Страница:
«Иными словами, единственный способ, при котором вы могли прекратить торговать – это потерять все. Правильно?» Больше Эду не надо было ничего говорить. Я вспомнил, что в интервью, данном для книги Market Wizards, его самым ярким комментарием было: «Каждый получает от рынка то, чего хочет». Я хотел прекратить торговать, и именно это я получил.
Мораль здесь такова: вам не нужно все время находиться на рынке. Не торгуйте, если вам не хочется, или если по какой-то причине торговля просто кажется вам неуместной. Чтобы выигрывать на рынках, вам нужна уверенность, а также желание торговать. Я думаю, что исключительные трейдеры большую часть времени обладают обоими этими качествами, а у остальных из нас они могут появляться вместе лишь иногда. В моем собственном случае я начал с уверенностью, но не имея стремления торговать, а закончил не имея ни того, ни другого. В следующий раз, когда я начну торговать, я намерен иметь и то, и другое.
Хусейн совершает плохую сделку
Часть 2
Билл Липшуц
Мораль здесь такова: вам не нужно все время находиться на рынке. Не торгуйте, если вам не хочется, или если по какой-то причине торговля просто кажется вам неуместной. Чтобы выигрывать на рынках, вам нужна уверенность, а также желание торговать. Я думаю, что исключительные трейдеры большую часть времени обладают обоими этими качествами, а у остальных из нас они могут появляться вместе лишь иногда. В моем собственном случае я начал с уверенностью, но не имея стремления торговать, а закончил не имея ни того, ни другого. В следующий раз, когда я начну торговать, я намерен иметь и то, и другое.
Хусейн совершает плохую сделку
Элементы хорошего и плохого принятия решений в торговле во многих отношениях очень похожи на аналогичные элементы процесса принятия решений в общем. Начало моей работы над этой книгой совпало с событиями, имевшими место непосредственно накануне войны в Персидском заливе. И я не мог не поразиться сходству между действиями Саддама Хусейна и типичным поведением начинающего трейдера.
Сделкой Хусейна было вторжение в Кувейт. Сначала у него были для этой сделки солидные фундаментальные причины (фундаменталистские причины появились позднее, когда Хусейн решил, что удобно будет вспомнить о религии). Вторгшись в Кувейт, Хусейн мог взвинтить цены на нефть на пользу Ираку, ликвидировав одну из стран, постоянно превышавших свои квоты ОПЕК, и создав сумятицу на мировых нефтяных рынках. У него также был, казалось бы, неплохой шанс на постоянную аннексию части или всех нефтяных месторождений Кувейта, а также на получение прямого доступа к Персидскому заливу. И, наконец, немаловажным было и то, что вторжение давало Хусейну чудесную возможность удовлетворить свои амбиции, порожденные манией величия.
На фоне всего этого потенциала роста первоначальный риск по сделке казался небольшим. Хотя многие об этом и забыли из-за того, что, в конце концов, Соединенные Штаты заняли очень решительную позицию, первоначальную реакцию государственного департамента на высказывания и действия Ирака, содержавшие угрозу вторжения, можно было бы интерпретировать как «это не наша проблема». Для Хусейна такая соглашательская политика практически была равна предложению выстелить ковровую дорожку для иракских танков.
Поэтому сначала, с точки зрения Хусейна, вторжение в Кувейт было хорошей сделкой – большой потенциал и ограниченный риск. Однако, как это часто случается, рынок изменился. Президент Буш связал Соединенные Штаты обязательствами по защите Саудовской Аравии, послав туда войска и обеспечив принятие в ООН резолюций с целью убедить Хусейна покинуть Кувейт. Тогда еще Хусейн мог, вероятно, выбить себе сделку, в которой он ушел бы из Кувейта в обмен на распределение некоторых спорных территорий и прав пользования портами – т. е. получение быстрой прибыли. Однако, хотя ситуация начала ухудшаться, Хусейн решил не менять своей позиции.
Далее Буш послал более сильный сигнал, удвоив численность американских войск в этом регионе до 400 тыс. человек – т. е. предпринял действия, указывающие, что Соединенные Штаты не только готовы защищать Саудовскую Аравию, но и создают себе возможность вернуть Кувейт силой. Рынок очевидно изменился. Хусейн проигнорировал сигнал рынка и стоял насмерть.
Тогда президент Буш установил 15 января крайним сроком для ухода Ирака из Кувейта в соответствии с резолюцией ООН – рынок еще больше пошел против этой сделки. Здесь потенциал прибыли, вероятно, уже исчез, но Хусейн все еще мог завершить сделку вничью, согласившись на уход из Кувейта. И снова он решил держать позицию.
После того, как 15 января истек крайний срок ультиматума и Соединенные Штаты и их союзники в Персидской войне начали вести массированные бомбардировки Ирака, первоначальная сделка уже несомненно стала приносить убытки. Более того, каждый день рынок опускался все ниже и ниже, и каждый день промедления приводил к все большим разрушениям в Ираке. Но как мог Хусейн сдаться теперь, когда было потеряно столь многое? Во многом так же, как запутавшийся трейдер, влипший в постоянно ухудшающуюся позицию, он связывал свои надежды с длительной перспективой: если он только сможет продержаться достаточно долго, возможно, страх перед потерями в живой силе заставит Соединенные Штаты отступить.
Тренд продолжал идти против сделки, когда Соединенные Штаты предъявили еще один ультиматум, на этот раз означавший начало сухопутной войны против Ирака. В этот момент Хусейн был готов согласиться с условиями, содержавшимися в советском мирном предложении, т. е. пойти на соглашение, которое, вероятно, было бы совершенно приемлемым ранее, но теперь уже стало недостаточным. Поведение Хусейна во многом напоминало поведение трейдера, держащего длинную позицию на постоянно снижающемся рынке и говорящего: «Я закрою позицию, когда достигну безубыточности». И затем, когда ситуация становится все более отчаянной: «Я закрою позицию на следующем относительном максимуме». Но при этом с течением времени относительный максимум опускается все ниже и ниже.
