— А может, книга стоила двадцать пять марок? — высказал предположение я.
— Конечно, стоила, — ответил он, — даже дороже. Не разве так делают?
Если что и изменит характер немца, то это будет немка. Сама она быстро меняется — прогрессирует, как бы мы сказали. Десять лет назад ни одна немка, дорожащая своей репутацией и надеющаяся выйти замуж, не рискнула бы прокатиться на велосипеде; сегодня же они тысячами колесят по стране. Старики укоризненно качают головами, но молодежь, как я заметил, устремляется в погоню и пристраивается рядом. До недавнего времени в Германии считалось неприличным для женщины кататься по внешнему кругу катка. Считалось, что ее конькобежные умения должны сводиться к умению ковылять, придерживаясь за кого-нибудь из родственников-мужчин. Теперь же она выписывает восьмерки где-нибудь углу одна, пока к ней на помощь не подкатит какой-нибудь молодой человек. Она играет в теннис, и я даже видел — о чем спешу предупредить читателя, — как она управляет двуколкой.
Немка всегда была блестяще образованна. В восемнадцать она говорит на двух-трех иностранных языках и уже успевает забыть больше, чем средняя англичанка прочтет за всю свою жизнь. С этого возраста дальнейшее образование становится совершенно бесполезным. Выйдя замуж, она удаляется на кухню и спешит прочистить мозги, не обременяя свою память всем, что не связано с кулинарией дурного качества. Но давайте представим: она начинает понимать, что женщина не должна жертвовать всем своим бытием ради домашней рутины, равно как и мужчина не должен стремиться стать всего лишь машиной для проворачивания дел. Давайте представим: в ней проснулось честолюбивое желание поучаствовать в общественной и государственной жизни. Вот тогда-то и скажется на немце влияние его супруги, женщины здоровой телом, а потому и крепкой духом, и обязательно это влияние будет сильным и всесторонним.
Ибо следует себе уяснить, что немец исключительно сентиментален и крайне легко поддается женскому влиянию. Говорят, что немец — великолепный влюбленный и никудышный муж. Виновата в этом женщина. Выйдя замуж, немка не просто расстается с романтикой; она берет скалку и гонит ее со двора. Девушкой она ничего не смыслила в нарядах; став же женой, она сдирает даже те бывшие на ней платья, которые условно можно было бы назвать нарядами, и драпируется в какие-то тряпки, которые случайно оказались дома, — так, по крайней мере, кажется со стороны. Неуклонно и целенаправленно она начинает портить свою фигуру, подобно фигуре Юноны, и цвет лица, которому позавидовал бы иной ангел. Она продает свое первородное право на восхищение и преданность поклонников за горстку сластей. Каждый день в кафе можно видеть, как она набивает свою утробу пирожными с жирным кремом, заливая их обильными дозами шоколада. Вскоре она становится толстой, рыхлой, вялой и абсолютно непривлекательной.
Когда немка бросит пить днем кофе, а вечером — пиво, когда она займется гимнастикой для восстановления утраченных форм, когда, выйдя замуж, перестанет ограничивать круг своего чтения поваренной книгой, вот тогда-то немецкое правительство и столкнется с новой и неведомой силой, с которой придется считаться. А по всей Германии уже заметны признаки того, что старые немецкие фрау уступают место новым дамам.
Когда задумываешься о том, что же тогда будет, начинаешь испытывать любопытство. Ибо немецкая нация еще очень молода и ее созревание важно для мира. Это добрый народ, любящий народ, и он может помочь сделать мир лучше.
Самое плохое, что можно сказать про них, — это то, что у них есть недостатки. Сами они этого не знают, они считают себя совершенными, что очень глупо с их стороны. Они заходят так далеко, что мнят себя выше англосакса, это уму непостижимо. Но, похоже, они так шутят,
— У них есть свои плюсы, — сказал Джордж, — но их табак — позор нации. Я пошел спать.
Мы поднялись и, облокотившись на низкий каменный парапет, смотрели, как в темноте над тихой рекой пляшут огоньки.
— В целом, наш Bummel оказался очень приятным, — сказал Гаррис. — Возвращаюсь я с радостью, но в то же время жаль, что он подошел к концу. Надеюсь, вы меня поняли.
— А что такое Bummel? — сказал Джордж. — Как ты это переведешь?
— Bummel, — пояснил я, — это нечто вроде прогулки, длинной или короткой, не имеющей конца; единственное, что здесь требуется, — это вернуться в заданное время в ту точку, с которой начал. Иногда маршрут проходит через оживленные улицы, а иногда — через поля и закоулки; иногда у тебя уходит несколько часов, а иногда — несколько дней. Но долог ли наш путь или короток, здесь мы или там, мы всегда помним, что в часах бежит песок. Нам многие попадаются на пути: одним мы кивнем и улыбнемся, с другими остановимся поболтать, с третьими пройдем часть пути. Нам бывает очень интересно, частенько мы устаем. Но в конце пути мы понимаем, что славно провели время, и нам жаль, что все кончилось.
