Джеймсон Бронуин. Наследство с условием

   — Тогда тебе следовало помнить, что это самое опасное место на скотном дворе. Не отвлекай их.
   Она медленно закрыла, затем открыла глаза.
   — Ты прав. Мне следовало подождать тебя у забора.
   Томас покачал головой. Она что, действительно думает, будто горячие парни могут пропустить на скотном дворе прелестную фигурку в розовой блузке, обтягивающих джинсах и высоких сапогах?
   — Ты прискакала на лошади? — заволновался он.
   — Конечно, а что?
   Он тихо выругался, сдвинул шляпу с бровей.
   — А если ты беременна?
   — Я скакала на Чарли. Не понимаю, какой от этого вред. — Энджи выглядела смущенной и радостной одновременно. Но стоило ему представить ее, скачущей с невероятной скоростью, которую она обожала в юности, его охватывал ужас.
   — Понятно. — Нахлобучив шляпу, он улыбнулся. Чарли безопаснее любого транспортного средства на четырех колесах. — Не думаю, что ты наслаждалась путешествием.
   — У него две скорости — медленная и очень медленная. Улитка — и та ползет быстрее. — Девушка улыбнулась и дотронулась до его руки. — Я была очень осторожной.
   От этой нежности у него перехватило дыхание. Он знал, что нужно кашлянуть и сказать что-нибудь, но лишь кивнул. Его взгляд остановился на ее руке, сжимавшей его предплечье.
   Энджи смутилась, резко отдернула руку и сунула ее в карман джинсов. Некоторое время царило молчание, затем Энджи постучала по полям своей белой шляпы и кашлянула.
   — Итак, — весело начала она, — хочешь услышать, почему я здесь?
   — Ты скажешь мне это по дороге домой. Я сам отвезу тебя.
   — На Чарли?
   — Ни в коем случае. Рилей отгонит его в конюшню.
   Томас не дал ей шанса возразить. Чарли старый, медленный и безопасный, и все же он — конь, который в любую секунду может понести.
   — Не будем препираться, Энджи. Мне нужно знать, что ты в безопасности и дома. Ты поедешь в моем пикапе.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

   Энджи очень хотела погулять по скотному двору, даже поработать бок о бок со скотоводами, как делала в юности. В другой день — обязательно, пообещала она себе.
   — Ну, — Томас взглянул на нее с водительского сиденья. — Что не могло подождать до вечера?
   — Сегодня утром звонил Алекс. Они с Сюзанной приезжают на выходные. — Энджи знала, что они хотят повидать Мору и всю семью, которая не будет присутствовать на свадьбе. Нашли выход из положения. — Думаю, стоит пригласить несколько соседей в субботу. Товарищей по детским играм, друзей Алекса.
   — Вечеринка?
   — Очень маленькая. Если явится много народу, Мора не выйдет. — В душе Энджи просила прощения у Моры за бессовестное использование ее имени в своих целях. — Она не любит большие сборища.
   Томас издал звук, похожий на возражение. Энджи бросила на него беглый взгляд. Понял ли он, что она затеяла праздник для него?
   — Я бы тоже повидалась кое с кем. — Девушка мысленно скрестила пальцы. Она бы плюнула через левое плечо, если бы могла. — Так что скажешь?
   — Думаю, Мора будет против.
   — Ошибаешься. Она согласна… если ты согласен.
   Томас долго молчал, затем на его лице появилось упрямое выражение, знакомое ей с детства.
   — Вам не придется ничего делать, — внушала она. — Я беру всю работу на себя.
   — Стало скучно жить? — спросил он.
   Вопрос звучал буднично, но с каверзой. Томас не повернулся и не посмотрел ей в лицо. Его профиль оставался суровым, серьезным и своевольным. Ее сердце пропустило удар. Томас что-то недоговаривал. Неужели Брук все-таки устала от скучной жизни в деревне и потянулась к городу?
   Впрочем, она, Энджи, всегда знала, что этим все кончится.
