– Он клянется, что будет все отрицать, что бы мы ни сказали, а если мы заговорим, он угрожает возбудить против нас дело за клевету.
   – Ему наплевать, что мы…
   – Конечно же.
   – Что ж, мы дали ему гарантию, так что мы не можем нарушить ее. Мне не нравится это, Паула. Это правило не предназначалось для того, чтобы покрывать убийство.
   – Есть идеи, почему она была убита?
   – Ни одной стоящей. Может быть, она натолкнулась на того типа, что шантажировал Аниту, и он заставил ее замолчать.
   – Как она была убита?
   – Застрелена в голову из пистолета 45-го калибра с расстояния около пятнадцати ярдов, убийца явно умеет стрелять. Что озадачивает меня, так это то, зачем он взял ее одежду.
   Я допил кофе, встал и начал бродить взад и вперед.
   – Мы должны найти этого убийцу, Паула.
   – Ты имеешь в виду, мы беремся за это самостоятельно?
   – Еще бы. С этого момента мы не беремся ни за какую другую работу до тех пор, пока не найдем этого парня. А когда мы найдем его, нам придется придумать, как утрясти с ним дело, не вовлекая в это Серфа.
   – Мы не можем посвятить в это Миффлина? – спросила Паула. – Ты хорошо с ним ладишь. Он может согласиться держать Серфа под прикрытием.
   – Ни единого шанса. Ему придется доложить Брендону, а ты знаешь, как Брендон любит нас. Нет. Мы не можем сказать полиции ничего. Они захотят допросить миссис Серф, а уж этого Серф не потерпит. Если он говорит, что он будет клясться, что не звал нас, значит, так и сделает. У нас нет доказательства того, что он нанял нас. Гонорар он еще не заплатил и, судя по всему, не заплатит. Его первый контакт с нами был по телефону. Все, что мы получим от него, будет дело о клевете, которое переломит нам хребет.
   – Мне не нравится это, Вик. Если полиция найдет убийцу и он заговорит, нас порубят на кусочки.
   – Да, но я не вижу для них возможности его поймать. Им просто не над чем работать. Все улики у нас, и поэтому мы должны убрать за собой беспорядок. И помимо всего, у нас есть личная заинтересованность в этом убийстве. Никто не может убить моего оперативника так, чтобы это сошло ему с рук.
   – Тогда каков будет первый ход?
   – Я поговорю с миссис Серф прямо сейчас.
   Паула потрясла головой:
   – Это будет не так легко. Она сбежала.
   Я уставился на нее, пламя от моей зажигалки трепетало перед сигаретой.
   – Неужели?
   – Я хотела увидеть ее, но Серф отказал. Он сказал, что она уже покинула город.
   – Нам придется найти ее. Она знает убийцу.
   – То же я сказала Серфу. А он ответил, что она ничего не знает, и если мы вмешаемся или попытаемся отыскать ее, то будем отвечать перед ним.
   – Мы ее найдем, – спокойно ответил я.
   – Не будь так уверен, что шантажист – убийца, Вик, – сказала Паула. – У нас есть только устные показания Серфа, что шантажист вообще существует. Она может помогать любовнику.
   – Я переговорю с дочерью. Думаю, она будет рада побеседовать.
   – Это идея. Кто еще есть, над кем можно поработать?
   – Есть парень, нашедший сумочку: Овен Ледбеттер. Я не знаю: или позволить полиции допросить его и затем получить информацию от Миффлина, или же попробовать побеседовать с ним самому. Если Миффлин обнаружит, что мы наводим справки, он может почувствовать неладное. Но Ледбеттер может помочь нам.
   – Ты, возможно, закроешь ему рот, если заплатишь, – предположила Паула.
   По ее мнению, деньги могли сделать все.
   – Н-да. Ну, я попытаюсь. Затем этот парень – Барклей. Он был с Анитой, и, согласно отчету Даны, они вели себя как влюбленные. Я покопаюсь в его прошлом. Он вполне может оказаться тем, кто нам нужен.
