Страница:
Роберта Джеллис
Канатная плясунья
Глава 1
Рыжие языки пламени, вырывавшиеся из масляных ламп, и яркие огненные цветы горящих факелов высвечивали тонкую фигурку Кэрис, делая заметными ручейки пота и слез, заливавшие лицо девушки. Дыхание ее было прерывистым, но не от изнеможения, а от страха, ледяными пальцами сжимавшего ее сердце. Несмотря на это, Кэрис продолжала танцевать. Она изгибалась, кружилась и подпрыгивала на маленьком пятачке пространства между жарким дыханием костра, разложенного прямо на полу великолепной залы, и возвышением, где сидел новый владелец замка. Взгляд расширившихся от страха глаз девушки скользнул по лицу хозяина, но на его губах играла лишь злая безжалостная улыбка. Он то наблюдал за отчаявшейся Кэрис, то посматривал в сторону мужчин, плотным кольцом обступивших танцующую. Через две-три минуты, а может быть, и раньше хозяин разразится диким хохотом и махнет рукой, давая знак этим мужчинам, и они, как коршуны, набросятся на нее.
Сколько их здесь? Тридцать? Пятьдесят? Кэрис не знала точно, но понимала, что их слишком много, и каждый хочет насладиться ею, поиздеваться над ней. Девушка чувствовала, что скоро все будет кончено, эта беснующаяся толпа разорвет ее в клочья.
Кэрис умела, танцуя, определять количество зрителей, но сейчас, в окружении злобных, исполненных вожделения и похоти лиц, все ее мысли заполнил ужас. И не потому, что подобное выражение на лицах зрителей было незнакомо Кэрис, нет. Лица этих мужчин исказило не обычное вожделение, они были захвачены неистовым, страстным желанием убивать, желанием, которое несколько минут назад лишило жизни покровителя Кэрис, Ульрика Стронгмена, который мог бы, по крайней мере, попытался бы защитить ее от этой толпы озверевших мужчин. Вспышка гнева прорвала ледяной панцирь страха, сковавший мысли Кэрис, она перестала так дрожать. Мужчины! Глупые, тупые, БЕСТОЛКОВЫЕ мужчины! Она не сомневалась, что именно глупость, жадность и тщеславие бросили Ульрика в объятия смерти, так же, как три года назад его же собственное коварство и хитрость привели к гибели Моргана Найфсроуэра[1], который тогда руководил их труппой. И вот теперь суждено умереть и ей, умереть в муках.
Волна ярости и негодования, охватившая девушку, несколько развеяла мглу ужаса, нашептывающего Кэрис, что ей не избежать страшной, мучительной смерти. Рука девушки скользнула вниз, туда, где на бедрах были спрятаны ножи, доставшиеся ей после смерти Моргана Найфсроуэра. И, если уж ей суждено умереть, она не собирается делать это в одиночку. Один нож она метнет в горло этого ухмыляющегося ничтожества, явно желающего получить удовольствие от того, как ее, истекающую кровью, будут насиловать и глумиться над ее телом. Второй нож Кэрис решила вонзить в себя прежде, чем кто-нибудь прикоснется к ней. Нащупывая ножи сквозь тонкую ткань своего кричаще-яркого платья для выступлений, девушка с тревогой прислушивалась к низкому животному вою озверевшей толпы, окружавшей ее все теснее. Этот нечеловеческий вой заглушал негромкие печальные звуки свирели, на которой играл местный мальчик, и под которую танцевала Кэрис. Повернувшись, девушка увидела, что мужчины столпились перед возвышением, где сидел хозяин. Единственной брешью в этом тесном, стремительно сужающемся кольце был костер. И прежде, чем ум Кэрис успел осмыслить это, ее сильное, вышколенное постоянными тренировками тело мгновенно отреагировало. Четыре стремительных шага позволили девушке слегка разбежаться, она прыгнула, и ее тонкая фигурка скрылась за огненными языками пламени. Кэрис не удалось перепрыгнуть костер полностью, она приземлилась прямо в огонь, но успела выскочить прежде, чем ощутила его обжигающий жар. Девушка была босой, но кожа ее на ступнях огрубела и была жесткой от постоянного хождения без обуви, и Кэрис просто растоптала несколько угольков, прилипших к ее ступням. Она уже почти пересекла залу, когда со стороны изумленных мужчин раздался, наконец, звериный рев ярости. Дико крича, они бросились к двери, чтобы не дать девушке убежать. Но та и не собиралась скрываться в этом направлении. И прежде чем мужчины успели опомниться, Кэрис собрала последние силы и выпрыгнула в окно залы, находившейся на первом этаже. Ставни с окон были сорваны, видимо, во время недавнего сражения и еще не укреплены.
Вслед ей раздались страшные проклятия. Кэрис свернулась в клубочек и покатилась, ударившись о землю. Удар отозвался болью во всем теле, но канатоходцы учились искусству падать, и боль падения показалась ей незначительной по сравнению с ужасом, который она испытывала. Кэрис слегка расслабила ноющие от усталости и боли мышцы, вскочила и, пригнувшись, бросилась бежать. Она все еще слышала крики и, с трудом разобрав в них слова, поняла, что приказано схватить ее и привести назад. В ушах Кэрис эхом отдавался топот ног преследователей, хотя их самих видно пока не было.
– Помоги мне, Пресвятая Богородица, – прошептала девушка, бросившись вслепую в кромешную тьму ночи, потому что ее глаза еще не привыкли к темноте.
Услышала ли Пресвятая Богородица просьбу Кэрис или же помогла способность прекрасно управлять своим телом, но девушке удалось скользнуть за угол замка и прижаться к стене прежде, чем распахнулась дверь и всего в нескольких ярдах от нее замелькали пятна света – из замка выбежали мужчины с факелами в руках. Пламя подрагивало на ветру, делая неясными фигуры людей, но все бросились сначала к тому месту, где, по их предположению, должна была лежать искалеченная и стонущая от боли Кэрис. И даже это не остановит их страстного желания развлечься, со злостью подумала девушка.
Пока глаза Кэрис привыкали к темноте, мысли ее лихорадочно метались в поисках спасения. Она стала вспоминать, что видела днем, когда они только попали сюда. Замок был старый, деревянный. Вокруг самого замка располагались невысокие хозяйственные постройки, образуя внутренний двор. Над крышами этих строений проходил деревянный настил, мощные опоры которого, соединенные перекладинами, представляли собой ограду, за оградой замок опоясывал ров.