В конце концов, после того как сухопутная война уже развернулась и его армия большей частью оказалась разогнанной, Хусейн капитулировал. Он был совсем как трейдер, который держал убыточную позицию до тех пор, пока его счет не оказался практически уничтоженным, и потом в полном отчаянии, наконец, кричит своему брокеру: «Выведи меня с рынка! Все равно, по какой цене, просто выведи меня с рынка!»
Сделкой Хусейна было вторжение в Кувейт. Сначала у него были для этой сделки солидные фундаментальные причины (фундаменталистские причины появились позднее, когда Хусейн решил, что удобно будет вспомнить о религии). Вторгшись в Кувейт, Хусейн мог взвинтить цены на нефть на пользу Ираку, ликвидировав одну из стран, постоянно превышавших свои квоты ОПЕК, и создав сумятицу на мировых нефтяных рынках. У него также был, казалось бы, неплохой шанс на постоянную аннексию части или всех нефтяных месторождений Кувейта, а также на получение прямого доступа к Персидскому заливу. И, наконец, немаловажным было и то, что вторжение давало Хусейну чудесную возможность удовлетворить свои амбиции, порожденные манией величия.
На фоне всего этого потенциала роста первоначальный риск по сделке казался небольшим. Хотя многие об этом и забыли из-за того, что, в конце концов, Соединенные Штаты заняли очень решительную позицию, первоначальную реакцию государственного департамента на высказывания и действия Ирака, содержавшие угрозу вторжения, можно было бы интерпретировать как «это не наша проблема». Для Хусейна такая соглашательская политика практически была равна предложению выстелить ковровую дорожку для иракских танков.
Поэтому сначала, с точки зрения Хусейна, вторжение в Кувейт было хорошей сделкой – большой потенциал и ограниченный риск. Однако, как это часто случается, рынок изменился. Президент Буш связал Соединенные Штаты обязательствами по защите Саудовской Аравии, послав туда войска и обеспечив принятие в ООН резолюций с целью убедить Хусейна покинуть Кувейт. Тогда еще Хусейн мог, вероятно, выбить себе сделку, в которой он ушел бы из Кувейта в обмен на распределение некоторых спорных территорий и прав пользования портами – т. е. получение быстрой прибыли. Однако, хотя ситуация начала ухудшаться, Хусейн решил не менять своей позиции.
Далее Буш послал более сильный сигнал, удвоив численность американских войск в этом регионе до 400 тыс. человек – т. е. предпринял действия, указывающие, что Соединенные Штаты не только готовы защищать Саудовскую Аравию, но и создают себе возможность вернуть Кувейт силой. Рынок очевидно изменился. Хусейн проигнорировал сигнал рынка и стоял насмерть.
Тогда президент Буш установил 15 января крайним сроком для ухода Ирака из Кувейта в соответствии с резолюцией ООН – рынок еще больше пошел против этой сделки. Здесь потенциал прибыли, вероятно, уже исчез, но Хусейн все еще мог завершить сделку вничью, согласившись на уход из Кувейта. И снова он решил держать позицию.
После того, как 15 января истек крайний срок ультиматума и Соединенные Штаты и их союзники в Персидской войне начали вести массированные бомбардировки Ирака, первоначальная сделка уже несомненно стала приносить убытки. Более того, каждый день рынок опускался все ниже и ниже, и каждый день промедления приводил к все большим разрушениям в Ираке. Но как мог Хусейн сдаться теперь, когда было потеряно столь многое? Во многом так же, как запутавшийся трейдер, влипший в постоянно ухудшающуюся позицию, он связывал свои надежды с длительной перспективой: если он только сможет продержаться достаточно долго, возможно, страх перед потерями в живой силе заставит Соединенные Штаты отступить.
Тренд продолжал идти против сделки, когда Соединенные Штаты предъявили еще один ультиматум, на этот раз означавший начало сухопутной войны против Ирака. В этот момент Хусейн был готов согласиться с условиями, содержавшимися в советском мирном предложении, т. е. пойти на соглашение, которое, вероятно, было бы совершенно приемлемым ранее, но теперь уже стало недостаточным. Поведение Хусейна во многом напоминало поведение трейдера, держащего длинную позицию на постоянно снижающемся рынке и говорящего: «Я закрою позицию, когда достигну безубыточности». И затем, когда ситуация становится все более отчаянной: «Я закрою позицию на следующем относительном максимуме». Но при этом с течением времени относительный максимум опускается все ниже и ниже.
В конце концов, после того как сухопутная война уже развернулась и его армия большей частью оказалась разогнанной, Хусейн капитулировал. Он был совсем как трейдер, который держал убыточную позицию до тех пор, пока его счет не оказался практически уничтоженным, и потом в полном отчаянии, наконец, кричит своему брокеру: «Выведи меня с рынка! Все равно, по какой цене, просто выведи меня с рынка!»
Мораль: если вы не можете согласиться на маленький убыток, рано или поздно вам придется согласиться на убыток катастрофических размеров.
Часть 2
Самый большой рынок в мире
Билл Липшуц
Султан валют
Ответьте-ка быстро, что является самым большим в мире финансовым рынком? Акции? Нет, даже если вы соберете вместе все рынки акций мира. Ну, конечно же это должны быть облигации. Только задумайтесь о гигантском государственном долге, который накопился по всему миру. Неплохая догадка, но опять неправильная, даже если вы сложите вместе все мировые рынки бумаг с фиксированным доходом. Правильный ответ – валюты. В объеме всей финансовой торговли акции и облигации по сравнению с валютами выглядят семечками.
