Джессап Дайана. Пёс, который говорил с богами

   Во сне они вместе гуляли. Большая серая белка перебежала тропинку, по которой они шли, и невероятно довольный собой Дамиан загнал ее на большой клен. Пес вставал передними лапами на ствол, затем бегом возвращался к Элизабет, приглашая ее идти за ним к дереву. Он переводил взгляд с нее на белку, словно хотел, чтобы она сделала что-нибудь, но она не понимала, чего он хочет. В конце концов он уселся на землю и укоризненно на нее уставился.
   Они шли дальше, и во сне была весна. Зеленая листва — такая роскошная, свежая, будто они видели все это сквозь зеленое бутылочное стеклышко; даже солнце казалось зеленоватым. Газоны кампуса были покрыты маленькими белыми маргаритками и яркими золотыми лютиками. Рододендроны притягивали взгляд великолепными красными, пурпурными и розовыми цветами. Они с псом пришли к мрачному зданию из кирпича и камня, которое сурово возвышалось над газонами. Внезапно одна из дверей отворилась, и вышел мужчина в белом лабораторном халате. Тот самый доктор, который лечил Дамиана, тот, Кто велел ей почистить клетку, и во сне он держал в руке поводок. Она застыла на месте, не в силах двинуться, и беспомощно, с ужасом смотрела, как человек позвал собаку и Дамиан доверчиво подбежал к нему. Надев поводок на шею пса, человек повернулся на каблуках и ушел в здание, уволакивая за собой пса. Дамиан внезапно уперся всеми лапами и повернулся к Элизабет. Глаза его наполнились таким ужасом, что у нее живот скрутило от страха. Их взгляды встретились, и затем, словно крупным планом в кино, она увидела, как губы пса шевельнулись и он сказалей:
    Помоги мне.
   Она подбежала к двери, но ту уже заперли. Подергала дверную ручку, все еще видя ужас в глазах собаки, слыша мольбу в ее странном, поразительном голосе. Но Дамиан исчез в этой крепости из кирпича и неприступного бюрократизма. Элизабет бегала от двери к двери, от окна к окну, совершенно обезумев, но не могла войти внутрь. Проснулась она в тот момент, когда в своем кошмаре тщетно тянула на себя большую, тяжелую дверь. Лежа в кровати, она моргала в темноте, пытаясь успокоить дыхание.
    Драться или бежать,думала она. Та первобытная часть розга, где рождался страх, могла выбирать только между этими двумя действиями.
    Бежать или драться?
   У человека и собаки — без разницы — основные реакции одинаковы. В чем еще, думала она, заключается их сходство?
    Что ты выберешь?- насмешливо вопрошал внутренний голос. — Бежать или драться?
   Ради нее пес решил драться. Он не сбежал. Он напал на более крупного зверя — ради нее. Сможет ли она теперь с притворным сожалением бросить его и просто уйти?
   Нет.
   Она лежала, и ее наполняла решимость, словно по сковороде растекалось масло. Решимость медленно затопляла ее страх, самодовольство, желание избежать неприятностей. Эта решимость, казалось, выталкивала из нее все лишнее, пока не осталась только уверенность, что она не бросит собаку. Одновременно с этим пришли облегчение и печаль: она радовалась, что оказалась человеком, который не бросает друзей, и грустила, потому что впереди ее ждали трудные времена, разочарование людей, которые были ей дороги. Всё это очень тяжело, и она решила действовать крайне осторожно.
   Элизабет лежала в холодных предрассветных сумерках, укутавшись в одеяло. В открытое окно светила полная луна — почти касалась верхней границы тумана, гнездившегося у подножия холмов. Невидимое солнце уже освещало небосвод, и она смотрела, как заходит луна и одновременно поднимается солнце. В мире царила странная гармония. Луна опускалась медленно и отважно в темно-серую полосу тумана, уступая небо могучему солнцу, и она думала о том, может ли Дамиан видеть рассвет так же, как видит его она.
   Первые осторожные расспросы ничего не дали. Она потратила несколько недель, между занятий расспрашивая лаборантов и хендлеров. Никто ничего не знал. Никаких официальных записей о переводе собаки не было. Дамиан словно сквозь землю провалился; чтобы найти его, требовались изобретательность и настойчивость. Она твердо решила, что должна узнать, что с ним случилось из-за нее.