У Кэрис мелькнула мысль спрятаться на крыше одного из сарайчиков, окружавших двор. Подпрыгнув, она, пожалуй, сможет уцепиться за край крыши и взобраться туда.
Разъяренные мужчины все еще беспорядочно сновали по внутреннему двору замка не в силах поверить, что девушка исчезла. Но скоро их поиски станут более организованными.
Тем временем глаза Кэрис привыкли к темноте, и она увидела недалеко от себя ограду и сарайчики. Если бы ей удалось незаметно добраться до ограды, она смогла бы спрятаться под настилом на крыше. Одним прыжком Кэрис достигла ограды, вцепилась в перекладину и, судорожно вздохнув, замерла, со страхом ожидая услышать ликующий вопль, означающий, что ее заметили. Но ничего подобного она не услышала, и, спустя мгновение, уже сидела на ограде, скрытая густой тенью. Она легко перескочила на крышу сарайчика, казавшуюся таким надежным убежищем, и почувствовала себя в ловушке на этом ровном открытом месте.
Доски настила задрожали, раздались крики стражи, охраняющей замок. Кэрис съежилась от страха. Она совсем забыла о страже. Обычно охранники смотрели по ту сторону ограды, стараясь не пропустить нападающих, но сегодня звуки борьбы, завершившиеся смертью Ульрика, должны были привлечь внимание стражников. И если хоть один из них смотрел в сторону двора и видел Кэрис, она погибла. Ей не выбраться из этой клетки, в которую она попала, забравшись под настил.
Кэрис услышала, что ее преследователи кричат страже, но что именно, она не поняла, зато хорошо расслышала отрицательные ответы охранников. Страх немного отступил, когда она поняла, что охранникам приказано не спускать глаз с лестницы, ведущей к настилу. Доски прямо над головой Кэрис закачались, по настилу шел человек, но вскоре шаги затихли, и она поняла, что человек ушел. Перепуганная до смерти девушка судорожно вцепилась в перекладину опоры, застыв, словно заяц, чувствующий приближение лисы. Она затаила дыхание, ей казалось, что ее могут найти даже погромкому, бешеному биению сердца, которое так и выскакивало из груди.
Когда же один из мужчин с факелом направился прямо в ее сторону, Кэрис совсем перестала дышать. Но ему не пришло в голову искать девушку наверху. Он вошел в сарайчик, на крыше которого она сидела, и принялся шарить среди тюков и бочонков, громоздившихся там. Кэрис едва не задохнулась, с трудом подавляя в себе рвущийся наружу крик ужаса, но вот человек вышел из сарайчика и, бормоча сквозь зубы проклятия и угрозы, поспешил к следующему. Удушающее чувство страха и паники слегка отпустило Кэрис, когда она поняла, что все строения тщательно осматривают только изнутри.
Какие же все-таки дураки эти мужчины, подумала девушка. Вспыхнувшая в ней искорка презрения слегка успокоила ее и заставила немного отступить смертельный страх. Неужели они считают ее настолько глупой, что она будет прятаться в этих сараях? Но Кэрис прекрасно понимала – эта временная передышка скоро кончится, как только преследователи обыщут все строения. Вот тогда-то и придет настоящая опасность. Чувство глубочайшего презрения, все еще владевшее Кэрис, слегка расслабило ее до боли напряженные мышцы, и она, медленно и осторожно продвинувшись вперед, огляделась по сторонам, пытаясь рассмотреть в кромешной темноте очертания лестницы. Там-то и будут высматривать ее стражники. Но с высоты своего укрытия Кэрис не заметила ничего подозрительного, и эта едва уловимая улыбка фортуны слегка приободрила ее. И все-таки девушка понимала, что не сможет долго прятаться на этой крыше. Что делать? Подъемный мост через крепостной ров ночью всегда поднят и надежно охраняется. Может быть, стоит спуститься вниз и спрятаться в одном из строений, которые уже обыскали? И это не выход. Кэрис не была уверена, что все надворные постройки не обыщут еще раз, когда станет светло. И тогда спрятаться ей уже не удастся. Ее выдаст яркое платье танцовщицы, так не одеваются ни крепостные женщины, ни слуги. Это платье не позволит ей сбежать и днем, когда мост опустят.
На глаза девушки навернулись слезы, и хотя она с трудом, но подавила в себе рыдания, отчаяние душило ее. Она может выбраться отсюда только ночью и только через ров за оградой. Если бы у нее была веревка... Но веревки не было, и достать ее было негде. Значит, ей придется прыгнуть вниз. Кэрис невольно поежилась. Она умела падать, но канат, на котором она танцевала во время выступлений, почти никогда не натягивали выше десяти, пятнадцати футов. Девушка снова задрожала. Эта озверевшая толпа услышит, как она упадет, и не успеет она опомниться, как ее найдут и схватят. Все еще болела спина, и ныли ноги. Наверное, падая из окна замка, она получила не один синяк. Если же она спрыгнет вниз, в ров? Какую боль ей придется вытерпеть тогда?
Пальцы Кэрис нащупали один из ножей и, вконец отчаявшись, она подумала, что, может быть, стоит одним взмахом ножа навсегда избавить себя от боли и ужаса. Но, даже думая о самоубийстве, она с беспокойством наблюдала за огоньками факелов, дрожащих в темноте двора, и испуганно вздрагивала от малейшего шороха. Ей все казалось, что она слышит шаги, приближающиеся к тому месту, где она пряталась. Но все это был только ее страх. На самом деле никто не направлялся в ее сторону, и факелы горели пока все так же далеко. Глядя на мерцающие огоньки, девушка вспоминала ту счастливую пору своей жизни, когда веселое пламя факелов и громкие голоса открывали представления труппы.
Тогда Кэрис была счастлива. Ей нравилось наряжаться в яркие нарядные платья, сверкающие драгоценными камнями, выходить на помост размеренно и неторопливо, говорить высоким звонким голосом, произнося слова, как знатная титулованная особа. И неважно, что при близком рассмотрении платье оказывалось сшитым из грубого сурового полотна, а драгоценные камни – всего лишь сверкающими кусочками стекла. И говорила она не на французском, а на простом английском языке. Главное, что деревенские жители, перед которыми она выступала, понимали ее. И что из того, что эта восхитительная утонченная леди начинала вдруг спотыкаться и падать, а потом и вообще превращалась в объект насмешек. Главное, что на этих представлениях царило всеобщее оживление и радость, помост освещался ярким светом факелов, и бурные аплодисменты сопровождали каждое выступление Кэрис. Как громко и весело смеялись люди! Ведь только смехом они могли отомстить своим хозяевам за все оскорбления и унижения, которым те их подвергали. Бедные люди наслаждались этими представлениями от души.
