А вот карты стоили дешево. Как и шелковые отрезы. Поэтому первые номера Эриха состояли, главным образом, из карточных фокусов и трюков с шелковыми платками.
   После первых выступлений он решил попытать счастья на Кони-Айленде и недолго проработал там с Эмилем Жарроу, силачом, который мог написать свое имя на стене карандашом, держа его на вытянутой руке, к которой была подвешена шестифунтовая свинцовая гиря. Именно тогда Эриха впервые посетила мысль о совмещении иллюзионного искусства с необычными способностями тренированного человеческого тела.
   Возвращаясь после выступлений, Эрих начал репетировать трюк освобождения от веревок. Проделывал он это на крыше своего дома по Восточной шестьдесят девятой улице. Его младший брат Теодор, которого прозвали «Дэш» за пристрастие к одежде броского покроя, с воодушевлением проводил долгие часы в обществе брата, связывая его. А Эрих часами неутомимо выпутывался.
   Упражнения сыновей озадачивали их мать. Никогда в истории семьи Вейсов, из которой вышли несколько раввинов и талмудистов, и истории ее собственной семьи Стейнерсов никто не позволял связывать себя бельевыми веревками безо всякой видимой цели и смысла.
   – Ты что, собираешься зарабатывать этим себе на жизнь, сын мой?
   – Да ладно, мам, – улыбался в ответ Эрих. – Я репетирую. Вот увидишь, скоро обо мне заговорят!
   У него действительно появилась идея, чуть позже оформившаяся в оригинальный фокус под названием «Метаморфоза» – трюк с сундуком, из которого предстояло выбраться закованному в наручники и связанному веревками артисту.
   Так что в девятнадцать лет Эрих готовился начать карьеру профессионального иллюзиониста, и поспособствовать этому должна была Всемирная выставка, проходящая в Чикаго.
 
   Когда они подходили к своему балагану – дощатому строению для цирковых и театральных зрелищ, – Теодор вдруг остановился:
   – Я вроде не пил еще, а уже такое мерещится…
   – Что такое?
   – Посмотри, – указал в сторону озера Теодор. – Ты видишь то же, что и я?
   На темных волнах, неподалеку от берега, покачивалась самая настоящая ладья викингов. То ли она выплыла из тумана минувших тысячелетий, то ли из книг начинающего фантаста Герберта Уэллса, но выглядело зрелище, как минимум, необычно. Казалось, сейчас с кормы спрыгнут воинственные бородатые скандинавы в рогатых шлемах и, сжимая в руках мечи и топоры, отправятся крушить чикагскую ярмарку, в первую очередь отдавая предпочтение дьявольским достижениям науки и техники.
   Но как стало известно позже, таким образом приплывшие в Чикаго норвежцы всего лишь пытались оспорить первенство Колумба в открытии Америки.
   Братья Вейс зашли в свою каморку, расположенную при балагане. Теодор вытащил из тайника последние пять долларов. Увидев, как Эрих осуждающе качает головой, он небрежно отмахнулся:
   – Завтра начнем выступать и получать гонорар. А сегодня гуляем!
   Братья вышли на улицу и влились в один из потоков многолюдной толпы, текущих во всех направлениях. Каждый день выставки собирал десятки, а то и сотни тысяч посетителей, съехавшихся не только со всей Америки, но также из Европы и Азии. Специально построенные для выставки сотни временных павильонов из-за своего цвета получили название «Белого города».
   В этом городе были собраны все чудеса современного мира: надземная железная дорога, движущиеся тротуары, светящиеся фонтаны, ледяная гора и целая «улица удовольствий» с театрами, зверинцами и базарами.
   А над всем этим возвышалась самая большая техническая новинка – первое в мире колесо обозрения. «Чертово колесо», которое сконструировал инженер Джордж Феррис.