В среднем на мировых валютных рынках каждый день торгуется 1 триллион долларов. Подавляющее большинство этой торговли валютами происходит не на организованных биржах, а в виде сделок на межбанковском валютном рынке. Межбанковский валютный рынок представляет собой круглосуточный валютный рынок, который фактически следует вокруг земного шара за солнцем, передвигаясь из банковских центров Соединенных Штатов в Австралию, на Дальний восток, в Европу и, наконец, снова в Соединенные Штаты. Этот рынок существует для удовлетворения потребностей компаний, которым необходимо страховать валютный риск в мире быстро меняющихся курсов валют. Но в межбанковском валютном рынке участвуют также и спекулянты, стремящиеся заработать на своих ожиданиях относительно колебаний обменных курсов.
На этом гигантском рынке существует лишь горстка игроков по крупным ставкам. Парадоксально, но хотя эти трейдеры иногда открывают позиции, измеряемые в миллиардах долларов (да, в миллиардах), они практически неизвестны большей части финансового сообщества, не говоря уже о простой публике. Одним из таких трейдеров является Билл Липшуц (Bill Lipschutz).
Интервью[2], которые я взял у Липшуца, были проведены в виде двух длительных сессий у него в квартире. У Липшуца повсюду установлены мониторы, отражающие положение на рынках. Конечно же, в гостиной стоит огромный телемонитор, на который поступают свежие валютные котировки. Есть котировочные мониторы и у него в кабинете, на кухне и рядом с кроватью так, чтобы, ворочаясь во сне, он мог тоже проверять котировки – что, собственно, он и делает постоянно (поскольку часть наиболее активных периодов на рынке приходится на ночные часы в США). Даже в туалете есть монитор, расположенный очень удобно – на уровне лица. Судя по всему, человек этот относится к своей торговле очень серьезно.
Сначала я связался с Биллом Липшуцом через его агента по связям с общественностью Тома Уэйлека. Да, когда у трейдера есть агент по связям с общественностью, это звучит довольно странно. Собственно говоря, это особенно справедливо в отношении Липшуца, который, несмотря на гигантские сделки, сумел, и вполне преднамеренно, сохранять практически полную публичную анонимность на протяжении всей своей карьеры. Однако, проработав восемь лет в качестве крупнейшего и наиболее успешного трейдера валютами в Salomon Brothers, Липшуц как раз в это время ушел из этой фирмы, чтобы открыть свою собственную компанию по управлению капиталом на рынках валют (первоначально в качестве дочерней компании Merrill Lynch; позднее компания его выросла в совершенно независимое предприятие Rowayton Capital Management). Именно для этого его проекта и потребовалась поддержка в сфере связей с общественностью. Короче говоря, переговорив с Липшуцом о моем предложении по поводу интервью, Уэйлек позвонил мне и сказал, что сначала Билл хочет провести неофициальную встречу, чтобы он мог посмотреть, «стоит ли этим заниматься».
Мы встретились в одном баре в Сохо, и после нескольких кружек французского пива (кроме шуток, французы и правда выпускают несколько превосходных марок пива) Липшуц сказал: «Я думаю, что история о том, как менее чем за десятилетие Salomon Brothers выросла с нуля до одного из крупнейших в мире игроков на рынке валют, интересна». Помимо чувства облегчения, ибо эта ремарка явственно отражала его согласие на интервью, его заявление, безусловно, разожгло мой аппетит.
Придя на нашу первую встречу в его квартире, я, включив свои магнитофоны, сказал: «О’кей, расскажите мне о том, как Salomon столь эффектно выросла в крупнейшую торговую фирму на международном валютном рынке». Я откинулся в кресле, предвкушая длительный ответ, полный замечательных эпизодов и идей.
Липшуц ответил: «Рынок валютных опционов, отдел валютных опционов Salomon и я начали работать в одно и тоже время и росли и процветали параллельно».
«И…», – сказал я, приглашая его продолжать. Он другими словами повторил тот же ответ, который дал мне ранее.
«Да, – сказал я, – это очень интересное совпадение, но не могли бы вы дать некоторые подробности? Как насчет каких-нибудь конкретных историй?» Он снова ответил общими словами. Мои надежды на интервью начали быстро улетучиваться.
Мне уже приходилось брать интервью, которые не сдвигались с места по истечении первого часа, но, в конце концов, приносили результаты. Однако это интервью не было похоже на другие. Хотя я чувствовал, что получил очень мало полезного материала во время первых одного или двух часов нашей беседы, я ощущал присутствие чего-то еще. Это был не пересохший колодец, мне просто нужно было копать глубже.
После первых нескольких часов мы стали лучше понимать друг друга, и Липшуц начал рассказывать конкретные истории, относящиеся к его торговому опыту. Эти истории составляют ядро следующего далее интервью.
Как я уже упоминал ранее, большой телеэкран в гостиной Липшуца обычно настроен на показ валютных котировок, а у основания его бежит новостная лента Рейтер. Хотя Липшуц, казалось бы, полностью отдавался нашей беседе, было ясно, что какой-то уголок его сознания следит за экраном. Был момент, когда австралийский доллар переживал сильное падение после какого-то ужасно плохого выступления, сделанного министром финансов Австралии. Хотя рынок фактически находился в состоянии свободного падения, Липшуц посчитал, что падение было чрезмерным, и прервал наше интервью, чтобы разместить несколько ордеров. «Ничего крупного, – сказал он, – я просто пытаюсь купить двадцатку (т. е. 20 млн австралийских долларов)». Сразу же после этого австралийский доллар отскочил вверх и продолжил это повышающееся движение на протяжении оставшейся части вечера. Липшуц, однако, так и не открыл свою позицию, потому что разместил свой ордер чуть-чуть ниже того уровня, на котором торговался рынок, и до его уровня рынок так и не опустился. «Упустить возможность – это так же плохо, как оказаться на неправильной стороне сделки», – сказал он.