   Университет представлял собой огромный комплекс даже без вспомогательных территорий. Пес мог быть где угодно — в одной из сотен лабораторий. За последние несколько месяцев она выяснила, что, несмотря на кажущуюся открытость исследований, в большинство лабораторий обслуживающий персонал не допускался. Любой ученый мог просто сказать, что контакты с внешней средой влияют на результаты тестов, поэтому для уборщиков и хендлеров лабораторию они закрывают. Иногда целые отделы были помечены табличками «Не входить». Если Дамиан за одной из этих дверей, она никогда не сможет его найти.
   Прошло три недели. Каждый день она с надеждой обходила клетки, но всякий раз ее ждало разочарование. Она даже сходила в лабораторию отца, чтобы с деланным безразличием посмотреть на животных, с которыми он работал. Она видела сотни собак — симпатичных собак, — но ни одна не ответила ей приветливой улыбкой, ни одна не узнала ее. Постепенно Элизабет впала в уныние — у нее нет никаких шансов случайно наткнуться на Дамиана. Она заручилась поддержкой Ханны и двух других хендлеров, описала им пса и с надеждой ждала новостей. В конце концов пришлось признать: и таким образом она ничего не узнает.
   Она исходила огромные расстояния, объездила весь кампус вдоль и поперек, отрывая драгоценное время от занятий. Впервые в жизни она получила восемьдесят баллов за тест (органическая химия, конечно) и с трудом преодолела желание разжевать и проглотить эту бумажку, чтобы не увидел Тони.
   А затем, в июньский день, разглядывая обложку учебника и слушая монотонный голос лектора, она вдруг поняла. Мысль взялась ниоткуда, Элизабет даже не думала в тот момент о Дамиане, но теперь зажмурилась и выпрямилась, пытаясь не упустить идею. Это правда, она не может спросить у профессора, где Дамиан, но Хоффман, кажется, был дружен с тем человеком, который лечил пса. Возможно, он сумеет узнать, куда забрали собаку.
   Она откинулась на спинку стула. Но как к нему приблизиться? Севилл не похож на человека, к которому можно легко подойти поболтать. Лаборанты обзывали его ублюдком и, насколько она успела заметить, были недалеки от истины. А что насчет его помощника, молодого человека, который работал с ним? Тоже не выглядел дружелюбным, но не был и враждебен. А если Хоффман предупредил Севилла и его ассистента, что от нее одни неприятности? Хоффман говорил, что может вызвать охрану или подать в суд, если она снова появится около собаки. Сложная задача.
   Она так тяжело вздохнула, что девушка, сидевшая рядом, вопросительно на нее посмотрела. Элизабет смущенно улыбнулась в ответ: а что сказала бы соседка, если б узнала, что она замышляет?
   Операция под названием «Тень Севилла» началась на следующий день. Возможно, Севилл ничего не знал о собаке, но идеи получше у Элизабет все равно не было. Она отыскала его лабораторию в университетском справочнике и устроила засаду на ассистента.
   Нужно было уйти из класса на десять минут раньше, чтобы к полудню выдвинуться на позицию. Она впервые отпрашивалась с занятий, и когда преподаватель посмотрел на нее, она почти передумала. Но все же ушла, съежившись от неловкости. Где бы он ни был, как бы ни сложилась его судьба, сказала она себе, тихо закрывая тяжелую дверь, это все из-за нее. Она понимала, сколько придется потратить времени и сил, чтобы застать ассистента одного. Лаборатория Севилла находилась на втором этаже колоссального здания, состоявшего, казалось, из одних длинных коридоров, покрытых старым линолеумом, и запертых металлических дверей. Эхо шагов гулко разносилось, предупреждая о появлении человека задолго до того, как он оказывался в поле зрения. В первый же день она выяснила, где расположены туалеты, и устроила там блокпост, чтобы не маячить в коридорах. На входе стояла охрана, но ее жетон хендлера с номером позволял войти без всяких вопросов. Оказавшись внутри, она стала прогуливаться по этажу с занятым, целеустремленным видом. Даже во время обеда здесь было на удивление мало людей, и никто ни о чем ее не спрашивал.
   Она слонялась без дела перед графиками жизненного цикла моллюсков, висевшими на стене, когда вдруг ощутила всплеск адреналина: из кабинета, держа в руке спортивную сумку, вышел Севилл. Часто дыша, она двинулась прямо к двери, из которой он только что вышел. Тут дверь внезапно открылась. У нее замерло сердце — перед ней стоял ассистент Севилла. Один.
    О господи. Вот оно.
   Она смотрела на него, не двигаясь с места, а он аккуратно запер дверь и вежливо кивнул, проходя мимо.
