Господи, он действительно признался, что обладал лишь одной женщиной, своей женой? Раньше он никому об этом не рассказывал.
Недоуменно качая головой, Томас направился к ванной, на ходу снимая рубашку. Он уже потянулся к ручке, когда раздался щелчок.
Дверь открылась, Энджи вскрикнула от испуга и отступила назад. Послышались хриплые извинения. Томас нахмурился.
— За что ты просишь прощение?
— За… — Темные брови сошлись на переносице, рука теребила медальон. — За то, что я еще здесь. За то, что использовала твою ванную.
— Ты спросила разрешения еще вчера вечером.
— Но мне следовало заниматься гостями, завтраком.
Энджи была одета, пальцы, сжимающие сумку, побелели от напряжения. Она намеренно отводила взгляд. И вдруг недостающий квадратик мозаики встал на место.
— Наступили критические дни?
Ее глаза расширились и, к его ужасу, наполнились слезами. Черт, да ему лучше иметь дело с разъяренным быком весом в несколько тонн, чем с женщиной в слезах. Особенно с такой женщиной, как Энджи, чьи слезы редки и всегда значимы.
— Эй, — мягко окликнул он. — Все в порядке.
— Не надо. — Она сделала глубокий вдох, захлебываясь от слез. — Ты делаешь только хуже.
— Делаю хуже?
— Это все чертовы гормоны. — Она всхлипнула и закрыла лицо руками. Тогда он потянулся к ней, положил руки на плечи, и Энджи тут же уткнулась лицом ему в грудь.
Энджи никогда не позволяла себе плакать и жаловаться, уж такой у нее был характер. Она прерывисто дышала, пытаясь успокоиться. Ее плечи приподнялись и застыли, когда он погладил ее по голове.
— Волоски на груди плохо впитывают влагу, — пробормотал он.
— Рубашка бы лучше справилась с задачей.
Он протянул ей свою рубашку.
— Вот, пожалуйста, пользуйся.
Сквозь слезы послышался смешок, Энджи взяла рубашку и вытерла влагу с его груди.
— Теперь ты готова ответить на мой вопрос?
Она уставилась на него распахнутыми, влажными от слез глазами, затем сглотнула и коротко тряхнула головой. Его взгляд скользнул к пальцам, сжимающим рубашку. Она не беременна? Томасу нужно было знать наверняка. Он поднял ее голову за подбородок.
— Скажи мне, Энджи.
— Нет, не готова, — выдавила она, и он почувствовал, как в груди что-то кольнуло. Должно быть, плохие новости.
— К чему слезы?
— Утром я сделала тест. — Энджи честно посмотрела в его глаза. — И он оказался отрицательный.
— Не слишком ли рано для точных ответов?
— Мне следовало сделать его позже дня на два, но я не могла медлить.
— Нетерпеливая, как всегда?
— Я хотела знать.
Слезы блестели на ресницах, голос дрожал от волнения. Она хотела знать, надеялась, что результат окажется положительным.
Глядя в нежное лицо, он вспоминал, как ночью она прижимала ладонь к своему животу, вспомнил, как сам отозвался на ее движение всплеском желаний. Вспомнил, как боролся с вожделением и как чувствовал облегчение, когда она первая отважилась на действия.
— Я так хотела…
Он притронулся большим пальцем к ее губам.
— Терпение, Энджи. Ты сама сказала, что сейчас еще слишком рано. У тебя есть еще тесты?
— Несколько.
— Ты же подождешь пару дней, прежде чем сделать следующий?
Она тихо вздохнула.
— Только два дня, ладно. Я потерплю.
Когда на следующий день Томас собрался уехать по делам на западную ферму, он чуть не пригласил Энджи с собой. Он представлял, как, не выдержав испытания временем, она вскрывает одну упаковку тестов за другой. Томасу уже виделось, как он будет путешествовать с ней, как она разделит с ним дорожные впечатления, номер в отеле, постель…
Он хотел быть рядом, когда она узнает результаты теста и поднимет на него свои темные глаза, сияющие от…
Нет. Томас с остервенением захлопнул ворота. И улетел один, как обычно, как любил, как привык.
Тридцать шесть часов спустя он возвратился.
Теперь она уже должна знать наверняка. Он не позволял себе суетиться, бегать и разыскивать ее, чтобы узнать новости. К тому моменту, как Томас добрался до пруда, от напряжения стало сводить плечи и спину, но он держал их абсолютно прямо.
— Мо подсказала, где тебя найти. — Подходящее место для разговора. Именно здесь она впервые сказала, что хочет от него ребенка.
Сегодня же ее взгляд не отрывался от поверхности водяной глади, блестевшей золотом в лучах дневного солнца.
— Она сказала тебе о Рэйфе?
— О его свадьбе? Да, я в курсе.
Томас присел на корточки рядом с Энджи, и она бросила на него настороженный взгляд.
— Алекс женится на следующей неделе, теперь еще свадьба Рэйфа. Ты свободен от обязательств.
Томас застыл.
— Что скажешь, Энджи? Да или нет?
— Я не знаю. Критические дни все еще не настали, но второй тест тоже дал отрицательный результат.
Томас тихо выругался.