   — Скучно? — Она тихо рассмеялась и отрицательно покачала головой. — Никогда. Вспомни, как я рвалась домой в школьные каникулы.
   — Школа давно позади. Ты изменилась.
   — Я? — она с любопытством обернулась к нему. — Нет, когда я надеваю джинсы и сапоги, то чувствую себя так же, как и много лет назад.
   — Это всего лишь одежда, Энджи.
   — Томас, я все та же Энджи.
   — Ты изменилась. Все мы так или иначе изменились.
   — Люди меняются, приобретают жизненный опыт, и все же здесь, — она положила руку на сердце, — мы те же самые.
   Они повернули на дорогу, ведущую к поместью.
   — Подумай над моим предложением, — попросила она, откинувшись на сиденье. — И вечером дай мне знать.
   В сухой сезон Томас много разъезжал. Скотоводческая империя Карлайлов росла, крепла, строила новые скотные дворы и фермы по всей северной Австралии. Он компенсировал любимой работой тоску по дому.
   В этот раз он отсутствовал три дня и три ночи. Но когда его самолет опустился на посадочную полосу в Камеруке, Томас почувствовал, как сильно соскучился по родным пенатам.
   На полосе выстроились самолеты, принадлежащие компании, — прибыл эскорт Алекса. Рэйф находился в Америке по делам бизнеса — хотя Томас подозревал, что тут замешана женщина. Рэйф, в отличие от него самого, нередко смешивал бизнес с удовольствием.
   Не вечеринка будоражила его сознание, а Энджи. Слишком усталый, чтобы возражать, он принял идею о празднике, как принимают лекарство.
   Да и в самом деле, что он мог противопоставить аргументам Энджи? Это его дом, но торжество организовали для Алекса, Сюзанны и Моры.
   Было бы легко в последнюю минуту сослаться на усталость и избежать любопытных и сочувствующих взглядов и неловких пауз, связанных с упоминанием имени Брук. Как он ненавидел свою неловкость и скованность друзей в этом вопросе! Легче вообще не встречаться.
   Он осмотрел частные самолеты. Прилетели давние друзья и соседи, и ему придется напустить на себя цивилизованный вид и провести в их компании по крайней мере пару часов.
   Томас выпрыгнул из кабины, сел в пикап. Кровь ударила в голову, мысли мешались, а двигатель работал на всю мощь, выжимая предельную скорость. Если Энджи будет ждать его в саду в своем убийственном платье и с соблазнительной улыбкой на устах, он совершит какую-нибудь глупость.
   Дом был полон гостей, при его появлении разразившихся сердечными приветствиями. Твердое рукопожатие Алекса напомнило ему о необходимости держаться хладнокровно. А присутствие Энджи… заставляло сердце стучать быстрее.
   К тому же Томас вдруг вспомнил, что сегодня, завтра, максимум послезавтра они узнают, беременна она или нет.
   В доме и на лужайке царила приятная атмосфера. Томас общался с гостями, каждый из которых считал своим долгом найти его и сказать пару слов. Большинство из них хотели поблагодарить его за приглашение — словно это он их пригласил — и поздравить с удачной организации такого чудесного праздника.
   Энджи оказалась замечательной хозяйкой.
   Джинджер Ханраханс расхваливала ее чудесный маринад для барбекю. Ди Ламберт изливала свое восхищение по поводу разноцветных фонариков и просила одолжить их на сорокалетие мужа.
   — Удивительно, — бормотал мистер Ламберт. — Удивительно, что никто из Карлайлов не положил глаз на Энджи. Вы все слепые?
   Нет, Томас не был слепым. Он заметил, что на Энджи было то же платье… Правда, на сей раз она надела под него бюстгальтер — крошечную вещичку цвета слоновой кости, которую он однажды видел на ее кровати. Она наклонилась над столом, и из-под платья выглянула тонкая атласная лямка.
   В груди у Томаса сладко заныло. Он сходил с ума и не мог оторвать от девушки взгляда.