В те дни, когда ее еще опекал Морган Найфсроуэр, вся жизнь Кэрис была расцвечена маленькими искорками радости. Проснувшись, она тут же бежала будить одного из акробатов, порой нарываясь на кого-нибудь чересчур сердитого. Тот отбивался от нее, выкрикивая проклятия, но все же вставал и, пока Кэрис умывалась и чистила зубы расщепленной веточкой, натягивал ей канат в каком-нибудь укромном месте. Если же рядом был амбар с нужным расположением балок и перекладин, она забиралась наверх и занималась там. Кэрис тренировалась всегда, сколько себя помнила, тренировалась до тех пор, пока тело ее не начинало блестеть от пота, пока мышцы не сводило от боли. От тренировок зависело ее мастерство – без упорства и регулярных занятий Кэрис не стала бы столь искусной канатоходкой.
Потом они завтракали. В те дни, когда дела труппы шли хорошо, им всегда было что поесть, за исключением тех случаев, когда ночь настигала их в пути, и они ночевали на обочине дороги. Но если они добирались до городка или деревушки, их еда была горячей, сытной и вкусной. Готовили для труппы обычно женщины легкого поведения, которые незаметно появлялись и так же исчезали. Особыми талантами Господь их не награждал, все, что они умели, это готовить, шить и развлекать мужчин, а когда они начинали выражать недовольство или же просто надоедали Моргану, тот выгонял их.
Труппа обычно состояла из девяти человек. Девять артистов, которые действительно чего-то стоили. Во-первых, это сам Морган – метатель ножей. Мишенью для него чаще всего служила какая-нибудь хорошенькая девица из тех, что не задерживались в их труппе надолго. Кроме того, Морган предсказывал судьбу, планировал дальнейшие выступления труппы, следил за порядком, иногда льстил, иногда утешал, а иногда, случалось, и угрожал своим артистам. Второй была Кэрис – ее номер с танцем на канате приносил самый большой доход, заканчивался самыми громкими аплодисментами зрителей.
В-третьих, это были четыре жонглера-акробата, которых Морган часто менял, как только находил достойную замену. Еще в их труппе было два брата-карлика, один уродливее другого, оба горбатые, с выпяченной грудью, необычайно умные и злобные, Кэрис даже немного побаивалась их. И, наконец, в труппе был Ульрик, сильный, но глупый человек. Он катил небольшую повозку на двух колесах, которая и служила помостом для выступлений. В этой повозке хранились костюмы артистов и, как правило, сидели карлики, которые не могли идти быстро и долго.
Когда труппа прибыла в деревню или городок, карлики били в маленькие барабанчики и вообще выглядели очень забавно в нелепых, чересчур больших заплатанных костюмах, перемазанных яркими красками, с многочисленными разрезами, которые придавали костюмам еще более пестрый и необычный вид. 3а карликами следовали остальные члены труппы, одетые в яркие костюмы, и каждый из них предлагал жителям, встречающимся на улицах, маленькую сценку, раскрывающую все совершенство их мастерства. Карлики зазывали зрителей.
– Артисты приехали! Артисты приехали! – кричали они громкими, звучными голосами, указывая по очереди на каждого артиста труппы, рассказывали зрителям о его удивительных способностях, порой приукрашивая свой рассказ разного рода небылицами. Морган в это время подбрасывал в воздух ножи, Ульрик катил повозку, в которой лежал их скарб, и делал это с таким усилием, будто повозка была вдвое тяжелее, чем на самом деле, жонглеры перебрасывались друг с другом яркими блестящими шариками, а Кэрис, словно порхающая на крыльях молодости и задора, вытворяла все, что приходило в голову, – кувыркалась, ходила колесом, легко запрыгивала на повозку, а то и на плечи Ульрика, и так же грациозно спрыгивала вниз. Они, бывало, колесили по улицам, наполняя их криками и смехом, из домов и лавок выскакивали люди и, попав в водоворот всеобщего веселья, так же прыгали, шутили и смеялись.
Конечно, не всегда было так легко и радостно, как сейчас вспоминала Кэрис. Случалось и так, особенно в маленьких городках, что приезд их труппы встречали гневными криками и угрозами. Иногда причиной такой встречи было то, что перед ними через этот городок проезжала другая труппа, доставившая жителям неприятности: артисты или что-то украли у местных жителей или же затеяли шумный уличный скандал, заканчивающийся, как правило, кровопролитием, и, скорее всего, этих безобразий еще не успели забыть. Бывало, что из-за чрезмерной набожности или же откровенной холодности управляющего имением или мэра того городка, куда они приезжали, труппе не разрешали выступать или намекали, что для этого необходимо дать взятку, чего обычно Морган не мог, да и не хотел делать. И тогда они спасались бегством, увертываясь от камней и комьев грязи, летящих им вслед. Иногда в ход шли и дубинки, если жители города были слишком уж раздражены.
Неприятные воспоминания вновь навеяли на Кэрис страх. Почти не сознавая, что делает, она уцепилась руками за край настила над головой, тело ее с трудом выпрямилось после долгого сидения на перекладине. Какое-то время Кэрис так и висела, ее прекрасно мог бы заметить любой, кто взглянул бы в эту сторону, потом она подтянулась и грациозно скользнула в глубокую темноту ночи, взобравшись на настил. Она пыталась найти в себе смелость сделать последний шаг. Но не смелость, а все-таки страх подтолкнул Кэрис к действиям. Тело ее вздрагивало, ей казалось, что под ней дрожат доски оттого, что по настилу кто-то идет. Наконец Кэрис решилась спрыгнуть с настила вниз, в ров. Одной рукой она ухватилась за перекладину между двумя заостренными бревнами опоры, перевесилась через край настила и повисла. Второй рукой Кэрис нащупала перекладину ниже, отчаянно пытаясь опереться на что-нибудь ногами. Наконец одна ее нога попала в какую-то щель, но для другой опоры не находилось. Девушка на мгновение отпустила одну руку, пытаясь найти еще одну перекладину, пониже, но устоять на одной ноге оказалось не так-то просто, и ей опять пришлось ухватиться двумя руками. Кэрис никак не могла собраться с духом, отпустить обе руки и просто упасть вниз.