— Эти домашние тесты надежные?
— Не знаю. У меня не было причин использовать их раньше.
Он пристально изучал ее, стараясь отгадать, что у нее на уме.
— Что теперь? — спросил он.
— Полагаю, необходима консультация врача.
— Что-то ты не радуешься такому повороту событий. — Голос Энджи звучал уныло, и плохое настроение передалось ему. — Может, что-то пошло не правильно? Ты говорила, у тебя очень четкие периоды. — Его глаза сузились. — Или преувеличивала?
— Ты только об этом хочешь знать?
— Нет. — Томас вздохнул. — Нет, не только. Но ты разговариваешь так… неохотно.
Энджи услышала в его голосе волнение и смягчилась.
— Со мной все хорошо. Правда.
— У тебя в Сиднее есть доктор?
— Нет, но…
— Я позвоню Алексу сегодня вечером. У него есть кое-кто на примете.
— Думаешь, Алекс посещает гинеколога?
Не время для шуток, решила Энджи, увидев, как вытянулись его губы. Впрочем, сейчас все средства хороши — даже черный юмор, лишь бы унять тупую боль в груди и не думать о будущем.
Хорошо. Без шуток и уклончивых ответов. Наступает момент истины, сестренка.
Осторожно выдохнув, Энджи повернула голову и посмотрела ему в глаза. Прямо, спокойно.
— Я с неохотой думаю о враче, но я хочу знать, что со мной происходит. Хочу знать.
— Тогда в чем проблема?
— Я не уверена, что готова уехать отсюда.
— Но мы же договорились, Энджи.
Что она уедет, когда все закончится. Да, но… У нее нет ничего, что можно потерять там, на большой земле. Все, за что она отчаянно боролась последние несколько недель, оставалось здесь, в Камеруке.
— Да, мы договорились, — тихо продолжала она, — но наш договор случился до того, как мы занимались любовью в последний раз.
Его глаза вспыхнули прежде, чем рот вытянулся в упрямую тонкую линию. Но минутной реакции было достаточно для Энджи. О, нет, Томас Карлайл. Пришла пора раскрыть карты. Время сказать, что ты на самом деле думаешь.
— По крайней мере, так я чувствую. Я занимаюсь с тобой любовью всем моим телом, душой, всем сердцем. — Сомнение внезапно мелькнуло в его глазах. Энджи наклонилась ближе и накрыла ладонями его руки. — Мне жаль, если ты не 13, 3 хочешь это слышать, но мне нужно высказаться. Я не могу больше молчать.
— Я ничего не обещал, — скованно ответил он.
— Знаю. Когда я влюбилась в тебя, ты мне тоже ничего не обещал, но меня это не остановило.
— Мы были детьми.
— Я была восемнадцатилетней девушкой, достаточно взрослой, чтобы осознавать свои желания. Томас, ничего не изменилось. Я любила тебя долгое время — возможно, всегда. Ваша встреча с Брук стала для меня настоящим ударом.
Томас крепче сжал челюсти. Теперь, когда она начала говорить, ее не остановить, пока не выскажется до конца.
— Моя подруга получила то, что я жаждала иметь всю свою жизнь. Я чувствовала, что теряю мужчину своей мечты, и вдобавок теряю тебя как друга, потому что мое мнение тебя больше не интересовало.
— Я никогда от тебя не отказывался, Энджи.
— Знаю, но со временем я почувствовала себя ненужной. — Печально улыбаясь, она покачала головой. — Ты был таким очумелым от счастья, постоянно летал в город на свидания, и когда я увидела вас вместе, мне казалось, сердце мое разорвется. Я боялась, что наговорю вам гадостей, тебе и Брук.
— Помню, что-то подобное ты все же сделала.
— Ты говоришь о нашей беседе здесь? Да, тогда мне было что сказать. — Она с шумом выдохнула. — Прошло немало лет, хотя я продолжаю задавать один и тот же вопрос: зачем? Что именно подвигло меня предостеречь тебя от женитьбы? Но я ужасно хотела, чтобы ты стал моим, и не могла остановиться.
Энджи ожидала его возражений и нелестных замечаний по поводу своей прямолинейности. Но Томас спросил только:
— Так вот почему ты не пришла на нашу свадьбу?
— Я не могла, — ответила Энджи дрогнувшим от волнения голосом. — Я не могла смотреть на вас, таких счастливых и веселых, притворяться и ловить букет. Господь свидетель, когда священник спросил бы, есть ли препятствия вашему браку, я бы завизжала что есть мочи «да».
Никто из них не улыбнулся. В весеннем воздухе, перед лицом волшебного, клонившегося к горизонту солнца все постепенно вставало на свои места.
— И ты сбежала? — то ли спросил, то ли констатировал Томас.
Энджи кивнула.
— И оставалась за границей так долго, что не могла приехать на похороны Брук. Я знаю, мое признание скажется на моей репутации друга и доброго человека, но это правда.
Томас долго молчал. Несмотря на теплый воздух, девушка потерла плечи, словно защищаясь от леденящего холода его молчания. Томас подобрал несколько камешков с земли и начал перекатывать их в руке. Она не отрывала глаз от медленных движений.