Во время нашего второго интервью Липшуц хотел продать коротко немецкую марку и для того, чтобы продать, ждал небольшого отскока цены вверх. Заметив, что марка вместо этого стала двигаться еще ниже, он сказал: «Похоже, эту сделку я пропущу».
«Это выглядит точно так же, как на прошлой неделе, когда вы, воспользовавшись лимитным ордером, пропустили длинную позицию по австралийскому доллару, – сказал я. – Если вы так уверены, – спросил я, – почему бы вам просто не продать немецкую марку по текущей цене рынка?»
«Что? И заплатить спрэд между бидом и аском (бид – это котировка на покупку, аск, или оффер – котировка на продажу)?» – воскликнул Билл. Я не был уверен, говорит он серьезно или шутит – а может быть, и то, и другое (кстати, немецкая марка так и продолжала скользить вниз).
Наши интервью проводились после закрытия рынков в США, но поскольку валютные рынки не закрываются никогда, Липшуц, похоже, никогда не прекращает торговать. Однако, несмотря на признанную им одержимость рынками и торговлей, Липшуц выглядит очень спокойным и расслабленным. Я бы даже не знал, что он следит за рынками, если бы он время от времени не делал замечания по поводу движения цен и не размещал ордера по телефону.
– Что стало с архитектурой?
– Что стало с архитектурой?
– Понимаете, я слышал, что вы дипломированный архитектор. Как же так получилось, что вы, в конце концов, стали трейдером?
– Когда я учился на архитектурном факультете Корнельского университета, умерла моя бабка, оставив мне портфель, состоявший из сотен различных акций общей стоимостью 12 тыс. долларов, который я ликвидировал с большим трудом, потому что все эти позиции были неполными лотами. Эта выручка дала мне некоторый рисковый капитал. Я стал тратить все больше и больше времени, играя на фондовом рынке. Не то чтобы я стал меньше интересоваться архитектурой, просто я стал больше интересоваться торговлей.
Кроме того, архитектура во многих отношениях является скорее профессией старого мира. Существует длительный период ученичества – в нашей стране три года, – прежде чем вы можете сдавать экзамен на лицензию. Затем нужно еще много-много лет работать чертежником. Проходит немало времени, прежде чем вы можете сами управлять процессом своих разработок.
– Но вы, в конце концов, получили диплом?
– Да, конечно. Собственно, у меня два диплома. Прохождение учебной программы по архитектуре в полном объеме заняло пять лет, но для студентов-архитекторов было вполне обычным делом записываться также и на другие курсы, тем самым оттягивая получение своей степени. Я, в конечном счете, изучил множество экономических наук и получил также МВА.
– А что стало после того, как вы окончили Корнелл? Получили ли вы работу, связанную с архитектурой?
– Нет. Из-за длительного процесса ученичества, о чем я только что рассказал, я так никогда и не работал архитектором. Я сразу же пошел работать в Salomon.
– А как вы получили эту работу?
– Для студентов, учащихся по программе МВА, является обычным делом подрабатывать летом на каком-нибудь предприятии, занимаясь делами, связанными с бизнесом. Летом 1981 года я получил работу в Salomon. К тому времени я уже очень активно торговал фондовыми опционами на свой собственный счет.
– Это был тот счет, который вы открыли, используя 12 тыс. долларов, оставленные вам вашей бабкой?
– Да, и к этому времени я увеличил его в несколько раз.
– Что вы знали о фондовых опционах, когда начинали торговать?
– Я о них ничего не знал.
– Тогда на чем же основывались ваши торговые решения?
– Я старался читать все, что мог найти по этому предмету. Я проводил много времени в библиотеке, читая годовые отчеты компаний. Я стал активным читателем разных финансовых периодических изданий типа The Economist, Barron’s и Value Line. Я также стал следить за бегущей строкой с курсами акций по кабельному телевидению. Поскольку город Итака, штат Нью-Йорк, окружен горами, прием телепрограмм там исключительно плохой. В результате он стал одним из первых мест в стране, куда еще в начале 1970-х годов проникло кабельное телевидение. А один из каналов показывал бегущую строку котировок фондовой биржи с задержкой на 15 минут. Я провел множество часов, глядя на эту бегущую строку, и с течением времени, похоже, выработал у себя ощущение поведения цен.
– Именно тогда вы решили стать трейдером?
– Я не помню, что принимал какое-то сознательное решение типа «я хочу быть трейдером; я не хочу быть архитектором». Это был процесс постепенный. Торговля буквально вошла в мою жизнь.
– Была ли летняя работа в Salomon связана с торговлей?
– Мы с женой познакомились, когда я учился в Корнельском университете. Она женщина очень активная, и у нее очень серьезное экономическое образование. Предыдущим летом она умудрилась получить работу в отделе исследования облигаций у доктора Генри Кауфмана. Я познакомился с ее непосредственным начальником, который, как оказалось, тоже было выпускником Корнельского университета. Он устроил мне интервью с Генри Кауфманом по поводу той же самой должности, которую раньше занимала у него моя жена (к этому времени она уже окончила университет и имела постоянную работу). По иронии судьбы примерно в то же время Salomon Brothers послала в Корнелл своего представителя, чтобы набирать персонал. Меня пригласили приехать в Нью-Йорк на собеседование по поводу участия в их стажерской программе продаж и торговли. Беседовал со мной Сидни Голд, руководитель отдела опционов Salomon. Сидни – очень подвижный человек, который говорит очень, очень быстро.