   — Простите меня, извините. — Элизабет пошла за ним, чувствуя себя полной дурой. Он обернулся, внимательно и бесстрастно посмотрел на нее сквозь очки в металлической оправе. Гораздо выше ее и лет на шесть старше. Выглядел уверенным и аккуратным — с короткими светлыми волосами и в безупречно белой рубашке. Его ровная осанка, спокойный взгляд и аккуратные усы заставляли ее чувствовать себя маленькой неудачницей.
    Ну давай, спроси его, глупая курица.
   — Простите, что беспокою вас, — с просительной улыбкой сказала она, — но я давно пытаюсь найти одну собаку. Я не думаю, что она в вашей лаборатории, но вдруг профессор Хоффман говорил вам или доктору Севиллу, куда он ее отправил?
   Она почувствовала холодный укол страха: а если он сейчас спросит, почему она просто не узнает об этом у самого Хоффмана? Он должен был задать этот вопрос — она бы поставила сотню долларов, что Хоффман уже сказал им о ней. Но другого шанса у нее не было.
   — Понимаете, это очень важно для меня.
   Лицо Тома оставалось бесстрастным, и он молчал. Элизабет следила за выражением его глаз, затем отвернулась. Ее почему-то разозлил приятный запах его лосьона.
   — Полосатый пес, — продолжала она, решив, что лучше немного надавить, чем позволить ему не отвечать, — полосатый, как тигр. Средних размеров, с короткими ушами, его зовут Дамиан. Вы не знаете, куда его забрали?
   — Собака, которая умирала от голода? — спросил он наконец. — Да? Это вы были там.
   Она поняла, что он ее узнал. Голос у ассистента был тихий, вежливый, низкий — похож на голос Джека Лероя, друга семьи, специалиста-кардиолога из Луизианского университета, который родился и вырос в дельте Миссисипи.
   — Да, тот самый! Вы знаете, где он? — Она подалась вперед в надежде узнать что-нибудь о пропавшем друге, боясь, что новости окажутся нерадостными.
   Ассистент Севилла колебался. У него не было привычки обсуждать дела шефа с посторонними. Но врать он не хотел, а придумать способ избежать ответа не сумел.
   — Да, — ответил он, — собака здесь.
   Он кивнул в сторону лаборатории. Элизабет прижала руки к груди.
   — Спасибо! Спасибо огромное, что сказали мне, я вам так признательна.
   Том попытался уйти, вежливо кивнув.
   — Стойте! Подождите! Могу я задать еще один вопрос?
   Том остановился, всем своим видом давая понять, как ему не нравится, когда вмешиваются в дела его работодателя.
   — Что вы с ним делаете? Вы знаете, какого рода исследования?
   Взгляд молодого человека стал другим — казалось, только сейчас Том впервые ее увидел.
   — Доктор Севилл проводит базовые исследования, — ответил он осторожно, дипломатично, отстранение Элизабет изменилась в лице.
   — Мне это ничего не говорит, — сказала она с притворным смущением, надеясь вызвать у него улыбку. Его лицо по-прежнему ничего не выражало.
   Ассистент колебался, и у нее мелькнула мысль, что он хочет сказать что-то еще. Затем он, похоже, передумал и повернулся уходить.
   — Я люблю эту собаку, вот и все. Я просто хочу знать, что с ней все в порядке, понимаете?
   Отчаяние захлестывало Элизабет. Том очень тихо вздохнул и повернулся к ней, решив быть вежливым до конца.
   — Простите, — сказал он, — но я не обсуждаю работу доктора.
   Глаза Элизабет расширились:
   — Но почему? Что он делает с этой собакой, Том?
   Она внезапно вспомнила его имя и заметила, как он удивился. Посмотрела на дверь, и он прочел ее мысли.
   — Вам не стоит туда заходить, — сказал он. — Доктору это не понравится. И вам не понравится тоже.
   У нее появилось дурное предчувствие.
   — Господи, — выдохнула она, — что вы там делаете?
   — Я не обсуждаю работу доктора, — твердо ответил ассистент. — О собаке заботятся согласно условиям исследования. Вот и все, что я могу вам сказать.
   Он повернулся и ушел. Элизабет не могла его задержать.
   С этого момента в ее жизни появилась единственная цель — попасть в лабораторию. Если она увидит, что пса жестоко мучают, придется его украсть и отпустить на волю, потому что она не сможет взять его домой. Ей казалось, что Дамиану лучше снова стать бездомным, чем жить в такой лаборатории. В приют для животных его отдавать нельзя: если университет заявит о пропаже, собаку вернут Севиллу.