— Я не могу дать тебе то, что ты просишь, Энджи. — От его низкого, взволнованного голоса по коже побежали мурашки.
— Из-за Брук?
— Да. — Некоторое время он изучал камешки в руке, затем бросил их в воду. Энджи наблюдала за расходящимися кругами на гладкой поверхности, пока они не исчезли. Затем посмотрела вверх. Глаза Томаса были похожи на зеркальную серебристо-синюю поверхность. — Ты оказалась права, Энджи.
От неожиданности она сразу не поняла, о чем он говорит.
— В том, что Брук не выживет здесь?
— Она старалась, — продолжил Томас после паузы. — Но когда я уезжал на фермы, на скотные дворы, она страдала. И ненавидела деревню.
Энджи не требовалось объяснений. Брук была городской пташкой, капризной и избалованной.
— Вы не пытались найти компромисс? — осторожно поинтересовалась она. — Работа, которую она могла бы делать здесь…
— Она прошла собеседование. Сказала мне об этом в день гибели. — Томас поднял глаза, его голос звенел от боли. — Я не могу проходить через одно и то же, Энджи. Мне нечего тебе дать.
— А я ничего не прошу.
— Просишь, Энджи. Я вижу просьбу в твоих глазах, слышу ее в твоем голосе.
— Нет. — Девушка наклонилась ближе и заставила его поднять глаза. — Я только хочу тебя.
Некоторое время он разглядывал ее лицо.
— Скажи, что не хочешь стать моей женой.
— Я не могу, — выдохнула Энджи, зная, что ее честность сейчас дорого стоит. Но она ее и погубит.
— А я не могу жениться на тебе.
— Пусть будет так. Я просто хочу остаться и жить здесь, с тобой. — Ее голос дрожал. — Я знаю о неизбежном одиночестве, знаю, как усердно ты работаешь, трудности меня не пугают. Дай мне шанс, Томас, шанс доказать, что Камерука — единственное место, где я хочу жить. Дай мне шанс любить тебя.
— Но я не могу любить тебя, Энджи. Ты заслуживаешь лучшей участи.
Томас договорился о встрече с доктором по рекомендации Алекса. Визит назначили на следующей неделе. Время напряженное, работа на фермах в самом разгаре, но он изменил свое расписание, чтобы поехать в Сидней. Энджи спорила и утверждала, что в его присутствии нет необходимости, но он настаивал.
— Это и мой ребенок тоже. И я поеду с тобой.
— Ты собираешься быть рядом, когда он впервые шевельнется? И когда начнет толкаться? Или когда родится? Его первый день…
В логике Энджи не откажешь, и он уступил. Не может же он, в самом деле, драться с ней? На следующий день Томас улетел в Брисбейн на встречу с японскими покупателями, а когда вернулся, она уже уехала, предусмотрительно оставив записку.
«Я знаю, ты не любишь сюрпризы, поэтому оставляю эту записку. Я хочу посетить доктора одна… Если мне суждено стать матерью-одиночкой, то следует привыкать к этому прямо сейчас. Я дам тебе знать, как только появятся новости. Навеки люблю, Энджи».
Томас пытался не замечать тишины в доме, одиночества за обеденным столом. Каждый раз его сердце подпрыгивало, когда он шел открывать входную дверь, ожидая увидеть ее… Но, увы, случилось неизбежное.
Она все-таки уехала.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Недоуменно качая головой, Томас направился к ванной, на ходу снимая рубашку. Он уже потянулся к ручке, когда раздался щелчок.
Дверь открылась, Энджи вскрикнула от испуга и отступила назад. Послышались хриплые извинения. Томас нахмурился.
— За что ты просишь прощение?
— За… — Темные брови сошлись на переносице, рука теребила медальон. — За то, что я еще здесь. За то, что использовала твою ванную.
— Ты спросила разрешения еще вчера вечером.
— Но мне следовало заниматься гостями, завтраком.
Энджи была одета, пальцы, сжимающие сумку, побелели от напряжения. Она намеренно отводила взгляд. И вдруг недостающий квадратик мозаики встал на место.
— Наступили критические дни?
Ее глаза расширились и, к его ужасу, наполнились слезами. Черт, да ему лучше иметь дело с разъяренным быком весом в несколько тонн, чем с женщиной в слезах. Особенно с такой женщиной, как Энджи, чьи слезы редки и всегда значимы.
— Эй, — мягко окликнул он. — Все в порядке.
— Не надо. — Она сделала глубокий вдох, захлебываясь от слез. — Ты делаешь только хуже.
— Делаю хуже?
— Это все чертовы гормоны. — Она всхлипнула и закрыла лицо руками. Тогда он потянулся к ней, положил руки на плечи, и Энджи тут же уткнулась лицом ему в грудь.
Энджи никогда не позволяла себе плакать и жаловаться, уж такой у нее был характер. Она прерывисто дышала, пытаясь успокоиться. Ее плечи приподнялись и застыли, когда он погладил ее по голове.
— Волоски на груди плохо впитывают влагу, — пробормотал он.
— Рубашка бы лучше справилась с задачей.
Он протянул ей свою рубашку.
— Вот, пожалуйста, пользуйся.