   – Если за этим стоит шантажист, – сказала Паула, – то я бы подумала о Баннистере. Он соприкасается со всем незаконным. Почему миссис Серф была у него позапрошлой ночью и что у нее было за срочное дело? Если мы сможем выяснить это, то все встанет на свои места.
   – Я направлю Бенни на Баннистера, а Кермана – на Аниту, – произнес я, прикуривая другую сигарету. – Я заставлю Кермана покопаться в прошлом Аниты. Вдруг всплывет что-то, что сможет помочь нам. Пойду поговорю с Натали Серф.
   – Тебе придется работать быстро, Вик, – предупредила Паула.
   Она была тихой и спокойной – чтобы взволновать ее, нужно приложить немало усилий.
   – Если полиция найдет убийцу раньше, чем мы…
   Она состроила гримасу.
   Внезапно резко позвонили в дверь, от неожиданности мы оба аж подпрыгнули.
   – Возможно, это полицейские, – сказал я, поднимаясь на ноги.
   – Вероятнее всего, Бенни, – ответила Паула. – Я сказала ему, чтобы он пришел сюда, как только осмотрит квартиру Даны.
   Она подошла к входной двери и спустя мгновение вернулась с Бенни, чье обычно комическое лицо было жестким и застывшим.
   – Ты можешь себе представить, Вик? – сказал он, закрывая дверь. – Мы должны найти мерзавца, убившего ее. Это сразило меня. Она была самым прекрасным человеком из всех, с которыми я когда-либо работал.
   – Ты нашел что-нибудь связывающее Серфа с убийством? – резко перебил его я.
   Бенни взял себя в руки.
   – Конечно. Я нашел ее тетрадь с отчетами и копии последнего. И кое-что еще. Не знаю, что с этим делать. Это не может быть ее. Я нашел это под матрасом. – Он вытащил из кармана бриллиантовое ожерелье Аниты Серф и потряс им перед нами.

2

   Бенни и я пошли в бар Финнегана, чтобы позавтракать. Хотя время было всего чуть больше половины восьмого, Керман уже нетерпеливо поджидал нас.
   Когда мы сели за столик, Финнеган, крупный человек с лицом, побитым и поцарапанным в бесчисленных драках во время работы на лесопилке, вышел из-за стойки бара и присоединился к нам.
   – Дело плохо, Маллой, – сказал он, наклоняясь, чтобы протереть стол. – Я только что видел газету. Мы будем скучать по ней. Есть версии, кто это сделал?
   – Нет, Пэт, но мы найдем его. Пожалуй, выберем ветчину, яйца и много кофе. У нас есть работа.
   – Конечно, – кивнул он.
   Его плечевые мышцы напряглись под серой фланелевой рубашкой.
   – Если я могу что-нибудь сделать…
   – Спасибо. Если что, я дам тебе знать.
   Когда он ушел на кухню, Керман нетерпеливо спросил:
   – Что ты собираешься делать?
   – Будем работать над этим втроем, Джек. Все надо сделать быстро, без шума и пыли, Серф не должен быть вовлечен во все это.
   – Если Брендон поймает нас, будет мило, – произнес Керман, покачав головой. – Я знал, что эта гарантия тайны в один прекрасный день доведет нас до беды. Так что мы делаем?
   – У нас достаточно подозреваемых, чтобы быть занятыми на день или около того. Я не думаю, что Миффлин имеет хоть одну зацепку, чтобы поработать над ней, но он везучий полицейский и может что-нибудь обнаружить. Мы должны действовать быстро. В этом деле есть много странных нюансов. Самый странный – почему ожерелье Аниты было под матрасом Даны.
   – Под ее матрасом? – переспросил Керман, глядя на Бенни.
   – Ага, – кивнул тот. – Я шарил вокруг. Постель выглядела скомканной, и я поднял матрас, а там было ожерелье. Вик говорит, что оно принадлежит Серфу.
   – Прошлой ночью у меня была Анита с этой штучкой на шее, – подтвердил я и рассказал им о визите Аниты. – Я предполагаю, что ожерелье стоит двадцать тысяч, если не больше. Над этим будет работать Эд. Мы должны выяснить, как оно попало в комнату Даны.