И вдруг раздался торжествующий крик, за которым последовали дикие вопли беснующейся толпы. На какое-то мгновение Кэрис даже показалось, что ее схватили за руку и пытаются втащить наверх. И скорее всего, рассвирепев, что девушка доставила им столько хлопот своим побегом, они посадят ее на один из заостренных столбов опоры. Прыжок вниз показался ей менее страшным, нежели то, что ее ждало, если ее успеют схватить, сердце бешено заколотилось, мышцы напряглись, и Кэрис разжала руки, надеясь, что каждодневные тренировки падать с высоты без поддержки спасут ее.
Жители деревушки Гаутейкр предупредили менестреля Телора Лютплейера[2] и карлика Дери Лонгармза[3] о том, что в окрестностях соседнего поместья не все спокойно. За день до того, как Телор появился в Гаутейкре, лорд ввел сюда свои войска и разместил на постой в домах деревенских жителей.
Телор искренне поблагодарил за эту информацию и в обмен на хороший обед и гостеприимство хозяев спел им несколько песен. Деревенские жители были очень рады хоть немного развлечься, но изящному выступлению Телора они предпочли шалости, проказы и грубые шутки Дери. Одетый в костюм шута карлик выходил шатающейся походкой, то и дело спотыкался, но ловко использовал любую свою оплошность, делая колесо или же забавно падая. В перерывах между акробатическими номерами Дери корчил забавные рожицы, что до неузнаваемости искажало красивые черты его лица. И от этого все обидные выпады, грубые оскорбления и непристойные намеки казались не более чем случайными промахами дурака. Телор же всячески подыгрывал ему – преднамеренно нестройно играл на лютне, резко критиковал неуклюжесть Дери, громко и печально вздыхал, закрывая свое, якобы смущенное, лицо или же с ужасом посматривал на выходки своего товарища. Как правило, заканчивалось это тем, что Телор беспомощно опускал руки, как бы желая показать этим, что больше не намерен терпеть выкрутасы Дери и собирается прекратить это безобразие.
На этот жест Дери изображал готовность и беспрекословное подчинение, подбегал к Телору и кричал:
– Вы звали меня, мой хозяин? Дорогой мой хозяин, я пришел! Я уже здесь!
Все это карлик проделывал с таким хитрым видом и ужимками, явно намекая на что-то непристойное, что зрители воспринимали его на первый взгляд невинные слова как нечто неприличное и оттого еще более забавное. Но Дери никогда не приближался к Телору, выражение лица которого постепенно становилось сердитым. Вместо этого карлик снова и снова спотыкался, падал и выкрикивал еще более изощренные и оскорбительные замечания. Тогда Телор замахивался дубинкой с железным наконечником и приказывал Дери прекратить эту возмутительную болтовню. Карлик же, который, казалось, умирает от страха, бессильно падал на землю, но Телор хватал его за руку и тянул вверх, заставляя подняться на ноги. В конце концов Телор обычно извинялся перед «добрыми людьми», если вдруг карлик чем-то их обидел, и представление на этом заканчивалось.
Их всегда кормили и предлагали место, где можно отдохнуть, иногда кто-нибудь из деревенских жителей даже приглашал их к себе в дом. В более зажиточных деревнях артисты могли получить и горстку серебряных монет, но чаще всего Телор приобретал отличную древесину и белые волоски из хвоста лошадей, из которых получались прекрасные струны. А потом долгими весенними и летними вечерами он вырезал из древесины новые дудки, свирели, лютни. В умелых руках Телора обыкновенные деревянные чурбачки превращались в удивительные музыкальные инструменты. Проезжая с Дери через большие города, Телор продавал их, чтобы получить немного денег, но обычно их актерское мастерство обеспечивало им и кусок хлеба, и крышу над головой даже в городах.
В деревнях Телор всегда стремился остановиться отдельно от хозяев, пригласивших их, и предпочитал чердак, сеновал или даже сарай, только бы они с Дери остались одни. Иногда это приходилось объяснять плохим поведением карлика, но чаще всего им предлагали только сарай. Даже крепостные не доверяли бродячим артистам и поглядывали на них с подозрением. Они сомневались в людях, которые пели, танцевали, всячески развлекали зрителей, но у которых не было ни дома, ни хозяина, защищающего их, – люди, которых любой мог обидеть. Жители, несомненно, не без причины проявляли такое недоверие, поскольку странствующие артисты были столь же искусны в воровстве, как и в актерстве.
Телор мог бы стать на ступеньку выше нынешнего своего положения, если бы путешествовал один, без Дери. Телор был менестрелем, талантливым музыкантом и певцом с богатым репертуаром. Он исполнял торжественные оды и лирические, любовные баллады. Более того, Телор всегда воспринимался как важная персона простыми сельскими жителями из-за того, что у него была хорошая лошадь и величественный вид. Он был высок и строен. Назвать его красавцем, пожалуй, было нельзя – кроткие голубые глаза, ничем не примечательный, самый обыкновенный нос. Губы, постоянно растянутые в улыбке. Но его тонкое удлиненное лицо, чистые, блестящие, всегда аккуратно подстриженные и причесанные волосы, как у дворянина, а также мягкие и спокойные манеры и уверенность в себе производили впечатление на простые, бесхитростные души селян.
Дери путешествовал на маленьком пони, а весь их скарб был навьючен на мула.
Вообще-то репертуар Телора предназначался скорее для знатной публики. Поэтому в больших городах и поместьях Дери, как правило, играл роль слуги Телора. Это служило достаточным оправданием присутствия карлика, а иногда и увеличивало статус Телора настолько, что Дери размещали на ночлег с удобствами, предоставляемыми слугам важных, титулованных особ, а не отсылали в какую-нибудь надворную постройку.
Поэтому-то Телор ничуть и не удивился, что после того, как он, наконец, утихомирил Дери, жители Гаутейкра уставились на них в недоумении. Они явно видели в Телоре человека высшего сословия, хотя и понимали, что его спутника уж никак нельзя назвать столь же благородным и знатным. Сельский голова с радостью пригласил бы Телора к себе в дом, но боялся, что Дери своим непристойным поведением даст плохой пример его детям. И Телору пришлось быстро устранять эту заминку просьбой выделить им для ночлега сарай, который они уже видели и который был чист и лишь слегка попахивал прежними обитателями – козами, которые в теплое время года паслись по обыкновению на пастбищах. Сельский голова решил, что Телор – необыкновенно деликатный и тактичный человек. А дело было в том, что в сарае им меньше, чем в доме, досаждали блохи, вши и клопы. И как раз в тот момент, будучи в хорошем расположении духа, сельский голова и предупредил Телора, что тяжеловооруженный слуга их лорда привез известие о небезопасности старой дороги из Мальборо в Бат из-за развернувшихся там сражений и что поместье к северо-западу от них взято штурмом.
