Его взгляд сверлил ее.
— Джулианна, — сказал он, скрипнув зубами. — О Господи!
Его рот, темный, жаждущий и ненасытный, прижался к ее губам. Когда он целовал ее, весь мир рушился под ее ногами. Ну и пусть он делал с ней то, что делал. Этот мужчина понимал ее, как никто другой. Да, он, казалось, хорошо знал, что ей нужно. Как сильно она нуждалась в том, чтобы ее оберегали и защищали. Чтобы в ней нуждались.
Кто она, уже не имело значения. И ей было все равно, кем он был.
Сейчас имела значение только его неутоленная страсть, которую она ощутила в его поцелуе. Неистово прижимая ее к себе, он без всякого усилия поднял и понес Джулианну к кровати. Она уцепилась за него. О протесте не возникло и мысли. Ей нужно было, чтобы в ней нуждались. Она нуждалась в нем, потому что он нуждался в ней.
В нетерпении он содрал с себя одежду, отшвырнул брюки и лег рядом с ней. Его широкие плечи заслонили свет от огня. Освобожденный от одежды, он казался еще больше.
Не в силах сдержаться, Джулианна прильнула к нему. Ее руки легли ему на обнаженную грудь. Она ощущала его тепло и силу. Кожа у него была горячей, как огонь. И ей вспомнилось, как он сказал:
«Я сгораю от желания. Мое тело в огне, мое сердце в огне».
В горле стало странно сухо. Их губы встретились. Слились. Его рот открылся шире, и он поцеловал ее так жадно и крепко, словно она получила ожог. Ее сердце билось так сильно, что ей было трудно дышать. Смуглая рука скользнула под ее платье-рубашку, пальцы один за другим сомкнулись на ее ягодицах. Сердце у нее остановилось. Он подтягивал ее бедра к своим, в пространство между ними. На мгновение увидев его возбужденную плоть, она перевела глаза на его лицо. Она боялась взглянуть на орудие его страсти, но могла чувствовать его. Сильная рука, обнимающая ее спину, крепко прижимала ее к нему, и она болезненно ощущала то, что находилось между его бедрами… Особенно внутри. Твердый и властный. И такой мужской.
Ей не хватало воздуха.
Дейн приблизил к ней свое лицо. Его пальцы погрузились в ее волосы, их глаза встретились.
— Ты боишься? — Его голос был низким и напряженным.
Она отрицательно покачала головой, ее глаза увлажнились.
— Не тебя, — доверчиво сказала она.
Что-то сверкнуло в его глазах. Что-то похожее на удовлетворенность. Он легко коснулся ее губ.
— Я хочу видеть тебя, — шепнул он в уголок ее рта. — Всю тебя, моя любимая. Всю тебя.
Она понимала, что он делает. Это было путешествие в мир страсти, и он будет ее проводником. Но этот первый шаг должна сделать она.
Она села, чувствуя, что сердце переместилось к горлу, и взялась за подол сорочки. Шелест ткани… И она обнажила свое тело.
Наверное, она обнажила и свою душу.
Она не двигалась и кожей чувствовала его взгляд, медленный, оценивающий, обжигающий. Под этим взглядом грудь ее налилась и сделалась твердой. Огонь полыхал в ее крови.
Это не должно было произойти по многим причинам, но ни его, ни ее, казалось, уже ничто не заботило. Она предложила себя ему. В дальнем уголке ее сознания оставалось изумление. Ошеломленность собственной смелостью. Ну и пусть! Лондон остался далеко. Они были одни. Никого рядом, только два человека — он и она. Они могут делать все, что хотят. Никто не увидит, никому до этого нет дела. Никаких сплетен, намеков, ехидных замечаний. Некому шептаться за спиной, бросать сострадательные взгляды, которые она ненавидела всей душой. Не надо беспокоиться о том, что подумают другие. Только ее желание имело значение.
Запреты, налагаемые обществом, здесь не действовали. Она сама устанавливала правила. Они устанавливали правила. Здесь, с Дейном, все было другим. Она была другой. Ее сотрясала дрожь неудовлетворенного желания. Она хотела узнать то, чего никогда бы не смогла узнать при других обстоятельствах. От этого она становилась отчаянно смелой. Она не узнавала себя.
И она хотела позволить себе эту вольность. Она жаждала быть безрассудно смелой, раскованной, отдаться своим желаниям, быть такой, какой она никогда еще не позволяла себе быть.
Поэтому она не оставила себе времени на рассуждения. А еще ей вдруг показалось, что здесь, в этом домике, рассуждения были излишни. Здесь, с Дейном. Потому что, когда он дотрагивался до нее, когда он целовал ее, время, пространство и весь мир превращались в ничто. Ее переполняли новые ощущения. Ощущения, никогда прежде не испытанные. Она радовалась жизни, как никогда раньше, и чувствовала себя свободной.
Дейн тоже сел. Кончиком пальца он слегка провел вокруг одного соска, и, прежде чем она трепетно вздохнула, он уже ласкал второй сосок. А когда на грудь легли его источающие тепло ладони, дрожь пробежала по всему ее телу. Он ласкал ее соски с величайшей нежностью.
— Восхитительно, моя любимая Джулианна, совершенно восхитительно.
Глубокий, богатый оттенками голос гипнотизировал ее почти так же, как и руки на ее груди. Смуглые, очень мужские руки. По телу ее бегали мурашки, особенно в верхней части груди.
Вдруг он изменил позу, наклонился и взял один сосок в рот. Его язык жадно извивался. Он сосал, как голодный ребенок. Ощущение было невыразимо сладостным… нет, почти непереносимым. Задыхаясь, она ухватилась за его сильные плечи. Она сделалась слабой и как будто лишилась костей, смутно думая, что тает. Тает внутри и снаружи. Ее руки сами собой подлаживались под контуры его плеч.
Он подхватил ее, когда она скользнула вниз, и прижал к себе. Ее глаза, влажные и удивленные, синие, как ясное небо после утреннего дождя, были полны нежности. Гримаса, исказившая его лицо, выражала и боль, и наслаждение. Он скрипел зубами, ощущая себя между райским блаженством и черными глубинами ада. Ее рот, оказавшийся напротив ее губ, был таким соблазнительным! Ее тело, тонкое и податливое, обнаженное, возбуждало его так, что он едва мог все это вынести.
Ему надо было отпустить ее, а не прикасаться к ней, не держать ее в своих объятиях, потому что, когда он оказывался с прекрасной Джулианной, он почти терял контроль над собой. Почти… но не совсем.