   Я прервался, когда подошел Финнеган, неся на тарелках ветчину и яйца.
   – Я хочу послать цветы, мистер Маллой, – сказал он, ставя тарелки перед нами. – Ты скажешь мне время похорон, а?
   Мысль о похоронах Даны ошеломила меня, но я знал, что он желает добра. Я сказал ему, что сообщу. Он начал говорить что-то еще, но Бенни по-дружески подтолкнул его и предложил убираться к черту.
   – Я знаю, как вы, джентльмены, себя чувствуете, – скорбно произнес Финнеган. – Я тоже так себя чувствую. Она была прелестной девушкой.
   Он пошел обратно к стойке бара, тряся время от времени головой, что чрезвычайно сильно действовало нам на нервы.
   – Я хочу, чтобы ты проверил передвижения Даны, – обратился я к Бенни, поворачиваясь спиной к Финнегану, потому что смотреть на него больше я не мог. – Надо выяснить, во сколько примерно она была убита. Поговори со швейцаром у входа в «Л'Этуаль». Возможно, он видел ее, но ничего не рассказал о миссис Серф. Есть идеи, как была одета Дана?
   – Я проверил ее гардероб, – сказал Бенни с набитым ртом. – Те голубое пальто и юбка, которые она всегда носила, отсутствуют. Я думаю, она была одета именно в это.
   Керман налил себе чашку кофе, потом пододвинул кофейник ко мне.
   – Что ты сделал с бриллиантами? – спросил он.
   – Я их запер в сейф в конторе на время. Я собираюсь использовать их как средство, чтобы заставить Серфа говорить. Я встречаюсь с ним этим утром.
   – Что ты хочешь, чтобы я сделал, Вик?
   – Последи за Ледбеттером. Согласно словам Миффлина, парень – дурачок. Чрезвычайно любопытный человек. Он мог видеть больше, чем сказал полиции. Попробуй поговорить с ним. Если ты думаешь, что небольшая сумма денег поможет ему разговориться, действуй. Мне наплевать, сколько это будет стоить. Мне нужны результаты.
   – Хорошо, – кивнул Керман. – Я повидаюсь с парнем, но я ничего не могу поделать с чувством, что в этой версии что-то неладно.
   Он отодвинул в сторону пустую тарелку и закурил.
   – К данному моменту из этой крошки Серф шантажом вытянули тридцать тысяч долларов. И все потому, что она якобы нечиста на руку. Но если мы примем это и если, возможно, она не может контролировать свои пальцы, то она с охотой заплатит такую сумму, чтобы держать все в тайне, но тогда зачем шантажист убил Дану?
   – Может быть, он готовился сорвать большой куш. Он начал с пяти, затем поднял ставку до десяти и затем до пятнадцати. Возможно, он собирался вытрясти из Аниты по-настоящему крупные деньги, когда рядом оказалась Дана.
   – Но зачем он убил ее? – повторил Керман, хмурясь. – Дана не могла помешать ему, не выдав при этом Аниту. Не было причины ее убивать. Вот что озадачивает меня.
   – Да, – задумчиво протянул я. – Это верно. Я думаю, в этом что-то есть, Джек.
   Я отодвинул назад стул, взял одну из сигарет Кермана и закурил.
   – Может, дело в другом. Смотри: если Барклей и Анита были любовниками и Дана узнала о них, пока проверяла версию о шантаже, Барклей мог заставить ее замолчать, чтобы она не выдала их. В этом может быть смысл.
   – Но его нет, – возразил Керман. – Зачем убивать ее? У этого парня Барклея есть деньги, не так ли? Если они имели серьезные намерения, то все, что Анита должна была сделать, так это заставить Серфа развестись с ней, а затем выйти замуж за Барклея. Так что тому не стоило стрелять в Дану ради этого.
   – Да, – согласился я и хмуро посмотрел на него.
   – Мы делаем преждевременные выводы, – продолжил Керман. – Потому, что Дана следила за Анитой и неожиданно найдена убитой, мы предполагаем, она была убита из-за чего-то, что она нашла в связи с Анитой. Но убийство могло вообще не иметь ничего общего с Серфами.