   — Сногсшибательное платье, — заметил Алекс.
   Томас нахмурился. Ему нужно прекратить так откровенно пялиться на Энджи.
   — Нравится вечеринка? — спросил он у брата.
   — Терпимо.
   Томас удивленно приподнял бровь.
   — Мы согласились приехать только из-за Моры, — объяснил Алекс.
   Томас промолчал. Он окинул взглядом гостей, но невесты Алекса не увидел.
   — А где Сюзанна?
   — Пошла наверх.
   — Уже?
   — Голова разболелась.
   Головная боль объясняла ее бледность и напряженность. Взгляд Томаса снова скользнул к Энджи — живому антиподу невесты брата. Она стояла с Дэвидом Врайнтом и, наклонив голову, внимательно слушала. В угасающих сумерках сада она вся светилась. На долю секунды Томас задохнулся от ее знойной красоты.
   Неужели она беременна?
   Говорят, беременность красит женщину. А Энджи была чудо как хороша.
   Алекс ушел проведать Сюзанну, а Томас нашел уединенный уголок, подальше от Энджи. Она сколько угодно может говорить о том, что любит Камеруку и деревенскую жизнь, но он был уверен: как только закончится медовый месяц, она будет счастлива здесь не больше Брук.
   Что это с ним? Зачем он сравнивает Брук с Энджи? И рассуждает о медовом месяце? Налицо все признаки переутомления, день оказался слишком долгим, нужно поспать. Пока он стоял, придумывая способы побега, в бальной комнате заиграла музыка и полилась в сад через распахнутые балконные двери.
   Несколько пар направились к танцполу, и Томас понял, что упустил свой шанс уйти, не привлекая внимания. Он какое-то время наблюдал за танцующими. Под звуки чувственной мелодии они обменивались улыбками. А он, как всегда, один.
   Томас повернулся, чтобы уйти, и натолкнулся на Энджи.
   — Эй, я искала тебя. — Почти весь вечер. Она видела, как он тихонько стоял в стороне, забыв про смех, шутки, веселье.
   Энджи смотрела в затуманенное болью лицо, в глаза, горевшие усталым голубым огнем, и чувствовала, как в душе зарождается разочарование. Неужели она всерьез надеялась, что торжество отвлечет его, рассеет тоску? Идиотка, дурочка в розовых очках.
   — Мне очень жаль, — выдохнула Энджи.
   — Жаль чего?
   Как признаться во всем? Она стремилась изменить его жизнь, но не знала, с чего и как начать. Девушка фыркнула и кивнула головой в сторону гостей.
   — Тебе приходится терпеть это. Совсем невесело, да?
   — Я не сторонник больших торжеств, — признался Томас. — Но не суди об успехе по мне. Ты проделала огромную работу.
   Энджи знала, что вечеринка имела большой успех у соседей, которые все еще танцевали, смеялись и шутили. Ей выразили признательность Алекс, Сюзанна и Мора. Но вот Томасу, казалось, было все равно.
   Она кинула тоскливый взгляд на танцплощадку. Она выбирала эту песню с надеждой пригласить на танец Томаса, мечтая, как сомкнет руки на его шее и склонит голову к сильному плечу. И они закружатся в медленном вальсе. То была песня, под которую танцуют любящие сердца.
   Что же ты, сестричка, стоишь и умираешь от желания? Ты искала его ради этого танца. Так действуй.
   Девушка кивнула в сторону танцующих пар.
   — А ты знаешь, мы ведь никогда не танцевали вместе…
   В его глазах появилось выражение замешательства.
   — Я не танцую, Энджи.
   — Вообще? Или со мной?
   Томас не ответил.
   — Да ладно, Томас, доставь мне удовольствие.
   — Не проси, Энджи, — хрипло проговорил мужчина. — Я не буду танцевать.
   — Потому что не хочешь прикасаться ко мне?