   Тони ждал ее после занятий. Его приняли на летние курсы интернов, он был счастлив и хотел сообщить ей об этом. Они зашли в кафе, сели за столик. Все время, пока он говорил, Элизабет сосредоточенно смотрела перед собой. В конце концов он смутился и нахмурился:
   — В чем дело, Элизабет? Она быстро взглянула на него:
   — Ой, прости, ничего. Я слушаю тебя.
   — Нет, не слушаешь.
   — Слушаю, правда. Не будь занудой.
   — Что ты хочешь сказать?
   — Да ладно, Тони, ничего. Я просто немного устала, задумалась кое о чем. Мне правда интересно, говори.
   — Я уже закончил, — проворчал он брюзгливо.
   — Нет, не закончил. Продолжай.
   Он откинулся на спинку сиденья, отдаляясь от нее.
   — Как ты сдала экзамен по химии?
   Ответный удар, но она была рада сменить тему — даже таким неприятным образом.
   — Бывало и лучше, — ответила она, не заботясь о том, что это известие может его расстроить.
   — Где ты провалилась?
   — Я не «провалилась». Я не ответила на несколько вопросов, обычное дело. Ничего страшного.
   Тони испустил вздох глубокого разочарования.
   — Мне кажется, тебе нужно больше заниматься.
   — Может быть, — холодно ответила она, и Тони прищурился. — Мне кажется, я написала контрольную достаточно хорошо. Я сдала, и я в первых пяти процентах своего класса. Почему тебе этого мало?
   Глаза у Тони были почти бесцветные, отчего под копной его волнистых рыжих волос выглядели и без того странно. А теперь они еще и округлились.
   — Почему ты не стремишься учиться еще лучше? Ты можешь, я знаю и не понимаю, почему. Похоже, тебе плевать на учебу.
   — Ты же знаешь, что нет, — огрызнулась Элизабет. Она ждала от него такой реакции, но внезапное видение потрясло ее. Она стоит рядом с отцом в лаборатории; на ней халат, она ассистирует на операции. Дэйв залез руками глубоко внутрь грудной полости подопытной собаки и показывает что-то любопытное. Они тестируют новый шовный материал. В своем видении Элизабет с ужасом осознавала, что ей совершенно неинтересно то, что показывает отец. Вместо этого она пытается заглянуть под ткань, чтобы рассмотреть собаку. Хочет увидеть, нет ли на ней полос.
 
   Новый план был гораздо сложнее, чем первый. Нужно было избегать Севилла, его помощника и всех сотрудников лаборатории. Том знает, что она пыталась проникнуть туда, и если увидит ее где-нибудь поблизости, может позвать охрану. А если он вызовет охрану…
   Нужно быть очень, очень осторожной.
   Поначалу ситуация казалась безвыходной. Как узнать, когда они все расходятся?
   Она снова стала прятаться возле офиса Севилла в обеденный перерыв. Ежедневно в час Севилл выходил со спортивной сумкой. «Тренировка, — думала она, — или гандбол?» Если Том был в лаборатории, он выходил чуть позже. За остальными следить было бессмысленно: в их передвижениях не было никакой системы, они сновали между кабинетом Севилла и лабораторией. Оставалось надеяться на лучшее: может, просто не обратят на нее внимания? Она сосредоточенно ждала, когда Севилл и его помощник уйдут, чтобы проникнуть в лабораторию. Если дверь будет заперта, она станет приходить каждый день, пока не добьется своего. Элизабет не могла придумать ничего лучшего.
   На следующий день она заняла привычную позицию, дождалась, пока эти двое с интервалом в минуту уйдут, и с решительным видом направилась к знакомой двери. Внезапно дверь открылась, и ей навстречу вышел молодой блондин странного вида. С локонами до плеч и в хлопковой майке без рукавов, он совершенно не походил на человека, который работает в лаборатории. Больше похож на серфера или рок-звезду. Беспечно прокатившись по линолеуму, он подмигнул ей. Миновав еще пару дверей, он исчез в другой комнате.
   Элизабет, затаив дыхание, взялась за дверную ручку. Она уже на финишной прямой. Если внутри кто-нибудь есть, скажет, что она хендлер, пришла навестить собак. Табличка «Не входить»? Ах, эта? Она не заметила, простите! Если блондин вернется, скажет то же самое.