Он хотел ее. Хотел так сильно, что тело его содрогалось. Он нуждался в ней, как в самом насущном, как неопытный мальчик. Каждую частицу его тела пронизывало желание, но прежде всего ту его часть, которую невозможно было скрыть. Он жаждал ее. Более всего на свете он хотел вложить свою раскаленную плоть в ее маленькую ручку, ощущать сладостные поглаживания. В его воображении отчетливо вставали чувственные картины: вот Джулианна на нем, а вот он сверху, вот она широко разбросала ноги, чтобы принять его, когда он войдет в нее, в свой дом. Пот выступил у него на лбу от одной только мысли об этом. Кровь пульсировала в такт его жаждущей плоти. Если бы Джулианна прикоснулась к ней, подумать только, если бы прикоснулась… Он бы не смог удержаться и изверг семя!
Он не мог больше сдерживать неистовое желание, завладевшее всем его телом, всеми его ощущениями, но он не мог и уступить ему. Рассудок побуждал отступить. Нет, предупреждал настойчивый голос в его мозгу, он не должен овладеть ею. Конечно, он жаждал глубоко проникнуть в нее, но он гнал от себя эту мысль. Ничто не должно причинить ей боль. Ничто, включая его самого. Но он может доставить ей удовольствие, сохранив то, что не имеет права взять.
Почти в отчаянии он накрыл ее рот своим. Его поцелуй был исступленным, почти неконтролируемым. Она знала, чего он хочет. Ее губы раскрылись, их языки слились. Она тихо застонала и задвигалась в провоцирующем ритме. То, с какой готовностью она шла ему навстречу, еще подстегнуло его желание. Его пальцы скользнули по ее животу. Он чуть помедлил, затем основание ладони легло на впадинку ее живота, а кончики пальцев оказались выше гнездышка из шелковых каштановых волос. То, что принадлежало ей, он дерзко посчитал своей собственностью, поскольку хотел дать ей удовлетворение.
Она дернулась, когда он в первый раз коснулся влажных розовых складок, но не сжалась. В поисках глубоко спрятанного тайного бугорка он безошибочно раздвинул шелковые складки, настолько чувствительные, что она готова была вскрикнуть.
— Такие нежные, такие милые изгибы! — выдохнул он в уголок ее рта. — Раздвинь ножки! Да, вот так. Откройся мне, радость моя. Откройся для меня. Джулианна, любовь моя, ты влажная. Ты готова, да?
Самыми кончиками пальцев он дразнил, играл с входом в ее тело, открывая для себя податливую плоть, которая набухла и оставляла несомненные свидетельства желания, оросив его пальцы. Восторг охватил его. Ее трепет почти лишил его способности контролировать свои действия.
Внутрь скользнул второй палец.
Потрясенная, она открыла рот.
— Тс-с. Мой палец. Это все.
Медленно, очень медленно он продвинулся глубже, исследуя ее плоть. Внутренние стенки сомкнулись вокруг его пальца. Он почувствовал, как ее ногти впиваются в его плечи.
— Еще один, — прошептал он, присоединяя второй палец.
Она задыхалась, она хотела его. Она извивалась вокруг… напротив него. Ее плоть была тугой, влажной. Он изнемогал, изо всех сил стараясь сдерживаться, и продолжал, продолжал… Снова и снова, в мучительном ритме, глубже и глубже, выше и ниже. И все время его пальцы продолжали круговыми движениями ласкать волшебную нежную выпуклость, пульсирующую в бешеном ритме.
Жар сжигал ее. Все распадалось. Почти пугающе, потому что внутри ее бушевал ураган, стремительно набирая силу. Ей стало казаться, что ее разрывает на части. Она чувствовала, что вся извивается, корчится, отчаянно к чему-то стремится. К чему? Содрогаясь, она оторвала свой рот от его рта.
Горячий шепот раздался у ее щеки:
— Все хорошо, любовь моя. Это должно произойти. Просто дай этому произойти, не сопротивляйся!
Она и не сопротивлялась, она больше не могла. А потом это случилось… Глаза закрылись. Тело снова и снова содрогалось в конвульсиях, волны наслаждения одна за другой прокатывались по ее телу.
Наконец она открыла затуманенные глаза. Дейн поцелуями покрыл ее шею, потом легко коснулся губами груди. А потом его тело скользнуло ниже… совсем низко. Его губы оставили горячий след на ее животе.
Теплые пальцы легли на ее ноги, приподнимая и двигая их так, чтобы они согнулись в коленях. Теплое дыхание теперь ощущалось в самом низу. Ее собственное дыхание стало болезненно частым. Пальцами он раздвигал завитки волос, уже влажные от предыдущих ласк.
Ощущение было неизвестно, как удар. В ушах снова зазвучали его слова: «Я хочу трогать тебя… Целовать тебя. Ощущать тебя своим языком. Везде… Везде».
Она ничего не понимала: глаза широко открылись, все тело стало горячим.
«О нет, — смутно соображала она, — нет!»
— Дейн…
Она произнесла его имя почти беззвучно, цепко обхватила его пальцы, стараясь отвести их.
— Ты не можешь. Я… Это нехорошо! Он медленно поднял на нее горящие глаза.
— Ты доверяешь мне, Джулианна? Его голос был странно хриплым.
«Мне не следовало доверяться ему», — подумала она, но доверилась. Она чувствовала интуитивно, что это был принципиальный человек, со своими моральными устоями и убеждениями. И все, что она знала о нем, подтверждало это. А то, что происходит с ней сейчас… Это ведь, наверное, не постыдно?
— Ты знаешь, я доверяю тебе, — сказала она слабо.
— Тогда позволь мне сделать тебе приятное. Позволь мне… — Повернув голову, он поцеловал внутреннюю поверхность ее белого бедра. Она судорожно вздохнула.
— Дейн, — беспомощно шептала она. — Ты не должен. О Боже, ты не можешь. Не… там. Не там.
Слова перешли в стон. Ее руки, раскинутые на простыне, трепетали. Сердце стучало. Она еще не верила, что он может… Он мог.
Ее рассудок бездействовал. Противоречивые чувства нахлынули на нее. Горло перехватило. Широкими плечами он раздвинул ее дрожащие ноги.
Его первый бесстыдный поцелуй прожег ее насквозь, глаза сами собой сомкнулись. Бедра ослабли. Колени разошлись в стороны. Она лежала, открытая для него, открытая и беззащитная. Открытая всему, чего он добивался. Чего бы он ни пожелал.
Его язык снова и снова погружался, и выходил, и подталкивал. Теплые волны пробегали по ее телу, размягчая его. Она таяла. Таяла от того, что он делал.
Бархат его языка был потрясающе чувственным. Божественная, медленная мука. Нарастающее незнакомое ощущение, берущее начало где-то в глубине, за влажными розовыми складками, расходящееся кругами от центра.
Ее дыхание все учащалось, и она неистово сжимала его своими бедрами.
— Еще, — шептала она. — О, еще.
Она молила, она хотела, чтобы это невероятное наслаждение продолжалось. Блаженство было близко, мучительно близко.