Он провел меня в кабинет, у которого была стеклянная стена, выходившая на большой торговый зал, и оттуда было видно, как по стене бежит электронная строка с котировками. Я сидел спиной к этой ленте, и все то время, пока он со мной разговаривал, он также поглядывал на ленту. Он начал выпаливать вопросы, одним за другим. И вот сижу я, студент колледжа, впервые надевший костюм и галстук для своего первого в жизни официального собеседования, и не имею ни малейшего представления, как себя вести. Я отвечал на все его вопросы медленно и вдумчиво.
Минут через десять этой игры в вопросы и ответы он вдруг остановился, посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Ну ладно, забудем все это дерьмо. Ты, значит, хочешь быть трейдером. Все, кому не лень, приходят сюда и говорят мне, что хотят быть трейдерами. Ты сказал, что уже торгуешь на свой собственный счет. Какими акциями ты торгуешь?» «Последнее время я всерьез занимаюсь Exxon», – ответил я. Он рявкнул в ответ: «Не знаю я такой акции! Еще что-нибудь?» Я ему отвечаю: «Я также много торговал 3M». «Я такую тоже не знаю, – отвечает он. – Дай мне что-нибудь другое». Я отвечаю: «U.S. Steel». «U.S. Steel… Я знаю Steel. Где она сейчас торгуется?» «Вчера вечером закрылась на 30 1/2». «Она только что открылась на 5/8, – говорит он. – А откуда она пробилась?» «С двадцати восьми», – отвечаю я. Он сразу же мне говорит: «А откуда она пробилась до этого?» «Ну, это же было больше трех лет назад, – воскликнул я, несколько удивленный вопросом. – Я думаю, что она пробилась откуда-то с уровня 18».
Тут он перестал тараторить, перестал смотреть на ленту и говорит: «Я тебя беру». На этом наше собеседование и закончилось.
Через несколько недель мне позвонил человек, который занимался в Salomon наймом персонала. Он сказал: «У нас тут есть проблема. Вас хочет нанять Сидни Голд, но и Кауфман хочет, чтобы вы у него потрудились. Поэтому мы выработали некое соглашение так, чтобы вы уделили время и нам, и им». В конце концов, получилось так, что первую половину лета я занимался исследовательской работой у доктора Кауфмана, а во второй половине работал в отделе торговли опционами.
В конце лета Сидни предложил мне работу. Поскольку у меня оставался еще один семестр учебы, и мне надо было закончить дипломную работу для завершения архитектурного образования, я договорился, что буду работать на Сидни во время осеннего семестра с тем, чтобы весной снова вернуться в университет.
– Помогла ли вам эта работа разобраться в сути торговли опционами?
– Работа эта, конечно, была полезной в смысле общего торгового опыта, но вы должны понимать, что в то время в Salomon торговали опционами без использования каких-либо численных методов. Собственно говоря, теперь, когда я вспоминаю о тех временах, это кажется почти удивительным, но я не думаю, чтобы кто-нибудь там знал, что представляет из себя модель Блэка-Шоулза (стандартная модель ценообразования опционов). Сидни, бывало, приходил в понедельник утром и говорил: «В этот уик-энд пошел я купить себе новую машину и увидел, что демонстрационный зал «Шевроле» битком набит. Давайте купим коллы GM». И все в таком роде.
Помню, как-то раз один трейдер отвел меня в сторонку и говорит: «Слушай, не знаю, чему тебя там учит Сидни, но давай-ка я расскажу тебе все, что нужно знать об опционах. Если акции тебе нравятся, ты покупаешь коллы. Если не нравятся, покупаешь путы».
– Иными словами, они, по сути дела, торговали опционами как прямыми позициями с левериджем.
– Совершенно верно. Но этот торговый подход очень хорошо увязывался с моим собственным опытом, основанным на чтении бегущей строки.
– Вы вернулись в отдел опционов на акции после того, как окончили Корнельский университет?
– Я поработал там в начале лета, но затем перешел в подготовительную программу Salomon, что в принципе делает каждый новый сотрудник. Самое замечательное в подготовительном курсе Salomon то, что вас знакомят со всеми ключевыми людьми в фирме. Все «шишки» Salomon приходили к нам и рассказывали о себе, по существу предлагая познакомиться. Нас посвящали в Salomon Brothers, и нам передавали их культуру. Поскольку вся моя карьера прошла в Salomon, я глубоко уверен, что эта передача культуры была очень важным делом.
В конце 1980-х годов значительная часть этой культуры была утеряна. Программы эти стали слишком большими. Когда я начинал работать в Salomon, каждый год существовала одна программа на 120 человек; в конце 1980-х годов было уже две программы, в каждой из которых участвовали по 250 человек. И участники этих программ тоже, казалось, были все на одно лицо. В то время как в начале 1980-х годов, похоже, более охотно принимали в качестве кандидатов не совсем стандартных людей.
– Что вы вынесли из подготовительного курса Salomon помимо приобщения к их культуре?
– Именно это я и вынес.
– Это звучит не очень-то емко. А разве больше ничего не было?
– Ну что вы, культура эта занимала огромный объем. Сразу видно, что вы никогда не работали в Salomon. Вся эта компания построена на культуре Salomon Brothers.
– Хорошо, расскажите мне о культуре Salomon Brothers.
– Salomon Brothers была фирмой, которая почти исключительно занималась торговлей по собственным системам и в течение многих лет управлялась горсткой очень сильных харизматических личностей. Это были настоящие уличные бойцы, которые ставили свои собственные деньги и которые по-настоящему понимали, что такое идти на риск. У них были сила характера, мужество, понимание, а также честность и достоинство без тени сомнения.[3] Salomon была организацией. Текучести ключевого персонала в фирме практически не было. У председателя Джона Гутфрюнда был стол в общем торговом зале, за которым он сидел каждый день. За девять лет, которые я провел в Salomon, я никогда не сидел от него дальше, чем за 7 метров.