   – Ради бога! – воскликнул я. – Я не могу в это поверить. Почему еще она должна была быть убитой? У нее нет ни единого врага на всем свете. Зачем еще она была в этих дюнах, если не следила за Анитой?
   – Что заставляет тебя быть таким уверенным в том, что Анита была там? – спросил Бенни.
   – Я тебе сказал. Она пришла повидаться со мной около десяти тридцати. Дана была обнаружена в миле от моего дома. Моя идея в том, что Анита пошла к этому месту после встречи со мной встретиться с шантажистом. Я думаю, Дана наблюдала за ней, хотя Анита была уверена в том, что оторвалась от нее. Ты знаешь, как работала Дана. От нее нельзя было так легко уйти. Я думаю, она следовала за Анитой до места ее свидания и натолкнулась на шантажиста, который потерял присутствие духа и застрелил ее.
   – А тебе не пришло в голову, что застрелить ее могла Анита? – спросил Керман.
   Я кивнул:
   – Да, но я не одобряю эту идею. Женщины обычно не пользуются пистолетами 45-го калибра. Я не думаю, что Анита могла справиться с ним, и помимо этого, она не похожа на типичного убийцу.
   Керман надул щеки, потряс головой и вздрогнул.
   – Ну, я не видел ее, – с сомнением протянул он. – Хорошо, что еще мы имеем? Что Дана делала с ожерельем? Мы еще не подобрались к этому. Есть идеи?
   – Да, но только одна. Предположим, это ожерелье было подкинуто в комнату Даны? Предположим, кто-то хотел, чтобы полиция знала, что Анита была замешана в смерти Даны? Разве это не способ? Ожерелье можно легко проследить. Если бы Эд до полиции не обнаружил его, то его бы нашли копы, которые вышли бы на Аниту достаточно быстро.
   – Это идея. Натали Серф, а?
   – Возможно. Это всего лишь версия, но, как только Бенни сказал мне, что нашел ожерелье, я подумал о ней. Это пахнет подставой, не так ли? Натали ненавидит Аниту, и держу пари, это дает ей возможность связать Аниту с убийством.
   – Но она же инвалид, не так ли? – протестовал Бенни. – Как она могла попасть в квартиру Даны? Она ведь на четвертом этаже, и там нет лифта.
   – Я не говорю, что она сделала это сама. Возможно, она наняла кого-нибудь. Над этим стоит подумать. Разузнай, Эд, был ли кто-нибудь замечен входящим в квартиру Даны между одиннадцатью и тремя часами прошлой ночи. Это не могло быть раньше, потому что ожерелье было на Аните, когда она пришла ко мне.
   – Если мы сможем разузнать это и убедим ее заговорить, – заметил Керман, – половина нашей работа сделана.
   Я встал:
   – Я попробую расколоть Серфа. А ты повидаешь Ледбеттера. Он мог видеть там Аниту или даже убийцу. Эд, ты знаешь, что делать. Поезжай на квартиру Даны, но не шуми, если там полиция. Мы встретимся здесь за обедом и посмотрим, как далеко мы продвинулись.
   Мы попрощались с Финнеганом и затем пошли на стоянку за нашими машинами.
   – Еще довольно-таки рано, Вик, – произнес Керман, смотря на часы. – Ты ведь не поедешь к Серфу прямо сейчас, а?
   – Конечно поеду, – ответил я. – Паула вытащила его из кровати сегодня в пять утра. Он уже на ногах. Помимо этого, чем меньше времени я ему дам, чтобы перевести дух, тем легче будет с ним общаться. Я собираюсь огорошить его в этот раз. У Паулы ничего не было, чтобы надавить на него, у меня же есть ожерелье.
   – Лучше ты, чем я, – произнес Бенни, садясь в свой старый «форд». – У миллионеров есть привычка давать сдачи.

3

   На главном входе в поместье «Санта-Роза» стоял охранник. Большие стальные ворота были закрыты, ясно, что гостей сегодня не ждут.