   Они оба знали ответ. Воздух раскалился от невысказанных мыслей и неутоленного желания.
   — Кто-нибудь из вас присоединится ко мне? Я хочу пропустить стаканчик на ночь.
   Алекс. Как не вовремя. Конечно, Томас воспользуется этой возможностью, чтобы сбежать. Девушка покачала головой.
   — Я пас.
   Алекс отправился к библиотеке, а Томас на мгновение задержался.
   — Увидимся завтра утром.
   Она была слишком расстроена, чтобы соблюдать осторожность.
   — По всей вероятности, раньше, — коротко бросила она.
   Томас замер.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Мне понадобится твоя ванная.
   — Сейчас не время для шуток, Энджи. — На его скулах заходили желваки. — Черт возьми, о чем ты говоришь?
   — Долгая история, но…
   — Расскажи в общих чертах, — вспыхнул Томас, и Энджи вдруг разозлилась и осмелела.
   — Я не правильно посчитала гостей, так что мне придется спать на диване в твоем кабинете. Твои ванна и туалет ближайшие. И я собираюсь ими воспользоваться.
   Он молча изучал девушку. А затем бросил:
   — Ляжешь в моей спальне, а я займу кабинет.
   — О нет, не нужно. — Энджи отрицательно замотала головой. — Диван слишком короткий для тебя.
   — К тому моменту, как я доберусь до него, мне будет все равно.
   Она увидела в его глазах и усталость и решительность. И ни намека на радость оттого, что они будут спать рядом.
   — Если тебе будет все равно, где спать, так почему не на кровати?
   — Я сказал, она — твоя.
   — Кровать большая, — спокойно продолжала Энджи. — Почему бы нам не разделить ее?

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

   Ты проигрываешь на всех фронтах, Энджи. Он не поддержал веселье, не расслабился с друзьями, не принял твоего приглашения на танец и в довершение всего ты выгнала его из его собственной кровати.
   В пятидесятый раз она вставала и ложилась, вертелась с боку на бок и проверяла часы. Три часа. Ну не может же он до сих пор пить с Алексом. Она представила почти двухметровую фигуру, скорчившуюся на коротком узком диване, и чуть не расплакалась.
   Это ей следовало ютиться на диване, а не на кровати размером с аэродром.
   Пропустить стаканчик на ночь, Алекс? И уйти от ответа на вопрос, почему я не хочу танцевать с Энджи? О да, с радостью!
   — Да ты умираешь, как хочешь дотронуться до меня, — пробормотала она, протяжно застонала и закрыла лицо руками. На секунду ей показалось, что стон эхом разнесся по комнатам. Чьи-то голоса донеслись снаружи, и она застыла в молчаливом ожидании.
   Дверь открылась, в просвете появился высокий темный силуэт. Притвориться спящей?
   — Я не сплю, — сказала она, слишком возбужденная, чтобы притворяться. — Можешь включить свет, если хочешь.
   Он проигнорировал ее предложение, лишь прошел в комнату и захлопнул за собой дверь. Энджи закрыла глаза и прошептала слова благодарности.
   — Я представляла, как ты мучаешься на маленьком диване, и думала…
   — Спи, Энджи.
   На другом краю кровати матрас скрипнул под его весом, когда он сел. Энджи перекатилась на бок и оперлась на локоть. Секунды хватило, чтобы глаза привыкли к темноте, и она уже различала его движения. Он развязывает галстук. Расстегивает рубашку, снимает ее.
   Сладкое желание растеклось по телу Энджи.
   — Я не усну, пока не буду уверена, что ты не сердишься.
   — Сержусь?
   — Нуда, из-за кровати.
   — Алекс сказал мне, что Ханрахансы привезли с собой гостей. — Томас наклонился вперед, и она увидела, что он снимает ботинки. — Так что тебе не нужно оправдываться.
   — Значит, все в порядке… и ты не сердишься, что у нас одна кровать на двоих.
   Томас застыл, и Энджи показалось, что он отрицательно качает головой.