Ее задыхающийся шепот подталкивал Дейна к самому краю. Он наслаждался ее неровным дыханием, ловил каждый ее отчаянный вдох. В состоянии, близком к потере рассудка, он полностью ввел язык между лепестками ее плоти, ощущая, как они набухли, и добился того, чего хотел… что было необходимо самой Джулианне. Наполовину всхлип, наполовину стон, крик блаженства вырвался из ее горла.
Подстегнутый ее освобождением, теперь уже он, отдавшись экстазу, содрогался, завершая свое освобождение.
Глава 12
— Джулианна, — сказал он, скрипнув зубами. — О Господи!
Его рот, темный, жаждущий и ненасытный, прижался к ее губам. Когда он целовал ее, весь мир рушился под ее ногами. Ну и пусть он делал с ней то, что делал. Этот мужчина понимал ее, как никто другой. Да, он, казалось, хорошо знал, что ей нужно. Как сильно она нуждалась в том, чтобы ее оберегали и защищали. Чтобы в ней нуждались.
Кто она, уже не имело значения. И ей было все равно, кем он был.
Сейчас имела значение только его неутоленная страсть, которую она ощутила в его поцелуе. Неистово прижимая ее к себе, он без всякого усилия поднял и понес Джулианну к кровати. Она уцепилась за него. О протесте не возникло и мысли. Ей нужно было, чтобы в ней нуждались. Она нуждалась в нем, потому что он нуждался в ней.
В нетерпении он содрал с себя одежду, отшвырнул брюки и лег рядом с ней. Его широкие плечи заслонили свет от огня. Освобожденный от одежды, он казался еще больше.
Не в силах сдержаться, Джулианна прильнула к нему. Ее руки легли ему на обнаженную грудь. Она ощущала его тепло и силу. Кожа у него была горячей, как огонь. И ей вспомнилось, как он сказал:
«Я сгораю от желания. Мое тело в огне, мое сердце в огне».
В горле стало странно сухо. Их губы встретились. Слились. Его рот открылся шире, и он поцеловал ее так жадно и крепко, словно она получила ожог. Ее сердце билось так сильно, что ей было трудно дышать. Смуглая рука скользнула под ее платье-рубашку, пальцы один за другим сомкнулись на ее ягодицах. Сердце у нее остановилось. Он подтягивал ее бедра к своим, в пространство между ними. На мгновение увидев его возбужденную плоть, она перевела глаза на его лицо. Она боялась взглянуть на орудие его страсти, но могла чувствовать его. Сильная рука, обнимающая ее спину, крепко прижимала ее к нему, и она болезненно ощущала то, что находилось между его бедрами… Особенно внутри. Твердый и властный. И такой мужской.
Ей не хватало воздуха.
Дейн приблизил к ней свое лицо. Его пальцы погрузились в ее волосы, их глаза встретились.
— Ты боишься? — Его голос был низким и напряженным.
Она отрицательно покачала головой, ее глаза увлажнились.
— Не тебя, — доверчиво сказала она.
Что-то сверкнуло в его глазах. Что-то похожее на удовлетворенность. Он легко коснулся ее губ.
— Я хочу видеть тебя, — шепнул он в уголок ее рта. — Всю тебя, моя любимая. Всю тебя.
Она понимала, что он делает. Это было путешествие в мир страсти, и он будет ее проводником. Но этот первый шаг должна сделать она.
Она села, чувствуя, что сердце переместилось к горлу, и взялась за подол сорочки. Шелест ткани… И она обнажила свое тело.
Наверное, она обнажила и свою душу.
Она не двигалась и кожей чувствовала его взгляд, медленный, оценивающий, обжигающий. Под этим взглядом грудь ее налилась и сделалась твердой. Огонь полыхал в ее крови.
Это не должно было произойти по многим причинам, но ни его, ни ее, казалось, уже ничто не заботило. Она предложила себя ему. В дальнем уголке ее сознания оставалось изумление. Ошеломленность собственной смелостью. Ну и пусть! Лондон остался далеко. Они были одни. Никого рядом, только два человека — он и она. Они могут делать все, что хотят. Никто не увидит, никому до этого нет дела. Никаких сплетен, намеков, ехидных замечаний. Некому шептаться за спиной, бросать сострадательные взгляды, которые она ненавидела всей душой. Не надо беспокоиться о том, что подумают другие. Только ее желание имело значение.
Запреты, налагаемые обществом, здесь не действовали. Она сама устанавливала правила. Они устанавливали правила. Здесь, с Дейном, все было другим. Она была другой. Ее сотрясала дрожь неудовлетворенного желания. Она хотела узнать то, чего никогда бы не смогла узнать при других обстоятельствах. От этого она становилась отчаянно смелой. Она не узнавала себя.
И она хотела позволить себе эту вольность. Она жаждала быть безрассудно смелой, раскованной, отдаться своим желаниям, быть такой, какой она никогда еще не позволяла себе быть.
Поэтому она не оставила себе времени на рассуждения. А еще ей вдруг показалось, что здесь, в этом домике, рассуждения были излишни. Здесь, с Дейном. Потому что, когда он дотрагивался до нее, когда он целовал ее, время, пространство и весь мир превращались в ничто. Ее переполняли новые ощущения. Ощущения, никогда прежде не испытанные. Она радовалась жизни, как никогда раньше, и чувствовала себя свободной.
Дейн тоже сел. Кончиком пальца он слегка провел вокруг одного соска, и, прежде чем она трепетно вздохнула, он уже ласкал второй сосок. А когда на грудь легли его источающие тепло ладони, дрожь пробежала по всему ее телу. Он ласкал ее соски с величайшей нежностью.
— Восхитительно, моя любимая Джулианна, совершенно восхитительно.
Глубокий, богатый оттенками голос гипнотизировал ее почти так же, как и руки на ее груди. Смуглые, очень мужские руки. По телу ее бегали мурашки, особенно в верхней части груди.
Вдруг он изменил позу, наклонился и взял один сосок в рот. Его язык жадно извивался. Он сосал, как голодный ребенок. Ощущение было невыразимо сладостным… нет, почти непереносимым. Задыхаясь, она ухватилась за его сильные плечи. Она сделалась слабой и как будто лишилась костей, смутно думая, что тает. Тает внутри и снаружи. Ее руки сами собой подлаживались под контуры его плеч.
Он подхватил ее, когда она скользнула вниз, и прижал к себе. Ее глаза, влажные и удивленные, синие, как ясное небо после утреннего дождя, были полны нежности. Гримаса, исказившая его лицо, выражала и боль, и наслаждение. Он скрипел зубами, ощущая себя между райским блаженством и черными глубинами ада. Ее рот, оказавшийся напротив ее губ, был таким соблазнительным! Ее тело, тонкое и податливое, обнаженное, возбуждало его так, что он едва мог все это вынести.