   Охранник – юноша среднего роста, одетый в униформу темно-зеленого цвета и фуражку с глянцевым черным ремешком, который держал между зубами и со скучным, задумчивым видом пожевывал его, подобно корове, жующей жвачку.
   Он был абсолютным блондином с почти бесцветными глазами, или серыми, или голубыми – можете сами выбрать. На его бледном, смазливом лице застыло выражение обдуманной наглости и уверенности, что мне не нравилось. Ему было около двадцати двух, но не очень удачный жизненный опыт на вид делал его вдвое старше. В нем было что-то, говорившее о том, что с ним часто грубо обращались, что он коснулся дна, где была грязь, которая в большом количестве налипла на него. Он не был тем парнем, которого ожидаешь увидеть играющим в пинг-понг в Христианском союзе женской молодежи, или тем, с которым ты можешь познакомить свою девушку, если у тебя под рукой все время нет дробовика.
   Остановив машину в паре ярдов от него, я позволил ему оглядеть меня. Его бледные глаза не пропустили ничего, хотя по его виду было заметно, что он не особо думал о том, что видел.
   Я заглушил мотор и вышел из машины.
   – Могу ли я проехать или мне придется идти? – сказал я дружелюбно. Солнце сияло на двойном ряде хромированных пуговиц. Его перчатки из лакированной кожи отражали обрывки белых облаков. Его высокие сапоги сверкали, и я мог видеть часть своего лица в аккуратных квадратных мысах; очень светлый этот мальчик, яркий и неподдельный, подобно бриллианту за пять долларов.
   – Что там еще, приятель? – апатично произнес он.
   Его голос звучал как напильник, скребущий по железу.
   – Я сказал, я проеду или же я пойду? – повторил я.
   Он задумчиво жевал свой ремешок у фуражки, пока его глаза пробежались по мне.
   – Ты не сделаешь ни того, ни другого, – наконец сказал он, опираясь на стену так, словно прошедшая ночь была одной из длинных, а он все время был чрезвычайно занят. – Ты уезжай, приятель, ты и твое авто.
   – Не этим утром, – возразил я, помотав головой. – У меня есть небольшое дельце, надо обсудить его с твоим хозяином. Мое имя Маллой. Поскорее, сынок, донеси эту новость до него. Он охотно встретится со мной.
   Он снял одну из перчаток, расстегнул правый карман и вытянул из него соединенные воедино портсигар и зажигалку из золота. Он выбрал сигарету, закурил, убрал обратно портсигар с зажигалкой и затянулся, выдув дым через тонкие, узкие ноздри. Его бледные глаза смотрели отрешенно, на его тонких губах играла своего рода задумчивая улыбка.
   – Важное дело, – напирал я, словно не слышал его. – Передай своему хозяину, или это буду я, или же полиция – вот какое важное.
   Это заставило его на мгновение задуматься. Он постучал по сигарете ухоженным большим пальцем. Затем, словно не получив никакого удовольствия от этого нехитрого действия, он задумчиво постучал по земле мыском своего элегантного сапога. Но это тоже его не вдохновило.
   – Пожилой мужчина уехал около часа назад, – сообщил он наконец. – Не спрашивай, куда он уехал. Я не знаю. Возможно, он собрался в путешествие. Теперь будь хорошим парнем и исчезни. Я люблю немножко тишины по утрам.
   У меня не было причины ему не верить. По любому, я мог сказать, что ничего меньше танка и пулемета не смогло бы уговорить его открыть ворота. Я только потеряю время, споря с ним.
   Я забрался в машину и включил двигатель. Он посмотрел, как я развернулся, затем – как я отъехал, потом открыл одну из створок ворот, запер ее за собой и исчез в домике для охраны.
   Я проехал вдоль длинной стены поместья, достигнув угла, повернул, проехал несколько ярдов по дорожке, шедшей у стены так, чтобы машина была не видна со стороны главного хода, заглушил мотор и вышел.
   Стена была высотой в восемь ярдов. Вам не нужно было быть акробатом, чтобы перебраться через нее. Я подпрыгнул, перемахнул через забор в один прием и приземлился на мягкую, податливую почву клумбы.