Сколько их здесь? Тридцать? Пятьдесят? Кэрис не знала точно, но понимала, что их слишком много, и каждый хочет насладиться ею, поиздеваться над ней. Девушка чувствовала, что скоро все будет кончено, эта беснующаяся толпа разорвет ее в клочья.
Кэрис умела, танцуя, определять количество зрителей, но сейчас, в окружении злобных, исполненных вожделения и похоти лиц, все ее мысли заполнил ужас. И не потому, что подобное выражение на лицах зрителей было незнакомо Кэрис, нет. Лица этих мужчин исказило не обычное вожделение, они были захвачены неистовым, страстным желанием убивать, желанием, которое несколько минут назад лишило жизни покровителя Кэрис, Ульрика Стронгмена, который мог бы, по крайней мере, попытался бы защитить ее от этой толпы озверевших мужчин. Вспышка гнева прорвала ледяной панцирь страха, сковавший мысли Кэрис, она перестала так дрожать. Мужчины! Глупые, тупые, БЕСТОЛКОВЫЕ мужчины! Она не сомневалась, что именно глупость, жадность и тщеславие бросили Ульрика в объятия смерти, так же, как три года назад его же собственное коварство и хитрость привели к гибели Моргана Найфсроуэра[1], который тогда руководил их труппой. И вот теперь суждено умереть и ей, умереть в муках.
Волна ярости и негодования, охватившая девушку, несколько развеяла мглу ужаса, нашептывающего Кэрис, что ей не избежать страшной, мучительной смерти. Рука девушки скользнула вниз, туда, где на бедрах были спрятаны ножи, доставшиеся ей после смерти Моргана Найфсроуэра. И, если уж ей суждено умереть, она не собирается делать это в одиночку. Один нож она метнет в горло этого ухмыляющегося ничтожества, явно желающего получить удовольствие от того, как ее, истекающую кровью, будут насиловать и глумиться над ее телом. Второй нож Кэрис решила вонзить в себя прежде, чем кто-нибудь прикоснется к ней. Нащупывая ножи сквозь тонкую ткань своего кричаще-яркого платья для выступлений, девушка с тревогой прислушивалась к низкому животному вою озверевшей толпы, окружавшей ее все теснее. Этот нечеловеческий вой заглушал негромкие печальные звуки свирели, на которой играл местный мальчик, и под которую танцевала Кэрис. Повернувшись, девушка увидела, что мужчины столпились перед возвышением, где сидел хозяин. Единственной брешью в этом тесном, стремительно сужающемся кольце был костер. И прежде, чем ум Кэрис успел осмыслить это, ее сильное, вышколенное постоянными тренировками тело мгновенно отреагировало. Четыре стремительных шага позволили девушке слегка разбежаться, она прыгнула, и ее тонкая фигурка скрылась за огненными языками пламени. Кэрис не удалось перепрыгнуть костер полностью, она приземлилась прямо в огонь, но успела выскочить прежде, чем ощутила его обжигающий жар. Девушка была босой, но кожа ее на ступнях огрубела и была жесткой от постоянного хождения без обуви, и Кэрис просто растоптала несколько угольков, прилипших к ее ступням. Она уже почти пересекла залу, когда со стороны изумленных мужчин раздался, наконец, звериный рев ярости. Дико крича, они бросились к двери, чтобы не дать девушке убежать. Но та и не собиралась скрываться в этом направлении. И прежде чем мужчины успели опомниться, Кэрис собрала последние силы и выпрыгнула в окно залы, находившейся на первом этаже. Ставни с окон были сорваны, видимо, во время недавнего сражения и еще не укреплены.
Вслед ей раздались страшные проклятия. Кэрис свернулась в клубочек и покатилась, ударившись о землю. Удар отозвался болью во всем теле, но канатоходцы учились искусству падать, и боль падения показалась ей незначительной по сравнению с ужасом, который она испытывала. Кэрис слегка расслабила ноющие от усталости и боли мышцы, вскочила и, пригнувшись, бросилась бежать. Она все еще слышала крики и, с трудом разобрав в них слова, поняла, что приказано схватить ее и привести назад. В ушах Кэрис эхом отдавался топот ног преследователей, хотя их самих видно пока не было.
– Помоги мне, Пресвятая Богородица, – прошептала девушка, бросившись вслепую в кромешную тьму ночи, потому что ее глаза еще не привыкли к темноте.
Услышала ли Пресвятая Богородица просьбу Кэрис или же помогла способность прекрасно управлять своим телом, но девушке удалось скользнуть за угол замка и прижаться к стене прежде, чем распахнулась дверь и всего в нескольких ярдах от нее замелькали пятна света – из замка выбежали мужчины с факелами в руках. Пламя подрагивало на ветру, делая неясными фигуры людей, но все бросились сначала к тому месту, где, по их предположению, должна была лежать искалеченная и стонущая от боли Кэрис. И даже это не остановит их страстного желания развлечься, со злостью подумала девушка.
Пока глаза Кэрис привыкали к темноте, мысли ее лихорадочно метались в поисках спасения. Она стала вспоминать, что видела днем, когда они только попали сюда. Замок был старый, деревянный. Вокруг самого замка располагались невысокие хозяйственные постройки, образуя внутренний двор. Над крышами этих строений проходил деревянный настил, мощные опоры которого, соединенные перекладинами, представляли собой ограду, за оградой замок опоясывал ров.
У Кэрис мелькнула мысль спрятаться на крыше одного из сарайчиков, окружавших двор. Подпрыгнув, она, пожалуй, сможет уцепиться за край крыши и взобраться туда.
Разъяренные мужчины все еще беспорядочно сновали по внутреннему двору замка не в силах поверить, что девушка исчезла. Но скоро их поиски станут более организованными.