В среднем на мировых валютных рынках каждый день торгуется 1 триллион долларов. Подавляющее большинство этой торговли валютами происходит не на организованных биржах, а в виде сделок на межбанковском валютном рынке. Межбанковский валютный рынок представляет собой круглосуточный валютный рынок, который фактически следует вокруг земного шара за солнцем, передвигаясь из банковских центров Соединенных Штатов в Австралию, на Дальний восток, в Европу и, наконец, снова в Соединенные Штаты. Этот рынок существует для удовлетворения потребностей компаний, которым необходимо страховать валютный риск в мире быстро меняющихся курсов валют. Но в межбанковском валютном рынке участвуют также и спекулянты, стремящиеся заработать на своих ожиданиях относительно колебаний обменных курсов.
На этом гигантском рынке существует лишь горстка игроков по крупным ставкам. Парадоксально, но хотя эти трейдеры иногда открывают позиции, измеряемые в миллиардах долларов (да, в миллиардах), они практически неизвестны большей части финансового сообщества, не говоря уже о простой публике. Одним из таких трейдеров является Билл Липшуц (Bill Lipschutz).
Интервью[2], которые я взял у Липшуца, были проведены в виде двух длительных сессий у него в квартире. У Липшуца повсюду установлены мониторы, отражающие положение на рынках. Конечно же, в гостиной стоит огромный телемонитор, на который поступают свежие валютные котировки. Есть котировочные мониторы и у него в кабинете, на кухне и рядом с кроватью так, чтобы, ворочаясь во сне, он мог тоже проверять котировки – что, собственно, он и делает постоянно (поскольку часть наиболее активных периодов на рынке приходится на ночные часы в США). Даже в туалете есть монитор, расположенный очень удобно – на уровне лица. Судя по всему, человек этот относится к своей торговле очень серьезно.
Сначала я связался с Биллом Липшуцом через его агента по связям с общественностью Тома Уэйлека. Да, когда у трейдера есть агент по связям с общественностью, это звучит довольно странно. Собственно говоря, это особенно справедливо в отношении Липшуца, который, несмотря на гигантские сделки, сумел, и вполне преднамеренно, сохранять практически полную публичную анонимность на протяжении всей своей карьеры. Однако, проработав восемь лет в качестве крупнейшего и наиболее успешного трейдера валютами в Salomon Brothers, Липшуц как раз в это время ушел из этой фирмы, чтобы открыть свою собственную компанию по управлению капиталом на рынках валют (первоначально в качестве дочерней компании Merrill Lynch; позднее компания его выросла в совершенно независимое предприятие Rowayton Capital Management). Именно для этого его проекта и потребовалась поддержка в сфере связей с общественностью. Короче говоря, переговорив с Липшуцом о моем предложении по поводу интервью, Уэйлек позвонил мне и сказал, что сначала Билл хочет провести неофициальную встречу, чтобы он мог посмотреть, «стоит ли этим заниматься».
Мы встретились в одном баре в Сохо, и после нескольких кружек французского пива (кроме шуток, французы и правда выпускают несколько превосходных марок пива) Липшуц сказал: «Я думаю, что история о том, как менее чем за десятилетие Salomon Brothers выросла с нуля до одного из крупнейших в мире игроков на рынке валют, интересна». Помимо чувства облегчения, ибо эта ремарка явственно отражала его согласие на интервью, его заявление, безусловно, разожгло мой аппетит.
Придя на нашу первую встречу в его квартире, я, включив свои магнитофоны, сказал: «О’кей, расскажите мне о том, как Salomon столь эффектно выросла в крупнейшую торговую фирму на международном валютном рынке». Я откинулся в кресле, предвкушая длительный ответ, полный замечательных эпизодов и идей.
Липшуц ответил: «Рынок валютных опционов, отдел валютных опционов Salomon и я начали работать в одно и тоже время и росли и процветали параллельно».
«И…», – сказал я, приглашая его продолжать. Он другими словами повторил тот же ответ, который дал мне ранее.
«Да, – сказал я, – это очень интересное совпадение, но не могли бы вы дать некоторые подробности? Как насчет каких-нибудь конкретных историй?» Он снова ответил общими словами. Мои надежды на интервью начали быстро улетучиваться.
Мне уже приходилось брать интервью, которые не сдвигались с места по истечении первого часа, но, в конце концов, приносили результаты. Однако это интервью не было похоже на другие. Хотя я чувствовал, что получил очень мало полезного материала во время первых одного или двух часов нашей беседы, я ощущал присутствие чего-то еще. Это был не пересохший колодец, мне просто нужно было копать глубже.
После первых нескольких часов мы стали лучше понимать друг друга, и Липшуц начал рассказывать конкретные истории, относящиеся к его торговому опыту. Эти истории составляют ядро следующего далее интервью.
Как я уже упоминал ранее, большой телеэкран в гостиной Липшуца обычно настроен на показ валютных котировок, а у основания его бежит новостная лента Рейтер. Хотя Липшуц, казалось бы, полностью отдавался нашей беседе, было ясно, что какой-то уголок его сознания следит за экраном. Был момент, когда австралийский доллар переживал сильное падение после какого-то ужасно плохого выступления, сделанного министром финансов Австралии. Хотя рынок фактически находился в состоянии свободного падения, Липшуц посчитал, что падение было чрезмерным, и прервал наше интервью, чтобы разместить несколько ордеров. «Ничего крупного, – сказал он, – я просто пытаюсь купить двадцатку (т. е. 20 млн австралийских долларов)». Сразу же после этого австралийский доллар отскочил вверх и продолжил это повышающееся движение на протяжении оставшейся части вечера. Липшуц, однако, так и не открыл свою позицию, потому что разместил свой ордер чуть-чуть ниже того уровня, на котором торговался рынок, и до его уровня рынок так и не опустился. «Упустить возможность – это так же плохо, как оказаться на неправильной стороне сделки», – сказал он.