   — Можем мы оставить эти разговоры?
   Не дожидаясь ответа, он резко поднялся, снял брюки и отбросил их в сторону. Энджи едва не задохнулась, сладкая нега снова разлилась по телу. Он совсем близко и лишь в одном нижнем белье.
   И тут Томас встал и направился к двери. Это было так внезапно, что она чуть не подскочила.
   — Куда ты? Я думала, ты останешься.
   Томас остановился, и тяжкий вздох повис в темноте.
   — Я останусь, но прежде собираюсь принять душ. Надеюсь, твои вопросы закончились и ты позволишь мне спокойно заснуть.
   Он отсутствовал дольше, чем было необходимо. Через дверь Энджи слышала звук льющейся воды и, закрывая глаза, представляла подтянутую фигуру в душевой кабинке.
   Все ее тело горело от страсти. А что он сделает, если она возьмет и зайдет в ванную комнату сейчас и встанет с ним под душ? Обрадуется или огорчится?
   Энджи откинула простыню. Неподвижным воздухом спальни было трудно дышать. Душно. Даже легкий шелковый пеньюар мешает. Она села, не сводя глаз с двери, и медленно потянула вниз лямки.
   Я не люблю сюрпризы.
   Нельзя останавливать жизнь, пусть события идут своим чередом. Она ненавидит неуверенность и робость, игру под названием «терпение» и презирает себя за то, что должна скрывать свои чувства и желания. Почему Томас так упорно отказывается дать им шанс?
   Энджи снова бросилась на постель, откинула простыню подальше и забила кулаками в подушку. И как только она успокоилась, то услышала, как вода перестала литься.
   Он вышел из ванной, прошел к шкафу и достал… короткие шорты.
   Несмотря на плотно зажмуренные глаза, она ощущала его приближение и взгляд синих глаз.
   — Не бойся, — начала она, хриплый голос разрезал темноту. — Я не укушу.
   Укусит! Все его тело изнывало по ней. Теплота ее голоса, блестящий шелк пеньюара, линия ног на бледных простынях. Такое сочетание сведет с ума любого мужчину. Томас в нерешительности застыл у края кровати, когда она вытянула руку и погладила простыню.
   — Смотри, я даже не дотягиваюсь до твоей стороны.
   Очевидно, она демонстрировала ему, что он находится в безопасности. Смешно, учитывая его возбуждение.
   — Душ помог? — спросила она.
   Томас рассмеялся злым, хриплым смехом.
   — Нет. — Он был предельно честен.
   — Горячий или холодный?
   Что? Он забросил ноги на кровать и скрестил их.
   — Душ, который не помог, — настаивала она, — он был горячий или холодный?
   Томас откинул голову на подушку, наслаждаясь соприкосновением мокрых волос с прохладной материей.
   — Сначала горячий, потом холодный. Ни один не помог.
   — А обычно помогает? — Ее молчание длилось минут десять. И голос звучал не столько насмешливо, сколько… заинтересованно. — Холодный, я имею в виду. Я хорошо осведомлена, и… горячий, кстати, тоже иногда срабатывает.
   — Знаешь по собственному опыту?
   — Скорее из книг. — Она замялась. — Я не хотела ставить тебя в неловкое положение.
   — Нечего теперь оправдываться.
   Он услышал, как она задвигалась, принимая удобную позу. Черт, скорей бы закончился этот допрос.
   — Ты все еще не ответил на мой вопрос.
   Дьявол.
   — Если ты хочешь узнать, как я выхожу из положения, почему бы не спросить напрямую, вместо того чтобы объясняться намеками?
   — Хорошо. Помогает ли холодный душ от неудовлетворенности?
   — Иногда, — сказал он после паузы.
   Она долгое время молчала, так долго, что он решил, что ее любопытство удовлетворено. Он даже повернул голову, чтобы проверить. Нужно было не поворачивать. Она лежала на своей стороне, но ближе к середине, и наблюдала за ним с какой-то въедливостью, от которой у него заломило все тело.