Тем временем глаза Кэрис привыкли к темноте, и она увидела недалеко от себя ограду и сарайчики. Если бы ей удалось незаметно добраться до ограды, она смогла бы спрятаться под настилом на крыше. Одним прыжком Кэрис достигла ограды, вцепилась в перекладину и, судорожно вздохнув, замерла, со страхом ожидая услышать ликующий вопль, означающий, что ее заметили. Но ничего подобного она не услышала, и, спустя мгновение, уже сидела на ограде, скрытая густой тенью. Она легко перескочила на крышу сарайчика, казавшуюся таким надежным убежищем, и почувствовала себя в ловушке на этом ровном открытом месте.
Доски настила задрожали, раздались крики стражи, охраняющей замок. Кэрис съежилась от страха. Она совсем забыла о страже. Обычно охранники смотрели по ту сторону ограды, стараясь не пропустить нападающих, но сегодня звуки борьбы, завершившиеся смертью Ульрика, должны были привлечь внимание стражников. И если хоть один из них смотрел в сторону двора и видел Кэрис, она погибла. Ей не выбраться из этой клетки, в которую она попала, забравшись под настил.
Кэрис услышала, что ее преследователи кричат страже, но что именно, она не поняла, зато хорошо расслышала отрицательные ответы охранников. Страх немного отступил, когда она поняла, что охранникам приказано не спускать глаз с лестницы, ведущей к настилу. Доски прямо над головой Кэрис закачались, по настилу шел человек, но вскоре шаги затихли, и она поняла, что человек ушел. Перепуганная до смерти девушка судорожно вцепилась в перекладину опоры, застыв, словно заяц, чувствующий приближение лисы. Она затаила дыхание, ей казалось, что ее могут найти даже погромкому, бешеному биению сердца, которое так и выскакивало из груди.
Когда же один из мужчин с факелом направился прямо в ее сторону, Кэрис совсем перестала дышать. Но ему не пришло в голову искать девушку наверху. Он вошел в сарайчик, на крыше которого она сидела, и принялся шарить среди тюков и бочонков, громоздившихся там. Кэрис едва не задохнулась, с трудом подавляя в себе рвущийся наружу крик ужаса, но вот человек вышел из сарайчика и, бормоча сквозь зубы проклятия и угрозы, поспешил к следующему. Удушающее чувство страха и паники слегка отпустило Кэрис, когда она поняла, что все строения тщательно осматривают только изнутри.
Какие же все-таки дураки эти мужчины, подумала девушка. Вспыхнувшая в ней искорка презрения слегка успокоила ее и заставила немного отступить смертельный страх. Неужели они считают ее настолько глупой, что она будет прятаться в этих сараях? Но Кэрис прекрасно понимала – эта временная передышка скоро кончится, как только преследователи обыщут все строения. Вот тогда-то и придет настоящая опасность. Чувство глубочайшего презрения, все еще владевшее Кэрис, слегка расслабило ее до боли напряженные мышцы, и она, медленно и осторожно продвинувшись вперед, огляделась по сторонам, пытаясь рассмотреть в кромешной темноте очертания лестницы. Там-то и будут высматривать ее стражники. Но с высоты своего укрытия Кэрис не заметила ничего подозрительного, и эта едва уловимая улыбка фортуны слегка приободрила ее. И все-таки девушка понимала, что не сможет долго прятаться на этой крыше. Что делать? Подъемный мост через крепостной ров ночью всегда поднят и надежно охраняется. Может быть, стоит спуститься вниз и спрятаться в одном из строений, которые уже обыскали? И это не выход. Кэрис не была уверена, что все надворные постройки не обыщут еще раз, когда станет светло. И тогда спрятаться ей уже не удастся. Ее выдаст яркое платье танцовщицы, так не одеваются ни крепостные женщины, ни слуги. Это платье не позволит ей сбежать и днем, когда мост опустят.
На глаза девушки навернулись слезы, и хотя она с трудом, но подавила в себе рыдания, отчаяние душило ее. Она может выбраться отсюда только ночью и только через ров за оградой. Если бы у нее была веревка... Но веревки не было, и достать ее было негде. Значит, ей придется прыгнуть вниз. Кэрис невольно поежилась. Она умела падать, но канат, на котором она танцевала во время выступлений, почти никогда не натягивали выше десяти, пятнадцати футов. Девушка снова задрожала. Эта озверевшая толпа услышит, как она упадет, и не успеет она опомниться, как ее найдут и схватят. Все еще болела спина, и ныли ноги. Наверное, падая из окна замка, она получила не один синяк. Если же она спрыгнет вниз, в ров? Какую боль ей придется вытерпеть тогда?
Пальцы Кэрис нащупали один из ножей и, вконец отчаявшись, она подумала, что, может быть, стоит одним взмахом ножа навсегда избавить себя от боли и ужаса. Но, даже думая о самоубийстве, она с беспокойством наблюдала за огоньками факелов, дрожащих в темноте двора, и испуганно вздрагивала от малейшего шороха. Ей все казалось, что она слышит шаги, приближающиеся к тому месту, где она пряталась. Но все это был только ее страх. На самом деле никто не направлялся в ее сторону, и факелы горели пока все так же далеко. Глядя на мерцающие огоньки, девушка вспоминала ту счастливую пору своей жизни, когда веселое пламя факелов и громкие голоса открывали представления труппы.
Тогда Кэрис была счастлива. Ей нравилось наряжаться в яркие нарядные платья, сверкающие драгоценными камнями, выходить на помост размеренно и неторопливо, говорить высоким звонким голосом, произнося слова, как знатная титулованная особа. И неважно, что при близком рассмотрении платье оказывалось сшитым из грубого сурового полотна, а драгоценные камни – всего лишь сверкающими кусочками стекла. И говорила она не на французском, а на простом английском языке. Главное, что деревенские жители, перед которыми она выступала, понимали ее. И что из того, что эта восхитительная утонченная леди начинала вдруг спотыкаться и падать, а потом и вообще превращалась в объект насмешек. Главное, что на этих представлениях царило всеобщее оживление и радость, помост освещался ярким светом факелов, и бурные аплодисменты сопровождали каждое выступление Кэрис. Как громко и весело смеялись люди! Ведь только смехом они могли отомстить своим хозяевам за все оскорбления и унижения, которым те их подвергали. Бедные люди наслаждались этими представлениями от души.