Во время нашего второго интервью Липшуц хотел продать коротко немецкую марку и для того, чтобы продать, ждал небольшого отскока цены вверх. Заметив, что марка вместо этого стала двигаться еще ниже, он сказал: «Похоже, эту сделку я пропущу».
«Это выглядит точно так же, как на прошлой неделе, когда вы, воспользовавшись лимитным ордером, пропустили длинную позицию по австралийскому доллару, – сказал я. – Если вы так уверены, – спросил я, – почему бы вам просто не продать немецкую марку по текущей цене рынка?»
«Что? И заплатить спрэд между бидом и аском (бид – это котировка на покупку, аск, или оффер – котировка на продажу)?» – воскликнул Билл. Я не был уверен, говорит он серьезно или шутит – а может быть, и то, и другое (кстати, немецкая марка так и продолжала скользить вниз).
Наши интервью проводились после закрытия рынков в США, но поскольку валютные рынки не закрываются никогда, Липшуц, похоже, никогда не прекращает торговать. Однако, несмотря на признанную им одержимость рынками и торговлей, Липшуц выглядит очень спокойным и расслабленным. Я бы даже не знал, что он следит за рынками, если бы он время от времени не делал замечания по поводу движения цен и не размещал ордера по телефону.
– Что стало с архитектурой?
– Что стало с архитектурой?
– Понимаете, я слышал, что вы дипломированный архитектор. Как же так получилось, что вы, в конце концов, стали трейдером?
– Когда я учился на архитектурном факультете Корнельского университета, умерла моя бабка, оставив мне портфель, состоявший из сотен различных акций общей стоимостью 12 тыс. долларов, который я ликвидировал с большим трудом, потому что все эти позиции были неполными лотами. Эта выручка дала мне некоторый рисковый капитал. Я стал тратить все больше и больше времени, играя на фондовом рынке. Не то чтобы я стал меньше интересоваться архитектурой, просто я стал больше интересоваться торговлей.
Кроме того, архитектура во многих отношениях является скорее профессией старого мира. Существует длительный период ученичества – в нашей стране три года, – прежде чем вы можете сдавать экзамен на лицензию. Затем нужно еще много-много лет работать чертежником. Проходит немало времени, прежде чем вы можете сами управлять процессом своих разработок.
– Но вы, в конце концов, получили диплом?
– Да, конечно. Собственно, у меня два диплома. Прохождение учебной программы по архитектуре в полном объеме заняло пять лет, но для студентов-архитекторов было вполне обычным делом записываться также и на другие курсы, тем самым оттягивая получение своей степени. Я, в конечном счете, изучил множество экономических наук и получил также МВА.
– А что стало после того, как вы окончили Корнелл? Получили ли вы работу, связанную с архитектурой?
– Нет. Из-за длительного процесса ученичества, о чем я только что рассказал, я так никогда и не работал архитектором. Я сразу же пошел работать в Salomon.
– А как вы получили эту работу?
– Для студентов, учащихся по программе МВА, является обычным делом подрабатывать летом на каком-нибудь предприятии, занимаясь делами, связанными с бизнесом. Летом 1981 года я получил работу в Salomon. К тому времени я уже очень активно торговал фондовыми опционами на свой собственный счет.
– Это был тот счет, который вы открыли, используя 12 тыс. долларов, оставленные вам вашей бабкой?
– Да, и к этому времени я увеличил его в несколько раз.
– Что вы знали о фондовых опционах, когда начинали торговать?
– Я о них ничего не знал.
– Тогда на чем же основывались ваши торговые решения?
– Я старался читать все, что мог найти по этому предмету. Я проводил много времени в библиотеке, читая годовые отчеты компаний. Я стал активным читателем разных финансовых периодических изданий типа The Economist, Barron’s и Value Line. Я также стал следить за бегущей строкой с курсами акций по кабельному телевидению. Поскольку город Итака, штат Нью-Йорк, окружен горами, прием телепрограмм там исключительно плохой. В результате он стал одним из первых мест в стране, куда еще в начале 1970-х годов проникло кабельное телевидение. А один из каналов показывал бегущую строку котировок фондовой биржи с задержкой на 15 минут. Я провел множество часов, глядя на эту бегущую строку, и с течением времени, похоже, выработал у себя ощущение поведения цен.
– Именно тогда вы решили стать трейдером?
– Я не помню, что принимал какое-то сознательное решение типа «я хочу быть трейдером; я не хочу быть архитектором». Это был процесс постепенный. Торговля буквально вошла в мою жизнь.
– Была ли летняя работа в Salomon связана с торговлей?
– Мы с женой познакомились, когда я учился в Корнельском университете. Она женщина очень активная, и у нее очень серьезное экономическое образование. Предыдущим летом она умудрилась получить работу в отделе исследования облигаций у доктора Генри Кауфмана. Я познакомился с ее непосредственным начальником, который, как оказалось, тоже было выпускником Корнельского университета. Он устроил мне интервью с Генри Кауфманом по поводу той же самой должности, которую раньше занимала у него моя жена (к этому времени она уже окончила университет и имела постоянную работу). По иронии судьбы примерно в то же время Salomon Brothers послала в Корнелл своего представителя, чтобы набирать персонал. Меня пригласили приехать в Нью-Йорк на собеседование по поводу участия в их стажерской программе продаж и торговли. Беседовал со мной Сидни Голд, руководитель отдела опционов Salomon. Сидни – очень подвижный человек, который говорит очень, очень быстро.