   Теодор задрал голову, восхищенно наблюдая за светящимися кабинками. Это был американский ответ на башню Александра Гюстава Эйфеля, построенную несколько лет назад для парижской выставки. Диаметр колеса Ферриса составлял семьдесят пять метров, что было выше шестнадцатиэтажного чикагского небоскреба, считавшегося самым высоким в мире. К ободу «Чертового колеса» крепилось множество огромных кабин, на шестьдесят человек каждая.
   – Покатаемся? – предложил Теодор.
   – Там очередь такая – до утра будем стоять.
   Теодор разочарованно вздохнул, но через секунду улыбка вернулась на его лицо.
   – Тогда перекусим. И даже не думай меня отговаривать!
   Отговаривать брата Эрих не собирался. У него самого в животе урчало.
   – К китайцам?
   – Я не могу есть еду, если не разбираю, из чего она приготовлена. К тому же все время переживаю, что она уползет из моей тарелки.
   – Тогда можем поесть «горячих собачек».
   – А вот это с удовольствием.
   Они подошли к лотку, от которого шли кружащие голову запахи жарящихся колбасок. Технологию изготовления так называемых «собак» в Соединенные Штаты завезли немецкие иммигранты, но именно в Чикаго додумались помещать сосиску в булочку.
   Местный торговец Антуан Фейхтвангер, для того чтобы покупатели не обжигали пальцы, выдавал им перчатки. Но назад их возвращали далеко не все. Тогда жена Фейхтвангера предложила ему разрезать маленькие булки, чтобы те служили не просто гарниром, но и защитой от жара. Продажи сразу увеличились в несколько раз.
   – Пофли, я тебе танфовфиц покафу, – проговорил Теодор с набитым ртом.
   – Прожуй сначала, Казанова, – усмехнулся Эрих.
   Его заинтересовал плакат у ближайшего павильона. Огромная надпись перед входом гласила, что внутри находится «Автомобиль «Бенц-Виктория»!
   – Давай зайдем, – попросил он.
   Эрих всегда интересовался техническими новинками. Его пытливый ум требовал новых впечатлений во всем, что можно было бы использовать в разработке новых трюков. Жаль только, что пока все эти разработки находили свое воплощение лишь на бумаге.
   Собравшиеся внутри павильона люди обступили диковинную повозку. Некоторые посетители с умным видом знатоков утверждали, что она может ездить без лошадей. Теодор, услышав такую глупость, только скривился. Он не поверил, что такая куча железа может передвигаться сама, но не мог не залюбоваться сверкающим металлом повозки.
   – Это и есть автомобиль, – благоговейно произнес Эрих.
   – Меня интересует другое, – сказал Теодор. – Это действительно ездит?
   – То, что поезд двигается без лошадей, тебя не удивляет?
   – Поезд – это поезд, – ответил Дэш.
   – Ездит, даже не сомневайтесь, – с уверенностью кивнул Эрих. – Я читал в газете: четыре года назад Готлиб Даймлер и Вильгельм Майбах построили свой первый автомобиль, который был представлен на парижской выставке. А в этом году они привезли новую модель в Чикаго. А вот, кстати, и Даймлер собственной персоной.
   – Откуда ты знаешь?
   – Я видел в газете его фотографию.
   На капот сверкающего автомобиля облокотился солидного вида мужчина лет шестидесяти. В руке он держал бокал с шампанским. Рядом с ним стоял парень чуть постарше Эриха и вел с ним беседу. Эрих прислушался.
   – Так где вы работаете, Генри? – спросил Даймлер.
   – Я – главный инженер в «Электрической компании Эдисона».
   – Ого! Отличная карьера для ваших лет. Только, насколько я знаю, Тесла в очередной раз утер нос вашему боссу и выиграл государственный конкурс на монтаж освещения для этой выставки. Мне рассказывали, как первого мая, во время торжественного открытия, президент Кливленд нажал на кнопку и включил несколько сот тысяч ламп, превративших, по выражению журналистов, «ночь в день». Ламп Теслы. А мистер Эдисон рвал в это время на себе волосы.