В те дни, когда ее еще опекал Морган Найфсроуэр, вся жизнь Кэрис была расцвечена маленькими искорками радости. Проснувшись, она тут же бежала будить одного из акробатов, порой нарываясь на кого-нибудь чересчур сердитого. Тот отбивался от нее, выкрикивая проклятия, но все же вставал и, пока Кэрис умывалась и чистила зубы расщепленной веточкой, натягивал ей канат в каком-нибудь укромном месте. Если же рядом был амбар с нужным расположением балок и перекладин, она забиралась наверх и занималась там. Кэрис тренировалась всегда, сколько себя помнила, тренировалась до тех пор, пока тело ее не начинало блестеть от пота, пока мышцы не сводило от боли. От тренировок зависело ее мастерство – без упорства и регулярных занятий Кэрис не стала бы столь искусной канатоходкой.
Потом они завтракали. В те дни, когда дела труппы шли хорошо, им всегда было что поесть, за исключением тех случаев, когда ночь настигала их в пути, и они ночевали на обочине дороги. Но если они добирались до городка или деревушки, их еда была горячей, сытной и вкусной. Готовили для труппы обычно женщины легкого поведения, которые незаметно появлялись и так же исчезали. Особыми талантами Господь их не награждал, все, что они умели, это готовить, шить и развлекать мужчин, а когда они начинали выражать недовольство или же просто надоедали Моргану, тот выгонял их.
Труппа обычно состояла из девяти человек. Девять артистов, которые действительно чего-то стоили. Во-первых, это сам Морган – метатель ножей. Мишенью для него чаще всего служила какая-нибудь хорошенькая девица из тех, что не задерживались в их труппе надолго. Кроме того, Морган предсказывал судьбу, планировал дальнейшие выступления труппы, следил за порядком, иногда льстил, иногда утешал, а иногда, случалось, и угрожал своим артистам. Второй была Кэрис – ее номер с танцем на канате приносил самый большой доход, заканчивался самыми громкими аплодисментами зрителей.
В-третьих, это были четыре жонглера-акробата, которых Морган часто менял, как только находил достойную замену. Еще в их труппе было два брата-карлика, один уродливее другого, оба горбатые, с выпяченной грудью, необычайно умные и злобные, Кэрис даже немного побаивалась их. И, наконец, в труппе был Ульрик, сильный, но глупый человек. Он катил небольшую повозку на двух колесах, которая и служила помостом для выступлений. В этой повозке хранились костюмы артистов и, как правило, сидели карлики, которые не могли идти быстро и долго.
Когда труппа прибыла в деревню или городок, карлики били в маленькие барабанчики и вообще выглядели очень забавно в нелепых, чересчур больших заплатанных костюмах, перемазанных яркими красками, с многочисленными разрезами, которые придавали костюмам еще более пестрый и необычный вид. 3а карликами следовали остальные члены труппы, одетые в яркие костюмы, и каждый из них предлагал жителям, встречающимся на улицах, маленькую сценку, раскрывающую все совершенство их мастерства. Карлики зазывали зрителей.
– Артисты приехали! Артисты приехали! – кричали они громкими, звучными голосами, указывая по очереди на каждого артиста труппы, рассказывали зрителям о его удивительных способностях, порой приукрашивая свой рассказ разного рода небылицами. Морган в это время подбрасывал в воздух ножи, Ульрик катил повозку, в которой лежал их скарб, и делал это с таким усилием, будто повозка была вдвое тяжелее, чем на самом деле, жонглеры перебрасывались друг с другом яркими блестящими шариками, а Кэрис, словно порхающая на крыльях молодости и задора, вытворяла все, что приходило в голову, – кувыркалась, ходила колесом, легко запрыгивала на повозку, а то и на плечи Ульрика, и так же грациозно спрыгивала вниз. Они, бывало, колесили по улицам, наполняя их криками и смехом, из домов и лавок выскакивали люди и, попав в водоворот всеобщего веселья, так же прыгали, шутили и смеялись.
Конечно, не всегда было так легко и радостно, как сейчас вспоминала Кэрис. Случалось и так, особенно в маленьких городках, что приезд их труппы встречали гневными криками и угрозами. Иногда причиной такой встречи было то, что перед ними через этот городок проезжала другая труппа, доставившая жителям неприятности: артисты или что-то украли у местных жителей или же затеяли шумный уличный скандал, заканчивающийся, как правило, кровопролитием, и, скорее всего, этих безобразий еще не успели забыть. Бывало, что из-за чрезмерной набожности или же откровенной холодности управляющего имением или мэра того городка, куда они приезжали, труппе не разрешали выступать или намекали, что для этого необходимо дать взятку, чего обычно Морган не мог, да и не хотел делать. И тогда они спасались бегством, увертываясь от камней и комьев грязи, летящих им вслед. Иногда в ход шли и дубинки, если жители города были слишком уж раздражены.
Неприятные воспоминания вновь навеяли на Кэрис страх. Почти не сознавая, что делает, она уцепилась руками за край настила над головой, тело ее с трудом выпрямилось после долгого сидения на перекладине. Какое-то время Кэрис так и висела, ее прекрасно мог бы заметить любой, кто взглянул бы в эту сторону, потом она подтянулась и грациозно скользнула в глубокую темноту ночи, взобравшись на настил. Она пыталась найти в себе смелость сделать последний шаг. Но не смелость, а все-таки страх подтолкнул Кэрис к действиям. Тело ее вздрагивало, ей казалось, что под ней дрожат доски оттого, что по настилу кто-то идет. Наконец Кэрис решилась спрыгнуть с настила вниз, в ров. Одной рукой она ухватилась за перекладину между двумя заостренными бревнами опоры, перевесилась через край настила и повисла. Второй рукой Кэрис нащупала перекладину ниже, отчаянно пытаясь опереться на что-нибудь ногами. Наконец одна ее нога попала в какую-то щель, но для другой опоры не находилось. Девушка на мгновение отпустила одну руку, пытаясь найти еще одну перекладину, пониже, но устоять на одной ноге оказалось не так-то просто, и ей опять пришлось ухватиться двумя руками. Кэрис никак не могла собраться с духом, отпустить обе руки и просто упасть вниз.
И вдруг раздался торжествующий крик, за которым последовали дикие вопли беснующейся толпы. На какое-то мгновение Кэрис даже показалось, что ее схватили за руку и пытаются втащить наверх. И скорее всего, рассвирепев, что девушка доставила им столько хлопот своим побегом, они посадят ее на один из заостренных столбов опоры. Прыжок вниз показался ей менее страшным, нежели то, что ее ждало, если ее успеют схватить, сердце бешено заколотилось, мышцы напряглись, и Кэрис разжала руки, надеясь, что каждодневные тренировки падать с высоты без поддержки спасут ее.