Ему надо было отпустить ее, а не прикасаться к ней, не держать ее в своих объятиях, потому что, когда он оказывался с прекрасной Джулианной, он почти терял контроль над собой. Почти… но не совсем.
Он хотел ее. Хотел так сильно, что тело его содрогалось. Он нуждался в ней, как в самом насущном, как неопытный мальчик. Каждую частицу его тела пронизывало желание, но прежде всего ту его часть, которую невозможно было скрыть. Он жаждал ее. Более всего на свете он хотел вложить свою раскаленную плоть в ее маленькую ручку, ощущать сладостные поглаживания. В его воображении отчетливо вставали чувственные картины: вот Джулианна на нем, а вот он сверху, вот она широко разбросала ноги, чтобы принять его, когда он войдет в нее, в свой дом. Пот выступил у него на лбу от одной только мысли об этом. Кровь пульсировала в такт его жаждущей плоти. Если бы Джулианна прикоснулась к ней, подумать только, если бы прикоснулась… Он бы не смог удержаться и изверг семя!
Он не мог больше сдерживать неистовое желание, завладевшее всем его телом, всеми его ощущениями, но он не мог и уступить ему. Рассудок побуждал отступить. Нет, предупреждал настойчивый голос в его мозгу, он не должен овладеть ею. Конечно, он жаждал глубоко проникнуть в нее, но он гнал от себя эту мысль. Ничто не должно причинить ей боль. Ничто, включая его самого. Но он может доставить ей удовольствие, сохранив то, что не имеет права взять.
Почти в отчаянии он накрыл ее рот своим. Его поцелуй был исступленным, почти неконтролируемым. Она знала, чего он хочет. Ее губы раскрылись, их языки слились. Она тихо застонала и задвигалась в провоцирующем ритме. То, с какой готовностью она шла ему навстречу, еще подстегнуло его желание. Его пальцы скользнули по ее животу. Он чуть помедлил, затем основание ладони легло на впадинку ее живота, а кончики пальцев оказались выше гнездышка из шелковых каштановых волос. То, что принадлежало ей, он дерзко посчитал своей собственностью, поскольку хотел дать ей удовлетворение.
Она дернулась, когда он в первый раз коснулся влажных розовых складок, но не сжалась. В поисках глубоко спрятанного тайного бугорка он безошибочно раздвинул шелковые складки, настолько чувствительные, что она готова была вскрикнуть.
— Такие нежные, такие милые изгибы! — выдохнул он в уголок ее рта. — Раздвинь ножки! Да, вот так. Откройся мне, радость моя. Откройся для меня. Джулианна, любовь моя, ты влажная. Ты готова, да?
Самыми кончиками пальцев он дразнил, играл с входом в ее тело, открывая для себя податливую плоть, которая набухла и оставляла несомненные свидетельства желания, оросив его пальцы. Восторг охватил его. Ее трепет почти лишил его способности контролировать свои действия.
Внутрь скользнул второй палец.
Потрясенная, она открыла рот.
— Тс-с. Мой палец. Это все.
Медленно, очень медленно он продвинулся глубже, исследуя ее плоть. Внутренние стенки сомкнулись вокруг его пальца. Он почувствовал, как ее ногти впиваются в его плечи.
— Еще один, — прошептал он, присоединяя второй палец.
Она задыхалась, она хотела его. Она извивалась вокруг… напротив него. Ее плоть была тугой, влажной. Он изнемогал, изо всех сил стараясь сдерживаться, и продолжал, продолжал… Снова и снова, в мучительном ритме, глубже и глубже, выше и ниже. И все время его пальцы продолжали круговыми движениями ласкать волшебную нежную выпуклость, пульсирующую в бешеном ритме.
Жар сжигал ее. Все распадалось. Почти пугающе, потому что внутри ее бушевал ураган, стремительно набирая силу. Ей стало казаться, что ее разрывает на части. Она чувствовала, что вся извивается, корчится, отчаянно к чему-то стремится. К чему? Содрогаясь, она оторвала свой рот от его рта.
Горячий шепот раздался у ее щеки:
— Все хорошо, любовь моя. Это должно произойти. Просто дай этому произойти, не сопротивляйся!
Она и не сопротивлялась, она больше не могла. А потом это случилось… Глаза закрылись. Тело снова и снова содрогалось в конвульсиях, волны наслаждения одна за другой прокатывались по ее телу.
Наконец она открыла затуманенные глаза. Дейн поцелуями покрыл ее шею, потом легко коснулся губами груди. А потом его тело скользнуло ниже… совсем низко. Его губы оставили горячий след на ее животе.
Теплые пальцы легли на ее ноги, приподнимая и двигая их так, чтобы они согнулись в коленях. Теплое дыхание теперь ощущалось в самом низу. Ее собственное дыхание стало болезненно частым. Пальцами он раздвигал завитки волос, уже влажные от предыдущих ласк.
Ощущение было неизвестно, как удар. В ушах снова зазвучали его слова: «Я хочу трогать тебя… Целовать тебя. Ощущать тебя своим языком. Везде… Везде».
Она ничего не понимала: глаза широко открылись, все тело стало горячим.
«О нет, — смутно соображала она, — нет!»
— Дейн…
Она произнесла его имя почти беззвучно, цепко обхватила его пальцы, стараясь отвести их.
— Ты не можешь. Я… Это нехорошо! Он медленно поднял на нее горящие глаза.
— Ты доверяешь мне, Джулианна? Его голос был странно хриплым.
«Мне не следовало доверяться ему», — подумала она, но доверилась. Она чувствовала интуитивно, что это был принципиальный человек, со своими моральными устоями и убеждениями. И все, что она знала о нем, подтверждало это. А то, что происходит с ней сейчас… Это ведь, наверное, не постыдно?
— Ты знаешь, я доверяю тебе, — сказала она слабо.
— Тогда позволь мне сделать тебе приятное. Позволь мне… — Повернув голову, он поцеловал внутреннюю поверхность ее белого бедра. Она судорожно вздохнула.
— Дейн, — беспомощно шептала она. — Ты не должен. О Боже, ты не можешь. Не… там. Не там.
Слова перешли в стон. Ее руки, раскинутые на простыне, трепетали. Сердце стучало. Она еще не верила, что он может… Он мог.
Ее рассудок бездействовал. Противоречивые чувства нахлынули на нее. Горло перехватило. Широкими плечами он раздвинул ее дрожащие ноги.
Его первый бесстыдный поцелуй прожег ее насквозь, глаза сами собой сомкнулись. Бедра ослабли. Колени разошлись в стороны. Она лежала, открытая для него, открытая и беззащитная. Открытая всему, чего он добивался. Чего бы он ни пожелал.
Его язык снова и снова погружался, и выходил, и подталкивал. Теплые волны пробегали по ее телу, размягчая его. Она таяла. Таяла от того, что он делал.