   – Ваша правда, сэр, но в последнее время их война меня мало волнует. У меня другие планы.
   – Какие же?
   – Я мечтаю собирать автомобили.
   – Да что вы говорите?
   – Мало того, в своем сарае я как раз заканчиваю первый образец.
   Готлиб впервые посмотрел на своего собеседника с интересом:
   – Если все это правда, то вы настоящий талант, Генри. Если Эдисон выгонит вас на улицу, вы знаете, где искать работу.
   – Спасибо, сэр, но я мечтаю открыть свою компанию.
   Даймлер едва не поперхнулся шампанским.
   – Ну, что ж, хм… в добрый путь.
   Парень помялся, но задал следующий вопрос:
   – Скажите, сэр, я понимаю, что ваш автомобиль слишком дорог в производстве, и позволить его себе могут не все, но… вы не думали строить машины для простых людей?
   – Это невозможно, молодой человек, – хмыкнул Готлиб. – Автомобиль – не винтовочная гильза. Его нельзя изготавливать на конвейере.
   Инженер по имени Генри замер. На его лице отразилась усиленная работа мысли. Губы вдруг расплылись в улыбке:
   – Как вы сказали, сэр? Хм… А ведь это идея!
   Теперь Даймлер поперхнулся шампанским по-настоящему. Откашлявшись, он спросил:
   – Что?! Как вы себе это представляете, молодой человек?
   – Что-то вроде огромного промышленного конвейера… Не знаю… Но спасибо за идею, сэр!
   – Да не за что, это ведь просто фантазия. Хотя, помню, меня тоже называли фантазером. Напомните мне вашу фамилию, молодой человек, может, я ее еще услышу.
   – Форд. Генри Форд, сэр.
   – Ну, что же, удачи вам, Генри Форд.
   Они пожали друг другу руки.
   – Пошли, – нетерпеливо потянул брата за рукав куртки Теодор.
   До балагана, где, по словам Теодора, их дожидались горячие танцовщицы, оставалось совсем немного, но любопытство заставило Эриха свернуть в еще один павильон.
   Павильон «Тесла Электрик Лайт Компани».
   Оттуда доносилось непонятное мощное гудение, а также испуганные крики людей. Эрих затащил недовольного брата в середину, и… они замерли на пороге, буквально остолбенев от вида открывшегося им зрелища.
   На подиуме, в центре выставочного зала, стоял высокий, стройный, со вкусом одетый человек. Не узнать эти усы и этот пронзительный взгляд было невозможно. Это был «Гениальный безумец». Никола Тесла.
   Вокруг Теслы, несмотря на отсутствие грозы, плясали самые настоящие молнии. Они то освещали зал, то погружали его в полумрак. Синие змеящиеся разряды пронизывали не только воздух, но и тело великого изобретателя.
   – Он пропустил через себя два миллиона вольт! – восторженно крикнул один из журналистов, толпившихся у подиума с блокнотами и фотоаппаратами.
   Раздался особенно громкий треск, и толпа в испуге отхлынула от подиума.
   – Это невозможно! – прохрипел чей-то голос.
   Эрих перевел взгляд на полноватого седого мужчину, одетого в дорогой костюм, белую рубашку со стоячим воротником и галстук-бабочку. Тяжелый подбородок пожилого джентльмена вызывающе выдвинулся вперед. Черт возьми, подумал Эрих, это же сам Томас Эдисон, всемирно известный «король электричества»!
   К досаде последнего, узнал знаменитость не только начинающий иллюзионист.
   – Мистер Эдисон! – радостно закричал журналист. – Вы все-таки пришли полюбоваться на… Как же вы тогда сказали? Помню, там была фраза насчет сумасшедшего серба?
   – Вы действительно так сказали? – невозмутимо спросил Тесла, расслышавший последние слова. – Почему же, мой дорогой Томас?