Сквозь слезы послышался смешок, Энджи взяла рубашку и вытерла влагу с его груди.
— Теперь ты готова ответить на мой вопрос?
Она уставилась на него распахнутыми, влажными от слез глазами, затем сглотнула и коротко тряхнула головой. Его взгляд скользнул к пальцам, сжимающим рубашку. Она не беременна? Томасу нужно было знать наверняка. Он поднял ее голову за подбородок.
— Скажи мне, Энджи.
— Нет, не готова, — выдавила она, и он почувствовал, как в груди что-то кольнуло. Должно быть, плохие новости.
— К чему слезы?
— Утром я сделала тест. — Энджи честно посмотрела в его глаза. — И он оказался отрицательный.
— Не слишком ли рано для точных ответов?
— Мне следовало сделать его позже дня на два, но я не могла медлить.
— Нетерпеливая, как всегда?
— Я хотела знать.
Слезы блестели на ресницах, голос дрожал от волнения. Она хотела знать, надеялась, что результат окажется положительным.
Глядя в нежное лицо, он вспоминал, как ночью она прижимала ладонь к своему животу, вспомнил, как сам отозвался на ее движение всплеском желаний. Вспомнил, как боролся с вожделением и как чувствовал облегчение, когда она первая отважилась на действия.
— Я так хотела…
Он притронулся большим пальцем к ее губам.
— Терпение, Энджи. Ты сама сказала, что сейчас еще слишком рано. У тебя есть еще тесты?
— Несколько.
— Ты же подождешь пару дней, прежде чем сделать следующий?
Она тихо вздохнула.
— Только два дня, ладно. Я потерплю.
Когда на следующий день Томас собрался уехать по делам на западную ферму, он чуть не пригласил Энджи с собой. Он представлял, как, не выдержав испытания временем, она вскрывает одну упаковку тестов за другой. Томасу уже виделось, как он будет путешествовать с ней, как она разделит с ним дорожные впечатления, номер в отеле, постель…
Он хотел быть рядом, когда она узнает результаты теста и поднимет на него свои темные глаза, сияющие от…
Нет. Томас с остервенением захлопнул ворота. И улетел один, как обычно, как любил, как привык.
Тридцать шесть часов спустя он возвратился.
Теперь она уже должна знать наверняка. Он не позволял себе суетиться, бегать и разыскивать ее, чтобы узнать новости. К тому моменту, как Томас добрался до пруда, от напряжения стало сводить плечи и спину, но он держал их абсолютно прямо.
— Мо подсказала, где тебя найти. — Подходящее место для разговора. Именно здесь она впервые сказала, что хочет от него ребенка.
Сегодня же ее взгляд не отрывался от поверхности водяной глади, блестевшей золотом в лучах дневного солнца.
— Она сказала тебе о Рэйфе?
— О его свадьбе? Да, я в курсе.
Томас присел на корточки рядом с Энджи, и она бросила на него настороженный взгляд.
— Алекс женится на следующей неделе, теперь еще свадьба Рэйфа. Ты свободен от обязательств.
Томас застыл.
— Что скажешь, Энджи? Да или нет?
— Я не знаю. Критические дни все еще не настали, но второй тест тоже дал отрицательный результат.
Томас тихо выругался.
— Эти домашние тесты надежные?
— Не знаю. У меня не было причин использовать их раньше.
Он пристально изучал ее, стараясь отгадать, что у нее на уме.
— Что теперь? — спросил он.
— Полагаю, необходима консультация врача.
— Что-то ты не радуешься такому повороту событий. — Голос Энджи звучал уныло, и плохое настроение передалось ему. — Может, что-то пошло не правильно? Ты говорила, у тебя очень четкие периоды. — Его глаза сузились. — Или преувеличивала?
— Ты только об этом хочешь знать?
— Нет. — Томас вздохнул. — Нет, не только. Но ты разговариваешь так… неохотно.
Энджи услышала в его голосе волнение и смягчилась.
— Со мной все хорошо. Правда.
— У тебя в Сиднее есть доктор?
— Нет, но…
— Я позвоню Алексу сегодня вечером. У него есть кое-кто на примете.
— Думаешь, Алекс посещает гинеколога?
Не время для шуток, решила Энджи, увидев, как вытянулись его губы. Впрочем, сейчас все средства хороши — даже черный юмор, лишь бы унять тупую боль в груди и не думать о будущем.
Хорошо. Без шуток и уклончивых ответов. Наступает момент истины, сестренка.
Осторожно выдохнув, Энджи повернула голову и посмотрела ему в глаза. Прямо, спокойно.
— Я с неохотой думаю о враче, но я хочу знать, что со мной происходит. Хочу знать.
— Тогда в чем проблема?
— Я не уверена, что готова уехать отсюда.
— Но мы же договорились, Энджи.
Что она уедет, когда все закончится. Да, но… У нее нет ничего, что можно потерять там, на большой земле. Все, за что она отчаянно боролась последние несколько недель, оставалось здесь, в Камеруке.
— Да, мы договорились, — тихо продолжала она, — но наш договор случился до того, как мы занимались любовью в последний раз.