Он провел меня в кабинет, у которого была стеклянная стена, выходившая на большой торговый зал, и оттуда было видно, как по стене бежит электронная строка с котировками. Я сидел спиной к этой ленте, и все то время, пока он со мной разговаривал, он также поглядывал на ленту. Он начал выпаливать вопросы, одним за другим. И вот сижу я, студент колледжа, впервые надевший костюм и галстук для своего первого в жизни официального собеседования, и не имею ни малейшего представления, как себя вести. Я отвечал на все его вопросы медленно и вдумчиво.
Минут через десять этой игры в вопросы и ответы он вдруг остановился, посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Ну ладно, забудем все это дерьмо. Ты, значит, хочешь быть трейдером. Все, кому не лень, приходят сюда и говорят мне, что хотят быть трейдерами. Ты сказал, что уже торгуешь на свой собственный счет. Какими акциями ты торгуешь?» «Последнее время я всерьез занимаюсь Exxon», – ответил я. Он рявкнул в ответ: «Не знаю я такой акции! Еще что-нибудь?» Я ему отвечаю: «Я также много торговал 3M». «Я такую тоже не знаю, – отвечает он. – Дай мне что-нибудь другое». Я отвечаю: «U.S. Steel». «U.S. Steel… Я знаю Steel. Где она сейчас торгуется?» «Вчера вечером закрылась на 30 1/2». «Она только что открылась на 5/8, – говорит он. – А откуда она пробилась?» «С двадцати восьми», – отвечаю я. Он сразу же мне говорит: «А откуда она пробилась до этого?» «Ну, это же было больше трех лет назад, – воскликнул я, несколько удивленный вопросом. – Я думаю, что она пробилась откуда-то с уровня 18».
Тут он перестал тараторить, перестал смотреть на ленту и говорит: «Я тебя беру». На этом наше собеседование и закончилось.
Через несколько недель мне позвонил человек, который занимался в Salomon наймом персонала. Он сказал: «У нас тут есть проблема. Вас хочет нанять Сидни Голд, но и Кауфман хочет, чтобы вы у него потрудились. Поэтому мы выработали некое соглашение так, чтобы вы уделили время и нам, и им». В конце концов, получилось так, что первую половину лета я занимался исследовательской работой у доктора Кауфмана, а во второй половине работал в отделе торговли опционами.
В конце лета Сидни предложил мне работу. Поскольку у меня оставался еще один семестр учебы, и мне надо было закончить дипломную работу для завершения архитектурного образования, я договорился, что буду работать на Сидни во время осеннего семестра с тем, чтобы весной снова вернуться в университет.
– Помогла ли вам эта работа разобраться в сути торговли опционами?
– Работа эта, конечно, была полезной в смысле общего торгового опыта, но вы должны понимать, что в то время в Salomon торговали опционами без использования каких-либо численных методов. Собственно говоря, теперь, когда я вспоминаю о тех временах, это кажется почти удивительным, но я не думаю, чтобы кто-нибудь там знал, что представляет из себя модель Блэка-Шоулза (стандартная модель ценообразования опционов). Сидни, бывало, приходил в понедельник утром и говорил: «В этот уик-энд пошел я купить себе новую машину и увидел, что демонстрационный зал «Шевроле» битком набит. Давайте купим коллы GM». И все в таком роде.
Помню, как-то раз один трейдер отвел меня в сторонку и говорит: «Слушай, не знаю, чему тебя там учит Сидни, но давай-ка я расскажу тебе все, что нужно знать об опционах. Если акции тебе нравятся, ты покупаешь коллы. Если не нравятся, покупаешь путы».
– Иными словами, они, по сути дела, торговали опционами как прямыми позициями с левериджем.
– Совершенно верно. Но этот торговый подход очень хорошо увязывался с моим собственным опытом, основанным на чтении бегущей строки.
– Вы вернулись в отдел опционов на акции после того, как окончили Корнельский университет?
– Я поработал там в начале лета, но затем перешел в подготовительную программу Salomon, что в принципе делает каждый новый сотрудник. Самое замечательное в подготовительном курсе Salomon то, что вас знакомят со всеми ключевыми людьми в фирме. Все «шишки» Salomon приходили к нам и рассказывали о себе, по существу предлагая познакомиться. Нас посвящали в Salomon Brothers, и нам передавали их культуру. Поскольку вся моя карьера прошла в Salomon, я глубоко уверен, что эта передача культуры была очень важным делом.
В конце 1980-х годов значительная часть этой культуры была утеряна. Программы эти стали слишком большими. Когда я начинал работать в Salomon, каждый год существовала одна программа на 120 человек; в конце 1980-х годов было уже две программы, в каждой из которых участвовали по 250 человек. И участники этих программ тоже, казалось, были все на одно лицо. В то время как в начале 1980-х годов, похоже, более охотно принимали в качестве кандидатов не совсем стандартных людей.
– Что вы вынесли из подготовительного курса Salomon помимо приобщения к их культуре?
– Именно это я и вынес.
– Это звучит не очень-то емко. А разве больше ничего не было?
– Ну что вы, культура эта занимала огромный объем. Сразу видно, что вы никогда не работали в Salomon. Вся эта компания построена на культуре Salomon Brothers.
– Хорошо, расскажите мне о культуре Salomon Brothers.
– Salomon Brothers была фирмой, которая почти исключительно занималась торговлей по собственным системам и в течение многих лет управлялась горсткой очень сильных харизматических личностей. Это были настоящие уличные бойцы, которые ставили свои собственные деньги и которые по-настоящему понимали, что такое идти на риск. У них были сила характера, мужество, понимание, а также честность и достоинство без тени сомнения.[3] Salomon была организацией. Текучести ключевого персонала в фирме практически не было. У председателя Джона Гутфрюнда был стол в общем торговом зале, за которым он сидел каждый день. За девять лет, которые я провел в Salomon, я никогда не сидел от него дальше, чем за 7 метров.