   Он вплотную подошел к человеку, который когда-то обманул его и украл у него немало идей. Журналисты замерли в преддверии сенсации. Теперь серб мог с чистой совестью подшутить над своим завистником, утверждавшим, что переменный ток смертельно опасен для жизни. По версии Эдисона, после сегодняшнего эксперимента от «сумасшедшего серба» не должно было остаться даже пыли. Он должен был полностью сгореть!
   Однако Тесла, вопреки этому мрачному прогнозу, спокойно улыбался, очень наглядно доказывая свою правоту. В эту минуту Эдисон вдруг понял еще одну вещь – переход фабрик и компаний на переменный ток станет его финансовым поражением, ведь немалую часть денег ему приносили патентные отчисления.
   А Тесла, словно ему было мало того, что он стоял, окруженный молниями, демонстрировал еще одно чудо – в его руке горела лампочка. Самым обидным для его конкурента было то, что это была лампочка Эдисона. Без подсоединенных проводов. Получавшая энергию будто бы ниоткуда!
   – Убивает не напряжение, Томас, а сила тока, – сказал серб, полностью выходя из жужжащих молний, – уж вы-то должны это знать. Как и то, что ток высокой частоты проходит только по поверхностным покровам.
   Но Эдисон не слушал его. Он завороженно смотрел на лампочку, необъяснимым образом горевшую в руках Теслы.
   – Как… почему она… Господи!
   В зал вбежал крупный мужчина с большим носом и густыми, длинными усами. Это был Джордж Вестингауз, крупный американский промышленник и основатель компании «Вестингауз электрик», а также друг и компаньон Теслы.
   – Никола! – закричал он с порога. – Мы выиграли тендер на строительство электростанции на Ниагарском водопаде!
   Казалось, Эдисона после этих слов хватит удар. Но он сдержался и, с достоинством развернувшись, удалился, не обращая внимания на прилипающих к нему с вопросами журналистов. Вышедший следом Эрих успел заметить мелькнувшую в толпе грузную фигуру «короля электричества».
   Наконец братья добрались до нужного места. Здесь на целую милю растянулись балаганы. Знакомый и привычный мир. Кроме балаганов, здесь было много шапито – временных построек из высоких центральных мачт и боковых стоек, на которые натягивались брезентовые пологи-шатры.
   Съехавшаяся на выставку публика, уставшая от стендов с техническими новинками, могла прийти сюда и отдохнуть, выбрав развлечение на любой вкус. А выбрать было из чего: танцовщицы, клоуны, акробаты, фокусники, укротители диких животных, мимы, жонглеры и чревовещатели.
   Некоторые артисты работали прямо на улице.
   Перед ближайшим шатром по натянутой между двумя подставками веревке ходили и прыгали жилистые канатоходцы. Рядом с ними выдувал огонь полуобнаженный факир с надетым на голову индийским тюрбаном, а чуть дальше лысый силач в обтягивающем полосатом трико поднимал огромные гири.
   – Смотри, вот там красотки, о которых я тебе говорил, – глаза Теодора загорелись.
   Эрих проследил за его взглядом. У входа в один из шатров висел огромный плакат, на котором красовались одетые в смущающие взор наряды девушки.
   Перед входом стоял усатый тип в черном фраке. На голове у него красовался блестящий черный цилиндр.
   – Только у нас! – орал он, похлопывая себя по бедру длинным хлыстом на коротком кнутовище. – Горячие девчонки со Среднего Запада! Загадочная Кармела, очаровательная Лоло, сногсшибательная Коко и бесстыжая Чоколате!
   – Мне они уже нравятся, – заявил Теодор. – Особенно бесстыжая Чоколате.
   – Это же реклама, – усмехнулся Эрих. – Возле нашего балагана тоже орут про «невиданные доселе чудеса магии».
   – Но это же правда, брат.
   – Давай лучше пройдемся. Все равно денег нет, чтобы тратить их на чужие представления.