Его глаза вспыхнули прежде, чем рот вытянулся в упрямую тонкую линию. Но минутной реакции было достаточно для Энджи. О, нет, Томас Карлайл. Пришла пора раскрыть карты. Время сказать, что ты на самом деле думаешь.
— По крайней мере, так я чувствую. Я занимаюсь с тобой любовью всем моим телом, душой, всем сердцем. — Сомнение внезапно мелькнуло в его глазах. Энджи наклонилась ближе и накрыла ладонями его руки. — Мне жаль, если ты не 13, 3 хочешь это слышать, но мне нужно высказаться. Я не могу больше молчать.
— Я ничего не обещал, — скованно ответил он.
— Знаю. Когда я влюбилась в тебя, ты мне тоже ничего не обещал, но меня это не остановило.
— Мы были детьми.
— Я была восемнадцатилетней девушкой, достаточно взрослой, чтобы осознавать свои желания. Томас, ничего не изменилось. Я любила тебя долгое время — возможно, всегда. Ваша встреча с Брук стала для меня настоящим ударом.
Томас крепче сжал челюсти. Теперь, когда она начала говорить, ее не остановить, пока не выскажется до конца.
— Моя подруга получила то, что я жаждала иметь всю свою жизнь. Я чувствовала, что теряю мужчину своей мечты, и вдобавок теряю тебя как друга, потому что мое мнение тебя больше не интересовало.
— Я никогда от тебя не отказывался, Энджи.
— Знаю, но со временем я почувствовала себя ненужной. — Печально улыбаясь, она покачала головой. — Ты был таким очумелым от счастья, постоянно летал в город на свидания, и когда я увидела вас вместе, мне казалось, сердце мое разорвется. Я боялась, что наговорю вам гадостей, тебе и Брук.
— Помню, что-то подобное ты все же сделала.
— Ты говоришь о нашей беседе здесь? Да, тогда мне было что сказать. — Она с шумом выдохнула. — Прошло немало лет, хотя я продолжаю задавать один и тот же вопрос: зачем? Что именно подвигло меня предостеречь тебя от женитьбы? Но я ужасно хотела, чтобы ты стал моим, и не могла остановиться.
Энджи ожидала его возражений и нелестных замечаний по поводу своей прямолинейности. Но Томас спросил только:
— Так вот почему ты не пришла на нашу свадьбу?
— Я не могла, — ответила Энджи дрогнувшим от волнения голосом. — Я не могла смотреть на вас, таких счастливых и веселых, притворяться и ловить букет. Господь свидетель, когда священник спросил бы, есть ли препятствия вашему браку, я бы завизжала что есть мочи «да».
Никто из них не улыбнулся. В весеннем воздухе, перед лицом волшебного, клонившегося к горизонту солнца все постепенно вставало на свои места.
— И ты сбежала? — то ли спросил, то ли констатировал Томас.
Энджи кивнула.
— И оставалась за границей так долго, что не могла приехать на похороны Брук. Я знаю, мое признание скажется на моей репутации друга и доброго человека, но это правда.
Томас долго молчал. Несмотря на теплый воздух, девушка потерла плечи, словно защищаясь от леденящего холода его молчания. Томас подобрал несколько камешков с земли и начал перекатывать их в руке. Она не отрывала глаз от медленных движений.
— Я не могу дать тебе то, что ты просишь, Энджи. — От его низкого, взволнованного голоса по коже побежали мурашки.
— Из-за Брук?
— Да. — Некоторое время он изучал камешки в руке, затем бросил их в воду. Энджи наблюдала за расходящимися кругами на гладкой поверхности, пока они не исчезли. Затем посмотрела вверх. Глаза Томаса были похожи на зеркальную серебристо-синюю поверхность. — Ты оказалась права, Энджи.
От неожиданности она сразу не поняла, о чем он говорит.
— В том, что Брук не выживет здесь?
— Она старалась, — продолжил Томас после паузы. — Но когда я уезжал на фермы, на скотные дворы, она страдала. И ненавидела деревню.
Энджи не требовалось объяснений. Брук была городской пташкой, капризной и избалованной.
— Вы не пытались найти компромисс? — осторожно поинтересовалась она. — Работа, которую она могла бы делать здесь…
— Она прошла собеседование. Сказала мне об этом в день гибели. — Томас поднял глаза, его голос звенел от боли. — Я не могу проходить через одно и то же, Энджи. Мне нечего тебе дать.
— А я ничего не прошу.
— Просишь, Энджи. Я вижу просьбу в твоих глазах, слышу ее в твоем голосе.
— Нет. — Девушка наклонилась ближе и заставила его поднять глаза. — Я только хочу тебя.
Некоторое время он разглядывал ее лицо.
— Скажи, что не хочешь стать моей женой.
— Я не могу, — выдохнула Энджи, зная, что ее честность сейчас дорого стоит. Но она ее и погубит.
— А я не могу жениться на тебе.
— Пусть будет так. Я просто хочу остаться и жить здесь, с тобой. — Ее голос дрожал. — Я знаю о неизбежном одиночестве, знаю, как усердно ты работаешь, трудности меня не пугают. Дай мне шанс, Томас, шанс доказать, что Камерука — единственное место, где я хочу жить. Дай мне шанс любить тебя.