   Время приближалось к девяти часам, и у меня не было ни единой надежды натолкнуться на Натали Серф. Но все же оглядеться вокруг стоило. Был шанс, что Анита осталась здесь; это очень хорошее место, чтобы спрятаться.
   Дорога до дома показалась мне очень длинной. Я не спешил и часто оглядывался. У меня не было сильного желания натолкнуться на светлого парня у ворот. Мне показалось, что вступать с ним в открытый конфликт может оказаться весьма проблематичным.
   Я прошел мимо плавательного бассейна, достаточного большого, чтобы провести на нем регату. Он выглядел очень мокрым и заброшенным. Путь к дому пролегал по тропинке с резиновым покрытием, положенным, я предполагаю, для пловцов, чтобы добираться до бассейна, не утруждая себя надевать ботинки.
   Скрываясь за большим кустарником рододендрона, я обследовал фасад дома в поисках признаков активности.
   Ряды сверкающих окон равнодушно смотрели на меня. Никто не выглянул наружу. Дом был таким же тихим и безжизненным, как девушка из кордебалета во время утреннего подъема.
   Я вышел из кустарника на площадку для прогулок. На его широком пустом просторе я чувствовал себя таким же заметным, как и человек, орущий «пожар!». На бетонированной стоянке не было машин, не было водителей, чтобы ухмыльнуться мне, не было чопорного царственного дворецкого, чтобы принять мою шляпу. Я собрался с духом, прошел на цыпочках по площадке для прогулок до беседки и заглянул внутрь.
   Она сидела в своем инвалидном кресле, одетая в голубое кимоно и стеганые тапочки, украшенные страусиными перьями, с подносом на коленях. Жуя поджаренный хлеб с маслом, девушка отрешенно смотрела перед собой, выражение ее лица было типичным для человека, который на длительный срок оставлен наедине с собой и который считает, что вокруг нет ни души.
   Моя тень упала ей на ноги. Сразу глаз она не подняла. Выражение ее лица изменилось – оно стало настороженным, аккуратно накрашенные губы сжались, и она отложила румяный кусочек хлеба. Затем, не двигая головой, она подняла веки, и ее глаза повернулись в моем направлении.
   – Привет, – сказал я, снимая шляпу. – Мое имя Маллой. Помнишь меня?
   – Что вы здесь делаете? – требовательно спросила она и приподнялась, натянутая как струна у скрипки. Ее карие глаза сверкали злобой.
   – Я заглянул повидаться с твоим отцом, – ответил я, опираясь на дверной косяк, откуда я мог видеть площадку для прогулок, со стороны которой должно было прибежать подкрепление. – Он где-то поблизости?
   – Миллс впустил вас? – спросила она.
   Было удивительно, насколько холодными были глаза у этой девочки.
   – Миллс – это светловолосый мальчик, стоящий у главного входа? Тот, который с красивыми пуговицами?
   Ее губы сжались, на ее худых, бледных щеках появились два красных пятна.
   – Как вы сюда попали? – сердито потребовала она ответа.
   – Я перелез через стену. И послушай, давай не будем тратить прекрасное утро на то, чтобы сердиться друг на друга. Я хочу увидеться с твоим отцом.
   – Его здесь нет. Вы уйдете или нет?
   – Тогда, возможно, я могу поговорить с миссис Серф?
   – Ее здесь тоже нет.
   – Это очень плохо. У меня есть ее бриллиантовое ожерелье.
   Ложка, с которой она играла, со звоном упала на блюдце. Я увидел, как она сжала кулаки.
   – Уйдите же, пожалуйста! – повысила она голос.
   – Но я хочу вернуть ожерелье. Оно дорого стоит. Ты не можешь мне сказать, где я могу найти его хозяйку?
   – Я не знаю и мне наплевать! – выкрикнула она и указала трясущимся пальцем на основной вход. – Теперь убирайтесь или вас выкинут!