   Теодор разочарованно вздохнул, и Эрих поспешил его успокоить:
   – Обещаю, с первых заработанных денег мы пойдем знакомиться со всеми бесстыжими девчонками в «Белом городе».
   Внимание Эриха привлекла надпись над следующим шатром:
   «Цирк уродов магистра Асмодея. Магия и ужасы»
   Lasciate ogni speranza voi ch ‘entrate.
   Что гласила надпись на латыни, Эрих узнал позже и был шокирован откровенной наглостью Асмодея. Эта была фраза из «Божественной комедии» Данте. Переводилась она так: «Оставь надежду всяк сюда входящий» и находилась, по мнению средневекового поэта, на дверях Ада.
   Под надписью, возле входа в шатер, стоял карлик, одетый в зеленый сюртук и цилиндр. Коренастый, с короткими конечностями и большой головой. Настоящий ирландский лепрекон. И хотя ростом лепрекон едва ли доходил до груди невысокого Эриха, в нем чувствовалась скрытая физическая сила.
   – Чего уставились? – спросил карлик, сплевывая им под ноги. – Покупайте билет или проваливайте!
   – Так ты много зрителей не соберешь, – нахмурился Эрих.
   – Не твоя забота. У нас сегодня выходной.
   – Между прочим, мы тоже артисты, в паре выступаем.
   – Вы что, педики?
   – Что ты сказал?! – Теодор двинулся к лепрекону, но Эрих поднял руку, останавливая его. Его привлекло слово «магия» на афише. Он хотел познакомиться с местным иллюзионистом (а что еще могло подразумевать слово «магия»?) и не имел желания уходить просто так. Но спускать наглость этому недомерку он также не собирался:
   – Мистер Как-Вас-Там, я бы попросил выбирать выражения.
   – А то что? – вызывающе выпятил подбородок карлик.
   – А то мы натянем тебе этот цилиндр на задницу, – ответил Эрих.
   – Ух ты, какие крутые, – ощерился в улыбке карлик, и глаза его наполнились злым блеском.
   Дэш сжал кулаки и сделал шаг вперед. Карлик напрягся, но потом неожиданно махнул рукой:
   – Ладно, проехали. Какой у вас номер?
   – Иллюзионный, – сказал Эрих, незаметно переводя дух. Карлик выглядел опасным бойцом. – Меня зовут Эрих Вейс.
   – Что за дурацкое имя? Представляю, как это звучит перед твоим выступлением – словно кто-то наступил на глотку конферансье.
   – Меня оно вполне устраивает.
   – Придумай другое.
   Эрих решил перевести тему разговора:
   – А что за уроды у вас выступают?
   – Покупай билет – увидишь, – зловеще ответил карлик.
   – А кто такой магистр Асмодей?
   – Наш Хозяин.
   – Это он показывает фокусы?
   – Можно и так сказать, – ухмыльнулся лепрекон, словно услышал нечто забавное.
   – А мы можем с ним познакомиться?
   – Не сегодня. Завтра приходите.
   Эрих молча кивнул и отправился прочь. Теодор еще пару секунд сверлил взглядом ухмылявшегося коротышку, а потом направился вслед за братом.
   Если бы Эрих в тот момент знал, что на самом деле творится в «Цирке Уродов Асмодея», он бы украл у Даймлера весь бензин, предназначенный для его чудо-автомобиля, облил им проклятый балаган и сжег дотла. И стоял бы у входа с револьвером, контролируя, чтобы оттуда не выбралась ни одна тварь, принадлежащая Асмодею.
   А главное – сам Асмодей.
   Но от встречи с Хозяином Уродов Эриха отделяла целая ночь.
   Через час братья вернулись в свою каморку. Эрих вытянулся на дырявом матрасе и, глядя в потолок, сколоченный из трухлявых досок, задумчиво проговорил:
   – Знаешь, в чем-то этот недомерок был прав. Мне нужен звучный псевдоним. Как тебе имя Гарри?