   Ручка не поворачивалась. Но, к счастью, блондин не захлопнул дверь. Со щелчком она открылась. Наверное, парень ушел ненадолго. Она понимала, что, войдя в лабораторию, совершит еще один необратимый поступок. Кража подопытной собаки считается преступлением.
   «Прощай, медицинский факультет», — со злостью подумала она. Но в эту секунду она не вспомнила об отце — ее занимала только собака, у которой не было друзей, кроме нее.
   Пришлось помедлить еще немного, чтобы справиться с дыханием. Что она будет делать, если действительно найдет Дамиана?
   Она колебалась.
   Кража — слишком серьезный шаг. Все пойдет прахом. Ее точно выгонят, но это не самое страшное. Проблема в том, что ей негде будет спрятать Дамиана. У нее нет друзей, которым она могла бы доверить пса. Ей некуда вести его. Если он пропадет, Хоффман будет знать, что это она его забрала.
   Элизабет выдохнула и приоткрыла дверь. Внутри никого не было видно. В центре лаборатории стоял стол, на нем возвышалась гора электронного оборудования. Похоже на мастерскую. На другом столе в углу комнаты она увидела более привычные микроскоп и медицинские аппараты. Она остановилась, оглядывая беспорядок и беспокойно размышляя, что бы это могло быть. Разглядела таблички на некоторых предметах:
    «Программируемый автономный высокочастотный генератор звуковых волн, вызывающих страх и панику, в комплекте с электрошоковым напольным покрытием». С возрастающим ужасом она прочла на титульном листе руководства: «Программное обеспечение для генератора страха, версия 3.1.».На коробке с винтами была надпись: «Удачной сборки».
   На ослабевших ногах она подошла к большому столу, заваленному документами и справочниками. Потом заметила в лаборатории еще две двери с маленькими стеклянными окошками возле самых дверных ручек. В одном помещении стояли клетки с животными. Дверь была заперта, и она вытянула шею, чтобы заглянуть подальше. У стены свалены в кучу миски для еды, все остальное пространство забито аппаратурой. Она подошла к следующей двери.
   Внутри было всего восемь клеток, и ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда она увидела Дамиана. Пес мерил шагами одну клетку, но та была настолько мала, что правильнее было бы сказать, что он раскачивался из стороны в сторону. Задние лапы почти стояли на месте, голова и шея ритмично извивались и терлись о стены. При каждом движении он утыкался носом в угол, снова и снова. Взгляд его был рассеянный, и весь вид выражал полнейшее безумие. Элизабет пришла в ужас.
   — Дамиан! — закричала она, стуча в стекло и в дверь, надеясь вывести его из жуткого транса. — Дамиан! — Если он слышал ее, то не подал вида. — Дамиан! — Она махала рукой перед окошком, чтобы привлечь его взгляд.
   Но Дамиан не мог ни услышать, ни увидеть ее. Его ритмичные движения были паттерном стереотипного поведения, спровоцированного исследователями. Те изучали воздействие психостимуляторов на нейромедиаторы ^[4]катехоламиновой группы — допамина и норадреналина. Когда Дамиан бессмысленно раскачивался, его волнообразные движения приводили в действие опиатные пептиды в клетках мозга, облегчая боль, которую причиняли ему исследователи.
   Элизабет качала головой и даже не замечала этого. Он сошел с ума или просто пытается выбраться из клетки? Он выглядел совершенно больным. Она снова в отчаянии подергала дверную ручку.
   — Дамиан! — крикнула она, стараясь, чтобы ее не услышали в коридоре. А затем увидела странную вещь. Из комнаты донесся едва слышный сигнал. Две другие собаки, которых она не заметила из-за Дамиана, быстро вскочили. До сих пор они лежали в клетках, вжавшись в пол. Теперь она увидела, что собаки сидели во всех клетках, кроме одной. И все они двигались, суетливо и бессмысленно. Одна собака внезапно застыла на месте, повернула голову и начала вылизывать себя с безумным, затравленным видом. Нахмурившись, Элизабет подумала, что они боятся звука, который она тоже услышала. Дамиан стал раскачиваться быстрее. Внезапно все собаки одновременно подскочили в своих клетках, с ворчанием и визгом. А через секунду опять бессмысленно дергались из стороны в сторону,словно никакого шока не было. Элизабет, не имея ни малейшего понятия о том, что здесь происходит, сообразила, что решетчатый пол в клетках испускает электрические разряды. Автоматический генератор стоял на столе позади нее.
    Кто способен на такое?
   Люди, которые здесь работают. И другие — такие же, как они. По всему университету.