   – Я не хочу надоедать тебе, – произнес я, – но это намного серьезнее, чем ты можешь себе представить. Твой отец нанял женщину-оперативника, работавшую на меня, чтобы следить за миссис Серф. Пока она наблюдала за миссис Серф, она была убита. Ожерелье миссис Серф было найдено в комнате девушки.
   Она внезапно повернулась так, чтобы я не мог видеть ее лица, дотянулась до сумочки, пошарила в ней и извлекла портсигар и зажигалку. Она закурила сигарету, отвернувшись от меня, рука ее при этом заметно дрожала.
   – Я не заинтересована в делах миссис Серф, – сказала она более тихим и подавленным голосом. – Я уже сказала вам – убирайтесь.
   – Я думал, тебе, возможно, будет интересно знать, что полиция не обнаружила ожерелья, – обронил я. – Если бы ты сказала мне, где я могу найти миссис Серф, я бы с удовольствием освободил ее от этой головной боли.
   Она резко подняла глаза, ее лицо было таким выразительным и белым, как свежевыстиранная простыня. Она начала было говорить что-то, затем остановилась, ее глаза сузились – она выглядела словно кошка, заметившая движение и почуявшая мышку. Я развернулся на каблуках.
   Светловолосый мальчик Миллс стоял в нескольких ярдах правее и позади меня, его кулаки, затянутые в черные перчатки, покоились на его стройных бедрах. Он выглядел слегка удивленным.
   – Вот ты где, приятель, – произнес он. – Я думал, что сказал тебе исчезнуть.
   – Выпроводи его из владений!
   Натали щелкнула пальцами так же властно, как и героиня в викторианском романе.
   – И так, чтобы он здесь больше не появлялся!
   Миллс посмотрел на меня через уголки своих глаз. На его тонких губах была своего рода ухмылка.
   – Не появится, – томно заверил он. – В этом вы можете не сомневаться. Пойдем, приятель. Давай прогуляемся до ворот.
   Я взглянул на Натали, но она безразлично намазывала поджаренный кусочек хлеба, взгляд ее снова стал пустым и одиноким. Если бы выдавали «Оскар» за быструю смену выражений лица, то она получила бы его безо всякого промедления.
   – Не хочу надоедать по этому поводу, – обратился я к ней, – но если бы ты сказала мне, где можно найти миссис Серф, то сэкономила бы мое время и избавила бы меня от лишних хлопот.
   С таким же успехом я мог обратиться к Великой Китайской стене.
   Светловолосый мальчик начал приближаться ко мне.
   – В путь, приятель, – ласково произнес он. – Ты и я, вместе.
   – Теперь послушай… – начал было я, но меня грубо прервал удар кулака по зубам.
   Это был не тяжелый, но молниеносный удар. Я даже не успел его увидеть. Челюсть заболела так, как и должна была заболеть, но я не покачнулся.
   – Хорошо, – пробурчал я, касаясь разбитых губ. – Пойдем к воротам. Если ты так себя испытываешь, то я с удовольствием тебе помогу.
   Я был так зол, что, даже не взглянув на Натали Серф, быстро спустился по ступенькам. Он последовал за мной. Я был уверен, что одолею его. Я был на четыре дюйма выше, примерно на двадцать фунтов тяжелее и жаждал его крови.
   Он сохранял дистанцию, так что, когда мы подошли к воротам, между нами все еще было три или четыре ярда. У ворот я повернулся и стал ждать его. Он все еще выглядел апатичным, и это раздражало меня, потому что обычно парни не выглядят так вяло, когда я собираюсь отдубасить их.
   Он легко двинулся на меня, я намеревался ударить левой так, чтобы у него опустились руки, а потом – правой в челюсть, что должно было снести ему голову с плеч. Это был хороший удар; один из моих лучших и тот, что ранее был известен, как никогда не дававший промаха. Он был хорошо рассчитан, он не был перехвачен и был всего на мгновение медленнее, чем вспышка молнии… но он прошел мимо Миллса на добрых три дюйма, и я по инерции полетел вперед. Все, что ему оставалось сделать, – шагнуть и как следует врезать мне. Он быстро провел серию из пяти ударов немножко ниже ремня с силой и скоростью заклепочного пистолета.