   – Не знаю. Неплохо, наверное… А дальше как? – пожал плечами Теодор.
   Эрих посмотрел на обложку купленной сегодня книги «Воспоминания Роберта-Гудена…». Гуден, Гуден…
   – Придумал! – вдруг воскликнул он.
   – Ну?
   – Гудини. Звучит?
   Брат немного подумал и согласно кивнул:
   – А что, неплохо.
   – Теперь меня будут звать Гарри Гудини, – уже более уверенно повторил Эрих.

Глава 6
Исчезающие

   – Здесь мы будем работать. Присаживайся.
   Обстановка кабинета была более чем скромная: вешалка, стальной сейф, два стула на колесиках, большая карта Чикаго на стене. Возле окна стол, заваленный бумагами. На столе открытый ноутбук.
   Алекс уже оправился от шока, в который его привел потасканный вид напарника. Он осторожно присел на стул и огляделся.
   – Я заметил, тебя беспокоит мой внешний вид? – поинтересовался Миллер, сдвигая в сторону кучу бумаг, лежащих на столе.
   – Э-э… да. Это маскировка? Наверное, вы были на задании?
   – Точно, маскировка, – закивал головой Миллер. В уголках его выцветших глаз собрались веселые морщинки. – К бомжам внедрялся. Кофе будешь?
   – Можно.
   – Тогда пошли.
   – Куда?
   Миллер накинул старое пальто, имевшее такой же потрепанный вид, как его владелец. Алекс, в своем новом костюме, белой рубашке и галстуке, выглядел на его фоне пижоном.
   – В кафе зайдем, – сказал Миллер. – Тут недалеко, через дорогу.
   – У нас с кем-то встреча?
   – Да. Встреча опытного, мудрого агента с новым бестолковым поколением.
   – А почему нельзя поговорить здесь?
   Миллер прижал к губам указательный палец и громко прошептал:
   – Тут везде прослушка.
   Алекс смущенно подумал, что у Миллера странное чувство юмора. Как-то он несерьезно ко всему относится.
   Они вышли на улицу.
   – Давай сначала в книжный магазин зайдем, – предложил Миллер. – Тут рядом.
   Возле магазина у Алекса зазвонил мобильник.
   – Я вас здесь подожду, – чуть виновато сказал он.
   Миллер зашел внутрь, а Алекс прижал трубку к уху:
   – Алло?
   – Привет! – отозвался приветливый веселый голос.
   – Вика? Привет…
   – Как дела?
   Ведет себя так, будто вчера ничего не произошло.
   – Ты чего звонишь?
   – Как чего? Ну, мы же вроде с тобой встречаемся.
   – Встречаемся? Да ты даже не зашла вчера!
   – Ну, сегодня зайду. Не сердись, Саша. Пожалуйста? – Девушка понизила голос и с придыханием прошептала: – Я тебя хочу.
   Они помолчали.
   – Ну… хорошо, – с неохотой ответил Алекс.
   – Ой, класс! – обрадовалась Вика. – Я так соскучилась! Ну, все, до вечера.
   – Пока.
   Он отключился и чертыхнулся, ненавидя себя за слабость, которую можно было оправдать только долгим отсутствием секса. Нет, даже этим нельзя оправдать.
   Из магазина Миллер вернулся довольно быстро, с удовлетворенным видом зажимая под мышкой кулек с купленной книгой.
   – А теперь можно и кофе попить.
   Через пять минут они уже сидели в кафе. Бармен замер за стойкой, уткнувшись невидящим взглядом в телевизор. Миллер выбрал столик в углу и развалился в потертом кресле.
   – Уютно здесь. Жаль, спиртное не продают.
   Подошедшую полноватую официантку неопределенного возраста он попросил принести два кофе и пирожные, потом, повернувшись к Алексу, спросил:
   – Ты откуда сам?
   – Отсюда, из Чикаго, – ответил тот.
   – А родители твои откуда приехали?