   — Господи, Энджи. Разве ты не читала об этом в журнале?
   — Я спрашиваю тебя, Томас. Я хочу знать, есть ли разница между холодным душем и занятиями любовью.
   — Конечно, с женщиной лучше.
   — С любой женщиной?
   — Я не знаю.
   Энджи очень хотела разговорить его, поэтому осторожно подбирала слова.
   — Что ты имеешь в виду?
   — То, что у меня было мало женщин.
   — Честно говоря, я так и подумала.
   — У меня это на лбу написано?
   — Нет. — Вопрос удивил ее, она даже приподнялась на локте.
   — Две, хорошо? Ты и Брук. Это ты хотела узнать?
   — Я… — Господи, что она может сказать? Энджи облизала пересохшие губы.
   — Ты теперь удовлетворена?
   Она оценила его порыв честности, не обратив внимания на грубый тон.
   — Неудивительно, — медленно сказала она, — учитывая, что ты за человек.
   — Ты меня не знаешь, Энджи.
   — Я знаю тебя большую часть своей жизни и знаю, что в жизни имеет для тебя значение. С тех пор как ты встретил Брук, ты ни разу не взглянул в сторону другой женщины. Я знаю, что тебе было очень тяжело вступать со мной в отношения, и решение завести ребенка далось нелегко, потому что ты все еще любишь ее… А секс для тебя — составляющая любви.
   Энджи чувствовала, как напряжение вибрирует в воздухе и растет с каждым словом, но не могла остановиться. Он поделился чем-то невероятно личным, и она хотела — нет, обязана была — сделать то же самое.
   — Если бы ты был опытным любовником, я бы не заметила разницы. Наша близость каждый раз была необыкновенной, незабываемой. И сравнивать тебя с кем бы то ни было мне в голову не приходило.
   Вот она и призналась.
   — Ты уже знаешь? — спросил он.
   Инстинктивно она поняла, о чем он спрашивал. Живот свело судорогой, внутри все перевернулось.
   — Нет, впрочем, задержки пока тоже нет.
   — Когда?
   — Возможно, завтра, хотя…
   Он резко повернул голову, ища ее глаза.
   — Хотя?
   — Ничего и не предвещает скорого начала месячных. — Девушка засмеялась. — Не хочется заморить червячка и организм не требует шоколада. В общем, в этот раз все не так, как обычно.
   Она положила ладонь на живот и испытала волнение, то ли от страха, то ли от возбуждения. Беременна? Неужели под рукой, глубоко внутри уже зародилась новая жизнь?
   — Как ты себя чувствуешь? — спросил он низким хриплым голосом.
   Как она себя чувствует? Словно стоит на пороге чего-то значительного. Сердце билось гулко и тяжело.
   Она откинулась на спину.
   — Ужасно.
   — Из-за ребенка?
   — Ужасно, потому что пытаюсь предвидеть все изменения и постоянно прислушиваюсь к себе.
   Энджи медленно повернула голову и увидела, как его глаза скользят по ее телу.
   — Я чувствую себя ужасно, — прошептала Энджи, взяла его руку и потянула на себя, — от мысли, что вдруг ребенка здесь нет. — Она прижала его ладонь к своему животу. — И в то же время радуюсь, что если не беременна, то останусь здесь до следующей недели, и снова это случится… между нами.
   Она сплела свои пальцы с его, поглаживая и лаская.
   — Еще одна ночь, — прошептала она. — Еще один раз.
   — Ничего не изменится, Энджи. — Их взгляды схлестнулись. Томас отнял руку и лег на спину.
   Девушка последовала за ним, медленно стянула с него простыню и ласково погладила по груди. Он не двинулся, не повернулся, не убежал. И когда она крепче прижала ладонь к горячей коже, все его тело моментально откликнулось.
   — Позволь мне помочь с тем, с чем душ не справился, — прошептала она.