Бархат его языка был потрясающе чувственным. Божественная, медленная мука. Нарастающее незнакомое ощущение, берущее начало где-то в глубине, за влажными розовыми складками, расходящееся кругами от центра.
Ее дыхание все учащалось, и она неистово сжимала его своими бедрами.
— Еще, — шептала она. — О, еще.
Она молила, она хотела, чтобы это невероятное наслаждение продолжалось. Блаженство было близко, мучительно близко.
Ее задыхающийся шепот подталкивал Дейна к самому краю. Он наслаждался ее неровным дыханием, ловил каждый ее отчаянный вдох. В состоянии, близком к потере рассудка, он полностью ввел язык между лепестками ее плоти, ощущая, как они набухли, и добился того, чего хотел… что было необходимо самой Джулианне. Наполовину всхлип, наполовину стон, крик блаженства вырвался из ее горла.
Подстегнутый ее освобождением, теперь уже он, отдавшись экстазу, содрогался, завершая свое освобождение.
Глава 12
Когда он удобно устроил ее на своей руке и натянул на них обоих одеяло, Джулианну еще била дрожь. Прошли долгие минуты блаженства, прежде чем она смогла говорить.
— Подумать только, — сказала она едва слышно, — это было совершенно… Совершенно…
Приподнявшись на локте, он вытянулся рядом с ней. Все еще охрипшим голосом он негромко сказал, посмеиваясь:
— Да, это было совершенно то, что нужно, правда?
Яркие картины все еще стояли перед ее глазами, смущающие картины, полные чувственности. Его смуглая гибкая рука, блуждающая по ее животу, поглаживающая ее бедра. Вот ее тело зажато между его бедрами. Она лежит, открытая ему. Его пальцам. Его рту.
Позднее она будет спрашивать себя, как это она осмелилась, а сейчас она собиралась с духом.
— Дейн, — скорее выдохнула она, чем сказала, — почему ты… — Она отвела глаза и больше не произнесла ничего.
— Что? Говори, я слушаю, любовь моя.
— Ну, — взмолилась она, поднимая голову, чтобы взглянуть на него. — Ты не… мы не…
Он провел рукой по каштановым завиткам на своей груди.
— Очень интересно наблюдать, как ты краснеешь. «Что за нахальство! Но мне нужно знать!»
— Дейн! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! Он поднял брови и засмеялся.
— После того, что произошло между нами, — как-то лениво произнес он, — тебе следовало бы называть вещи своими именами.
— Очень хорошо! Я хочу, чтобы ты любил меня и по-другому.
Дейн перестал улыбаться, глядя на нее долгим взглядом.
— Как интересно, — сказал он очень спокойно, наклонил голову набок и сверху продолжал рассматривать ее. — Ты знаешь, что мужчина и женщина могут заниматься любовью разными способами?
— Да, но…
— Хм. — Он глубокомысленно кивнул. — Ты собираешься сообщить мне, что знаешь, как, почему и где мужские и женские части тела должны соединяться, да?
— Именно так! И я совершенно уверена, что… Его взгляд стал суше и задумчивее.
— Разве я не доставил тебе удовольствие? Ее щеки запылали.
— Ты знаешь, что да, — пробормотала она. — А ты? Ты не пришел… к завершению.
Он выгнул бровь.
— Разве?
Ее глаза широко раскрылись. Она спрятала свое лицо, уткнувшись в его плечо. Джулианна понимала, что в каком-то смысле то, что он делал, было более интимным, чем если бы он вошел в нее. И все же…
— Дейн, — сказала она глухо, — я думала, что ты будешь любить меня… обычным способом.
В его глазах плясали смешинки.
— Обычным способом! — повторил он, забавляясь. — Моя дорогая, тебе еще учиться и учиться.
— Не насмехайся надо мной! Ты не… а ты мог бы… — Она запиналась. — Ты мог бы, и ты хорошо это знаешь!
Теперь его глаза мягко светились. Он приложил пальцы к ее пылающей щеке.
— Я хотел. Я так хотел этого. Мне кажется, это было очевидно. Утаить доказательство этого было просто невозможно. — Он провел пальцем по линии ее подбородка. — Искушение было так велико! Я едва мог справиться с ним, и ты продолжаешь меня искушать.
Она была в замешательстве.
— Тогда почему…
Взяв ее личико большим и указательным пальцами, он повернул его к себе. Стал очень серьезным.
— Послушай меня, моя дорогая. Я заботился больше о тебе, чем о нас двоих, вот почему я не взял того, что должно принадлежать твоему будущему мужу.
Она недоумевала.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты не понимаешь?
Она вперила в него глаза. Покачала головой. Он заговорил очень мягко:
— Ты, моя дорогая Джулианна, настоящая леди, а у меня есть совесть. Твоя девственность не принадлежит мне. И как бы ни был велик соблазн, как бы ни бунтовало мое тело, я не настолько эгоистичен, чтобы взять ее. — Он помолчал. — Ты отдашь ее в брачную ночь… мужчине, который станет твоим мужем.
Джулианна перевела дух и отвернулась.
— Это ты не понимаешь. — Она умолкла, потому что сердце у нее болезненно сжалось. — Я никогда не выйду замуж. Никогда.
Дейн удивился.
— Конечно, выйдешь…
— Нет, — сказала она тусклым голосом. — Не выйду.
Он прикрыл глаза.
— Ты очаровательна, как никто. Ты молода. Почему ты так считаешь? Почему ты вообще настаиваешь на этом?
Что-то похожее на улыбку появилось на ее губах, но в их изгибе угадывалось больше печали.
— Мне скоро исполнится двадцать восемь лет. В глазах общества я старая дева. Я свьжлась с мыслью, что у меня не будет мужа. Что у меня никогда не будет детей.
— Джулианна, — начал он протестующе. Она не дала ему продолжать.
— Дело не в том, что у меня не может быть такой возможности, дело в выборе.
Она смотрела в сторону. Дейн не мог этому поверить. Прежде чем она отвернула лицо, он заметил в нем что-то такое, что не вязалось с ее словами.
— Но ты ведь не хочешь этого! — быстро сказал он.
— Так должно быть.
Он нахмурился, в замешательстве глядя, как она натягивает простыню на свое обнаженное тело. Почему она так уверена в этом? Так непреклонна в своей уверенности? И что за безумие — обречь себя на одиночество?
Теперь она смотрела куда-то на его подбородок.
— Помнишь, ты спросил меня, почему я не замужем? Он кивнул.
Когда она наконец-то заговорила, ее голос звучал так тихо, что ему пришлось напрягаться, чтобы расслышать ее слова.
— Однажды я почти вышла замуж.
— Когда?
— Четыре года назад.
— Ты разорвала помолвку?
Что-то болезненное промелькнуло на ее лице.