    Ублюдки! Но зачем?
   На это у нее ответа не было. Она знала все доводы в защиту опытов над животными и не раз соглашалась с ними в прошлом. Но здесь, в этой лаборатории, увидев, как живут эти собаки, она поняла, какое зло творят люди.
   Умы, стоящие за этим, чудовищны. И сама Система, стоящая за этим, чудовищна. Какие компании выпускают электрические полы? Даже если такие исследования дают стоящие результаты, все равно цена слишком велика. Непомерно велика. У кого могло возникнуть желание так обращаться с животными?
   Звук послышался снова. В ужасе она не могла отвести глаз от собак и видела ту же тревогу, те же торопливые ритмичные движения, но удара не было. Элизабет решила, что на этот раз пауза между звуком и разрядом будет длиннее, и напряженно ожидала боли вместе с животными. Но разряд все не поступал. Собаки в клетках непрерывно двигались, каждая в своем кошмарном непредсказуемом мире, над которым они были не властны. Электрическими полами арсенал стимуляторов, предназначенных для того, чтобы сформировать стереотипное поведение, не ограничивался. Собаки не могли убежать, но их мозг отчаянно пытался облегчить боль, заставляя делать одни и те же движения, дававшие наркотический эффект. Безуспешно пытаясь создать более предсказуемый мир, животные перекрывали себе поток ощущений из мира реального. Поэтому Дамиан не видел Элизабет. Природа делала для него все, что было в ее силах.
   Но разве это не запрещено законом? «Нет ничего противозаконного в исследовательских медицинских лабораториях, — сказал однажды ее отец. — Ничего. Все на что-нибудь сгодится, все можно использовать».
   Закон не может помочь Дамиану. Человечество, напуганное болезнями, слишком занято собственным страхом, ему нет дела до собаки. Тогда кто же, кто может помочь Дамиану избежать бессмысленной, несправедливой участи?
   Элизабет все бы отдала, чтобы помочь ему, но как забрать Дамиана из этой комнаты? Слишком сложно: этот врач, его ассистент, охрана, ее семья, ее будущее — перед ней возвышались все эти преграды. Элизабет внезапно поняла, что не может справиться с задачей. Она в полном отчаянии, с холодным ужасом наблюдала за полубезумным существом, которое было когда-то Дамианом.
 
   Каждый год четвертого июля ее отец устраивал праздничный ужин на свежем воздухе. Для таких случаев приглашали поваров и официантов, так что забот у Элизабет было немного. Пришли друзья отца и дедушки, коллеги по работе — большинство она едва знала. Тони тоже явился и теперь то и дело подводил ее знакомиться с теми, кто мог бы быть «полезен ей для будущей карьеры», пока она не отделалась от него, притворившись, что идет в дом за льдом. Остаток вечера она старательно его избегала, но волноваться не стоило: он уже забыл о ней и стоял с бокалом в руке, сплетничая с хирургами. Элизабет обрадовалась: она бы не смогла вытерпеть и его, и жару одновременно.
   Исполняя роль хозяйки дома, она улыбалась гостям, кивала и приглядывала за официантами, мечтая опустить ноги в ледяную воду. Стоградусная ^[5]жара, непривычная в этой части страны, стала главной темой разговоров для тех, кто не мог поддержать беседу о хирургии. В семь вечера было все еще невыносимо жарко, и Элизабет сдалась. Сбежала в сад, чтобы облить ноги водой из шланга и таким образом предупредить их спонтанное самовозгорание. Она сбросила туфли, приподняла платье, уселась на скамейку Билла. Элизабет любила сидеть здесь по вечерам и поливать его любимые томаты. Дотянувшись до вентиля, она пустила воду и подставила под нее ноги.
    Ай!
   Вода из шланга ошпарила ее. Элизабет дернулась и оставила ее течь, ожидая свежей, холодной воды и горестно потирая правую ногу. Через полминуты вода остыла. Девушка сидела, зажав шланг между колен, и созерцала текущую воду, наслаждаясь чудесной прохладой посреди безжалостной жары.
   Она посмотрела на саженцы томатов — на ветках уже висели крупные плоды, почти созревшие. В этот вечер ей в голову то и дело приходили странные мысли, поэтому она не удивилась, поймав себя на том, что размышляет, сильно ли собака размером с Дамиана может помять ровные, аккуратные ряды кустов и побегов? Тут она вспомнила, где сейчас Дамиан, и все мысли куда-то вдруг исчезли.