— Но я не могу любить тебя, Энджи. Ты заслуживаешь лучшей участи.
Томас договорился о встрече с доктором по рекомендации Алекса. Визит назначили на следующей неделе. Время напряженное, работа на фермах в самом разгаре, но он изменил свое расписание, чтобы поехать в Сидней. Энджи спорила и утверждала, что в его присутствии нет необходимости, но он настаивал.
— Это и мой ребенок тоже. И я поеду с тобой.
— Ты собираешься быть рядом, когда он впервые шевельнется? И когда начнет толкаться? Или когда родится? Его первый день…
В логике Энджи не откажешь, и он уступил. Не может же он, в самом деле, драться с ней? На следующий день Томас улетел в Брисбейн на встречу с японскими покупателями, а когда вернулся, она уже уехала, предусмотрительно оставив записку.
«Я знаю, ты не любишь сюрпризы, поэтому оставляю эту записку. Я хочу посетить доктора одна… Если мне суждено стать матерью-одиночкой, то следует привыкать к этому прямо сейчас. Я дам тебе знать, как только появятся новости. Навеки люблю, Энджи».
Томас пытался не замечать тишины в доме, одиночества за обеденным столом. Каждый раз его сердце подпрыгивало, когда он шел открывать входную дверь, ожидая увидеть ее… Но, увы, случилось неизбежное.
Она все-таки уехала.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Компьютерная почта доставила сообщение за день до назначенного визита в клинику и застала Томаса врасплох. Он смотрел на экран пять, десять, пятнадцать секунд, прежде чем почувствовал, как закружилась голова и быстро-быстро застучало сердце.
Сообщение оказалось коротким. Беременности нет. Ей очень жаль, что она не смогла помочь. И она желает ему всего наилучшего.
Никаких объяснений, ни единого намека на чувства.
Неужели Энджи действительно думает, что холодное, бездушное послание — то, что он заслужил? В графе «Отправитель» стояло официальное «Анжелина Мори, Корпорейт Конференц-центр, „Карлайл Гранд-отель“«.
Выходит, она вернулась к прежней работе.
Томас даже не побеспокоился выключить компьютер. Он выскочил из дома и направился к самолету.
К моменту его прибытия в «Карлайл Гранд-отель» было уже далеко за полдень. Он слишком устал и измучился, как бык после отменного родео. Энджи не оказалось на месте, и он обегал три уровня в поисках ее. Ему даже на ум не пришло остановиться и отправить ей sms-сообщение.
Когда он вышел из лифта — в пятый раз, — то увидел, как в конференц-зале мелькнула знакомая фигура.
Сотрудник офиса преградил ему путь, но Томас не собирался пускаться в объяснения.
— Могу я вам помочь, сэр?
— Я здесь, чтобы переговорить с Энджи, — отрезал он.
— С мисс Мори? Она вас ждет?
Томас заскрежетал зубами.
— Сомневаюсь.
Она опять носила униформу отеля, белый вверх, черный низ, и она снова выпрямила волосы, как в прошлый раз. Городской стиль был не совсем в его вкусе, и все же она чертовски красива, так красива, что даже гнев улетучивается при взгляде на нее. Энджи разговаривала с группой женщин в униформе и поэтому не заметила его появления.
Тут он услышал мягкий смех, и его словно что-то толкнуло в грудь. Она смеется? Он бросил все, примчался сюда, потому что боялся за ее эмоциональное состояние, а она смеется?
Его гнев поднялся как огромная волна, он сделал несколько шагов и остановился, не сводя глаз с улыбающегося профиля. Он увидел, как она обернулась и замерла на полуслове. Томас смутно догадывался, что остальные женщины тоже обернулись. Щебет умолк, и воцарилась тягостная тишина.
Его внимание сфокусировалось на ее лице, на полных губах. Когда они беззвучно прошептали его имя, его большое тело содрогнулось от нежности. Томас с трудом удержался от того, чтобы подхватить ее на руки и унести в укромное местечко, где можно было бы припасть к этим сексуальным губам.
Энджи собралась с духом, повернулась и что-то пробормотала женщинам, затем подошла к нему.
— Я занята, — начала она, — и не могу с тобой разговаривать. Я работаю.
— Я бы сейчас тоже работал, если бы не стоял здесь.
— Что тебя сюда привело? — продолжила она. — Разве ты не получал сообщение?
— Может, тебе следовало позвонить мне, чтобы узнать?
Она прищурилась.
— Ты ожидал, что я позвоню? Зачем? Чтобы обсудить, как я себя чувствую, и послушать твои утешения?
— Но я хотел узнать о твоем здоровье.
— Как видишь, я в порядке, — коротко ответила Энджи и отвернулась, чтобы уйти.
Он удержал ее за руку.
— Энджи, ты очень расстроилась?
Она глубоко вдохнула и затем выдохнула.
— Да, но мне действительно нужно вернуться к работе. Я не могу разговаривать, Томас, честно, не могу.
Он бросил взволнованный взгляд через плечо и наткнулся на недоуменные лица женщин.
— Как долго ты здесь пробудешь?
— Двадцать минут, но нам не о чем говорить. Томас все еще держал ее за руку.