— Нет, — сказала она чужим голосом. — Это он разорвал помолвку. То есть, если быть точной, он не явился в церковь.
Дейн не мог поверить ее словам.
— Что?
Она пожала плечами. Она героически пыталась улыбнуться, но ей это не удалось. Почувствовав, как ей тяжело, он взял ее руку в свою. Маленькие пальчики казались еще белее в его руке.
— Что случилось?
— Я знала Томаса почти три года. Он несколько раз просил моей руки, но я решила не спешить. После неудачной женитьбы моих родителей мне хотелось убедиться, что я поступаю правильно, что мы оба этого хотим. Я была восторженной девушкой, хотела, чтобы все было идеально. Я всегда мечтала о венчании в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер. И когда я вступила на паперть, мое сердце пело. Дейн, это был самый счастливый день в моей жизни. И я была уверена, что лучшее только начинается… Мне и в голову не могло прийти, что Томас не приедет. Я ждала и ждала. Люди в церкви начали оборачиваться и смотреть на меня. И шептаться…
Воспоминания заставили ее сжаться, и Дейн страдал вместе с ней.
— Но и тогда я еще не сомневалась в Томасе. Я была уверена, что с ним случилось несчастье. Тут появился его брат, и я узнала, что произошло на самом деле. Что Томас этой ночью сбежал в Гретна-Грин с другой женщиной — Клэрис Грей. Дейн не мог удержаться:
— Каков мерзавец! Джулианна покачала головой.
— Он хороший человек. Нет, в самом деле. Он добрый, жалостливый. Может быть, поэтому было еще труднее понять и принять такую измену. Когда они возвратились, Томас пришел ко мне объясниться. Оказалось, Клэрис пришла к нему за день до того. Видишь ли, она носила его ребенка. Они знали друг друга с детства. Томас сказал, то была минута слабости. Он не мог бросить ее в таком положении, поэтому они и сбежали. Дейн, мы… мы оба плакали, потому что он понимал, какую боль причиняет мне. Я чувствовала себя идиоткой, потому что слишком доверяла ему, доверяла своему сердцу! Я думала, что очень хорошо его знаю! А потом у меня появилось чувство, что я совсем не знала его. — Помолчав, она продолжила: — Мне было та'к стыдно. Я оказалась в ужасном положении. Ненавидела шепот за своей спиной, взгляды, где бы я ни появлялась. Было чувство, что весь Лондон знает. Я хотела спрятаться от всех, и я отправилась на континент. Оставалась там месяцами и стала такой трусихой…
— Ты совсем не трусиха, Джулианна. И мало найдется женщин, которые смогли бы простить.
— Простить было нетрудно, понять гораздо труднее. Я много думала… Может быть, я слишком долго тянула. Вероятно, мне следовало дать согласие раньше. Возможно, он потерял терпение. А вдруг я была недостаточно красивой?
Дейн не мог промолчать.
— Какая ерунда! Ты должна была бы возненавидеть его, разве не так?
— Какое-то время так и было, — призналась она. — Но Клэрис была… Клэрис — мать его ребенка. Он поступил правильно, женившись на ней. Он должен был. Это был поступок честного человека. Я уважаю его за это решение. Было бы гораздо хуже, если бы он женился на мне, зная, что другая женщина беременна от него.
Так она сказала. Но Дейн не был уверен, что все обстоит именно так, потому что за ее бравадой он почувствовал тщательно скрываемую боль.
— Ты не жалеешь? Ты хотела бы оказаться замужем за ним?
Почему это было важно для него, он и сам не знал. Она медлила с ответом. Ее глаза избегали его. Неясное чувство сдавило его грудь.
— Ты еще любишь его, да? Ты еще .любишь Томаса? Она снова взглянула на него.
— Нет. Нет! Но я потеряла то, чего у меня никогда больше не будет. Я не смогла бы выйти за него замуж, зная, что он предал меня. Я никогда не смогла бы выйти за него замуж, зная, что он бросил Клэрис. Я никогда не смогла бы мириться с тем, что мой муж лжет мне. Я лучше останусь одна.
Он упорствовал.
— И что дальше? Что ты сейчас об этом думаешь? Она глубоко вздохнула.
— Прошел год, — продолжила она совсем тихо, — я гуляла в парке. Там были Томас и Клэрис. Тогда я в первый раз увидела их ребенка, мальчика. И я взяла его на руки, его ребенка… их ребенка. Я держала его и… — Ее голос дрогнул. — У меня не будет своего. Он перебирал ее пальчики.
— Почему не будет? — спросил он мягко.
Она опустила глаза. Когда она взглянула на него снова, они были хмурыми и блестели.
— Я не думала, что будет так больно. Но боль не проходит, Дейн. Порой я готова кричать. Я никогда не забуду, как качала его на руках, но одна мысль не дает мне покоя.
Он почти ощущал боль, которая мучила ее.
— Расскажи мне, милая.
— Это мог быть мой ребенок, он должен был быть моим. Но не потому, что я хочу Томаса. — Внезапно слезы затуманили ее прекрасные синие глаза. — Просто мои руки оказались пустыми. Они всегда будут пустыми.
— Джулианна, ты красивая женщина. Еще не поздно. У тебя еще будут дети…
— Нет. Нет. Я не выйду замуж за мужчину, который не любит меня, которого не люблю я! Я… я довольна своей жизнью. У меня дом в Лондоне, чудесный домик в сельской местности, финансовое положение вполне прочное. Женщине не обязательно иметь мужа, чтобы чувствовать себя счастливой. И я не хочу иметь ребенка, рожденного вне брака. Я предпочту, чтобы руки у меня остались пустыми, чем выйти замуж за человека, которому я не доверяю. И вообще я не уверена, что снова смогу доверять какому-либо мужчине! Муж должен быть верным и честным. Но как я узнаю? Как это узнать?
Это был крик души.
Вдруг ему стало понятно. Она сказала, что довольна своей жизнью. Но так ли это? Он восхищался ее силой духа, ее независимостью, тем, как она устроила свою жизнь, несмотря на тяжелую потерю и пережитый позор. Но она не хотела полюбить снова. Печальный опыт поколебал ее веру в других. Веру в себя. Отдавала она себе в этом отчет или нет?
Он был прав. Милая, очаровательная Джулианна, благородная чистота которой трогала его и вызывала тупую внутреннюю боль. Она была такой беспомощной, терзаемой призраками прошлого. А ведь она была предназначена для того, чтобы иметь семью, быть матерью, смеяться, глядя на малышей, карабкающихся на ее колени, топчущихся у ее ног. Господи, он почти видит это! Она так много может дать, а решила стать затворницей.
«Любой мужчина был бы счастлив иметь такую жену», — внезапно подумал он. Она была верной и преданной, красивой и мягкосердечной, любящей и щедрой по натуре.