Жители деревушки Гаутейкр предупредили менестреля Телора Лютплейера[2] и карлика Дери Лонгармза[3] о том, что в окрестностях соседнего поместья не все спокойно. За день до того, как Телор появился в Гаутейкре, лорд ввел сюда свои войска и разместил на постой в домах деревенских жителей.
Телор искренне поблагодарил за эту информацию и в обмен на хороший обед и гостеприимство хозяев спел им несколько песен. Деревенские жители были очень рады хоть немного развлечься, но изящному выступлению Телора они предпочли шалости, проказы и грубые шутки Дери. Одетый в костюм шута карлик выходил шатающейся походкой, то и дело спотыкался, но ловко использовал любую свою оплошность, делая колесо или же забавно падая. В перерывах между акробатическими номерами Дери корчил забавные рожицы, что до неузнаваемости искажало красивые черты его лица. И от этого все обидные выпады, грубые оскорбления и непристойные намеки казались не более чем случайными промахами дурака. Телор же всячески подыгрывал ему – преднамеренно нестройно играл на лютне, резко критиковал неуклюжесть Дери, громко и печально вздыхал, закрывая свое, якобы смущенное, лицо или же с ужасом посматривал на выходки своего товарища. Как правило, заканчивалось это тем, что Телор беспомощно опускал руки, как бы желая показать этим, что больше не намерен терпеть выкрутасы Дери и собирается прекратить это безобразие.
На этот жест Дери изображал готовность и беспрекословное подчинение, подбегал к Телору и кричал:
– Вы звали меня, мой хозяин? Дорогой мой хозяин, я пришел! Я уже здесь!
Все это карлик проделывал с таким хитрым видом и ужимками, явно намекая на что-то непристойное, что зрители воспринимали его на первый взгляд невинные слова как нечто неприличное и оттого еще более забавное. Но Дери никогда не приближался к Телору, выражение лица которого постепенно становилось сердитым. Вместо этого карлик снова и снова спотыкался, падал и выкрикивал еще более изощренные и оскорбительные замечания. Тогда Телор замахивался дубинкой с железным наконечником и приказывал Дери прекратить эту возмутительную болтовню. Карлик же, который, казалось, умирает от страха, бессильно падал на землю, но Телор хватал его за руку и тянул вверх, заставляя подняться на ноги. В конце концов Телор обычно извинялся перед «добрыми людьми», если вдруг карлик чем-то их обидел, и представление на этом заканчивалось.
Их всегда кормили и предлагали место, где можно отдохнуть, иногда кто-нибудь из деревенских жителей даже приглашал их к себе в дом. В более зажиточных деревнях артисты могли получить и горстку серебряных монет, но чаще всего Телор приобретал отличную древесину и белые волоски из хвоста лошадей, из которых получались прекрасные струны. А потом долгими весенними и летними вечерами он вырезал из древесины новые дудки, свирели, лютни. В умелых руках Телора обыкновенные деревянные чурбачки превращались в удивительные музыкальные инструменты. Проезжая с Дери через большие города, Телор продавал их, чтобы получить немного денег, но обычно их актерское мастерство обеспечивало им и кусок хлеба, и крышу над головой даже в городах.
В деревнях Телор всегда стремился остановиться отдельно от хозяев, пригласивших их, и предпочитал чердак, сеновал или даже сарай, только бы они с Дери остались одни. Иногда это приходилось объяснять плохим поведением карлика, но чаще всего им предлагали только сарай. Даже крепостные не доверяли бродячим артистам и поглядывали на них с подозрением. Они сомневались в людях, которые пели, танцевали, всячески развлекали зрителей, но у которых не было ни дома, ни хозяина, защищающего их, – люди, которых любой мог обидеть. Жители, несомненно, не без причины проявляли такое недоверие, поскольку странствующие артисты были столь же искусны в воровстве, как и в актерстве.
Телор мог бы стать на ступеньку выше нынешнего своего положения, если бы путешествовал один, без Дери. Телор был менестрелем, талантливым музыкантом и певцом с богатым репертуаром. Он исполнял торжественные оды и лирические, любовные баллады. Более того, Телор всегда воспринимался как важная персона простыми сельскими жителями из-за того, что у него была хорошая лошадь и величественный вид. Он был высок и строен. Назвать его красавцем, пожалуй, было нельзя – кроткие голубые глаза, ничем не примечательный, самый обыкновенный нос. Губы, постоянно растянутые в улыбке. Но его тонкое удлиненное лицо, чистые, блестящие, всегда аккуратно подстриженные и причесанные волосы, как у дворянина, а также мягкие и спокойные манеры и уверенность в себе производили впечатление на простые, бесхитростные души селян.
Дери путешествовал на маленьком пони, а весь их скарб был навьючен на мула.
Вообще-то репертуар Телора предназначался скорее для знатной публики. Поэтому в больших городах и поместьях Дери, как правило, играл роль слуги Телора. Это служило достаточным оправданием присутствия карлика, а иногда и увеличивало статус Телора настолько, что Дери размещали на ночлег с удобствами, предоставляемыми слугам важных, титулованных особ, а не отсылали в какую-нибудь надворную постройку.
Поэтому-то Телор ничуть и не удивился, что после того, как он, наконец, утихомирил Дери, жители Гаутейкра уставились на них в недоумении. Они явно видели в Телоре человека высшего сословия, хотя и понимали, что его спутника уж никак нельзя назвать столь же благородным и знатным. Сельский голова с радостью пригласил бы Телора к себе в дом, но боялся, что Дери своим непристойным поведением даст плохой пример его детям. И Телору пришлось быстро устранять эту заминку просьбой выделить им для ночлега сарай, который они уже видели и который был чист и лишь слегка попахивал прежними обитателями – козами, которые в теплое время года паслись по обыкновению на пастбищах. Сельский голова решил, что Телор – необыкновенно деликатный и тактичный человек. А дело было в том, что в сарае им меньше, чем в доме, досаждали блохи, вши и клопы. И как раз в тот момент, будучи в хорошем расположении духа, сельский голова и предупредил Телора, что тяжеловооруженный слуга их лорда привез известие о небезопасности старой дороги из Мальборо в Бат из-за развернувшихся там сражений и что поместье к северо-западу от них взято штурмом.