— Твой визит имеет отношение к свадьбе Алекса? Или к новой невесте Рэйфа?
— Нет. Я хотел убедиться, что ты в порядке.
— Мы уже выяснили, что все хорошо, — поспешно вставила Энджи, — потому что беременности нет.
Леденящая пустота этого заявления лишила его дара речи. Она отвернулась и пошла, каблучки застучали по мраморному полу. Сердце в его груди тоскливо сжалось. Он прилетел сюда, чтобы все испортить, чтобы стоять и смотреть, как любимая женщина уходит из-за его упрямства и страха.
— Я не о беременности, — выкрикнул он ей вдогонку и почувствовал, как все взгляды снова обратились к нему. Но среди этих глаз не было черных и блестящих, еще недавно светившихся страстью и гневом, единственных глаз, имевших для него значение. Она продолжала уходить. — Если ты не хочешь, чтобы я кричал на весь зал, Энджи, тебе лучше остановиться.
Тысяча разных мыслей вертелись в ее голове. Она боялась снова ошибиться… Энджи остановилась и перевела дух.
— Томас Карлайл, тебе следует вести себя прилично, иначе я лишусь работы.
— А ты хочешь сохранить ее? — спросил он.
Она медленно повернулась и посмотрела ему в глаза.
— Это не мой выбор.
— Жизнь будет нелегкой… со мной. — Томас медленно двинулся вперед. Ее сердце подпрыгнуло и запело от радости. — Мы скучаем по тебе, Энджи.
— Мы?
— Мэнни и Ра скучают по тебе. Стинк говорит, что ты единственная, кто слушает его байки. Чарли скучает по долгим прогулкам.
— А ты?
Он остановился прямо перед ней.
— Больше всех.
— Что ты говоришь, Томас Карлайл?
— Я хочу, чтобы ты вернулась домой, Энджи. — Он прикоснулся к ее лицу. — Я хочу воспользоваться шансом, который ты мне предложила.
— Ты сказал, я заслуживаю лучшей участи.
— Я много чего говорил, но не всегда был честен сам с собой. — Томас проглотил вставший в горле ком, переступил с ноги на ногу и нахмурился. — Я не очень силен в выражении чувств, особенно при зрителях, — он бросил косой взгляд в сторону группы людей, — но я хочу стать той лучшей участью, которую ты заслуживаешь.
Некоторое время она молчала, затем повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Ты и есть моя лучшая участь, подумала Энджи, мой лучший мужчина. Он провел пальцем по ее нижней губе.
— Я люблю тебя, Энджи.
Когда первое удивление прошло, она подумала, что эти простые слова вполне подходят для мужчины, не привыкшего красиво изъясняться. Она так прямо и заявила, прежде чем он поцеловал ее, и после поцелуя повторила еще раз.
— Ты сожалеешь о ребенке? — спросил Томас.
— У нас есть время снова попытать счастье. Мы сможем сохранить Камеруну.
Он не упустил это слово «мы». И ему понравилось, как оно звучит.
— Говорят, Бог любит троицу.
— Будет ребенок или нет, я уже счастлив.
Двадцать пять минут спустя, после короткого совещания с дамами в розовых костюмах, она закончила рабочий день, и они с Томасом рука в руке направились к дверям лучшего номера «Гранд-отеля». И как только за ними закрылась дверь, Энджи упала в его объятия. Возвращение к жизни состоялось!
Сообщение оказалось коротким. Беременности нет. Ей очень жаль, что она не смогла помочь. И она желает ему всего наилучшего.
Никаких объяснений, ни единого намека на чувства.
Неужели Энджи действительно думает, что холодное, бездушное послание — то, что он заслужил? В графе «Отправитель» стояло официальное «Анжелина Мори, Корпорейт Конференц-центр, „Карлайл Гранд-отель“«.
Выходит, она вернулась к прежней работе.
Томас даже не побеспокоился выключить компьютер. Он выскочил из дома и направился к самолету.
К моменту его прибытия в «Карлайл Гранд-отель» было уже далеко за полдень. Он слишком устал и измучился, как бык после отменного родео. Энджи не оказалось на месте, и он обегал три уровня в поисках ее. Ему даже на ум не пришло остановиться и отправить ей sms-сообщение.
Когда он вышел из лифта — в пятый раз, — то увидел, как в конференц-зале мелькнула знакомая фигура.
Сотрудник офиса преградил ему путь, но Томас не собирался пускаться в объяснения.
— Могу я вам помочь, сэр?
— Я здесь, чтобы переговорить с Энджи, — отрезал он.
— С мисс Мори? Она вас ждет?
Томас заскрежетал зубами.
— Сомневаюсь.
Она опять носила униформу отеля, белый вверх, черный низ, и она снова выпрямила волосы, как в прошлый раз. Городской стиль был не совсем в его вкусе, и все же она чертовски красива, так красива, что даже гнев улетучивается при взгляде на нее. Энджи разговаривала с группой женщин в униформе и поэтому не заметила его появления.
Тут он услышал мягкий смех, и его словно что-то толкнуло в грудь. Она смеется? Он бросил все, примчался сюда, потому что боялся за ее эмоциональное состояние, а она смеется?