«Я вообще не уверена, что снова смогу доверять какому-нибудь мужчине», — сказала она. Но она доверилась ему.
Грубое чувство собственника охватило его, но он тут же понял, что взят за горло. Он не мог дышать, не мог даже думать. Непрошеный голос звучал внутри его. Она не стала бы доверять ему, если бы знала, что он тоже обманывал ее.
Он обнял ее и прижал к своей груди. С легким вздохом она уронила голову и спрятала лицо, прижавшись к нему. Дейн ласкал ее каштановые волны, поглаживая по спине, печально смотрел, как по деревянным брусьям потолка ползали какие-то тени.
— Подумать только, — сказала она едва слышно, — это было совершенно… Совершенно…
Приподнявшись на локте, он вытянулся рядом с ней. Все еще охрипшим голосом он негромко сказал, посмеиваясь:
— Да, это было совершенно то, что нужно, правда?
Яркие картины все еще стояли перед ее глазами, смущающие картины, полные чувственности. Его смуглая гибкая рука, блуждающая по ее животу, поглаживающая ее бедра. Вот ее тело зажато между его бедрами. Она лежит, открытая ему. Его пальцам. Его рту.
Позднее она будет спрашивать себя, как это она осмелилась, а сейчас она собиралась с духом.
— Дейн, — скорее выдохнула она, чем сказала, — почему ты… — Она отвела глаза и больше не произнесла ничего.
— Что? Говори, я слушаю, любовь моя.
— Ну, — взмолилась она, поднимая голову, чтобы взглянуть на него. — Ты не… мы не…
Он провел рукой по каштановым завиткам на своей груди.
— Очень интересно наблюдать, как ты краснеешь. «Что за нахальство! Но мне нужно знать!»
— Дейн! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! Он поднял брови и засмеялся.
— После того, что произошло между нами, — как-то лениво произнес он, — тебе следовало бы называть вещи своими именами.
— Очень хорошо! Я хочу, чтобы ты любил меня и по-другому.
Дейн перестал улыбаться, глядя на нее долгим взглядом.
— Как интересно, — сказал он очень спокойно, наклонил голову набок и сверху продолжал рассматривать ее. — Ты знаешь, что мужчина и женщина могут заниматься любовью разными способами?
— Да, но…
— Хм. — Он глубокомысленно кивнул. — Ты собираешься сообщить мне, что знаешь, как, почему и где мужские и женские части тела должны соединяться, да?
— Именно так! И я совершенно уверена, что… Его взгляд стал суше и задумчивее.
— Разве я не доставил тебе удовольствие? Ее щеки запылали.
— Ты знаешь, что да, — пробормотала она. — А ты? Ты не пришел… к завершению.
Он выгнул бровь.
— Разве?
Ее глаза широко раскрылись. Она спрятала свое лицо, уткнувшись в его плечо. Джулианна понимала, что в каком-то смысле то, что он делал, было более интимным, чем если бы он вошел в нее. И все же…
— Дейн, — сказала она глухо, — я думала, что ты будешь любить меня… обычным способом.
В его глазах плясали смешинки.
— Обычным способом! — повторил он, забавляясь. — Моя дорогая, тебе еще учиться и учиться.
— Не насмехайся надо мной! Ты не… а ты мог бы… — Она запиналась. — Ты мог бы, и ты хорошо это знаешь!
Теперь его глаза мягко светились. Он приложил пальцы к ее пылающей щеке.
— Я хотел. Я так хотел этого. Мне кажется, это было очевидно. Утаить доказательство этого было просто невозможно. — Он провел пальцем по линии ее подбородка. — Искушение было так велико! Я едва мог справиться с ним, и ты продолжаешь меня искушать.
Она была в замешательстве.
— Тогда почему…
Взяв ее личико большим и указательным пальцами, он повернул его к себе. Стал очень серьезным.
— Послушай меня, моя дорогая. Я заботился больше о тебе, чем о нас двоих, вот почему я не взял того, что должно принадлежать твоему будущему мужу.
Она недоумевала.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты не понимаешь?
Она вперила в него глаза. Покачала головой. Он заговорил очень мягко:
— Ты, моя дорогая Джулианна, настоящая леди, а у меня есть совесть. Твоя девственность не принадлежит мне. И как бы ни был велик соблазн, как бы ни бунтовало мое тело, я не настолько эгоистичен, чтобы взять ее. — Он помолчал. — Ты отдашь ее в брачную ночь… мужчине, который станет твоим мужем.
Джулианна перевела дух и отвернулась.
— Это ты не понимаешь. — Она умолкла, потому что сердце у нее болезненно сжалось. — Я никогда не выйду замуж. Никогда.
Дейн удивился.
— Конечно, выйдешь…
— Нет, — сказала она тусклым голосом. — Не выйду.
Он прикрыл глаза.
— Ты очаровательна, как никто. Ты молода. Почему ты так считаешь? Почему ты вообще настаиваешь на этом?
Что-то похожее на улыбку появилось на ее губах, но в их изгибе угадывалось больше печали.
— Мне скоро исполнится двадцать восемь лет. В глазах общества я старая дева. Я свьжлась с мыслью, что у меня не будет мужа. Что у меня никогда не будет детей.
— Джулианна, — начал он протестующе. Она не дала ему продолжать.
— Дело не в том, что у меня не может быть такой возможности, дело в выборе.
Она смотрела в сторону. Дейн не мог этому поверить. Прежде чем она отвернула лицо, он заметил в нем что-то такое, что не вязалось с ее словами.
— Но ты ведь не хочешь этого! — быстро сказал он.
— Так должно быть.
Он нахмурился, в замешательстве глядя, как она натягивает простыню на свое обнаженное тело. Почему она так уверена в этом? Так непреклонна в своей уверенности? И что за безумие — обречь себя на одиночество?
Теперь она смотрела куда-то на его подбородок.
— Помнишь, ты спросил меня, почему я не замужем? Он кивнул.
Когда она наконец-то заговорила, ее голос звучал так тихо, что ему пришлось напрягаться, чтобы расслышать ее слова.
— Однажды я почти вышла замуж.
— Когда?
— Четыре года назад.
— Ты разорвала помолвку?
Что-то болезненное промелькнуло на ее лице.
— Нет, — сказала она чужим голосом. — Это он разорвал помолвку. То есть, если быть точной, он не явился в церковь.
Дейн не мог поверить ее словам.
— Что?
Она пожала плечами. Она героически пыталась улыбнуться, но ей это не удалось. Почувствовав, как ей тяжело, он взял ее руку в свою. Маленькие пальчики казались еще белее в его руке.
— Что случилось?
