крепостные сжигают усадьбу помещика вместе с людьми, а один из мужиков лезет в огонь, чтобы спасти не человека, но кошку.
Они подъехали к офису, от которого уже отъезжали загруженные черными (железо) и красными (медь) трубами машины остальных рабочих. На фирме работали поляки, болгары, русские, украинцы и даже один монгол по имени Джамба. Босс, как нетрудно догадаться, был евреем.
Быстро загрузив в машину трубы разного диаметра и прихватив немного про запас – на «левую» работу тоже нужен материал, – они получили адрес нового дома и поехали пить утренний кофе, так как сразу приступать к работе желания не было никакого.
– Да?
– Вставай!
– Встаю…
Этот короткий утренний диалог продолжался уже второй год. С тех самых пор, как Денис познакомился с Валерой и стал работать с ним, прокладывая в домах и офисах линии газовых труб. Иногда, правда, бывали вариации:
– Алло, ну что, хочешь работать сегодня?
Это означало, что работать не хочет сам Валера.
– Не хочу.
– А-а, лентяй, а работать кто будет, Пушкин?
– Пушкин!
– Ну, тогда спи.
Но такое бывало нечасто. Жить ведь на что-то надо. Только люди, никогда не работавшие в США, считают, что доллары здесь буквально растут на кустах вместо листочков. Подходи да срывай. Нарвал корзину, и опять спать. Ага, держи карман шире!
А отоспаться хотелось до умопомрачения. Только приехав в Штаты, Денис понял, что никогда до этого не работал. В смысле – по-настоящему не работал. Попав, как и большинство молодых приехавших парней, на стройку, он сразу узнал, что здесь нужно не просто работать. Здесь нужно пахать. Нет, даже не так… Здесь нужно вкалывать!
Узнал он также, что такие выражения, как «кровавые мозоли» и «валиться с ног от усталости», вовсе не образные сравнения, а суровая реальность.
Первые месяцы Денис приходил домой, падал на диван и тут же отрубался – потный, грязный, в рабочей одежде, в ботинках. Сил не оставалось совершенно. Со временем он, конечно, втянулся в бешеный ритм американской жизни, но толком отдохнуть все равно не получалось.
Умывшись и наскоро одевшись, Денис прошел на кухню и поставил чайник. Было слышно, как за стеной шумят проснувшиеся соседи, снимающие на троих маленькую квартиру. «Румейты», как говорят в Америке. Два украинца и поляк. Снимать квартиру на троих было выгодно с экономической точки зрения, но ужасно неудобно, если говорить о чистоте и порядке. Мало того, что «румейты» безбожно бухали по выходным (это стандартное занятие большинства приехавших из бывшего Советского Союза, после тяжелой недели одно желание – напиться и забыться), так они умудрялись приговаривать бутылку водки каждый вечер после работы, вместо ужина со сладким чаем. Приходили со стройки – грязные, замученные – и добивали себя до полного коматоза сорокаградусной жидкостью, купленной по дороге в ближайшем супермаркете и завернутой в бумажный пакет.
Так что об уборке апартаментов речь даже не шла. В их засранной до безобразия квартире повсюду валялись нестиранные вещи, инструменты и грязные тарелки. Запах немытых тел, брошенных где попало окурков, смешанный с впитавшимся в стены перегаром, стоял такой, что с непривычки слезы на глаза наворачивались. Казалось, тут живут не люди, а гигантские тараканы.
Денис, которому соседи предлагали жить вместе с ними, чтобы меньше платить, наотрез отказался. Лучше уж он сэкономит на чем-нибудь другом.
Сделав чай и наскоро перекусив, Денис выскочил на улицу. Как раз вовремя – показался белый рабочий «Форд» с темнеющим за лобовым стеклом крупным силуэтом напарника.
Валера, здоровый сорокапятилетний мужик, приехал в Штаты из Рязани. Выглядел он как бандит: квадратные плечи, ежик рано поседевших волос, маленькие глаза, нагловато-хулиганская манера разговора.
– Садись! – стандартно поприветствовал он Дениса, перегибаясь через сиденье и на ходу распахивая пассажирскую дверь. Денис привычно сделал шаг назад, избегая удара двери, и на ходу запрыгнул в кабину.
– Быстрей, чего копаешься?! – подгонял рязанец молодого напарника, словно тем, что Денис на долю секунды быстрее заскочит внутрь, можно будет компенсировать получасовое опоздание самого Валеры. – Босс уже звонил, погнали!
Сегодня суббота. Конец рабочей недели!