Его гнев поднялся как огромная волна, он сделал несколько шагов и остановился, не сводя глаз с улыбающегося профиля. Он увидел, как она обернулась и замерла на полуслове. Томас смутно догадывался, что остальные женщины тоже обернулись. Щебет умолк, и воцарилась тягостная тишина.
Его внимание сфокусировалось на ее лице, на полных губах. Когда они беззвучно прошептали его имя, его большое тело содрогнулось от нежности. Томас с трудом удержался от того, чтобы подхватить ее на руки и унести в укромное местечко, где можно было бы припасть к этим сексуальным губам.
Энджи собралась с духом, повернулась и что-то пробормотала женщинам, затем подошла к нему.
— Я занята, — начала она, — и не могу с тобой разговаривать. Я работаю.
— Я бы сейчас тоже работал, если бы не стоял здесь.
— Что тебя сюда привело? — продолжила она. — Разве ты не получал сообщение?
— Может, тебе следовало позвонить мне, чтобы узнать?
Она прищурилась.
— Ты ожидал, что я позвоню? Зачем? Чтобы обсудить, как я себя чувствую, и послушать твои утешения?
— Но я хотел узнать о твоем здоровье.
— Как видишь, я в порядке, — коротко ответила Энджи и отвернулась, чтобы уйти.
Он удержал ее за руку.
— Энджи, ты очень расстроилась?
Она глубоко вдохнула и затем выдохнула.
— Да, но мне действительно нужно вернуться к работе. Я не могу разговаривать, Томас, честно, не могу.
Он бросил взволнованный взгляд через плечо и наткнулся на недоуменные лица женщин.
— Как долго ты здесь пробудешь?
— Двадцать минут, но нам не о чем говорить. Томас все еще держал ее за руку.
— Твой визит имеет отношение к свадьбе Алекса? Или к новой невесте Рэйфа?
— Нет. Я хотел убедиться, что ты в порядке.
— Мы уже выяснили, что все хорошо, — поспешно вставила Энджи, — потому что беременности нет.
Леденящая пустота этого заявления лишила его дара речи. Она отвернулась и пошла, каблучки застучали по мраморному полу. Сердце в его груди тоскливо сжалось. Он прилетел сюда, чтобы все испортить, чтобы стоять и смотреть, как любимая женщина уходит из-за его упрямства и страха.
— Я не о беременности, — выкрикнул он ей вдогонку и почувствовал, как все взгляды снова обратились к нему. Но среди этих глаз не было черных и блестящих, еще недавно светившихся страстью и гневом, единственных глаз, имевших для него значение. Она продолжала уходить. — Если ты не хочешь, чтобы я кричал на весь зал, Энджи, тебе лучше остановиться.
Тысяча разных мыслей вертелись в ее голове. Она боялась снова ошибиться… Энджи остановилась и перевела дух.
— Томас Карлайл, тебе следует вести себя прилично, иначе я лишусь работы.
— А ты хочешь сохранить ее? — спросил он.
Она медленно повернулась и посмотрела ему в глаза.
— Это не мой выбор.
— Жизнь будет нелегкой… со мной. — Томас медленно двинулся вперед. Ее сердце подпрыгнуло и запело от радости. — Мы скучаем по тебе, Энджи.
— Мы?
— Мэнни и Ра скучают по тебе. Стинк говорит, что ты единственная, кто слушает его байки. Чарли скучает по долгим прогулкам.
— А ты?
Он остановился прямо перед ней.
— Больше всех.
— Что ты говоришь, Томас Карлайл?
— Я хочу, чтобы ты вернулась домой, Энджи. — Он прикоснулся к ее лицу. — Я хочу воспользоваться шансом, который ты мне предложила.
— Ты сказал, я заслуживаю лучшей участи.
— Я много чего говорил, но не всегда был честен сам с собой. — Томас проглотил вставший в горле ком, переступил с ноги на ногу и нахмурился. — Я не очень силен в выражении чувств, особенно при зрителях, — он бросил косой взгляд в сторону группы людей, — но я хочу стать той лучшей участью, которую ты заслуживаешь.
Некоторое время она молчала, затем повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Ты и есть моя лучшая участь, подумала Энджи, мой лучший мужчина. Он провел пальцем по ее нижней губе.
— Я люблю тебя, Энджи.
Когда первое удивление прошло, она подумала, что эти простые слова вполне подходят для мужчины, не привыкшего красиво изъясняться. Она так прямо и заявила, прежде чем он поцеловал ее, и после поцелуя повторила еще раз.
— Ты сожалеешь о ребенке? — спросил Томас.
— У нас есть время снова попытать счастье. Мы сможем сохранить Камеруну.
Он не упустил это слово «мы». И ему понравилось, как оно звучит.
— Говорят, Бог любит троицу.
— Будет ребенок или нет, я уже счастлив.
Двадцать пять минут спустя, после короткого совещания с дамами в розовых костюмах, она закончила рабочий день, и они с Томасом рука в руке направились к дверям лучшего номера «Гранд-отеля». И как только за ними закрылась дверь, Энджи упала в его объятия. Возвращение к жизни состоялось!