— Я знала Томаса почти три года. Он несколько раз просил моей руки, но я решила не спешить. После неудачной женитьбы моих родителей мне хотелось убедиться, что я поступаю правильно, что мы оба этого хотим. Я была восторженной девушкой, хотела, чтобы все было идеально. Я всегда мечтала о венчании в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер. И когда я вступила на паперть, мое сердце пело. Дейн, это был самый счастливый день в моей жизни. И я была уверена, что лучшее только начинается… Мне и в голову не могло прийти, что Томас не приедет. Я ждала и ждала. Люди в церкви начали оборачиваться и смотреть на меня. И шептаться…
Воспоминания заставили ее сжаться, и Дейн страдал вместе с ней.
— Но и тогда я еще не сомневалась в Томасе. Я была уверена, что с ним случилось несчастье. Тут появился его брат, и я узнала, что произошло на самом деле. Что Томас этой ночью сбежал в Гретна-Грин с другой женщиной — Клэрис Грей. Дейн не мог удержаться:
— Каков мерзавец! Джулианна покачала головой.
— Он хороший человек. Нет, в самом деле. Он добрый, жалостливый. Может быть, поэтому было еще труднее понять и принять такую измену. Когда они возвратились, Томас пришел ко мне объясниться. Оказалось, Клэрис пришла к нему за день до того. Видишь ли, она носила его ребенка. Они знали друг друга с детства. Томас сказал, то была минута слабости. Он не мог бросить ее в таком положении, поэтому они и сбежали. Дейн, мы… мы оба плакали, потому что он понимал, какую боль причиняет мне. Я чувствовала себя идиоткой, потому что слишком доверяла ему, доверяла своему сердцу! Я думала, что очень хорошо его знаю! А потом у меня появилось чувство, что я совсем не знала его. — Помолчав, она продолжила: — Мне было та'к стыдно. Я оказалась в ужасном положении. Ненавидела шепот за своей спиной, взгляды, где бы я ни появлялась. Было чувство, что весь Лондон знает. Я хотела спрятаться от всех, и я отправилась на континент. Оставалась там месяцами и стала такой трусихой…
— Ты совсем не трусиха, Джулианна. И мало найдется женщин, которые смогли бы простить.
— Простить было нетрудно, понять гораздо труднее. Я много думала… Может быть, я слишком долго тянула. Вероятно, мне следовало дать согласие раньше. Возможно, он потерял терпение. А вдруг я была недостаточно красивой?
Дейн не мог промолчать.
— Какая ерунда! Ты должна была бы возненавидеть его, разве не так?
— Какое-то время так и было, — призналась она. — Но Клэрис была… Клэрис — мать его ребенка. Он поступил правильно, женившись на ней. Он должен был. Это был поступок честного человека. Я уважаю его за это решение. Было бы гораздо хуже, если бы он женился на мне, зная, что другая женщина беременна от него.
Так она сказала. Но Дейн не был уверен, что все обстоит именно так, потому что за ее бравадой он почувствовал тщательно скрываемую боль.
— Ты не жалеешь? Ты хотела бы оказаться замужем за ним?
Почему это было важно для него, он и сам не знал. Она медлила с ответом. Ее глаза избегали его. Неясное чувство сдавило его грудь.
— Ты еще любишь его, да? Ты еще .любишь Томаса? Она снова взглянула на него.
— Нет. Нет! Но я потеряла то, чего у меня никогда больше не будет. Я не смогла бы выйти за него замуж, зная, что он предал меня. Я никогда не смогла бы выйти за него замуж, зная, что он бросил Клэрис. Я никогда не смогла бы мириться с тем, что мой муж лжет мне. Я лучше останусь одна.
Он упорствовал.
— И что дальше? Что ты сейчас об этом думаешь? Она глубоко вздохнула.
— Прошел год, — продолжила она совсем тихо, — я гуляла в парке. Там были Томас и Клэрис. Тогда я в первый раз увидела их ребенка, мальчика. И я взяла его на руки, его ребенка… их ребенка. Я держала его и… — Ее голос дрогнул. — У меня не будет своего. Он перебирал ее пальчики.
— Почему не будет? — спросил он мягко.
Она опустила глаза. Когда она взглянула на него снова, они были хмурыми и блестели.
— Я не думала, что будет так больно. Но боль не проходит, Дейн. Порой я готова кричать. Я никогда не забуду, как качала его на руках, но одна мысль не дает мне покоя.
Он почти ощущал боль, которая мучила ее.
— Расскажи мне, милая.
— Это мог быть мой ребенок, он должен был быть моим. Но не потому, что я хочу Томаса. — Внезапно слезы затуманили ее прекрасные синие глаза. — Просто мои руки оказались пустыми. Они всегда будут пустыми.
— Джулианна, ты красивая женщина. Еще не поздно. У тебя еще будут дети…
— Нет. Нет. Я не выйду замуж за мужчину, который не любит меня, которого не люблю я! Я… я довольна своей жизнью. У меня дом в Лондоне, чудесный домик в сельской местности, финансовое положение вполне прочное. Женщине не обязательно иметь мужа, чтобы чувствовать себя счастливой. И я не хочу иметь ребенка, рожденного вне брака. Я предпочту, чтобы руки у меня остались пустыми, чем выйти замуж за человека, которому я не доверяю. И вообще я не уверена, что снова смогу доверять какому-либо мужчине! Муж должен быть верным и честным. Но как я узнаю? Как это узнать?
Это был крик души.
Вдруг ему стало понятно. Она сказала, что довольна своей жизнью. Но так ли это? Он восхищался ее силой духа, ее независимостью, тем, как она устроила свою жизнь, несмотря на тяжелую потерю и пережитый позор. Но она не хотела полюбить снова. Печальный опыт поколебал ее веру в других. Веру в себя. Отдавала она себе в этом отчет или нет?
Он был прав. Милая, очаровательная Джулианна, благородная чистота которой трогала его и вызывала тупую внутреннюю боль. Она была такой беспомощной, терзаемой призраками прошлого. А ведь она была предназначена для того, чтобы иметь семью, быть матерью, смеяться, глядя на малышей, карабкающихся на ее колени, топчущихся у ее ног. Господи, он почти видит это! Она так много может дать, а решила стать затворницей.
«Любой мужчина был бы счастлив иметь такую жену», — внезапно подумал он. Она была верной и преданной, красивой и мягкосердечной, любящей и щедрой по натуре.
«Я вообще не уверена, что снова смогу доверять какому-нибудь мужчине», — сказала она. Но она доверилась ему.
Грубое чувство собственника охватило его, но он тут же понял, что взят за горло. Он не мог дышать, не мог даже думать. Непрошеный голос звучал внутри его. Она не стала бы доверять ему, если бы знала, что он тоже обманывал ее.
Он обнял ее и прижал к своей груди. С легким вздохом она уронила голову и спрятала лицо, прижавшись к нему. Дейн ласкал ее каштановые волны, поглаживая по спине, печально смотрел, как по деревянным брусьям потолка ползали какие-то тени.