   И когда их губы соединились, его сопротивление окончательно рассеялось. Она видела, как вспыхивают и загораются искры в бездонной глубине его синих глаз, слышала тихие стоны. Энджи покрыла поцелуями его плечи и грудь и, дойдя до талии, замерла.
   — Ты надел их, — она провела пальцами вдоль резинки, — когда вышел из душа.
   — Хочешь, чтобы я их снял?
   — Нет, я сделаю это сама.
   Он приподнял бедра, помогая ей. Затем почувствовал, как ее рука сжалась.
   — Я думала об этом все время, пока ты находился в душе.
   — И я, — прохрипел он.
   — Я хотела дотронуться до тебя.
   Энджи двигалась неторопливо, зная цену своим действиям. Он застонал, протестуя и одновременно моля о продолжении.
   — Ласкать могут не только руки, но и губы.
   Его глаза гневно сверкнули.
   — Нет.
   — Ты не хочешь, чтобы я занималась с тобой любовью? — Энджи придвинулась ближе, ее волосы темным облаком нависли над его бедрами. Она действовала ловко, Томас уже и забыл, что язык и губы женщины могут творить такие чудеса. Он буквально захлебывался от восторга.
   — Подожди, — твердо прошептал он, притянул ее к себе и прижался к влажным губам. Когда он хотел перевернуть девушку на спину, она начала сопротивляться.
   — Не так. — Руки уперлись ему в плечи, Энджи заставила его откинуться назад. — Сегодня моя партия ведущая.
   Когда она села на него, жаркие руки сначала опустились ей на талию, затем скользнули вверх к высоким полным грудям. Она изнывала от желания, и он спешил соединиться с ней, но в этот раз все было иначе. Это не было быстрым, деловым совокуплением в темноте. И они были вместе не ради зачатия ребенка.
   Энджи плыла по волнам наслаждения. Ритм постепенно убыстрялся, движения становились резкими, первобытными, пока в глаза вдруг не ударил ослепляющий свет экстаза.
   В ту ночь Томас не ушел. Она заснула в его объятиях, прижавшись щекой к мужественной груди, слушая убаюкивающую песню его сердца.
   А проснулась одна и ни капельки не огорчилась. Широкая улыбка осветила ее лицо, когда Энджи провела рукой по простыням и вспомнила в мельчайших подробностях прошедшую ночь.
   Томас всегда встает рано. Обычно в это время он в седле или в кабинете. Сегодня он вообще проснулся до рассвета и долго-долго, в полудреме ласкал ее тело.
   Рука Энджи коснулась живота, и сладостная дрожь пробежала вдоль позвоночника. Должно быть, она забеременела. Она ощущала слишком большие изменения в своем теле. Энджи провела рукой по пока еще плоскому животу.
   Гормональный выброс?
   Она медленно повернула голову на подушке, в глаза бросилась стоящая у дверей ванной сумка. На дне ее валялась коробочка с тестами на беременность.
   Сердце подпрыгнуло от радости. Слишком рано? Возможно, да, возможно, нет. Инструкция гласила, что тест будет точен, даже если время критических дней еще не наступило. Зачем терзаться сомнениями, если можно все выяснить?
   Она решительно встала и пошла в сторону сумки.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

   Томас хотел опробовать своего жеребца. Кроме того, ему нужно подумать, сосредоточиться на том, что вернет его на землю, развеет возникшее в груди томление.
   Все изменилось. Секс по договору без обещаний закончился. Прошлой ночью они любили друг друга по-настоящему.
   Эти мысли будоражили его сознание, и он повернул коня к дому. Если она беременна и решила остаться, у них будет реальный шанс создать семью…
   Томас сделал большой круг по периметру поляны. Там гостей ждал завтрак. Он присоединится к ним, как только примет душ и переоденется. Около спальни его вдруг прошиб пот. Сейчас он снова увидит ее.
   Но комната оказалась пустой. Кровать убрана, сумка Энджи исчезла. Жаль!