   – Из Москвы. Что – акцент?
   – Русский, значит. Впрочем, я сразу понял.
   – Как?
   – По глазам. Живые слишком. Да и фамилия у тебя хорошая – Smirnoff. Неплохая водка. Ты не родственник, случайно?
   – Моя фамилия Смирнов, – насупился Алекс.
   – Как скажешь, – примирительно поднял руки Миллер, но глаза его смеялись.
   – Если хотите знать, я закончил Академию…
   – … в пятерке лучших, – закончил за него Генри. – Ладно, не обращай на меня внимания. В конторе говорят, что характер у меня скверный. И знаешь что?
   – Что?
   – Это правда.
   Официантка подошла к столику и поставила перед ними две маленькие чашки и тарелку со сладостями.
   – Извините, – улыбнулся Алекс. – Я сначала подумал, что вы надо мной издеваетесь. Шеф сказал, что вы занимаетесь делом государственной важности.
   Миллер отхлебнул горячий кофе и поморщился:
   – Другими не занимаемся.
   – Мафия?
   – Почему мафия?
   – Ну, вы же читали мое дело.
   Алекс считал, что знает о мафии все. Ну, или почти все.
   Организованной преступностью он интересовался еще до поступления в Академию. А во время учебы даже написал дипломную работу о влиянии этнических факторов на появление новых преступных группировок.
   Сделать несколько метких наблюдений, за которые он получил похвалу от ректора, Алексу помогли личные наблюдения за жизнью родного Дивона и рассказы, а точнее – легенды его района. Он знал, как русские, заработав правдами и неправдами достаточно денег, открывали рестораны, офисы и переезжали в более богатые районы, освобождая место для выходцев с Ближнего Востока. В остальной Америке происходило то же самое, только в более крупных масштабах.
   Для своей письменной работы Алекс взял за основу два города: Чикаго и Нью-Йорк. Точнее, гетто этих городов.
   Так, в XIX веке все крупные американские преступные группировки были ирландскими. И страх типичного белого американца стать жертвой преступления был отражением именно «ирландской угрозы». Когда ирландские бандиты «поднялись» и покинули свои ужасные гетто, их место заняли итальянцы и евреи. Вот кто развернулся по-настоящему!
   Два самых важных в то время мафиози – сицилиец Лаки Лучано и польский еврей Мейер Лански успешно объединили крупные преступные банды США в громадный синдикат. Именно тогда зародилась организованная преступность. Способствовало этому становлению совпадение трех факторов: Сухой закон, Великая депрессия и (Алекс должен был с сожалением признать третий факт) бездействие ФБР.
   С течением времени Коза Ностра никуда не делась. Из года в год она только расширяла свое влияние. Мафию не смогли уничтожить ни аресты известных на всю страну донов, ни громкие разоблачительные дела о коррупции в высших эшелонах власти. Мафия ушла на такие высоты, что уличный бандитизм теперь вызывал у них лишь усмешку.
   Но жизнь не терпит пустот. В нынешние времена место на улицах заняли афроамериканцы и латиносы.
   Но больше всего Алекс увлекался именно итальянской мафией. Он знал историю Коза Ностры, ее методы, нравы и обычаи. Знал биографии лидеров мафиозных семейств, клички знаменитых гангстеров и многое другое. Именно поэтому думал, что его первое дело будет связано с итальянцами.
   – Так ты считаешь себя знатоком Коза Ностры? – усмехнулся Миллер, откусывая половину пирожного.
   – Можете меня проверить, – возмутился его недоверием Алекс.
   – Даже так? Ну, ладно. Как называлась силовая структура синдиката, возникшая в тридцатые годы?
   – «Корпорация убийств».
   – Как звали главного психа и палача этой организации?
   – Альберт Анастасия. Этот маньяк считал убийство решением абсолютно любой проблемы.
   – Как его самого убили?
   – Расстреляли в манхэттенской парикмахерской.