The original «Three Men» — from left to right Carl Hentschel (Harris), George Wingrave (George) and Jerome K. Jerome (J).
— Конечно, стоила, — ответил он, — даже дороже. Не разве так делают?
Если что и изменит характер немца, то это будет немка. Сама она быстро меняется — прогрессирует, как бы мы сказали. Десять лет назад ни одна немка, дорожащая своей репутацией и надеющаяся выйти замуж, не рискнула бы прокатиться на велосипеде; сегодня же они тысячами колесят по стране. Старики укоризненно качают головами, но молодежь, как я заметил, устремляется в погоню и пристраивается рядом. До недавнего времени в Германии считалось неприличным для женщины кататься по внешнему кругу катка. Считалось, что ее конькобежные умения должны сводиться к умению ковылять, придерживаясь за кого-нибудь из родственников-мужчин. Теперь же она выписывает восьмерки где-нибудь углу одна, пока к ней на помощь не подкатит какой-нибудь молодой человек. Она играет в теннис, и я даже видел — о чем спешу предупредить читателя, — как она управляет двуколкой.
Немка всегда была блестяще образованна. В восемнадцать она говорит на двух-трех иностранных языках и уже успевает забыть больше, чем средняя англичанка прочтет за всю свою жизнь. С этого возраста дальнейшее образование становится совершенно бесполезным. Выйдя замуж, она удаляется на кухню и спешит прочистить мозги, не обременяя свою память всем, что не связано с кулинарией дурного качества. Но давайте представим: она начинает понимать, что женщина не должна жертвовать всем своим бытием ради домашней рутины, равно как и мужчина не должен стремиться стать всего лишь машиной для проворачивания дел. Давайте представим: в ней проснулось честолюбивое желание поучаствовать в общественной и государственной жизни. Вот тогда-то и скажется на немце влияние его супруги, женщины здоровой телом, а потому и крепкой духом, и обязательно это влияние будет сильным и всесторонним.
Ибо следует себе уяснить, что немец исключительно сентиментален и крайне легко поддается женскому влиянию. Говорят, что немец — великолепный влюбленный и никудышный муж. Виновата в этом женщина. Выйдя замуж, немка не просто расстается с романтикой; она берет скалку и гонит ее со двора. Девушкой она ничего не смыслила в нарядах; став же женой, она сдирает даже те бывшие на ней платья, которые условно можно было бы назвать нарядами, и драпируется в какие-то тряпки, которые случайно оказались дома, — так, по крайней мере, кажется со стороны. Неуклонно и целенаправленно она начинает портить свою фигуру, подобно фигуре Юноны, и цвет лица, которому позавидовал бы иной ангел. Она продает свое первородное право на восхищение и преданность поклонников за горстку сластей. Каждый день в кафе можно видеть, как она набивает свою утробу пирожными с жирным кремом, заливая их обильными дозами шоколада. Вскоре она становится толстой, рыхлой, вялой и абсолютно непривлекательной.
Когда немка бросит пить днем кофе, а вечером — пиво, когда она займется гимнастикой для восстановления утраченных форм, когда, выйдя замуж, перестанет ограничивать круг своего чтения поваренной книгой, вот тогда-то немецкое правительство и столкнется с новой и неведомой силой, с которой придется считаться. А по всей Германии уже заметны признаки того, что старые немецкие фрау уступают место новым дамам.
Когда задумываешься о том, что же тогда будет, начинаешь испытывать любопытство. Ибо немецкая нация еще очень молода и ее созревание важно для мира. Это добрый народ, любящий народ, и он может помочь сделать мир лучше.
Самое плохое, что можно сказать про них, — это то, что у них есть недостатки. Сами они этого не знают, они считают себя совершенными, что очень глупо с их стороны. Они заходят так далеко, что мнят себя выше англосакса, это уму непостижимо. Но, похоже, они так шутят,
— У них есть свои плюсы, — сказал Джордж, — но их табак — позор нации. Я пошел спать.
Мы поднялись и, облокотившись на низкий каменный парапет, смотрели, как в темноте над тихой рекой пляшут огоньки.
— В целом, наш Bummel оказался очень приятным, — сказал Гаррис. — Возвращаюсь я с радостью, но в то же время жаль, что он подошел к концу. Надеюсь, вы меня поняли.
— А что такое Bummel? — сказал Джордж. — Как ты это переведешь?
— Bummel, — пояснил я, — это нечто вроде прогулки, длинной или короткой, не имеющей конца; единственное, что здесь требуется, — это вернуться в заданное время в ту точку, с которой начал. Иногда маршрут проходит через оживленные улицы, а иногда — через поля и закоулки; иногда у тебя уходит несколько часов, а иногда — несколько дней. Но долог ли наш путь или короток, здесь мы или там, мы всегда помним, что в часах бежит песок. Нам многие попадаются на пути: одним мы кивнем и улыбнемся, с другими остановимся поболтать, с третьими пройдем часть пути. Нам бывает очень интересно, частенько мы устаем. Но в конце пути мы понимаем, что славно провели время, и нам жаль, что все кончилось.