Любимый день всех газовщиков, сантехников, маляров, газонокосильщиков, кровельщиков, а также представителей других многочисленных профессий. Сегодня вечером мексиканцы в кругу своих многодетных семей выпьют немного текилы, американские менеджеры пригубят шат виски, а украинцы, литовцы и другие выходцы из канувшего в Лету Советского Союза приговорят немало простой русской водки под веселую живую музыку русских ресторанов.
По радио, как всегда в конце недели, шел концерт поздравлений: «Хорошо! Все будет хорошо!!»
– У кого хорошо, а у кого-то не очень, – буркнул Валера, нагло подрезая чей-то «Лексус». Стиль езды у него остался прежний, российский. – Втык за опоздание получим.
Они помолчали, слушая очередное поздравление по радио, а затем Валера усмехнулся:
– Есть работа. Знакомый один подогнал.
Это означало, что есть «левая» работа. Не надо платить фирме, никаких налогов – чистый «кэш».
– Что делать? – спросил Денис.
– Дом один в дорогом районе. Вынесем хлам, дом мексиканцы отремонтируют, а мы газ проведем. «Точек» вроде много.
– Сколько?
– Уйдем пораньше с работы, поедем, увидим.
– Сколько платят, спрашиваю?
– Не бойся, дядя Валера не обидит! – осклабился здоровяк. – Ну как, обрадовал я тебя?
– А то! – усмехнулся Денис.
Новость действительно была хорошая. За «левую» работу платили в несколько раз больше. Валера толкнул пальцем диск, и через несколько секунд в кабине раздался голос Андрея Макаревича: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас».
– Хрен он прогнется, – пробормотал Валера.
Машина проскочила на гаснущий желтый и углубилась в дебри маленьких чистых улочек. Красивые белые домики, отсутствие привычных для россиян заборов, аккуратно постриженные мексиканцами газоны.
И тут же, перед домами, на деревьях висели трупы с вывалившимися языками, на лужайках перед домами стояли надгробия, а из-под земли торчали руки мертвецов.
– Что за праздник такой идиотский? – буркнул Валера, приспуская стекло и пытаясь попасть плевком в рожу перебинтованной, словно жертва страшного пожара, египетской мумии с выпученными глазами. – Кто это только придумал?
– Кельты, – сказал Денис. – Друиды. А в Америку этот праздник привезли ирландцы и шотландцы.
Машина проехала мимо дома с вкопанными перед входом палками. На них, словно черепа на частоколе племени людоедов, красовались оранжевые тыквы с выдолбленными внутренностями, вырезанными оскаленными рожами и зловеще прищуренными глазами. Ночью, когда в середине тыкв зажгутся свечи, выглядеть все это будет довольно жутковато.
Возможно, потому, что американцы тяжело работают, во время праздников они отрываются на всю катушку. Правда, выражается это не в массовом распитии спиртных напитков, как в России, а в общем веселье и антураже самих праздников.
Так и хеллоуин превращается в самое настоящее помешательство на культе сатаны, ведьм, мертвецов и прочих демонических созданий. По улицам в эти дни ходят маньяки с окровавленными ножами, их жертвы с топорами в спине, ведьмы в остроконечных шляпах, тролли, гномы и прочие сказочные и мифические персонажи.
А тридцать первое октября вообще становится настоящим карнавалом Дьявола. Дети переодеваются в разных монстров, ходят по домам, выпрашивая конфеты, а подростки и взрослые устраивают вечеринки, на которые все должны приходить в оригинальных нарядах.
– Больные, эти американцы.
Американцев Валера не любил. Впрочем, также ему не нравились чернокожие (ленивые бездельники), мексиканцы (вороватые), индусы (еда воняет), евреи (хитрожопые) и хохлы (жадные). Русских он тоже не любил: «А что русскому Ване нужно? Выпил и на печь – поспать и не работать!»
Зато Валера любил животных. Даже опаздывая на работу, он мог остановиться, чтобы накормить припасенными для себя бутербродами выбежавшую из леса косулю или спрыгнувшую с ветвей белку. Денис в такие моменты вспоминал произведение Пушкина «Дубровский», а если быть более точным, то сцену, в которой крепостные сжигают усадьбу помещика вместе с людьми, а один из мужиков лезет в огонь, чтобы спасти не человека, но кошку.
Они подъехали к офису, от которого уже отъезжали загруженные черными (железо) и красными (медь) трубами машины остальных рабочих. На фирме работали поляки, болгары, русские, украинцы и даже один монгол по имени Джамба. Босс, как нетрудно догадаться, был евреем.
Быстро загрузив в машину трубы разного диаметра и прихватив немного про запас – на «левую» работу тоже нужен материал, – они получили адрес нового дома и поехали пить утренний кофе, так как сразу приступать к работе желания не было никакого.